Капиталисты_поневоле_Конфликт_элит_и_экономические_преобразовани. O x f o r d u n i v e r s i t y p r e s s
 Скачать 2.11 Mb.
|
|
paulette было решающим для ослабления магнатов и создания новой динамики конфликта между короной и платными чиновниками. Однако свидетельства, представленные Бонни (Bonney, 1981) и Паркером (Parker, 1983), показывают, что даже в xvi в. корона защищала претендентов на платные должности, чтобы подорвать власть магнатов. В итоге, введение paulette ускорило, но не начало смещение области элитного конфликта. 230 | 4 чиновники были заинтересованы остановить создание новых долж- ностей, которые бросали вызов их полномочиям и доступу к ресур- сам. Парламентские судьи повторили свое требование, на который корона ответила согласием на Генеральных штатах 1614 г., но позже отменила его, пообещав, что не будет создавать новые юридические органы и воздержится от продажи дополнительных мест в уже суще- ствующих судебных палатах (Kettering, 1982). Городские и провинци- альные чиновники использовали налоговый бойкот, чтобы вынудить корону прекратить продажу новых должностей. В результате доходы короны с продажи постов, которые поднялись до 39 миллионов лив- ров в 1639 г., за последующие две декады опустились до 800 000 лив- ров в 1661 г. (Dent, 1967, с. 247 – 250). Ограничения продаж и самого вертикального абсолютизма отра- жаются как в первопричинах, так и в итогах религиозных войн, Гене- ральных штатов 1614 г. и Фронды. Выборы в Генеральные штаты пе- редали долю королевских полномочий дворянству, духовенству и го- родским элитам в самых разных французских областях. Королевский контроль над депутатами был слабее в pays d’etat, чем в pays d’election. Этот контраст подтверждает мое прежнее наблюдение, что провин- циальные штаты, которые сохранили рычаги управления над рас- кладкой тальи внутри своей области, смогли лучше противостоять попыткам короны переманить на свою сторону аристократические и городские фракции. В этих областях корона была вынуждена по- купать голоса каждого сословия отдельно, сокращая провинциаль- ные и городские налоги и свою долю доходов с церковной десяти- ны (Hayden, 1974). Монархия была ограничена и в своих требованиях к депутатам из pays d’election, в которых доминировали чиновники и назначенные ими клирики. Когда корона пыталась вынудить штаты в этих обла- стях согласиться на повышение налогов в обмен на возобновление полетты, которая гарантировала бы им права продавать или заве- щать свои должности, чиновники объединились с магнатами в борь- бе за сохранение своих частных интересов от экспроприаций коро- ны (Hayden, 1974). Генеральные штаты 1614 г. продемонстрировали частичное развитие королевской стратегии продаж. Продажность постов разделила провинциальных аристократов, ослабила регио- нальные базы магнатов и ограничила их способность бороться с ко- роной на общенациональном уровне. Однако после первоначаль- ного притока средств от продажи должностей эта стратегия повела к финансовому краху. Каждая попытка монарха обложить налогом уже ранее проданные привилегии или продать их новым покупате- 231 ¾ лям объединяла аристократов с чиновниками ради совместной защи- ты против тех новичков, которые пытались ослабить позиции и тех и других. Корона столкнулась со схожими сложностями и в финансовом ис- пользовании разногласий между католиками и протестантами. Про- тестанты концентрировались в немногих провинциях и нескольких городах (Parker, 1978). Корона позволяла протестантам доминиро- вать в этих областях в обмен на финансовые уступки. Протестанты тоже воспользовались королевской поддержкой, чтобы подчинить или изгнать католических чиновников из провинциальных штатов, парламентов и городских правительств. Католики организовались в Лигу, чтобы предотвратить дальнейшее распространение власти протестантов и вернуть себе области, оказавшиеся под их контро- лем, что и стало причиной религиозных войн во второй полови- не xvi в. Лига отняла себе часть власти над католической церковью, кото- рой корона добилась для себя через конкордат 1516 г. Епископы, бо- явшиеся передачи имущества протестантам, сговорившимся с ко- роной, обратились за защитой к дворянам из Лиги (Hoffman. 