Теория_метафоры_сборник_статей_copy (3). Н. Д. Арутюновой
 Скачать 3.06 Mb.
|
|
2.2. Застывшие прагматические отклонения Как ив любом метафорическом процессе, прагматические метафоры могут застывать. Коэн [3, р. 682] предполагает, что для некоторых носителей британского и американского вариантов английского языка предложение (8) I promise that p is true Я обещаю, что р истинно' является вполне нормальным предложением, таким, в котором некто обещает нечто. Коль скоро (8) содержит тот же вид иллокутивной несогласованности, который присущ двум примерам Коэна (2) и (3), тот факт, что (8) не предполагает никакого особого истолкования (для соответствующих носителей языка, требует объяснения. Объяснение Коэна состоит в том, что (8) — это застывшая (или окаменевшая, для некоторых других носителей языка) метафора. А вопрос о стертых и о застывших метафорах требует для своего правильного понимания исследования определенных языковых процессов в связи с чем встает вопрос о лингвистической диахронии. Здесь мы не будем предпринимать такого исследования, однако можем предположить, что многие случаи употребления индексных выражений, которые мы сегодня не без удивления воспринимаем как стандартные, в действительности могли сложиться в результате исторических языковых процессов иными словами, в свое время подобные употребления были аномальными и требовали особого истолкования, но впоследствии они стали застывшими и теперь предстают перед нами совершенно шаблонными способами выражения. Рассмотрим, например, индексы, выделенные в следующих предложениях (9) Here is what should be done Вот то (букв. Здесь есть то, что следует делать. (10) There's a fly on the wall На стене муха' (букв. Там есть муха на стене. (11) This is what I'd like you to do Вот (букв. Это есть то) что мне хотелось бы от вас. (12) That's not a good argument Это неубедительный довод. Если исходить из предположения, что смыслы (функции) выделенных слов в (9 — 12) в действительности представляют собой застывшие метафоры (это предположение мы здесь делаем в целях удобства аргументации, то во всех этих смыслах мы можем обнаружить одну интересную общую черту. В каждом примере индексная функция смещена от указания объекта, находящегося вне речи, к указанию объекта, находящегося в пределах речи. Так, в (9) наречие here здесь' указывает, что описание того, что надлежит делать, будет содержаться в следующем предложении или предложениях. В (10) there указывает, что локализация упоминаемого объекта (а именно мухи) будет дана в конечной частя данного предложения. В (11) this указывает на нечто в последующей речи, а именно на то, что говорящий хотел бы видеть сделанным. В (12) that указывает на нечто в предшествующей речи, а именно на то, что характеризуется как слабый довод. Приведенные выше объяснения носят совершенно неформальный характер, и, конечно, функции индексов в этих употреблениях (которые, как мы предполагаем, подвержены изменениям) гораздо более разнообразны и сложны, чем то, что иллюстрируется в примерах (9 — 12). Общей чертой для всех этих случаев является, однако, смещение дейктической функции от указания объекта, находящегося вне речи, во внеязыковом окружении, к указанию объекта, находящегося в пределах речи. Употребления дейктических слов в (9 — 12) все являются анафорическими или катафорическими, и наше предположение состоит в том, что все такие «форические» употребления исторически восходят к аномальному употреблению индексов. Разумеется, тот же аргумент может быть применен для объяснения анафорического употребления личных местоимений. Исходя из нашего допущения того, что исходные значения выделенных слов в (9 — 12) — это значения чистых индексов (то есть указателей того, что находится вне речи, мы можем утверждать, что их функция в этих и аналогичных предложениях представляет расширение или модификацию исходного значения. Восстанавливая эту модификацию, мы определяем стадию, на которой (9 — 12) были аномальны в том отношении, что значение наречия here и других выделенных слов было рассогласовано с речевой ситуацией их употребления или компрометировалось ею. В случаях подобных отклонений говорящие были вынуждены прибегать к специальным истолкованиям ad hoc; продолжавшиеся употребления такого рода приводили к превращению подобных истолкований в стандартные значения индексов в этих и аналогичных контекстах. 