очень полезный материал для урока литературы. Отцы и дети. Посвящается памяти Виссариона Григорьевича Белинского

• Название: Посвящается памяти Виссариона Григорьевича Белинского
• Анкор: очень полезный материал для урока литературы
• Дата: 11.03.2023
• Размер: 0.49 Mb.
• Имя файла: Отцы и дети.pdf
• Тип: Документы; #980265
• страница: 5 из 12

– Ждут меня небось?
Старичок склонил набок свою крошечную головку Ах, Евгений Васильич, как не ждать-то-с! Верители богу, сердце изныло, на родителей на ваших глядючи.
– Ну хорошо, хорошо не расписывай. Скажи им, что скоро буду Слушаю-с, – со вздохом отвечал Тимофеич. Выйдя из дома, он обеими руками нахлобучил себе картуз наголову, взобрался на убогие беговые дрожки, оставленные им у вороти поплелся рысцой, только не в направлении города.
Вечером того же дня Одинцова сидела у себя в комнате с Базаровым, а Аркадий расхаживал по зале и слушал игру Кати. Княжна ушла к себе наверх она вообще терпеть не могла гостей, ив особенности этих новых оголтелых, как она их называла. В парадных комнатах она только дулась зато у себя, перед своею горничной,
она разражалась иногда такою бранью, что чепец прыгал у ней на голове вместе с накладкой. Одинцова все это знала Как же это выехать собираетесь, – начала она, – а обещание ваше?

Базаров встрепенулся Какое-с?
– Вы забыли Вы хотели дать мне несколько уроков химии Что делать-с! Отец меня ждет нельзя мне больше мешкать. Впрочем, вы можете прочесть «Pelouse et Fr?my,
Notions g?n?rales de Chimie»;[98] книга хорошая и написана ясно. Вы в ней найдете все, что нужно А помните вы меня уверяли, что книга не может заменить я забыла, как вы выразились, новы знаете, что я хочу сказать помните

– Что делать-с! – повторил Базаров Зачем ехать – проговорила Одинцова, понизив голос.
Он взглянул на нее. Она закинула голову на спинку кресел и скрестила на груди руки, обнаженные до локтей.
Она казалась бледней при свете одинокой лампы, завешенной вырезною бумажною сеткой. Широкое белое платье покрывало ее всю своими мягкими складками едва виднелись кончики ее ног, тоже скрещенных А зачем оставаться – отвечал Базаров.
Одинцова слегка повернула голову Как зачем разве вам у меня невесело Или выдумаете, что об вас здесь жалеть не будут Я в этом убежден.
Одинцова помолчала Напрасно вы это думаете. Впрочем, я вам не верю. Вы не могли сказать это серьезно. – Базаров продолжал сидеть неподвижно. – Евгений Васильич, что же вы молчите Да что мне сказать вам О людях вообще жалеть не стоит, а обо мне подавно Это почему Я человек положительный, неинтересный. Говорить не умею Вы напрашиваетесь на любезность, Евгений Васильич.
– Это не в моих привычках. Разве вы не знаете сами, что изящная сторона жизни мне недоступна, та сторона,

которою вы так дорожите?
Одинцова покусала угол носового платка Думайте, что хотите, но мне будет скучно, когда вы уедете Аркадий останется, – заметил Базаров.
Одинцова слегка пожала плечом Мне будет скучно, – повторила она В самом деле Во всяком случае, долго вы скучать не будете Отчего вы так полагаете Оттого, что вы сами мне сказали, что скучаете только тогда, когда ваш порядок нарушается. Вы так непогрешительно правильно устроили вашу жизнь, что в ней не может быть места ни скуке, ни тоске никаким тяжелым чувствам Ивы находите, что я непогрешительна… то есть что я так правильно устроила свою жизнь Еще бы Да вот, например через несколько минут пробьет десять часов, и я уже наперед знаю, что вы

прогоните меня Нет, не прогоню, Евгений Васильич. Вы можете остаться. Отворите это окно мне что-то душно.
Базаров встали толкнул окно. Оно разом со стуком распахнулось Он не ожидал, что оно так легко отворялось притом его руки дрожали. Темная мягкая ночь глянула в комнату с своим почти черным небом,
слабо шумевшими деревьями и свежим запахом вольного, чистого воздуха Спустите штору и сядьте, – промолвила Одинцова, – мне хочется поболтать с вами перед вашим отъездом.
Расскажите мне что-нибудь о самом себе вы никогда о себе не говорите Я стараюсь беседовать с вами о предметах полезных, Анна Сергеевна Вы очень скромны Но мне хотелось бы узнать что-нибудь о вас, о вашем семействе, о вашем отце, для которого вы нас покидаете.
«Зачем она говорит такие слова – подумал Базаров Все это нисколько не занимательно, – произнес он вслух, – особенно для вас мы люди темные А я, по-вашему, аристократка?
Базаров поднял глаза на Одинцову.
– Да, – промолвил он преувеличенно резко.
Она усмехнулась Я вижу, вы меня знаете мало, хотя вы и уверяете, что все люди друг на друга похожи и что их изучать не стоит. Я вам когда-нибудь расскажу свою жизнь новы мне прежде расскажете свою Я вас знаю мало, – повторил Базаров. – Может быть, вы правы может быть, точно, всякий человек – загадка.
Да хотя вы, например вы чуждаетесь общества, вы им тяготитесь – и пригласили к себе на жительство двух студентов. Зачем вы, с вашим умом, с вашею красотою, живете в деревне Как Как вы это сказали – с живостью подхватила Одинцова. – С моей красотой?
Базаров нахмурился Это все равно, – пробормотал он, – я хотел сказать, что не понимаю хорошенько, зачем вы поселились в деревне Вы этого не понимаете Однако вы объясняете это себе как-нибудь?
– Да я полагаю, что вы постоянно остаетесь на одном месте потому, что вы себя избаловали, потому, что вы очень любите комфорт, удобства, а ко всему остальному очень равнодушны.

Одинцова опять усмехнулась Вы решительно не хотите верить, что я способна увлекаться?
Базаров исподлобья взглянул на нее

