очень полезный материал для урока литературы. Отцы и дети. Посвящается памяти Виссариона Григорьевича Белинского
 Скачать 0.49 Mb.
|
|
– Болит. Отчего ей не болеть? Арина Власьевна выпрямилась и насторожилась Не рассердись, пожалуйста, Евгений, – продолжал Василий Иванович, – ноне позволишь литы мне пульсу тебя пощупать? Базаров приподнялся Я и не щупая скажу тебе, что у меня жар И озноб был Были озноб. Пойду прилягу, а вы мне пришлите липового чаю. Простудился, должно быть То-то я слышала, ты сегодня ночью кашлял, – промолвила Арина Власьевна. – Простудился, – повторил Базаров и удалился. Арина Власьевна занялась приготовлением чая из липового цвету, а Василий Иванович вошел в соседнюю комнату и молча схватил себя за волосы. Базаров уже не вставал в тот день и всю ночь провел в тяжелой, полузабывчивой дремоте. Часу в первом утра он, с усилием раскрыв глаза, увидел над собою при свете лампадки бледное лицо отца и велел ему уйти тот повиновался, но тотчас же вернулся на цыпочках и, до половины заслонившись дверцами шкафа, неотвратимо глядел на своего сына. Арина Власьевна тоже не ложилась и, чуть отворив дверь кабинета, то и дело подходила послушать, как дышит Енюша», и посмотреть на Василия Ивановича. Она могла видеть одну его неподвижную, сгорбленную спину, но и это ей доставляло некоторое облегчение. Утром Базаров попытался встать голова у него закружилась, кровь пошла носом он лег опять. Василий Иванович молча ему прислуживал Арина Власьевна вошла к нему испросила его, как он себя чувствует. Он отвечал Лучше – и повернулся к стене. Василий Иванович замахал на жену обеими руками она закусила губу, чтобы не заплакать, и вышла вон. Все в доме вдруг словно потемнело все лица вытянулись, сделалась странная тишина со двора унесли на деревню какого-то горластого петуха, который долго не мог понять, зачем с ним так поступают. Базаров продолжал лежать, уткнувшись в стену. Василий Иванович пытался обращаться к нему с разными вопросами, но они утомляли Базарова, и старик замер в своих креслах, только изредка хрустя пальцами. Он отправлялся на несколько мгновений в сад, стоял там как истукан, словно пораженный несказанным изумлением (выражение изумления вообще не сходило у него с лица, и возвращался снова к сыну, стараясь избегать расспросов жены. Она наконец схватила егоза руку и судорожно, почти с угрозой промолвила Да что с ним Тут он спохватился и принудил себя улыбнуться ей в ответ но, к собственному ужасу, вместо улыбки у него откуда-то взялся смех. За доктором он послал сутра. Он почел нужным предуведомить об этом сына, чтобы тот как-нибудь не рассердился. Базаров вдруг повернулся на диване, пристально и тупо посмотрел на отца и попросил напиться. Василий Иванович подал ему воды и кстати пощупал его лоб. Он таки пылал Старина, – начал Базаров сиплыми медленным голосом, – дело мое дрянное. Я заражен, и через несколько дней ты меня хоронить будешь. Василий Иванович пошатнулся, словно кто по ногам его ударил Евгений – пролепетал он, – что ты это. Бог с тобою Ты простудился – Полно, – не спеша перебил его Базаров. – Врачу непозволительно так говорить. Все признаки заражения, ты сам знаешь Где же признаки заражения, Евгений. помилуй А это что – промолвил Базаров и, приподняв рукав рубашки, показал отцу выступившие зловещие красные пятна. Василий Иванович дрогнули похолодел от страха Положим, – сказал он наконец, – положим если если даже что-нибудь вроде заражения Пиэмии, – подсказал сын Ну да вроде эпидемии Пиэмии, – сурово и отчетливо повторил Базаров. – Аль уж позабыл свои тетрадки Ну да, да, как тебе угодно А все-таки мы тебя вылечим Ну, это дудки. Ноне в том дело. Яне ожидал, что так скоро умру это случайность, очень, по правде сказать, неприятная. Вы