Вопросы к зачету. Вопросы к зачету Рус.лит.посл.трети 19в. Роль гротеска в Истории одного города М. Е. СалтыковаЩедрина
 Скачать 219.55 Kb.
|
|
Идея общечеловеческого братства и искушение человеческой души в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Для воплощения любой идеи необходим деятель. Достоевский указывает этого деятеля: в образе его предначертан новый тип христианской духовности – иноческого служения в миру. “Русский инок”, Алексей Карамазов, не является “описанием существующего идеала”, он не столько обобщающее итоговое изображение, а скорее выступает “заданием и проектом” (по выражению Л.А. Зандера) предстоящего восстановления образа Христа в человеке. Роман говорит именно о “возможном значении” А. Карамазова. Реализоваться полностью ему надлежит в будущем (в предполагавшемся “втором”, главном романе), поэтому он деятель “пока неопределенный, невыяснившийся”. Пройдя через монастырскую аскезу, Алексей Карамазов совершает жертву, заключающуюся в “отдаче своего малого я, – неполного, ограниченного, закованного своекорыстием”. Эта жертва есть великое освобождение, необходимое для всякого творчества, “она есть выход из порочного круга эгоизма и солипсизма”. Алеша выходит в мир; старец Зосима говорит перед смертью своему ученику: “Мыслю о тебе так – изыдешь из стен сих, а в миру прибудешь как инок. Много несчастий принесет тебе жизнь, но ими-то ты и счастлив будешь и жизнь благословишь и других благословить заставишь, – что важнее всего. ” Таков замысел Достоевского об Алеше: предсказания старца должны были исполниться во втором романе. Достоевский, по мнению Бердяева, верит в искупающую и возрождающую силу страдания. Поэтому жизнь есть “искупление вины через страдание”, а свобода связана с искуплением. “Свобода привела человека на путь зла. Зло было испытанием свободы. Зло же должно привести к искуплению”, которое “восстанавливает свободу человека”. “Христос-Искупитель и есть свобода. Достоевский во всех своих романах проводит человека через этот духовный процесс, через свободу, зло и искупление”. Алексей Карамазов проходит этот “духовный процесс”. “Юный человеколюбец” сталкивается с атеистом, “ученым братом”. “Я думаю, что все должны прежде всего на свете жизнь полюбить. Полюбить прежде логики – и тогда, только я и смысл пойму”, – говорит он Ивану. Алеша приемлет мир Божий по вере своей, Иван в Бога не верит (или принимает его с убийственной насмешливостью, что одно и то же) и, прежде чем полюбить мир, хочет понять его смысл. Для “евклидова ума” Ивана идея свободы “иррациональная тайна” (словами Бердяева). Бунт “евклидова ума” против Бога связан с отрицанием, непониманием свободы. “Если нет свободы как последней тайны миротворения, то мир этот, с его муками и страданиями, со слезами невинно замученных людей не может быть принят”. Не может быть принят и Бог, сотворивший “такой ужасный, безобразный мир”. Безбожному разуму противопоставляется любовь. “Pro и contra” входит в самую душу Алеши, становится его искушением и победой над искушением. Умирает старец; ученик ждал прославления учителя, но вместо этого присутствует при его бесславии – от гроба почившего исходит “тлетворный дух”, “соблазн” охватывает и монахов, и богомольцев; “соблазняется и “твердый в вере” “реалист” Алеша. Алексей Карамазов восстает на Провидение, требует от него “справедливости”, его “бунт” – отзвук бунта Ивана. Но “не чудес ему нужно было, – объясняет автор, – а лишь “высшей справедливости”, которая была, по верованию его нарушена и чем так жестко и внезапно было поражено сердце его. Ну и пусть бы не было чудес вовсе, пусть бы ничего не объявилось чудного и не оправдалось немедленно ожидаемое, – но зачем же объявилось бесславие, зачем попустился позор, зачем это поспешное тление, “предопределившееся естество”?. Где же Провидение и перст его? К чему сокрыло оно свой перст в самую нужную минуту (думал Алеша) и как бы само захотело подчинить себя слепым, немым, безжалостным законам естественным?”