Капиталисты_поневоле_Конфликт_элит_и_экономические_преобразовани. O x f o r d u n i v e r s i t y p r e s s
 Скачать 2.11 Mb.
|
при старом режиме Фронда была решающим политическим, равно как и военным пора- жением провинциальных магнатов. Ее итоги показали, что никто, кроме монарха, не может гарантировать сохранение сеньориаль- ных земельных прав и формальных привилегий при столкновении с конкурирующими элитами или мятежными крестьянами. Крестьян- ские бунты, которые сопровождали Фронду элит, продемонстриро- вали еще большую неспособность провинциальных и городских элит защищать свои классовые интересы без помощи короны. Королевская власть еще больше вмешивалась в извлечении сень- ориальной прибыли в столетие, последовавшее за Фрондой. Во-пер- вых, все большая доля доходов аристократов шла от государствен- ных должностей, а не от манориальных повинностей. Во-вторых, в столетие после Фронды феодалы все более использовали коро- левские эдикты и парламентские постановления в своих усили- 244 | 4 ях поднять ренту крестьянам и увеличить часть поместья, находя- щуюся под непосредственным контролем аристократа (Dewald, 1980, с. 162 – 201; Mousnier, 1970, с. 215 – 30). Дворяне-фрондеры оказа- лись угрозой для обеих этих опор, когда взбунтовались против коро- ны. Внутриклассовые разногласия, следовательно, лишали аристо- кратов как их сеньориальных, так и чиновных доходов. Крестьяне воспользовались борьбой элит за доходы друг друга и юридические права на протяжении Фронды, прекращая выплату ренты или утвер- ждая свои древние права. Феодалам не хватало независимой воен- ной силы и юридического аппарата, чтобы подавить восстания и утвердить свои сеньориальные права. Аристократы могли восста- новить базы своих доходов, только став клиентами магната или мо- нарха, чьей военной силы хватало на то, чтобы поддержать извлече- ние прибыли из крестьян. ³² После Фронды мятежные дворяне торопились продемонстри- ровать свою лояльность короне, и искали способы получить коро- левскую службу, которая могла гарантировать им доход и политиче- ский статус. Корона увеличила число синекур, доступных провин- циальным аристократам, одновременно мешая магнатам присвоить эти должности и тем самым восстановить свои автономные клиен- телы (Kettering, 1986). Корона вновь вела интендантства, рассылая своих назначенцев, которые конкурировали с губернаторами за кон- троль над провинциальными институциями. В отличие от губернато- ров, интенданты не были местными уроженцами провинций, в кото- рых они служили. Фавориты короны часто получали несколько ин- тендантств, прежде чем занять более высокое положение при дворе (Emmanuelli, 1981; Gruder, 1968; Babeau, 1894, 2:14 – 24). Интенданты были креатурами двора, которые продвигались по карьерной лест- нице, верно служа интересам монарха, в отличие от губернаторов, у которых были свои имущественные и политические интересы, и они стремились их удовлетворить в своих родных провинциях. Теперь, когда интенданты ополчались на существовавшие приви- легии губернаторов, аристократов и чиновников, им не надо было ³² Скоцпол (Skocpol, 1979) не рассматривает, как различные положения в государ- стве создавали зазоры для действий доминирующего класса. Вместо этого она утверждает (с. 59), что корона столкнулась с единообразным доминирующим классом, хотя имеющем опору «как в более древних институциональных фор- мах, таких как сеньориальные права и частные должности, так и новых абсолю- тистских функциях, в основном связанных со способностями государства доби- ваться военного успеха и оплачивать экономическую экспансию страны (пока налоговые доходы поступали от тех, кто был лишен привилегий)». 245 ¾ бояться новой Фронды. Сельские и городские элиты зависели от во- енной помощи армий, поднадзорных интендантам, когда они хотели восстановить свою власть над бунтовщиками из крестьян и горожан, которые угрожали их привилегиям во время Фронды. Интенданты превратили верность короне, сбор тальи и других прямых налогов в необходимое условие для феодалов для получения ими помощи в их борьбе с крестьянами. Анализ того, как корона реагировала, руками провинциальных интендантов, на крестьянские мятежи через полстолетия после Фронды, показывает, что монархи проводили различия между ло- яльными чиновниками и самостоятельными сеньорами. После того, как королевские войска подавляли бунты, казенные чиновники, вер- ные интенданту, получали помощь в виде права как собирать налоги на местности, так и ренты со своих собственных поместий, в то вре- мя как автономные феодалы и корпоративные органы должны были отвечать за просрочки в уплате налогов и самостоятельно искать ре- сурсы на замену потерянным рентам (Bernard, 1964). Таким обра- зом, для провинциальных элит казенная служба стала одновремен- но и прибыльным вложением денег и способом доказать свою вер- ность короне, чтобы потом нажиться на этой верности. Под угрозой военного террора крестьяне были вынуждены пла- тить налоги, которые повышались в абсолютном исчислении, как и в доле от всего сельскохозяйственного производства, тем са- мым удваивая официальный доход и повышая ренты за многие по- местья на большей части территории Франции в десятилетия, после- довавшие за Фрондой (Dontenwill, 1973; Jacqart, 1974; Mireaux, 1958; Venard, 1957; Wood, 1980). Как утверждает Перри Андерсон (1974), пе- ремещение вверх феодальной военной силы, образование провин- циальных войск под командой эмиссаров от королевского двора по- высили абсолютную и относительную сверхприбыль, получаемую с крестьянства. Тем не менее этот сдвиг в организации военных сил был скорее вызван стратегией продаж, осуществляемой некоторы- ми аристократическими фракциями, желавшими получить власть и доход за счет других элит. Падающая способность феодалов извле- кать ренту напрямую из арендаторов и их трансформация в казен- ных чиновников и финансистов были следствием этих более ранних конфликтов элит, а не роста способностей крестьян для классовой борьбы. Крестьянские мятежи 1650 – 1653 гг. подстегивались сломом организации правящего класса Фрондой и демонстрировали несо- стоятельность положения тех аристократов, которые меньше всего были связаны с центральным фискальным аппаратом. 246 | 4 Все больший поток доходов, идущий через фискальный аппарат, возглавляемый интендантами, создавал новые возможности для ари- стократов в их поиске источников прибылей, кроме сеньориальных выплат, которые они получали со своих поместий. В pays d’election са- мые выгодные посты были у тех, кто собирал прямые налоги в каж- дом диоцезе. Сборщики наживались со своих должностей двумя пу- тями: во-первых, они брали комиссионные, которые варьировались от 16,6 до 24,5 % со всей суммы, и, во-вторых, им позволялось хра- нить налоговые расписки до тех пор, пока их не требовала корона. Обычно половина денег слалась королю, а вторая половина трати- лась внутри провинции. Эта вторая половина хранилась у сборщи- ка месяцами и годами, создавая беспроцентный «резерв», который сборщики вкладывали в свое собственное предприятие или пускали в рост (Beik, 1985, с. 245 – 278; Chaussinand-Nogaret, 1970; Dessert, 1984). Политическая динамика, запущенная созданием налогового аппа- рата после Фронды, отличалась от той, которую породила продажа должностей веком раньше. Продажа должностей имела отношение к сфере власти; каждая новая должность покушалась на прерогативы уже окопавшихся феодалов, чиновников и корпоративных органов. Хотя первые казенные чиновники воспринимались короной как со- юзники в борьбе с провинциальными блоками с магнатами или го- родскими олигархиями во главе, чиновники вскоре