оба с матерью должны теперь воспользоваться тем, что в вас религия сильна вот вам случай поставить ее на пробу. – Он отпил еще немного воды. – А я хочу попросить тебя об одной вещи пока еще моя голова в моей власти. Завтра или послезавтра мозг мой, ты знаешь, в отставку подаст. Я и теперь не совсем уверен, ясно ли я выражаюсь. Пока я лежал, мне все казалось, что вокруг меня красные собаки бегали, а ты надомной стойку делал, как над тетеревом. Точно я пьяный. Ты хорошо меня понимаешь Помилуй, Евгений, ты говоришь совершенно как следует Тем лучше ты мне сказал, ты послал за доктором Этим ты себя потешил потешь и меня пошли ты нарочного К Аркадию Николаичу, – подхватил старик Кто такой Аркадий Николаич? – проговорил Базаров как бы в раздумье. – Ах да птенец этот Нет, ты его не трогай он теперь в галки попал. Не удивляйся, это еще не бред. А ты пошли нарочного к Одинцовой, Анне Сергеевне, тут есть такая помещица Знаешь (Василий Иванович кивнул головой) Евгений, мол, Базаров кланяться велели велел сказать, что умирает. Ты это исполнишь Исполню Только возможное ли это дело, чтобы ты умер, ты, Евгений Сам посуди Где ж после этого будет справедливость Этого я не знаю а только ты нарочного пошли Сию минуту пошлю, и сам письмо напишу Нет, зачем скажи, что кланяться велел, больше ничего ненужно. А теперь я опять к моим собакам. Странно! хочу остановить мысль на смерти, и ничего не выходит. Вижу какое-то пятно и больше ничего. Он опять тяжело повернулся к стене а Василий Иванович вышел из кабинета и, добравшись до жениной спальни, таки рухнулся на колени перед образами Молись, Арина, молись – простонал он, – наш сын умирает Доктор, тот самый уездный лекарь, у которого не нашлось адского камня, приехали, осмотрев больного, посоветовал держаться методы выжидающей и тут же сказал несколько слово возможности выздоровления А вам случалось видеть, что люди в моем положении не отправляются в Елисейские – спросил Базаров и, внезапно схватив за ножку тяжелый стол, стоявший возле дивана, потряс его и сдвинул с места Сила-то, сила, – промолвил он, – вся еще тут, а надо умирать. Старик, тот, по крайней мере, успел отвыкнуть от жизни, а я Да, поди попробуй отрицать смерть. Она тебя отрицает, и баста Кто там плачет – прибавил он погодя немного. – Мать Бедная Кого-то она будет кормить теперь своим удивительным борщом А ты, Василий Иваныч, тоже, кажется, нюнишь? Ну, коли христианство не помогает, будь философом, стоиком, что ли Ведь ты хвастался, что ты философ Какой я философ – завопил Василий Ивановичи слезы таки закапали по его щекам. Базарову становилось хуже с каждым часом болезнь приняла быстрый ход, что обыкновенно случается при хирургических отравах. Он еще не потерял памяти и понимал, что ему говорили он еще боролся. Не хочу бредить, – шептал он, сжимая кулаки, – что за вздор И тут же говорил: «Ну, из восьми вычесть десять, сколько выйдет – Василий Иванович ходил как помешанный, предлагал то одно средство, то другое и только и делал, что покрывал сыну ноги. Обернуть в холодные простыни… рвотное… горчишники к желудку кровопускание, – говорил он с напряжением. Доктор, которого он умолил остаться, ему поддакивал, поил больного лимонадом, а для себя просил то трубочки, то «укрепляющего-согревающего», то есть водки. Арина Власьевна сидела на низенькой скамеечке возле двери и только по временам уходила молиться несколько дней тому назад туалетное зеркальце выскользнуло у ней из руки разбилось, а это она всегда считала худым предзнаменованием сама Анфисушка ничего неумела сказать ей. Тимофеич отправился к Одинцовой. Ночь была нехороша для Базарова… Жестокий жар его мучил. К утру ему полегчило. Он попросил, чтоб Арина Власьевна его причесала, поцеловал