или коммерческие предприятия, посещаемые посторонней публикой.
Думаю, что подходящее помещение может быть найдено за цену около 3
000 - 25 000 фунтов в год.
При расчете с агентами с каждого из них будет взята подписка в том,
что, состоя на службе у г. Биттар-Монена, содержателя частного розыскного
бюро, ныне ликвидировавшего свое дело, он от него весь расчет и полное
удовлетворение получил.
Ничего нет невозможного в том, что некоторые из уволенных агентов по
получении всего, что им следует, обратятся потом к Бурцеву, но это будут те,
которые рано или поздно все равно нашли бы к нему дорогу, а в данном случае
сообщения их в общем мало интересны, будут относиться уже к прошлому, так
как волею-неволею им придется сообщить о происшедшей окончательной
ликвидации.
Ввиду необходимости как при ликвидации прежнего состава наблюдения, так
и при учреждении и организации частного розыскного бюро соблюсти все
требования закона и соответственно редактировать расписки и указанные выше
разного рода акты, придется поручить всю эту сторону дела юристу, и я
полагал бы пригласить для этой цели адвоката Жеро Каройона, уже выступавшего
по делам заграничной агентуры.
Организация наблюдения на новых началах столь же необходима в Италии,
как и в во Франции, инцидент с Леоне служит тому лучшим доказательством, но
определенный доклад по этому предмету я буду иметь возможность представить
только после поездки моей в Рим, где вопрос этот придется предварительно
обсудить с местными властями.
Наблюдение в Англии функционирует правильно без всяких инцидентов и
осложнений, и я полагал бы никаких изменений в организацию оного не вводить.
Заведующий наблюдением Поуелл ведет дело умело, агенты-англичане по
природе своей отличаются порядочностью и заслуживают доверия.
Что же касается Германии, то там, а именно в Берлине, имеются только
двое старослужащих агентов, Нейхауз и Вольтц, хорошо известных и местным
властям как состоящие на службе в русской полиции, и так как их только двое,
то не представляется надобности вносить какие-либо изменения в их служебное
положение".
НЕЧИСТЫЕ РУКИ ЛИТВИНА
Все предложения Красильникова были приняты Департаментом полиции и
Министерством внутренних дел, и частное бюро Бинта-Самбена начало
действовать вовсю, но Департамент полиции не удовлетворялся этим наблюдением
за политическими эмигрантами и, как мы уже видели, посылал время от времени
различные отряды филеров из России, чтобы знакомить их с русскими
революционерами, живущими за границей. Мы уже знакомы с командировкой
Петербургского охранного отделения. Теперь же приводим доклад Красильникова
директору Департамента полиции Брюн де Сент Ипполиту от 31 марта 1914 года
по поводу подобной же заграничной командировки агентов дворцовой охраны:
"Вследствие письма от 24 марта с.г. имею честь доложить Вашему
превосходительству, что предъявление агентам дворцовой агентуры проживающих
за границей революционеров представляется в настоящее время более трудным,
чем это было в предшествующие годы.
В Париже Бурцев ныне проявляет усиленную деятельность, стараясь
выслеживать ведущие наблюдения и устанавливать наблюдательных агентов, для
чего сподвижники его, Леруа и другие, специально обходят улицы кварталов,
где проживают эмигранты.
Вне Парижа наиболее видные революционеры проживают в Генуе, Кави, Нерви
и Алласио, а в этих местностях, после бурцевских выступлений в левых
итальянских газетах, русские эмигранты только и ищут случая вызвать
какой-нибудь инцидент и установить ведущееся за ними наблюдение русской
полицией, о действиях коей они стремятся вновь начать кампанию в печати.
Кроме того, в предшествующие годы сопровождение командированных филеров
для указания им революционеров поручалось мною наблюдательным агентам
заграничной агентуры, которым, конечно, делалось известным, что приезжие
являются состоящими на службе русскими агентами. В настоящее же время
являлось бы крайне нежелательным ставить агентов розыскного бюро .Бинт и
Самбен в сношение с приезжими филерами, что давало бы им возможность
фактически установить связь этого частного бюро с русской "охранкой".
Ввиду сего ныне мне придется изыскать новые способы предъявления
революционеров командируемым агентам и осуществлять оное особо осторожно и
конспиративно, тем не менее, имею честь доложить, что во всяком случае, так
или иначе, возложенная на меня задача будет мною выполнена и командированные
агенты дворцовой агентуры будут ознакомлены с личностями видных
революционеров как в Париже, так и на юге Франции и в Италии.
Позволяю себе только ходатайствовать, чтобы ввиду выше указанных
трудных условий агенты дворцовой агентуры командировались бы самыми
незначительными группами, во всяком случае, не более четырех человек, а
во-вторых, чтобы, по возможности, не очень ограничивать их временем..."
Здесь кстати сказать несколько слов о дворцовой агентуре, точнее, о
дворцовой охране. Эта охрана организована в начале 1906 года при дворцовом
коменданте: целью ее была охрана царя, его семьи и бывшей императрицы Марии
Федоровны путем внешнего, вооруженного наблюдения. Никогда дворцовая охрана
не имела своих секретных сотрудников; охрана велась этой организацией лишь
"физическая", но, конечно, начальник дворцовой охраны состоял в постоянном
контакте с начальником Петербургского охранного отделения и с заведующим
Особым отделом Департамента полиции. Во главе дворцовой охраны с самого
начала ее учреждения до августа 1916 года стоял жандармский офицер
Л.И.Спиридович, до того заведовавший Киевским охранным отделением и
арестовавший Григория Гершуни, а в конце 1916 года назначенный ялтинским
градоначальником.
В дворцовой охране было 275 человек нижних чинов и 4 офицера (не считая
начальника), кроме того, при ней состояла собственная канцелярия из 8
чиновников. Содержание дворцовой охраны обходилось несколько более 200 тысяч
рублей в год; нижние чины ее вербовались почти исключительно из
унтер-офицеров петроградских гвардейских полков, они носили особую форму и
были вооружены револьверами и короткими тесаками, но, конечно, им часто
приходилось во время своей службы переодеваться в штатское платье и не
только "охранять", но и "филировать".
Отряды дворцовой охраны сопровождали царя, его семью и бывшую
императрицу Марию Федоровну во всех их перемещениях по России. Когда царь
уезжал за границу, то туда же командировался и филерский отряд дворцовой
охраны от 10 до 30 человек Так, летом 1910 года в Наугейм было командировано
около 20 агентов дворцовой охраны, во время итальянского визита их было
гораздо меньше, но зато при свидании царя с румынской королевской фамилией в
Констанце (1914 г.) их присутствовало, по настоянию румынского
правительства, не менее 30 человек.
Во время заграничных путешествий царя и его семьи агенты дворцовой
охраны передавались в распоряжение полиции данного государства (Германии,
Италии, Румынии). Конечно, начальник дворцовой охраны во время пребывания
царя и его семьи за границей стоял в непосредственном сношении с
Красильниковым или его помощником. Сверх 200 тысяч, расходуемых на дворцовую
охрану, в распоряжении дворцового коменданта отпускалось (по Высочайшему
повелению) еще сто тысяч рублей на внутреннюю агентуру. На что тратились эти
деньги, установить не удалось.
Хотя время вступления Красильникова в управление заграничной агентурой
совпадало с началом ликвидации революционного движения 1905 - 1906 годов, но
за границей именно вследствие этой ликвидации число политических эмигрантов
непрерывно увеличивалось, соответственно с этим росло и число секретных
сотрудников: русское правительство подготовлялось на всякий случай к новому
революционному движению и стремилось поэтому к наиболее полному освещению
всех революционных партий и кружков; с другой стороны - опасность
террористических выступлений далеко не миновала, а этого и двор, и
правительство, и Департамент полиции боялись пуще всего, особенно
центрального террора.