– Любопытством – пожалуй ноне иначе В самом деле Ну, теперь я понимаю, почему мы сошлись с вами ведь ивы такой же, как я Мы сошлись – глухо промолвил Базаров Да. ведь я забыла, что вы хотите уехать.
Базаров встал. Лампа тускло горела посреди потемневшей, благовонной, уединённой комнаты сквозь изредка колыхавшуюся штору вливалась раздражительная свежесть ночи, слышалось ее таинственное шептание.
Одинцова не шевелилась ни одним членом, но тайное волнение охватывало ее понемногу Оно сообщилось
Базарову. Он вдруг почувствовал себя наедине с молодою, прекрасною женщиной Куда вы – медленно проговорила она. Он ничего не отвечали опустился на стул Итак, высчитаете меня спокойным, изнеженным, избалованным существом, – продолжала она тем же голосом, не спуская глаз с окна. – А я так знаю о себе, что я очень несчастлива Вы несчастливы Отчего Неужели вы можете придавать какое-нибудь значение дрянным сплетням?
Одинцова нахмурилась. Ей стало досадно, что он так ее понял Меня эти сплетни даже не смешат, Евгений Васильевичи я слишком горда, чтобы позволить им меня беспокоить. Я несчастлива оттого что нет во мне желания, охоты жить. Вы недоверчиво на меня смотрите, выдумаете это говорит аристократка, которая вся в кружевах и сидит на бархатном кресле. Я и не скрываюсь я люблю то, что вы называете комфортом, ив тоже время я мало желаю жить. Примирите это противоречие как знаете. Впрочем, это все в ваших глазах романтизм.
Базаров покачал головою Вы здоровы, независимы, богаты чего же еще Чего вы хотите Чего я хочу, – повторила Одинцова и вздохнула. – Я очень усталая стара, мне кажется, я очень давно живу.
Да, я стара, – прибавила она, тихонько натягивая концы мантильи на свои обнаженные руки. Ее глаза встретились с глазами Базарова, иона чуть-чуть покраснела. – Позади меня уже так много воспоминаний жизнь в Петербурге, богатство, потом бедность, потом смерть отца, замужество, потом заграничная поездка, как следует Воспоминаний много, а вспомнить нечего, и впереди передо мной – длинная, длинная дорога, а цели нет Мне и не хочется идти Вы так разочарованы – спросил Базаров Нет, – промолвила с расстановкой Одинцова, – ноя не удовлетворена. Кажется, если б я могла сильно привязаться к чему-нибудь…
– Вам хочется полюбить, – перебил Базаров, – а полюбить вы не можете вот в чем ваше несчастие.
Одинцова принялась рассматривать рукава своей мантильи Разве я не могу полюбить – промолвила она Едва ли Только я напрасно назвал это несчастием. Напротив, тот скорее достоин сожаления, с кем эта штука случается

– Случается что Полюбить А вы почем это знаете Понаслышке, – сердито отвечал Базаров.
«Ты кокетничаешь, – подумал он, – ты скучаешь и дразнишь меня от нечего делать, а мне Сердце у него действительно таки рвалось Притом, вы, может быть, слишком требовательны, – промолвил он, наклонившись всем телом впереди играя бахромою кресла Может быть. По-моему, или все, или ничего. Жизнь за жизнь. Взял мою, отдай свою, и тогда уже без сожаления и без возврата. А то лучше и не надо Что ж – заметил Базаров, – это условие справедливое, и я удивляюсь, как вы до сих пор не нашли, чего желали А выдумаете, легко отдаться вполне чему бы тони было Нелегко, если станешь размышлять, да выжидать, да самому себе придавать цену, дорожить собою то есть а не размышляя, отдаться очень легко Как же собою не дорожить Если я не имею никакой цены, кому же нужна моя преданность Это уже немое дело это дело другого разбирать, какая моя цена. Главное, надо уметь отдаться.
Одинцова отделилась от спинки кресла Выговорите так, – начала она, – как будто все это испытали К слову пришлось, Анна Сергеевна это все, вызнаете, не по моей части Новы бы сумели отдаться Не знаю, хвастаться не хочу.
Одинцова ничего не сказала, и Базаров умолк. Звуки фортепьяно долетели до них из гостиной Что это Катя так поздно играет, – заметила Одинцова.
Базаров поднялся Да, теперь точно поздно, вам пора почивать Погодите, куда же вы спешите мне нужно сказать вам одно слово Какое Погодите, – шепнула Одинцова.

Ее глаза остановились на Базарове; казалось, она внимательно его рассматривала.
Он прошелся по комнате, потом вдруг приблизился к ней, торопливо сказал прощайте, стиснул ей руку так,
что она чуть не вскрикнула, и вышел вон. Она поднесла свои склеившиеся пальцы к губам, подула на них и внезапно, порывисто поднявшись с кресла, направилась быстрыми шагами к двери, как бы желая вернуть
Базарова… Горничная вошла в комнату с графином на серебряном подносе. Одинцова остановилась, велела ей уйти и села опять, и опять задумалась. Коса ее развилась и темной змеей упала к ней на плечо. Лампа еще долго горела в комнате Анны Сергеевны, и долго она оставалась неподвижною, лишь изредка проводя пальцами по своим рукам, которые слегка покусывал ночной холод.
А Базаров, часа два спустя, вернулся к себе в спальню с мокрыми от росы сапогами, взъерошенный и угрюмый.
Он застал Аркадия за письменным столом, с книгой в руках, в застегнутом доверху сюртуке Ты еще не ложился – проговорил он как бы с досадой Ты долго сидел сегодня с Анной Сергеевной, – промолвил Аркадий, не отвечая на его вопрос Да, ясней сидел все время, пока вы с Катериной Сергеевной играли на фортепьяно Яне играл – начал было Аркадий и умолк. Он чувствовал, что слезы приступали к его главам, а ему не хотелось заплакать перед своим насмешливым другом.
XVIII
На следующий день, когда Одинцова явилась к чаю, Базаров долго сидел, нагнувшись над своею чашкою, да вдруг взглянул на нее Она обернулась к нему, как будто он ее толкнули ему показалось, что лицо ее слегка побледнело за ночь. Она скоро ушла к себе в комнату и появилась только к завтраку. Сутра погода стояла дождливая, не было возможности гулять. Все общество собралось в гостиную. Аркадий достал последний нумер журнала и начал читать. Княжна, по обыкновению своему, сперва выразила на лице своем удивление, точно он затевал нечто неприличное, потом злобно уставилась на него но он не обратил на нее внимания Евгений Васильевич, – проговорила Анна Сергеевна, – пойдемте ко мне Я хочу у вас спросить Вы назвали вчера одно руководство…
Она встала и направилась к дверям. Княжна посмотрела вокруг с таким выражением, как бы желала сказать:
«Посмотрите, посмотрите, как я изумляюсь – и опять уставилась на Аркадия, но он возвысил голос и,
переглянувшись с Катей, возле которой сидел, продолжал чтение.
Одинцова скорыми шагами дошла до своего кабинета. Базаров проворно следовал за нею, не поднимая глаз и только ловя слухом тонкий свисти шелест скользившего передним шелкового платья. Одинцова опустилась на тоже самое кресло, на котором сидела накануне, и Базаров занял вчерашнее свое место Так как же называется эта книга – начала она после небольшого молчания Pelouse et Fr?my, «Notions g?n?rales», – отвечал Базаров. – Впрочем, можно вам также порекомендовать Ganot,
«Trait? ?l?mentaire de physique exp?rimental?».[99] В этом сочинении рисунки отчетливее, и вообще этот учебник…
Одинцова протянула руку Евгений Васильич, извините меня, ноя позвала вас сюда нес тем, чтобы рассуждать об учебниках. Мне хотелось возобновить наш вчерашний разговор. Вы ушли так внезапно Вам не будет скучно