1984, с. 7 – 44; Tait 1977). Таким образом, несмотря на то, что большая часть Франции оставалась католической, монархия потеряла свою власть над церковью. Религиозные войны повлияли и на городскую политику. Муници- палитеты разделились по конфессиональному признаку. Как только Лига или гугеноты получали гегемонию в каком-нибудь городе и из- гоняли своих оппонентов, корона больше не могла играть на столк- новении фракций. В этом случае ей приходилось иметь дело с пар- тиями, обладавшими вооруженной силой, и получать ограниченную денежную плату за возврат гарантий практически полной муници- пальной автономии (Parker, 1980; 1983; Gascon, 1971; Westrich, 1972). Религиозный конфликт и попытки короны извлечь прибыль из своих чиновников привели к единому политическому результа- ту. В обоих случаях провинциальные и муниципальные фракции об- наружили, что смогут лучше обслуживать свои интересы, если собе- рутся в партии, часто в союзе с магнатами, чем будут соперничать друг с другом за покровительство короны. Способами, которыми ко- рона могла расколоть эти возродившиеся провинциальные клики, были увеличение патроната и сманивание главных акторов от их со- юзников. Поэтому король Генрих iv заплатил 24 миллиона ливров вожакам Лиги за разоружение и гарантировал протестантским го- родам освобождение от налогов в обмен на их обещание терпеть ка- 232 | 4 толиков-землевладельцев и священников в своих областях. Эти ус- тупки предотвратили дальнейшее слияние провинциальных пар- тий в общенациональные блоки, что могло грозить трону Генриха iv . Тем не менее король не смог оплачивать и обе внутренние уступ- ки, и заграничную войну. Он был вынужден прекратить войну с Ис- панией, навсегда похоронив надежды расширить границы Франции (Parker, 1983, с. 46 – 94). Французские короли начала xvii в. «не могли ни собирать нало- гов, сколько им хотелось, ни тратить по своему желанию, и местные элиты удержали большую часть власти над практическим функцио- нированием [финансовой] системы» (Collins, 1988, с. 2). Тем не ме- нее, в отличие от английских монархов, которые хотя и потеряли свою власть над мировыми судьями-джентри, но ликвидировали власть магнатов, французские короли не смогли сокрушить могуще- ство крупной провинциальной знати. Французские монархи обнару- жили, что им требуется союз с наиболее могущественными провин- циальными дворянами, если они хотят и дальше вытягивать деньги из меньших аристократов на периферии. Провинциальные губерна- торы, назначавшиеся из членов крупных аристократических родов, стали главным инструментом королевской политики. Самыми успешными губернаторами, если судить по их способно- сти предотвращать финансовые или военные мятежи в своей про- винции, были имевшие свои независимые сети клиентов, состояв- шие из мелких землевладельцев и провинциальных чиновников, которым они предоставляли политическое и военное покровитель- ство (Harding, 1978; Bonney, 1978). Объединяясь со своими клиентами в борьбе против новых конкурирующих платных должностей, губер- наторы добились того, что доходы с уже существовавших должностей и их рыночная стоимость драматически возросли. Место в прован- сальском парламенте в Эксе, стоившее от 3000 до 6000 ливров в 1510 г., выросло в цене до 40 000 – 50 000 ливров в 1633 г., или на 400 % с уче- том инфляции (Kettering, 1978, с. 221 – 225). Схожие повышения кос- нулись цен и на другие провинциальные должности (Dewald, 1980, с. 131 – 161; Collins, 1988, с. 80 – 87). Губернаторы использовали свою власть над назначениями для сокращения новых или свободных по- стов, приберегая их для награждения своих клиентов. Кроме того, губернаторы действовали так, чтобы обеспечить своим союзникам из держателей платных должностей контроль над парламентами, другими судами и городскими советами. Губернаторы обнаружили, что им удается лучше увеличивать свой политический и финансовый капитал, если они выступают посред- 233 ¾ никами между короной и провинциальными интересами. Когда гу- бернаторы могли помешать продаже коронных должностей и повы- шению налогов, наградой им была верность городских и провин- циальных чиновников, которым угрожали фискальные требования короны (Harding, 1978). Губернаторы могли идти на компромиссы и при этом наращивать свою политическую власть, поддерживая требования короны о повышении налогов, а затем стричь большую часть этого повышения со своих избранных союзников в виде комис- сий по сбору налогов. Это позволяло губернаторам карать стропти- вых чиновников, отлучая их от щедрот, возникавших благодаря но- вым налогам. До тех пор пока губернаторы были способны покупать лояльность большинства своих парламентов, судов, штатов и город- ских советов, они могли предотвращать объединение этих провин- циальных органов в оппозицию. На