поняли, что фи- нансовые выгоды для короны от новых постов покупаются ценой подрывания политической и финансовой значимости их собствен- ных должностей. Продажа касалась дележа членами правящего клас- са политической власти и прав на доходы, связанных с теми, на ко- торые претендовали феодалы. Казенные чиновники пытались увеличить полномочия и ресурсы, полагающиеся их постам и институциям, в рамках которых они функ- ционировали, заключая союзы с более могущественными патрона- ми вверху и набирая клиентов внизу. Такие патронатно-клиентские союзы скорее поддерживали, чем подмывали центральную власть ко- роля. Скудный запас стратегий, доступных начинающим политикам, и нулевой показатель конфликтности между патронами и их кли- ентелой являются показателями долгосрочного пата в отношениях элит в столетие после поражения Фронды. Необходимость для патронов покупать поддержку клиентов, не- смотря на дефицит новых должностей и невозможность вытес- нить существующие элиты с их синекур, ограничивала число ми- лостей, которые короли, министры, губернаторы или интенданты могли предложить меньшим элитам. Когда патронам не удавалось 247 ¾ удовлетворить ожидания своих клиентов должностями или денеж- ными пожалованиями, тогда клиенты начинали искать себе нового покровителя ³³ Политическое урегулирование после Фронды на время преодоле- ло противоречия продажности должностей. Существовавшие посты сохранились, хотя и исчезла возможность противодействовать ко- ролевским эдиктам, когда провинциальные элиты потеряли способ- ность объединяться в оппозиционные партии. Новая конкуренция за место сборщика налогов имела малое отношение к власти и при- вилегиям. Все аристократы были формально освобождены от пря- мых налогов, вне зависимости от их чиновничьего статуса, и сбор налогов проводился по критериям, которые определяли интендан- ты после переговоров и запугивания провинциальных парламентов и штатов. Корона оказывала обширное покровительство высшей знати в xvi в., чтобы привязать провинции под властью этих дворян к раз- вивающемуся королевскому государству. Фракционализм Религи- озных войн, которые корона разыграла к своей выгоде, позволил в последующие десятилетия увеличить ее общий контроль. «Высшая знать xvi в. смогла превратить королевское правительство в рассад- ник соперничающих влияний, что привело к политическому кон- фликту и даже гражданской войне» (Kettering, 1986, с. 141 – 142). Корона при Ришелье, а затем Мазарини и Кольбере старалась подорвать власть магнатов при помощи двух параллельных страте- гий. Одна (обсуждаемая выше) — это создание интендантств и ново- го корпуса казенных чиновников, которые соперничали со старыми провинциальными институциями и блоками, возглавляемыми маг- натами. Вторая стратегия была направлена на ослабление способ- ности всех политических патронов собирать вокруг себя обширную клиентелу. Введение постоянной полетты в 1604 г. (право завещать или продавать казенные должности в обмен на ежегодную выпла- ту процентов короне от стоимости данного поста) сократило чис- ло должностей, доступных короне и магнатам для патроната. Магна- ты так никогда и не смогли найти новые пути для патроната и были ослаблены навсегда. Корона же развила новую систему патроната, финансово ориентированную, через откуп налогов и синдикаты зай- мов. Финансовые маневры стали основой политики в последнее сто- летие старого режима. ³³ Кеттеринг (Kettering 1986, с. 28 – 32) пересказывает случаи, когда покровителей покупали. 248 | 4 Аристократы после Фронды больше не соперничали за финан- совую власть. Вместо этого они брали налоговые откупа, право со- бирать установленные налоги со всеми полномочиями в обмен на выплату короне их полной суммы. Таким образом, комиссион- ные со сбора и возможность накапливать налоговые расписки ста- ли их процентами по займу. В отличие от условий для elus времен до Фронды, которые получали казенные должности с теми же полно- мочиями, что и прежние платные казначеи (tresoriers), в обмен на од- норазовый заем короне (Mousnier, 1959), почти все налоговые отку- па после 1653 г. давались на год или два подряд. По окончании сро- ка займа или откупа корона собирала новые предложения на займы, а не откуп какого-то особого прямого налога с диоцеза, избиратель- ного округа или провинции, от того же держателя должности или его конкурентов-финансистов. По иронии судьбы, именно неспособность короны погашать дол- ги или возвращать деньги откупщикам и обеспечила стабильность финансовой системы Людовика xiv . Налоговые откупа были, по сво- ей сути, схемами, наподобие пирамиды. Ценность бумаг по вложени- ям откупщиков повышалась экспоненциально. Тем не менее, участ- ники схемы, налоговые откупщики, могли ликвидировать свою бир- жевую позицию, только продав свои доли местных, провинциальных или общенациональных налогов другому откупщику, готовому рас- ширить свои инвестиции, или же новичку в этом деле. Рост номи- нальной стоимости налоговых откупов прекратился бы, если спрос откупщиков, желающих обналичить свои инвестиции, превысил бы предложение новых капиталов, входящих в систему. Налоговые от- купщики в целом имели ограниченный левередж, так как при отказе реинвестировать свои прибыли привел бы к государственному банк- ротству. В то же самое время корона никогда не могла найти альтер- нативных источников фондов, которые позволили бы ей выкупить существующий корпус налоговых откупщиков. Корона могла себе позволить платить комиссионные налоговым откупщикам до 25 %, потому что очень малая часть из этого платилась реально. Вместо этого она прибавлялась к коронным долгам на бу- маге, и к прибылям налоговых откупщиков, тоже на бумаге (Harsin 1970). С другой стороны, корона не могла себе позволить предлагать маленькие комиссионные. Во время войны, когда корона испыты- вала дефицит наличности, ей требовалось заставлять аристократов, а также своих и иностранных купцов вкладывать свои сеньориаль- ные доходы и прибыли от мануфактур и торговли в государство точ- но так же, как и удерживать прежние инвестиции налоговых откуп- 249 ¾ щиков. Таким образом, комиссия с налогов должна была превышать прибыль с других инвестиций, и не только во Франции, но и за гра- ницей. Многие из долгов Людовика xiv финансировались из-за гра- ницы, когда французские налоговые откупщики служили посредни- ками для иностранных инвесторов в государственные долги. На са- мом деле единственной причиной, по которой Франция смогла отразить совместный натиск англичан и их союзников на континен- те во время «Второй столетней войны» — серии конфликтов, кото- рые продолжались практически без перерыва с 1672 по 1783 г., было превосходство в сборе фондов у системы налоговых откупов (Chauss- inand-Nogaret, 1970; Mousnier, 1984; Parker, 1983). И в последние деся- тилетия xvii в. суммарные королевские доходы Франции превыша- ли доходы всех ее противников, вместе взятых. Только в 1780-х гг. до- ходы британского государства приблизились к французским ³⁴ Пирамидальная схема не могла держаться долго, если инвесторы старались изъять даже часть своих денег. Почти ни один из индиви- дуальных откупщиков или иностранных инвесторов ликвидировал свои доли в финансовых синдикатах. Но не все прибыли от нало- говых откупов реинвестировались. Налоговые откупщики тратили часть своих ежегодных комиссионных, которые они получали от сво- их вложений в откуп налогов, для поддержания потребления сво- ей семьи. Французская корона сумела избежать банкротства с 1653 по 1709 г. потому, что она находила новые источники реального дохо- да, достаточно большие для того, чтобы удержать капиталы налого- вых откупщиков и поддержать роскошный стиль жизни инвесторов в откуп налогов (Dessert, 1984, с. 160 – 61). Сперва корона повысила прямые налоги в pays d’election; одна- ко, прибыль с тальи после 1676 г. стагнировала. В дальнейшем ко- ролевские доходы шли из двух источников: во-первых, из pays d’etat и городов, которые больше не могли сохранять свою автономию и, во-вторых, от косвенных налогов. Новые формы и источники дохо- дов освещают изменяющуюся структуру отношений внутри правяще- го класса в конце xvii в. Единственным корпоративным органом, который пережил Фрон- ду без существенной потери власти, были штаты в pays d’etat. Они не покушались на авторитет короны и, следовательно, сохранили свои древние права. Кроме того, их способность мобилизовывать не- зависимые военные силы не была связана с сетями магнатских кли- ³⁴ См. данные, подтверждающие эти сравнения, в таблице 5.4 и комментарии к ней в следующей главе. 