Капиталисты_поневоле_Конфликт_элит_и_экономические_преобразовани. O x f o r d u n i v e r s i t y p r e s s
 Скачать 2.11 Mb.
|
(1990, № 55, с. 398 – 414). Некоторые соображения, полностью вошед- шие в четвертую главу, входили в статьи «Элитный конфликт и обра- зование государства в Англии и Франции xvi и xvii вв.», опубликован- ной в American Sociological Review (1989, № 54, с. 141 – 162), и, в соавторстве с Джулией Адамс, «Антиномии абсолютизма: образование классов, государст венные фискальные структуры и происхождение Француз- ской революции», в Political Power and Social Theory (1988, № 7, с. 135 – 175). Несколько страниц для шестой главы были взяты из моей предыдущей книги «От манора к рынку: структурные изменения в Англии, 1536 – 1640» (From Manor to Market: Structural Change in England, 1535 – 1640. Madi- son: University of Wisconsin Press, 1987). Часть седьмой главы была опуб- ликована под названием «Государство, церковь и ликвидация магии» в книге «The Production of English Renaissance Culture», под редакци- ей Дэвида Ли Миллера и других (Ithaca: Cornell University Press, 1994). Моя жена, Лин Миллер-Лахман, помогала мне всегда, когда мы конфликтовали с компьютером. Ее вера в то, что я сумею закончить эту книгу, меня сильно поддерживала. Мои дети, Деррик и Мадлен, отвлекали мое внимание и замедляли темп работы, за что я им бла- годарен. И наконец, мой покойный отец, Карл Эдуард Лахман, и моя мать, Лотта Беккер Лахман, повлияли на мое интеллектуальное раз- витие гораздо значительнее, чем я могу об этом написать. Им я по- свящаю эту книгу. Олбани, штат Нью-Йорк Август 1998 19 | 1 ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ Что-то произошло в Западной Европе в xv – xviii в. Основатели со- циологии полагали, что их дисциплина должна определить это что-то и объяснить, почему это случилось именно там. Карл Маркс, Макс Вебер и Эмиль Дюркгейм — каждый посвятил свои научные изыскания этой задаче. На протяжении последующего столетия социологи и ученые в смежных областях отличались друг от друга и определяли себя именно по тому, как они характеризовали главные черты этой трансформации в Европе ¹ Интеллектуально и духовно изменились европейцы, впрочем, как и материальные условия их существования. Сперва среди като- ликов, а потом и среди протестантов все больше и больше мыслите- лей развивали новое понимание природного мира, человеческого тела и разума. Сначала новое знание маскировалось под переот- крытия старой классики, его возрождение началось с переизданий и комментариев греческих и латинских рукописей, которые обнару- жились в монастырских и аристократических библиотеках. Интел- лектуальное пробуждение христианской Европы черпало источники вдохновения и в капитальных библиотеках и идеях кружков ученых людей, живших в мусульмано-иудейских общинах Ближнего Востока, Северной Африки и Испании. Темпы интеллектуальных открытий ускорились с изобретением книгопечатных станков, которые позволяли накапливать в личных и институциональных библиотеках работы классиков и современни- ков. «Появление типографий полностью преобразило те условия, в которых тексты производились, распределялись и потреблялись… ¹ Маркс, Вебер и Дюркгейм также рассматривали влияние этой трансформации на свободу, демократию и солидарность. В этой книге говорится только о соци- альном изменении Европы. Я не хочу присоединяться к основателям социологии в их попытках найти какие-либо нравственные уроки в истории, хотя в восьмой главе я указываю на политические уроки, которые преподносит моя модель. 20 | 1 Оно остановило искажение текстов, зафиксировало их более надеж- но, а также позволило их накапливать со все возрастающей скоро- стью. Благодаря ему стали возможны новые формы кросс-культурно- го обмена и систематического сбора информации в больших масшта- бах» (Eisenstein, 1969, с. 24). Открытия, частично навеянные классическими текстами, варьи- ровали в самом широком диапазоне — от фундаментальных научных до бытовых. Коперник, Кеплер и Галилей изменили европейское понимание небесных тел. Их систематические наблюдения ночного неба привели к формулировке гелиоцентрической модели Солнеч- ной системы вместо одобряемой церковью геоцентрической. Зна- менательно, что Коперника, который сообщал о своих открытиях в письмах и рукописях избранным читателям, терпели и даже под- держивали высшие иерархи церкви, с которыми он сообщался. Га- лилей навлек на себя гнев церкви, опубликовав теории, схожие с ко- перниковскими, в книгах, доступных всем (Mandrou, 1979, с. 32 – 40). Большинство книг касалось менее возвышенных предметов. В xv в. отмечался небывалый подъем в сельском хозяйстве: земле- дельцы улучшили семенной фонд, вывели новые зерновые культу- ры, освоили более эффективный севооборот, а также изобрели но- вые техники ирригации и осушения. Каждое нововведение быстро и широко распространялось с момента его первого успешного внед- рения благодаря появлению популярных бюллетеней, которые пуб- ликовались на многих языках по всей Западной