– Як вашим услугам, Анна Сергеевна. Но о чем, бишь, беседовали мы вчера с вами?
Одинцова бросила косвенный взгляд на Базарова.
– Мы говорили с вами, кажется, о счастии. Я вам рассказывала о самой себе. Кстати вот, я упомянула слово
«счастие». Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего все это кажется скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие, чем действительным счастием, то есть таким, которым мысами обладаем Отчего это Иль вы, может быть, ничего подобного не ощущаете Вызнаете поговорку Там хорошо, где нас нет, – возразил Базаров, – притом же вы сами сказали вчера, что вы не удовлетворены. А мне в голову, точно, такие мысли не приходят Может быть, они кажутся вам смешными Нет, но они мне не приходят в голову В самом деле Знаете, я бы очень желала знать, о чем выдумаете Как я вас не понимаю Послушайте, я давно хотела объясниться с вами. Вам нечего говорить, – вам это самим известно, – что вы человек не из числа обыкновенных вы еще молоды – вся жизнь перед вами. К чему вы себя готовите какая будущность ожидает вас я хочу сказать – какой цели вы хотите достигнуть, куда вы идете, что у вас на душе?
словом, кто вы, что вы Вы меня удивляете, Анна Сергеевна. Вам известно, что я занимаюсь естественными науками, а кто я Да, кто вы Я уже докладывал вам, что я будущий уездный лекарь.
Анна Сергеевна сделала нетерпеливое движение Зачем вы это говорите Вы этому сами не верите. Аркадий мог бы мне отвечать так, а не вы Да чем же Аркадий Перестаньте Возможно ли, чтобы вы удовольствовались такою скромною деятельностью, и не сами ли вы всегда утверждаете, что для вас медицина не существует. Вы – с вашим самолюбием – уездный лекарь Вы мне отвечаете так, чтобы отделаться от меня, потому что вы не имеете никакого доверия ко мне. А знаете ли,
Евгений Васильич, что я умела бы понять вас я сама была бедна и самолюбива, как вы я прошла, может быть,
через такие же испытания, как ивы Все это прекрасно, Анна Сергеевна, новы меня извините я вообще не привык высказываться, и между вами и мною такое расстояние Какое расстояние Вы опять мне скажете, что я аристократка Полноте, Евгений Васильич; я вам, кажется,
доказала…
– Да и кроме того, – перебил Базаров, – что за охота говорить и думать о будущем, которое большею частью не от нас зависит Выйдет случай что-нибудь сделать – прекрасно, а не выйдет, – по крайней мере, тем будешь доволен, что заранее напрасно не болтал

– Вы называете дружескую беседу болтовней Или, может быть, вы меня, как женщину, не считаете достойною вашего доверия Ведь вы нас всех презираете Вася не презираю, Анна Сергеевна, ивы это знаете Нет, я ничего не знаю но положим я понимаю ваше нежелание говорить о будущей вашей деятельности но то, что в вас теперь происходит Происходит – повторил Базаров, – точно я государство какое или общество Во всяком случае, это вовсе нелюбопытно ипритом разве человек всегда может громко сказать все, что в нем происходит А я не вижу, почему нельзя высказать все, что имеешь на душе Вы можете – спросил Базаров Могу, – отвечала Анна Сергеевна после небольшого колебания.
Базаров наклонил голову Вы счастливее меня.
Анна Сергеевна вопросительно посмотрела на него Как хотите, – продолжала она, – а мне все-таки что-то говорит, что мы сошлись недаром, что мы будем хорошими друзьями. Я уверена, что ваша эта, как бы сказать, ваша напряженность, сдержанность исчезнет наконец А вы заметили во мне сдержанность как вы еще выразились напряженность Да.
Базаров встали подошел кокну Ивы желали бы знать причину этой сдержанности, вы желали бы знать, что во мне происходит Да, – повторила Одинцова с каким-то, ей еще непонятным, испугом Ивы не рассердитесь Нет Нет – Базаров стоял к ней спиною. – Так знайте же, что я люблю вас глупо, безумно Вот чего вы добились.
Одинцова протянула вперед обе руки, а Базаров уперся лбом в стекло окна. Он задыхался все тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, несладкий ужас первого признания овладел им это страсть в нем билась, сильная и тяжелая – страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей Одинцовой стало и страшно и жалко его Евгений Васильич, – проговорила она, и невольная нежность зазвенела в ее голосе.
Он быстро обернулся, бросил на нее пожирающий взор – и, схватив ее обе руки, внезапно привлек ее к себе на грудь

Она не тотчас освободилась из его объятий но мгновенье спустя она уже стояла далеко в углу и глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней Вы меня не поняли, – прошептала она с торопливым испугом. Казалось, шагни он еще раз, она бы вскрикнула Базаров закусил губы и вышел.
Полчаса спустя служанка подала Анне Сергеевне записку от Базарова; она состояла из одной только строчки:
«Должен ли я сегодня уехать – или могу остаться до завтра – Зачем уезжать Я вас не понимала – вы меня не поняли, – ответила ему Анна Сергеевна, а сама подумала Я и себя не понимала».
Она до обеда не показывалась и все ходила взад и вперед по своей комнате, заложив руки назад, изредка останавливаясь то перед окном, то перед зеркалом, и медленно проводила платком по шее, на которой ей все чудилось горячее пятно. Она спрашивала себя, что заставляло ее добиваться, по выражению Базарова, его откровенности, и не подозревала ли она чего-нибудь… Я виновата, – промолвила она вслух, – ноя это не могла предвидеть. Она задумывалась и краснела, вспоминая почти зверское лицо Базарова, когда он бросился к ней…
«Или?» – произнесла она вдруг, и остановилась, и тряхнула кудрями Она увидела себя в зеркале ее назад закинутая голова с таинственною улыбкой на полузакрытых, полураскрытых глазах и губах, казалось, говорила ей в этот миг что-то такое, отчего она сама смутилась…
«Нет, – решила она наконец, – бог знает, куда бы это повело, этим нельзя шутить, спокойствие все-таки лучше всего на свете».
Ее спокойствие не было потрясено но она опечалилась и даже всплакнула раз, самане зная отчего, только не от нанесенного оскорбления. Она не чувствовала себя оскорбленною она скорее чувствовала себя виноватою. Под влиянием различных смутных чувств, сознания уходящей жизни, желания новизны она заставила себя дойти до известной черты, заставила себя заглянуть за нее – и увидала за ней даже не бездну, а пустоту или безобразие.
XIX
Как ни владела собою Одинцова, как ни стояла выше всяких предрассудков, но и ей было неловко, когда она явилась в столовую к обеду. Впрочем, он прошел довольно благополучно. Порфирий Платоныч приехал,
рассказал разные анекдоты он только что вернулся из города. Между прочим, он сообщил, что губернатор,
Бурдалу, приказал своим чиновникам по особым поручениям носить шпоры, на случай если он пошлет их куда-нибудь, для скорости, верхом. Аркадий вполголоса рассуждал с Катей и дипломатически прислуживался княжне. Базаров упорно и угрюмо молчал. Одинцова раза два – прямо, не украдкой – посмотрела на его лицо,
строгое и желчное, с опущенными глазами, с отпечатком презрительной решимости в каждой черте, и подумала:
«Нет… нет нет После обеда она совсем обществом отправилась всади, видя, что Базаров желает заговорить с нею, сделала несколько шагов в сторону и остановилась. Он приблизился к ней, но и тут не поднял глаз и глухо промолвил Я должен извиниться перед вами, Анна Сергеевна. Вы не можете не гневаться на меня Нет, я на вас не сержусь, Евгений Васильич, – отвечала Одинцова, – ноя огорчена Тем хуже. Во всяком случае, я довольно наказан. Мое положение, с этим вы, вероятно, согласитесь, самое глупое. Вы мне написали зачем уезжать А я не могу и не хочу остаться. Завтра меня здесь не будет Евгений Васильич, зачем вы Зачем я уезжаю

