эй толстый 5-6 сезон. Эй толстый 5-6 сезон. Пятый сезон. Серия 98б на обоих фронтах я терпел поражение. Мне даже стало казаться, что я стал токсичным. Стоило мне вмешаться в какойнибудь процесс, как тот немедленно принимал наихудшее течение
 Скачать 0.67 Mb.
|
|
– Ты, омерзительное животное! – надрывался я. – Позвони матери! Она рожает, ты, чушок вонючий. – Мамке, что ли, позвонить? – пробормотал Жирный. – Хотя нахуй. Она мне хуйню всякую говорила. Я обиделся. – Ты сдохнешь! – завопил я. – Ты никто! Твой отец – в тюрьме! Мать рожает. У тебя нет денег! Иди, убейся! Иди! Раздался телефонный звонок. Жирный потопал в свою комнату. Поскользнулся на поносе. Я подхватил его, не дал упасть, я содрогался от ненависти. Звонил абонент «Мама». – Чо? – сказал Саня. – Саша, прости, что высказала тебе, – плаксиво, как казалось Жирному, сказала мама. – Но я чуть с ума не сошла. Я думала, у меня будет выкидыш. Но все нормально. Я в родильном отделении. Готовлюсь. Вроде, даже не кесарят. Позвонишь мне? – Угу. – Или нет. Я тебе позвоню, как рожу. Хорошо? – Угу. – И с пола, пожалуйста, вытри. – Угу. Отбой. – Убей себя, зловонная тварь! – завопил я. И этого гада, наконец, проняло. Безразмерная рожа перекосилась, потекли слезы. Но плакал Жирный не от того, какая он свинья. Нет. Он жалел себя, отвратительного хряка. Только поэтому он плакал. Только поэтому. Я повел его в Кожуховскую промзону, где уже скоро ему предстояло встретиться либо с Петровым, либо с Башировым. Налетела гроза и разогнала телевизионщиков. Жирный, обливаясь слезами, топотал на улицу. ПЯТЫЙ СЕЗОН. Серия 100Г Поливаемый беспощадным ливнем, Жирный шел по улицам и давился слезами. Ему было невыносимо жалко себя. Я вился вокруг, усиливал его печаль, раздувал огонек жалости к собственной гнусной особе. – У-у, несчастный! – драконил я Жирного. – Все тебя бросили! Предатели! Весь мир против тебя. Родной отец отказался. Оттого ли, что ты такой охуительный? Нет! Это оттого, что ты – жирное, отвратительное чмо. Так и помрешь, не поебавшись, хе-хе-хе. Жирный ловил парусами подсознания мои жестокие слова, и нюнил, захлебывался соплями, как будто его пиздили на школьном дворе. Ы-ы-ы! Захныкал, блядь. Беги, мамочке жалуйся. Только рожать поехала твоя мамочка. Сыночка бросила, пожрать не оставила. Я предвкушал тот момент, когда Жирный продрочится на Вселенную, и я уебу его. Выведу из игры. Сделаю планету чище. Путь отмечал след из соплей, но и тот тут же смывал ливень. Я вел Жирного к Кожуховской промзоне. Дальнейшие события пересказывать не буду – они известны. Я был рядом и когда Жирный встретился с Петровым, и когда выполнял его поручения, и когда лишился титановых трусов. Я был рядом, когда Жирный жадно жрал шаурму. И когда он срал в автомобиле, я тоже был там. Я видел, как Петрова забрал стелс-вертолет. Я видел и то, как Саня ликовал. Как он забрался в кусты и там фотографировал свой освобожденный писюн. «Вот же кретин!» – подумал я, нисколько не удивляясь. Блямкнул один из телефонов. Тот, который был с одним контактом в телефонной книге. «Александр Жирный прислал вам фото», – появилось извещение. Я открыл фотографию. На меня смотрел позорный писюн Жирного, который я мог видеть и так. Ну, и что это может значить? Разве что то, что отправитель – самый тупой ублюдок на свете. «Вау! – написал я от лица Ксяни. – Жжош, чувак!» Жирный читал мой ответ, густо краснел. Надо было играть роль. Стыд – эмоциональное топливо истинного дрочера. Будем думать, что звездолет Саня приземлился на дозаправку. А ведь ему еще континуум проламывать. Я был в роли насоса, который накачивает топливо в баки. «Это точно твой хер? – писал я. – Слушай, я по телеку видела, на тебе трусы были железные. Ты их снял? Что это вообще за трусы-то? Эй, Саня!» Впрочем, Жирный ничего не ответил. Стыдно, что ли, стало? Зато блямкнул второй телефон. «Александр Жирный отправил вам фото», – появилось извещение на телефоне Витали Глиста. Я открыл и увидел ту же самую отвратительную фотографию. Несчастный долбоеб-отправитель думал поразить своего