. В этом, по словам Вяч. Иванова, “недолгом, но страшном люциферическом бунте” заключается познание зла Алешей. В то же самое время душа “юного человеколюбца” “стремится к Богу и Его добру, веря в Него незыблемо”. Поэтому Иван Карамазов, “заметивший, что его брат “твердо стоит”, за-вел с ним разговор о своем “бунте” против Бога, пояснив ему, что “я, может быть, себя хотел бы исцелить тобою”. Старец Зосима и Алеша изображены Достоевским как люди, “которые познали зло и пришли к высшему состоянию”, – пишет Бердяев. Высшее состояние заключается в соприкосновении, близости с горним. “Еще среди несовершенного настоящего Алеша, “русский инок” уже явно отмечен совершенным будущим”. На пороге этого будущего дух инока “возбужден до степени восторга, близкого к молитвенному экстазу исихастов” – такого состояние Алеши в главе “Кана Галилейская”. Алексей Карамазов в своем религиозно-мистическом прозрении подходит к ощущению “мира иного”, который есть духовно существующее Царство Божие. В сложном, глубоком, восторженном состоянии духа Алеши выражена мысль Достоевского, проходящая сквозь всю тему иночества в романе – мысль о том, что “через иноческий подвиг деятельной, всецелой и всемирный любви восстанавливается единство космического и земного, вечного и временного, единство Бога и человека”, что в конечном счете дает роману оптимистичное звучание. По замыслу писателя, А. Карамазов – “сердцевина целого” – не только в композиции романа, но и по отношению к русской действительности. Действенная любовь Алеши становится основой братства духовного; она – движение, которое идет от него ко всем. “Юный человеколюбец” видит свое дело в активных отношениях с братьями Иваном и Дмитрием, со связанными с ними женщинами, с детворой. Проповедь Алеши – проповедь делами. Вся его жизнь – служение ближнему. И это роднит Алешу с первыми христианами. Как и они, А. Карамазов стоит на пороге новой эра в истории человечества. Роман “Братья Карамазовы” – последнее произведение Ф. М. Достоевского. Вероисповедание писателя. Христианство автора “Братьев Карамазовых” – пусть “розовое” христианство, но оно дает силы жить. “Не очевидна ли некая доля истинности в нем?” (с) Розанов. Человек должен выйти из пассивного состояния, стать “деятелем” – “вера без дел мертва”. Братство явится тогда, когда человек почувствует себя братом ближнему своему; и тогда создастся бытие, исполненное благодати. Ибо “рай в каждом из нас затаен. и захочу, завтра же настанет он для меня в самом деле и уже на всю мою жизнь”. Христианство Достоевского – “белое, иоанново христианство”, чему и является свидетельством последний роман писателя. ИЗ СЕМИНАРА В предисловии противоречие между заголовком и предисловием. В Алёше есть нечто цельное. Карамазовы - "черная грязь/земля" (тюрк.) или кармазин - вид материи, сукно красного цвета. Почва, на которой что-то должно родиться. Яркое, алое, которое выявляет что-то в человеке. Выросли сами по себе, как сорная трава. Дмитрий - Деметрия, богиня плодородия (сила, страсть, телесная страсть); Иван - слишком много ума (через ум пытается понять жизнь, приходя к тупику, голова заболевает из-за этого); Алёша - внешне кроткий, но внутри противоречие страстей (духовный тупик). Братство у Достоевского - понимание соборности. Как увидеть и почувствовать это состояние? Истинного братства нет в начале. Это должно быть конечной целью. Братство - духовные и душевные отношения людей. Духовное единение людей, которое основано не на материальных началом. Душевный - то, что связано с чувствами. Духовное - нечто более высокое; метафизика, высшие состояния человека. Много похожего с "Господами Головлёвыми". Если есть привычка ко злу, значит должна быть и привычка к добру. К привычке совершать добро ведут духовники, монахи, старцы. С богом они говорят иначе, чем светские люди. Внешними силами нельзя заставить появиться привычку к добру. Миусов описывает старца. Это контраст. Совершенно другой тип, провокация. Учение любви связано с образом старца Зосимы. Деятельная любовь. Петруша Калганов не хочет выделяться, хочет вести себя "подобающе". Миусов неверующий, он далек от святости, для него монастырь не имеет никакого смысла. Слово является характеристикой героя. Федор Палыч - старый шут, хочет только обратить на себя внимание. Он хорошо чувствует своего собеседника. Научился чувствовать людей. Хочешь подразнить Миусова. нарушает все нормы приличия. Делает пакости для того, потому что привык ощущать в себе эти состояния. У него и Миусова нет внутреннего стержня, позволяющего понять, как вести себя в той или иной ситуации. Один аристократ, другой никто. Один образованный, другой никто - приживальщик. При этом оказывается, что они похожи друг на друга. Миусов - либерал, носитель этой идеи. Идея синтеза всех религий. Уважение к религиям и к людям. Знаки человеческой близости. Какие мы, такими мы видим окружающих людей. Старец некрасив внешне, но красив душой. С каким мы близки сознанием? Хохлакова ищет веры, но не может верить. Эгоизм. КАК МОЖНО ПОЛЮБИТЬ ЧЕЛОВЕКА? Кана галиллейская. мотив молитвы. молитва - особое состояние, особое чувство. отсылки к романтической традиции. "драгоценного мертвеца" - сочетание несочетаемого. грань 2х миров. Перерождение человека в «фантастическом рассказе» Ф.