у ней руку и выпил глотка два чаю. Василий Иванович оживился немного Слава богу – твердил он. – Наступил кризис прошел кризис Эка, подумаешь – промолвил Базаров, – слово-то что значит Нашел его, сказал кризис – и утешен. Удивительное дело, как человек еще верит в слова. Скажут ему, например, дурака и не прибьют, он опечалится; назовут его умницей и денег ему не дадут – он почувствует удовольствие. Эта маленькая речь Базарова, напоминавшая его прежние выходки, привела Василия Ивановича в умиление Браво прекрасно сказано, прекрасно – воскликнул он, показывая вид, что бьет в ладоши. Базаров печально усмехнулся Так как же, по-твоему, – промолвил он, – кризис прошел или наступил Тебе лучше, вот что я вижу, вот что меня радует, – отвечал Василий Иванович Ну и прекрасно радоваться всегда не худо. А к той, помнишь послал Послал, как же. Перемена к лучшему продолжалась недолго. Приступы болезни возобновились. Василий Иванович сидел подле Базарова. Казалось, какая-то особенная мука терзала старика. Он несколько раз собирался говорить – и не мог – Евгений – произнес он наконец, – сын мой, дорогой мой, милый сын! Это необычайное воззвание подействовало на Базарова… Он повернул немного голову и, видимо стараясь выбиться из-под бремени давившего его забытья, произнес Что, мой отец Евгений, – продолжал Василий Ивановичи опустился на колени перед Базаровым, хотя тот не раскрывал глаз и не мог его видеть. – Евгений, тебе теперь лучше ты, бог даст, выздоровеешь но воспользуйся этим временем, утешь нас с матерью, исполни долг христианина Каково-то мне это тебе говорить, это ужасно но еще ужаснее ведь навек, Евгений ты подумай, каково-то… Голос старика перервался, а по лицу его сына, хотя они продолжал лежать с закрытыми глазами, проползло что-то странное Яне отказываюсь, если это может вас утешить, – промолвил он наконец, – но мне кажется, спешить еще не к чему. Ты сам говоришь, что мне лучше Лучше, Евгений, лучше но кто знает, ведь это все в божьей воле, а исполнивши долг Нет, я подожду, – перебил Базаров. – Я согласен с тобою, что наступил кризис. А если мыс тобою ошиблись, что ж ведь и беспамятных причащают Помилуй, Евгений Я подожду. А теперь я хочу спать. Не мешай мне. И он положил голову на прежнее место. Старик поднялся, сел на кресло и, взявшись за подбородок, стал кусать себе пальцы… Стук рессорного экипажа, тот стук, который так особенно заметен в деревенской глуши, внезапно поразил его слух. Ближе, ближе катились легкие колеса вот уже послышалось фырканье лошадей Василий Иванович вскочили бросился к окошку. На двор его домика, запряженная четверней, въезжала двуместная карета. Не давая себе отчета, чтобы это могло значить, в порыве какой-то бессмысленной радости, он выбежал на крыльцо Ливрейный лакей отворял дверцы кареты дама под черным вуалем, в черной мантилье, выходила из нее Я Одинцова, – промолвила она. – Евгений Васильич жив Вы его отец Я привезла с собой доктора Благодетельница – воскликнул Василий Ивановичи, схватив ее руку, судорожно прижал ее к своим губам, между тем как привезенный Анной Сергеевной доктор, маленький человек в очках, с немецкою физиономией, вылезал не торопясь из кареты. – Жив еще, жив мой Евгений и теперь будет спасен Жена жена. К нам ангел с неба Что такое, господи! – пролепетала, выбегая из гостиной, старушка и, ничего не понимая, тут же в передней упала к ногам Анны Сергеевны и начала, как безумная, целовать ее платье Что вы что вытвердила Анна Сергеевна но Арина Власьевна ее не слушала, а Василий Иванович только повторял Ангел ангел Wo ist der Kranke?