Мы видим поэтому, что главные усилия и заграничной агентуры направлены
прежде всего на освещение партии эсеров и особенно групп и лиц,
террористическое умонастроение которых было особенно ярко выражено: число
секретных сотрудников эсеров было двое больше, чем число сотрудников,
"работавших" во всех других партиях.
Эсеровские провокаторы получали и наибольшие жалования: Загорская - 3
500 франков в месяц, барон Штакельберг - 1 300 франков, и никто не получал
менее 500 франков в месяц.
С увеличением числа секретных сотрудников пришлось дать в помощь
ротмистру Эргардту еще другого жандарма, и в августе 1912 года в Париж
прибыл командированный Департаментом полиции помощник управляющего
Варшавским охранным отделением (по району) бывший офицер корпуса жандармов,
ротмистр армейской кавалерии Владимир Эмильевич Люстих, в ведение которого
после смерти жандармского подполковника Эргардта в 1915 году и перешло
большинство секретных сотрудников.
Затем 5 июля 1915 года в распоряжение Красильникова был послан
прикомандированный к Петроградскому жандармскому управлению ротмистр
кавалерии (бывшего корпуса жандармов) Борис Витальевич Лиховский; из Парижа
он был направлен в Швейцарию, где и заведовал секретными сотрудниками:
Долиным, Абрамовым, Санвеловым, Моделем и Шустером...
В конце 1912 года в распоряжении начальника заграничной агентуры был
послан губернский секретарь Антон Иванович Литвин, которому за границей
поручались различные деликатные миссии; затем на него было возложено
заведование секретными сотрудниками, проживавшими в Англии, а именно:
Бронтманом (Этер), Гудиновым и Селивановым. Между деликатными миссиями,
которые поручались Литвину, отметим знаменитые переговоры его вместе с
провокатором-анархистом Долиным с военным атташе немецкого посольства
полковником фон Бисмарком в Берне.
Переговоры эти вначале были разрешены Департаментом полиции и касались
организации забастовок и стачек на русских заводах и проведения в России
взрывов железнодорожных мостов, заводов военных заготовок и супердредноута
"Мария". Конечно, переговоры эти велись под флагом военной контрразведки.
На того же Литвина Красильниковым возлагались иногда переговоры с
лицами, предлагавшими свои услуги заграничной агентуре, или с теми
революционерами, которые, по предположению агентуры, могли быть завербованы.
Таким образом, этому ловкому полицейскому чиновнику давались самые
ответственные поручения, несмотря на то что петербургское и парижское
начальство прекрасно знало, что Литвин - лицо, не заслуживающее никакого
доверия. Для характеристики Литвина его начальством приводим следующую
справку от 4 декабря 1912 года, найденную в делах заграничной агентуры:
"Литвин, Антон Иванович, губернский секретарь, поступил на службу в
Варшавское отделение 11 августа 1904 года; 12 марта 1906 года произведен в
первый классный чин и 5 января 1907 года назначен на должность чиновника для
поручений названного отделения.
Заведуя агентурой, Литвин, как обладающий смелостью и
трудоспособностью, с выдающимся успехом провел ряд наиболее серьезных дел по
террористическим выступлениям при обстановке, явно опасной для его жизни, за
что по ходатайству и.д. Варшавского обер-полицмейстера в ноябре 1907 года
был представлен варшавским генерал-губернатором к ордену св. Владимира 4-й
степени, но означенное ходатайство уважено не было, и в Департаменте полиции
последовало представление его к ордену св. Станислава 3-й степени.
Впоследствии по статуту Литвин награжден был орденом св. Владимира 4-й
степени.
В 1908 году на имя г. министра внутренних дел поступила телеграмма от
еврейки Луцкой с жалобой о том, что Литвин с целью вымогательства тысячи
рублей денег от ее мужа заключил последнего под стражу.
Подробное расследование по сему делу по приказанию бывшего директора
Департамента полиции сенатора Трусевича было потребовано от помещика
варшавского генерал-губернатора по полицейской части и поступило на
обсуждение инспекторского отдела Департамента полиции для разрешения вопроса
о предании Литвина суду. Однако инспекторский отдел в последнем заседании по
этому делу, состоявшемуся б июня 1909 года, не нашел достаточных данных,
изобличающих Литвина в означенном преступлении, и постановил: возвратить
дело по принадлежности как не вызывающее никаких распоряжений со стороны
инспекторского отдела.
Вместе с тем инспекторский отдел поставил через Особый отдел
Департамента полиции сообщить помощнику варшавского генерал-губернатора по
полицейской части, что Литвин, будучи чиновником для поручений охранного
отделения, производил обыски и расследования по общеуголовному делу о
хищениях и кражах, чем и нарушил основные правила деятельности охранных
отделений.
Из доклада о проверке в 1910 году политического розыска при Варшавском
охранном отделении усматривается, что Литвин проявил ряд неправильных
действий по заведованию секретной агентурой и допустил своих секретных
сотрудников к совершению провокационных действий, кроме того, от секретных
сотрудников поступили заявления о недобросовестной расплате Литвина с ними.
Ввиду изложенного предложено помощнику Варшавского генерал-губернатора
по полицейской части отвести Литвина от единения с агентурой и по истечении
некоторого времени устроить его вне розыскных учреждений Привислинского
края.
6 июня 1911 года от варшавского обер-полицмейстера получено письмо на
имя директора Департамента полиции, в котором сообщается о том, что Литвину,
за участие его в недобросовестной игре в карты в Варшавском русском
собрании, предложено оставить службу в Варшавском охранном отделении.
Кроме того, по имеющимся в департаменте сведениям, Литвин при
возбуждении вопроса о возможности оставления им службы в отделении и не
рассчитывая после ухода из отделения на какое-либо место, высказывал, что он
постарается о своем удалении против его желания возбудить дело судебным
порядком и обнаружить при этом секретные дела, касающиеся его службы в
отделении, ввиду чего сообщено было генералу Утгофу об учреждении за
Литвином секретного наблюдения.
В июне 1911 года в департамент полиции явилась жена Литвина и заявила,
что ее семья, состоящая из двух сыновей школьного возраста, за увольнением
ее мужа обречена на голодание. Из дальнейшего разговора с г-жой Литвин
усматривалось, что ее муж будто бы вел игру под давлением полковника
Глобачева и что если ее муж не будет устроен, то, по-видимому, они намерены
перейти на путь каких-то открытий.
По докладу, изложенному г. товарищу министра внутренних дел, Его
превосходительство изволил приказать 16 августа 1911 года объявить Литвину,
что он будет устроен в ближайшее время, что и было исполнено. С разрешения
г. директора Литвин был принят в конце 1911 года на службу по вольному найму
в Московское охранное отделение, но с условием, чтобы он ни под каким видом
не был допускаем к личным сношениям с агентурой, о чем сообщено было
начальнику Московского охранного отделения 23 декабря 1911 года.
В июле 1913 года Литвин откомандирован по распоряжению г. товарища
министра внутренних дел за границу для исполнения секретного поручения, где
и состоит по настоящее время".
В ХОЗЯЙСТВЕ ВСЯКАЯ ДРЯНЬ ПРИГОДИТСЯ .
Таков был состав полицейских чинов заграничной агентуры, руководивших в
эпоху красильниковского царствования секретными сотрудниками. Главная задача
в этой области лежала на Люстихе; он заведовал всеми парижскими секретными
сотрудниками, он же обрабатывал все доклады, поступавшие от Литовского из
Швейцарии, от Литвина из Англии и от сотрудников, находившихся без
начальственного надзора в Америке (Патрик, Банковский), в Италии (Викман,
Савенков) и в Стокгольме (Коган-Андерсен).
На руках самого Красильникого оставалась лишь главная агентура - Мария
Алексеевна Загорская, освещавшая центральных деятелей партии эсеров, и
французский журналист Рекули, игравший при Красильникове роль иностранного
обозревателя, но, конечно, исполнявший и некоторые другие обязанности, как,
например, соответственную обработку представителей французской прессы.
