Ромм Фредди А. Голос Горячего Сердца
 Скачать 0.53 Mb.
|
|
- Матушка... Может быть, ворота были закрыты только для того, чтобы враги не смогли ворваться в город? - Ах, Клод, сразу видно, что ты никогда не бывала в Компьени. Это очень мощная крепость. Там несколько линий обороны, и сделаны они именно для того, чтобы защитить, принять при необходимости солдат, отступающих после неудачной вылазки. Когда Жанна только подошла к внешним воротам, англичане ещё не могли приблизиться к городу из-за артобстрела, а бургундцы отстали. Однако, если бы даже вдруг противник ворвался вслед за Жанной в промежуток между внешней и внутренней стенами, он оказался бы под огнём со всех сторон и, не имея средств для штурма, просто был бы уничтожен. Да простит мне Господь, что я вынуждена рассуждать обо всех этих подробностях, связанных с кровопролитием. Поверь, Клод, мне очень неприятно признавать предателем своего близкого родственника, ведь это позор, который ложится и на меня тоже, на всю нашу семью. Катрин встревожилась... но всё же не настолько, чтобы впасть в отчаяние. Может быть, мать-настоятельница преувеличивает? - Матушка, я, правда, не очень хорошо разбираюсь в этих вещах, но так ли всё страшно? Король Франции в состоянии заплатить за Жанну выкуп, кроме того, её могут обменять на пленных английских капитанов, которых она же захватила в прошлом году. Разве не так? - Клод... я тебе не рассказывала всего. В последнее время архиепископ Реймсский почему-то очень сильно разозлён на Деву Жанну. Гильом де Флави, комендант Компьени, приказавший закрыть ворота перед Жанной - это не только мой родственник, но и его тоже... архиепископа. Его сводный брат. Я только что получила от него письмо, подтверждённое королём, в котором он говорит, что она наказана за свою гордыню. Король и архиепископ призывают французов не оказывать Жанне никакой помощи. Это очень, очень плохо и опасно для Жанны. Я боюсь, что никто на свете - ни король Франции, ни королева Иоланда, никто из арманьяков - не придёт к ней на помощь. Если Жанну передадут Парижскому Университету, это ещё полбеды: я уверена, она сможет оправдаться, ведь в трибунале в Пуатье, поддержавшем Деву Жанну перед королём, участвовал их бывший ректор. Гораздо опаснее то, что её могут выдать англичанам, и тогда она погибла. Англичане уже открыто заявляют, что сожгут её на костре как колдунью, а Парижский Университет послужит всего лишь их ширмой. Катрин задумалась... но ненадолго. - Матушка... кажется, пришло мне время вернуться в мир. Настоятельница внимательно взглянула на Катрин, быстрым движением смахнула слёзы: - Да, Клод. Я и не сомневалась, что ты так скажешь. Вот только... прежде чем я отпущу тебя, ответь мне на такой вопрос: что именно ты собираешься предпринять? Катрин смутилась. Конечно, матери настоятельнице можно многое рассказать, но... эх, была не была: - Матушка... Я думаю переодеться мужчиной и поехать в Компьень, в армию. Там наверняка сейчас пытаются сделать что-то для спасения Жанны. - Да... конечно, так правильнее всего. Я дам тебе рекомендательное письмо к моим друзьям. Кажется, в армии сейчас недостаток грамотных солдат, нужны писцы, а ты уже многое умеешь. Вот только... тебе надо изменить внешность, уж больно ты в глаза бросаешься. - Я думала постричься коротко... - Да, это обязательно, но... извини, так ты ещё больше будешь похожа на Жанну. Знаешь что? Это, конечно, ужасно, но... завяжем-ка мы тебе левый глаз. Вот так тебя никто не узнает. Катрин задумалась. Нет, не о завязанном глазе. Получается, что завтра-послезавтра придётся уезжать. А коли так, то справедливо было бы рассказать матери настоятельнице кое-что. Своим добрым отношением эта женщина несомненно заслужила минуту откровенности. - Матушка... прежде чем я покину ваш гостеприимный монастырь, где мне было так хорошо и все ко мне так по-доброму относились, я должна перед вами покаяться. Простите меня, грешную, я обманула вас. На самом деле меня зовут не Клод, а... Однако мать-настоятельница быстро приложила палец к губам: - Ни слова больше! Иди, готовься к отъезду! 