братца, не зная, что тот еще накануне вечером избавился от своих трусов, успел и подрочить, и поебаться с метательницей молота. Саня хотел его удивить. «Когда это снято?» – написал я. «Прямо сейчас», – ответил Саня. «Пиздишь!» «Нет». «Где ты находишься?» – спросил я. «Улица со странным названием. Пруд-Ключики, типа», – написал он. «Будь на месте», – ответил за Глиста я. Пусть преисполнится гордости. Пусть подумает, какой он крутой счастливчик. Это тоже топливо. Давай, позорный жиртрест! Тебя ждет континуум! Когда Жирный стал дрочить, я пришел ему на помощь. Я ведь был после Нирваны, необычайно силен. С самого начала я почти не вмешивался. Жирный скопил под трусами небывалую энергию и совершил мощнейший гипервременной рывок. Лет на тридцать назад. Что он там делал, я не знаю. Но вернулся довольный. Кроме того, Жирного понесло по изломам настоящего, и из этого путешествия он вернулся, уже зомби. Это было удивительно. И это меня встревожило. Но, видно, зомбачество было необходимо для нового взлома континуума. И накопившаяся под трусами энергия вместе со свежеприобретенной заразой произвели мощнейший энергетический выброс и снова унесли Жирного в далекое прошлое. Я не мог следить за ним в дроч-континууме, но я ясно понимал, что это – перелет. Надо было попасть не на несколько десятилетий назад, а всего-то – во вчерашний день. Но теперь Жирный подиссяк. Миссия не была выполнена. Ответственное лицо носилось по далекому прошлому и ебало там непонятно кого. Да и ебало ли? Вместо того, чтобы двинуть в правильном направлении, в ближайшее прошлое. Надо было придать ему импульс. Стать молнией. Ведь во мне клокотала энергия Нирваны. Ее должно было хватить на бросок. Я на это рассчитывал. И тут я получил сообщение (такой вот магический эсэмэс) от «красных» джиннов: «Петров и Баширов летят на стелсе брать Жирного». Ставки повышались. Я решил проявить предусмотрительность и не просто уебать Жирного молнией, но и располовинить его – создать резервную копию. Пол-Жирного здесь, пол-Жирного там. Все равно он так и так огромный. «Красные» джинны знают, что Саня нам нужен. Но люди-то, чьими руками осуществляется операция, пока не в курсе. Они могут что-нибудь сделать с Жирным. Не дадут ему подрочить, например. Поэтому у меня было больше надежд на секретную копию, которая толстым стокилограммовым поросеночком понеслась прятаться в кусты. На полянке приземлился вертолет-«стелс», из него вышли Петров и Баширов. Они не потратили много времени, чтобы изловить Жирного. Как я и рассчитывал, они не поняли, что экстрадрочер уполовинен. Они с натугой заталкивали чудовищную тушу в вертолет, но так и не прошурупили своими дряблыми мозгами, что это – на самом деле, половина того чудища, за которым они охотились. В вертолете началась бессмысленная людская возня с натягиванием резервной копии титановых трусов на половину Жирного. И наконец-то кровавые долбоебы Петров и Баширов поняли, что что-то пошло не так. Принятие решений не было их сильной стороной. Вместо того, чтобы озаботиться немедленными поисками второго Жирного, два дурака продолжали лететь на базу. А Жирный, превратившийся в зомби, предпринял газовую атаку на вертолет, ослепил миазмами пилота, искусал Баширова, и за мгновение до падения принялся экстремально сильно дрочить. Я еле успел направить в вертолет молнию. Та предназначалась не столько для того, чтобы разъебать вертолет, сколько чтобы испепелить Жирного и одновременно придать его дрочащему эго мотивирующий подсрачник. Это шикарная смерть, друзья. Именно этого и добиваются экстрадрочеры, душащие себя так, чтобы смерть приходила в момент оргазма. Это исключительно сильное чувство, дорогие мои. Никакой свинский сабспейс не идет в сравнение с летальным дрочерством. Тело отпадает, как отработанная ступень ракеты, а дрочащий дух охуевшим ракетопланом пронзает невыносимым для смертного кайфом небеса, уходит в космос блаженства. И как знать, сладкие мои, может быть, душа так и остается навечно в континууме. Если так, то лучшей вечности не придумать. Это, возможно, рай. Но