2.3. Теория импликатур речевого общения П. Грайса. В качестве последнего примера теории, входящей в компетенцию прагматики, мы рассмотрим теорию импликатур речевого общения (conversational implicature) П. Грайса [4]. Подобно рассмотренным ранее теориям, теория Грайса содержит 353 набор норм, нарушение которых может приводить к отклонениям. В теории Грай- са подлежащие соблюдению нормы вытекают из Принципа Кооперации (Сотрудничества, который, как полагает Грайс, действует в обычном разговоре. Эти нормы имеют вид четырех постулатов языкового поведения, соблюдение которых требуется для выполнения основного принципа. Если не входить в детали (ср. подпостулаты Грайса) и одновременно не допускать чрезмерных упрощений, постулаты Грайса можно представить следующим образом (h) Постулат Количества Старайся сделать свой коммуникативный вклад возможно более информативным. (i) Постулат Качества Старайся сделать свой коммуникативный вклад истинным. (j) Постулат Отношения Старайся сделать свой коммуникативный вклад релевантным. к) Постулат Способа Старайся сделать свой коммуникативный вклад ясным. В нормальной ситуации разговора эти постулаты соблюдаются. Допустимо, однако, использование их нормативного характера в разнообразных целях. Так, в нормальных условиях подразумеваемое у участников разговора взаимное знание этих постулатов действует как своего рода коэффициент избыточности, обеспечивающий возможность неполной точности в наших высказываниях и передачи некоторой дополнительной информации, что основано на доверии к соответствующей импликатуре речевого общения. Если лицо А задает лицу В вопрос типа Are you going to the party tonight? 'Собираетесь ли вы сегодня на вечеринку, а В отвечает 'Яне вполне хорошо себя чувствую, то реплика В предполагает отрицательный ответ на вопрос A, хотя и не выражает его явным образом. Действующая в данном случае импликатура определяется Принципом Кооперации и общим пониманием улиц Аи В того, что В осведомлено Постулате Количества (а также о Постулате Отношения, что В знает, что А знает, что В осведомлен об этом постулате, и что А понимает, что, нарушая этот постулат, В рассчитывает на то, что А извлечет нужную импликатуру из его высказывания. Существует, однако, и другой возможный способ использования нормативности приведенных постулатов — такой способ, при котором задача вывода или восстановления нужной импликатуры носит менее шаблонный характер. В отличие от последнего примера, в котором вывод в большей или меньшей степени зависим от той избыточной роли, которую играет в речевом общении импликатура, вывод в некоторых других типах речевых актов проистекает из более сложного использования нормативности постулатов. Приступая к обсуждению этих типов, Грайс ссылается на 354 примеры, требующие для их понимания особой процедуры, посредством которой происходит отмена некоторого постулата с целью введения некоторой имплика- туры речевого общения с помощью некоторого приема типа фигуры речи [4, р. 52]. Грайс далее обращается к конкретным примерам, в которых каждый постулат нарушается отдельно от других. Наше основное внимание сосредоточено на случаях нарушения Постулата Качества, когда то, что А говорит В, очевидным образом не является истинным, нооба участника речевого общения знают, что соответствующее утверждение А ложно, и на основе допущения, что Принцип Кооперации нарушается, В вырабатывает импликатуру (подразумеваемую участником А, которая не является очевидным образом ложной. Один из таких типов использования нормативности постулатов приводит к метафоре. Грайс приводит следующий пример (13) You are the cream in my coffee букв. Ты — сливки в моем кофе. В соответствующей речевой ситуации предложение (13) интерпретируется в смысле 'Ты моя гордость и радость' [4, р. 52]. Легко видеть, что (13) представляет собой случай, сходный с примерами (6) и (7), рассмотренными в 2.1.2. Фактически норма (i), нарушаемая в случаев соответствии с объяснением Грайса, сходна с нормой (g), которая, по нашему предположению, нарушалась в случаях (6) и (7). Указанное сходство носит, однако, довольно случайный характер. Теория Грайса не сводится к индексам. Для обоснования положения, иллюстрируемого с помощью (13), Грайсу вполне хорошо послужило бы предложение типа (14): (14) The woman who lives next door is the cream in my coffee Женщина, которая живет в соседней комнате, — моя гордость и радость. В (14) противоречие проистекает из соотнесения предикации со смыслом именной группы, стоящей в позиции подлежащего, а виз соотнесения предикации с референтом подлежащего. Аномальность предложения (14) не является результатом ни иллокутивных, ни индексных факторов. В тоже время в контексте теории Грайса оно считается прагматически аномальным, так как мотивировка для его истолкования и общая схема, в которой осуществляется это истолкование, основаны на допущениях, регулирующих употребление языка. 