Теория_метафоры_сборник_статей_copy (3). Н. Д. Арутюновой

• Название: Н. Д. Арутюновой
• Анкор: Теория_метафоры_сборник_статей_copy (3).pdf
• Дата: 14.05.2017
• Размер: 3.06 Mb.
• Имя файла: Теория_метафоры_сборник_статей_copy (3).pdf
• Тип: Статья; #7586
• страница: 10 из 39

языке-объекте, мы должны располагать некоторым метаязыком [5, р. 4]. Для этих двух различных уровней языка мы можем использовать один и тот же языковой инвентарь так, мы можем говорить на английском языке (в качестве метаязыка) об английском языке (в качестве языка-объекта) и интерпретировать английские слова и предложения с помощью английских синонимов, описательных оборотов и парафраз. Очевидно, что подобные операции, которые в логике называются метаязыковыми, отнюдь не являются изобретением логиков нив коей мере не замыкаясь в сфере науки, они составляют неотъемлемую часть нашей обычной языковой деятельности. Участники диалога нередко проверяют, используют ли они один и тот же код. Понятно ли вам Понимаете ли вы, что я имею ввиду спрашивает один, а слушающий сам может прервать речь собеседника вопросом Что вы хотите этим сказать В таком случае, заменяя сомнительный знак другим знаком из того же языкового кода или целой группой знаков кода, отправитель сообщения стремится сделать его более доступным для декодировщика. Интерпретация одного языкового знака посредством других, в ряде отношений однородных знаков того же языка представляет собой метаязыковую операцию, играющую также существенную роль в усвоении языка детьми. Недавно проведенные наблюдения выявили значимость той роли, которую играет язык в речевом поведении дошкольников. Обращение к метаязыку необходимо как для усвоения языка, таки для его нормального функционирования. Афатический дефект способности номинации представляет собой утрату метаязыка в собственном смысле. В сущности, цитированные выше примеры предикации тождества, осуществления которой тщетно пытались добиться от пациентов, есть металингвистические пропозиции, относящиеся к языку-объекту. Их эксплицитное выражение можно представить таким
119

образом В используемом нами коде имя указываемого объекта карандаш или В используемом нами коде слово холостяки словосочетание неженатый мужчина эквивалентны. Такой афатик не может перейти от слова ник его синонимами синонимичным оборотам, ник его гетеронимам, то есть эквивалентным выражениям в других языках. Утрата способности к изучению языков и ограниченное владение одной диалектной разновидностью языка представляет собой симптоматическую манифестацию этого расстройства. Согласно одному старому, но постоянно возрождаемому предрассудку, единственной конкретной языковой реальностью считается языковая деятельность отдельного индивида в конкретное время, называемая идиолектом. Против такой точки зрения выдвигались следующие возражения Каждый, кто начинает разговаривать с новым для него собеседником, старается осознанно или невольно — нащупать общий словарь стремясь либо расположить адресата, либо попросту быть им понятым, либо заставить его высказаться, говорящий пользуется словами, понятными его адресату. В языке отсутствует такое явление, как частная собственность в нем все обобществлено. Обмен словесными сообщениями, как и любая другая форма общения, требует по меньшей мере двух коммуникантов, а тем самым идиолект оказывается явно превратным вымыслом [130, р. 15]. Это утверждение нуждается, однако, в оговорке для афатика, утратившего способность кодового переключения, единственной языковой реальностью является его собственный «идиолект». Коль скоро он воспринимает речь собеседника как некое сообщение, адресованное ему и ориентированное на его собственную языковую систему, он ощущает растерянность, которая отчетливо передана в словах пациента, поведение которого описано в работе [14]: Я слышу вас очень хорошо, ноя не могу понять, что выговорите. Я слышу ваш голос, ноне слова. Они как-то не выговариваются. Он воспринимает высказывание собеседника либо как непонятную тарабарщину, либо как речь на незнакомом языке. Как отмечалось выше, составляющие контекста объединяются в силу внешнего отношения смежности, а в основе субституционального множества альтернатив лежит внутреннее отношение подобия. Поэтому для афатика с нарушенной субституцией и незатронутой контекстной композицией операции, предполагающие подобие, подчиняются операциям, основанным на смежности. Можно предположить, что в таких условиях любая группировка слов по смыслу будет регулироваться скорее