доступ туда для джиннов закрыт. Так что Жирный сдох красиво. Вернее, пол-Жирного. Я перевел дух. Последняя молния, ударившая в вертолет, далась мне нелегко. Стоила почти всей Нирваны. Навалился отходняк. Вялый, выпивающий остатки сил. «Наверное, дело сделано, – думал я. – Охуевший от кайфа посмертный дух Жирного сделает, что надо, вселится в Малаховых. Давай, Саня, я в тебя верю!» Оставалось самое малое дело. Найти съебавшуюся в кусты вторую половину Жирного, испепелить ее. Да вот же он – упитанный дряблый кабанчик, проломивший себе дорогу в чахлом кустарнике. Половина Жирного нашла свою одежду. Естественно, что штаны, что футболка – все это ему было велико. Штаны он придерживал кулаком. Футболка болталась, хотя и не особо. «Ну, вот и все, – подумал я. – Пиздец тебе, мальчик!» Я рассчитал заряд молнии. Сил должно было хватить. Я обратился в искрящийся небесный свет, я был готов обрушиться на несчастного ублюдка. Но вдруг прямо рядом со мной высверкнул целый пучок молний, на мгновение очертив злое лицо с большим носом. Никак, собрат? – Оставь его в покое, красный джинн, – сказал носатый пучок молний. – Если ты не хочешь смертельного поединка, оставь эту букашку в покое! – Да кто ты такой? – разозлился я, прикидывая свои силы. – Неважно, кто я, – отвечал носатый джинн. – Важно то, что твоя юрисдикция закончилась. – Чем докажешь? – спросил я. – А ты посмотри на мальчика, – сказал пучок молний. – Он – это уже не он. Другой человек! Действительно, пол-Жирного претерпевали изменения. Выражение привычной тупости сошло с лица, сменившись сначала недоумением, потом радостью. Вдруг Жирный, то, что от него осталось, бахнулся на колени прямо в грязь и завопил: – Спасибо тебе, великий Малахов! Я жив! Жив! У меня получилось! – Видишь? – сказал мне носатый пучок. – Не твой уже клиент. Мне было обидно, что меня так вот отшивает какой-то проходимец. – Все равно надо разобраться, – сказал я. – Дело твое, – зевнул пучок молний. – Но я бы не советовал. Телесную субстанцию ты располовинил? Да. По секрету от своих? По секрету. Ты готов к их вопросам? Если да, то я не возражаю. – Да откуда ты взялся? – зло спросил я. – Я курировал эту душу, – сказал носатый. – Выполнял желания. Он меня освободил. – Ну, конечно! – сказал я. – Как еще могла канцелярская крыска стать олигархом? Ты помог. Ну-ну. – А кто еще, – сказал носатый. – Конечно, я. Я выполнял его желания, он страдал. Я питался соком. В принципе, обычные отношения. – Это Гавриил Глебович? – спросил я, кивая на ополовиненного Жирного. Сущность вслух не ответила, но сверкнула небесным электричеством. «А и действительно, – подумал я. – Для чего я буду лезть в залупу? Если это – Гавриил Глебович, то что мне с него? Он же не экстрадрочер. Опасности мирозданию не несет. У него с носатым свои дела. И пусть сам разбирается. К тому же, носатый прошаренный. На него так просто не наедешь. Он огрызается». – Хорошо, – сказал я. Но пучок молний проигнорировал меня. Просчитанно и надменно себя вел. Сука. *** Когда стелс-вертолет пизданулся о землю, кабина деформировалась. В ней издыхал оглушенный Петров. А вот Баширов пришел в сознание. «Где я? – шуршали в его сознании тяжелые и катастрофические, как лавина в горах, мысли. – Кто я? Почему так хочется жрать?» Покрасневшими глазами Баширов обвел кабину. Пустое кресло пилота было залито кровью, которая очерчивала контур человеческого тела. «Стелс-комбинезон! – сообразил Баширов. Еще он понял, что, кажется, снова стал зомби, живым разозленным мертвецом. – Комбинезон – это секрет». Он подполз к креслу пилота и стал стягивать с него невидимую одежду. Открывалось тело – обнаженное и окровавленное. Оно принадлежало молодому, аккуратно стриженому парню. Будь Баширов жив, он бы попытался спасти парня. Сделал бы ему искусственное дыхание. Но Баширов стал зомби, и ему было насрать. Он понимал только, что надо забрать комбинезон, чтобы технология не ушла штатским. Чувство долга было в нем сильнее смерти. Содрав комбинезон, Баширов обмотал его вокруг пояса, отчего стало