Капиталисты_поневоле_Конфликт_элит_и_экономические_преобразовани. O x f o r d u n i v e r s i t y p r e s s
 Скачать 2.11 Mb.
|
79 ½} ® | ££ | ¾, 1100 – 1450 ||. В течение первого столетия после «черной смерти» копигольде- ры не получили никаких финансовых преимуществ от взятия в арен- ду своих держаний по сравнению с краткосрочной арендой земли. Только когда население, а также цены на зерно и землю в xv и xvi вв. увеличились, преимущества копигольда перед простой арендой ста- ли более очевидны (Abel, 1980, с. 125; DuBoulay, 1965). Затем в конце xvi – xvii вв. особый язык, использовавшийся при регистрации копи- гольдов в манориальных списках «приобрел особое значение… когда прямое прочтение договоров „копи“ позволяло лордам отказывать арендаторам в их правах или пытаться их изменить» (Hoyle, 1990, с. 7). Существование статуса копигольда в течение более двухсот лет поднимает вопросы, которые я поставил при обсуждении работы Добба в начале этой главы: почему ликвидация трудовых повинно- стей напрямую не вела к развитию частной собственности на землю и пролетаризации труда? Ни поздний марксистский анализ, ни раз- личные немарксистские исследования численности населения, ре- гиональной экологии или феодального производства не объясняют живучести манориальных социальных отношений. Несмотря на многообразие правовых терминов, использовавших- ся в записи перевода вилланских держаний в копигольд (и многооб- разия длительности таких держаний в xvi и последующих веках), все стороны нового порядка, созданного в 100 лет, последовавшие за «черной смертью», полагали, что им гарантированы бессрочные права на держания и передачу его наследникам за фиксированную денежную плату и файны. Крестьяне боролись не только за избавле- ние от трудовых повинностей, но и за получение копигольда взамен простой аренды, лизгольда (Razi, 1981, с. 12 – 16, 27 – 36). Многие мано- риальные лорды — крупные и мелкие, светские и церковные, и даже бейлифы маноров, принадлежавших короне, — пытались не предо- ставлять выгодных условий аренды (Duboulay, 1964, 1966, с. 218 – 237; Dyer, 1980, с. 118 – 149; Hatcher, 1970, с. 102 – 121; Raftis, 1964, с. 183 – 204). И единство крестьянского класса, и разделенность элит внесли свой вклад в сохранение манориальной организации аграрного про- изводства и сохранение их на наиболее выгодных для крестьян усло- виях. Как уже говорилось выше, фригольдеры имели общий с вил- ланами интерес в том, чтобы обеспечить и вилланам возможность арендовать свободные земли за деньги, вместо вложения своего тру- да в обработку доменов, а не ферм крупных семей. В результате все крестьяне объединились, требуя перевода на денежную ренту. Мало того, все крестьяне осторожно брали земли в аренду (лизгольд), при которой стабильность рент зависела от доброй воли лорда. 80 | 2 Только единства крестьян было недостаточно для того, чтобы до- биться таких выгодных условий держания ³⁰ . Как показало сравне- ние с французскими областями, необходимо было еще одно усло- вие — разделение элит — для обеспечения победы крестьян. Та же расстановка сил элит, которая подточила «Статут о пахарях», обес- печила аренду свободных земель через копигольд. Две националь- но ориентированные элиты — корона и духовенство — помогли кре- стьянам в борьбе против локально ориентированных манориальных лордов. Судьи королевских ассизов и судьи церковного суда, следуя указаниям короля и епископов, более заинтересованных в сохране- нии национальной базы таксации и плательщиков десятины, неже- ли в увеличении дохода со своих маноров, поддержали права кре- стьян брать землю в копигольд, противодействуя бейлифам королев- ских поместий и церковным манориальным землевладельцам (Gray, 1963, с. 34 – 49; Blanchard, 1971, с. 16 – 22; Hill, 1963, с. 84 – 92; Houlbrooke, 1979, с. 7 – 20). Судьи церковной курии, связывая права держания ко- пигольдеров с их обязательствами по выплате десятины, выкова- ли союз между крестьянами и держателями церковных бенефици- ев, хотя и за счет духовных и светских манориальных лордов (Raftis, 1964, с. 198 – 204; DuBoulay, 1965, с. 443 – 55). Судьи королевских ассизов сыграли небольшую роль в прямой за- щите держания копигольда в xv в. (Gray, 1963, с. 23 – 24). Немногие крестьяне имели достаточно средств, чтобы позволить себе процесс ³⁰ Мартин (Martin, 1983) утверждает, что крестьянский бунт 1381 г., несмотря на его незначительные немедленные последствия, имел долгосрочный эффект усиле- ния крестьянских общин, позволивший арендаторам освободиться от трудовых повинностей в xv в. Мартин говорит, что королевская власть в xv в. была спо- собна сохранить сеньориальное