Европе. Кроме того, как и сейчас, «приложением-убийцей» (killer-app, «программа-при- манка») для новой технологии стала порнография. Множество книг касались порнографических сюжетов. Однако порнографические труды имели отношение — иногда прямое, иногда косвенное — к по- литическим противоречиям. Философы оспаривали королевские, аристократические и церковные привилегии при помощи интеллек- туальных и социологических аргументов, а порнографы подрывали социальный порядок, высмеивая его и предлагая картины родства душ иного рода ² . Новые, все умножающиеся книги, газеты и журна- лы становились доступными все большему числу людей. Грамотность возросла с ⁄ части от взрослого населения в Средние века до более чем ⁄ в Англии и Нидерландах xvii в. и даже ⁄ во Франции xvii в. ² Дарнтон (Darnton, 1991) дает ценный обзор недавних исследований истории чте- ния. Питер Вейсс в своей книге «Marat / Sade» и Мишель Фуко в ряде своих работ по-разному показывают и подрывную роль порнографии, и непристойность власти. 21 - ££ Все литературные, философские, религиозные, научные и по- литические трактаты опровергали доминирующий социальный по- рядок. Прогресс превратил существующие социальные отношения в оковы. Карло Гинзбург (Carlo Ginzburg, 1976) проследил превра- щение средневековой религиозной максимы «Не высокомудрствуй» («Не ищи знания высшего » ) через литературные и народные тексты в лозунг голландских кальвинистов «Осмелься быть мудрым». Сред- невековая церковь пыталась не допустить простых людей до анализа божьего творения и его планов по поводу загробного существования. И клирики, и светские власти осуждали попытки понять или усом- ниться в социальном порядке, созданном королями и аристократа- ми. Религиозный скептицизм и политический раскол тесно сотруд- ничали с научными и технологическими изысканиями. Европейцы отважно старались познать высшее в самых разных областях. Развитие перспективы в живописи в xiv в. дало худож- никам и зрителям ощущение, что они видят более глубокую и под- линную реальность, чем раньше. «Зрители [таких картин] внезап- но сталкивались с совершенно приемлемым образом мистическо- го Рая Земного, где они могли физически ощущать первичный свет Бога, дышать небесной атмосферой и прикасаться к Источнику Че- тырех Рек, в котором омывались Праотцы» (Edgerton, 1985, с. 21). Че- ловеческое тело изображалось в деталях и реалистично. (Художни- кам помогали новые более точные анатомические атласы, которые составляли вскрывавшие тела в нарушение учения церкви.) Зрители учились уважать человека в каждом, ибо, как оказалось, каждый про- исходит от божественного образца, хотя образы Бога, Иисуса и ан- гелов у художников и у зрителей, конечно, были основаны на знании человеческого тела. Некоторые художники стали включать в свои картины открытия Галилея, изображая падающие звезды и лунные кратеры, о которых они читали в его трактатах или трудах церковни- ков, осуждающих астронома (Reeves, 1997). Некоторые европейцы были скептично настроены и в отноше- нии церковных институтов, изыскивая способы, как самим укротить естественные и сверхъестественные силы. В эпоху Ренессанса и осо- бенно в эпоху Постреформации процветали магия, астрология и ал- химия. «Желание обрести магическую силу создало интеллектуаль- ную обстановку, благоприятную для опытов и развития индуктивно- го метода, что означало разрыв с характерным для Средневековья отношением созерцательного смирения» (Thomas, 1971, с. 643). Открытость в экспериментах перешла от магии к науке. Ньютон всю свою жизнь интересовался алхимией, даже когда разрабатывал 22 | 1 теорию притяжения и одновременно с Лейбницем стал основателем математического анализа. Новые, более точные научные инструмен- ты и научные сообщества обеспечили условия для проведения опы- тов по физике, химии, физиологии, а также для распространения их результатов. Были идентифицированы и классифицированы ес- тественные разновидности и системы человеческого тела, и, что бо- лее важно, именно в xvii в. были заложены основы современной ма- тематики. В добавление к математическому анализу Декарт и Ферма формализовали аналитическую геометрию. Ферма и Паскаль заложи- ли основы теории вероятности. Эти открытия в математике подтвер- дили гипотезы европейцев, что Вселенная живет по законам, кото- рые можно открыть и проанализировать силой человеческой мысли. А усовершенствования в санитарии к концу xvii в. практически свели к нулю вспышки чумы в Европе. В Северной Европе подоб- ные улучшения произошли только в xviii в. Но хотя развитие ги- гиены сильно сократило распространение болезней, стоило челове- ку заболеть, доктора оказывались практически беспомощны. Про- гресса в медицине до конца xviii в. не было видно по большей части из-за того, что врачи основывали свое лечение на теории жидкостей Галена на протяжение всего раннего Нового времени. Первая вакци- на против оспы была разработана только в 1796 г. Удвоение сельскохозяйственного производства в большинстве районов Западной Европы в xiii – xviii