Люстих жил в Париже под чужой фамилией и сносился с находившимися в его
ведении секретными сотрудниками или лично в различных парижских кафе или
письменно; в этом последнем случае доклады секретных сотрудников поступали
на конспиративную квартиру, где и обрабатывались Люстихом в так называемые
агентурные листки, оригиналы же докладов секретных сотрудников уничтожались;
такие же агентурные листки составлялись им и после каждого свидания с
сотрудником.
В архивах заграничной агентуры нашли целые кипы этих агентурных
листков, исписанных мелким готическим почерком подполковника Люстиха.
Агентурные листки поступали затем в обработку (весьма незначительную).
Мельникова и самого Красильникова. Таким образом составлялись доклады для
Департамента полиции. В этих докладах сотрудники никогда не называются
собственными именами или инициалами, а носят специальные клички, часто
удивительно подходящие к внешности или к внутреннему облику данного
секретного сотрудника.
До самого последнего времени в заграничной агентуре работало 22
секретных сотрудника, а именно: освещали Загорская, Деметрашвили, Бронтман,
Абрамов, Санвелов (армянская и грузинская группы), Селиванов, Вакман,
Савенков, Гудин, Патрик, Штакельберг и Чекал (Каган); социал-демократов -
Житомирский, Кокочинский, Коган, Шустер (почти исключительно у латышей) и
Модель; анархистов - Мордовский, Цукерман (Орлов), Выровой - бывший член
Государственной думы Долин, кроме того, Попов (Семенов) освещал, главным
образом, "Морской союз", Байковский, живший в Америке, - так называемое
Мазепинское движение.
Некоторые секретные сотрудники были, так сказать, "энциклопедистами" -
освещали несколько партий; среди них первое место, безусловно, занимает
Кокочинский,. дававший детальные и обстоятельные доклады не только о
социал-демократах, но и о Бунде, и о сионистах, и вообще обо всех лицах,
которые были интересны начальству. Деметрашвили также освещал не только
эсеров, но захватывал порой и грузинские, и армянские организации; некоторые
секретные сотрудники являлись такими "энциклопедистами" в силу
географического положения, как, например, Патрик, на котором лежало в
последнее время освещение революционной деятельности всех русских эмигрантов
в Соединенных Штатах.
Вообще вследствие того, что в то время российская революция была уже
почти ликвидирована, деятельность заграничной агентуры носила не столько
агрессивный, сколько предупредительный характер: провокация в узком смысле
этого слова отошла на задний план и почти исчезла, центром тяжести
деятельности секретных сотрудников являлось освещение.
Заграничная агентура поставила себе целью знать все, что происходит не
только в партийных организациях, но и в жизни каждого более или менее
видного эмигранта - не только общественной, но и личной. В этом отношении
заграничная агентура при Красильникове была поставлена очень обстоятельно.
Из сводок о состоянии различных революционных партий, составлявшихся
ежегодно Департаментом полиции, а также из книги полковника Спиридовича
"Революционное движение в России", изданной на средства Департамента полиции
в 1916 году в небольшом количестве экземпляров для библиотек жандармских
управлений, видно, что центральная русская полицейская власть широко
пользовалась данными, доставлявшимися ей заграничного агентурою
красильниковской эпохи.
Из секретных сотрудников, оказывавших Красильникову наибольшие услуги в
этом отношении, нужно отметить Масса, представлявшего обширные доклады о
положении партии не только за границей, но и в России, по которой он, якобы
по поручению партии, совершал продолжительные поездки; Деметрашвили,
умевшего внедряться в интимную жизнь революционеров; Абрамова, опытного,
заслуженного провокатора, и, наконец, Загорскую, державшую в Париже
революционный эсеровский салон, в котором толпились и "вожди", и рядовые
партийные работники.
Наиболее важным сотрудником социал-демократов являлся доктор
Житомирский - один из самых старых провокаторов, имевший связи и в некоторых
кругах французского общества. Многие партийные работники давно уже
относились недоверчиво к Житомирскому, а Бурцев высказывал и прямые
подозрения на связи этого изящного господина с русской полицией, но,
несмотря на все это, Житомирский продолжал вращаться среди социал-демократов
и вообще в революционных кругах и, как видно из документов, давал
заграничной агентуре весьма ценные и разнообразные данные о деятельности
социал-демократов за границей. Такой иммунитет людей, несомненно,
подозрительных, объяснялся отчасти и своеобразной точкой зрения некоторых
вождей на моральные качества партийных работников. Так, например, когда
Ленину говорили: "Как вы терпите в партии такого человека, как
Житомирский?", он отвечал: "В большом хозяйстве всякая дрянь пригодится".
В количественном отношении - больше всех других секретных сотрудников
давал данных о социал-демократах за границей неутомимый Кокочинский.
Какие интимные стороны жизни революционных кругов за границей
стремилась осветить агентура Красильникова, видно хотя бы из следующих
документов. Красильников докладывает Департаменту полиции от 24 октября 1913
года:
"Бартольд говорит, что через 2 - 3 недели он уезжает из Парижа в
Англию, а оттуда в Россию. Дело, на которое он едет, должно быть, по его
словам, ликвидировано к 25 декабря текущего года. Деньги на террор у него
будто бы имеются в количестве, большем, чем это даже пока нужно. Натарсон
будто бы хотел наложить, так сказать, арест на эти деньги, но ему не
удалось. Бартольд имел по этому поводу крупный разговор с Натансоном, и они
чуть было не поссорились. Деньги на террор попали к Бартольду благодаря
Чернову. Лицо, которое дало эти деньги, обратилось будто бы предварительно к
Чернову с вопросом, кому можно дать эти деньги, и Чернов указал на
Бартольда. Только Чернову известно точно, какие акты предпринимаются и кто
входит в эту боевую группу. Наблюдение за Бартольдом ведется".
Про того же самого Бартольда в агентурных листках и черновых записях
заграничной агентуры имеются, между прочим, следующие освещения:
"Если верить Бартольду, то им предполагается какой-то серьезный акт, а
потому надлежит учредить за ним серьезное наблюдение, а также за Ив. Дм.
Студеникиным (68, me Barrault), который, несомненно, примет в этом
выступлении участие".
И затем следующее письмо, судя по почерку, полковника Эргардта
Красильникову: "Сегодня утром возвратился из своей поездки в Россию
Бартольд. Побывал он в Москве (1 сутки) и в С.-Петербурге несколько часов.
Результат поездки, если не считать благополучного возвращения,
отрицательный. Денег, на которые они рассчитывали, добыть не удалось, и он
возвратился ни с чем. Остановился он на своей старой квартире 19, rue Gazan
и на днях собирается ехать в Ниццу".
Между строк этого письма рукой Красильникова написано: "Не сбор денег,
а свидание с лицом, от которого зависело получение денег. Это ему не
удалось; он вернулся ни с чем".
Небезынтересна также и следующая записка, найденная, среди черновых
бумаг заграничной агентуры:
"Шахов. 19 - 20 апреля в Париж приехал из Москвы московский богач
Шахов.
Официальная цель приезда: озаботиться дальнейшим образованием взятых им
на попечение учеников закрытой в Петербурге частной гимназии, кажется,
Витмер. Неофициальная цель: поручение кадетской партии, в коей он состоит;
кадеты, недовольные министерством, хотят повести против него сильную
агитацию в прессе, и так как это в России невозможно, то они уполномочили
Шахова войти в сношение с представителями революционных партии за границей и
предложить им издавать в Париже русский орган антиправительственного
направления. В случае согласия средства на издание этого органа будут даны
Шаховым, а кадеты берут на себя распространение этого органа в России.