пространственной или временной смежностью соответствующих объектов, чем их сходством. Ив самом деле, эксперименты Голдстайна подтверждают подобное ожидание пациентка данного типа в ответ на просьбу перечислить несколько названий животных расположила их в той последовательности, в какой она их видела в зоопарке подобным же образом, несмотря на предписания располагать предметы в соответствии сих цветом, размером и формой, она группировала их на основе их пространственной смежности как предметы домашнего обихода, канцелярские принадлежности и т. пи обосновывала подобные группировки ссылкой на расположение предметов в витрине, где совершенно не имеет значения то, каковы сами вещи, то есть они не обязаны быть похожими [10, р. 61 и сл., 263 и сл.]. Та же пациентка охотно называла цвета отчетливо окрашенных предметов, но отказывалась распространять эти названия на переходные случаи там же, си сл. ], так как для нее слова не обладали способностью выражать дополнительные, смещенные значения, ассоциируемые по признаку подобия сих основными значениями. Следует согласиться с наблюдением Голдстайна, что пациенты этого типа воспринимали слова в их буквальном значении, но были неспособны понять метафорический характер тех же самых слов там же, с. 270]. Однако предположение о том, что для таких пациентов образная речь полностью недоступна, было бы необоснованным обобщением. Из двух полярных фигур речи — метафоры и метонимии последняя, основанная на смежности объектов, широко используется афатиками с расстройством селективных способностей. В их речи вилка заменяет нож, стол — лампу, курить — трубку, есть, пища — тостер или подрумяниваемый хлеб. Типичный случай отмечен Хедом: Когда пациенту не удавалось вспомнить название черного цвета, он описывал его как What you do for the dead 'To, что выделаете для покойника это он сокращал до одного слова dead 'покойник [13, р. 198]. Подобные случаи метонимии можно характеризовать как проекции соси обиходного контекста на ось субституции и селекции один знак (например, вилка, который обычно встречается вместе с другим знаком (например, с ножом, может быть употреблен вместо этого последнего. Словосочетания типа ножи вилка, настольная лампа, курить трубку стимулировали метонимические замены — вилка, стол, курить отношение между употреблением некоторого предмета подрумяненного ломтика хлеба) и его изготовлением лежит в основе метонимической замены — есть вместо тостер. Когда носят черную одежду — Когда оплакивают покойника и вот вместо наименования цвета называется причина его типового использования. Отход от тождества к смежности особенно впечатляет в реакциях одного пациента Голдстайна, который склонен был давать метонимические ответы на просьбу повторить то или иное слово и отвечал, например, в ответ на слово окно — стекло, а в ответ на слово Бог — небеса [10, р. 280]. Если способность к селекции серьезно нарушена, а способность комбинирования сохранена по крайней мере частично, то
121

общее языковое поведение пациента определяется именно смежностью, почему мы и можем назвать этот тип афазии нарушением отношения подобия.
IV. НАРУШЕНИЕ ОТНОШЕНИЯ СМЕЖНОСТИ Начиная с 1864 г. в новаторских работах Хьюлингса Джексона, внесшего существенный вклад в исследование языка и речевых расстройств, неоднократно повторялись следующие важные мысли Недостаточно утверждать, что речь состоит из слов. Она состоит из слов, соотносящихся друг с другом некоторым особым образом без подобного соотношения составных частей высказывания оно представляло бы собой всего лишь последовательность знаков, не воплощающую в себе никакого суждения [15, р.
66]. Потеря речи есть потеря способности формировать суждения. Лишение дара речи вовсе не означает полной бессловесности [16, р. 114]. Расстройство способности формирования суждений, или, в общем плане, комбинирования простых языковых сущностей в сложные единицы, практически сводится к особому типу афазии, противоположному тому, который был рассмотрен в предыдущей главе. Этот тип не предполагает бессловесности потому, что сохраняемой в большинстве подобных случаев сущностью является именно слово, которое можно определить как наивысшую из языковых единиц, кодируемых в обязательном порядке иными словами, мы составляем фразы и высказывания на основе словарного запаса, предоставляемого нам кодом. При афазии, связанной с нарушением контекстной композиции, которую можно было бы назвать нарушением отношения смежности, ограничиваются длина фраз и разнообразие их