вв., выведение новых куль- тур и пород уменьшили голод и его смертельные последствия. Одна- ко средняя продолжительность жизни оставалась низкой, а детская смертность не уменьшалась вплоть до xix в. В 1541 г. в Англии сред- няя вероятная продолжительность жизни была чуть меньше 34 лет. К 1696 г. она повысилась меньше чем на полгода. Средняя продолжи- тельность жизни достигла 43 лет только в 1830-х гг. (Wrigley, Shofi eld, 1981, с. 528 – 529). То же самое наблюдалось во Франции и во всей ос- тальной Европе (Dupaquier, 1979). Инновации в сельском хозяйстве и развитие санитарии сопро- вождались развитием инженерного и оружейного дела, мануфактур- ного производства, кораблестроения и навигации. В xvii – xviii вв. новые техники пожаротушения уменьшили риск смерти и разруше- ний от крупных пожаров. Когда жители европейских городов наблю- дали, как бригады пожарных сражаются с пламенем, у них возника- ло ощущение, что социальные силы могут контролировать природ- ные стихии, так же, как в предшествующие столетия призыв церкви жертвовать в пользу пострадавших от пожаров напоминал мирянам о их бренности и могуществе капризной судьбы (Dupaquier, 1979). 23 - ££ Европейские бронзовые пушки сначала догнали по огневой мощи, а к концу xv в. и перегнали китайские, от которых они произошли. Усо- вершенствование чугунных пушек в xvi в. позволяло европейским ар- миям и флотилиям выставлять в бой беспрецедентно сильную артилле- рию. Новые пушки способствовали появлению новых правил ведения войны на континенте. Военное преимущество перешло от аристокра- тов в замках-крепостях к государствам, владевшим достаточными ресур- сами для создания армий, обеспечения их артиллерией, а это, в свою очередь, заставило аристократов пойти в услужение к государству. Быстрое развитие кораблестроения и разработка такелажной осна- стки в xv в. позволили европейцам как завевателям привезти новое оружие в Азию, Африку и Америку, а затем воспользоваться плодами военного и торгового господства. «Пушечные суда, разработанные ат- лантической Европой в ходе xiv и xv столетий, оказались прекрас- ной выдумкой, которая сделала возможной европейскую сагу… Когда парусные корабли атлантической Европы прибывали куда-либо, мало что могло им противиться» (Cippola, 1965, с. 137) Мировосприятие европейцев расширилось от осознания того, что существуют другие страны, населенные народами с иными обы- чаями и цветом кожи. Путешественники привозили все более точные и подробные карты, а их отчеты о странствиях по другим континентам печатались во многих книгах и газетах. Европейские кошельки разбух- ли благодаря специям, новым видам продуктов и товаров, драгоцен- ным металлам и рабочей силе со всех частей света. Исследователи, ко- лонизаторы и торговцы сколачивали огромные состояния в Азии, Аф- рике и Америке. Большая сельскохозяйственная продуктивность позволила многим людям перебраться в города, оставив земледелие, в то время как богат- ство, полученное от торговли, поддерживало городских работников в новых и все расширяющихся профессиях. Городское население Евро- пы за 1500 – 1800-е гг. почти учетверилось, а количество европейцев, жи- вущих в городах, увеличилось с 5 до 10 %. В 1800 г. в Англии, Нидерлан- дах и Бельгии более ⁄ части населения проживало в городах. Европейские города трансформировались из разобщенных ост- ровков Средневековья в региональные, национальные и даже интер- национальные центры торговли и управления. Крупнейшие евро- пейские города в xiv – xv вв. были торговыми складами, они служи- ли посредниками между значительно более богатыми и изысканными центрами Ближнего Востока и Азии и сельскими аристократами, про- винциальными городками, духовенством. Великие города xvi и после- дующих столетий были административными и коммерческими цент- 24 | 1 рами. Горожане превратились из лавочников в правителей крупных государств. Вместе с европейским завоеванием Америки и большей ча- сти Азии и Африки горожане обогатились благодаря активному саль- до, получаемому от крестьян, батраков и рабов со всех заселенных континентов. Европейские города стали центрами массовой культуры. Еще до по- явления массовой продукции городские мастерские и сети сельских производителей-надомников создали стандартизированные товары широкого потребления для представителей среднего класса. Англий- ские и голландские фермеры-лавочники, ремесленники и специали- сты образовали первый массовый сельский рынок промышленных то- варов. В xvii – xviii вв. число и ассортимент этих товаров увеличились, увеличив спрос на еще большее изобилие товаров для покупателей из рабочего и среднего класса xix – xx вв. Богатство, возникшее благодаря международному и внутреннему господству и росту продуктивности сельского хозяйства в центре Ев- ропы, было инвестировано в институции, которые до сих пор отли- чают современный мир: государства и компании. Сословия, финанси- руемые податями и налогами, и коммерсанты инвестировались в госу- дарственные службы и займы. Государственные власти использовали доступные