землевладение, но не феодальный контроль над крестьянским трудом. Работа Мартина важна потому, что в ней крестьян- ская солидарность и бунт определяются как необходимые условия для завоева- ния свободы. Тем самым Мартин делает большой шаг в сторону от демографи- ческих детерминистов, утверждающих, что сами по себе изменения пропорций земля / труд автоматически давали крестьянам достаточно преимуществ, чтобы освободиться от трудовых повинностей. Мартин расширяет наше понимание, подчеркивая запаздывающую, сбивчи- вую и зависимую от многих обстоятельств природу перехода от феодальных тру- довых повинностей к крестьянской аренде и постепенному обезземеливанию многих арендаторов в xvi и последующих веках. К сожалению, дуализм госу- дарство — землевладелец, по Мартину, слишком прост, чтобы объяснить, почему отношения земледержания трансформировались столь специфическими путя- ми, на которые они встали после «черной смерти», а затем в xvi и последую- щих веках. 81 ££ £ | ¾ перед королевскими судьями, и напротив, церковные суды были бо- лее доступны для большинства копигольдеров. Реальный вклад коро- ны в борьбу за права крестьян на землю проявился при вторичной поддержке юрисдикцию церковных курий в спорах между крестья- нами и манориальными лордами. Корона имела двойной интерес в поддержании власти духовенства в делах земледержания: во-пер- вых, она взимала церковную десятину в пользу государства, во-вто- рых, короли рассматривали независимое крестьянство как основной источник налоговых сборов (Scarisbrick, 1960, с. 41 – 54; DuBoulay, 1966, с. 92 – 113) и поэтому желали сохранить способность духовенства защи- щать крестьян в качестве противовеса манориальным лордам. ££ £ | ¾ Исследование трансформации классовых отношений в аграрном сек- торе, проведенное в этой главе, позволяет нам сделать некоторые вы- воды об ограниченности изменений в средневековых Англии и Фран- ции. В обеих странах все перемены в статусе крестьян касались раз- личного вида держаний в манорах. Крестьяне не покидали и не были изгнаны из своих жилищ в манорах. В столетия, последовавшие за чу- мой, они продолжали выводить (а иногда и менять) свои права и обя- занности из своего статуса арендатора в маноре. Практически ни один крестьянин не пролетаризировался ни в Англии, ни во Франции до xvi в. Практически ни один землевладелец в этих странах не пре- успел в переводе недомениальной земли своего манора в частную соб- ственность, которой он мог бы управлять, сдавать в аренду или про- давать, как ему заблагорассудится. Обсуждение, приведенное выше, показывает, что тенденция была противоположной, и многие земле- владельцы стремились перевести домены в крестьянские держания. Баланс классовых сил не может объяснить ни стабильности ма- нориальных классовых отношений, ни различий в схемах земле- держания внутри этой архетипической феодальной организации, зато структура элиты становится ключевой объясняющей перемен- ной. Там, где элиты пребывали в активном или неразрешенном кон- фликте, крестьяне получали свободу от трудовых повинностей, пра- ва на надежное земледержание и стабильную ренту, не взирая на де- мографические, экономические и экологические условия, там, где элитные конфликты были разрешены, крестьян вынуждали нести новые или усиливали старые трудовые повинности. 82 | 2 Ключевые различия между Англией и Францией заключались в уровне организации элит. Во Франции элиты были организова- ны, с основным исключением в виде духовенства, на провинциаль- ном уровне. В Англии корона и духовенство решающим образом влияли и на общенациональном уровне на светских землевладель- цев. Ни одна национальная элита в эту эпоху, предшествующую аб- солютизму, не была способна добиться элитной гегемонии в рамках всей нации. Единственное, что английская корона и духовенство мог- ли сделать со своими общенациональными организациями — пред- отвратить захват светскими землевладельцами гегемонии в рамках графств. В результате модель многих французских областей, где свет- ские землевладельцы объединялись под руководством одного магна- та или в рамках коллективной корпорации, не была продублирована в английских графствах. Две стабильные модели, каждая из которых продержалась два сто- летия, были созданы в послечумных Англии и Франции. В большин- стве французских областей светские элиты сумели ограничить про- никновение конкурирующих элит внутрь и использовать свою област- ную гегемонию для привлечение крестьян к трудовым повинностям. В Англии и Бретани, Комтате-Венэссен, Нормандии, Орлеане, Пи- кардии, Пуату, Провансе и Гиени конфликт магнатов — между светски- ми землевладельцами и