60. Дао Дзирта. Посвящение Я
 Скачать 0.95 Mb.
|
|
* * * Я жил во многих обществах, от Мензоберранзана дроу до Блингденстоуна глубинных гномов, до Десяти городов , управляемых как самые обычные человеческие поселения, до варварских племен и их собственных странных обычаев, до Мифрил Халла клана дварфов Боевого Топора. Я жил на борту корабля, в обществе совершенно другого типа. Во всех этих местах разные обычаи и нравы, во всех них разные правительственные структуры, общественные силы, церкви и общества. Какая система является превосходной? Вы услышали бы много аргументов по этому поводу, в основном основанных на процветании, или данном богом праве, или простом судьба. Для дроу это просто религиозный вопрос - они структурируют свое общество в соответствии с желаниями хаотичной Паучьей Королевы, а затем постоянно ведут войну, чтобы изменить особенности этой структуры, хотя и не саму структуру. Для глубинных гномов это вопрос уважения и должного уважения к старейшинам своей расы, принятия мудрости тех, кто прожил так много лет. В человеческом поселении Десяти городов лидерство определяется популярностью, в то время как варвары выбирают своих вождей исключительно по физической силе. Для гномов правление - это вопрос родословной. Бруенор стал королем, потому что его отец был королем, и отец его отца до него, и отец отца его отца до него. Я оцениваю превосходство любого общества по -разному, полностью основываясь на индивидуальной свободе. Из всех мест, где я жил, я предпочитаю Мифрил Халл, но, как я понимаю, это вопрос мудрости Бренора, позволившего своей пастве обрести свободу, а не из-за политической структуры дварфов. Бренор не является действующим королем. Он служит представителем клана в политических вопросах, командующим в военных вопросах и посредником в спорах между своими подданными, но только когда об этом просят. Бруенор остается яростно независимым и дарит эту радость членам клана Баттлхаммер. Я слышал о многих королевах и королях, матронах-матерях и священнослужителях, которые оправдывают правление и освобождают себя от любых бед, утверждая, что простые люди, которые им служат, нуждаются в руководстве. Это может быть правдой во многих давних обществах, но если это так, то это только потому, что так много поколений обусловленности украли что-то важное из сердца и души подданных, потому что многие поколения подчинения лишили простых людей уверенности в определении своего собственного пути. Все системы управления имеют общую черту кражи свободы у личности, навязывания определенных условий жизни каждого гражданина во имя "сообщества”. Это понятие, "сообщество", мне дорого, и , конечно, люди в любой такой группе должны жертвовать и принимать определенные неудовольствия во имя общего блага, чтобы любое сообщество процветало. Насколько сильнее могло бы быть это сообщество, если бы эти жертвы исходили из сердца каждого гражданина, а не из указов старейшин, матерей-матерей, королей или королев? Свобода - ключ ко всему этому. Свобода остаться или уйти, работать в гармонии с другими или выбирать более индивидуальный курс. Свобода помогать в более важных вопросах или воздерживаться. Свобода строить хорошую жизнь или жить в нищете. Свобода пробовать что угодно или просто ничего не делать. Мало кто стал бы оспаривать стремление к свободе. Каждый, кого я когда-либо встречал, желает свободы воли или думает , что желает. Как любопытно, что так много людей отказываются принять обратную цену свободы: ответственность. Идеальное сообщество будет хорошо работать, потому что отдельные члены будут принимать на себя ответственность за благополучие друг друга и сообщества в целом, не потому, что им так приказано, а потому, что они понимают и принимают преимущества такого выбора. Ибо у каждого выбора, который мы делаем, у всего, что мы делаем или решаем не делать, действительно есть последствия. Эти последствия боюсь, это не так очевидно. Эгоистичный человек может думать, что он выигрывает, но во времена, когда этот человек больше всего нуждается в своих друзьях, их, скорее всего, не будет рядом, и, в конце концов, в наследии , оставленном эгоистичным человеком, о нем не будут вспоминать с любовью, если вообще вспомнят. Жадность эгоистичного человека может принести материальную роскошь, но не может принести истинных радостей, неосязаемых удовольствий любви. Так и с ненавистным человеком, ленивым человеком, завистливым человеком, вором и бандитом, пьяницей и