– Нет, я не то хотела сказать Прошедшего не воротишь, Анна Сергеевна а рано или поздно это должно было случиться, следовательно,
мне надобно уехать. Я понимаю только одно условие, при котором я бы мог остаться но этому условию не бывать никогда, ведь вы, извините мою дерзость, не любите меня и не полюбите никогда?
Глаза Базарова сверкнули на мгновенье из-под темных его бровей.
Анна Сергеевна не отвечала ему. Я боюсь этого человека, – мелькнуло у ней в голове Прощайте-с, – проговорил Базаров, как бы угадав ее мысль, и направился к дому.
Анна Сергеевна тихонько пошла вслед за ними, подозвав Катю, взяла ее под руку. Она не расставалась с ней до самого вечера. В карты она играть не стала и все больше посмеивалась, что вовсе не шло к ее побледневшему и смущенному лицу. Аркадий недоумевали наблюдал за нею, как молодые люди наблюдают, то есть постоянно вопрошал самого себя что, мол, это значит Базаров заперся у себя в комнате к чаю он, однако, вернулся. Анне
Сергеевне хотелось сказать ему какое-нибудь доброе слово, но она не знала, как заговорить с ним…
Неожиданный случай вывел ее из затруднения дворецкий доложило приезде Ситникова.
Трудно передать словами, какою перепелкой влетел в комнату молодой прогрессист. Решившись, с свойственною ему назойливостью, поехать в деревню к женщине, которую он едва знал, которая никогда его не приглашала, ноу которой, по собранным сведениям, гостили такие умные и близкие ему люди, он все-таки робел до мозга костей и, вместо того чтобы произнести заранее затверженные извинения и приветствия,
пробормотал какую-то дрянь, что Евдоксия, дескать, Кукшина прислала его узнать о здоровье Анны Сергеевны и что Аркадий Николаевич тоже ему всегда отзывался с величайшею похвалой На этом слове он запнулся и потерялся до того, что сел на собственную шляпу. Однако, так как никто его не прогнали Анна Сергеевна даже представила его тетке и сестре, он скоро оправился и затрещал на славу. Появление пошлости бывает часто полезно в жизни оно ослабляет слишком высоко настроенные струны, отрезвляет самоуверенные или самозабывчивые чувства, напоминая им свое близкое родство сними. С прибытием Ситникова все стало как-то тупее – и проще все даже поужинали плотней и разошлись спать получасом раньше обыкновенного Я могу тебе теперь повторить, – говорил, лежа в постели, Аркадий Базарову, который тоже разделся, – то, что ты мне сказал однажды Отчего ты так грустен Верно, исполнил какой-нибудь священный долг?»
Между обоими молодыми людьми с некоторых пор установилось какое-то лжеразвязное подтрунивание, что всегда служит признаком тайного неудовольствия или невысказанных подозрений Я завтрак батьке уезжаю, – проговорил Базаров. Аркадий приподнялся и оперся на локоть. Они удивился и почему-то обрадовался А – промолвил он. – И ты от этого грустен?
Базаров зевнул Много будешь знать, состареешься.
– А как же Анна Сергеевна – продолжал Аркадий Что такое Анна Сергеевна Я хочу сказать разве она тебя отпустит

– Я у ней не нанимался.
Аркадий задумался, а Базаров лег и повернулся лицом к стене.
Прошло несколько минут в молчании Евгений – воскликнул вдруг Аркадий Ну Я завтра с тобой уеду тоже.
Базаров ничего не отвечал Только я домой поеду, – продолжал Аркадий. – Мы вместе отправимся до Хохловских выселков, а там ты возьмешь у Федота лошадей. Я бы с удовольствием познакомился с твоими, да я боюсь и их стеснить и тебя.
Ведь ты потом опять приедешь к нам Я у вас свои вещи оставил, – отозвался Базаров, не оборачиваясь.
«Зачем же он меня не спрашивает, почему я еду итак же внезапно, как ион подумал Аркадий. – В самом деле, зачем я еду и зачем он едет – продолжал он свои размышления. Он не мог отвечать удовлетворительно на собственный вопроса сердце его наполнялось чем-то едким. Он чувствовал, что тяжело ему будет расстаться с этою жизнью, к которой он так привык но и оставаться одному было как-то странно. «Что-то у них произошло, – рассуждал он сам с собою, – зачем же я буду торчать переднею после отъезда я ей окончательно надоем я и последнее потеряю. Он начал представлять себе Анну Сергеевну, потом другие черты понемногу проступили сквозь красивый облик молодой вдовы.
«Жаль и Кати – шепнул Аркадий в подушку, на которую уже капнула слеза Он вдруг вскинул волосами и громко промолвил На какого черта этот глупец Ситников пожаловал?
Базаров сперва пошевелился на постели, а потом произнес следующее Ты, брат, глуп еще, я вижу. Ситниковы нам необходимы. Мне, пойми ты это, мне нужны подобные олухи. Не богам же, в самом деле, горшки обжигать!..
«Эге-ге!.. – подумал про себя Аркадий, и тут только открылась ему на миг вся бездонная пропасть базаровского самолюбия. – Мы, стало быть, с тобою боги то есть – ты бога олух уж не я ли Да, – повторил угрюмо Базаров, – ты еще глуп.
Одинцова не изъявила особенного удивления, когда на другой день Аркадий сказал ей, что уезжает с
Базаровым; она казалась рассеянною и усталою. Катя молча и серьезно посмотрела на него, княжна даже перекрестилась под своею шалью, так что он не мог этого не заметить зато Ситников совершенно переполошился. Он только что сошел к завтраку в новом щегольском, на этот раз не славянофильском, наряде;
накануне он удивил приставленного к нему человека множеством навезенного им белья, и вдруг его товарищи его покидают Он немножко посеменил ногами, пометался, как гонный заяц на опушке леса, – и внезапно, почти с испугом, почти с криком объявил, что ион намерен уехать. Одинцова не стала его удерживать У меня очень покойная коляска, – прибавил несчастный молодой человек, обращаясь к Аркадию, – я могу вас подвезти, а Евгений Васильич может взять ваш тарантас, так оно даже удобнее будет