казаться, что бывшего агента по особым поручениям разрезали на две части, и одна летает над второй. Валялся, подыхал Петров. Баширову его было не жалко. В своем нынешнем состоянии Баширов не хотел вспоминать о том, что Петров был ему ближе, чем брат, что в трудной ситуации Петров бросился ему на помощь. И нашел! Почему-то сейчас Баширову было на это насрать. А не насрать было на то, что в Петрове еще тлела жизнь. И ее можно было подъесть. Баширов поклацал зубами и вцепился Петрову в бедро. Петров завопил. А Баширов булькал кровавыми пузырями, жрал сырое горячее мясо, заряжал себя жизнью. Уаррргхххх!!! Петров дернулся и, кажется, сдох. «И хуй с ним!» – решил Баширов. Он понял, что надо сваливать. Потому что сейчас на место катастрофы стелс-вертолета съедутся все, кому только не лень. Полиция, пресса, медики. Никто из них здесь не нужен. Никто из них не должен видеть Петрова с Башировым. Баширов взял Петрова за обглоданную ногу и поволок прочь. Какое-то время, если удастся найти уединенное место, Баширов будет жрать эту груду мяса. Пока она не протухнет и не станет токсичной. И вдруг груда мяса дернула ногой. Потом шеей. Баширов выпустил свою ношу. – Уаррргх!!! – проревел он. – Грыыыарррргх!!! – рявкнул в ответ пробуждающийся Петров. Багровели зрачки его глаз. Изо рта тянулась тухлая слюна. – Жррррать! Мясо!!! – булькал воскресающий Петров. – Жррррать! Бррратан! Два свежеобращенных зомби поползли прочь. Их пока никто не еще видел. *** Фантомас Фантомасыч сидел в своем кабинете. Он пытался найти ответ на один вопрос. Тот был сложным. «Смогу ли я пережить то, что подставил своих?» – вот такой был вопрос, мучивший Фантомаса. «С одной стороны, – думал Фантомас, – я буду командовать ультраинновационным подразделением стелсов. А с другой… С другой буду знать, что подставил своих же. Знать это каждую секунду будущей жизни. Смогу ли я жить с этим?» Ответ прозвучал негромко, не потревожил никого, разбрызгал по стене красно-серые брызги. ПЯТЫЙ СЕЗОН. Серия 100Д Толстый мальчик шел по промзоне. Как может идти человек под проливным дождем? Либо бежать, либо уныло плестись. Но не так передвигался по промокшей земле толстый мальчик. Походка его излучала радость жизни, переходя временами на детсадовскую припрыжку. Мальчик хохотал, задрав голову к небу, что поливало толстяка всяким своим небесным говном. – Я жив! – кричал мальчик, перекрикивая раскаты грома. – Смерть, соси хуй! Я это я! Все сначала! Гавриил Глебович оккупировал тело толстяка. Он отметил, что толстяк, как хороший продавец недвижимости – оставил в передаваемой жилплощади все самое необходимое. Например, базовые знания. Так, Гавриил Глебович знал, где живет Саня Жирный. Знал, как проехать до «Царицыно», а оттуда – кратчайший путь к дому. Его Гавриил Глебович (давайте уже называть людей своими именами) проделал вприпрыжку. О, он обожал это невзрачное место, так похожее на соседнее Бирюлево. Родные места, сама неказистость которых овевает душу трогательным теплом. – Здравствуй, мир! – хохотал избежавший вечной гибели олигарх. – Вот и я! Снова я! Легкость танцевала в его теле. Он весил всего-то сто килограмм, вряд ли больше. Это ни о чем! Это, считай, невесомость. Редким прохожим на скачущего толстяка было похуй. Лишь одна бабка вызверилась, когда толстяк скакнул в лужу и забрызгал и белую собачку, и ее хозяйку. – Глаза залил, козлом скачет, – вынесла бабка доброжелательный, в принципе, социальный диагноз. А потом стала догадываться: – Это тот, из телевизора который, что ли? Но бывший Жирный ускакал уже далеко. Если бы все происходящее было мюзиклом, сейчас звучала бы песня апофеозного счастья. На высоких нотах, задирая руки к небу. Гавриил Глебович заливался бы о своей любви к жизни. О том, как он наебал унылую смерть. Пусть та ждет, дожидается. Не пойдет к ней Гавриил Глебович. – Смотри, куда прешь! – крикнули толстяку из проезжающего автомобиля. Бессмертный олигарх быстро вернулся с небес на землю и обнаружил, что чуть не попал под машину, беспардонно поперев на красный свет, ослепленный счастьем. |