духовенством во французских областях и меж- ду светскими землевладельцами и коалицией духовенства и короны в Англии — освободил крестьян от трудовых повинностей при надеж- ном держании своих земель. В Иль-де-Франсе короли использовали свою власть для предотвращения сложения гегемонии светских зем- левладельцев и обеспечения свободы крестьянам в качестве противо- веса аристократии и альтернативного источника налоговых сборов. В Лангедоке союз магнатов и духовенства проводил ту же стратегию ослабления манориальных сеньоров и усиления крестьянских общин. Для перехода к аграрному капитализму нужны были дальней- шие трансформации элитной структуры. В последующих главах рас- смотрены возможные источники изменения в феодальной поли- тике. В третьей главе разбирается роль городов — как независимых городов-государств, так и автономных в рамках национальных госу- дарств — как места зарождения политических образований, бросив- ших вызов аграрным элитам, но не приведших к установлению ка- питалистических социальных отношений. В 4 – 6 главах проанали- зированы различные виды образовавшихся государств — имперская Испания, корпоративная коалиция, ставшая Голландской республи- кой и два контрастирующих типа абсолютизма, в Англии и Франции, 83 ³}} £ £³£} ³£ чтобы определить их как особые формы, и подточившие феодальную политику, и произведшие на свет новые элитные структуры, которые в конечном итоге стали проводниками капитализма. ³}} £ £³£} ³£ Социологи и историки, изучающие неевропейские общества, почти все единодушны, что давно пора похоронить столь малополезное по- нятие Маркса, как азиатский способ производства ³¹ . Маркс полагал, что крупномасштабные деспотические государства в Азии использо- вали прямое принуждение для присвоения результатов труда. Ази- атский способ производства, по Марксу, отличался от европейского феодализма тем, что барщинный труд был организован там центра- лизованными институциями, в то время как труд крепостных и тру- довые повинности в Европе использовались на местном уровне ма- нориальными сеньорами. Каждый из правящих классов поддержи- вался своей системой организации труда, утверждал Маркс. Хотя землевладельцы были во множестве и процветали в Азии так же, как и в Европе, в Азии блок военных и чиновников получал крупную выгоду от принудительного труда, тогда как в Европе феодалы извле- кали из труда большую часть прибавочной стоимости для себя. Маркс мало что мог сказать о динамике классовых конфликтов и социальных изменениях в Азии. В действительности исследовате- ли неевропейских обществ считают понятие «азиатский способ про- изводства» неудобным именно потому, что оно препятствует анализу подлинной динамики социального изменения обществ, обозначен- ных как азиатские Марксом и марксистами. В то же время востокове- ды много времени потратили на создание новых теоретических кон- цепций, которые позволили бы проводить сравнения между восточ- ными и европейскими обществами ³² ³¹ Маркс развивал концепцию азиатского способа производства в своих «Критике политической экономии» ( [1859], 1970), «Капитале» ( [1867 – 1894], 1967) и «Эко- номической рукописи» (Grundrisse, [1857 – 1858], 1973) и ссылался на нее во всех своих работах. Концепция была популяризована Виттфогелем (Wittfogel, 1957). ³² Япония представляет собой исключение. Историки и социологи почти единоглас- но рассматривают ее как феодальное общество, которое перешло к капитализ- му, возможно, после Англии, но задолго до остального света. Японию использо- вали для поддержки разных моделей: марксистской (Anderson, 1974), мировых систем (Moulder, 1977) и веберианской (Eisenstadt, 1996; Ikegami, 1995; Collins 1997). Я надеюсь рассмотреть этот важный случай в одной из своих последующих работ. 84 | 2 Анализ азиатских переходов пробуксовывал потому, что ученые пытались вывести траектории социальных изменений из типоло- гий аграрного производства и извлечения прибавочной стоимо- сти, рассматриваемых изолированно от более широких структур элитных и классовых отношений ³³ . Веберианцы внесли еще мень- ший вклад в понимание азиатского исторического развития, неже- ли марксисты. Веберианцы использовали эссенциалистский подход, утверждая, что в восточном мировоззрении и социальных практи- ках не доставало некоторых важных черт, присутствующих в Европе и Японии. В результате, утверждают они, азиатские общества, за ис- ключением Японии, никогда не развивались так, как европейские ³⁴ Веберианцам не удалось объяснить различную динамику восточных обществ, и они удовлетворились описаниями инертных культур. Анализ элит в этой главе подсказывает, что ключевая характе- ристика