10. Париж, Лувр, весна 1440. После зловещих слов, произнесённых архиепископом, в зал вернулась гробовая тишина. Катрин по-прежнему оставалась неподвижной перед королём и придворными, которые теперь тихо пятились от неё, словно от чумной. Всё погибло... "Катрин! Сестричка моя милая! Умоляю тебя, отрекись! Я ведь тоже отреклась!" "Жанна! Ты отреклась - а они тебя всё равно убили!" "Катрин! Ты должна жить! Я хочу этого! У тебя семья, муж, дети! Я, я нуждаюсь в том, чтобы с тобой всё было хорошо, слышишь?! "Жанна! Мой муж откажется от меня, узнав, что я - самозванка!" С лица короля сошла улыбка, он выглядел теперь растерянным. Не такого исхода он желал для той, которая принесла ему корону и которую он всё ещё... Хотя... в конце концов, что изменилось с того дня, когда архиепископ принёс ему на подпись злополучный призыв о неоказании помощи пленной Жанне? Кто, кто её приглашал, просил приходить сюда? Кое-как выкрутилась в Руане, спаслась, вернула себе свободу, вышла замуж - и радуйся, сиди себе тихо, расти детей. Зачем было опять в политику лезть? Пеняй теперь на себя... любимая. Мертвенную тишину нарушил металлический лязг, сопровождавший шаги стражников, шедших из коридора. Вот они вошли в зал. К Катрин приблизились прево - судебный исполнитель Парижа - и четверо солдат. Стражники жёстко взяли Катрин за плечи, стянули ей руки за спиной ремнями. Прево холодно взглянул на молодую женщину: - Мадам дез Армуаз! Вы настаиваете на том, что являетесь еретичкой, известной под именем Дева Жанна? У Катрин язык пристал к гортани. Она беспомощно оглянулась. Робер и Этьен стояли неподалёку - оба бледные, в явной растерянности... Катрин опустила лицо, кое-как произнесла: - Нет... я солгала... я не Дева Жанна. Я всего лишь на неё похожа. Компьень, лето 1430. Путь в Компьень оказался совсем не таким опасным, как ожидала Катрин. На своей неказистой, но выносливой лошадёнке, которую подарила ей настоятельница, Катрин, опасливо озиравшаяся по сторонам и не выпускавшая из рук лёгкий меч, проехала без единого приключения до самого города, не встретив ни единого неприятельского солдата или разбойника. А ведь дорога пролегала по вражеской территории. Про себя Катрин восхищалась, как это Жанна очистила французские провинции от захватчиков и мародёров. Разве что немного задержали девушку две-три встречи с королевскими солдатами, которым пришлось предъявить письмо, адресованное матерью настоятельницей Жилю де Рэ. И вот от этих встреч остался неприятный осадок. Правду сказать, её задели не сами проверки, а скорее то безразличие, с которым арманьяки восприняли её, выглядевшую мальчиком-добровольцем, направляющуюся во французскую армию. При первой встрече Катрин в глубине души надеялась, что её немедленно отведут к командиру, включат в отряд, направляющийся в Компьень, и... О нет, просто проверили рекомендацию - и до свидания. Добирайтесь сами как хотите, юноша. Вот так, тихо, спокойно, останавливаясь на ночь в попутных трактирах, Катрин добралась до тех мест, в которых, как её предупредили накануне, находились бургундские позиции. Дальше надо было ехать лесом, патрулировать который у осаждающих не было сил. Это оказалось несколько труднее: лишь едва заметная тропинка намекала на путь в Компьень, да и