3. ВЫВОДЫ Как было показано выше, три исследованных основания прагматического отклонения высказываний проистекают из нарушений норм, регулирующих способ употребления языка. Нормы, вовлеченные в правильное исполнение речевых актов, правильное 355 функционирование индексов и правильное ведение речевого общения, как было показано выше, проявляются в отклонениях такого рода. Наша цель при рассмотрении прагматических отклонений состояла в отделении этого класса отклонений от класса отклонений чисто семантических. Разумеется, поскольку назначение живого языка реализуется только в его употреблении, может показаться, что разделять семантические и прагматические отклонения или вообще говорить о любом другом типе отклонений, отличном от прагматического, — дело совершенно произвольное и пустое. Нам следует, однако, помнить, что одно дело — говорить, что язык неизбежным образом употребляется, а другое дело — предпринимать исследование его употребления. Выделение различных аспектов языка оправдывается именно сточки зрения его исследования. Таким образом, рассмотренные выше три способа анализа представляют собой способы исследования употребления (употреблений) языка, а непросто случаи употребления языка в тривиальном смысле данного словосочетания. По аналогичным причинам, если мы беремся анализировать семантические отклонения и роль семантической аномальности в порождении метафор, то из этого не следует, что мы наделяем предложение таким смыслом, который существует отдельно от способа употребления этих предложений мы считаем, что семантический аспект предложений и, тем самым, языка можно исследовать на независимых основаниях. Как упоминалось в 2.1.1, Коэн указывает, что типы отклонений, которые есть функции исключительно значений слов в высказывании, то есть принадлежат к тому типу, который мы могли бы рассматривать как семантический, охватываются его нормами (а — е. Обсуждая в 2.3 теорию импликатур речевого общения Грайса, мы указывали, что его теория объясняла случаи типа (14), где отклонение может показаться простой функцией значений, то есть семантическим по своей природе. Эти и другие факты могут навести на мысль, что семантическая теория языковых отклонений и та роль, которую она играет в экспликации метафор, в принципе сводимы к прагматической теории отклонений. Такое сведение, быть может, вполне осуществимо. Но даже если и стоит пойти поэтому пути, то все равно содержание и детали семантической теории неизбежно будут нуждаться в уточнении. ПРИМЕЧАНИЯ 1 См. [2, р. 69, 126 и сл.]. Проводя указанное разграничение, мы, конечно, предполагаем, что такие теоретические требования, как полнота, последовательность (непротиворечивость) и простота, выполняются равным образом во всех теориях. Мы можем предполагать это для наших целей, хотя реально часто наблюдается обратное соотношение между концептуальным богатством некоего представления относительно природы языка и возможностью развития на его основе эффективной теории. 356 2 Возможно, следует упомянуть в данной связи, что в качестве одного из факторов, действующих как искусственные ограничения на суждения о том, какие аспекты коммуникативной функции следует приписывать языку, выступает теоретическое требование, в соответствии с которым любой такой аспект должен был бы анализироваться с целью включения его элементов в лингвистическое описание. 3 Столнейкер (см. [5, р. 387 и сл.]), который говорит об этих нормах как о пресуппозициях, после отграничения их от семантических пресуппозиций описывает их как средства формирования той позиции (отношения, которую занимает участник речевого акта относительно высказываемых пропозиций; она состоит в том, что в качестве истинных полагаются определенные пропозиции, вспомогательные относительно хода языкового обмена и/или ассоциируемые с ним Прагматические пресуппозиции — это такие пресуппозиции, которые подразумеваются неявно еще до того, как осуществляется языковое общение. 4. Данная выше характеристика индексов, конечно, не претендует на статус определения — как в отношении их описания, таки в отношении их охвата. Индексные выражения именовались самым разнообразным образом разными исследователями — индексы (Пирс, эгоцентрические частицы) (Рассел), знаково-возвратные (обращенные на знак) слова (token- reflexive words) (Рейхенбах) и, наконец, дейктические слова (грамматисты. Последний термин особенно часто применяется к указательным местоимениями временным локативным наречиям, в меньшей степени — к личным местоимениям. 5 Тот факт, что в примере Коэна имеется слово yesterday, несуществен его утверждение было бы справедливо и относительно такого высказывания, как I promise that I was born in Chicago 'Я обещаю, что я родился в Чикаго. ЛИТЕРАТУРА [1] Austin J. L. How to Do Things with Word. Ed. by J. O. Urmson. Cambridge (Mass.), Harvard University Press, 1962 (русск. перевод Остин Дж. Л. Слово как действие. — В сб.: Новое в зарубежной лингвистике, вып. XVII. Мс Сhоmskу N. Studies on Semantics in Generative Grammar. The Hague, Mouton, 1972. [3] Cohen T. Figurative Speech and Figurative Acts. — "The Journal of Philosophy", 72, 1975, p. 669 — 684. [4] се Н. P. Logic and Conversation. — In: "Syntax and Semantics: Speech Acts", eds. by P. Cole and J. L. Morgan. New York, Academic Press, 