сплетником. Свобода дает каждому право выбирать жизнь, которая ему предстоит, но свобода требует, чтобы человек взял на себя ответственность за этот выбор, хороший и плохой. Я часто слышал рассказы о тех, кто верил , что вот-вот умрет, переигрывая события своей жизни, даже давно прошедшие события, похороненные глубоко в их памяти. В конце концов, я верю, что в эти последние мгновения этого существования, перед тайнами того, что может произойти дальше, нам дано благословение или проклятие пересмотреть наш выбор, увидеть его обнаженным перед нашим сознанием, без путаницы атрибутов повседневной жизни, без размытияоправдания или возможность пустых обещаний загладить вину. Интересно, сколько священников включили бы в себя эту самую обнаженную момент в их описаниях рая и ада? * * * Ход событий в моей жизни часто заставлял меня задуматься о природе добра и зла. Я неоднократно был свидетелем самых чистых форм обоих, особенно зла. Вся моя ранняя жизнь была потрачена на то, чтобы жить среди этого, в воздухе было столько зла , что оно душило меня и заставляло уходить. Только недавно, когда моя репутация начала завоевывать мне некоторое признание среди человеческого населения - терпимость, по крайней мере, если не приветствие - я стал свидетелем более сложной версии того, что я наблюдал в Мензоберранзане, оттенка серого, варьирующегося от светлого к темному. Так много людей, кажется, подавляющее большинство, имеют в своем составе темную сторону, жажду жуткого и способность бесстрастно игнорировать страдания другого в погоне за собой. Нигде это не проявляется так явно, как на Карнавале заключенных в Лускане и других подобных попытках добиться справедливости. Заключенных, иногда виновных, иногда нет - вряд ли это имеет значение, — выставляют напоказ перед жаждущей крови толпой, затем избивают, пытают и, наконец, казнят с помпой. Председательствующий судья очень усердно работает, чтобы добиться самых изысканных криков чистейшей агонии. Его работа заключается в том, чтобы превратить выражения лиц этих заключенных в воплощение ужаса, предельного ужаса, отраженного в их глазах. Однажды, когда я был в Лускане с капитаном Дюдермонтом из “Морской феи”, я рискнул пойти на карнавал, чтобы стать свидетелем "испытаний" нескольких пиратов, которых мы выловили из моря после потопления их корабля. Наблюдение за зрелищем тысячи людей, столпившихся вокруг большой сцены, кричащих и визжащих от восторга, когда этих несчастных пиратов буквально разрезали на куски, почти заставило меня уйти с корабля Дюдермонта, почти заставило меня отказаться от жизни охотника на пиратов и уйти в уединение леса или гор. Конечно, Кэтти-бри была там, чтобы напомнить мне правду об этом, указать, что те же самые пираты часто применяли такие же пытки к невинным заключенным. Хотя она признала, что такая правда не оправдывает Карнавал Заключенных — Кэтти-бри была в таком ужасе от одной мысли об этом месте, что даже близко к нему не подходила, — она утверждала, что такое обращение с пиратами предпочтительнее , чем позволить им свободно разгуливать в открытом море. Но почему? Почему все это? Этот вопрос беспокоил меня все эти годы, и в поисках ответа на него я пришел к изучению еще одной грани этих невероятно сложных существ, называемых людьми. Зачем обычным, в остальном порядочным людям опускаться до такого уровня, как зрелище карнавала заключенных? Почему некоторые члены экипажа "Морской феи", мужчины и женщины, которых я знал как честных и порядочных, получали удовольствие от просмотра такой жуткой демонстрации пыток? Возможно, ответ — если существует более сложный ответ, чем сама природа зла, - заключается в изучении отношения других рас. Среди благородных рас только люди "празднуют" казни и пытки заключенных. Общества халфлингов не приняли бы участия в таком представлении — известно, что заключенные халфлинги умирают от переедания. И гномы тоже, какими бы агрессивными они ни были. В обществе гномов с заключенными обращаются эффективно и аккуратно, без зрелище и вне поля зрения публики. Убийце среди гномов будет нанесен один удар в шею. Я никогда не видел эльфов на Карнавале заключенных, за исключением одного случая, когда пара отважилась пройти мимо, а затем быстро ушла, явно испытывая отвращение. Насколько я понимаю, в обществе гномов нет казней, только пожизненное заключение в тщательно продуманной камере. Так почему же люди? Что такого в эмоциональной структуре человеческого существа, что вызывает такое зрелище, как Карнавал заключенных? Зло? Я думаю, что это слишком простой ответ. Темные эльфы наслаждаются пытками - насколько хорошо я знаю!