Сношение Шахова: для выполнения сего поручения Шахов вошел в сношение с
Натансоном, Авксентьевым и Рубановичем. Ответ этих лиц: в данный момент
создать общепартийный русский орган невозможно вследствие партийных
разногласий, но что такой орган на французском языке уже существует, причем
указали на "La Tribune", издаваемую Рубановичем.
По мнению представителей революционных партий, важнее распространять
антиправительственные идеи на Западе среди общественных кругов на понятном
им языке, чем среди русских, проживающих за границей. Поэтому они предложили
Шахову помочь эсерам, тратящим большие деньги на осуществление этой цели,
ассигновать им известную сумму денег, на которую они будут продолжать
издание "La Tribune" и постараются такой же орган издавать и в Англии на
английском языке. Кроме того, они будут иметь возможность и в самой России
продолжать с успехом уже начатое ими издание партийной легальной литературы
("Голос труда", "Трудовой голос", "Наше дело", "Осколки", "Заветы" и т.п.).
Ответ Шахова: лично он очень сочувственно относится к их заявлению, но
положительного ответа от партии кадетов он дать сейчас не может и должен с
ними предварительно переговорить.
Свидание Шахова с Авксентьевым: выразив сочувствие деятельности эсеров,
Шахов лично от себя обещал Авксентьеву в скором времени выслать более или
менее крупную сумму на издание эсеровской литературы. Запрещение было
сделано Шахову от кадетов - входить в сношения с Бурцевым. Поездка Шахова в
Лондоне: из Парижа Шахов поехал в Лондон на свидание с Кропоткиным, к
которому тоже имеет поручение от кадетов касательно издательства такой же
литературы и в Лондоне".
Мы убеждены, что в этих сведениях о поездке Шахова много неверного, но
все же приводим эту записку, во-первых, для характеристики запросов и работы
заграничной агентуры, во-вторых, в надежде, что приводимые сведения покажут
заинтересованным лицам того секретного сотрудника, который их освещал.
Только с Загорской Красильникову сравнительно не повезло: во-первых,
она категорически отказалась вступить в деловые отношения с подполковником
Эргардтом, командированным, как мы уже знаем, в Париж для заведования
секретными сотрудниками заграничной агентуры, находившейся под общим
управлением Красильникова; во-вторых, и сама работа Загорской стала гораздо
менее продуктивной при Красильникове, чем во времена Ратаева и Гартинга, о
чем Красильников не раз доносил департаменту. Возникла мысль о временном
переводе Загорской в Россию.
В ноябре 1910 года вице-директор Департамента полиции Виссарионов пишет
Красильникову:
"По приказанию господина товарища министра внутренних дел и в
дополнение к личным моим переговорам с Вами, имею честь просить Ваше
высокоблагородие, не признаете ли Вы своевременным вступить в настоящее
время в обсуждение с известным Вам Шальным вопроса о возможности его
выезда в Россию, в частности в Петербург. Инициатива поездки никоим образом
не может и не должна исходить от Шального. Необходимо лишь его согласие в
случае предложения ему этой поездки кем-либо из больших людей.
Та роль, о которой я лично говорил с Шальным и с Вами, представляется
для него наиболее соответственной, хотя и может видоизменяться от
обстоятельств дела. Все средства, которыми мы располагаем, будут обращены к
тому, чтобы гарантировать Шальному удачное выполнение при исключительно
строжайшем соблюдении его положения.
Итак, не теряя ни одной минуты, обсудите и сообщите результаты".
Как видит читатель, Загорская носила в Департаменте полиции кличку
Шальной, затем уже Красильников перекрестил ее в Шарли. Хотя Загорская и не
проявляла той активности, как при Ратаеве, все же ее держали в заграничной
агентуре до самого последнего времени не только потому, что она
когда-нибудь, как говорил Красильников, благодаря своему положению и связям
одним показанием могла вознаградить все расходы, но, несомненно, и потому,
что она все же продолжала давать ценные освещения; мы убеждены, что доклады
Красильникова, касавшиеся террористических предприятий и планов, а также и
взаимоотношения центральных фигур партии эсеров, строились главным образом
на показаниях Загорской.
Когда эмигрантские революционные круги начали после дела Азефа более
внимательно относиться к вопросу о провокации, то безбедная, даже широкая
жизнь Загорских в Париже, конечно, обращала на себя внимание, и, чтобы
парировать подозрения, они распускали слухи о своем богатстве: она-де родом
из богатой купеческой семьи, а у него - кроата по происхождению - громадные
поместья в Кроации. Этого, к сожалению, было достаточно, чтобы у громадного
большинства погасить все подозрения. Впоследствии оказалось, что Мария
Алексеевна Загорская, до замужества Андреева, - крестьянка, а кроатский
вельможа Владимир Францевич Загорский - секретный сотрудник
Департамента полиции еще с 1901 года (в начале карьеры получал всего 60
рублей в месяц).
Незадолго до войны, а может быть, даже и в начале ее австрийский
подданный Владимир Загорский принял французское подданство и поступил во
французскую армию; он был некоторое время на Салоникском фронте, где
сербские офицеры заподозрили его в шпионаже в пользу Австрии. Летом 1917
года чета Загорских отдыхала от своих трудов где-то на Ривьере...
Вообще и заграничная агентура, и Департамент полиции принимали всегда
целый ряд мер, чтобы появление денег у секретных сотрудников не вызывало
особенных подозрений в революционной среде. Так, например, злостному
провокатору Массу было приказано изобрести сестру-миллионершу в Америке,
которая будто бы и высылала ему большие деньги; неутомимому Кокочинскому
было выдано 5 тысяч франков для организации коммерческого предприятия,
которое в конце концов ничего, кроме убытка; не приносило; Житомирский,
конечно, тоже на средства Департамента полиции организовал в Париже
франко-русское издательство медицинских книг и т.д.
Заграничная агентура прибегала к всевозможным способам, чтобы отвести
глаза от того источника, из которого секретные сотрудники получали деньги.
Приводим здесь письмо Красильникова от 5 июня 1913 года Мину, которое
иллюстрирует эти отеческие заботы полиции о своих сотрудниках:
"Сотрудник заграничной агентуры Сережа обратился с ходатайством
устроить ему хотя бы один только раз пересылку денег из России с тем, чтобы
этим показать своим знакомым, что средства к жизни он получает от родных из
России, и единовременная получка хотя бы 100 рублей дала бы ему возможность
выехать из Парижа, воспользовавшись летними каникулами, на свидание с
лицами, представляющими для нас особый интерес, с которыми он находился в
близких сношениях, еще будучи в ссылке.
Означенные деньги, составляющие месячный оклад его жалованья за июль
месяц, он просит выслать почтовым переводом по возможности из Киева от имени
Берты Каплан.
О получении на этот адрес денег для него Сережа уже предупредил
адресатку.
Я, со своей стороны, нахожу, что просьба Сережи заслуживает быть
исполненной, почему и позволяю себе об изложенном Вас просить, так как это
хотя бы до некоторой степени даст окружающей его среде указание, на какие
средства он живет, и поездка Сережи по получении денег не покажется странной
и подозрительной. При сем имею честь приложить чек на сто рублей".
Такими призами полиция охраняла от подозрения своих секретных
сотрудников. Успех охранников обусловливался в данном случае не только
легкомысленной доверчивостью революционеров, но и тем, что за последние два
десятилетия они начали легче, чем прежде, относиться к проникновению в их
среду людей, чуждых им по духу. Блестящим примером подобной терпимости и
является отношение парижской эмиграции к Загорским - людям совершенно иных
интересов и устремлений.
Несмотря на то что, как мы уже говорили, деятельность заграничной
агентуры во время красильниковского управления, особенно во второй половине
его, сводилась почти исключительно к освещению революционных кругов, причем
это освещение совершалось достаточно обстоятельно, Департамент полиции все
же не только довольствовался секретными сотрудниками, находившимися под
ведением Красильникова, но прибегал и к другим способам освещения
революционных групп за границей, а именно: к специальным командировкам за
границу своих секретных сотрудников или секретных сотрудников российских
охранных отделений.
