Главная страница

Захаров В.Н. Система жанров Достоевского. Система жанров достоевского типология и поэтика


Скачать 1.19 Mb.
НазваниеСистема жанров достоевского типология и поэтика
АнкорЗахаров В.Н. Система жанров Достоевского.doc
Дата02.05.2017
Размер1.19 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаЗахаров В.Н. Система жанров Достоевского.doc
ТипДокументы
#6711
КатегорияИскусство. Культура
страница10 из 15
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15
выходит складно. А между тем если совсем другое?» (15, 365). В окончательный текст это разоблачение секретов «модных романистов» не вошло, по-видимому, из-за меткой откровенности замечания: не только прокурор, но и сам адвокат творит из судебного дела «роман». Не только концепция этого жанра, но нередко и его поэтика раскрываются в подобных и иронических, и серьезных стилистических «пассажах» Достоевского. Например, в подготовительных материалах к роману «Бесы». Вот как Достоевский сформулировал задачу создания «романического» сюжета уже в начале произведения: «Nota bene: подсочинить занимательно, как можно кратце и обильнее происшествиями, начало, где бы все лица были сопоставлены как можно натуральнее и романичнее и наиболее высказались» (11, 81). Или такое задание автора самому себе в процессе уяснения характера Ставрогина: «Таким образом, выходит, что Князь лицо романическое и загадочное: он всех посещает, всех выслушивает — чтоб еще больше утвердиться самому. Но это неизвестно читателю до самой развязки» (11, 131). Специальным знаком «NB» выделено замечание о необходимости введения в судьбу Ставрогина «романического эпизода» с воспитанницей: «Романический эпизод необходим. Любовь их будет состоять в том, что Воспитанница то будет думать, что он ее любит, то нет. Колебание, и в этом сладость романа» (11, 131). Конечно, создание романа — процесс сложный и длительный, поэтика каждого произведения в конечном счете индивидуальна, но именно таковы наиболее существенные аспекты романной поэтики Достоевского: романическая трактовка сюжета (многоплановый и таинственный), романическая трактовка характера («загадочное лицо»), обязательна любовная история в романе (у Достоевского нет романов без любовных историй — в повести они не обязательны). Но об этих чертах романического мышления писателя — речь впереди.

3
Роман как жанр не был неизменным в поэтике Достоевского. Два цикла романов, выделенных к тому же по хронологическому принципу, характеризуют эволюцию этого жанра у Достоевского: первый — от «Бедных людей» до «Игрока» (1845 — 1866), второй — от «Преступления и наказания» до «Братьев Карамазовых» (1866 — 1880). Каждый цикл начинался художественными открытиями — романами «Бедные люди» и «Преступление и наказание», но поздний роман Достоевского как бы «затмил» двадцатилетний период его литературной деятельности: пожалуй, только «Униженные и оскорбленные» не пытаются называть повестью — жанровые переименования других ро-
120

манов Достоевского этого цикла обычны, но ценность их невелика — они никак не аргументированы.

Достоевский вошел в русскую литературу, как никто из русских писателей до него, — он начал романом, причем таким, как «Бедные люди». И уж не случайно появление Достоевского в литературе стало журналистской сенсацией, автор романа был объявлен гением, роман стал предметом ожесточенной полемики различных литературных партий, полемики, имевшей своим итогом «официальное» провозглашение натуральной школы.

Достоевский угадал потребности литературного процесса своей эпохи. И это было сказано ему самим Белинским во время их первой встречи: «Вы до самой сути дела дотронулись, самое главное разом указали. Мы, публицисты и критики, только рассуждаем, мы словами стараемся разъяснить это, а вы, художник, одною чертой, разом в образе выставляете самую суть, чтоб ощупать можно было рукой, чтоб самому нерассуждающему читателю стало вдруг все понятно!» (25, 30). И «Бедные люди» были таким художественным открытием Достоевского.

Достоевский вошел в русскую литературу не только автором гениального романа — он открыл новую страницу в истории жанра. То, что только еще было содержанием «периферийных» жанров (очерк, рассказ), стало содержанием романа, да еще в такой изысканной и к середине XIX в. архаичной жанровой форме, как эпистолярный роман.

Изучению поэтики романа «Бедные люди» посвящена работа В. В. Виноградова. Соглашаясь с наблюдениями и выводами автора этой работы, по праву ставшей классикой советского литературоведения, выделим прежде всего жанрообразующие аспекты поэтики первого эпистолярного романа Достоевского.