М. Достоевского «Сон смешного человека». «Сон смешного человека» – рассказ о нравственном прозрении героя посредством сна, об обретении им истины. Своему произведению Достоевский дал подзаголовок — «Фантастический рассказ». Такое жанровое определение невозможно принять в его буквальном смысле, поскольку собственно фантастическому в рассказе уделено не так много места. Необходимо учитывать, что Достоевский понятие «фантастическое» распространял не только на литературу, но и на действительность, видя в ней элементы, граничащие с тем, что не укладывается в нормальное человеческое сознание. Эта фантастичность во многом того же рода, как и в высоко ценимых Достоевским «Пиковой даме» Пушкина, «петербургских повестях» Гоголя, «русских ночах» Одоевского, произведениях Э. По и Э. Гофмана. Сам сон можно назвать собственно фантастическим элементом в рассказе, но рожден он сердцем и рассудком героя, обусловлен реальной жизнью и многими понятиями с ней связан. Начался сон с вполне реальных (долгожданных для героя) событий – он застрелился, его похоронили. Далее же он был «взят из могилы каким-то темным и неизвестным существом», и они «оказались в пространстве». Существом этим «смешной человек» был вознесен на ту самую звезду, которую он видел в просвете облаков, когда вечером возвращался домой. А звезда эта оказалась планетой, совершенно подобной нашей Земле. Ранее, в середине 60-х, Достоевский высказывал предположение, что будущая «райская» жизнь может быть создана на какой-нибудь иной планете. А теперь он переносит героя своего произведения на другую планету. Подлетая к ней «смешной человек» увидел солнце, совершенно такое же, как наше. «Неужели возможны такие повторения во вселенной, неужели таков природный закон?.. И если это там земля, то неужели она такая же земля, как наша… совершенно такая же, несчастная, бедная…», - восклицал он. Но Достоевского занимала отнюдь не научная сторона вопроса о повторах во Вселенной. Его интересовало: возможно ли повторение нравственных законов, поведения, психологии, свойственных людям Земли, на иных обитаемых небесных телах? «Смешной человек» попал на планету, на которой не было грехопадения. «Это была земля, не оскверненная грехопадением, на ней жили люди не согрешившие, жили в таком же раю, в каком жили, по преданиям всего человечества, и наши согрешившие прародители». С религиозной точки зрения, решение вопроса о цели истории, о «золотом веке» счастья человечества неотделимо от истории грехопадения человека. Что же произошло на этой планете? Что увидел и что пережил на ней «смешной человек»? Люди на планете не испытывали грусти, ибо им не о чем было грустить. Только любовь царила там. Не было у этих людей никакой тоски оттого, что их материальные нужды удовлетворялись полностью; в их сознании не существовало антагонизма между «земным» (преходящим) и «небесным» (вечным). Сознанию этих счастливых обитателей «золотого века» свойственно было непосредственное познание тайн бытия. Религия, в нашем, земном, смысле, у них отсутствовала, «но у них было какое-то насущное, живое и беспрерывное единение с Целым вселенной», а в смерти видели они «еще большее расширение соприкосновения с Целым вселенной». Сущностью их религии была «какая-то влюбленность друг в друга, всецелая и всеобщая». И вдруг все это исчезает, взрывается, летит в «черную дыру»: «смешной человек», пришедший с земли, отягченный первородным грехом сын Адама, ниспроверг «золотой век»!.. Достоевский умалчивает о том, как это могло свершиться. Он ставит нас перед фактом, а от имени «смешного человека» говорит: «Они научились лгать и полюбили ложь и познали красоту лжи». Они познали стыд и возвели его в добродетель, они полюбили скорбь, желанным стало для них мучение, так как истина достигается только страданием. Появилось рабство, разъединение, обособление: начались войны, полилась кровь… «Появились учения, призывающие всем вновь соединиться, чтобы каждому, не переставая любить себя больше всех, в то же время не мешать никому другому и жить, таким образом, всем вместе, как бы в согласном обществе». Идея эта оказалась мертворожденной и породила только кровавые войны, в ходе которых «премудрые» старались истребить «немудрых», не понимающих их идеи. Мучительно переживая свою вину в развращении и уничтожении «золотого века» на планете, «смешной человек» хочет искупить ее. «Я умолял их, чтобы они распяли меня на кресте, я учил их, как