- и их действия, действительно, основаны на садизме и зле, а также на ненасытном желании удовлетворить демонический голод Паучьей Королевы, но с людьми, как и со всем, что касается людей, ответ становится немного сложнее. Конечно, в этом есть доля садизма, особенно со стороны председательствующего судьи и его помощников-палачей, но я полагаю, что радость простых людей, бесправных нищих, ликующих в зале, проистекает из трех источников. Во-первых, крестьяне на Фаэруне - бесправный народ, подчиняющийся прихотям беспринципных лордов и землевладельцев, и с постоянной угрозой того или иного вторжения гоблинов, великанов или собратьев-людей, растоптавших жизни, которые они вырезали. Карнавал заключенных дает этим несчастным почувствовать вкус власти, власти над жизнью и смертью. Наконец-то они чувствуют некоторый контроль над своей собственной жизнью. Во-вторых, люди не такие долгожители, как эльфы и гномы. Даже халфлинги обычно переживают их. Крестьяне ежедневно сталкиваются с возможностью смерти. Мать, которой посчастливилось переживет два или три рождения, скорее всего, станет свидетелем смерти по крайней мере одного из ее детей. Жизнь в такой близости со смертью , очевидно, порождает любопытство и страх, даже ужас. На Карнавале заключенных эти люди становятся свидетелями самой ужасной смерти, худшего, что может дать смерть, и находят утешение в том факте, что их собственная смерть, если они не станут обвиняемыми , предстающими перед магистратами, вряд ли будет такой ужасной. Я был свидетелем твоей худшей, ужасной Смерти, и я не боюсь тебя. Третье объяснение апелляции заключенного Карнавал заключается в необходимости справедливости и наказания для поддержания порядка в обществе. Это была сторона дебаты, затеянные волшебником Робийяром после моего возвращения в Морская фея после того, как стала свидетелем ужаса. Хотя он не получал удовольствия от просмотра карнавала и редко посещал его, Робийяр защищал его так энергично, как я мог ожидать от самого судьи. Он верил, что публичное унижение этих людей, публичная демонстрация их агонии удержат других людей на честном пути. Таким образом, приветствия крестьянской толпы были не более чем воодушевляющим подтверждением их веры в закон и порядок в их обществе. Это трудный аргумент, чтобы победить, особенно в отношении эффективности таких демонстраций в отговаривании будущих преступников, но действительно ли это правосудие? Вооруженный аргументами Робийяра, я обратился к нескольким мелким судьям в Лускане под предлогом принятия решения о том, что "Морская фея" должна лучше соблюдать протокол о передаче захваченных пиратов, но на самом деле, чтобы заставить их поговорить о Карнавале заключенных. Для меня стало очевидным, и очень быстро, что сам карнавал имеет мало общего с правосудием. Многие невинные мужчины и женщины попали на сцену в Лускане, их заставили сделать ложное признание с помощью чистой жестокости, а затем публично наказали за эти преступления. Судьи знали об этом и с готовностью признали это, сославшись на свое облегчение, что, по крайней мере, заключенные, которых мы к ним привели, несомненно, виновны! Только по этой причине я никогда не смогу смириться с Карнавалом заключенных. Одним из показателей любого общества является то, как оно обращается с теми, кто уклонился от курса сообщества и приличия, а непристойное обращение с этими преступниками снижает стандарты морали до уровня замученных. Тем не менее, практика продолжает процветать во многих городах Фаэруна и во многих, многих сельских общинах, где правосудие, как вопрос выживания, должно быть еще более суровым и окончательным. Возможно, есть четвертое объяснение карнавалу. Возможно, толпы людей собираются вокруг с нетерпением просто для волнения от шоу. Возможно, нет никакой основной причины или объяснения, кроме удовольствия от этого. Мне не нравится рассматривать такую возможность, потому что, если люди в таком большом масштабе способны полностью устранить сочувствие и сочувствие что касается реального наслаждения зрелищем ужасных страданий другого, то, боюсь, это самое верное определение зла. После всех часов расследования, дебатов и допросов, а также многих, многих часов размышлений о природе этих людей, среди которых я живу, я остаюсь без простых ответов на такие пародии, как Карнавал заключенных. Я