им ресурсы для увеличения числа подвластных им людей и территорий. Европа, которая в 1490-х гг. «делилась примерно на 500 государств, зачаточных государств, государствочек и государствоподоб- ных организаций», к 1990-м была «разделена на 25 – 28 государств» (Tilly, 1990, с. 42 – 43). В то же время госчиновники присваивали себе все бо- лее растущую долю богатства своих подданных и позволяли себе все- сторонне регулировать их поведение. Государственные власти и духовенство соперничали друг с другом за право введения однообразных стандартов действий и веры своих подданных. Сперва Реформация и Контрреформация пытались пода- вить неофициальные и местные религиозные практики, которые мог- ли бросить вызов правоверию каждой из них. Европейские церкви все- гда требовали формальной лояльности, регулярного посещения служб и денежных выплат. После Реформации амбиции католических и про- тестантских церквей стали расти, им все лучше удавалось отслеживать веру своих прихожан и их поведение за пределами религиозной службы. Мирские власти также все более назойливо и широко предъявляли претензии на умы и тела своих подданных ³ . Короли побуждали аристо- ³ Для Фуко и многих его последователей трансформация социального контроля и сопротивление, порожденное новыми дисциплинарными проектами, должны 25 - ££ кратов соперничать за государственные должности и почести. Отдель- ные локальные обычаи и системы права постепенно навязывались провинциальным, а потом и общенациональным судебным органам. Короли сносили замки аристократов и распускали армии магнатов. (Средневековые города-государства делали то же самое с городскими крепостями аристократических кланов.) Дуэли запрещались. Рыцар- ство было интегрировано в армии, которые приняли новые техноло- гии и формы дисциплины, что делало невозможным аристократам придерживаться рыцарских норм и правил ведения боя. Атаки на аристократию со стороны городов-государств и монархи- ческих правительств шли параллельно с народными выступлениями против власти элиты. Старым и новым системам господства броси- ли вызов эксперименты с самоуправлением. Философы Ренессанса начали предлагать новые конституции. Города-государства Италии и немецкой Ганзы освободились от своих суверенов и стали осваи- вать самоуправление и выборность при ограниченном праве голоса. Эти города бросали прямой мощный вызов божественному праву ко- ролей, несмотря на узость круга выборщиков. Английская революция вознесла вызов власти монархии, аристо- кратии и духовенства на новые высоты. В течение одиннадцати лет крупное европейское государство управлялось выборным парламен- том и народной армией с выборными офицерами. В это же время радикальные группировки предлагали отменить частную собствен- ность и утверждали, что каждый человек способен общаться с Богом сам, без посредничества духовенства; они обрели много последова- телей и даже соперничали друг с другом за право формировать анг- лийское общество. быть движущими темами нового исторического нарратива, который может про- тивостоять истории материалистов. В этой книге заботы Фуко по большей части игнорируются. Я упускаю многие возможности затронуть вопросы культурных и символических структур и рассматриваю опыт власти и сопротивления у соци- альных лишь тогда, когда они открыто проявляются в действии. В этой книге я не следую проекту Фуко обязательно рассказывать о субъективных пережива- ниях людей при столкновении с семьей, сообществом, государством и граждан- ским обществом и их сопротивлении. Конечно, эти темы важны и достойны глу- бокого обсуждения, но задача данной книги рассмотреть, насколько исторические изменения можно объяснить при помощи структуральной модели элитного кон- фликта, которую я раскрываю в следующем разделе этой главы. Я рассматриваю усовершенствование структуральных теорий социального изменения как необ- ходимый компонент самых различных интеллектуальных задач конструирования множественных нарративов того, как социальное изменение воспринимается и переживается. 26 | 1 Народные восстания вынудили правительства разработать новые методы контроля граждан. В якобы децентрализованной Англии «за- коны о бедных» (Poor laws) регулируют место жительства и трудо- вую жизнь большой части граждан. Выявляются и караются случаи добрачной половой жизни и появления незаконнорожденных де- тей. В последнем столетии Старого режима французы создают на- циональные полицейские силы. Эту инновацию скопировали и дру- гие монархии на континенте. Полиция создавала сети информато- ров, огромные досье на всех подданных, достигнув значительных успехов в разоблачении и наказании религиозного и политического инакомыслия. Претензии государства и духовенства зависели от систем управле- ния подданными, рассеянными по обширным территориям. И хотя мы не можем назвать полицию и другие учреждения бюрократиче- скими, новые сети часто коррумпированных и наследующих долж- ности чиновников были достаточно эффективны для того, чтобы заставлять подданных прислушиваться и отвечать на