сделать крест. Я не мог, не в силах был убить себя сам, но я хотел принять от них муки, я жаждал мук, чтобы в этих муках пролита была вся моя кровь до капли». Сначала «смешной человек» оказался змеем-искусителем, а затем пожелал стать спасителем-искупителем… Но не стал он на той планете-двойнике земли подобием-двойником Христа: сколько ни упрашивал он распять его во искупление греха, над ним только смеялись, видели в нем юродивого, сумасшедшего. Более того, жители «потерянного рая» оправдывали его, «говорили, что получили лишь то, чего сами желали, и что все то, что есть теперь, не могло не быть». В его душу вошла скорбь, невыносимая и мучительная, такая, что он почувствовал близкую смерть. Но тут «смешной человек» проснулся. Планета же осталась в состоянии греха и без надежды на искупление и избавление. Очнувшись, он видит перед собой револьвер и отталкивает его от себя. К «смешному человеку» вновь вернулось непреодолимое желание жить и… проповедовать. Он поднял руки и воззвал к вечной, открывшейся ему Истине (любить других как себя). После своего фантастического путешествия «смешной человек» убежден: «золотой век» возможен – возможно царство добра и счастья. Путеводной звездой на этом сложном, извилистом и мучительном пути становится вера в человека, в необходимость счастья человеческого. А путь к нему, как указывает Достоевский, прост до невероятности – «возлюби ближнего своего как самого себя». Любовь наполнила душу «смешного человека», вытеснив оттуда тоску и равнодушие. Вера и надежда поселились в ней: «судьба не фатум, а свобода выбора между добром и злом, являющаяся сущностью человека. Очищается не душа, а дух, изживаются» не страсти, а идеи – через дионисийскую поглощенность или, через утерю в них человеческого лица – утверждается в них человек, любовью соединенный с миром, взявший на себя всю полноту ответственности и вину за зло этого мира». Живое, подлинное отношение к жизни людей измеряется лишь степенью внутренней свободы человека, лишь любовью, переступающей границы рассудка и разума. Любовь становится сверхразумной, поднимаясь до ощущения внутренней связи со всем миром. Истина не рождается в пробирке и не доказывается математической формулой, она существует. И, по Достоевскому, истина является таковой, только если представлена «в форме исповедального самовысказывания. В устах другого… то же высказывание приобрело бы иной смысл, иной тон и уже не было бы правдой». Вновь обретенные любовь, вера и надежда «отвели» револьвер от виска «смешного человека». Об этом «рецепте» от самоубийства говорил Н.А.Бердяев: «Самоубийство как явление индивидуальное побеждается христианской верой, надеждой, любовью». Из логического самоубийцы за одну ночь «смешной человек» переродился в глубоко и истово верующего человека, спешащего делать добро, нести любовь и проповедовать открывшуюся ему истину. Основные этапы творческой деятельности Л.Н. Толстого. Трилогия «Детство. Отрочество. Юность».
В творчестве Л.Н.Толстого принято выделять 3 основных этапа творчества: 1. Творчество 50-х гг. (“молодой Толстой” - “Детство”, “Отрочество”, “Юность”). 2. 60-70 гг. классический период творчества (“Война и мир”, “Анна Каренина”); 3. 1880-1910 гг. - произведения этого периода несут на себе отпечаток духовного переворота, произошедшего в Толстом (см. табл.) Основная закономерность развития мировоззрения Л.Н. Толстого м. б. выражена словами его тётки: “человек, испытывающий себя”. Толстой постоянно проверял себя и жизнь законами нравственности, пытался найти те законы, которые движут жизнью. Этот поиск отразился во многих произведениях писателя. Средствами выражения этой идеи стали мелочи и подробности внутренней жизни героев. Толстой начал писать во 2 половине 40-х гг. 1-ой его повестью стало “Детство” (через 2 года – “Отрочество”, “Юность”). Это произведение в 1852 г. Толстой отправил Некрасову, который был тогда редактором “Современника”. Главный герой повести автобиографичен. Многие особенности его внутреннего мира автор передает, основываясь на наблюдениях над собой, записанных в дневник. Всё это позволило Н.Г. Чернышевскому назвать Л.Н. Толстого писателем, который раскрывает “диалектику человеческой души т.е. едва уловимые явления внутренней жизни”. Диалектика души - формула для творчества Толстого. В ранний период для творчества писателя характерна мысль о том, что человек – неотделимая часть и человеческого мира, и мира природы. Ещё один важный мотив – чувство социальной вины. Очень важное место в творчестве занимают поиски Бога. Кон. 50-х нач. 60-х гг. ознаменовались первым духовным кризисом Л.