типов. Утрачивается владение синтаксическими правилами, регулирующими объединение слов в более крупные единицы вследствие этой утраты, называемой аграмматизмом, фраза перерождается в простое словесное нагромождение, если воспользоваться образом Джексона [15, р. 48 — 58]. Порядок слов становится хаотичным разрушаются синтаксические связи, как сочинительные, таки подчинительные, будь то согласование или управление. Как и можно ожидать в подобных случаях, слова, наделенные чисто грамматическими функциями, типа союзов, предлогов, местоимений и артиклей, исчезают в первую очередь, что порождает так называемый телеграфный стиль, тогда как в случае нарушения отношения подобия они обладают наибольшей выживаемостью. Чем меньше слово грамматически зависит от контекста, тем сильнее его сопротивляемость исчезновению в речи афатиков с нарушением отношения смежности и тем скорее оно утрачивается пациентами, страдающими нарушением отношения подобия. Так, ядерное субъектное слово первым опускается во фразе в случаях нарушения подобия, а при противоположном типе афазии оно, наоборот, в наименьшей степени подлежит разрушению. При афазии, поражающей контекстную композицию, у пациентов наблюдается склонность к инфантильным однофразовым высказываниями к однословным фразам удается устоять лишь небольшому количеству более длинных, стереотипных, готовых клишированных фраз. В далеко зашедших случаях этой болезни каждое высказывание сокращается до одной однословной фразы. Тем не менее при распаде контекстной композиции операция селекции сохраняется. Сказать, чем является таили иная вещь, — значит сказать, на что она похожа,
— замечает Джексон [16, р. 125]. Пациент, ограниченный в своих языковых возможностях рамками субституционального множества (при недостаточности контекстной композиции, обращается к признакам подобия между предметами производимые им приблизительные отождествления носят метафорический характер
— в отличие от метонимических отождествлений, характерных для противоположного типа афазии. Употребления типа spyglass 'подзорная труба' вместо micro- scope 'микроскоп' или fire 'огонь' вместо gaslight 'газовая лампа' представляют собой типичные примеры подобных квазиметафорических выражений, как именует их Джексон, ибо в отличие от метафор риторики или поэзии они не предполагают намеренного переноса значения слова. В нормально действующей языковой системе слово является водно и тоже время и составной частью налагаемого контекста, то есть предложения, и самим контекстом, налагаемым на меньшие составляющие, морфемы (минимальные единицы, наделенные значением) и фонемы. Мы уже рассмотрели эффект нарушения смежности, выказывающийся при комбинации слов в более крупные единицы. Отношение между словом и его составляющими отражает тоже самое нарушение, однако несколько по-иному. Типичным признаком аграмматизма является распад словоизменения вместо ряда личных глагольных форм употребляется такая немаркированная категория, как инфинитива в языках со склонением — номинатив вместо всех косвенных падежей. Эти дефекты объясняются отчасти распадом управления и согласования, отчасти утратой способности разлагать слово на основу и флексию. Наконец, в парадигме слова (в частности, в множествах падежных форм типа he — his — him 'он — его — ему' или временных форм типа he votes — he voted 'он голосует — он голосовал) представлено одно и тоже семантическое содержание, модифицированное в разных членах парадигмы по ассоциации смежности тем самым здесь для афатиков
123

с нарушением отношения смежности проявляется еще один стимул игнорировать различия между членами подобных множеств. Аналогичным образом, слова, образованные от одного корня, типа grant — grantor — grantee 'даровать' — даритель' — 'тот, кому нечто дарится, как правило, семантически соотносятся по смежности. Пациенты, страдающие указанной формой афазии, либо склонны игнорировать производные слова, либо неспособны расчленять производное слово на корень и словообразовательный суффикс или сложное слово на составляющие его основы. Нередко в литературе упоминались такие пациенты, которые понимали и произносили сложные слова типа Thanksgiving 'День благодарения праздник в США, или Battersea англ. топоним, но были неспособны понять или произнести слова thanks и giving или batter и sea. Коль скоро общая идея словопроизводства еще остается, словообразовательные средства тем самым используются в коде для построения новообразований, но все же при этом можно наблюдать тенденцию к излишнему