протяжении всей первой половины xvii в. корона пыта- лась упорядочить раздачу милостей и использовать свою щедрость для создания партий сторонников монархии в провинциях, незави- симых от вооруженных магнатов. Начиная с 1634 г. корона назнача- ла постоянных интендантов в каждую провинцию для сбора дохо- дов и раздачи милостей. Интенданты концентрировали свои уси- лия на том, чтобы обойти казначеев, чьей задачей был сбор тальи. Казначеи входили в союзы с провинциальными магнатами и позже спонсировали фракции Лиги или гугенотов, которые доминирова- ли в той или иной провинции. Интенданты следовали ранней коро- левской стратегии по продаже должностей, назначая elus (выборны- ми) сборщиками налогов тех дворян и городских финансистов, кото- рые находились на самой периферии провинциальных и городских фракций ²⁸ Elus организовывали бригады по оценке и сбору десятины в каж- дом избирательном округе — подразделении провинций из числа pays d’election. Elus наживались на том, что собирали налоговые штрафы или действовали как налоговые откупщики, заранее выплачивая ко- роне часть налога в обмен на право собирать десятину или другие на- логи в рамках своей области. Интенданты использовали прибыль- ²⁸ Беик (Beik, 1985, с. 98 – 116), Бонни (Bonney, 1978, с. 237 – 50), Киттеринг (Kettering, 1986) и Мунье (Mousnier, 1970, с. 179 – 99), все объясняют, как корона создавала сети вокруг губернаторов, интендантов и неофициальных посредников с разны- ми связями и степенью верности короне. Хардинг (Harding, 1978, с. 191 – 99) рас- сматривает, как корона использовала с теми же целями временных интендантов начиная с 1560-х гг. 234 | 4 ность статуса elu или возможность присоединиться к откупу налога для формирования сети своих сторонников. Интендантам хуже удавалось манипулировать и раскалывать более сплоченных дворян в pays d’etat. Штаты и парламенты в этих провин- циях часто отказывались регистрировать контракты, которые интен- данты заключали с откупщиками. Сопротивление штатов усложняло откупщикам сбор налогов в этих областях. В результате те, кто наде- ялся стать откупщиком, делали предложения о покупке, стоимость ко- торой часто была меньше ранее заявленной суммы (Buisseret, 1968). Интенданты больше всего преуспевали в ослаблении власти ав- тономных городов. Провинциальные штаты и парламенты ниче- го не могли сделать с притязаниями муниципальных правительств на власть в округе своих городов, тогда как интенданты пытались ограничить финансовую автономию муниципалитетов, выуживая го- родской капитал для нужд королевской казны. Интенданты исполь- зовали угрозу подчинить города провинциальному управлению, что- бы силой выманить у них большие займы (Bordes, 1960; Parker, 1983). Королевские доходы повысились после учреждения провинци- альных интендантов. Прямые налоги, особенно талья, taillon (таль- он), продовольственное снабжение армии, и etape, возросли с 36 мил- лионов ливров в 1635 г. до 72,6 миллиона в 1643 г., а недоимки умень- шились (Parker, 1983, с. 6). Большая часть налоговых сборов, однако, использовалась внутри провинций интендантами для платы elus и поддержания верности аристократов, судей и других бывших со- юзников магнатов. Королевские интенданты должны были постоянно подкупать соб- ственных назначенцев, потому что коронные чиновники в провин- циях в большинстве случаев набирались из рядов аристократии ²⁹ Немногие французы-неаристократы могли позволить себе купить должность или налоговый откуп, к тому же только когда интендант нанимал существенную часть аристократов на королевскую службу, он мог преодолеть провинциальное сопротивление повышению на- логов. Корона была загнана между двумя противоречащими друг дру- гу необходимостями: изыскивать деньги для поддержания королев- ского двора и заграничных военных походов и создавать помехи объ- единению оппозиции в провинциях и городах. Достижение первой цели требовало сокращения прибыльности должностей и получения силой согласия провинциальных дворян на создание новых органов ²⁹ Так утверждают Девальд (Dewald, 1980, с. 69 – 112), Паркер (Parker, 1980, с. 56 – 95), Тэйт (Tait, 1977, с. 1 – 20) и Киттеринг (Kettering, 1978, с. 13 – 50). 