250 | 4 ентел, которые разрушились во время Фронды. Некоторое число не- зависимых городов тоже держались в стороне от партий магнатов и поддерживали корону, тем самым избегая политической дезоргани- зации и королевской кары, которая последовала за Фрондой (Asher, 1960; Beik, 1985; Bordes, 1972; Mousnier, 1979). Несмотря на свой успех в маневрировании во время Фронды, шта- ты и городские правительства потеряли много своих автономных прав в десятилетия после установления внутреннего мира в 1653 г. Они теряли не потому, что становились слабее, а потому, что корона становилась сильнее. Как только аристократы или чиновники в pays d’election адаптировались в рамках новых финансовых и политиче- ских структур, возглавляемых союзными губернаторами и интен- дантами, корона смогла бросить вызов местным и провинциальным привилегиям, не разжигая сопротивления за пределами конкрет- ной области. В результате, интенданты смогли повысить фискаль- ные требования к штатам в pays d’etat, зная, что сопротивление оста- нется локальным и поэтому легко подавляемым королевскими вой- сками. Изолированные провинциальные аристократы отказывались от бросания вызова короне в таких условиях, и число вооруженных мятежей драматически сократилось в десятилетия, последовавшие за Фрондой (Baxter, 1976; Beik, 1985; Bernard, 1964). Схожая динамика ослабила городскую автономию, особенно в тех городах, где господствовали протестанты. Король и магнаты защи- щали городские и гугенотские привилегии только для того, чтобы отнять друг у друга военный и фискальный контроль над конкрет- ными областями. С упадком провинциальных блоков городская ав- тономия перестала служить интересам как короны, так и аристокра- тов. И та и другие пытались распространить налоги и на эти области, чтобы обеспечить фискальную базу для новых займов, налоговых от- купов и новых комиссионных (Bonney, 1978; Bordes, 1972). Спад рели- гиозной вражды так же ослабил структурный базис автономии духо- венства. Сеньориальный контроль над бенефициями был упорядо- чен, что позволило короне потребовать для себя увеличения доли церковных доходов (Blet, 1972; Dent, 1975). Провинциальные штаты и городские правительства были транс- формированы в налоговых откупщиков. Корона применяла военную силу для выбивания займов из этих корпоративных органов. Взамен корона обеспечивала военную поддержку штатам и городским пра- вительствам при сборе больших налогов, что позволяло новым нало- говым откупщикам получать прибыль со своих займов (Bordes, 1972; Temple, 1966). Как и в pays d’election, многие прибыли налоговых от- 251 ¾ купщиков от повышенных налогов в pays d’etat реинвестировались в более крупные займы, что позволяло и дальше повышать налоги и комиссионные откупщиков. Косвенные налоги являлись самым крупным источником доходов короны в столетие после Фронды (Dessert, 1984, с. 161 – 166). До Фрон- ды они составляли меньшую часть королевского бюджета. Однако к 1725 г. на них приходилась уже большая часть из 204 миллионов лив- ров доходов. В этом году корона получила 99 миллионов от косвен- ных налогов на соль и табак, а также с таможенных пошлин — в срав- нении с 87,5 миллиона со всех прямых налогов. Военное превосход- ство короны после Фронды позволяло ей распространять косвенные налоги на прежде свободные от них регионы. Выгодные комиссион- ные и высокие процентные ставки, доступные откупщикам с косвен- ных налогов, создавали системе сторонников по всей Франции, ко- торые только выигрывали от повышения налогов и, следовательно, поддерживали эту меру (Matthews, 1958, с. 81; Beaulieu, 1903). Реорганизация оппозиции Налоговые откупа объединили корону и аристократов, которые вкладывали свои деньги и вели дела, в одном проекте по извлече- нию прибавочной стоимости через налоги. Стагнация сеньориаль- ных доходов и драматический подъем налоговых поступлений в сто- летие после Фронды демонстрирует во плоти то, что Андерсон (1974, с. 18 – 19) предложил в качестве гипотезы, «смещение политико-право- вого насилия вверх… Размытое на уровне деревни, оно сконцентри- ровалось на „общенациональном“ уровне». Если налоговые откупа изменили природу извлечения прибавоч- ной стоимости во Франции xvii в., это произошло, как утверждает Тилли (1981), не благодаря созданию нового корпуса извлекателей. Вместо того существующая аристократия реорганизовалась на об- щенациональной основе. Доступ к прибавочной стоимости, как ока- залось, меньше зависел от семейного наследования фьефа, а боль- ше от участия в финансовом синдикате. Однако было бы ошибкой видеть в налоговых откупщиках аристократов на пути становления капиталистами, как предлагают Валлерстайн и временами Андер- сон. Финансисты своими инвестициями в налоговые откупа практи- чески выкупили право на часть прибавочной стоимости, извлекае- мой из крестьянства силой. Капитал, который аккумулировали эти финансисты своим участием в налоговых откупах, не передавался на другие предприятия, так как этот капитал существовал не в фор- 252 | 4 ме ликвидного, а как продуктивные инвестиции в производящих прибавочную стоимость предприятия. Все деньги, занятые короной, и прибыли с откупов тратились на военные походы внутри страны или за рубежом или на потребление короной и ее чиновниками. Индивидуальные финансисты могли выйти из налогового откупа, если их доля была достаточно маленькой для того, чтобы ее мог вы- купить кто-то со стороны. Тем не менее почти все альтернативные инвестиции в зачаточном капиталистическом секторе или в займах другим странам были менее прибыльными, чем комиссионные, полу- чаемые при откупе налогов. Нет никаких свидетельств того, что ка- кой-нибудь финансист по своей воле сокращал или ликвидировал свою позицию в откупах, и отчеты показывают нескончаемый поток просителей, надеющихся войти в существующий корпус налоговых откупщиков (Dessert, 1984). Новые инвестиции в государственные займы ограничивались лишь политической властью существующих откупщиков, которые все были заинтересованы в сохранении своего контроля над той формой феодального извлечения прибавочной стоимости, которая воплощалась в прямых и косвенных налогах. Хотя корона и нало- говые откупщики разделяли один классовый интерес в извлечении как можно большей прибавочной стоимости из крестьян, а также из торговли и мануфактурного производства, они соперничали друг с другом за определение этой прибавочной стоимости в фор- ме комиссионных и процентов, идущих откупщикам-финансистам, а также займов и налоговых сборов, идущих короне, и тем из чинов- ников, которым позволялось тратить доходы от имени монарха. Несмотря на существование различных фракций и корпоратив- ных органов в феодальной Франции, инкорпорированных в один или