упрощению и автоматизму если производное слово представляет семантическое единство, которое не может быть полностью выведено из значения компонентов, то общий образ слова, или гештальт, интерпретируется неправильно. Так, русское слово мокрица русскоязычный афатик интерпретировал как 'что-то мокрое, например, 'мокрая погода, исходя из корня мокр- и суффикса -щ(а), обозначающего носителя некоторого свойства, как в словах нелепица, светлица, темница Перед второй мировой войной, когда фонология еще была ареной наиболее яростных споров в науке о языке, некоторые лингвисты выражали сомнения в том, что фонемы действительно играют автономную роль в нашем языковом поведении. Было выдвинуто предположение, что значимые (сигнификативные) единицы языкового кода, такие, как морфемы или (скорее) слова, представляют собой минимальные сущности, с которыми мы оперируем реально в речевом событии, тогда как чисто дистинктивные единицы типа фонем — это всего лишь искусственные конструкты, предназначенные для облегчения научного описания и анализа языка. Эта точка зрения, заклейменная в свое время Э. Сепиром как ан- тиреалистическая» [32, р. 46 и сл. ], оказывается, однако, совершенно справедливой по отношению к определенному патологическому типу водной разновидности афазии, которая иногда именовалась в литературе «атактической», слово остается единственной сохраняющейся языковой единицей. Пациент, страдающий такой формой афазии, обладает лишь интегральным нечленимым образом каждого знакомого ему слова что касается прочих звуковых цепочек, то они либо остаются чужды и непостижимы для него, либо преобразуются им в знакомые слова, невзирая на очевидные фонетические отклонения. Один из пациентов Голдстайна воспринимал некоторые слова, но ... гласные и согласные, из которых они состояли небыли им воспринимаемы» [10, р. 218]. Один франкоязычный афатик распознавал, понимал, повторяли самопроизвольно произносил слово cafe 'кофе' или pavé мостовая, но был неспособен усвоить, различить или повторить такие бессмысленные звуковые цепочки, как féca, faké, kéfa, раfé. Ни одна из подобных трудностей не встает перед нормальным франкоязычным слушающим, если предъявляемые звуковые цепочки или их компоненты удовлетворяют требованиям фонологической системы французского языка. Такой франкоязычный информант может даже воспринять эти цепочки как такие слова, которые ему неизвестны, но потенциально принадлежат к французскому словарю и предположительно разнятся по смыслу, поскольку они отличаются друг от друга либо порядком составляющих фонем, либо самими фонемами. Если афатик становится неспособным расчленять слова на их фонемные составляющие, то у него ослабляется контроль над их порождением, что создает предпосылки для возникновения ощутимых изъянов во владении фонемами и их сочетаниями. Постепенный распад фонологической системы у афатика зеркальным образом отражает порядок усвоения фонологической системы детьми. Этот распад включает рост и обесценение омонимов и сокращение словаря. Если эта двойная — фонологическая и словарная — несостоятельность, прогрессирует и дальше, то последними остаются в речи пациента однофонемные, однословные, однофразовые высказывания пациент деградирует до уровня начальных фаз языкового развития детей или даже их доязыкового состояния он приходит к полной афазии (aphasia universalis), то есть к полной утрате способности к речевой деятельности. Разделение двух функций, дистинктивной (различительной) и сигни- фикативной, является специфической характеристикой языка по сравнению с другими семиотическими системами. Между этими двумя уровнями языка возникает конфликт в том случае, если у афатика, страдающего изъянами в контекстной композиции, обнаруживается склонность к отмене иерархии языковых единиц и сведению их шкалы к одному уровню. Последний остаточный уровень — это либо класс сигнификативных значимостей, уровень слова, как в рассмотренных выше случаях, либо класс дистинктивных значимостей — уровень фонемы. В последнем случае пациент все еще способен идентифицировать, различать и воспроизводить фонемы, но утрачивает способность осуществлять те же операции со словами. В промежуточном случае слова идентифицируются, различаются и воспроизводятся в соответствии с тонкой формулировкой Голдстайна, они могут быть восприняты как знакомые, ноне могут быть поняты [10, р. 90]. В этом случае слово теряет свою обычную сигнификативную функцию и приобретает функцию чисто «дистинктивную», которая обычно свойственна фонеме.