235 ¾ по сбору налогов. Вторая цель могла быть достигнута лишь предо- ставлением должностей и других концессий достаточному числу дво- рян и чиновников, чтобы уравновесить тех, кого не охватили поли- тические сети интендантов. Успех короны в удовлетворении этих противоречащих друг другу потребностей напрямую зависел от войны. Когда Франция находи- лась в состоянии мира и военные расходы сокращались, как в годы, последовавшие за религиозными войнами, король мог позволить себе обратить большую часть доходов на покупку верности аристо- кратов и упрочение королевских партий под руководством провин- циальных интендантов. Но в середине xvii в., когда военные расхо- ды повысились и углубился нерелигиозный кризис, короне пришлось оставить своих клиентов и опять надавить на органы управления, состоявшие из платных чиновников, и на провинциальные штаты. Фискальный нажим стал мощнее в 1640-е гг: война с Испанией разрас- талась, а доходы с прямых налогов, достигшие своего пика в 72,6 мил- лиона ливров в 1643 г., упали до 56 миллионов в 1648 г. (Parker, 1983, с. 64). Дефицит покрыли за счет продажи должностей и других фи- нансовых уловок. Но такую технику нельзя было использовать долго. Суммарные доходы правительства упали на 28 % в 1650 – 1660-х гг. и вер- нулись к прежнему уровню лишь в конце 1720-х гг. (см. пятую главу, особенно табл. 5.4). Таким образом, пока «интенданты служили уско- рителем ресурсопотока, направленного к центральному правитель- ству» (Tilly, 1981, с. 205), в десятилетия до Фронды повышение государ- ственных доходов и возможностей вызвало политическую реакцию, которая привела к развалу политико-финансовых сетей интендантов. Подъем и падение доходов короны до Фронды были следствием стра- тегии продаж должностей, которая изменила структуру отношений элит в гражданском обществе таким образом, что эффективность ор- ганов управления короны была, в свою очередь, ограничена ³⁰ ³⁰ Мой анализ французского вертикального абсолютизма в столетие, предшествую- щее Фронде, в сравнении с развитием английского горизонтального абсолю- тизма в том же столетии, лишь частично поддерживает концепции трех теоре- тических направлений, представленных ранее в этой главе. То, как описывает Андерсон абсолютизм — «смещение политико-правового насилия вверх, в сто- рону милитаризированной вершины» (Anderson, 1974, с. 19), вполне подходит для Франции. Там растущая доля прибавочной стоимости изымалась через нало- ги, а не арендную плату, и даже не имевшие должностей землевладельцы все боль- ше зависели от королевских эдиктов и парламентских решений, когда они хоте- ли повысить арендную плату крестьянам и подчинить их себе напрямую (Dewald, 1980, с. 162 – 201). Большая часть манориальных и феодальных судов магнатов пре- 236 | 4 Фронда Фронда — серия восстаний против королевской власти в 1648 – 1653 гг. — должна рассматриваться как последствия финансового кризиса ко- роны. Фронда была направлена на ограничение способности коро- ны учреждать новые посты или издавать декреты, которые подтачи- кратили функционировать к xvi в. Вместо них, землевладельцы и крестьяне шли со своими спорами в провинциальные парламенты или испрашивали мнения губернаторов, интендантов и их помощников. Подход Андерсона гораздо меньше помогает пониманию Англии, где развитие государства определялось единичной возможностью присвоить церковную собственность и власть. Английская Рефор- мация привела к неожиданным последствиям, повысив способности землевла- дельцев присваивать себе большую часть выплат крестьян и самим регулировать аграрное производство (хотя и через коллегии мировых судей, организованные на уровне графств, а не благодаря своей сеньориальной власти в маноре). Особое значение, которое придавали Маркс, Энгельс, Добб, Поршнев и Люб- линская буржуазии как покупателю государственных должностей и противовесу знати находит меньше поддержки в моем анализе ситуации. Знать в обеих стра- нах и нетитулованные английские землевладельцы в большей степени, чем город- ские купцы, были покупателями государственных постов во Франции и бывшей церковной собственности в Англии. Более убедительным кажется тезис о том, что английские и французские монархи, стимулируя рынки на землю и долж- ности, помогали развитию интересов буржуазии, а не наоборот, как утверждал Энгельс. Монархи в обеих странах расширяли ряды буржуазии, гарантируя моно- полии в торговле и мануфактурном производстве (Brenner, 1993; Stone, 1970, с. 85 – 86; Parker, 1983, с. 73 – 81). Однако, многие монополисты были дворянами, а другие пытались породниться с ними через браки. Купцы в обеих странах хоте- ли войти в союз как с аристократами, чтобы защитить свои похожие привилегии, так и с монархами, чьи фискальные требования грозили отнять или перераспре- делить прибыли с прежде гарантированных