Н. Толстого. Результатом выхода из него стал роман “Война и мир”. В этом произведении жизнь изображается во всей его полноте. Мир автор представляет как глобус, который состоит из капелек – людей, а в центре – Бог, к которому стремится каждая капля, отражающая его. Эта идея была пронесена Л.Н. Толстым через всю жизнь. Ещё в детстве старший брат писателя, Николенька, объявил остальным, что у него есть тайна, посредством которой, когда она откроется, все люди станут счастливыми муравейными братьями (т.е моравскими, так называлась организация чешских крестьян и ремесленников, выступавших за всеобщее единение людей). В конце 70-80-х гг. Толстой переживает новый кризис (философский трактат “Исповедь”). В поздние годы приходит к необходимости автоперевода Священного писания. Трилогия Л.Н. Толстого — удивительное произведение. Здесь взрослый мудрый человек писал о своем детстве, поэтому часто мысли главного героя нехарактерны для ребенка. Здесь мы слышим голос самого автора. Эту трилогию Толстой очень тщательно продумывал. Ему было важно высказать свои мысли о русской жизни, о русском обществе, о литературе. Поэтому в этих произведениях все очень важно, нет ничего ненужного — Толстой продумал каждую деталь, каждую сцену, каждое слово. Его задача — показать развитие личности человека, становление его характера, убеждений. Мы видим главного героя, Николеньку Иртеньева, в разные периоды его жизни. Это детство, отрочество и юность. Толстой выбрал эти периоды потому, что они самые важные в жизни человека. В детстве ребенок осознает свою связь с семьей и миром, он очень искренен и наивен; в отрочестве мир расширяется, происходят новые знакомства, человек учится взаимодействовать с другими людьми; в юности происходит осознание себя уникальной личностью, выделение из окружающего мира. Все эти этапы проходит и Николенька. Место действия писатель построил так, чтобы оно совпадало с его основной идеей. Действие первой книги происходит в усадьбе Иртеньевых — родном доме мальчика; во второй книге герой посещает много других мест; наконец, в третьей книге на первый план выходят взаимоотношения героя с внешним миром. И здесь очень важна тема семьи. Тема семьи — это ведущая тема трилогии. Именно связь с семьей, с домом сильно влияет на главного героя. Толстой намеренно показывает в каждой части какое-нибудь печальное событие в семье Иртеньевых: в первой части умирает мать Николеньки, и это разрушает гармонию; во второй части умирает бабушка, которая была для Николеньки опорой; в третьей части появляется мачеха, новая жена отца. Так постепенно, но неминуемо Николенька входит в мир взрослых отношений. Мне кажется, что он ожесточается. Рассказ в трилогии идет от первого лица. Но это пишет не сам Николенька, а уже взрослый Николай Иртеньев, который вспоминает свое детство. Во времена Толстого все воспоминания писались от первого лица. К тому же рассказ от первого лица сближает автора и героя, поэтому трилогию можно назвать автобиографической. Во многом в этой книге Толстой пишет о себе самом, о взрослении своей души. После выхода всей трилогии писатель признавался, что он отошел от своего начального замысла. В трилогии перед нами проходят шесть лет из жизни Иртеньева, но они не описаны день за днем. Толстой показывает самые важные моменты судьбы мальчика. Каждая глава несет какую-то идею. Они следуют друг за другом так, чтобы передать развитие героя, его эмоции и чувства. Толстой так подбирает обстоятельства, чтобы они показывали характер героя ярко и сильно. Так, Николенька оказывается перед лицом смерти, и тут уж условности не имеют значения. Толстой характеризует своих героев через описание внешности, манер, поведения, потому что так проявляется внутренний мир героев. Даже иностранный язык служит для характеристики героя: аристократы говорят на французском, учитель Карл Иванович говорит на ломаном русском и немецком, простые люди разговаривают на русском. Все это позволило Л.H. Толстому осуществить анализ психологии ребенка и подростка. В трилогии постоянно сопоставляются внутренний мир человека и внешняя среда. Толстой блестяще раскрывает перед нами душу своего героя. Многие мысли Николеньки схожи с мыслями сегодняшних ребят. Человек и война в «Севастопольских рассказах» Л.