другой налоговый откуп, корона зависела от этого класса в из- влечении прибавочной стоимости. Не было никакого другого клас- са, с которым корона могла союзничать. В то же самое время коро- на была озабочена, как бы не допустить восстановления провинци- альных блоков, которые могли бы потребовать большей прибыли или большего дохода от местных ресурсов, которые они извлека- ли. Корона мешала интендантам и губернаторам создавать подоб- ные блоки, периодически реорганизовывая налоговые откупа и пе- ремещая интендантов и финансистов, которые их создавали, чтобы не дать им объединиться с местными налоговыми сборщиками в одну партию, способную действовать на общенациональном уровне. Переменчивая карьерная траектория интендантов иллюстриру- ет развитие этой коронной стратегии реорганизации. В первые де- 253 ¾ кады после Фронды большая часть интендантов проводили первые десять лет своей карьеры в одной провинции, перед тем как переме- ститься к королевскому двору и получить назначение в Государствен- ный совет. После смерти Людовика xiv в 1715 г. большинство интен- дантов служили в нескольких провинциях, часто менее десяти лет на одном посту, прежде чем получить высшую должность в королев- ских советах. Приманка в виде обещания быть назначенным на вер- ховную придворную должность обеспечивала лояльность интендан- тов короне и гасила в них желание построить личную базу в провин- ции. Этой же цели служил набор интендантов из детей придворных чиновников, у которых не было связей с провинциальными родами (Emmanuelli, 1981, с. 60 – 61 и далее). Различные сроки пребывания в должности интендантов отража- ли их различные политические задачи в xvii – xviii вв. В xvii в. ко- рона была озабочена борьбой с привилегиями, на которые претен- довали штаты, города и казенные органы каждой провинции. На эти претензии можно было ответить, лишь построив альтернативную структуру в виде налоговых откупов. Интенданты xvii в. часто при- глашали противников политики короны брать на себя налоговые от- купа. Однако позже, как только корпус налоговых откупщиков в каж- дой провинции был сформирован, корона озаботилась тем, как бы дать главам синдикатов стать сосредоточением новых провинциаль- ных интересов и оппозиции. Интендантов спасали от соблазна при- соединиться к такому блоку, часто перемещая их на другое место. Интенданты, которые отслужили в нескольких провинциях, также могли помочь короне, интегрируя аристократов в налоговые откупа, которые распространялись за границы провинций. Корона при помощи интендантов подталкивала крупных финансистов брать откупа в других провинциях. Великая экспансия косвенных налогов в конце правления Людовика xiv и после него давала новые возмож- ности финансовым альянсам, заключаемым поверх провинциальных границ. Корона периодически реорганизовывала локальные блоки, включая в откупа каждого и прямые, и косвенные налоги. В резуль- тате, связи между общенациональными главами синдикатов, распо- лагавшихся при дворе, и аристократами, которые непосредственно занимались машинерией налоговых сборов на местности, постоян- но нарушались (Dessert, 1984; Matthews, 1958). Реорганизационная стратегия короны, как и ее же более ранняя стратегия продаж, успешно разрушала оппозиционные провинци- альные блоки. Однако хотя корона сумела переиграть своих настоя- щих общенациональных противников в эру перед Фрондой и по- 254 | 4 мешать возникновению новых противников после Фронды, она не смогла существенно сократить крупную долю прибавочной стои- мости, которая оставалась в руках казенных чиновников с базой на местности и налоговых откупщиков. Точно так же, как Фронда продемонстрировала ограниченность контроля короны над местны- ми чиновниками (и в то же время показала невозможность противо- стоять общенациональной гегемонии короны, опираясь на провин- цию), неспособность короны разрешить финансовый кризис xviii в. продемонстрировал, что чиновники и финансисты национального уровня были все еще частью и, следовательно, зависели от местных аристократов, задействованных в прямом извлечении прибавочной стоимости. Пределы капитала в XVIII в. Войны Аугсбургской лиги (1689–1697) и за испанское наследство (1701–1714) привели французскую корону на грань банкротства. Каж- дый год дефицит бюджета, вызванный военными расходами, по- крывался новыми займами у финансистов — налоговых откупщиков, тем самым повышая долю налоговых поступлений, необходимых для погашения процентов по займам. Усилия короны ввести новые статьи доходов, и для того, чтобы покрыть ежегодные расходы и что- бы получать кредиты через новые налоговые откупа, провалились. Ни подушная подать, введенная в 1695 г., ни dixieme, установленная в 1710 г., не принесли значительных доходов. Неспособность повы- сить налоги объяснялась долговременной депрессией аграрного сек- тора, из-за которой крестьяне могли платить повышенные налоги, только переставая платить по сеньориальным рентам ³⁵ . У аристокра- тов была власть добиться того, что они не будут покрывать дефицит короны ни путем распространения прямых налогов на освобожден- ный от них доход дворянства, ни путем установления приоритета для сбора поземельного налога над выплатой сеньориальных рент (Dessert, 1984, с. 160 – 166; Bastier, 1975; Jacquart, 1974). Долг короны, который достигал 170 миллионов ливров в 1648 г., поднялся до 413 миллионов в 1707 г. и 600 миллионов после смерти Людовика xiv в 1715 г. (Bosher, 1970, с. 13 – 15). К 1709 г. обязательства короны по зарплате казенным чиновникам, комиссиям налоговых откупщиков и процентам финансистам настолько превысили еже- ³⁵ Я рассматриваю взаимодействие королевских фискальных требований и кресть- янской экономики в шестой главе. 255 ¾ годные доходы, что если даже учитывать тот факт, что большая часть этих выплат реинвестировались в государственный долг, финанси- сты не могли понять, как им получить прибыль с новых займов, и от- казались в этом году финансировать долг короны. Корона де-факто стала банкротом (Dessert, 1984, с. 210 – 236). Корона нашла кратковременное утешение в нападках на наибо- лее слабых политически из своих кредиторов. Три четверти финан- систов обвинили в финансовых злоупотреблениях и заставили пла- тить штрафы и уступить большую часть их капиталовложений в го- сударственный долг. Предыдущая стратегия короны по отжиганию лишних привела к тому, что финансисты оказались изолированы от региональных политических сетей и их можно было уничтожить, не взволновав провинциальную оппозицию. Кредиторы, внесенные в списки на преследование, были теми самыми, кому не хватало до- ступа к новым ресурсам кредитования и, следовательно, являлись всего лишь накопителем королевских доходов. Шестьдесят одного финансиста, которые пережили чистки 1709 – 1716 гг., пожалели не по- тому, что у них была политическая поддержка в провинции, а пото- му, что они были незаменимыми. Эта элитная четверть финанси- стов владела 85,3 % от всех налоговых откупов к 1709 г. (Dessert, 1984, с. 210 – 236). Их доля в откупах так выросла в предшествующие десяти- летия потому, что они доминировали в доступе к французскому и ев- ропейскому кредиту. Ликвидация всех финансистов, кроме самых крупных, сузила для короны пространство для дальнейшего маневра. Не в силах по- высить налоги, и при том, что на все текущие доходы претендовали казенные чиновники и налоговые откупщики, корона впала в зави- симость от готовности шестидесяти одного финансиста вкладывать новый капитал в систему. Тем не менее эти финансисты не имели никаких причин одалживать короне еще деньги до тех пор, пока она не увеличит их долю в ежегодных доходах за счет окопавшихся