торговых концессий. Наконец, особое значение, которое Тилли и Манн придавали расширению военных и финансовых возможностей государств, упускает из виду разницу ситуа- ций. Английская корона богатела, получая и тратя доходы с Ликвидации монасты- рей. Однако она не смогла выстроить бюрократию, способную собирать налоги без содействия Парламента и сборщиков из числа джентри. Английские монархи добились безопасности, разоружив армии конкурирующих магнатов. И напротив, французские короли xvi в. не получили военного превосходства над внутренни- ми конкурентами. Хотя французское «государство» и значительно повысило свои доходы в xvi в., большая их часть собиралась и удерживалась платными чинов- никами, чьи интересы были зачастую противными интересам короны. Схожим образом, противопоставление родового и бюрократического режимов, а также двухпалатного и трехпалатного законодательных органов, выдвигаемое Эртма- ном (Ertman, 1997) упускает критические важные черты английской и фран- цузской политий. В его работе игнорируется духовенство и Реформация (Гор- ский (Gorski) в своем обзоре 1998 г. работ Эртмана тоже замечает это). В итоге, 237 ¾ вали бы власть уже существующих платных должностей. Фрондеры были практически единодушны в своем требовании отменить службу интендантов. Парижский парламент сформулировал чувства фрон- деров, потребовав, чтобы судьи сохранили свои полномочия решать, регистрировать ли, улучшать или вовсе отвергать королевские дек- реты. Провинциальные парламенты откликнулись на это в своих об- ластях. Парламенты нашли поддержку у множества провинциальных и городских группировок. Платные чиновники, которым угрожали усилия губернаторов и интендантов повысить коронные доходы, были основной опорой Фронды. Некоторые из наиболее могущест- венных губернаторов встали со своими клиентами против стратегии короны, позволявшей интендантам вмешиваться в провинциальную политику и тем самым подрывать основы власти этих губернаторов (Harding, 1978, с. 199 – 212; Moote, 1971; Bonney, 1978). Восставали судьи-парламентарии из трех провинций и присоеди- нившиеся к ним магнаты и их клиенты, провинциальные штаты, го- родские купцы и чиновники, протестантские и католические свя- щенники и крестьяне. Мятежи угрожали власти монарха и самому трону. Шэрон Кеттеринг (Kettering, 1982) сравнивала провинциаль- ные парламенты, которые присоединились к Фронде, с оставшими- ся верными короне и обнаружила, что платные судьи восстали, ко- гда у них появились и мотив, и союзники. Мотив имелся у парламент- ских судей в большинстве французских областей, так как их доходы и льготы оказались под натиском интендантов, стремившихся захва- тить соперничающие суды под их контролем. Тем не менее судьи ста- ли мстить за обиды, только когда смогли использовать политиче- ский раскол между провинциальными интендантами. В трех провин- Эртман вынужден заключить, что английский Парламент всегда был сильным, и не может объяснить, откуда у него появилась заинтересованность и способ- ность бросить вызов короне. Он также упускает из виду источники королевской политической (в отличие от финансовой и организационной) слабости внутри платных институций Франции и поэтому не может указать, когда у короны меня- лись возможности действовать внутри страны и за рубежом. Проблема, с которой столкнулись теоретики этих трех направлений при опи- сании французского и английского абсолютизма, проистекает из того, что им не удалось разглядеть причинно-следственную значимость конфликта между элитами и различий в судьбе духовенства в этих двух странах. Отношения элит создавали возможность для проведения Реформации в Англии и перекрыли ей путь во Франции. Способность английских монархов выстроить горизонталь- ный абсолютизм происходила от слабости духовенства, а не от возможностей, имевшихся у короны ранее, как абсолютных, так и в сравнении с аристократией. 