идеологии центра, если не принимать их. Координации помогало развитие транспортной системы. Новопроложенные дороги и каналы облег- чали путешествия на короткие и длинные расстояния. Благодаря общественным и частным судоходствам перемещения людей, това- ров и новостей стали более дешевыми и быстрыми. Эти улучшения в инфраструктуре и организации впервые вводились в Нидерландах и Англии на протяжении xvii в., а в отдельных частях Франции в по- следующие десятилетия. Успехи в области накопления и передачи знания, а также орга- низации власти совпали с приходом капитализма. Манориальные земли, выпавшие из обращения (заброшенные, переставшие пере- ходить из рук в руки) из-за перекрестного использования и права на доходы земледельцев, аристократов, клириков и монархов стали частной собственностью, которую можно улучшить и использовать согласно расчетам одного инвестора. Крестьяне, лишившись права на землю, пролетаризировались. В xvi и xvii вв. большинство анг- лийских крестьян потеряло свои фермы и стало наемными рабочи- ми. К 1700 г. существование более ⁄ французских крестьянских се- мей зависело от наемного труда. Урожаи зерновых в большинстве стран Северо-Западной Европы за три столетия, последовавших за Реформацией, удвоились. Качест- во сельскохозяйственной продукции улучшилось, во много раз воз- росло производство мяса, вина, молочных продуктов, овощей, фрук- тов и зерновых культур, имеющих промышленную ценность. Кресть- 27 - ££ яне, несмотря на свои права землепользования, и работники ничего не получили от увеличения богатства, созданного их трудом: зара- ботки в сельском хозяйстве и промышленности за эти три века либо снизились, либо остались на одном уровне. И потребители не полу- чили выгоду, потому что цены за эти столетия выросли. Повышение продуктивности сельского хозяйства было на руку только землевладельцам, а во Франции — еще и государственным чи- новникам. Кроме того, землевладельцы выиграли от перевода сред- невековых прав землепользования в частную собственность, вы- звавшего гораздо больший приток доходов, нежели сеньориаль- ные и церковные сборы; к тому же эти доходы можно было продать или передать в залог. Хотя много доходов и ресурсов в руках земле- владельцев и чиновладельцев растрачивалось на демонстративное потребление или войны, значительная часть их была вполне продук- тивно инвестирована. Почвы улучшались. Была организована сель- ская и городская промышленность, пусть и малого масштаба. Не- которые налоговые поступления были вложены во внутренние ин- фраструктуры, по большей части дороги и каналы. Государственные вооруженные силы использовались для завоевания иностранных ко- лоний и торговых маршрутов, что сильно повлияло на последующее развитие любой государственной активности капиталистов. Англия, Нидерланды, часть Франции и отдельные территории в других частях Западной Европы xviii в. были капиталистически- ми по любому определению этого термина. Налицо были все усло- вия, необходимые для промышленной революции, которая началась в Англии в конце xviii в., уже после того периода, о котором идет речь в этой книге. Земля и другие производительные силы находи- лись в частной собственности. Большинство работников пролетари- зировались. Государства гарантировали права собственности, регу- лировали труд и рынки и пытались обеспечить привилегиями внеш- ней торговли избранных граждан и компании. Итак, в Европе в xv – xviii вв. случилось многое. Об интеллектуаль- ном, политическом и экономическом развитии, которое преобразо- вало Европу за эти столетия, подробно рассказано многими истори- ками. Нет нужды еще раз описывать «истоки современного мира». Однако причины этих изменений остаются предметом споров. Многие ученые, когда рассуждают о причинно-следственной свя- зи, представляют себе некий ведущий процесс, который по мере своего развития преобразовывал остальную часть общества. Из-за трудности выделения ведущей причины большинство споров пред- 28 | 1 ставляют собой некий набор заявлений: «Все эти изменения — это Ренессанс, интеллектуальное пробуждение от глубокого сна Тем- ных веков». «Средневековое общество трансформировалось потому, что новый класс захватил контроль над экономическими и полити- ческими ресурсами и использовал их для продвижения своих инте- ресов». «Современный мир сформировался благодаря веберовско- му увеличению целерационального действия в ряде сфер — экономи- ческой (капитализм), политической (бюрократическое государство), научной и медицинской (экспериментальный метод) — и система- тическому развитию и теоретизации знания в искусствах, теоло- гии и истории». «Перемены изначально накапливались в демогра- фической и политической областях, а затем создалась критическая масса, которая трансформировала и свойства социальных отноше- ний». «Классовые конфликты стряхнули оковы феодального общест- ва и освободили капиталистов для создания новых форм господств». «Возникновение миросистемы было ведущим процессом, который затем рассовал народы мира на их позиции, определявшиеся