в про- винции чиновников. Перед лицом подобного тупика регент, кото- рый правил за малолетнего Людовика xv, был привлечен гениаль- ной схемой, разработанной шотландским финансистом Джоном Лоу. Лоу предположил, что если инвестиции казенных чиновников и сборщиков налогов будут вырваны из-под их контроля над источ- никами дохода и превращены в обращающийся на свободном рынке долг, то короне удастся преодолеть недостачу капитала. Регент дал Лоу лицензию на частный банк в 1716 г., и обратил его в королевский банк, купив все его акции в 1718 г. (Hamilton, 1969, с. 145; Harsin, 1970, с. 277 – 278). Банку было дано право выпускать банк- 256 | 4 ноты, которым присваивалась ценность благодаря заявлению реген- та о том, что налоговые откупщики обязаны принимать их при упла- те налогов безо всяких скидок. Регент гарантировал Лоу монополию по всей торговле в Луизиане и Канаде, так же как и парижскими рен- тами, чтобы у банковских билетов Лоу было обеспечение. Автори- тетные финансисты, которые противились учреждению банка Лоу, пытались разорить его, предъявляя Лоу банкноты, которые они со- брали через свои налоговые откупа, чтобы он обналичил их золотом. Лоу и регент ловко обошли это требование, понизив содержание зо- лота в луидорах и одновременно поддерживая ценность банкнот дек- ретами (Matthews, 1958, с. 62 – 65; Luthy, 1959, i : 298 – 303). Между 1718 и 1720 гг., корона перевела все налоговые откупа, кон- троль над оставшимися колониальными монополиями и право вы- пускать монеты банку Лоу. Эти источники дохода дали Лоу обеспече- ние, позволившее конвертировать все выпущенные его банком би- леты, равно как и номинальную стоимость инвестиций в должности всех французских чиновников, в акции своего банка. Казенные чи- новники и сборщики налогов изначально признали Систему Лоу, по- тому что они сохранили свои полномочия и продолжали получать ко- миссионные с доходов, которые они собирали для короны. Сперва они даже нажились, потому что их инвестиции в должности и их ко- миссии с налогов были деноминированы в акции банка Лоу, кото- рые росли в цене до февраля 1720 г. (Matthews, 1958, с. 65 – 69; Luthy, 1959, i : 300 – 315). Реформы Лоу обогатили корону и небольшое число французских капиталистов. Корона выиграла потому, что Лоу предложил способ, как провести инфляцию денежного запаса, что позволило ей заиметь свой собственный кредит, не прибегая к металлическим деньгам, им- портируемым крупными финансистами. Инфляция и рынок креди- та, созданные государственным банком Лоу, вызвали падение реаль- ных процентных ставок и сделали капитал доступным для торговцев и мануфактурщиков. Лоу начал помогать свободному притоку това- ров во Францию и подавил некоторых налоговых чиновников, кон- солидируя и понижая внутренние тарифы и отменяя некоторые мел- кие налоги (Matthews, 1958, с. 68 – 69; Luthy, 1959, i : 295 – 315). Необходимость учитывать интересы провинциальных чиновни- ков, а вовсе не малоэффективная оппозиция политически изоли- рованных финансистов вызвала коллапс Системы Лоу в 1720 г. Лоу, как и его предшественники-финансисты, должен был поддержи- вать прибыли местных чиновников на одном уровне. Тем не менее, как только эти чиновники стали увеличивать свои прибыли и их ин- 257 ¾ вестиции были обращены в рыночные ценные бумаги в 1718 г., не- соответствие суммарных государственных доходов, теперь проходя- щих через банк Лоу, поддержке всех местных чиновников стало оче- видным. Стоимость банковских акций обрушилась весной и летом 1720 г. (Matthews, 1958, с. 69). Крах Системы Лоу высветил истинный баланс сил в последнем столетии старого режима. Ни финансисты, ни Лоу и регент, не смог- ли аннулировать феодальные права провинциальной аристокра- тии, ведущие свое происхождение от должностей и сеньорий, на го- сударственные доходы. Хотя даже буржуа-мануфактурщики и купцы обогатились от инфляции, эта инфляция не могла быть поддержан- ной, как только провинциальные чиновники осознали, что ценность их должностей и концессий находится под угрозой падения. Пределы государственного извлечения прибыли По иронии судьбы, крушение банка Лоу оказалось финансовым бла- годеянием для короны. Так как долг был деноминирован в банков- ские акции, большая часть этого долга просто списана при банкрот- стве, уничтожив и претензии финансистов на государственную при- быль. Продолживший свое существование корпус провинциальных чиновников тем не менее сохранил и свои возможности присваивать налоговые доходы по закону Лоу и годы спустя. Уменьшение государ- ственных долговых обязательств, в сочетании с долгим миром и низ- кими военными расходами в 1714 – 1740 гг. позволило короне заложить более надежные финансовые основания. С падением банка Лоу налоги снова стали платить металлическими деньгами. Дефляция породила новый дефицит доходов и снова сде- лала корону зависимой от тех финансистов, которые имели доступ к большим капиталам. В 1726 г. 60 налоговых откупщиков были ин- ституализированы как один монопольный синдикат (Matthews, 1958, с. 70 – 76). Компания генеральных откупщиков ( 23 ) выполняла ту же роль, что и корпус финансистов в эпоху до Лоу. Единственным круп- ным шагом во внутренней организации налоговых откупщиков было уничтожение продажи должностей в их собственных рядах. Ни один откупщик-одиночка не имел права на особую часть налогового отку- па. Вместо этого, их инвестиции в корпорацию давали им пропорцио- нальное право на прибыль, произведенную бюрократическим аппара- том, который был нанят для управления откупом. Реальные сборщи- ки налогов в каждой местности оставались платными должностями, и ни корона, ни налоговые откупщики не получили нового контроля 258 | 4 над этими чиновниками после 1726 г. Бюрократический контроль осу- ществлялся только после того, как доходы, за вычетом комиссионных, собирались в центральной конторе налоговых откупщиков. Бюрократическая внутренняя организация 23 подрывала все уси- лия короны заиметь рычаги власти, разрывая отношения между мест- ными сборщиками налогов и налоговыми откупщиками. 23 сталкива- лась с короной как единый блок, торгуясь лишь о величине процентов и сумме займа. Влияние короны уменьшилось еще сильнее, когда она начала Семилетнюю войну (1756 – 1763). Ежегодный дефицит бюджета короны поднялся с 67 миллионов ливров в апреле 1756 г. до 118 миллио- нов в 1759 г. Хотя государство объявило о своем частичном банкротстве в 1759 г., дефицит продолжал накапливаться и достиг 200 миллионов ливров ежегодно в оставшееся время войны. Одновременно Франция потеряла свои колонии в Индии, Канаде, Западной Африке и Вест- Индии, уступив их Англии. Французское вмешательство в американ- скую войну за независимость усугубило дефицит; к 1788 г. обслужива- ние долга в 23 требовало половины ежегодных государственных до- ходов (Matthews, 1958, с. 222 – 227; Anderson, 1974; Bosher, 1970, с. 23 – 24). 23 , как и финансисты при Людовике xiv , использовала перио- дические финансовые кризисы короны для того, чтобы потребовать повышения процентов и отбить попытки королевского генерально- го контролера регулировать их деятельность. Все генеральные кон- тролеры до Тюрго в 1774 – 1776 гг. получали свой процент в 23 , ко- торый достигал, по крайней мере, 50 000 ливров в год. В результате, ни один генеральный контролер до Тюрго не использовал свои пол- номочия по надзору над 23 Когда суммарная прибыль 23 возросла, доля синдиката превы- сила ресурсы большинства буржуазии. Все 233 генеральных откупщи- ка, которые монополизировали 23 с 1726 г. до его роспуска в 1791 г., происходили из 156 семейств, и некоторое, все более растущее число буржуа из откупщиков породнились через браки со старой знатью ³⁶ 23 стала «особым классом рантье, которые в обмен на гарантиро- ванный ежегодный доход инвестировали все свое богатство в посто- янный долг правительства» (Matthews, 1958, с. 249). Сплоченность организации 23 не давала короне возможности воспользоваться подъемом налоговых доходов, который сопровож- ³⁶ К моменту первого откупа 1726 г., больше трети 23 были мещанами и менее поло- вины дворянами. К последнему откупу до революции, в 1786 г., только одна десятая были мещанами, а две трети дворянами. Этот сдвиг объяснялся в первую очередь тем, что беднейшие мещане были выдавлены из 23 (см. Durand, 1971, с. 282 – 362). 