В бумагах заграничной агентуры мы нашли доклад полковника Еремина
(подпись неразборчива, но по целому ряду данных мы убеждены, что доклад этот
надо приписать ему) о террористических планах и вообще об отношении к
террору различных заграничных групп и отдельных представителей партий
эсеров".
Доклад этот был послан Красильникову по приказанию директора
Департамента полиции Белецкого для проверки данных, полученных главным
образом от командированных за границу начальником Петербургского охранного
отделения полковником Коттеном, секретно от Красильникова, но с ведома
Белецкого и товарища министра внутренних дел Золотарева, двух секретных
сотрудников - Верецкого Николая и Кирюхина, а также и данных секретного
сотрудника барона Штакельберга, переданного затем полковником Коттеном
заграничной агентуре.
Приводим этот доклад ввиду его большого интереса почти целиком;
датирован он 28 марта 1912 года:
"Из совокупности поступающих Ио заграницы агентурных сведений (из 4-х
источников) усматривается, что наиболее злободневным вопросом среди
заграничных работников партии социалистов-революционеров является вопрос об
отношении к террору. Вопрос этот, о котором последние 2 - 3 года
революционные круги, подавленные разоблачением Азефа, Жученко и других,
избегали говорить, сразу стал чуть не единственной темой разговора.
Серьезную роль в возбуждении интереса к террору сыграл Центральный Комитет
партии.
Настоящий состав Центрального Комитета начал свою деятельность в
условиях крайне для него неблагоприятных. Отсутствие в новом ЦК крупных
имен, неимение в его активе серьезных заслуг перед партией, вынужденный уход
прежнего состава ЦК, сохранившего в рядах партии, несмотря на сильно
скомпрометировавшее его дело Азефа, многих убежденных сторонников, делали
положение нового ЦК весьма шатким.
Изыскивая способы укрепить свое положение, новый ЦК решил занять
стойкую террористическую позицию - первоначально идейную, а при первом
удобном случае - активную.
На этом пути Центральному Комитету прежде всего пришлось натолкнуться
на обособленное автономное положение "Боевой организации" со своей
исключительной прерогативой. Однако после неудачи, постигшей в конце 1909
года находившийся здесь передовой отряд в составе известных Департаменту
полиции Степана Слетова, Михайла Чернавского, Сергея Моисеева (Луканова),
Вацлава Рогинского (Мишеля Коморского), Вульфа Фабриканта (Дальнего), Яна
Бердо, беглого матроса Якова Ипатыча и неустановленного крестьянина по имени
Иван, жившего вместе с Сергеем Моисеенко, а также после ареста в феврале
того же года Льва Либермана (нелегального Стромилова), "Боевая организация"
перестала проявлять себя активно.
Хотя затем в течение лета 1910 года ряды "Боевой организации"
пополнились вступлением в ее ряды Федора Назарова, Сидорчука и некоторых
других, но начавшиеся в среде организации внутренние раздоры и особенно
взаимные подозрения в провокации (окончившиеся самоубийствами Яна Бердо и
Мишеля Коморского) совершенно парализовали деятельность "Боевой
организации". Ядро "Боевой организации" в составе Бориса Савинкова, Евгении
Сомовой, Марии Прокофьевой, а затем (после отъезда из Петербурга) и
вышеупомянутых Михаила Чернавского, Сергея Моисеенко, Вацлава Рогинского, а
несколько позже еще и Натальи Климовой, проживавшей весьма конспиративно с
января по сентябрь месяц 1910 года сначала в Лондоне, а затем в Северной
Франции и поддерживавшей сношения с Центральным Комитетом исключительно
через Фундаминского (Бунакова), распалось.
Савинков с Сомовой переехали на Ривьеру, где поселились совершенно
открыто, Прокофьева уехала в Давос, в Швейцарию, лечиться от чахотки, а
Рогинский поступил в авиационную школу в Париже и т.д.
Около этого же времени среди партийных работников возникло сильное
неудовольствие, направленное лично против Савинкова. Причиной недовольства
послужили, с одной стороны, бездеятельность "Боевой организации", а главным
образом - воспоминания, написанные Савинковым по поручению Центрального
Комитета. Будучи достаточно искренним, Савинков рассказал историю всех
террористических выступлений, в которых он участвовал, а также тех, к
которым он был прикосновенен, в таком духе, в каком был написан его
известный рассказ
"Конь Бледный", вызвавший в свое время энергичную отповедь на страницах
"Знамени труда".
По воспоминаниям Савинкова, как он сам, так равно Сазанов, Каляев и
другие "славные террористы" выходили не столько героями, чуждыми всяких
недостатков, кристально чистыми по своим нравственным качествам и жившими
только идеальными стремлениями ко благу народа и человечества, сколько
самыми обыкновенными смертными со значительной долей авантюризма и искания
сильных ощущений и со всеми свойственными людям недостатками, в особенности
в отношении к женщинам.
Появление воспоминаний Савинкова в подобном виде совершенно развенчало
бы многих бывших "героев", что, конечно, было не в интересах партии, почему
Савинкову был поставлен ультиматум: переделать свои воспоминания по данным
указаниям, под угрозой исключения в противном случае из партии.
Приведенные выше обстоятельства значительно упрощали Центральному
Комитету ту задачу, которую, как уже упомянуто выше, он себе поставил, -
взять террор в свои руки и подчинить террористов своему влиянию. С
означенной целью Центральным Комитетом были предприняты шаги в двух
направлениях.
Во-первых, была произведена весной и летом 1911 года анкета среди
старых партийных работников, проживающих за границей, с целью выяснить их
принципиальное отношение к террору, а также, кто из старых работников желает
принять личное участие в террористических выступлениях. Во-вторых, на
страницах "Знамени труда" стала систематически вестись апология террора с
целью привлечения в ряды террористов свежих сил в лице молодых партийных
работников, В этих видах в "Знамени труда" начали печататься биографии
террористов, их воспоминания, описания подготовки актов, исторические
обзоры, статистика политических убийств и пр. для достижения вполне
определенной роли - специальной обработки молодых работников в строго
террористическом направлении.
Несомненно, что вся эта пропаганда террора значительно способствовала
пробуждению интереса к нему, но были и другие обстоятельства, помимо
сказанной пропаганды, приводившие к тому же результату, т.е. к возбуждению
интереса к террору.
В 1911 году среди сторонников областного заграничного комитета, издавна
находившегося в оппозиции к Центральному Комитету, стало нарождаться новое
течение, лидерами коего явились мало известные до того партийные работники
Антон Савин, Огановский и некоторые другие.
Представители этого течения настаивали на необходимости полного
пересмотра партийных программ и тактики. В отношении программы они исходили
из того положения, что основная часть партийной программы - аграрный
вопрос - базируется на предположении, что русский крестьянин, по натуре
своей и по историческому укладу своей жизни, есть крестьянин-общинник.
Между тем закон 9 ноября 1906 года, помимо того, что он фактически
разрушает общину, показал, что крестьяне весьма охотно переходят на отруба и
легко расстаются с общинными формами землевладения. Это обстоятельство,
разрушая одну из главнейших основ партийной программы, вызывает, по мнению
представителей указанного течения, необходимость пересмотра всей программы.
Вопрос этот был не нов, так как еще в 1907 году в Москве была издана
известными Департаменту полиции Мотелем Шахновым Розенбергом и Михаилом
Яковлевым Гельдельманом брошюра "К пересмотру аграрной программы" (авторы
скрыли свои фамилии под псевдонимами Фирсова и еще какого-то), каковая
брошюра в то время была признана еретической.
В отношении тактики представители нового течения требовали пересмотра,
доказывая, что террор как средство борьбы устарел, что при существовании
Государственной думы террор является анахронизмом, и, наконец, что террор
настолько скомпрометирован делом Азефа, что лучше совершенно отказаться от
террора, чем рисковать повторением подобной истории.