их по- литическим и экономическим опытом». Ученые предлагают и другой набор теорий, когда пытаются опре- делить мотивы, которые подтолкнули европейцев раннего Нового времени к преобразованию своего социального мира ⁴ . Для Вебера беспрецедентная практика целерационального действия в Европе xvi в. была вызвана антирациональными страхами, которые спро- воцировали новые протестантские концепции Бога и спасения. Тео- рия модернизации видит в соперничестве за материальные блага, научные достижения, национальную силу и престиж, а также бюро- кратические должности (возможно, мотивированном упрощенным пониманием протестантской этики или происходящей от желания не отстать от все более и более современных соседей «Джонсов») движущую силу всех и каждого типа исторического развития. Иные школы исторической социологии концентрируют свое внимание на мотивациях избранных групп акторов, видя в них ведущие при- чинные силы исторических перемен. Так, ученые из формации го- сударственников анализируют, как своекорыстная государственная элита использует технические достижения (особенно в военной ⁴ Демографические детерминисты являются исключением, так как они не предпри- нимают попыток «вернуть людей». Они утверждают, что демографические циклы и долговременный рост населения создают условия для того, чтобы нужда поро- дила некоторые другие формы человеческого поведения. Таким образом, любые мотивации можно допускать, а можно игнорировать. 29 - ££ области) и как она, пересиливая бюрократическое сопротивле- ние, централизует ресурсы и власть в границах национальных го- сударств. Теоретики, которые называют себя сторонниками теории рационального выбора, видят в государствах, организациях и осо- бенно в капиталистических рынках достижения эгоистических ин- дивидуумов, которые научились добиваться максимальной выгоды для себя лично. Некоторые марксисты считают стремление капита- листов получить прибавочную стоимость двигателем общественно- го прогресса. Если объяснять социальное изменение в терминах стимулов, нуж- но либо показать, как и почему возникла такая мотивация именно пе- ред совершением трансформации социального действия, или про- демонстрировать, как некогда эффективное действие было заблоки- ровано, а потом разблокировалось, позволив мотивации повлиять на социальную реальность. Вебер воспользовался первым подходом, используя протестантскую Реформацию как стрелку на железной дороге, которая направила людей по пути целерационального дей- ствия. Таким образом, его модель происхождения капитализма об- ладает логической связностью, даже несмотря на то, что она плохо ладила с историческими свидетельствами. Другие модели выбрали второй способ, указывая на помехи, препятствующие образованию государства, целерациональному действию или капиталистическим общественным отношениям, как на причину того, почему извечная человеческая жажда власти, престижа, материальных благ или гос- подства над природой не вызвала к жизни национальные государ- ства и капиталистический рынок до xvi в. Я написал эту книгу потому, что меня не убедили описания этих помех и анализ их преодоления. В них отсутствует конкретика, спо- собная объяснить различия между странами Европы и их частями, и часто они просто утверждают, что помехи были устранены, даже не указывая на исполнителей или процессы, ответственные за такое социальное изменение. Истинная основа для исторического сравне- ния скрывается в тумане, когда ученые начинают говорить, что все протестанты разделяли одно понимание пути спасения или что все победители в феодальных конфликтах из буржуа преследовали одни и те же капиталистические интересы, или же что разные жители госу- дарствоподобных организаций стремились увеличить общую выгоду. Следуя за новейшими работами социологов, экономистов и других ученых, я утверждаю, что индивидуумы рациональны и когда они объ- единяются с другими, заинтересованными в том же, и действуют в рам- ках организаций или рынков как элиты и классы, они коллективно со- 30 | 1 храняют рациональную ориентацию. Я надеюсь продемонстрировать, что Реформация не ознаменовала начало эры целерационального дей- ствия. Средневековые европейцы тоже были рациональными. Объявление и даже демонстрация рациональности исторических деятелей объясняет немногое. Возможности для эффективных дей- ствий в то время и в тех местах, которые здесь исследуются, были редкими. В большинстве случаев исторические акторы могли до- стичь тех же решений или тех же целей, если бы они только следова- ли традиции, не погружаясь в рациональные расчеты. Редко и на ко- роткое время возникали возможности изменения какой-либо си- туации к лучшему. Целерациональные действия были необходимы для того, чтобы воспользоваться этими возможностями, и истори- ческие акторы в этих обстоятельствах, безусловно, были достаточно рациональны, чтобы ухватить свое. Как только рациональные акторы видели свои возможности и пользовались ими, они запускали целую последовательность со- бытий, которую нельзя было предугадать. Таким