125

V. МЕТАФОРИЧЕСКИЙ И МЕТОНИМИЧЕСКИЙ ПОЛЮСЫ Формы афазии многочисленны и разнообразны, но все они колеблются между двумя полярными типами, описанными в предыдущей главе. Любая форма афати- ческого расстройства заключается в некотором более или менее серьезном нарушении либо способности к селекции и субституции, либо способности к комбинированию и контекстной композиции. Первая форма болезни связана с нарушением металингвистических операций, а при второй нарушается владение иерархией языковых единиц. В первом случае подавляется отношение подобия, во втором
— отношение смежности. Метафора несвойственна расстройствам подобия, а метонимия расстройствам смежности. Речевое событие может развиваться по двум смысловым линиям одна тема может переходить в другую либо по подобию (сходству, либо по смежности. Для первого случая наиболее подходящим способом обозначения будет термин ось метафоры, а для второго — ось метонимии, поскольку они находят свое наиболее концентрированное выражение в метафоре и метонимии соответственно. При афазии какой-либо из этих процессов ограничен или полностью блокирован
— обстоятельство, делающее исследование афазии особенно интересным для лингвиста. В нормальном языковом поведении оба процесса действуют непрерывно, однако при тщательном наблюдении обнаруживается, что под влиянием культуры, личностных характеристики языкового стиля говорящий отдает предпочтение какому-либо одному из указанных процессов. В хорошо известном психологическом опыте детям предъявляется какое- нибудь существительное, и их просят сказать первое, что им придет в голову. В этом эксперименте неизменно проявляются два противоположных языковых предпочтения ответ строится либо как замена стимула, либо как дополнение к стимулу. В последнем случае стимул и ответ вместе образуют правильную синтаксическую конструкцию, обычно предложение. Указанные два типа ответной реакции были названы соответственно субститутивной и предикативной реакциями. На стимул hut 'хижина' один ответ был burnt out 'сгорела, другой ответ — is a poor little house 'бедный маленький домик. Обе реакции предикативны, однако первая формирует чисто повествовательный контекста во второй реакции имеется связь с двумя членами и с подлежащим hut: иными словами, мы имеем здесь, с одной стороны, позиционную (а именно синтаксическую) смежность, ас другой
— семантическое сходство. Тот же стимул дал следующие субститутивные реакции тавтологию hut; синонимы и hovel; антоним palace 'дворец' и метаформы den 'логово' и burrow нора. Способность двух
126

слов к взаимозаменяемости представляет собой пример позиционного сходства кроме того, все эти ответы связаны со стимулом по семантическому сходству (или контрасту. Метонимические ответы на тот же стимул, типа thatch 'солома, litter мусор, беспорядок' или poverty 'бедность, объединяют и противопоставляют позиционное подобие (сходство) и семантическую смежность. В способах обращения с этими двумя видами связи (сходством и смежностью) в обоих их аспектах (позиционном и семантическом, в их выборе, комбинировании и ранжировании каждый индивид проявляет свой личный языковой стиль, свои языковые склонности и предпочтения. Особенно явно выражено взаимодействие этих двух элементов в искусстве слова. Богатый материал для изучения этого взаимодействия можно найти в моделях стихосложения, требующих обязательного параллелизма в смежных стихах, например в библейской поэзии или прибалтийско-финской, а в некоторой степени ив русской устной поэтической традиции. Но основе этого материала может быть выработан объективный критерий для определения языковых предпочтений, свойственных той или иной языковой общности. Поскольку каждое из обсуждаемых отношений (сходство и смежность) может проявляться на любом языковом уровне — морфемном, лексическом, синтаксическом и фразеологическом — ив любом из двух аспектов, тем самым создается впечатляющий диапазон разнообразных конфигураций. При этом может доминировать любой из двух гравитационных полюсов. В русской народной лирической песне, например, преобладают метафорические конструкции, а для героического эпоса более характерна линия метонимии. В поэзии обнаруживаются разнообразные мотивы, обусловливающие выбор между указанными альтернативами. Неоднократно отмечалось главенство метафоры в литературных школах романтизма и символизма, но еще недостаточно осознан тот факт, что именно господство метонимии лежит в основе так называемого реалистического направления и предопределяет развитие этого направления, которое относится к промежуточной стадии между упадком романтизма и началом символизма и противопоставлено и тому и другому. Следуя по пути, предопределяемому отношением смежности, автор — сторонник реалистического направления метонимически отклоняется от фабулы к обстановке, а от персонажей к пространственно-временному фону. Он увлекается синекдохическими деталями. В сцене самоубийства Анны Карениной художественное внимание Толстого сосредоточено на красном мешочке героини, а в Войне и мире Толстой использует синекдохи усики на верхней губе и голые плечи для обрисовки женских персонажей, обладающих этими признаками. Преобладание того или иного из этих двух процессов отнюдь