любого европейского или азиатского общества — полная структура элитных и классовых отношений, а не доминантные фор- мы извлечения прибавочной стоимости в отдельный историче- ский момент или любой другой набор культурных практик. Измене- ния происходят между элитными и классовыми отношениями. Мы не найдем точки перехода, сравнивая способы производства или об- ³³ Обсуждение в Journal of Peasant Studies статьи Харбанса Мукхья «Был ли феодализм в истории Индии?» (Harbans Mukhia, «Was there feudalism in Indian history?», 1981) показательно. Участники специального номера, изданного Т. Дж. Байрсом (T. J. Byres) и Мукхья (1985), единогласно согласились с тем, что понятие «азиат- ского способа производства» не помогает понять историю ни одного из регио- нов Индии. Все статьи очень важны для понимания нескольких аграрных спо- собов производства в разных частях Индии за столетия ее истории. Однако все авторы начинают «тонуть», когда пытаются развить модель способов производ- ства или использования способов производства, которая бы объяснила кон- кретный отрезок индийской истории. Читателям предлагается ряд критических толкований марксистских концепций, но ни разу не говорится, какие факторы вызывали изменения. ³⁴ Эйзенштадт (Eisenstadt, 1988) и Коллинз (Collins, 1997) попадают в эту ловушку по-разному, как и Холл (Hall, 1988), и Бехлер (Baechler, 1988). Сам Вебер в «Рели- гиях Китая» ( [1916], 1964) и «Религии Индии» ( [1916 – 1917], 1958) допускает боль- шой фактор случайности, прослеживая двустороннюю причинно-следственную связь между социальной структурой и религиозным мировоззрением. Икегами (Ikegami, 1995) ближе к Веберу в тонкости, с которой она прослеживает взаи- моотношения между конфликтом и культурным изменением. Икегами не делает тео ретических выводов из своего исторического исследования и выдвигает лишь имплицитные предположения, как рассматривать Японию в сравнении с Евро- пой или другими азиатскими странами. ³}} £ £³£} ³£ щества «сбора ренты» и «сбора налогов» (Berktay, 1987), или проти- вопоставляя империи, королевства и племенные системы. В дейст- вительности важен комплекс организации производства и извлече- ния стоимости, или, используя терминологию Бертея, связь ренты с налогами и отношений внутри ренто- и налогособирающих элит. Важна структура, и в Азии, и в Европе, в качестве контекста, внут- ри которого открываются и закрываются возможности для действий (agency) элит и классов. Если элитная структура лучше объясняет устойчивость евро- пейского феодализма до xvi в., похожую модель можно применить и при анализе устойчивости некапиталистического способа про- изводства в Азии и уникального развития аграрного капитализма в Японии, начиная с xvii в. Нам нужно выяснить, где в комплексе элитных и классовых отношений создан зазор для точки перехода в каждой стране, городе или области в определенные исторические моменты. Непредвиденные изменения происходят в Азии, так же, как и в Европе и во всех других обществах. Нам нужно найти струк- турные точки, где элиты и классы обладают возможностью действо- вать (agency). Данная книга пытается сделать это в отношении Запад- ной Европы. Мы конструируем теоретическую и методологическую концепцию для будущих исследований Азии, которые смогут объяс- нить и сравнить особое историческое развитие каждого общества. 86 | 3 ПРЕДЕЛЫ РАЗВИТИЯ ГОРОДСКОГО КАПИТАЛИЗМА Города были звездами Европы эпохи Средневековья и Ренессанса. В отличие от сельских общин с их политической статикой и практи- ческой автаркией, города были локусами быстрых демографических изменений, узлами международной торговли и сетей производства и сценой, на которой элиты и классы становились агентами истори- ческих трансформаций, изобретая новые и бросая вызов старым по- литическим устройствам. В xii – xiv вв. города по всей Европе де-факто добились автоно- мии, а некоторые, например, в Северной Италии, завоевали и фор- мальную независимость от окружающих королевств, княжеств и гер- цогств. Автономные города и города-государства обеспечивали свою свободу военными и финансовыми средствами. Муниципаль- ные правительства эксплуатировали промышленность, заключен- ную в городских стенах, и торговлю, проходившую через их террито- рию, поднимая налоги, увеличивая пошлины, беря займы у горожан и приезжих. (Города, особенно в Италии, собирали дань с сельских территорий, находящихся под их контролем.) В некоторых случаях бюджет городов превышал бюджеты крупнейших королевств Евро- пы, тогда города выводили на поле боя армии, успешно противосто- явшие и часто превозмогавшие военные силы, контролируемые ко- ролями и аристократами. Меньшие