238 | 4 циальных городах, где взбунтовались судьи — Эксе, Руане и Бордо, — интенданты восстановили против себя крупные сектора городской администрации. Городские чиновники часто были связаны с судья- ми семейными и патронатными узами, создавая сплоченный блок оппозиции. Губернаторы провинций оказались неспособны противостоять мятежам Фронды. Коронная стратегия продаж ослабила их контроль над чиновниками. Чиновники больше не нуждались в губернаторах, чтобы удерживать за собой свои должности. Однако они обращались к губернаторам, чтобы помешать учреждению конкурирующих ор- ганов, которые отнимали у них доходы и снижали значение их по- стов. Как уже говорилось выше, эту политическую роль губернато- ры могли исполнять в первой трети xvii в., когда низкие военные расходы позволяли монарху тратить свой доход на создание поли- тических блоков вокруг верных губернаторов. Но как только коро- на ограничила свой патронат и умножила число должностей в ответ на бюджетные трудности конца 1630 – 1640-х гг., губернаторам стало практически нечего предложить старому корпусу платных чиновни- ков. Губернаторы, сидевшие в Эксе, Руане и Бордо, отреагировали на свою неспособность защитить своих провинциальных клиентов, заискивая перед королевским двором, заключая союзы с интенданта- ми для зажимания провинциальных и городских органов управления (Kettering, 1986, с. 99 – 140; Bonney, 1978). Тем не менее губернаторам и интендантам не удалось выстроить новые клиентские сети, кото- рые смогли бы противостоять альянсу парламентских судей и магна- тов на местном уровне. Губернаторы были вынуждены призвать ко- ролевскую армию, чтобы сражаться с Фрондой юристов. Другие губернаторы, возглавляемые принцем Конде, старались восстановить свою провинциальную клиентелу путем противостоя- ния короне. Конде рассчитывал, что королевская армия завязла в войне против Испании и он и его соратники-магнаты смогут слить все свои отряды в военную силу, способную противостоять рассеян- ным войскам короны, оставшимся во Франции (Westrich, 1972). Кон- де и его соратники призвали провинциальное дворянство, город- ских купцов и чиновников, отлученных от королевского патроната, и создали революционную коалицию, гораздо более мощную, чем от- дельные парламентские партии городской Фронды. Фрондеры не смогли объединиться и поддерживать мятежи, не- смотря на то, что держатели купленных должностей были заинтере- сованы в ограничении королевской власти. Хотя фрондеры и нача- ли восстание, обладая военным перевесом и стратегическими пре- 239 ¾ имуществами, они потерпели поражение потому, что короне удалось договориться с некоторыми своими оппонентами и тем самым изо- лировать, а затем и разбить оставшихся бунтовщиков (Moote, 1971, с. 316 – 354; Kettering, 1978, с. 277 – 297). Майкл Манн ошибается, когда пытается объяснить разные ре- зультаты гражданской войны и Фронды, преувеличивая якобы су- ществовавшее военное превосходство монархов. Он утверждает, что французские короли командовали армиями, которые могли быть обращены как на внутреннего, так и на внешнего врага, в то время как английские монархи сконцентрировали свои военные капитало- вложения на строительстве флота, что более пристало островному королевству (1986, с. 478). На самом деле обе стороны в обеих странах во время гражданских войн были способны поднять армии, доста- точные для победы своих оппонентов. Французские фрондеры про- играли по той же причине, что и английские роялисты: их бросили жизненно важные союзники, нейтралы примкнули к врагам, и они потеряли способность собирать налоги или брать займы на поддер- жание своего дела. Таким образом, чтобы понять поражение фрон- деров, мы должны объяснить, почему некоторые провинциальные элиты порвали со своими соратниками-аристократами и подчини- лись короне, тем самым обеспечив ее армиями и финансовыми ре- сурсами, необходимыми, чтобы пересилить фрондеров. Окончательное поражение Фронды продемонстрировало, что, хотя короне и не удалось организовать постоянный и надежный при- ток средств от платных чиновников, продажность должностей раско- лола общенациональные оппозиционные коалиции. Столетие про- дажи административных постов ослабило прямые сеньориальные связи между землевладельцами и крестьянами (см. шестую главу). Даже те дворяне, которые получали большую часть доходов с кре- стьян в виде ренты, обнаружили, что их права на землю и прибыль с нее зависят от чиновников. Французские светские феодалы нико- гда не смогли установить прямое господство над крестьянами, свя- занными с конкурирующими феодальными элитами ³¹ Французские классовые отношения в аграрном секторе остава- лись определяющей феодальной чертой регулирования множествен- ных элит и получения прибыли с сельскохозяйственного производ- ³¹ Шестая глава посвящена более расширенному сравнению элитных структур и классовых отношений аграрного сектора в Англии и Франции. Там я концен- трируюсь на влиянии структурных различий на капиталистическое развитие; здесь же — на их последствиях для политики и образования государства. 