Н. Толстого. Находясь на военной службе, Лев Николаевич Толстой мучительно думал о войне. Что такое война, нужна ли она человечеству? Эти вопросы встали перед писателем в самом начале его литературного поприща и занимали его на протяжении жизни. Толстой бескомпромиссно осуждает войну. “Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом?” Осенью 1853 года началась война России с Турцией, Толстому разрешено было перевестись в Севастополь. Попав в осажденный город, Толстой был потрясен героическим духом войска и населения. “Дух в войсках выше всякого описания,— писал он брату Сергею.— Во времена Древней Греции не было столько геройства”. Под грохот орудий четвертого бастиона, окутанный пороховым дымом, Л. Н. Толстой начал писать свой первый рассказ о героической обороне города, “Севастополь в декабре месяце”, за ним последовали два других: “Севастополь в мае” и “Севастополь в августе 1855 года”. В своих рассказах о трех этапах Крымской эпопеи Толстой показал войну “не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами… а в настоящем ее выражении— в крови, в страдании, в смерти…”. Под его гениальным пером воскресает героическая оборона Севастополя. Взяты только три момента, выхвачены только три картины из отчаянной, неравной борьбы, почти целый год не утихавшей и не умолкавшей под Севастополем. Но как много дают эти картины! Это не только великое художественное произведение, но и правдивый исторический документ, драгоценное для историка показание участника. Первый рассказ говорит о Севастополе в декабре 1854 года. Это был момент некоторого ослабления и замедления военных действий, промежуток между кровавой битвой под Инкерманом и под Евпаторией. Но если могла несколько отдохнуть и поправиться полевая русская армия, стоявшая в окрестностях Севастополя, то город и его гарнизон не знали передышки и забыли, что значит слово “покой”. Солдаты и матросы трудились под снегом и проливным дождем, полуголодные, истерзанные. Толстой рассказывает о матросе с оторванной ногой, которого несут на носилках, а он просит остановиться, чтобы посмотреть на залп нашей батареи. “Ничего, нас тут двести человек на бастионе, дня на два еще нас хватит!” Такие ответы давали солдаты и матросы, и никто из них при этом даже не подозревал, каким надо быть мужественным, презирающим смерть человеком, чтобы так просто, спокойно, деловито говорить о своей собственной завтрашней или послезавтрашней неизбежной гибели! Безропотно переносили страшные увечья и смерть женщины, эти достойные своих мужей подруги. Второй рассказ относится к маю 1855 года, а помечен этот рассказ уже 26 июня 1855 года. В мае произошла кровавая битва гарнизона против почти всей осаждающей город армии, желавшей во что бы то ни стало овладеть тремя передовыми укреплениями. Толстой не описывает этих кровавых майских .и июньских встреч, но читателю рассказа ясно по всему, что совсем недавно, только что, произошли очень крупные события у осажденного города. Толстой показывает, как используют солдаты короткое перемирие, чтобы убрать и захоронить убитых. Неужели враги, только что в яростной рукопашной борьбе резавшие и коловшие друг друга, могут так дружелюбно разговаривать, с такой лаской, так любезно и предупредительно относиться друг к другу? Но и здесь, как и везде, Толстой предельно искренен и правдив, он очевидец, ему не надо придумывать, домысливать, действительность намного богаче фантазии. Третий рассказ повествует о Севастополе в августе 1855 года. Это последний, самый страшный месяц долгой осады, непрерывных, жесточайших, днем и ночью не утихающих бомбардировок, месяц падения Севастополя. “Во время обеда недалеко от дома, в котором сидели офицеры, упала бомба. Пол и стены задрожали, как от землетрясения, и окна застлало пороховым дымом.— Вы этого, я думаю, в Петербурге не видали; а здесь часто бывают такие сюрпризы,— сказал батарейный командир.— Посмотрите, Вланг, где это лопнула”. Писатель показывает героизм людей, привыкших к повседневным обстрелам. Живущих привычной жизнью. Они не осознают себя героями, а выполняют свой долг. Без громких фраз, буднично, эти прекрасные люди вершат историю, порой “уходя” в небытие. Толстой показывает, что только превосходство союзников Турции в военной технике и материальных ресурсах физически сломило бесстрашных русских героев. Разоблачая войну, писатель утверждает моральное величие и силу русских людей, мужественно воспринявших отступление русской армии из Севастополя. Правду, глубокую, трезвую правду - вот что прежде всего увидели и оценили читатели в севастопольских рассказах. Правду о патриотическом подъёме и героизме защитников Севастополя, о мужестве русских солдат, о тех чувствах и настроениях, которые были близки всему русскому обществу, и, с другой стороны, правду о несостоятельности царизма в войне, об