127

не ограничивается словесным искусством. Тоже самое колебание наблюдается в знаковых системах, отличных от естественного языка. Характерным примером может служить в истории живописи явно метонимическая ориентация кубизма, в котором предмет трансформируется в набор синекдохических признаков худож- ники-сюрреалисты ответили на это откровенно метафорической художественной позицией. Начиная с фильмов Д. У. Гриффита, киноискусство, сего развитыми возможностями перемены угла зрения, перспективы и фокуса кадров, порвало с традицией театра и дало беспрецедентное разнообразие синекдохических крупных планов и вообще метонимических мизансцен. В таких шедеврах, как картины Чарли Чаплина, эти приемы в свою очередь были вытеснены новым, метафорическим монтажом сего переходами наплывов, своего рода кинематографическими уподоблениями [1 ]. Двухполюсная структура языка (или других семиотических система в афазии закрепление одного из этих полюсов и исключение другого требуют систематического сравнительного исследования. Сохранение каждой из этих альтернатив в двух типах афазии должно быть сопоставлено с доминированием того же полюса в определенных языковых стилях, личных языковых привычках, языковой моде и т. п. Тщательный анализ и сравнение этих явлений с общим синдромом соответствующего типа афазии — насущная задача совместного исследования силами специалистов по разным дисциплинам психопатологии, психологии, лингвистике, поэтике и семиотике — общей науке о знаках. Рассмотренная здесь дихотомия имеет, как представляется, первостепенную значимость для языкового поведения во всех его аспектах и для поведения человека вообще
5
Для иллюстрации возможностей планируемого сравнительного исследования мы возьмем пример из русской народной сказки, в котором использован в качестве комического приема параллелизм Фома холост, Ерема неженат. Здесь предикаты в двух параллельных предложениях связаны отношением сходства они фактически синонимичны. Подлежащие обоих предложений — мужские собственные имена следовательно, они морфологически сходны с другой стороны, они обозначают двух смежных героев одной и той же сказки, выполняющих в сказке одинаковые действия и тем самым как бы оправдывающих использование синонимичных пар предикатов. Видоизмененный вариант той же конструкции мы находим в известной свадебной песне, в которой к каждому из гостей на свадьбе поочередно обращаются по имении отчеству Глеб холост, Иванович неженат. Оба предиката здесь по-прежнему синонимичны, однако отношение между двумя подлежащими другое и то и другое подлежащее — собственные имена, обозначающие одно и тоже лицо, и обычно они употребляются вместе в качестве вежливого обращения. В цитате из народной сказки два параллельных предложения
128

сообщают о двух независимых фактах — о семейном положении Фомы и о подобном семейном положении Еремы. В стихотворной строке из свадебной песни, однако, два предложения синонимичны они оба избыточным образом сообщают о безбрачии одного итого же героя, расчленяя его наименование на два словесных компонента. Русский писатель Глеб Иванович Успенский (1840 — 1902) в последние годы жизни страдал душевной болезнью, сопровождавшейся расстройством речи. Свои собственные имя и отчество Глеб Иванович он расчленял на два независимых имени, обозначавших для него два отдельных существа Глеб был наделен всеми добродетелями, а Иванович стал воплощением всех пороков Успенского. Лингвистический аспект этого раздвоения личности состоит в неспособности больного использовать два символа для обозначения одного итого же объекта тем самым здесь мы имеем расстройство подобия. Поскольку оно связано со склонностью к метонимии, литературный стиль Успенского вначале его творчества представляет особый интерес. Исследование Анатолия Камегулова, подвергшего анализу литературный стиль Успенского, подтверждает наши теоретические ожидания. Оно показывает, что у Успенского была отчетливая склонность к метонимии и особенно к синекдохе, и эта склонность настолько ярко проявляется, что, подавленный множеством сваленных в словесном пространстве деталей, читатель физически не в состоянии воспроизвести в своем сознании целое. Портрет для него пропадает Конечно, метонимический стиль произведений Успенского очевидным образом поддерживался господствовавшим литературным каноном его времени, то есть реализмом конца XIX в однако личностные особенности Глеба Ивановича способствовали крайнему проявлению этого художественного направления в его литературном стиле ив конечном счете сказались в языковом аспекте его душевной болезни. Конкуренция между двумя механизмами поведения — метафорическими метонимическим проявляется в любом символическом процессе, как внутрилич- ностном, таки социальном. Так, в исследовании структуры снов решающий вопрос сводится к тому, на чем основаны символы сна и его временные последовательности на смежности (фрейдовское метонимическое замещение и синек- дохическое сжатие) или на сходстве (фрейдовские тождество и символизм см. [8]. Принципы, лежащие в основе магических обрядов, были сведены Фрэзе- ром к двум основным типам заговоры, основанные на законе подобия (сходства, и заговоры, основанные на ассоциации смежности. Первая из этих двухосновных разновидностей гипнотической магии была названа «гомоэопатической» или подражательной, а вторая — заразительной магией [7, гл. III]. Это разделение на две основные ветви ив самом деле весьма поучительно. Однако