образом, конеч- ный эффект рациональных действий шел их исполнителям так же во вред, как и на благо. Подобные различия в результатах нельзя объ- яснить различиями в степени рациональности, зато они объясни- мы специфическими структурными контекстами, в которых рацио- нальные акторы изменяли историю. Ниже я проиллюстрирую эти утверждения и покажу ограниченность теории рационального вы- бора для объяснения изменений общественных отношений и других действий в каждом конкретном месте в конкретное время. Начнем с анализа, кто в средневековой Европе был способен дей- ствовать по-новому? Затем сделаем следующий шаг и спросим, как они действовали, чтобы преобразовать всю структуру общественных от- ношений и какие новые возможности эти трансформации открыли? Затем перейдем к определению и объяснению причинно-следствен- ных связей. Вместо ведущего рычага изменения или эссенциалист- ского разворачивания государственной систем, или капитализма, мы обнаружим весьма случайное развитие разных политик и экономик. Хотя люди были агентами изменений, они не собирались создать то общественное устройство, которое в результате возникло. Сред- невековые общественные акторы хотели только улучшить или сохра- нить свое положение. Индивидуумы и группы шли на изменения, что- бы решить свои проблемы, которые они определяли в рамках сущест- вовавшего контекста их обществ, эпохи Средневековья или раннего Нового времени. Все долгосрочные изменения были неожиданными, и агенты этих изменений были капиталистами поневоле. 31 ® ££ |} £ ® ££ |} £ Не все люди способны изменить что-то вокруг себя. Большинство из них практически все время находится в таких точках социальной структуры, в которых они не могут значительно оспорить свои от- ношения с другими социальными акторами. Структурные измене- ния можно прогнозировать и анализировать, только помещая аген- тов изменения в отношения с другими акторами, которые косвен- но или неосознанно создают стратегический просвет собственными действиями внутри той же самой общей структурной обстановки. Наша задача определить причинно-следственные связи, по которым акторы в некоем месте преобразуют социальную структуру, создавая дальнейшие стратегические возможности для других акторов в иных местах. В этой книге предпринята попытка отыскать начала таких «цепочек причинно-следственных связей» ⁵ в средневековой социаль- ной структуре и проследить разные последовательности действий, создавшие капиталистические общественные отношения. Мое основное открытие состоит в том, что цепочки случайных из- менений начинаются с элит, а не с классов или индивидуумов. Кон- фликт элит приводит в движение и направляет каждую эпоху транс- формаций. Если мы хотим понять, почему капитализм развился вна- чале в определенный момент в отдельных частях Европы, и если мы хотим понять различия между экономиками и политиками евро- пейских стран, мы должны начать с того, чтобы отследить разли- чия в структуре отношений внутри элит, между элитами и классами по отдельности, в городах-государствах, в империях и в государствах Европы Средних веков и раннего Нового времени. Элиту можно определить как группу правителей, обладающих возможностями присваивать себе ресурсы неэлит и входящих в об- особленный организационный аппарат ⁶ . Элита сама по себе опре- ⁵ Понятие «цепь благоприятных возможностей» взято из одноименной книги Гар- рисона Уайта (Harrison White, 1970). ⁶ Способности элит могут основываться на военной силе, контроле или владе- нии средствами производства или обмена, доступе к средствам спасения души или культурном капитале. Моя теория утверждает, что элиты получают доступ и раскрывают одну или все свои способности при помощи организационных аппаратов. Я согласен с Бурдье (Bourdieu [1972], 1977), а также Зелени, Зелени и Ковач (Szelenyi, Szelenyi, Kovach, 1995) и другими в том, что культурный капи- тал — базис контроля элиты, но, в отличие от них, я полагаю, что культурный капи- тал относится к организациям, которые составляют элиты, а не к индивидуаль- ным представителям элит или их семьям. Семьи и индивидуальные представите- 32 | 1 деляется характеристиками организационного аппарата, в который входит ⁷ . Однако только некоторые элиты способны защитить и рас- ширить свои автономию и власть, изменяя в свою пользу отношения с соперничающими элитами и классами-производителями, которые являются объектами присвоения. Социальные изменения произво- дятся элитами, действующими для себя. Общество управляется одиночной элитой, если и только если: 1) все ресурсы, забираемые у производящего класса (классов), при- сваиваются некой унифицированной организацией; 2) ни одна со- перничающая элита не способна создать конкурирующей организа- ции присвоения; 3) индивидуальные члены или группы внутри элиты не могут подорвать существующую организацию управления, лишив опоры остальных членов этой элиты. Множественные элиты возни- кают в том случае, если группа акторов (либо внутри старой элиты, либо пришедших с неэлитных позиций) развивает