– Да помилуйте, вам совсем не по дороге, и до меня далеко Это ничего, ничего времени у меня много, притом у меня в той стороне дела есть По откупам – спросил Аркадий уже слишком презрительно.
Но Ситников находился в таком отчаянии, что, против обыкновения, даже не засмеялся Я вас уверяю, коляска чрезвычайно покойная, – пробормотал они всем место будет Не огорчайте мсьё Ситникова отказом, – промолвила Анна Сергеевна…
Аркадий взглянул на нее и значительно наклонил голову. Гости уехали после завтрака. Прощаясь с Базаровым,
Одинцова протянула ему руку и сказала Мы еще увидимся, неправда ли Как прикажете, – ответил Базаров В таком случае мы увидимся.
Аркадий первый вышел на крыльцо он взобрался в ситниковскую коляску. Его почтительно подсаживал дворецкий, а он бы с удовольствием его побил или расплакался. Базаров поместился в тарантасе. Добравшись до
Хохловских выселков, Аркадий подождал, пока Федот, содержатель постоялого двора, запряг лошадей, и,
подойдя к тарантасу, с прежнею улыбкой сказал Базарову:
– Евгений, возьми меня с собой я хочу к тебе поехать Садись, – произнес сквозь зубы Базаров. Ситников, который расхаживал, бойко посвистывая, вокруг колес своего экипажа, только рот разинул, услышав эти слова, а Аркадий хладнокровно вынул свои вещи из его коляски, сел возле Базарова – и, учтиво поклонившись своему бывшему спутнику, крикнул Трогай Тарантас покатили скоро исчез из вида Ситников, окончательно сконфуженный, посмотрел на своего кучера, но тот играл кнутиком над хвостом пристяжной. Тогда Ситников вскочил в коляску и, загремев на двух проходивших мужиков Наденьте шапки, дураки – потащился в город, куда прибыл очень поздно и где наследующий день у Кукшиной сильно досталось двум противным гордецами невежам».
Садясь в тарантас к Базарову, Аркадий крепко стиснул ему руку и долго ничего не говорил. Казалось, Базаров поняли оценили это пожатие, и это молчание. Предшествовавшую ночь он всю не спали не курили почти ничего не ел уже несколько дней. Сумрачно и резко выдавался его похудалый профиль из-под нахлобученной фуражки Что, брат, – проговорил он наконец, – дайка сигарку Да посмотри, чай, желтый у меня язык Желтый, – отвечал Аркадий Ну да вот и сигарка невкусна. Расклеилась машина Ты действительно изменился в это последнее время, – заметил Аркадий Ничего поправимся. Одно скучно – мать у меня такая сердобольная коли брюха не отрастил да не ешь десять разв день, она и убивается. Ну, отец ничего, тот сам был везде, ив сите ив решете. Нет, нельзя курить, прибавил они швырнул сигарку в пыль дороги

– До твоего имения двадцать пять верст – спросил Аркадий Двадцать пять. Да вот спроси у этого мудреца. Он указал на сидевшего на козлах мужика, Федотова работника.
Но мудрец отвечал, что «хтошь е знает – версты тутотка не меряные», и продолжал вполголоса бранить коренную зато, что она «головизной лягает, то есть дергает головой Да, да, – заговорил Базаров, – урок вам, юный друг мой, поучительный некий пример. Черт знает, что за вздор!
Каждый человек на ниточке висит, бездна ежеминутно под ним разверзнуться может, а он еще сам придумывает себе всякие неприятности, портит свою жизнь Тына что намекаешь – спросил Аркадий Я ни на что не намекаю, я прямо говорю, что мы оба с тобою очень глупо себя вели. Что тут толковать Ноя уже в клинике заметил кто злится на свою боль – тот непременно ее победит Я тебя не совсем понимаю, – промолвил Аркадий, – кажется, тебе не на что было пожаловаться А коли тыне совсем меня понимаешь, так я тебе доложу следующее по-моему – лучше камни бить на мостовой, чем позволить женщине завладеть хотя бы кончиком пальца. Это все – Базаров чуть было не произнес своего любимого слова романтизм, да удержался и сказал – вздор. Ты мне теперь не поверишь, ноя тебе говорю мы вот с тобой попали в женское общество, и нам было приятно но бросить подобное общество все равно что в жаркий день холодною водой окатиться. Мужчине некогда заниматься такими пустяками;
мужчина должен быть свиреп, гласит отличная испанская поговорка. Ведь вот ты, – прибавил он, обращаясь к сидевшему на козлах мужику, ты, – умница, есть у тебя жена?
Мужик показал приятелям свое плоское и подслеповатое лицо Женато Есть. Как не быть жене Ты ее бьешь Жену-то? Всяко случается. Без причины не бьем И прекрасно. Ну, а она тебя бьет?
Мужик задергал вожжами Эко слово ты сказал, барин. Тебе бы все шутить – Он, видимо, обиделся Слышишь, Аркадий Николаич! А нас с вами прибили вот оно что значит быть образованными людьми.
Аркадий принужденно засмеялся, а Базаров отвернулся и вовсю дорогу уже не разевал рта.
Двадцать пять верст показались Аркадию за целых пятьдесят. Но вот на скате пологого холма открылась наконец небольшая деревушка, где жили родители Базарова. Рядом с нею, в молодой березовой рощице,
виднелся дворянский домик под соломенною крышей. У первой избы стояли два мужика в шапках и бранились.
«Большая ты свинья, – говорил один другому, – а хуже малого поросенка. – А твоя жена – колдунья, возражал другой По непринужденности обращения, – заметил Аркадию Базаров, – и по игривости оборотов речи ты можешь