встреча с волком, пусть и трусливо убежавшим в заросли, не порадовала Катрин. Но вот впереди замаячили высокие крепостные стены. Катрин окликнула часовых, и её впустили внутрь. *** Рано утром следующего дня сон Катрин был прерван звуком взрыва. Она вздрогнула, ещё толком не проснувшись, соскочила с кровати и, наскоро одевшись, едва не забыв нацепить повязку на глаз, схватила свой меч и бросилась наружу - к крепостной стене. Её взгляду предстало жутковатое зрелище: невдалеке, у Ворот Моста, копошились люди, многие из которых были окровавлены, а над ними расходились клубы чёрного дыма. - Бургиньоны с годонами подорвались, когда делали подкоп! - радостно закричал кто-то позади Катрин. Девушка облегчённо вздохнула, успокаиваясь: оказывается, это всего лишь неудача врагов. Катрин не злорадствовала, как многие компьенцы рядом с ней, но не испытывала ни малейшей жалости к погибшим и искалеченным врагам. Поделом им. Нечего было приходить сюда, под стены Компьени. А то ещё возможно, что кто-то из них был причастен к пленению сестры... * * * Это был первый бой, в котором приняла участие Катрин. Отряд, в котором она служила, состоявший в основном из бретонцев, людей Жиля де Рэ, атаковал Марньи. То самое укрепление, взятие которого стало последним успехом Жанны - и теперь оно снова принадлежало бургундцам... Именно сюда они привезли Жанну сразу после захвата в плен, в окружении множества вражеских солдат, здесь же заковали сестру в цепи... Мысли об этом приводили Катрин в тихое неистовство. Её меч был слишком коротким, да и доспехи оставляли желать лучшего, но, как только ворота были снесены тараном, Катрин в числе первых ворвалась внутрь. Ярость буквально захлестнула её. Кругом были бургундцы - возможно, те же самые, которые брали в плен сестру, насмехались над ней, лапали её своими погаными ручищами... На девушку бросился какой-то верзила с огромным мечом - Катрин легко увернулась, выскользнула из-под руки нападавшего и вонзила ему короткое лезвие под правую лопатку. "Это Жанна вас, проклятых, щадила-берегла, а мне вы иначе как мертвецами ни к чему, кем бы вы ни были, кто бы вас дома ни ждал..." Девушка подобрала меч раненого - пригодится. Впереди послышался топот, появились солдаты с пиками - что, отступать? А вот это вам как? - Катрин выхватила два коротких ножа с узкими лезвиями - почти иголки - и один за другим запустила их бургундцам в лица. Двое упали, заливаясь кровью - ну, разумеется, на воронах же рука хорошенько натренирована... - Эй, Клод, вернись! Их слишком много! Ты что, оглох? Кто-нибудь, оттащите же назад этого психа! Катрин и не подумала бы отступить, лучше погибнуть... Однако в этот самый момент стрела, пущенная кем-то из бургундцев, легко пробила дешёвые латы Катрин и вонзилась ей между ключицей и шеей. - Ребята, поднимайте, осторожнее, несите его, да побыстрее... Ах ты, герой... - Да, на пики с ножиками бросаться - такое не каждый день увидишь... не иначе как мстит за кого-то близкого. - И ведь двоих укокошил - прямо в глаз угодил каждому, ну и меткость... - А вы посмотрите-ка, куда ему стрела попала! В точности как Деве под Турелью... везёт тебе, парень, выходит, Бог на тебя глаз положил... Больше ничего Катрин не расслышала. Она пришла в себя, только когда врач стал снимать с неё доспехи. Вот незадача, ещё не хватало, чтобы сейчас её раздели и рассмотрели... - Не надо! Я сам справлюсь! Оттолкнув лекаря и его помощника, Катрин со злостью отчаяния рванула стрелу - и вытащила её. От боли рассвирепела ещё больше, промыла рану и перевязала себя сама. Лекарь только пожал плечами: мало ли какие пациенты попадаются... * * * В течение нескольких недель, последовавших за