по размерам и богатству города покупали права и свободы у своих сеньоров. Города добивались власти в международной и областной сферах. Они образовывали транснациональные лиги и коалиции; некото- рые начинали войны, становясь столицами обширных городских империй. Эти города контролировали ключевые европейские тор- говые пути, увеличивая богатство граждан и доход правительств. Самые богатые горожане давали в долг королям и римским па- пам, контролируя основные запасы ликвидного капитала в Евро- 87 ³}} |£| ³ пе, выдвигая требования королям и постепенно добиваясь власти над папством. Городские центры достигли уровня населенности и развития ре- месел, невиданного в Европе со времен падения Рима. Хотя инно- ваций в технике производства и ведении дел было немного, коли- чественный рост экономической активности в сочетании с реин- теграцией Европы в торговые сети Азии и Ближнего Востока давал видимость качественно нового экономического поведения. Судя по всему, социальный порядок, ориентированный на города, возник в Европе в столетие, закончившееся «черной смертью». Горо- да готовились к гегемонии в западной половине континента, когда урбанистические области оправились демографически и экономиче- ски — к xv в. В условиях такой социальной системы города эксплуа- тировали сельскую Европу. Хотя аристократия была непосредствен- ным получателем богатств, извлеченных из сельских производите- лей, дворяне и короли, в свою очередь, переводили большую часть этих богатств в руки городских предпринимателей, действовавших путем ростовщических займов и завышенных цен на мануфактур- ные товары, а порой и через прямое военное покорение. Контроль итальянцев, а позже исключительно дома Медичи над усиливаю- щимся папством переводил церковную десятину и доходы с земель со всей Западной Европы в Италию, в частности в Рим и Флоренцию. В некоторых частях континента стали проявляться контуры по- литической системы, в которой внешние территории объединялись под властью одного-единственного города или лиги городов. От- стающая Европа через несколько крупных городов связалась с более продвинутыми областями Азии и Ближнего Востока; доступ к техно- логическим инновациям, товарам и богатству остальной части мира контролировали города, обладавшие достаточными связями, воен- ной силой и капиталом, чтобы доминировать в трансконтиненталь- ной торговле. Развивающаяся гегемония городской Европы была потеряна в xvi в. Большинство городов принудили расстаться с их независи- мостью или поступиться большей частью своей автономии. Великие города Италии передали контроль над торговыми путями, папством и даже над большей частью итальянских земель новым могуществен- ным национальным государствам, которые праздновали триумф: их армии и их способность получать доходы оказались сильнее. Даже ремесленное производство стало уходить из городов в это столетие, ставшее эрой возникновения сельской протопромышленности. На- селение итальянских городов осталось прежним или уменьшилось, 88 | 3 хотя общее население Европы, в том числе городское, значительно увеличилось; впервые столицы национальных государств стали бо- лее населенными, чем города-государства. }} }| Историки и социологи потратили много сил, чтобы осветить те ас- пекты городской жизни, которые могли бы объяснить подъем и про- цветание автономных городов в средневековую эпоху. Анри Пиренн, Пол Суизи и Фернан Бродель — вот самые выдающиеся имена из той когорты ученых, которые, хотя и с разных позиций, приравнивали урбанизм к капиталистическому развитию. Из всех троих лишь Бро- дель все-таки признавал, хотя и не объяснял причин, резкий упадок автономных городов в xvi в. Фредерик С. Лейн, Чарльз Тилли и дру- гие исследователи протопромышленности указывали на очевидные (для них) преимущества национальных государств и сельской про- мышленности перед городами-государствами и городскими купцами, однако не смогли выразить, почему городские политики и произво- дители сумели продержаться, несмотря на все предполагаемые недо- статки своего положения, до xvi в. Только Макс Вебер выдвинул единую модель, объясняющую ранние преимущества и поздние изъяны положения купцов, основавшихся в городах. Однако, несмотря на блистательную логику его аргументов, ученые, придерживающиеся двух других подходов, успешно разруши- ли основания трудов Вебера о городах. Обзор взглядов Вебера и его противников проясняет необходимость нового анализа европейских городов-государств и то, как моя модель конфликтов элит удовлетво- ряет эту потребность. Ниже проиллюстрирована ценность моего под- хода применительно к Флоренции эпох Средневековья и Ренессанса. |