судить, что мужики у моего отца не слишком притеснены. Да вот ион сам выходит на крыльцо своего жилища.
Услыхал, знать, колокольчик. Он, он – узнаю его фигуру. Эге-ге! как он, однако, поседел, бедняга!
XX
Базаров высунулся из тарантаса, а Аркадий вытянул голову из-за спины своего товарища и увидал на крылечке господского домика высокого, худощавого человека с взъерошенными волосами и тонким орлиным носом,
одетого в старый военный сюртук нараспашку. Он стоял, растопырив ноги, курил длинную трубку и щурился от солнца.
Лошади остановились Наконец пожаловал, – проговорил отец Базарова, все продолжая курить, хотя чубук таки прыгал у него между пальцами. – Ну, вылезай, вылезай, почеломкаемся.
Он стал обнимать сына «Енюша, Енюша», – раздался трепещущий женский голос. Дверь распахнулась, и на пороге показалась кругленькая, низенькая старушка в белом чепце и короткой пестрой кофточке. Она ахнула,
пошатнулась и наверно бы упала, если бы Базаров не поддержал ее. Пухлые ее ручки мгновенно обвились вокруг его шеи, голова прижалась к его груди, и все замолкло. Только слышались ее прерывистые всхлипыванья.
Старик Базаров глубоко дышали щурился пуще прежнего Ну, полно, полно, Ариша! перестань, – заговорил он, поменявшись взглядом с Аркадием, который стоял неподвижно у тарантаса, между тем как мужик на козлах даже отвернулся. – Это совсем ненужно пожалуйста,
перестань.
– Ах, Василий Иваныч, – пролепетала старушка, – в кои-то веки батюшку-то моего, голубчика-то,
Енюшень-ку… – И, не разжимая рук, она отодвинула от Базарова свое мокрое от слез, смятое и умиленное лицо,
посмотрела на него какими-то блаженными и смешными глазами и опять к нему припала Ну да, конечно, это все в натуре вещей, – промолвил Василий Иваныч, – только лучше уж в комнату пойдем. С
Евгением вот гость приехал. Извините, – прибавил он, обращаясь к Аркадию, и шаркнул слегка ногой, – вы понимаете, женская слабость ну, и сердце матери…
А у самого губы и брови дергало и подбородок трясся но он, видимо, желал победить себя и казаться чуть неравнодушным. Аркадий наклонился Пойдемте, матушка, в самом деле, – промолвил Базаров и повел в дом ослабевшую старушку. Усадив ее в покойное кресло, он еще раз наскоро обнялся с отцом и представил ему Аркадия Душевно рад знакомству, – проговорил Василий Иванович, – только уж вы не взыщите у меня здесь все по простоте, на военную ногу. Арина Власьевна, успокойся, сделай одолжение что за малодушие Господин гость должен осудить тебя Батюшка, – сквозь слезы проговорила старушка, – имении отчества не имею чести знать Аркадий Николаич, – с важностию, вполголоса, подсказал Василий Иваныч.
– Извините меня, глупую. – Старушка высморкалась и, нагиная голову то направо, то налево, тщательно утерла один глаз после другого. – Извините вы меня. Ведь я таки думала, что умру, не дождусь моего голубчика вот и дождались, сударыня, – подхватил Василий Иванович. – Танюшка, – обратился он к босоногой девочке лет тринадцати, в ярко-красном ситцевом платье, пугливо выглядывавшей из-за двери, – принеси барыне стакан воды – на подносе, слышишь. а вас, господа, – прибавил он с какою-то старомодною игривостью, – позвольте попросить в кабинет к отставному ветерану Хоть еще разочек дай обнять себя, Енюшечка, – простонала Арина Власьевна. Базаров нагнулся к ней. – Да какой же ты красавчик стал Ну, красавчик не красавчик, – заметил Василий Ивановича мужчина, как говорится оммфе.[100] А теперь,
я надеюсь, Арина Власьевна, что, насытив свое материнское сердце, ты позаботишься о насыщении своих дорогих гостей, потому что, тебе известно, соловья баснями кормить не следует.
Старушка привстала с кресел Сию минуту, Василий Иваныч, стол накрыт будет, сама в кухню сбегаю и самовар поставить велю, все будет,
все. Ведь три года его не видала, не кормила, не поила, легко ли Ну, смотри же, хозяюшка, хлопочи, не осрамись а вас, господа, прошу за мной пожаловать. Вот и Тимофеич явился к тебе на поклон, Евгений. Ион, чай, обрадовался, старый барбос. Что ведь обрадовался, старый барбос Милости просим за мной.
И Василий Иванович суетливо пошел вперед, шаркая и шлепая стоптанными туфлями.
Весь его домик состоял из шести крошечных комнат. Одна из них, та, куда он привел наших приятелей,
называлась кабинетом. Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами по стенам висели турецкие ружья,
нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда,[101] вензель из волос в черной рамке и диплом под стеклом кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки водном углу стояла сломанная электрическая машина Я вас предупредил, любезный мой посетитель, – начал Василий Иваныч, – что мы живем здесь, так сказать, на бивуаках Да перестань, что ты извиняешься – перебил Базаров. – Кирсанов очень хорошо знает, что мыс тобой не
Крезы[102] и что у тебя не дворец. Куда мы его поместим, вот вопрос Помилуй, Евгений там у меня во флигельке отличная комнатка им там очень хорошо будет Так у тебя и флигелек завелся Как же-с; где баня-с, – вмешался Тимофеич.
– То есть рядом с баней, – поспешно присовокупил Василий Иванович. – Теперь же лето Я сейчас сбегаю туда, распоряжусь а ты бы, Тимофеич, пока их вещи внес. Тебе, Евгений, я, разумеется, предоставлю мой кабинет. Suum cuique.[103]
– Вот тебе на Презабавный старикашка и добрейший, – прибавил Базаров, как только Василий Иванович вышел. – Такой же чудак, как твой, только в другом роде. Много уж очень болтает И мать твоя, кажется, прекрасная женщина, – заметил Аркадий Да, она у меня без хитрости. Обед нам, посмотри, какой задаст

– Сегодня вас не ждали, батюшка, говядинки не привезли, – промолвил Тимофеич, который только что втащил базаровский чемодан И без говядинки обойдемся, на нет и суда нет. Бедность, говорят, не порок Сколько у твоего отца душ – спросил вдруг Аркадий Имение не его, а матери душ, помнится, пятнадцать И все двадцать две, – с неудовольствием заметил Тимофеич.
Послышалось шлепанье туфель, и снова появился Василии Иванович Через несколько минут ваша комната будет готова принять вас, – воскликнул он с торжественностию, Аркадий Николаич? так, кажется, вы изволите величаться А вот вами прислуга, – прибавил он, указывая на вошедшего с ним коротко остриженного мальчика в синем, на локтях прорванном, кафтане ив чужих сапогах. Зовут его Федькой. Опять-таки повторяю, хоть сын и запрещает, не взыщите. Впрочем, трубку набивать он умеет. Ведь выкурите Я курю больше сигары, – ответил Аркадий И весьма благоразумно поступаете. Я сам отдаю преферанс сигаркам, нов наших уединенных краях доставать их чрезвычайно затруднительно Да полно тебе Лазаря петь – перебил опять Базаров. – Сядь лучше вот тут на диван да дай на себя посмотреть.
Василий Иванович засмеялся и сел. Он очень походил лицом на своего сына, только лоб у него был ниже и уже,
и рот немного шире, ион беспрестанно двигался, поводил плечами, точно платье ему подмышками резало,
моргал, покашливали шевелил пальцами, между тем как сын его отличался какою-то небрежною неподвижностию.
– Лазаря петь – повторил Василий Иванович. – Ты, Евгений, не думай, что я хочу, так сказать, разжалобить гостя вот, мол, мы в каком захолустье живем. Я, напротив, того мнения, что для человека мыслящего нет захолустья. По крайней мере, я стараюсь, по возможности, не зарасти, как говорится, мохом, не отстать от века.
Василий Иванович вытащил из кармана новый желтый фуляр, который успел захватить, бегая в Аркадиеву комнату, и продолжал, помахивая им по воздуху Я уже не говорю о том, что я, например, не без чувствительных для себя пожертвований, посадил мужиков на оброки отдалим свою землю исполу Я считал это своим долгом, самое благоразумие в этом случае повелевает, хотя другие владельцы даже не помышляют об этом я говорю о науках, об образовании Да вот я вижу у тебя – Друг здравия на тысяча восемьсот пятьдесят пятый год, – заметил Базаров Мне его по знакомству старый товарищ высылает, – поспешно проговорил Василий Иванович, – но мы,
например, и о френологии имеем понятие, – прибавил он, обращаясь, впрочем, более к Аркадию и указывая настоявшую на шкафе небольшую гипсовую головку, разбитую на нумерованные четыреугольники, нами Шенлейн[109] не остался безызвестен, и Радемахер.
– А в Радемахера еще верят в *** губернии – спросил Базаров