240 | 4 ства. Абсолютистские стратегии французских монархов ослабили контроль духовенства и магнатов над землевладением, и одновре- менно помогли новым элитам, в первую очередь парламентским и су- дейским, вмешаться в отношения землевладельцев и арендаторов. В отличие от ситуации с единственным классом землевладельцев в Англии, несколько французских элит сталкивались друг с другом по поводу прав сбора налогов и ренты от крестьян. После 150 лет ма- нипуляций короны с провинциальными элитами и реорганизации власти аристократов уже внутри системы продажных постов власть каждой элиты стала зависеть от королевских пожалований «приви- легий, которые можно было интерпретировать по-разному и кото- рые определялись по желанию короля» (Beik, 1985, с. 219). Как только фрондеры отвергли предложения короны о регуля- ции привилегий, провинциальным фракциям пришлось самим ула- живать дела со своими пересекающимися полномочиями. В резуль- тате более слабые элементы из коалиции фрондеров гораздо меньше нажились на соперничестве со своими провинциальными противни- ками, чем было бы, если бы они подчинились короне и интендантам. Чиновники и дворяне, чье положение корона установила лишь не- давно и которые не были клиентами или союзниками ведущих фрон- деров, меньше всего были готовы присоединиться к Фронде или же быстро покидали общий фронт бунтовщиков (Kettering, 1978; 1982, с. 294 – 304; Moote, 1971; Bonney, 1978, 1981). У фрондеров были свои основания враждовать и друг с другом. Так же как стратегия продаж должностей не смогла примирить про- винциальные элиты, она перекрыла путь к образованию общего фронта дворян, находившихся в оппозицию к королевскому дво- ру. Неспособность французских провинциальных элит действовать как класс, продемонстрированная их внутренними конфликтами по поводу привилегий, подтвердила их неудача в подавлении мас- сового крестьянского сопротивления во время Фронды. Коронная стратегия продаж уменьшила возможности феодалов собирать рен- ты и осуществлять военное принуждение над крестьянами, заменив все это налогами, введенными непосредственно государством и со- бираемыми при помощи продаваемых служб. И когда крестьяне ста- ли бунтовать против налогов и короны под прикрытием Фронды, фрондеры потеряли свои доходы со сбора налогов. Фрондеры име- ли мало денежных запасов и не могли содержать частные армии, спо- собные победить и корону, и крестьян-бунтовщиков. В конце кон- цов Конде был вынужден запросить мира, так как его партия разори- лась (Parker, 1983, с. 95 – 117). Монарх же, напротив, смог найти деньги 241 ¾ у крупных финансистов, чьи капиталовложения в королевский долг требовали от короны господства над провинциями для будущей вы- платы. Финансисты передали короне достаточно, чтобы продолжить борьбу и победить фрондеров (Bonney, 1981, с. 213 – 214, 228 – 241; Par ker, 1983, с. 95 – 117). Неспособность фрондеров поддержать вооруженное сопротивле- ние короне или подавить крестьянские мятежи объяснялась учреж- дением системы продажных должностей и манипуляциями с ними, в результате которых силы различных элит сплавились в одну госу- дарственную структуру. «Правители не могли оторвать подвластные им области от большой политики, потому что их полномочия опи- рались на систему разделения власти и лестницы привилегий, на са- мом верху которой находился монарх. Без короля не было бы иерар- хии власти и „разделения труда“ среди них. Однако не существовало оснований и для королевского «государственного переворота», так как король опирался на своих социальных союзников в каждой про- винции и не имел для них замены» (Beik, 1985, с. 219). Бюджетный кризис начала xvii в. показал пределы власти короны над провинци- альным дворянством, точно так же как Фронда продемонстрировала, что аристократы и платные чиновники не могут образовать единый класс в рамках абсолютистского государства. Политическое урегу- лирование, достигнутое после окончания Фронды, не было побе- дой монарха над аристократией или государственных бюрократов над гражданским обществом, а адаптацией ранее независимых фео- дальных элит в рамках единой государственной структуры. Контраст между итогами французской Фронды и английских ре- волюции и гражданской войны показывает предсказательную и объ- яснительную ограниченность трех теоретических концепций, пред- ставленных ранее в этой главе. Английская революция действи- тельно была конфликтом между государственной элитой и джентри, чьи интересы определялись новой монополией на контроль над аг- рарным