Это течение, к которому впоследствии примкнули Авксентьев, Николай
Алексеев Ульянов (Андрей Иванович) и некоторые другие, и которое за
последнее время стало принимать наименование "ликвидаторства", привлекало к
себе значительное внимание среди заграничных работников партии, вызвало
ожесточенные дебаты и завербовало в свои ряды довольно большое число
сторонников. Но вместе с тем оно несомненно способствовало пробуждению
интереса и к террору, и горячая проповедь противников террора вполне
естественно производила иногда и обратное действие, способствуя
самоопределению части партийных работников, относившихся ранее к вопросам
террора более или менее индифферентно.
Характерно отметить, что к числу лиц, готовых отречься от террора,
примкнул такой видный сторонник террора, как вышеупомянутый Степан Слетов,
вернувшийся из России, где он провел более полугода. Про него говорили: "Вот
стоило только старому работнику поработать в России, как он уже сразу
сделался из террориста самым мирным культурником".
Ярой поборницей террористических позиций, занятых Центральным
Комитетом, и вместе с тем лицом, наиболее горячо стремящимся поддержать
партию, прекратить происходящие внутри ее раздоры и вновь поднять значение
партии, являлась известная Вера Фигнер. Единственным средством для
достижения указанных целей являлось, по мнению Веры Фигнер, возобновление
террора и доведение его до самых широких размеров. Она являлась виднейшим
идеологом террора в партии, особенно после выхода из рядов партии Виктора
Чернова.
Фигнер жила постоянно в Швейцарии, в Кларане и оттуда вела переписку со
многими боевыми ячейками партии, находящимися в других местах. Кроме того, к
ней зачастую приезжали партийные работники из других мест, а иногда и она
сама ездила для личных переговоров в тот или другой город.
Раньше чем перейти к перечислению отдельных групп и ячеек, объединяемых
Верой Фигнер, необходимо упомянуть об одном вполне обособленном боевом
течении, вдохновителем которого являлся член Центрального Комитета,
известный социалист-революционер Волховский. Эта группа говорила, что
частичный террор должен идти рука об руку с народным восстанием, что
необходимо готовиться к восстанию путем организации крестьянства, пропаганды
в войсках и среди офицеров, обучения партийных работников военному делу и
пр.
Волховской пропагандировал созыв в Париже или в Лондоне конференции
военных работников партии эсеров для разработки планов военно-революционного
устройства в России и боевой подготовки крестьян.
По этому вопросу в "Знамени труда" была помещена статья за подписью
С.Свича (Петра Карповича). Статья обратила на себя внимание, и редакция
"Знамени труда" получила из России, преимущественно из южной, а также из
Московского района, ряд сочувственных писем с призывом к устройству
военно-партийных школ и вообще к популяризации военных занятий среди
партийных работников. По последним сведениям, в Россию уже послан некий
Топоров - крупный организатор по военному и боевому делу.
Более подробные сведения об этой группе мною будут доложены
дополнительно.
Группы, объединенные Верой Фигнер, географически распределены в трех
местахв Швейцарии, Ривьере и в Париже. В Швейцарии, помимо Веры Фигнер,
наиболее крупными величинами являются известные Департаменту полиции: Егор
Лазарев (кличка наблюдения по Петербургу Старик, по Швейцарии - Амурский),
проживающий в Кларане, и Иван Старынкевич (кличка наблюдения по Швейцарии
Нильский), проживающий в Лозанне. К этим двум лицам получают явки эсеры,
едущие из России.
Кроме них, в настоящее время проживают в Швейцарии следующие лица,
изъявившие желание посвятить себя террористической работе.
К числу таковых относятся:
1) Известный Департаменту полиции по моим докладам от 13 октября 1911
года бывший студент С-Петербургского университета, из крестьян Гродненской
губернии, Вельского уезда, Демьян Безюк (партийная кличка Гоголь, или Петр
Петрович, в наблюдении Дунайский). Безюк проживает в Кларане под фамилией
Журавлева.
2) Крестьянка Тамбовской губернии и уезда, Пахотно-углевской волости и
села Любовь Ефимовна Гальцева (кличка наблюдения Средняя). Гальцева
проживает также в Кларане совместно с Безюком. Оба эти лица приехали в
Швейцарию в октябре минувшего года из Петербурга, причем средства на поездку
они получили от присяжных Владимира Беренштама и Самуила Кальмановича; в
настоящее время они получают денежную помощь от матери редактора газеты
"Речь" Иосифа Гессена.
3) Некая Анна Дьякова, она же Анна Борисовна, еврейка, беглая
каторжанка (кличка наблюдения Рейнская); она проживала в Кларене, а в первых
числах марта переехала под наблюдением в Париж, где и сдана местному
наблюдению.
4) Неизвестный студент Петербургского университета (партийная кличка
Николай Николаевич, в наблюдении Шелковый), приехавший в Кларен в январе и
поселившийся вместе с Безюком.
5) Некий Михаил Викторович Бакулин - нелегальный (партийная кличка
Виктор), проживавший в Кларене и переехавший затем в Париж под наблюдение
французских филеров.
6) Некий Александр Дмитриевич, он же Саша (в наблюдении Уральский),
проживавший до отъезда Бакулина в разных местах, а после его отъезда
поселившийся в Кларене по его же паспорту. В настоящее время проживает в
предместье Торрито под фамилией Бакулина.
7) Некая Маруся Непримиримая, проживающая неизвестно где (наблюдению
неизвестна). Она является убежденной террористкой и играет крупную роль в
швейцарской группе. Последний раз была в Кларене в феврале сего года и 27
февраля выехала в Италию.
8) Неизвестный, напоминающий по приметам известного Департаменту
полиции террориста Святополка, он же Николай Выборгский, он же Владимир
Григорьевич - организатор покушения на московского генерал-губернатора
Гершельмана в 1907 году и на великого князя Николая Николаевича в 1908 году.
Место жительства неизвестно, наблюдению неизвестен. Был в Кларене у Веры
Фигнер в первых числах февраля.
9) Некий Петр (в наблюдении Войлочный), проживающий в Женеве, очень
дружен с Марусей Непримиримой; убежденный террорист.
10) Неизвестный, проживающий в Женеве (кличка наблюдения Суконный),
террорист.
. 11) Анархистка или максималистка Ревекка - хромая на правую ногу
(кличка наблюдения Ситцевая), знакомая со всей группой, проживает в Женеве.
12) Упоминаемый в докладе моем от 13 сего марта Лазарь, проживающий в
Женеве и выехавший оттуда 11 марта в Россию.
В настоящее время группа ожидает приезда из Христианин беглого
каторжанина. По сделанному мною сношению с начальником Симбирского
губернского жандармского управления от 17 марта видно, что Петров-Котро-хов
в 1906 году участвовал на собраниях в г. Симбирске, бывших в старых
казармах, и митингах, где говорил речи противоправительственного содержания;
в том же году привлекался к дознанию в качестве обвиняемого по 126 ст.
уголовного Уложения, а также был привлечен судебным следователем по особо
важным делам Симбирского окружного суда по обвинению по 139, 1630,1633 и 1
ч. 1634 ст. Уложения о наказании. По приговору военно-окружного суда был
осужден в каторжные работы на 13 лет и 4 месяца. Кроме того, за вооруженное
нападение 6 ноября 1906 года с целью ограбления почты, следовавшей из села
Жадовки, Корсунского уезда, был осужден в каторжные работы еще на 5 лет и 4
месяца. Он был отправлен в г. Омск, откуда бежал, и проживает, по агентурным
сведениям полковника Шабельского, в Париже.
На Ривьере находятся Борис Савинков, Евгения Сомова, Мария Прокофьева,
Наталья Климова и некоторые другие.
Там же, по-видимому, находится и Маруся Непримиримая, по своим приметам
очень напоминающая Наталью Климову.