Василий Иванович закашлял В губернии Конечно, вам, господа, лучше знать где ж нам завами угоняться Ведь вы нам на смену пришли. Ив мое время какой-нибудь гуморалист[110] Гоффман,[111] какой-нибудь Броун[112] сего витализмом казались очень смешны, а ведь тоже гремели когда-то. Кто-нибудь новый заменил у вас Радемахера,
вы ему поклоняетесь, а через двадцать лет, пожалуй, и над тем смеяться будут Скажу тебе в утешение, – промолвил Базаров, – что мы теперь вообще над медициной смеемся и ни перед кем не преклоняемся Как же это так Ведь ты доктором хочешь быть Хочу, да одно другому не мешает.
Василий Иванович потыкал третьим пальцем в трубку, где еще оставалось немного горячей золы Ну, может быть, может быть – спорить не стану. Ведь я что Отставной штаб-лекарь, волату;[113] теперь вот в агрономы попал. Я у вашего дедушки в бригаде служил, – обратился он опять к Аркадию, – да-с, да-с; много я на своем веку видал видов. Ив каких только обществах не бывал, с кем не важивался! Я, тот самый я, которого вы изволите видеть теперь перед собою, я у князя Витгенштейна[114] и у Жуковского пульс щупал Тех-то, в южной-то армии, по четырнадцатому, вы понимаете (и тут Василий Иванович значительно сжал губы, всех знал наперечет Ну да ведь мое дело – сторона знай свой ланцет, и баста А дедушка ваш очень почтенный был человек, настоящий военный Сознайся, дубина была порядочная, – лениво промолвил Базаров Ах, Евгений, как это ты выражаешься помилосердуй… Конечно, генерал Кирсанов не принадлежал к числу Ну, брось его, – перебил Базаров. – Я, как подъезжал сюда, порадовался на твою березовую рощицу, славно вытянулась.
Василий Иванович оживился А ты посмотри, садику меня теперь какой Сам каждое деревцо сажал. И фрукты есть, и ягоды, и всякие медицинские травы. Уж как вы там ни хитрите, господа молодые, а все-таки старик Парацельский святую правду изрек in herbis, verbis et lapidibus…[116] Ведь я, ты знаешь, от практики отказался, а раза два в неделю приходится стариной тряхнуть. Идут за советом – нельзя же гнать в шею. Случается, бедные прибегают к помощи. Да и докторов здесь совсем нет. Один здешний сосед, представь, отставной майор, тоже лечит. Я
спрашиваю о нем учился ли он медицине. Говорят мне нет, он не учился, он больше из филантропии Ха-ха,
из филантропии а каково ха-ха! ха-ха!
– Федька Набей мне трубку – сурово проговорил Базаров А то здесь другой доктор приезжает к больному, – продолжал с каким-то отчаяньем Василий Ивановича больной уже ad patres;[117] человек и не пускает доктора, говорит теперь больше не надо. Тот этого не ожидал,
сконфузился испрашивает Что, барин перед смертью икал – «Икали-с». – И много икал – Много. – «А,
ну – это хорошо, – да и верть назад. Ха-ха-ха!
Старик один засмеялся Аркадий выразил улыбку на своем лице. Базаров только затянулся. Беседа продолжалась таким образом около часа Аркадий успел сходить в свою комнату, которая оказалась предбанником, но очень уютными чистым. Наконец вошла Танюша и доложила, что обед готов.
Василий Иванович первый поднялся

– Пойдемте, господа Извините великодушно, коли наскучил. Авось хозяйка моя удовлетворит вас более моего.
Обед, хотя наскоро сготовленный, вышел очень хороший, даже обильный только вино немного, как говорится,
подгуляло: почти черный херес, купленный Тимофеичем в городе у знакомого купца, отзывался не то медью, не то канифолью и мухи тоже мешали. В обыкновенное время дворовый мальчик отгонял их большою зеленою веткой нона этот раз Василий Иванович услал его из боязни осуждения со стороны юного поколения. Арина
Власьевна успела принарядиться надела высокий чепец с шелковыми лентами и голубую шаль с разводами.
Она опять всплакнула, как только увидела своего Енюшу, но мужу не пришлось ее усовещивать: она сама поскорей утерла свои слезы, чтобы не закапать шаль. Ели одни молодые люди хозяева давно пообедали.
Прислуживал Федька, видимо обремененный необычными сапогами, да помогала ему женщина с мужественным лицом и кривая, по имени Анфисушка, исполнявшая должности ключницы, птичницы и прачки.
Василий Иванович вовремя обеда расхаживал по комнате и с совершенно счастливыми даже блаженным видом говорило тяжких опасениях, внушаемых ему наполеоновскою политикой и запутанностью итальянского вопроса Арина Власьевна не замечала Аркадия, не потчевала его подперши кулачком свое круглое лицо,
которому одутловатые, вишневого цвета губки и родинки на щеках и над бровями придавали выражение очень добродушное, она не сводила глаз с сына и все вздыхала ей смертельно хотелось узнать, насколько времени он приехал, но спросить она его боялась. Ну как скажет на два дня, – думала она, и сердце у ней замирало. После жареного Василий Иванович исчез на мгновение и возвратился с откупоренною полбутылкой шампанского.
«Вот, – воскликнул он, – хоть мы ив глуши живем, а в торжественных случаях имеем чем себя повеселить Он налил три бокала и рюмку, провозгласил здоровье неоцененных посетителей и разом, по-военному, хлопнул свой бокала Арину Власьевну заставил выпить рюмку до последней капельки. Когда очередь дошла до варенья, Аркадий, не терпевший ничего сладкого, почел, однако, своею обязанностью отведать от четырех различных, только что сваренных сортов, тем более что Базаров отказался наотрез и тотчас закурил сигарку.
Потом явился на сцену чай со сливками, с маслом и кренделями потом Василий Иванович повел всех в сад, для того чтобы полюбоваться красотою вечера. Проходя мимо скамейки, он шепнул Аркадию На сем месте я люблю философствовать, глядя на захождение солнца оно приличествует пустыннику. А там,
подальше, я посадил несколько деревьев, любимых Горацием Что за деревья – спросил, вслушавшись, Базаров А как же акации.
Базаров начал зевать Я полагаю, пора путешественникам в объятия к Морфею – заметил Василий Иванович То есть пора спать – подхватил Базаров. – Это суждение справедливое. Пора, точно.
Прощаясь с матерью, он поцеловал ее в лоб, а она обняла его и за спиной, украдкой, его благословила трижды.
Василий Иванович проводил Аркадия в его комнату и пожелал ему такого благодатного отдохновения, какое и я вкушал в наши счастливые лета. И действительно, Аркадию отлично спалось в своем предбаннике в нем пахло мятой, и два сверчка вперебивку усыпительно трещали за печкой. Василий Иванович отправился от
Аркадия в свой кабинет и, прикорнув на диване в ногах у сына, собирался было поболтать с ним, но Базаров тотчас его отослал, говоря, что ему спать хочется, асам не заснул до утра. Широко раскрыв глаза, он злобно глядел в темноту воспоминания детства не имели власти над ним, да к тому ж он еще не успел отделаться от последних горьких впечатлений. Арина Власьевна сперва помолилась всласть, потом долго-долго беседовала с
Анфисушкой, которая, став как вкопанная перед барыней и вперив в нее свой единственный глаз, передавала ей таинственным шепотом все свои замечания и соображения насчет Евгения Васильевича. У старушки от радости,
от вина, от сигарочного дыма совсем закружилась голова муж заговорил было с ней и махнул рукою.
Арина Власьевна была настоящая русская дворяночка прежнего времени ей бы следовало жить лет за двести, в