возможность из- влекать ресурсы из неэлит таким образом, что другие элиты должны терпеть это для того, чтобы сохранить собственный доступ к ресур- сам неэлит. Элиты, согласно этому определению, подобны правящим классам в том, что и те, и другие живут эксплуатацией производящих классов. Элиты, однако, отличаются от правящих классов в двух значитель- ных аспектах: во-первых, в рамках теории Маркса коренной интерес правящего класса — воспроизводство своих эксплуататорских отно- шений с производящим классом, а в модели конфликта элит этот ин- терес дополняется равно жизненным интересом в сохранении спо- собности расширить свой организационный охват конкурирующих элит. Другими словами, когда правит единичная элита, ее интересы можно анализировать в терминах Маркса, так как их единственным противником является производящий класс. Когда правят множест- ли могут передавать культурный капитал за пределы организаций, но сам по себе он развивается для присвоения ресурсов или доминирования над другими через организации. ⁷ Это определение элиты «в себе» и «для себя» напоминает различение Марк- сом классов «в себе» и «для себя». Однако Маркс полагал, что классы обречены в конечном итоге стать классами для себя, а модель элитных конфликтов, кото- рую я предлагаю, утверждает, что только те элиты, у которых есть возможность действовать для себя, могут поддержать свою автономию. Элиты сами по себе под- чинятся элитам-конкурентам с большими способностями, потеряют свою авто- номию и не смогут действовать для себя в будущем. Конечно, могут возникнуть новые элиты, возможно, с теми же организационными чертами, что и бывшая подчиненная элита, но с большими способностями для конфликта. 33 ® ££ |} £ венные элиты, их интересы направлены на противостояние вызо- ву как со стороны конкурирующих элит, так и со стороны подчинен- ных классов. Во-вторых, способность каждой элиты преследовать свои инте- ресы в первую очередь обусловлена структурой отношений между различными сосуществующими элитами и только во вторую очередь межклассовыми производственными отношениями. (И снова, если деятельность единичной элиты не ограничена конкурирующими элитами, тогда, как предсказывал Маркс, все их способности и инте- ресы направлены только против подчиненных классов.) Элита сначала совершенствует свою способность преследовать собственные интересы, частично или целиком подчиняя организа- ционный аппарат конкурирующей элиты своему собственному. Этот процесс я называю элитным конфликтом. Успех в конфликте элит измеряется тем, становятся ли у объединенных элит методы при- своения ресурсов менее уязвимыми. Если расширяющаяся элита умеет парировать удары конкурирующей элиты, то она может и со- вершенствовать свои организационные способности воздейство- вать на производственные отношения, улучшать методы изъятия ре- сурсов у производителей и уменьшать перспективы сопротивления со стороны производящего класса. Все элиты должны присваивать себе ресурсы неэлит, если они хо- тят выжить. Их интерес в этом первично формируется классовыми силами, то есть производственными отношениями. Однако способ- ность каждой элиты реализовывать свои интересы главным образом определяется структурой межэлитных отношений. Конфликт элит в первую очередь угрожает способностям элиты. При этом те инте- ресы, которые каждая элита пытается защитить, коренятся в ее от- ношениях с производящими классами. Если организационная база некой элиты выделяется по своим производственным отношениям, то эту элиту также можно опре- делить как фракцию класса. Статический анализ отношений некой элиты или фракции класса с производящим классом или их усилий защитить себя от конкурирующей элиты нельзя провести на основе теорий Маркса или конфликта элит, так как обе фокусируются на ор- ганизации изъятия элитой, которая также является фракцией класса. Для проверки обеих моделей требуется историческое исследование. Если найдется случай, в рамках которого элитные и классовые отно- шения испытывают некий сдвиг, реагируя на изменения в производ- ственных отношениях, это только подтвердит преимущества марк- систской теории элит. Тогда марксистская теория будет иметь все 34 | 1 основания утверждать, что множественные элиты обычно являются фракциями класса. Их, наконец, можно будет опознать, а их интере- сы и способности предсказать в зависимости от их производствен- ных отношений. Маркс в «Восемнадцатом брюмера» (1852) приво- дит именно такой аргумент в пользу классовых фракций и исследует, как способности фракций определяются организационными и идео- логическими факторами, не сводимыми к классовым понятиям. Моя теория конфликтов элит признает, что некоторые элиты яв- ляются фракциями классов. Тем не менее за редкими исключения- ми, когда правит единичная элита и классовый анализ эффективен, классовые фракции делят правление с элитами, которые не разли- чаются по отношению к производству. Когда фракция класса со- перничает с неклассовой элитой, фракция выигрывает или проиг- рывает в своей классовой способности |