По заключению В. В. Виноградова, в «Бедных людях» избрана традиционная форма эпистолярного романа с включением в переписку записок одного из героев7. В романе два главных героя, — он и она: Макар Девушкин и Варенька Доброселова. Правда, героиня с первого своего ответа воспротивилась «романическому» тону начального письма Макара Девушкина. Если и есть в переписке «роман», то только со стороны героя — и это его чувство неразделенной любви. Давно замечено, уже в первых отзывах на роман, что Варенька Доброселова втайне тяготится привязанностью Макара Девушкина. В. Г. Белинский обратил внимание на то, что свое чувство герой «не стал бы скрывать, если бы заметил, что она смотрит на него не как на вовсе неуместное»8. Эта «психологическая» черта в поведении героини обстоятельно раскрыта В. Майковым (ср.: «при первом чтении „Бедных людей", пожалуй, можно прийти в недоуме-
7 Виноградов В. В. Поэтика русской литературы. М., 1976, с. 163.

8 Белинский В. Г. Собр. соч., т. 8, с. 130.
121

ние — зачем вздумалось автору заставить Варвару Алексеевну в конце романа с таким холодным деспотизмом рассылать Девушкина по магазинам с вздорными поручениями. Однако ж эта черта имеет огромный смысл для психолога <.. .>»9 и т. д.). Любовная тема вопреки канонам жанра отодвинута в «Бедных людях» на второй план, а записки отданы не герою, а героине:

«В соответствующем жанре прошлых литературных школ „записки" приходились на долю любовника, так как, понятно, центром действия была героиня, и ее письма с резкими эмоциональными перебоями, которыми сопровождалось течение романа и которыми обставлялись также воспоминания о прошлом, ярче всего развивали сентиментальный стиль, обнаруживая „говорливость сердца" (ср. „Записки Фальдониевы" в романе Леонарда „Тереза и Фальдони, или Письма двух любовников, живших в Лионе, изданные г. Леонардом", изд. 2-е, 1816). В „Бедных людях", напротив, <…> „записки" отдаются Вареньке Доброселовой <...> Центральной же фигурой в „Бедных людях", конечно, мог быть лишь традиционный герой „натуральной" новеллы, титулярный советник, образ которого получает новое освещение, впервые попавши в рамку мещанского романа». В именах героев эпистолярного романа Достоевского «с резкой и преднамеренной подчеркнутостью символизован литературный сдвиг старых сентиментальных тем и героев, которые должны, как Тереза и Фальдони, пойти в услужение героям и общим тенденциям поэтики „натуральной" школы. Ведь недаром Тереза и Фальдони <...> сделаны слугами, исполняющими поручения Макара Девушкина»10. Эти жанровые новации, отмеченные В. В. Виноградовым, были замыслом Достоевского. В связи с этим следует обратить внимание на то, что в научной литературе явно недооценивается композиционное значение образа Вареньки Доброселовой в создании романной структуры «Бедных людей». Приводившийся выше тезис В. В. Виноградова без извлечений звучит так: «В „Бедных людях", напротив, в соответствии с поэтикой „натуральной" школы, где был запрет на сентиментальную любовь и на красавиц и где во всяком случае героиня обречена была на второстепенные роли, „записки" отдаются Вареньке Доброселовой, так как она вообще нужна в романе главным образом как адресат, подающий реплики, чтобы вызывать изменение оттенков эмоционального фона в письмах Девушкина и толкать его на те или иные действия»11. М. М. Бахтин, обращаясь к анализу «Бедных людей» во второй и пятой главах «Проблем поэтики Достоевского», формулирует ряд принципиальных положений о самосознании как доминанте образа героя («бедного чинов-
9 Майков В. Н. Нечто о русской литературе в 1846 году. — В кн.: Русская эстетика и критика 40 — 50-х годов XIX века. М., 1982, с. 85.

10 Виноградов В. В. Поэтика русской литературы, с. 163.

11 Там же.
122

ника»), о диалогизации монологической речи героя, предвосхищавшей поздний романический стиль писателя. Но эти положения М. М. Бахтин сформулировал лишь в связи с анализом образа Макара Девушкина, симптоматично «игнорируя» Вареньку Доброселову. Эта «сосредоточенность» анализа только лишь на одном аспекте содержания позволяла М. М. Бахтину каждый раз относить «Бедных людей» к разряду повестей12.

Между тем эпистолярная форма позволяла раскрыть самосознание не только героя, но и героини: не только монологическое слово каждого из них диалогизировано, но и сама переписка — композиционно выделенный и «бесконечно» длящийся во времени диалог. Психологическая заданность отношений героев не позволяла героине раскрыться в переписке так, как Макару Девушкину. Преодоление этих ограничений — «записки» Вареньки Доброселовой. Ими устанавливалось сюжетное равноправие героев. И если духовный мир героя раскрывался в письмах, то духовный мир героини — прежде всего в ее «записках», в воспоминаниях о прежней жизни.