отсталости николаевской армии, о глубокой пропасти между простым мужиком в шинели и дворянской офицерской верхушкой. Толстой показывает Севастополь и его мужественных защитников не в парадном, не в традиционном литературном их одеянии, но в их истинном виде - "в крови, в страданиях, в смерти". Он сорвал с войны её романтические покровы и показал её реалистически, правдиво, без прикрас. Новаторство военных рассказов Толстого заключается в том, что, рисуя войну правдиво, без прикрас, писатель в центре своих батальных сцен поставил живого человека, раскрыл его внутренний мир, мотивировал действия и поступки его сокровенными, глубоко затаенными мыслями и чувствами. При этом в центре военных повествований Толстого стоит всегда человек из народа, своим ратным трудом, своим неприметным подвигом решающий судьбы отечества, а все другие персонажи освещаются с позиции той великой цели, которой вдохновлён народ. В рассказах Толстого впервые в русской и мировой литературе традиционная батальная живопись была "очеловечена", то есть углублена и обогащена правдивыми описаниями тончайших чувств и переживаний человека - участника баталии, дана сквозь призму его сознания. Война со всеми её ужасами и величием была показана "изнутри", путем раскрытия внутреннего отношения к ней рядовых её участников, а сами участники охарактеризованы в зависимости от их места во всенародной борьбе - вот в чём состоял тот шаг вперёд, который Толстой в своих военных рассказах сделал по сравнению с его предшественниками. В толстовских описаниях человеческого поведения на войне прежде всего поражает исключительно меткая и острая наблюдательность. В севастопольских рассказах рассыпаны десятки метких психологических наблюдений над общими свойствами солдат в бою. Но Толстой не ограничивается этими наблюдениями. Он стремится проникнуть во внутренний мир каждого своего персонажа, уловить его индивидуальные, лишь ему свойственные переживания в боевой обстановке. А через эту индивидуализацию мы постигаем и общие черты поведения и переживаний человека на войне. Исключительно разнообразны приемы психологизации, применяемые Толстым. Раскрывая "диалектику души" своих героев, он показывает, как отмечал Чернышевский, не только конечные результаты душевных движений, но и сам процесс внутренней жизни. На первом плане в богатейшем арсенале приёмов психологической характеристики героев стоит у Толстого точное воспроизведение внутренней речи. Автор как бы "слышит" потаённые разговоры, которые люди ведут с самими собой, как бы "видит" весь процесс движения мысли и точно его воспроизводит в рассказе. И именно потому, что писатель глубоко проникает в души своих героев, их "неслышные" разговоры становятся самой правдивой и убедительной их характеристикой. Порою, сталкивая двух персонажей, автор одновременно "слышит" мысли их обоих и передает их нам. Получается своеобразный внутренний дуэт, параллельный процесс двух взаимосвязанных мышлений. Но особенной художественной силы достигает Толстой в изображении предсмертных размышлений своих героев. Перед лицом смертельной опасности ощущения человека особенно остры. С молниеносной быстротой проносятся перед его умственным взором образы и воспоминания, зарождаются и исчезают ощущения, возникают и сменяются вереницы мыслей. Надо обладать гениальным даром психолога, высшей способностью проникать во внутренний мир людей, чтобы правдиво изобразить эти неповторимые, сокровенные минуты. Раскрывая перед нами внутренний мир героев, Толстой не ограничивается ролью объективного наблюдателя этого мира. Он активно вмешивается в самонаблюдения героев, в их размышления, напоминает нам то, что они забыли, исправляет все отступления от правды, которые они допускают в своих мыслях и поступках. Такое авторское вмешательство помогает более углубленному восприятию внутренних переживаний персонажей, выявляет их подлинный характер. Чаще всего прием авторского вмешательства служит Толстому для прямого разоблачения персонажа, для "срывания масок". Чертами новаторства отмечена и композиция рассказов Толстого. Её характеризует, с одной стороны, строгий отбор жизненного материала, ограничение повествования в пределах определенного времени и пространства, а с другой - тяготение к широкому, многоплановому изображению действительности, к постановке актуальных социальных проблем. Первый севастопольский рассказ, например, охватывает события, которые укладываются между утренней зарей и вечерним закатом, то есть события одного дня. А какое огромное жизненное содержание вместил в себя этот рассказ! Своеобразны, новы и принципы построения образа, применяемые автором в севастопольских рассказах. Наряду с тонкостью и правдивостью психологических характеристик писатель всегда стремится к правдивому изображению поступков своих героев, а также к конкретно-наглядному изображению той среды, в которой они действуют. Герои Толстого, даже второстепенные, имеют своё индивидуальное лицо, четкую социальную характеристику, своеобразную манеру говорить и действовать. При всей кажущейся схожести персонажей каждый из них - индивидуальность, живая, неповторимая личность. От "Севастопольских рассказов" многое важное идет в творчестве Л.