259 ¾ дал рост во Франции после 1750 г. сельского хозяйства, коммерции и индустрии. В 1725 – 1788 гг. косвенные налоги поднялись с 99 мил- лионов ливров до 243,5 миллиона; прямые налоги с 87,5 миллиона до 179,4 миллио на, а суммарный королевский доход с 204 миллио- нов до 460 миллионов (Matthews, 1958, с. 81). Рост налоговых доходов обогатил аристократию, которая владела местными должностями, а также и инвесторов 23 Дополнительные доходы повысились в результате введения но- вых налогов на городских жителей, которые к xviii в. потеряли свои права автономии и освобождение от налогов (Temple, 1966; Bordes, 1972), и увеличения бремени на землю и доходы крестьян и инвесто- ров в сельское хозяйство. Долгосрочная трансформация аристокра- тии из феодалов в государственных чиновников отразилась и в со- кращающейся доле сельскохозяйственной земли, удерживаемой в сеньориальных доменах, и, следовательно, свободной от налогов. Таким образом, большая часть земли, проданная коммерческим ин- весторам, была объектом налогообложения, даже когда эти буржуа приобретали статус дворянства для себя лично (Bastier, 1975; Donten- will, 1973; Leon, 1966; Le roy Ladurie, 1975; Saint-Jacob, 1960). Налоговые откупщики и казенные чиновники первыми обога- тились от повышения налоговых прибылей. В 1776–1787 гг. прямые и косвенные налоги выросли на 96 миллионов ливров, из которых казне отошли только 23 миллиона (Bosher, 1970, с. 90). Оставшиеся 73 миллиона остались в руках сборщиков налогов как комиссионные. Наличие должности, а не дворянского статуса или поместья, стало практически единственным путем увеличить доходы в конце xviii в., когда казенные посты, и особенно в налоговых откупах, стали осо- бенно близки новым желающим их занять из числа буржуазии. Налоговые сборщики настолько пристрастились определять и тре- бовать для себя результаты крестьянского производства, что параллель- ные усилия землевладельцев утвердить свои древние права на арендную плату постоянно запинались из-за того, что налоговые агенты предъяв- ляли свои права на эти прибыли раньше их. Изучение «феодальной реакции» xviii в. показывает, что грандиозные требования землевла- дельцев приносили относительно малые прибыли и что повышение на- логового бремени крестьян было их единственной причиной ³⁷ . Точно так же, повышение налоговых доходов едва ли замедлилось в областях с наибольшей феодальной реакцией (Behrens, 1963; Villain, 1952). ³⁷ См. Hoffman, 1996; Fourquin, 1976; Jacquart, 1974; Peret, 1976; Dontenwill, 1973; Bastier, 1975. Я рассматриваю этот вопрос более полно в шестой главе. 260 | 4 Королевские чиновники предпринимали различные попытки ослабить хватку казенных чиновников и 23 на государственных доходах в последние десятилетия старого режима. Корона также безуспешно искала возможностей выжать прибыли из духовенства и спонсоров-аристократов (Tackett, 1977; 1979). Такие реформы обо- гащали буржуазию, позволяя ей вкладывать свои деньги в государ- ство или основывать освобожденные от феодальных выплат пред- приятия. Историки еще спорят о роли, которую сыграло давление со стороны буржуазии в проведении этих реформ ³⁸ . Но бесспорным остается то, что до 1789 г. ни буржуазия, ни корона не имели власти институализировать какую-либо реформу, которая угрожала любым полномочиям, кроме самых маргинальных, чиновников и налоговых откупщиков. Тюрго (1774–1776) был первым генеральным контролером, кото- рый использовал свои полномочия подписи, чтобы ограничить ав- тономию 23 , и отказался от личного обогащения из фондов компа- нии. Он начал серию реформ, призванных увеличить королевскую долю в налоговых доходах, уничтожая некоторые должности, казен- ные и по налоговым сборам с комиссионными, и освобождая неко- торые формы торговли и мануфактуры от казенного разграбления — наиболее примечательно освобождение коммерческого транспорта от контроля налоговых откупщиков и отмена государственного ре- гулирования торговли зерном (Phytillis, 1965, с. 12; Luthy, 1959, 2: 411). Тюрго был смещен до того, как его планы могли принести свои пло- ды. Генеральный контролер Неккер (1777–1781) реанимировал пла- ны Тюрго, разместив в 23 своих собственных инспекторов, а за- тем распространив их полномочия по аудиту и инспекции и на казен- ных налоговых сборщиков. Оба генеральных контролера пытались вытеснить казенные должности и поместить налоговых откупщиков на бюрократические позиции, на которых их можно было контроли- ровать и смещать по королевскому указу (Bosher, 1970, с. 180 – 181). Це- лая волна чиновников, которые «позаимствовали» из королевских фондов, была приведена к банкротству, когда корона потребовала вторичных выплат во время кризиса наличности в 1787 г. Несколько казенных должностей было отменено, несмотря на грязные финан- совые условия двух лет, предшествовавших революции. Неспособ- ность Тюрго и Неккера провести какие-либо реформы, кроме мел- ких, показывает четкие пределы, в которых корона и новые элиты ³⁸ Изложение спора между историками-марксистами и ревизионистами по поводу французской революции дано в McLennan, 1981, с. 175 – 205. 261 ¾ могли бороться с контролем казенных чиновников и сборщиков на- логов за государственные доходы. Конфликт элит имел мало воздей- ствия на французскую социальную структуру, пока она не вспыхнула, и не перемешалась с классовой борьбой во время Революции. Французская революция Конфигурация отношений элит и классов и, следовательно, резуль- таты городских и крестьянских восстаний, были совершенно иными в 1789 г., нежели во времена Фронды ³⁹ . «Аристократический мятеж» 1787 – 89 гг. был похож на Фронду в том, что это был ответ на попытки короны покуситься на аристократические привилегии. Причины со- противления аристократии, однако, отличались в 1780-х гг. от тех, ко- торые существовали в xvii в. Они имели больше отношения к нало- гообложению и финансовой реформе, чем к вызову авторитету давно утвердившихся казенных постов. Драматический рост королевского долга, вызванный вмешательством Франции в войну с Британией во время американской революционной войны, привел к неразреши- мому государственному финансовому кризису. Усилия генеральных контролеров Тюрго и Неккера профинансировать государственные долги, облагая налогом аристократию и духовенство, вызвали непри- миримую оппозицию со стороны провинциальных элит ⁴⁰ Провинциальные дворяне подняли народные восстания про- тив королевских чиновников в 1788 г., вынудив корону согласиться на созыв Генеральных штатов в 1789 г., впервые за более чем столе- тие (Soboul, 1974, p. 105 – 106). Тем не менее, народные силы, развя- занные аристократией, оказались причиной ее падения. Когда де- путаты Генеральных штатов были выбраны, усилия в целом консер- вативных представителей духовенства и аристократии использовать договоры, чтобы вернуть себе власть за счет короны и крупных фи- нансистов, зашли в тупик. Третье сословие перехватило инициати- ву, собравшись как Национальная ассамблея и проголосовав за за- ³⁹ В этом разделе разбираются элитные конфликты, которые привели к революции, а также то, как французское государство трансформировалось в революцион- ные годы. Я рассматриваю динамику крестьянских восстаний и влияние элитных и классовых конфликтов на классовые отношения аграрного сектора в шестой главе. ⁴⁰ По теме консолидации государственных финансов см. Dessert, 1984 и Matthews, 1958. Мэтьюз и Бошер (Matthews и Bosher, 1970) разбирают повышение государствен- ных поступлений, доходы с должностей и фискальный кризис 1770-х и последую- щих годов. 