Отдельно от этой группы в Специи, близ Генуи, проживает Виктор Чернов.
Группа эта агентурой вверенного мне отделения в данное время не
освещается.
В Париже находится так называемая "левая группа", или группа Дилевского
и Агафонова, для сношения с каковой и выехала, главным образом, Вера Фигнер
в Париж. Кроме того, там находятся следующие лица боевого направления,
поддерживающие непосредственно или прямо сношения с Верой Фигнер.
К числу таковых лиц относятся:
1) Борис Бартольд.
2) Проживающий совместно с ним под именем Ивана Студеникина воронежский
мещанин Иван Смирнов, разыскиваемый циркуляром Департамента полиции от 28
марта 19Ю года, привлекавшийся в г. Курске в 1908 году по делу "Боевой
организации" партии эсеров. Более подробные сведения о нем доложены мною в
записке от 21 марта с.г.
3) Некто Василий Викторович Львов, также проживающий с Бартольдом и
Смирновым.
4) В той же квартире проживал беглый матрос Гамлавский или Гамлявский,
упоминаемый в докладе моем от 2 сего марта.
5) Вышеупомянутый Вольф Фабрикант, выехавший в настоящее время на
Ривьеру (кличка наблюдения по Петербургу Сухой).
6) Некий Глотов, выехавший на Ривьеру несколькими днями ранее
Фабриканта.
7) Бывший студент Петербургского университета Александр Худатов
(партийная кличка Шурка), проживавший под фамилией Гурьев. В начале сего
года Худатов должен был выехать в Россию с каким-то партийным поручением, но
свою поездку отменил, так как узнал, что о нем наводятся справки.
8) Даша Кронштадтская, она же Даша Военная, принимавшая участие в
Кронштадтском восстании в 1908 году. Существует предположение, что ею было
совершено покушение на жизнь вологодского тюремного инспектора Ефимова в
апреле 1911 года. Недавно она выехала вместе с женой Худатова в Италию,
возможно, что на Ривьеру.
Главнейшими мотивами, коими обусловливается, с точки зрения Веры Фигнер
и ее сподвижников, необходимость террора, являются следующие: во-первых, как
уже упомянуто выше, желание спасти партию от развала и показать, что партия,
несмотря на понесенные ею тяжелые удары, существует и вполне жизнеспособна.
Во-вторых, стремление помешать во что бы то ни стало благополучному течению
предстоящих в 1913 году торжеств по случаю трехсотлетия Дома Романовых. И,
наконец, в-третьих, требование политических ссыльных и каторжан ответить
террором на те репрессии, жестокости и истязания, коим они якобы
подвергаются. Взяться за осуществление покушения на жизнь Государя
Императора, по-видимому, может группа Савинкова или группа Дилевского и
Агафонова.
С последней группой в настоящее время ведет переговоры Вера Фигнер.
Группа эта, существующая уже около четырех лет, ничем реальным о своем
существовании до сих пор не заявила и находилась все время в оппозиции к
Центральному Комитету. Главным тормозом ее деятельности было полное
отсутствие денежных средств. В настоящее время группа соглашается признать
главенство Центрального Комитета, но с правом вести работу (исключительно
боевую) вполне автономно.
Если Центральный Комитет не в состоянии будет дать достаточных для
совершения покушения средств, группа рассчитывает добыть недостающие
средства путем экспроприации.
Вообще можно предполагать, что более или менее разработанного плана
покушения на жизнь Государя Императора в данное время не существует. Безюк,
ездивший недавно на Ривьеру для переговоров с группой Савинкова, вынес
впечатление, что совершение покушения во время пребывания Его Величества в
Ялте или в Москве признается неосуществимым, кое-какие надежды в этом смысле
возлагаются на путешествие Его Величества, но и то, по-видимому, лишь в
области предположений.
Следующим стоит совершение покушения на жизнь г-на министра внутренних
дел. Осуществление этого покушения, которое можно считать наиболее назревшим
и которое решено произвести во что бы то ни стало, по-видимому, возьмет на
себя швейцарская группа. В последнее время, в связи с разговорами о
необходимости покушения на жизнь Его высокопревосходительства, стали
подробно обсуждать способ убийства г-на министра внутренних дел Сипягина
Балмашевым, причем высказывались предположения о возможности применить этот
способ вновь. По сему поводу мною даны надлежащие указания подполковнику
Озеровскому.
Далее существует предположение об убийстве варшавского
генерал-губернатора Скалона и генерала Герасимова, которого продолжают
считать руководителем политического розыска в империи.
Впрочем, убийство генерала Герасимова намечается лишь при условии, что
оно не потребует больших затрат деньгами и людьми.
Наконец, актом, которому также придается большое значение, является акт
в сношении начальника главного тюремного управления. Покушение на жизнь
действительного статского советника Хрулева настойчиво требуют политические
каторжане и ссыльные, и подысканием исполнителей на этот акт очень озабочены
Вера Фигнер, Маруся Непримиримая, Безюк и Егор Лазарев. Насколько известно,
пока исполнителя на это не нашлось, и ближайшая надежда в этом направлении
возлагается на вышеупомянутого Петрова-Котрохова.
Денег для террористических предприятий имеется очень мало. Известно
лишь, что Центральный Комитет получил недавно откуда-то 24 тысячи франков, а
Вера Фигнер получила из Америки 2 тысячи долларов; кроме того, она получила
еще отдельно 600 долларов специально для организации побега
Брешко-Брешковской, что надеются осуществить в течение лета сего года при
содействии какого-то ссыльного, бывшего солдата из кружка Нечаева, .
знающего хорошо условия ссылки; солдат этот по профессии сапожник
Вышеупомянутая предстоящая поездка Веры Фигнер в Лондон имеет главной
целью изыскание средств на террор.
Докладывая об изложенном Вашему превосходительству, имею честь
присовокупить, что подробные приметы всех перечисленных лиц, а равно их
заграничные адреса, будут мною представлены дополнительно.
Полковник Еремин".
НЕНОРМАЛЬНАЯ ЖЕРТВУЕТ 50 ТЫСЯЧ
Вероятно, главным источником сведений, на которых построен доклад
полковника Еремина, была заграничная секретная агентура полковника фон
Коттена. Тот же полковник фон Коттен на основании данных, полученных им от
его заграничных секретных сотрудников, в следующем (1913) году дает ряд
новых сведений о террористических планах заграничных революционеров;
Департамент полиции 5 февраля 1913 года препровождает Красильникову по этому
поводу следующую бумагу:
"Вследствие Ваших докладов от 20, 21 и 22 января Департамент полиции
уведомляет Ваше высокоблагородие, что по делу формирования заграницей боевых
отрядов для отправки их в Россию с террористической целью от полковника фон
Коттена получены нижеследующие сведения:
К началу текущего года продолжительное бездействие "Боевой организации"
стало вызывать, по сведениям агентуры полковника фон Коттена, нарекания
среди членов партии, и в Центральный Комитет стали поступать заявления
отдельных лиц и даже групп, предлагавших свои услуги в деле террора.
Энергичным идеологом террора явились известная Вера Фигнер и невеста
убийцы статс-секретаря Плеве - Егора Сазонова - Мария Прокофьева. В ноябре
текущего года к полковнику фон Коттену поступили агентурные указания, что на
восстановлении центрального террора стал настаивать Марк Натансон. С этой
целью из состава "заграничной делегации" выделились в особую "конспиративную
комиссию" Натансон и Аргунов, с правом кооптировать в эту комиссию тех лиц,
которых сочтут нужным.
Имеются указания, что комиссия вступила даже в переговоры с Савинковым,
несмотря на господствующее ныне в партии отрицательное к нему отношение.
Переговоры с Савинковым, по-видимому, не привели ни к какому результату.