почти не удивлен. Я редко нахожу простой ответ на что-либо, касающееся людей. Возможно, именно по этой причине я нахожу мало скуки в своих повседневных путешествиях и встречах. Возможно, это и есть причина, по которой я полюбил их. * * * Мы думаем, что понимаем окружающих нас людей. Люди, с которыми мы познакомились, демонстрируют модели поведения, и по мере того, как наши ожидания от этого поведения снова и снова оправдываются, мы начинаем верить, что знаем сердце и душу этого человека. Я считаю, что это высокомерное восприятие, поскольку никто не может по-настоящему понять сердце и душу другого, никто не может по-настоящему оценить восприятие другого, которого может придерживаться подобный или рассказанный опыт. Мы все ищем истину, особенно в пределах нашей собственной сферы существования, дома, который мы создали, и тех друзей, с которыми мы решили разделить его. Но, боюсь, истина не всегда очевидна, когда речь идет о таких сложных и меняющихся личностях. Если когда-либо я верил, что основы моего мира уходят корнями в камень, я думаю о Джарлаксле, и я смирился. Я всегда признавал, что наемник — это нечто большее , чем простое стремление к личной выгоде - в конце концов, он позволил мне и Кэтти-бри уйти из Мензоберранзана, и в то время, когда за наши головы он получил бы действительно хорошую цену. Когда Кэтти-бри была его пленницей и полностью в его власти, он не воспользовался ею, хотя и признал, если не словами, то действиями, что считает ее довольно привлекательной. Так что я всегда видел уровень характера под холодной одеждой наемника, но, несмотря на это знание, моя последняя встреча с Джарлакслем показала мне, что он намного сложнее и, безусловно, более сострадательный, чем я когда-либо мог предположить. Помимо этого, он называл себя другом Закнафейна, и хотя я изначально отшатнулся от такого понятия, теперь Я считаю это не только правдоподобным, но и вероятным. Понимаю ли я теперь правду о Джарлаксле? И это та же самая правда, которую воспринимают окружающие его в Бреган Д'Эрт? Конечно , нет, и хотя я считаю, что моя текущая оценка верна, я не буду настолько самонадеянным, чтобы претендовать на уверенность, и я даже не начинаю верить, что знаю о нем больше, чем мои поверхностные рассуждения. Что тогда насчет Вулфгара? Какой Вульфгар настоящий Вульфгар? Тот ли он гордый и благородный человек, которого воспитал Бренор, человек, который сражался рядом со мной против Биггрина и во многих последующих битвах? Человек, который спас варварские племена от неминуемого уничтожения, а народ Десяти городов - от будущих бедствий, объединив группы дипломатическим путем? Человек , который пересек Фаэрун ради своего заключенного друга? Человек, который помог Бренору вернуть его потерянное королевство? Или Вульфгар - человек, который причинил вред Кэтти-бри, человек с привидениями, которому , похоже, суждено, в конце концов, потерпеть полное поражение? Я полагаю, что он и то, и другое - это совокупность его опыта, чувств и восприятий, как и все мы. Это второй из этого сложного трио, чувства, вызванный переживаниями, с которыми он не в состоянии справиться, которые теперь контролируют Вулфгара. Грубые эмоции этих чувств меняют его восприятие на негативное. Учитывая эту реальность, кто такой Вулфгар сейчас, и, что более важно, если он переживет это неспокойное время, кем он станет? Как я жажду узнать. Как бы я хотел, чтобы я мог идти рядом с ним в этом опасном путешествии, мог говорить с ним и , возможно, влиять на него. Что я мог бы напомнить ему о том, кем он был, или, по крайней мере, кем мы его воспринимали. Но я не могу, потому что в конечном счете всплывут на поверхность сердце и душа Вулфгара, а не его конкретные повседневные действия. И я, и кто-либо другой, мог повлиять на это сердце и душу не больше, чем я мог повлиять на само солнце. Любопытно, что именно в ежедневном восходе этого небесного тела я сейчас нахожу утешение, думая о Вулфгаре. Зачем смотреть на рассвет? Почему тогда, почему именно в это время, а не в любой другой час дневного света? Потому что на рассвете солнце намного ярче. Потому что на рассвете мы видим возрождение после темноты. Я надеюсь, что, как и в случае с солнцем, это может быть правдой и для людей. Те, кто упал, могут подняться обратно, тогда они будут сиять ярче в глазах окружающих. Я наблюдайте за рассветом и думайте о человеке, которого, как мне казалось, я знал, и молитесь, чтобы мое восприятие было правильным. |