той неудачной вылазкой гарнизона против бургундцев, занимавших Марньи, ничего особенного не происходило. Невзрачный кривой мальчишка в старых доспехах с чужого плеча, пусть и отличившийся в одном из боёв, мало привлекал внимание защитников Компьени, у которых хватало собственных забот. Гораздо больше беспокоило компьенцев строительство осаждающими фортов перед воротами, ведущими в город. Дело это хоть медленно, но продвигалось. Если бы противник добился желаемого, подвоз в город продовольствия по суше оказался бы под угрозой. Катрин потихоньку привыкала к своей новой жизни. Она уже могла без отвращения смотреть в зеркало на эту физиономию с чёрной повязкой на месте левого глаза. Она успела повидать прославленных военачальников, часто навещавших осаждённый город. Среди них был Жиль де Рэ, в чьём отряде она теперь служила. По слухам, большую часть времени он тратил сейчас на борьбу за земельный участок с одним из своих соседей, неким де Буэлем. Видела Катрин и Ла Ира, де Ксентрайля, равно как некоторых других. Увы, у неё сложилось тревожное впечатление, что если они и заботились о чём-нибудь, то в основном об обороне города, а никак не о спасении Жанны. Рассуждая здраво, так оно и должно было быть, в конце концов: всего-то - привезти выкуп... Однако день за днём проходил, а Жанна оставалась в заточении. Однажды Катрин, относившая бумаги в штаб, нечаянно подслушала разговор де Ксентрайля с Дюнуа: - Слушай, сокол ты наш орлеанский, как же с Девой-то нам быть? - рокотал бас де Ксентрайля. - С Девой? Не знаю. А что ты, собственно, имеешь в виду? - Ну, как же! Будем её вытаскивать, в конце концов, или пусть бургундцы поступают с ней как хотят? - Да я же не против того, чтобы её выручить... сам понимаешь. - Что значит - не против? Твои орлеанцы собирают выкуп или нет? - При чём здесь выкуп? Говорят, Филипп Бургундский и слышать не желает о том, чтобы её за деньги отдавать. У него какие-то другие планы. Может, хочет использовать её в переговорах с королём. Слышал я, приходило к Карлу письмо от него, там про выкуп ни слова. Только про политику. - О выкупе все желают слышать, когда его предлагают. В любом случае, десять тысяч ливров золотом он не посмеет не принять. Закон войны. - Десять тысяч ливров золотом? Да ты с ума спятил! За пастушку?! - Нет! За графиню Лилий, которая также является главнокомандующим Франции! - А хоть бы и графиня! Подобный выкуп платят за принцев крови, никак не меньше! Нет у меня таких денег, понимаешь, нет! Орлеан разорён осадой! Хочешь собрать десять тысяч ливров золотом - обратись к королеве Иоланде, де Рэ, принцу Алансонскому. А у меня их нет, и всё тут! - А, чтоб тебя. Были бы у меня такие деньги, я бы сам заплатил. А то и Иоланда, и Жиль, и герцог - все друг на друга валят. И вскладчину не согласны. Между прочим, это твой город она первым спасла. Ваши орлеанцы собрали бы, сколько можно, глядишь, другие бы их поддержали. А? - Не сможем мы ничего собрать! И потом, ты чего хочешь - чтобы я поссорился с королём и архиепископом? Они же запретили оказывать Деве помощь! Хватит с меня того, что весь Орлеан молится о спасении Жанны - и не требуй большего! Катрин с невыносимой обидой выслушала этот диалог, едва не выдав себя криками возмущения. Орлеан - молится... выкуп собирать не хочет, бедные какие, а вот молиться - пожалуйста, не жалко... какие они рассудительные да экономные. Ах, Жанна, вот если бы и ты, вместо того чтобы идти спасать этот бессовестный Орлеан, осталась в Домреми - и молилась там спокойно о спасении осаждённых. Ведь ничего другого они не заслуживали. Это было бы куда как справедливее. Пребывание в осаде было неприятно и томительно, но не представлялось опасным. Город был защищён великолепно, припасов хватало, сил у осаждающих явно недоставало, они даже не пытались замкнуть вокруг крепости кольцо осады, и город снабжался и получал подкрепления со стороны леса. Временами Катрин казалось, что как англичане, так и бургундцы остаются у стен Компьени просто потому, что как тем, так и другим неудобно отступать первыми. 