262 | 4 конодательство, которое давало поручительство за государственный долг и уничто жало аристократические и корпоративные привиле- гии, а также большинство феодальных повинностей, одновременно сохранив частное владение поместьями и земельными держаниями. Эти меры отражали интересы крупных финансовых капиталистов и юристов, которые владели большей частью государственных дол- гов, а также провинциальных буржуа, которые были лишены досту- па к наиболее прибыльным должностям старого режима и которые наживались на земельных владениях, но не на феодальных привиле- гиях старых аристократов ⁴¹ Большинство ведущих аристократов и церковников отвергли но- вое законодательство и поддержали усилия короля призвать в Па- риж войска и распустить Национальную ассамблею. Эти усилия были пресечены народными силами, которые впервые мобилизо- вались, чтобы блокировать подлинные и вымышленные стратегемы части провинциальных аристократов. Великий страх лета 1789 г. фа- тально подорвал контроль аристократов на селе, в то время как мя- тежи в провинциальных городах покончили с властью как аристо- кратов, так и короля в провинциях. Более важно, что парижская буржуазия мобилизовала «санкюлотов», которые в ключевые мо- ⁴¹ Спор о классовом характере «третьего сословия» в Национальной ассамблее и по всей Франции длится уже долго и продолжается до сих пор. Хотя буржуа могли купить должности, которые давали им статус аристократов, и землевла- дельцы, как аристократы, так и буржуа, применяли схожие стратегии при пере- даче земли в аренду коммерческих фермерам и при этом пытались навязать кре- стьянам как можно больше повинностей в процессе «сеньориальной реакции», существовали четкие разделения между элитами, хотя даже члены этих элит были одновременно феодальными и капиталистическими. Финансисты, кото- рые получали доходы только со своего доступа к огромному капиталу, необхо- димому короне, и со своего контроля над управлением государственным долгом и сбором налогов, были другой элитой, использующей другой организацион- ный аппарат, чем провинциальные элиты с должностями. Аристократическая реакция 1787 – 1789 гг. была атакой второй элиты на первую; законотворчество третьего сословия в Национальной ассамблее было ответом, благоприятным для первой за счет второй. Законы Национальной ассамблеи, касающиеся фео- дальных повинностей и землевладения давали преимущество тем, кто владел зем- лей как собственностью, над теми, кто придерживался древних прав на повин- ности через свои аристократические титулы — т. е. снова благоприятствовали первой элите за счет второй. Собул (Soboul) очень ясно показывает это фун- даментальное различие интересов, хотя он устаревшим образом формулирует их в терминах классовых отношений, а не элитных. Наиболее полезное обсуж- дение этих вопросов содержится у Комнинеля (Comninel, 1987, с. 179 – 207) и Вал- лерстайна (Wallerstein, 1989, 3:57 – 112), где дается и обзор ведущихся дискуссий. 263 ¾ менты захватили улицы, чтобы препятствовать верным королю от- рядам, и вынудить самого короля позволить Национальной ассамб- леи продолжать свои заседания (Lefebvre [1932], 1973; Soboul, 1974, с. 19 – 58). По стратегическому развертыванию, хотя не по структурным по- следствиям, французская революция схожа с английской Граждан- ской войной. В обоих случаях присутствие народных масс в столице, мобилизованных одной элитой, заставило парламенты-«охвостья» ⁴² принять более радикальное законодательство, чем прошло бы в от- сутствие народа (Traugolt, 1995; Brenner, 1993, p. 393 – 459 и далее; Soboul, 1974). Народные силы и во Франции 1790-х гг. и в Англии 1640-х гг. были более эффективны в блокировании монархов и их со- юзников из элит, чем в отстаивании собственных интересов. И на- против, народная Фронда вредила Фронде элит больше, чем короне, и в то же время мало что делала для неэлитных мятежников. Элиты во время обеих революций шли на временные уступки, чтобы выиграть поддержку народа: в Англии Парламент передал коммерческие концессии и контроль над городским правительством Лондона колониальным купцам и их менее мощным союзникам, ла- вочникам и торговцам. Во Франции Национальная ассамблея рати- фицировала народный контроль над парижским правительством, поддержала народные коалиции в провинциальных городах, ввела ценовой контроль на еду для масс и отменила аграрный феодализм хотя крестьяне остались должны платить большую часть земельной ренты. Окончательные победители в этих революциях из числа элит, стали демобилизовывать своих неэлитных союзников, как только они пришли к уверенности, что им удалось победить силы рояли- стов. Во Франции Национальная гвардия и армия были под строгим контролем элит и легко использовались для подавления восстаний масс в 1794 – 1795 гг. и для введения Белого Террора в 1795 г. В Анг- лии независимая Армия новой модели продолжала проводить собст- венную государственную политику даже после казни Карла i и была распущена с большим трудом и с большими тратами в 1648 г. И сно- ва Фронда была политическим контрастом обеим революциям. Так как элитным фрондерам народная Фронда угрожала больше, чем ко- ролю, вооруженные силы аристократов присоединились к королев- ской армии при подавлении народной Фронды. ⁴² Rump Parliament, «Охвостье» — насмешливое название Парламента при Кромве- ле — Прим. перев. 264 | 4 Структурные последствия французской революции драматиче- ским образом отличались от последствий как Фронды, так и англий- ской революции. Как уже обсуждалось выше, владение частной соб- ственности на землю для английского джентри, а также его контроль над правительствами в графствах для защиты этих имущественных прав были абсолютными и установились до 1640-х гг. Английская ре- волюция была удачным ответом джентри на объединенные попыт- ки короны и духовенства создать конкурирующий механизм полити- ческого господства и экономического извлечения стоимости в про- винциях. Хотя джентри разделилось в гражданской войне по ряду вопросов, и, преследуя свои личные выгоды, ни разу во время граж- данской войны ни одна из сторон не угрожала организационным ос- новам экономической эксплуатации и политического господства зе- мельной элиты. Парламентарии, роялисты и нейтралы сохранили свои организационные способности, и поэтому, как только Карл i был казнен, у них возник общий интерес разоружить и подчинить себе народные силы. Ни одна из французских элит xvii и xviii вв. не походила на ан- глийское джентри в степени контроля над четкой организацией по- литического господства и экономического извлечения прибыли. Тем не менее к 1789 г. несколько мелких элит было способно достичь организационных возможностей, которым король и его союзники- дворяне и церковники угрожали больше, чем помогало подчинение короне. У финансистов, мануфактурщиков и некоторых землевла- дельцев образовался общий интерес в поражении первых двух со- словий и в способности сохранить свою организационную целост- ность без королевской поддержки. Роялистские элиты во Франции, в отличие от союзников Карла i во время английской гражданской войны, зависели от короны в официальном признании основ сво- ей власти и доходов, и поэтому они не могли пережить временной победы народных революционеров в любой форме. Победители- «буржуа» во время Французской революции создали новые государ- ственно ориентированные механизмы патроната и извлечения при- были для самих себя ⁴³ Новые элиты закрепили свои собственные организационные возможности через революционное государство в начале 1790-х гг. Возможность контрреволюции руками элит Старого режима была исчерпана с военными победами республики в конце 1793 г. Затем ⁴³ Это ключевое по своей важности открытие принадлежит Комнинелю (Comninel, 1987, с. 203 – 205). 