129

вопрос о двух полюсах все еще игнорируется большинством ученых, несмотря на широкую сферу распространения и важность этого вопроса для изучения любого символического поведения, в особенности языкового, и его расстройств. Какова же главная причина такого пренебрежения Смысловое подобие связывает символы метаязыка с символами соответствующего языка-объекта. Сходство связывает метафорическое обозначение с заменяемым обозначением. Поэтому, строя метаязык для интерпретации тропов, исследователь располагает большим числом однородных средств для описания метафоры, тогда как метонимия, основанная на другом принципе, с трудом поддается интерпретации. Вследствие этого мы не можем указать для теории метонимии ничего сравнимого с богатой литературой по метафоре [34]. По той же причине повсеместно признается тот факт, что романтизм тесно связан с метафорой, тогда как столь же близкие связи реализма с метонимией обычно остаются незамеченными. Преимущественное внимание в гуманитарных науках к метафоре по сравнению с метонимией объясняется не только научным арсеналом исследователей, но и самим объектом наблюдения. Поскольку в поэзии внимание сосредоточено на знаке, а в прозе (в большей степени ориентированной на практику) — главным образом на референте, тропы и фигуры изучались в основном как поэтические приемы выразительности. Принцип сходства лежит в основе поэзии метрический параллелизм строк или звуковая эквивалентность рифмующихся слов подсказывают вопрос о семантическом подобии и контрасте существуют, например, грамматические и антиграмматические рифмы, ноне существует аграмматических рифм. Проза, наоборот, движима главным образом смежностью. Тем самым метафора для поэзии и метонимия для прозы — это пути наименьшего сопротивления для этих областей словесного искусства, и поэтому изучение поэтических тропов направлено в основном в сторону метафоры. Реальная двухполюсность искусственно замещается в таких исследованиях ущербной однополюсной схемой, которая удивительным образом совпадает с одним из двух типов афазии, а именно нарушением отношения смежности. ПРИМЕЧАНИЯ
1 См, например, дискуссию по вопросам афазии в журнале "Nederlandsche Vereeniging voor
Phonetische Wettenschappen", в частности статьи лингвиста Я. ван Гинвекена и двух психиатров, Ф.
Груэла и В. Шенка [12, р. 1035 и сл.]; см. также [11, р. 726 и сл.].
2
Афатическое ослабление фонологической системы было отмечено и проанализировано в совместной работе лингвистки М. Дюран и двух психопатологов — Т. Алажуанина и А. Омбредана
[6] ив работе Р. Якобсона (первоначальный вариант, доложенный на Международном съезде лингвистов в Брюсселе в 1939 г, см. [35, р. 367 — 379]; в дальнейшем он был развернут в обзор [22, р. 9], ср.
[10, р. 32 и сл.].
3
Совместное исследование некоторых нарушений грамматики было предпринято лингвистом и двумя врачами в клинике Боннского университета, см. [23].
4
В свое время я отважился на некоторые отрывочные замечания по поводу метонимических приемов в словесном искусстве [19; 21], в живописи [18] ив киноискусстве [20], однако основная проблема двухполюсных процессов еще ожидает детального исследования,
5
По поводу психологических и социологических аспектов этой дихотомии см. взгляды Бейт- сона на прогрессивную и селективную интеграцию и взгляды Парсонса на «конъюнктивно- дизъюнктивную дихотомию в развитии детей [3, р. 183 ил, р. 119 и сл.].
6
См Камегулов А. Стиль Глеба Успенского. Л, 1930, с. 65, 145. Один из подобных пропавших портретов цитируется в монографии Камегулова: «Из-под соломенного состарившегося картуза, с черным пятном на козырьке, выглядывали две косицы наподобие кабаньих клыков разжиревший и отвисший подбородок окончательно распластывал потные воротнички коленкоровой манишки и толстым слоем лежал на аляповатом воротнике парусиновой накидки, плотно застегнутой у шеи. Из-под этой накидки взорам наблюдателя выставлялись массивные руки с кольцом, въевшимся в жирный палец, палка с медным набалдашником, значительная выпуклость желудка и присутствие широчайших панталон, чуть не кисейного свойства, в широких концах которых прятались носки сапогов. ЛИТЕРАТУРА
[1] Ва1azs В. The theory of the film. London, 1952.
[2] В R. F., Parsons T. Family, socialisation and interaction process. Glencoe, 1955.
[3] Во G., Ruesch J. Communication, the social matrix of psychiatry. New York, 1951.
[4] В1ооmfie1d L. Language. New York, 1933 (русск. перевод Блумфилд Л. Язык. М, Прогресс, 1968).
[5] Carnap R. Meaning and necessity. Chicago, 1947 (русск. перевод Карнап Р. Значение и необходимость. М, 1959).
[6] Durand M., Alajouanine Th., Ombredane A. Le syndrome de désintégration phonétique dans l'aphasie. Paris, 1939.
[7] Frazer J. G. The golden bough: A study in magic and religion. Part I (3rd ed.). Vienna, 1950
(русск. перевод Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М, 1979).