Н.Толстого. От них прямой путь к "Войне и миру". Б.М. Эйхенбаум назвал очерки о Севастополе своеобразными "этюдами" к "Войне и миру": "Здесь подготовлены и отдельные детали, и некоторые лица, и разнообразные "тональности", и даже сплетение батального жанра с семейным". От "Севастопольских рассказов" многое идет в русской литературе, и больше всего, конечно, эта толстовская, эта обязательная после Толстого потребность правды при изображении войны. Все большие русские и зарубежные писатели, авторы произведений о войне, испытывали эту потребность правды. После Толстого она стала непременным долгом художника, законом художественного творчества. Образы Кутузова и Наполеона в романе-эпопее Л.Н. Толстого «Война и мир». Толстой, всегда превозносивший величие и мощь русского народа, показал в своем романе, что именно он победил в войне. Более того, чувство народности легло в основу главной оценки поступков персонажей в романе. Поэтому Кутузов – полководец и выдающийся военный - предстает одним из русских людей, он не столько личность, сколько часть страны. Именно в единстве с народом залог победы Кутузова. Противоположностью ему является Наполеон, который отделил себя от мира, возомнил практически богом. Более подробно различия этих персонажей иллюстрирует сравнительная характеристика Кутузова и Наполеона (таблица размещена ниже). Однако уже сейчас можно сказать о том, что, по мнению Толстого, человек, решивший в одиночку изменить мир, обречен на поражение. Образ Кутузова. Толстой изобразил Кутузова в романе своеобразным старцем, прекрасно знающим жизнь и понимающим, что ждет впереди. Он знает, что сражение при Аустерлице будет проиграно, и спокойно говорит об этом. Он засыпает на совете, прекрасно понимая, к чему в итоге приведут все разговоры. Кутузов чувствует биение жизни, понимает ее законы. Его бездействие оборачивается народной мудростью, поступками его руководит интуиция. Кутузов – полководец, но все его действия подчинены великой воле самой истории, он ее «раб». Но только так, заняв выжидательную позицию, можно было победить. Именно эта мысль Толстого воплотилась в характере Кутузова. Образ Наполеона. Император Наполеон Бонапарт – полная противоположность Кутузову. В отличие от цельной личности русского генерала, Толстой изображает французского императора в двух ипостасях: человек и полководец. Как полководец Наполеон талантлив, обладает богатым опытом и знанием военного дела. Но для Льва Николаевича главным является именно человеческая составляющая, душевные качества, психологические особенности. Именно в этом отношении писатель развенчивает романтический образ вражеского полководца. Уже в описании внешность Наполеона видно отношение автора: «маленький», «жирный», ничем не примечательный, позер и эгоист. Наполеон - император Франции, но ему мало власти над своей страной, он видит себя властителем мира, считает себя выше других. Стремление к обладанию поглотило его, он нравственно беден и не способен чувствовать, любить, радоваться. Наполеон идет по трупам к своей цели, ведь она оправдывает любые средства. «Победителей не судят», - вот его девиз. Сравнительная характеристика Кутузова и Наполеона построена на противопоставлении индивидуализма и народности. Только человек, возомнивший себя выше и лучше других, мог начать кровопролитную войну ради достижения своих эгоистических целей. Такой персонаж не может стать героем, поэтому Толстой, с его гуманизмом и верой в народную мудрость, рисует его негативно и отталкивающе. Внешность, походка, манеры, даже характер Наполеона – все это следствие его стремления показать себя сверхчеловеком. Кутузов, мудрый, спокойный, казалось бы, бездеятельный, несет в себе всю мощь русского народа. Он не принимает решений - он следует за ходом событий. Он не пытается создавать историю - он подчиняется ей. В этом смирении заключена его духовно-нравственная сила, которая и помогла выиграть войну. |