старомосковские времена. Она была очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы,
гаданья, заговоры, сны верила в юродивых, в домовых, в леших, в дурные встречи, в порчу, в народные лекарства, в четверговую соль, в скорый конец света верила, что если в светлое воскресение на всенощной не погаснут свечи, то гречиха хорошо уродится, и что гриб больше не растет, если его человеческий глаз увидит;
верила, что черт любит быть там, где вода, и что у каждого жида на груди кровавое пятнышко боялась мышей,
ужей, лягушек, воробьев, пиявок, грома, холодной воды, сквозного ветра, лошадей, козлов, рыжих людей и черных кошек и почитала сверчков и собак нечистыми животными не ела ни телятины, ни голубей, ни раков,
ни сыру, ни спаржи, ни земляных груш, ни зайца, ни арбузов, потому что взрезанный арбуз напоминает голову
Иоанна Предтечи а об устрицах говорила не иначе, как с содроганием любила покушать – и строго постилась спала десять часов в сутки – и не ложилась вовсе, если у Василия Ивановича заболевала головане прочла ни одной книги, кроме «Алексиса, или Хижины в лесу писала одно, много два письма в года в хозяйстве, сушенье и варенье знала толк, хотя своими руками ни до чего не прикасалась и вообще неохотно двигалась с места. Арина Власьевна была очень добра и, по-своему, вовсе неглупа. Она знала, что есть на свете господа, которые должны приказывать, и простой народ, который должен служить, – а потому не гнушалась ни подобострастием, ни земными поклонами нос подчиненными обходилась ласково и кротко, ни одного нищего не пропускала без подачки и никогда никого не осуждала, хотя и сплетничала подчас. В молодости она была очень миловидна, играла на клавикордах и изъяснялась немного по-французски; нов течение многолетних странствий с своим мужем, за которого она вышла против воли, расплылась и позабыла музыку и французский язык. Сына своего она любила и боялась несказанно управление имением предоставила Василию Ивановичу и уже не входила ни во что она охала, отмахивалась платком и от испуга подымала брови все выше и выше, как только ее старик начинал толковать о предстоявших преобразованиях и о своих планах. Она была мнительна,
постоянно ждала какого-то большого несчастья и тотчас плакала, как только вспоминала о чем-нибудь печальном Подобные женщины теперь уже переводятся. Бог знает – следует ли радоваться этому!
XXI
Встав с постели, Аркадий раскрыл окно – и первый предмет, бросившийся ему в глаза, был Василий Иванович.
В бухарском шлафроке, подпоясанный носовым платком, старик усердно рылся в огороде. Он заметил своего молодого гостя и, опершись на лопатку, воскликнул Здравия желаем Как почивать изволили Прекрасно, – отвечал Аркадий А я здесь, как видите, как некий Цинциннат,[123] грядку под позднюю репу отбиваю. Теперь настало такое время, – да и слава богу – что каждый должен собственными руками пропитание себе доставать, на других нечего надеяться надо трудиться самому. И выходит, что Жан-Жак Руссо[124] прав. Полчаса тому назад, сударь вымой, вы бы увидали меня в совершенно другой позиции. Одной бабе, которая жаловалась на гнетку – это по-ихнему, а по-нашему – дизентерию, я как бы выразиться лучше я вливал опиума другой я зуб вырвал.
Этой я предложил эфиризацию… только она не согласилась. Все это я делаю gratis[125] – анаматёр.[126]
Впрочем, мне не в диво я ведь плебей, homo novus[127] – не из столбовых, не то, что моя благоверная Ане угодно ли пожаловать сюда, в тень, вдохнуть перед чаем утреннюю свежесть?
Аркадий вышел к нему Добро пожаловать еще раз – промолвил Василий Иванович, прикладывая по-военному руку к засаленной ермолке, прикрывавшей его голову. – Вы, я знаю, привыкли к роскоши, к удовольствиям, но и великие мира сего не гнушаются провести короткое время под кровом хижины Помилуйте, – возопил Аркадий, – какой же я великий мира сего И к роскоши я не привык Позвольте, позвольте, – возразил с любезной ужимкой Василий Иванович. – Я хоть теперь и сдан в архива тоже потерся в свете – узнаю птицу по полету. Я тоже психолог по-своему и физиогномист. Не имей я этого

смею сказать, дара – давно бы я пропал затерли бы меня, маленького человека. Скажу вам без комплиментов:
дружба, которую я замечаю между вами и моим сыном, меня искренно радует. Я сейчас виделся с ним он, по обыкновению своему, вероятно вам известному, вскочил очень рано и побежал по окрестностям. Позвольте полюбопытствовать, – вы давно с моим Евгением знакомы С нынешней зимы Такс. И позвольте вас еще спросить, – ноне присесть ли нам – позвольте вас спросить, как отцу, со всею откровенностью какого вы мнения омоем Евгении Ваш сын – один из самых замечательных людей, с которыми я когда-либо встречался, – с живостью ответил
Аркадий.
Глаза Василия Ивановича внезапно раскрылись, и щеки его слабо вспыхнули. Лопата вывалилась из его рук Итак, вы полагаете, – начал он Я уверен, – подхватил Аркадий, – что сына вашего ждет великая будущность, что он прославит ваше имя. Я
убедился в этом с первой нашей встречи Как как это было – едва проговорил Василий Иванович. Восторженная улыбка раздвинула его широкие губы и уже не сходила с них Вы хотите знать, как мы встретились Да и вообще…
Аркадий начал рассказывать и говорить о Базарове еще с большим жаром, с большим увлечением, чем в тот вечер, когда он танцевал мазурку с Одинцовой.
Василий Иванович его слушал, слушал, сморкался, катал платок в обеих руках, кашлял, ерошил свои волосы – и наконец не вытерпел нагнулся к Аркадию и поцеловал его в плечо Вы меня совершенно осчастливили, – промолвил он, не переставая улыбаться, – я должен вам сказать, что я…
боготворю моего сына о моей старухе я уже не говорю известно – мать Ноя не смею при нем выказывать свои чувства, потому что он этого не любит. Он враг всех излияний многие его даже осуждают за такую твердость его нрава и видят в ней признак гордости или бесчувствия но подобных ему людей не приходится мерить обыкновенным аршином, неправда ли Да вот, например другой на его месте тянул бы да тянул с своих родителей ау нас, поверители он отроду лишней копейки не взял, ей-богу!
– Он бескорыстный, честный человек, – заметил Аркадий Именно бескорыстный. А я, Аркадий Николаич, не только боготворю его, я горжусь ими все мое честолюбие состоит в том, чтобы со временем в его биографии стояли следующие слова Сын простого штаб-лекаря,
который, однако, рано умел разгадать его и ничего не жалел для его воспитания – Голос старика перервался.
Аркадий стиснул ему руку Как выдумаете спросил Василий Иванович после некоторого молчания, – ведь он не на медицинском поприще достигнет той известности, которую вы ему пророчите Разумеется, не на медицинском, хотя они в этом отношении будет из первых ученых