производством. В этом столкновении военные и админист- ративные возможности, на которых делают акцент теоретики го- сударственно-ориентированного подхода, оказываются меньшими, чем способность джентри преследовать свои интересы относитель- но крестьянства, не прибегая к королевским и государственным по- жалованиям власти. Даже когда парламент и джентри раскололись на соперничающие фракции во время гражданской войны, Карл i не смог найти достаточно союзников для победы ни среди джент- ри, ни среди лондонских купцов или сельских. Король оказался столь нежеланным союзником, потому что он не был нужен для поддер- 242 | 4 жания или расширения экономической силы ни одной из элит. Ко- ролю не хватало ресурсов, чтобы поддержать сеть патроната, необ- ходимую для верховенства в общенациональной политике, и, следо- вательно, победа короны больше бы навредила джентри, йоменам и купцам. Фронда, напротив, меньше соответствовала архетипической структуре, представленной государственными чиновниками, сбор- щиками налогов и подданными государства, которые эти налоги пла- тили. Неспособность французской короны установить горизонталь- ную власть над своими общенациональными противниками застави- ла ее уступить некоторую долю суверенитета институциям, которые теперь контролировались другими элитами. Французская корона могла ослабить враждебные элиты только созданием еще большего числа суверенных институций. Поражение фрондеров имело мень- ше последствий для независимой способности короны собирать свои силы и больше, на два столетия вперед, для включения инте- ресов каждой элиты в рамки вертикально организованного государ- ства. Антигосударственные восстания провалились потому, что боль- шинство элит были помещены внутри государства и могли выражать свои интересы только через него. Перри Андерсон (Anderson, 1974) прав в своем определении аб- солютистского государства как перегруппировки феодального пра- вящего класса. Тем не менее, рассматривая борьбу между крестьяна- ми и землевладельцами как движущую силу образования государства, он не может объяснить различия в подъеме английского и француз- ского абсолютизма или в раннем закате первого. И классовый ана- лиз Андерсона, и модель относительной автономии Маркса и Эн- гельса вводят нас в заблуждение, представляя буржуазию как чуждую абсолютистскому государству, хотя временами и зависимую от него. В моем анализе буржуазия рассматривается иначе. Различные пози- ции, на которых она организовалась и с которых защищала свои ин- тересы в данных двух странах, кажутся менее продуктом автономно- го процесса капиталистического развития, а более — результатом от- крытия зазора, произошедшего благодаря разным путям развития элитного конфликта и абсолютизма в Англии и Франции. В Анг- лии элитный конфликт создал структуру правления класса джент- ри вне абсолютизма, и, соответственно, способную его разрушить, и это дало возможность лондонским купцам противостоять коро- лю. Во Франции вертикальный абсолютизм создал ограниченные возможности для владельцев капитала покупать должности и вкла- дывать деньги в государственные долги и тем самым предотвратил 243 ¾ широкий союз держателей должностей и землевладельцев против короны. Характер французской буржуазии xvii в. побуждал ее объ- единять свои интересы с государством во время Фронды, в то вре- мя как английское джентри с местной базой от государства отсту- пило. Буржуазные стратегии в двух странах определялись структур- ным положением класса, а не абсолютной мерой силы или зрелости. Возможности для политических действий буржуазии развивались как плоды конфликта элит. Государство не было актором или носителем особого влияния в Англии и Франции раннего Нового времени. Напротив, различные формы, горизонтальная и вертикальная, абсолютизма были итога- ми долгой цепи конфликтов сложных акторов, проанализированных в этой главе. Горизонтальный абсолютизм сократил трансформацию элитных отношений в английском государстве и, как я покажу в ше- стой главе, породил капиталистические классовые отношения в эко- номике за тот же самый краткий период времени. Вертикальный абсолютизм и политический пат были результа- том другого течения конфликта элит во Франции. Следующие раз- делы этой главы прослеживают элитный конфликт во Франции по- сле Фронды, чтобы объяснить, почему пат затянулся на столь долгое время и почему революция 1789 г. случилась именно тогда, и какие она имела особые последствия для классовых и элитных отношений во Франции. |