[148] И где же есть пациент – проговорил наконец доктор, не без некоторого негодования Василий Иванович опомнился Здесь, здесь, пожалуйте за мной, вертестер герр коллега, – прибавил он по старой памяти Э – произнес немец и кисло осклабился. Василий Иванович привел его в кабинет Доктор от Анны Сергеевны Одинцовой, – сказал он, наклоняясь к самому уху своего сына, – иона сама здесь. Базаров вдруг раскрыл глаза Что ты сказал Я говорю, что Анна Сергеевна Одинцова здесь и привезла к тебе сего господина доктора. Базаров повел вокруг себя глазами Она здесь я хочу ее видеть Ты ее увидишь, Евгений но сперва надобно побеседовать с господином доктором. Я им расскажу всю историю болезни, так как Сидор Сидорыч уехал (так звали уездного врача, и мы сделаем маленькую консультацию. Базаров взглянул на немца Ну, беседуйте скорее, только не по-латыни; я ведь понимаю, что значит jam moritur.[150] – Der Herr scheint des Deutschen m?chtig zu sein,[151] – начал новый питомец Эскулапа, обращаясь к Василию Ивановичу. – Их габе…[152] Говорите уж лучше по-русски, – промолвил старик А, атак этто фот как этто… Пошалуй… И консультация началась. Полчаса спустя Анна Сергеевна в сопровождении Василия Ивановича вошла в кабинет. Доктор успел шепнуть ей, что нечего и думать о выздоровлении больного. Она взглянула на Базарова… и остановилась у двери, до того поразило ее это воспаленное ив тоже время мертвенное лицо с устремленными на нее мутными глазами. Она просто испугалась каким-то холодными томительным испугом мысль, что она не то бы почувствовала, если бы точно его любила, – мгновенно сверкнула у ней в голове Спасибо, – усиленно заговорил он, – я этого не ожидал. Это доброе дело. Вот мы еще рази увиделись, как вы обещали Анна Сергеевна так была добра – начал Василий Иванович Отец, оставь нас. Анна Сергеевна, вы позволяете Кажется, теперь… Он указал головою на свое распростертое бессильное тело Василий Иванович вышел Ну, спасибо, – повторил Базаров. – Это по-царски… Говорят, цари тоже посещают умирающих Евгений Васильич, я надеюсь Эх, Анна Сергеевна, станемте говорить правду. Со мной кончено. Попал под колесо. И выходит, что нечего было думать о будущем. Старая шутка смерть, а каждому внове. До сих пор не трушу а там придет беспамятство, и фюить! (Он слабо махнул рукой) Ну, что ж мне вам сказать я любил вас это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. Любовь – форма, а моя собственная форма уже разлагается. Скажу я лучше, что какая вы славная И теперь вот выстоите, такая красивая… Анна Сергеевна невольно содрогнулась Ничего, не тревожьтесь сядьте там Не подходите ко мне ведь моя болезнь заразительная. Анна Сергеевна быстро перешла комнату и села на кресло возле дивана, на котором лежал Базаров Великодушная – шепнул он. – Ох, как близко, и какая молодая, свежая, чистая в этой гадкой комнате. Ну, прощайте! Живите долго, это лучше всего, и пользуйтесь, пока время. Вы посмотрите, что за безобразное зрелище червяк полураздавленный, а еще топорщится. И ведь тоже думал обломаю дел много, не умру, куда! задача есть, ведь я гигант А теперь вся задача гиганта – как бы умереть прилично, хотя никому до этого дела нет Все равно вилять хвостом не стану. Базаров умолк и стал ощупывать рукой свой стакан. Анна Сергеевна подала ему напиться, не снимая перчаток и боязливо дыша Меня вы забудете, – начал он опять, – мертвый живому не товарищ. Отец вам будет говорить, что вот, мол, какого человека Россия теряет Это чепуха ноне разуверяйте старика. Чем бы дитя ни тешилось вы знаете. И мать приласкайте. Ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днем согнем не сыскать Я нужен России… Нет, видно, ненужен. Да и кто нужен Сапожник нужен, портной нужен, мясник мясо продает… мясник… постойте, я путаюсь Тут есть лес… Базаров положил руку на лоб. Анна Сергеевна наклонилась к нему Евгений Васильич, я здесь… Он разом принял руку и приподнялся Прощайте, – проговорил он с внезапной силой, и глаза его блеснули последним блеском. – Прощайте… Послушайте… ведь я вас не поцеловал тогда Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет… Анна Сергеевна приложилась губами к его лбу И довольно – промолвил они опустился на подушку. – Теперь темнота… Анна Сергеевна тихо вышла Что – спросил ее шепотом Василий Иванович – Он заснул, – отвечала она чуть слышно. Базарову уже не суждено было просыпаться. К вечеру он впал в совершенное беспамятство, а наследующий день умер. Отец Алексей совершил над ним обряды религии. Когда его соборовали, когда святое миро коснулось его груди, один глаз его раскрылся, и, казалось, при виде священника в облачении, дымящегося кадила, свеч перед образом что-то похожее на содрогание ужаса мгновенно отразилось на помертвелом лице. Когда же наконец он испустил последний вздохи в доме поднялось всеобщее стенание, Василием Ивановичем обуяло внезапное исступление. Я говорил, что я возропщу, – хрипло кричал он, с пылающим, перекошенным лицом, потрясая в воздухе кулаком, как бы грозя кому-то, – и возропщу, возропщу Но Арина Власьевна, вся в слезах, повисла у него на шее, и оба вместе пали ниц. Так, – рассказывала потом в людской Анфисушка, рядышком и понурили свои головки, словно овечки в полдень…» Но полуденный зной проходит, и настает вечери ночь, а там и возвращение в тихое убежище, где сладко спится измученными усталым… XXVIII Прошло шесть месяцев. Стояла белая зима с жестокою тишиной безоблачных морозов, плотным, скрипучим снегом, розовым инеем на деревьях, бледно-изумрудным небом, шапками дыма над трубами, клубами пара из мгновенно раскрытых дверей, свежими, словно укушенными лицами людей и хлопотливым бегом продрогших лошадок. Январский день уже приближался к концу вечерний холод еще сильнее стискивал недвижимый воздух, и быстро гасла кровавая заря. В окнах марьинского дома зажигались огни Прокофьич, в черном фраке и белых перчатках, с особенною торжественностию накрывал стол на семь приборов. Неделю тому назад, в небольшой приходской церкви, тихо и почти без свидетелей, состоялись две свадьбы Аркадия с Катей и Николая Петровича с Фенечкой; а в самый тот день Николай Петрович давал прощальный обед своему брату, который отправлялся по делам в Москву. Анна Сергеевна уехала туда же тотчас после свадьбы, щедро наделив молодых. Ровно в три часа все собрались к столу. Митю поместили тут же у него уже появилась нянюшка в глазетовом кокошнике. Павел Петрович восседал между Катей и Фенечкой; мужья пристроились возле своих жен. Знакомцы наши изменились в последнее время все как будто похорошели и возмужали один Павел Петрович похудел, что, впрочем, придавало еще больше изящества и грансеньйорства его выразительным чертам Да и Фенечка стала другая. В свежем шелковом платье, с широкою бархатною наколкой на волосах, с золотою цепочкой на шее, она сидела почтительно-неподвижно, почтительно к самой себе, ко всему, что ее окружало, итак улыбалась, как будто хотела сказать Вы меня извините, я не виновата. И неона одна – другие все улыбались и тоже как будто извинялись всем было немножко неловко, немножко грустно ив сущности очень хорошо. Каждый прислуживал другому с забавною предупредительностию, точно все согласились разыграть какую-то простодушную комедию. Катя была спокойнее всех она доверчиво посматривала вокруг себя, и можно было заметить, что Николай Петрович успел уже полюбить ее без памяти. Перед концом обеда он встали, взяв бокал в руки, обратился к Павлу Петровичу Ты нас покидаешь, ты нас покидаешь, милый брат, – начал он, – конечно, ненадолго но все же я не могу не выразить тебе, что я что мы сколь я сколь мы Вот в том-то и беда, что мы не умеем говорить спичи! |