Тогда комиссия предложила роль организатора будущего боевого отряда Сергею
Моисеенко (Луканову), но Моисеенко от роли организатора отказался, заявив,
что он считает себя пригодным лишь для роли исполнителя. Наконец,
по-видимому, выбор организатора боевого отряда остановился на проживающем в
Париже известном заграничной агентуре Михаиле Курисько.
Отряд этот ставит себе целью организацию цареубийств: формирование его
еще далеко не окончено и пока намечаются будущие его участники. В числе
таковых, кроме самого Курисько, намечены: его жена Ксения (по сведениям
Особого отдела, Груздева), некий Александр Добровольский (личность,
полковником фон Коттеном не установленная), бывший военный работник Бронский
и какой-то беглый матрос Черноморского флота.
Всего отряд должен состоять из 8 человек, денежные средства на
осуществление предприятия, по сообщению полковника фон Коттена, по-видимому,
имеются, так как не особенно давно поступили указания, что какая-то девица,
не вполне нормальная, желает пожертвовать партии через проживающую в Лозанне
Евгению Григорович 50 тысяч рублей.
По этому делу Натансон специально ездил в декабре минувшего года из
Парижа в Лозанну. Натансон имеет в виду распределить эти 50 тысяч рублей
следующим образом: 35 тысяч рублей дать на боевое дело, а 15 тысяч рублей
передать Бурцеву для борьбы с провокацией.
Кроме сведений об этом боевом предприятии, у полковника фон Коттена
имеются неопределенные указания на нахождение уже в данное время в
Петербурге боевого отряда, организованного Виктором Черновым для покушения
на бывшего министра внутренних дел, тайного советника Макарова, каковой
отряд, возможно, войдет в состав формируемого Михаилом Курисько боевого
отряда.
И, наконец, имеются указания, что проживающий в Париже бывший писарь
Петербургского окружного интендантского управления Андрей Нилов, бежавший в
1908 году из тюрьмы, имеет в Париже свою собственную автономную боевую
группу и что, кроме того, у него есть возможность достать на террор довольно
значительную сумму денег от каких-то высокопоставленных сестер, проживающих
постоянно за границей, у коих он служил личным секретарем еще до поступления
на военную службу.
В самое последнее время из среды "вольных социалистов", по сведениям
полковника фон Коттена, выделилось два боевых отряда - один из б и другой из
9 человек, которые предложили центральному комитету свои услуги для
совершения террористических актов центрального характера Член Центрального
Комитета Натансон согласился принять их предложение при условии входа в
первый из этих отрядов агента Центрального Комитета (для каковой цели
намечался Василий Леонович) и при условии постоянного контроля со стороны
Центрального Комитета над действиями второго отряда.
Оба отряда от предложенных условий отказались, но тем не менее выезд
обоих отрядов в Россию весьма возможен, по сведениям полковника фон Коттена,
и независимо от Центрального Комитета, если только этим отрядам удастся
достать необходимые для сего денежные средства и паспорта. В отношении
средств они рассчитывают получить таковые от упомянутого выше Андрея Нилова.
По предположениям агентуры, в случае получения указанных выше денежных
средств отряды выедут - один в Псков, а другой в Орел - в целях терроризации
административного персонала Псковской и Орловской центральных каторжных
тюрем.
Сообщая вышеизложенные агентурные сведения, полковник фон Коттен,
Департамент полиции просит Ваше высокоблагородие проверить таковые при
посредстве Вашей агентуры, обратив исключительное внимание на лиц
неустановленных.
Таковыми являются из числа здесь перечисленных Александр Добровольский,
Вронский и беглый матрос Черноморского флота; все остальные Вам хорошо
известны. Трое помянутых полковнику фон Коттену совершенно неизвестны, и
поэтому никаких о них данных он не дает, равно они неизвестны Департаменту
полиции. Что касается означенного Добровольского, то Департаменту полиции
известно о нем лишь то, что Вы о нем доносили.
По изложенным в этих донесениях данным, Добровольский в настоящее время
устанавливается в Департаменте полиции, но пока безуспешно, так как в
распоряжении департамента не имеется его фотографии.
В виде сего департамент просит о высылке фотографии и считает полезным
сообщить Вашему высокоблагородию для ориентирования, проверки и в дальнейшем
для донесения результатов последней, что по делам департамента проходили
следующие Александры Добровольские, ныне разрабатываемые:
1) Александр Кириллович Добровольский, киевский политехник, дворянин,
родился в 1880 году, привлекался в Киеве в 1908 году;
2) Александр Иванович Добровольский, сын священника в Любимовском уезде
Ярославской губернии, родился 14 марта 1884 года, окончил Ярославскую
духовную семинарию, отец и сестры его живут в с. Покровском Любимовского
уезда, привлекался в 1902 году в Ярославле по делу организационного комитета
ярославских семинаристов;
3) Александр Иванович Добровольский, окончивший Петербургский
университет в 1911 году, проходил в Петербурге по наблюдению за "Боевой
организацией" Центрального Комитета партии социалистов-революционеров
и,
наконец,
4) Александр Георгиевич Добровольский, бывший воспитанник Преславской
(в Крыму) учительской семинарии, родился в 1891 году, привлекался при
Таврическом губернском жандармском управлении по 126 ст. Уголовного уложения
в связи с ограблением подрядчика в Мелитополе.
Из Бронских Департаменту полиции известен единственный социал-демократ
меньшевик Бронский (без имени) из донесения Вашего от 1 декабря 1912 года и
Вронский, допуская, что по созвучию фамилий могла произойти ошибка,
студент-медик Московского университета Петр Александрович (Леонгардт
Витольдович) Вронский, уволенный за беспорядки в 1901 году из означенного
университета.
Вице-директор С. Виссарионов. Заведующий Особым отделом полковник
Еремин".
Данные, полученные Красильниковым от своих секретных остряков,
разошлись с данными полковника фон Коттена, и по поводу его записок в
Департамент полиции Красильников докладывает своему начальству следующее:
"Ни Вера Фигнер, ни Мария Прокофьева идеологами террора не являются, и
ни та, ни другая о терроре не помышляют. Первая занята всецело
благотворительными делами помощи ссыльным и каторжанам и к террору относится
отрицательно, вторая тяжело больна и уже два года никаких разговоров о
политике не ведет и, кроме близких, никого не видит. Что Марк Натансон
настаивает на возобновлении террора, также неверно. Натансон - человек
весьма осторожный, боевую деятельность признает лишь с изведанными
практичными людьми и с большими денежными средствами, чего теперь в партии
нет.
Аргунов считается лишь хорошим пропагандистом, террористом же он
совершенно не является.
Что же касается до Савинкова, то о поручении ему организации боевого
дела не может быть и речи, ибо его, наоборот, всячески вынуждают подать
заявление о выходе из партии и, конечно, ни с какими предложениями к нему
обращаться не будут, точно так же, как к Луканову, который известен как
близкий друг Савинкова.
Курисько, бывший член "Боевой организации", может быть полезен, как
техник, но не имеет руки, да еще правой, и с такими приметами, конечно, на
него никакой ответственной роли не возложат.
Сведение, что Натансон ездил в Швейцарию доставать деньги для "Боевой
организации", неверно. Он, действительно, ездил в Лозанну в декабре месяце
два раза, но с целью навестить своего больного племянника. Никаких денег
Натансон не получил, а 15 тысяч рублей он бы во всяком случае Бурцеву не
дал.
Точно также представляется совершенно неправдоподобным, чтобы в
Петербурге мог находиться боевой отряд, организованный Черновым, так как все
лица, которых пригласить бы мог Чернев, находятся в настоящее время за
границей. В России находится лишь Софья Бродская, но и та поехала по личным
своим делам".
Сведения Красильникова оказались гораздо более точными, чем доклады фон
Коттена, не потому ли и последовал в следующем 1914 году, по распоряжению
директора департамента Белецкого и товарища министра внутренних дел
|
Скачать 2.76 Mb.