[8] Freud S. Die Traumdeutung (9 th ed.). Vienna, 1950.
[9] Freud S. On aphasia. London, 1953.
[10] Goldstein K. Language and language disturbances. New York, 1948.
[11] Grewe1 F. Aphasie en linguistiek. — "Nederlandsch Tijdschrift voor Geneeskunde", XCIII,
1949.
[12] Grewe1 F., с V. W. Psychiatrische en Neurologische Bladen. — "Nederlandsche
Vereeniging voor Phonetische Wettenschappen", XLV, 1941.
[13] Head H. Aphasia and kindred disorders speech, I. New York, 1926.
[14] Hemphi1 R. E., Stengel Б. Pure word deafness. — "Journal of Neurology and Psychiatry", III,
1940.
[15] Jackson H. Notes on the physiology and pathology of language (1866). — "Brain", XXXVIII,
1915, p. 65 — 71.
[16] Jackson H. On affections of speech from desease of the brain (1879). — "Brain", XXXVIII,
1915, p. 107 — 129.
131

[17] Jackson H. Papers on affections of speech (reprinted and commented by H. Head). — "Brain",
XXXVIII, 1915.
[18] Якобсон Р. Футуризм. — Газ. Искусство от 2 августа 1919 (опубликовано также в кн
Якобсон Р. Работы по поэтике. М, Прогресс, 1987).
[19] Якобсон Р. Про реалiзм у мистецтвi — «Ваплiте», Харкiв, 1927, № 2 (русск. вариант под назв. О художественном реализме см. в кн Якобсон Р. Работы по поэтике. М, 1987).
[20] Jakobson R. Ūpadek filmu? — "Listy pro umêní a kritiku", I, Prague, 1933.
[21] Jakobson R. Randbemerkungen zur Prosa des Dichters Pasternak. — "Slavische Rundschau",
VII, 1935 (русск. перевод в кн Якобсон Р. Работы по поэтике. М, 1987).
[22] Jakobson R. Kindersprache, Aphasie und allgemeine Laut-gesetze. — "Uppsala Universitets
Arsskrift", 1942.
[23] Kandler G., Leischner A., Panse F. Klinische und sprachwissenschaftliche Untersuchungen zum
Agrammatismus. Stuttgart, 1952.
[24] о F. Zur Pathophysiologie der erschwerten Wortfindung bei Aphasischen. — "Schweiz.
Archiv für Neurologie und Psychiatrie", XXXV 1933.
[25] Лурия АР. Травматическая афазия. М, 1947.
[26] MacKay D.M. In search of basic symbols. — "Cybernetics", Transactions of Eighth Conference.
New York, 1952.
[27] Myklebust H. Auditory disorders in children. New York. 1954.
[28] Ombredane A. L'aphasie et l'élaboration de la pensée explicite. Paris, 1951.
[29] Peirce С. S. Collected Papers, II and IV. Cambridge, Mass., 1932, 1934.
[30] Results of the Conference of Anthropologists and Linguistics. — "Indiana University Publica- tions in Anthropology and Linguistics", VIII, 1953.
[31] Sapir E. Language. New York, 1921 (русск. перевод Сэпир Э. Язык. М, 1934).
[32] Sapir E. The psychological reality of phonemes. — "Selected writings", Berkeley and Los An- geles, 1949.
[33] Saussure F. de. Cours de linguistique générale (2nd ed.). Paris, 1922 (русск. перевод в кн Сос- сюр Ф. де. Труды по языкознанию. М, Прогресс, 1977).
[34] Stu11erheim С. F. P. Het begrip metaphor. Amsterdam, 1941.
[35] Trubetzkoy N. Principes de phonologie. Paris, 1949 (русск. перевод Трубецкой НС. Основы фонологии. МАННА ВЕЖБИЦКАЯ СРАВНЕНИЕ — ГРАДАЦИЯ — МЕТАФОРА СЕМАНТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА КОМПАРАТИВА Э. Сепир пишет Очень важно понять, что психологически все компаративы первичны по отношению к своим абсолютам («позитивам»). Точно также, как больше людей является исходным по отношению к несколько человек и к много людей, таки лучше является исходным по отношению к хороший и очень хороший, а ближе (на меньшем расстоянии от) более первично, чем на некотором расстоянии от и близко (на маленьком расстоянии от. Языковое употребление склонно отталкиваться отградуированных понятий, например, хороший (лучше, чем обычный, нейтральный, плохой (хуже, чем обычный, нейтральный, большой больше, чем среднего размера, маленький меньше, чем среднего размера, много (=