265 }} ¾ |} |££ новые элиты начали разоружать народные силы в Париже и в про- винции, казнив Дантона и «Снисходительных», отправив санкюло- тов на фронт (тем самым исключив их из парижской политики), под- чинив народные организации в рамках Якобинского клуба и устро- ив террор в 1793 – 1794 гг. Эти действия против народных сил стали фатальными для якобинцев Национальной ассамблеи и Комите- та общественного спасения (воплощаемого в Робеспьере), которые не смогли созвать себе на помощь уличные силы, когда были отданы на заклание во время термидорской реакции в июле 1794 г. и после- дующего Белого террора. Реакция 1794 г., как и развязка английской гражданской войны 1648 г., уничтожила индивидуальных членов элит, которые относились к проигравшим фракциям, не разрывая политической и экономиче- ской гегемонии элит в целом: гегемоний, определившихся в Англии элитным конфликтом до революции, а во Франции элитным кон- фликтом во время революции. Консолидация новой элитной и клас- совой структуры в Англии до революции минимизировала долговре- менные эффекты участия народа в этой революции и гражданской войне. Интенсивный и неразрешенный элитный конфликт во Фран- ции в 1787 – 1793 гг. сделал действия революционных масс критически важными для результатов элитного и классового конфликта и тем са- мым превратил долгосрочные последствия французской революции в гораздо более значительные, чем у английской революции и граж- данской войны (не говоря уж о незначительных структурных эффек- тах проигравшей Фронды). }} ¾ |} |££ Элитные конфликты вызвали мобилизацию масс в Англии и Фран- ции раннего Нового времени. Неэлиты мобилизовывались в Англии и Франции только тогда и до такой степени, до какой их поддержива- ли элиты, заключавшие с ними союзы для того, чтобы упрочить свое положение в конфликтах элит. Элиты были эффективными союзни- ками и помогали поддержать действия масс до тех пор, пока элита, объединившаяся с народными силами, оставалась целостной и могла управлять ресурсами в течение длительного времени. Английская и французская революции были моментами, когда элите одновременно и угрожало уничтожение, и у нее имелись ре- сурсы мобилизовать не-элитные силы и поддерживать на протяже- 266 | 4 нии ряда лет революционный конфликт. Французская буржуазия использовала свои альянсы с крестьянами и санкюлотами, чтобы занять доминирующую позицию в государстве, подчинив себе остав- шиеся конкурирующие элиты и затем, во время контрреволюции, и союзников из неэлит. Английское джентри и союзные ему лондон- ские купцы заключили свой революционный союз, чтобы сохранить доминирующие позиции, полученные за столетие элитных конфлик- тов, начавшихся в Реформации Генриха. Сословия, которые вышли на сцену в результате Английской и Французской революций, подтвердили и возвели на трон, соот- ветственно, новые структуры элитных и классовых отношений, соз- данных длительными последовательностями элитных и классовых конфликтов, инициированных Реформацией. Эти конфликты раз- вивались среди элит и классов в рамках каждой нации-в-процессе- образования. Другими словами, процессы образования государства в Англии и Франции раннего Нового времени прежде всего опре- делялись внутренними факторами. Домашние элитные и классовые конфликты, а не заграничные войны или международные экономи- ческие предприятия, выковали способности двух государств и их от- ношения с гражданским обществом. Английские и французские элиты не сошлись на том, должны ли их нации вести войну, потому что элиты отличались по выгодам, ко- торые они получали от войны, и по долям в военных расходах, ко- торые им приходилось поддерживать. Монарх или «государственная элита» не всегда были милитаристами. Короли Карл i и Людовик xiv гораздо меньше желали воевать со своими иностранными против- никами, чем большинство Парламента и Национальной ассамблеи. Война, как учит нас Чарльз Тилли, вызывает повышение запроса на социальные ресурсы на протяжении всей истории Европы ран- него Нового времени. Ресурсы мобилизовывались в рамках городов- государств и наций в процессе образования через механизмы, опре- делившиеся уже в предшествующих элитных конфликтах. Эти меха- низмы менялись только в ответ на дальнейшие элитные и классовые конфликты, а не просто из-за инфляции военных расходов. Поли- тические организмы, чьи внутренние отношения создавали инсти- туции, менее способные к мобилизации людей и денег для войны, были объектами захвата более сильных держав. В таких случаях, во- енное поражение могло двигать какую-либо территорию в новом на- правлении политического развития в качестве подразделения дру- гого государства или империи. (Хотя, как показывает обсуждение Флоренции в третьей главе и Нидерландов в пятой главе, как только }} ¾ |} … элиты консолидируются и конфликты подавляются, структуры соци- альных отношений претерпевают малые изменения, как во Флорен- ции и Нидерландах, оказавшихся под иностранным контролем и вы- шедших из-под него.) Для «победителей» и выживших в европейских военных соревнованиях война привела к весьма ограниченному эф- фекту на элитные и классовые отношения, эффекты, которые были очень узкими и предсказуемыми при учете социальной структуры каждой страны. Схожим образом возможности для торговли и колониального разграбления предоставлялись уже существующим элитам, огра- ниченным в разворачивании своих стратегических возможностей как за границей, так и дома собственным положением во внутрен- них социальных отношениях. Ни в Англии, ни во Франции купцы или колонисты не были решающими акторами в элитных и классо- вых конфликтах. В действительности, как мы увидим в следующей главе, развитие заграничной торговли и захваты в Европе раннего Нового времени определялись уже предсуществующей, и по-прежне- му аграрной структурой отношений элит в каждой стране. Только в xix и xx вв. транснациональные рынки начали оказывать незави- симый эффект на социальные отношения в ведущих капиталистиче- ских нациях. ⁴⁴ ⁴⁴ События и политические союзы тех лет анализируются у Собуля (Soboul 1974, с. 255 – 449). 268 | 5 ТУПИК И РАЗВОРОТ £³ } Испания и Нидерланды прочертили пути политического и экономи- ческого развития, отличные от путей Англии и Франции. Британия и Франция, хотя и стали самыми мощными в экономическом и во- енном смысле нациями Европы в xvii в., в империализме отстава- ли. До xvii в. Британия и Франция получали доход от своих колоний и испытывали их незначительное влияние, в то время как Испания в xvi в., а затем Нидерланды в xvii поддерживали свой статус крупной державы и наживались только за счет своих неевропейских владений ¹ Зададимся вопросом, почему империи в целом и испанская им- перия Габсбургов в частности не стали средоточием капиталистиче- ского развития в Европе раннего Нового времени. Почему империа- листическая элита Габсбургов не смогла удержать контроль над под- чиненными ей элитами некастильского Иберийского полуострова, |