1975 (русск. перевод Грайс Г. П. Логика и речевое общение. — В сб.: Новое в зарубежной лингвистике, вып. XVI. Мс. С. Pragmatics. — In: "Semantics of Natural Language", eds. by D. Davidson and G. Harman. Dordrecht — Holland, D. Reidel Publ., 1972 (русск. перевод Столнейкер Р. С. Прагматика. — В сб.: Новое в зарубежной лингв котике, вып. XVI. Мс ЭРЛ МАККОРМАК КОГНИТИВНАЯ ТЕОРИЯ МЕТАФОРЫ ВВЕДЕНИЕ Перед философами и психологами стоит задача предложить такое описание метафоры, которое бы объясняло, каким образом можно понять соположение референтов, нормально никак несвязанных. Хотя всего лишь десятилетие назад велись энергичные дебаты по поводу законности метафор, в настоящее время взгляд на метафоры как на необходимый инструмент познания столь повсеместно принят, что обсуждаться стал уже вопрос о том, каким образом их можно адекватно описать и истолковать. Нам нужно, в частности, понять, каким образом Джон Донн соединил сонеты и погребальные урны в своем знаменитом стихотворении Канонизация. We'll build in sonnet ts pretty roomes; As well a well wrought urne becomes The greatest ashes as halfe-acre tombes And by these hymnes all shall approve Us Canoniz'd for Love. Мы построим в сонетах красивые покои Подобно тому, как урна, сделанная рукой мастера, может упокоить Прах великих не хуже, чем огромное надгробье, Таки по этим гимнам о нас будут судить Как о достойных любви букв, канонизированных благодаря любви Что дало Донну возможность совместить понятия сонетов и погребальных покоев Обычно в связи с сонетами у нас возникают такие семантические ассоциации, как писать я поэзия, а вовсе не погребальные урны. Входе определенного когнитивного процесса Донн исследовал различные участки своей долговременной памяти, обнаружил эти два референта, установил между ними осмысленное взаимоотношение и, наконец, породил метафору. Ученые, как и поэты, также порождают новые метафоры входе процесса познания, когда хотят предложить новую Earl R. MacCormac. A Cognitive Theory of Metaphor. MIT Press, Cambridge (Mass.) — London, 1985. Изданной книги публикуются Введение (р. 1 — 8), главари два раздела из главы II (р. 42 — 43; 46 — 50). © by MIT Press, 1985 358 гипотезу. Кеннет Джонсон ввел в высшей степени умозрительную метафору цветных кварков (красных, синих и желтых, прокомментировав ее следующим образом Цвет кварка не имеет ничего общего с видимым цветом. Слово цвет употреблено потому, что способ соединения цветных кварков в квантовой механике напоминает сочетания видимых цветов. Физики, пытающиеся объяснить свойства теоретических частиц, поняли аналогию между цветом и возможными свойствами кварков. Для того чтобы объяснить метафору как некоторый познавательный процесс, следует предположить существование глубинных структур человеческого разума в качестве устройства, порождающего язык. Когда я говорю о существовании глубинных структур, я имею ввиду существование в смысле идеальной конструкции, а не в смысле реальных биологических механизмов. Путем определенных иерархически организованных операций человеческий разум сопоставляет семантические концепты, в значительной степени несопоставимые, что и является причиной возникновения метафоры. Метафора предполагает определенное сходство между свойствами ее семантических референтов, поскольку она должна быть понятна, ас другой стороны, — несходство между ними, поскольку метафора призвана создавать некоторый новый смысл, то есть обладать суггестивностью. Я расположил эту иерархию идеальных конструкций на двух уровнях глубинных структур на семантическом и на когнитивном. Эти уровни не взаимоисключаю- щи они постулируются для того, чтобы продемонстрировать мое убеждение, что в основе семантического процесса лежит процесс когнитивный. Яне отождествляю эти два процесса, поскольку допускаю существование невербальных когнитивных функций, подобных тем, что позволяют художникам выражать свои чувства и представления, не прибегая к словам. Поверхностный язык в виде реальных метафор — Сонеты — красивые покои и Кварки имеют цвет — существует на самом верху иерархии идеальных конструкций. Он не избегает взаимодействия и с более глубокими структурами семантики и познания. Поверхностный язык играет важную роль, обеспечивая контекст для интерпретации, особенно в том, что касается определения значения семантических компонентов метафоры. Только для человека, знакомого с теорией кварков в той степени, которая позволяет оценить аналогию между комбинацией цветов и взаимодействием кварков, цветные кварки — это нечто большее, чем простая бессмыслица. В качестве не исключающих друг друга идеальных конструкций когнитивного процесса, порождающего метафору, я постулирую следующие три уровня объяснения уровень 1: Поверхностный язык уровень 2: Семантика и синтаксис уровень 3: Познание. Эти иерархические уровни могут также рассматриваться как |