11. Париж, Дворец Правосудия, весна 1440. Катрин плохо помнила, как её везли из Лувра во Дворец Правосудия, где её сперва осмотрел врач. Затем её отвели к кузнецу, который заковал Катрин в кандалы. После этого молодую женщину отвели в подвал и заперли в одной из камер. В тот самый момент, когда стражник захлопнул дверь темницы, оставив Катрин наедине с духотой, мраком и оковами, в её сознании что-то щёлкнуло, и она совершенно явственно увидела себя прикованной к железной кровати, среди скудного освещения от факелов... а возле двери - двое английских солдат с алебардами... а за дверью, должно быть, ещё трое... Вот сейчас войдёт комендант Буврёя, граф Уорвик, и опять он что-нибудь придумает, чтобы причинить мне боль. А завтра утром меня снова поведут на суд инквизиции, чтобы задавать нелепые, подлые, повторяющиеся вопросы, единственная цель которых - заставить меня оговорить саму себя... Катрин дёрнулась, тяжесть и звон массивных цепей на руках и ногах подтвердили: да, так оно и есть, это происходит с тобой. Катрин тряхнула головой: чепуха, этого не может быть, видение. Так, наверное, обращались с сестрой, когда она томилась в Руане... но я-то не в Буврёе, а в парижском Дворце Правосудия. Лучше не спрашивать Жанну об этом. "Да, Катрин, всё это на самом деле было со мной, именно так, как ты сейчас видишь. Мы с тобой теперь - единое целое, и моя память, моя судьба - всё это становится также твоим. Катрин, мне очень страшно. Умоляю, отрекись, спаси нас обеих! Отрекись - ради меня! Снова на костёр - я этого не выдержу! Сестричка, миленькая, пожалуйста, сжалься надо мной!" Компьень, октябрь-ноябрь 1430. В тот день, 23 октября, Катрин стояла в карауле, на стене у ворот Шапель. Рано утром прошёл дождь, было зябко и сыро. Девушка ёжилась, притоптывала на месте, прикидывая, сколько ещё до конца дежурства, когда со стороны бургундских укреплений послышался конский топот. Караульные насторожились, взялись за оружие. Не прошло и минуты, как у ворот появился всадник на гнедой лошади: - Эй, открывайте! Обоз идёт! Катрин не поверила своим ушам. Обоз? Французский? Франция вспомнила про осаждённый город и идёт к нему на помощь? Или это хитрость бургундцев? К счастью, она вовремя вспомнила, что этого самого человека на гнедой лошади, который сейчас нетерпеливо посматривал на ворота, она уже видела однажды с де Буссаком. Кажется, его имя Франсуа. - Быстрее, быстрее, Клод! Спускайся вниз! Помоги открыть ворота! Девушка поспешила вниз. Ещё минута - и первые телеги с продовольствием проехали через ворота. Катрин облегчённо вздохнула: что же, полдела уже позади, голод больше не грозит городу. Присматриваясь к происходящему снаружи, она заодно слушала рассказ возбуждённого Франсуа: - Де Буссак с конницей сейчас у Вербери. Перед ним две-три тысячи англичан и бургундцев. Ждут нашей атаки. Только им придётся долго ждать. Наши просто отвлекают внимание от обоза, а нападать сейчас не станут. Пусть Жан Люксембургский и Хадингдон сами атакуют нашу кавалерию своей пехотой, если жить надоело. - Послушайте! - не смогла сдержать возбуждение Катрин. - Выходит, в фортах сейчас мало солдат? А что, если мы теперь же на них нападём? Кто-то позади неё издал восклицание. Франсуа посмотрел с удивлением на мальчика с перевязанным глазом: |