Более того, на первом плане оказываются не чувства героев, а судьба и высокий в своей человечности духовный мир бедных людей. Судьбам героев соответствуют судьба семьи Горшковых, рассказанная в письмах Макара Девушкина; судьба отца и сына Покровских, рассказанная в записках Вареньки Доброселовой. Возникает своеобразный сюжетный параллелизм: внутренняя тема романа, заявленная его названием, проводится по разным уровням, но с одним итогом. Все в судьбах героев складывается таким образом, что даже удачное стечение обстоятельств губительно для них. Ни филантропическая помощь Макару Девушкину со стороны «их превосходительства», ни запоздалое и зловещее предложение Быкова Вареньке Доброселовой выйти за него замуж, ни выигранный Горшковым процесс не способны изменить их участь. Причины их бедствий глубже, чем злая воля Анны Федоровны, помещика Быкова, иных бессердечных людей. Таков социальный уклад жизни, что не будь Анны Федоровны или Быкова, был бы кто-нибудь другой, как оскорбившие Вареньку Доброселову своими притязаниями старик или офицер, «сбросивший» с лестницы Макара Девушкина, безуспешно пытавшегося защитить честь дамы своего сердца. Их жизнь трагична: как выразился по частному поводу Девушкин, «жить, Варенька, совестно» (1, 80).

Переписка «бедных людей» условна: их окна напротив, могли бы встречаться 13. И они встречаются «у всенощной», Макар
12 Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979, с. 55 — 58, 67 — 68, 237 — 245.

13 Достоевский придал этой бытовой условности психологический смысл. Макар Девушкин томится в своем чувстве, боится обнаружить его на людях: «Как же я к вам приду? Голубчик мой, что люди-то скажут? Ведь вот через двор перейти нужно будет, наши заметят, расспрашивать станут, — толки пойдут, сплетни пойдут, делу дадут другой смысл» (1, 21).
123

Алексеевич в гости все же приходит, даже «прогулка на острова» была. Но бытовым формам общения они предпочли литературные — письма. Для них это, по сути дела, единственная возможность «в подробности узнать» об их житье-бытье и обо всем их окружающем (1, 22). За этим сообщением «подробностей» — своя философия сочинительства. Все становится содержанием их писем. Даже темы, трудные и для литератора. Варенька Доброселова восхищена прогулкой на острова и доверяет свои чувства перу, сознавая в то же время: «Все это трудно сердцу сказывается, а пересказывать еще труднее. Но вы меня, может быть, и поймете» (1, 46). Макар Девушкин так характеризует стиль своих писем, сознавая его как отсутствие «слога»: «...пишу спроста, без затей и так, как мне мысль на сердце ложится...» (1, 48). Эта демонстративная, нелитературность «слога» героя позволяет ему говорить обо всем. Не только о своих горестях, заботах, тревогах, но и литературе, о человеке, об «окружающем» — обо всем, что составляет круг интересов «бедных людей». Возникает традиционный жанровый универсализм писем, свободно превращающихся то в рассказ, то в очерк, то в памфлет, то в трактат, то в рецензию 14, то в воспоминание и т. п. Его результат — тенденция постоянного усложнения сюжета романа. Даже в отношениях героев остается много недоговоренного, недосказанного, и это прорывается в отчаянии последних писем — и особенно в последнем письме Макара Девушкина без даты, которое и отправлять-то некуда, и читать некому.

В традиционную жанровую форму эпистолярного романа Достоевский ввел новое жанровое содержание. Таким эпистолярный роман (и добавим, русский роман вообще) до «Бедных людей» еще не был: безгранично расширилась социальная сфера романной действительности, выразительно проведена мысль о духовном величии «бедных людей».

Роман был художественным открытием Достоевского. Стараниями Белинского он стал еще и литературным манифестом «натуральной школы». Таким роман предстал в его рецензии на «Петербургский сборник»; по словам Достоевского, записанным в то «горячее» литературное время, Белинский видел в «Бедных людях» «доказательство перед публикою и оправдание мнений своих» (П, 1, 82); по воспоминаниям П. В. Анненкова — «первую попытку у нас социального романа»15.
14 О глубоком историко-литературном смысле включения в жанровую структуру романа двух «рецензий» Макара Девушкина о «Станционном смотрителе» Пушкина и «Шинели» Гоголя см.: Бочаров С. Г. Пушкин и Гоголь («Станционный смотритель» и «Шинель»). — В кн.: Проблемы типологии русского реализма. М., 1969, с. 210 — 240.

15 Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1960, с. 282.
124

И действительно, концепция первого романа Достоевского по своим социальным установкам была противоположна русскому «семейному» роману. В отличие от героев традиционного «семейного» романа, герои Достоевского чаще всего безродны. В его романах нет изображения веками выжитых семейных форм частной жизни, его герои зачастую не имели и не имеют семьи, а если она и есть, то была или стала «случайной»; родственные чувства героев обесчеловечены социальными (в большинстве случаев — имущественными) отношениями. Любовь и созидание домашнего очага — этот «вечный двигатель» семейного романа утратил свое значение в романах Достоевского. Любовь в изображении Достоевского — редко взаимное чувство, и играет оно в его романах зачастую не созидательную, а разрушительную роль в судьбах героев. Эти социальные установки (взгляд писателя на семью и социальное бытие человека) были осуществлены в романах Достоевского, развивавших художественные открытия первого романа — романа «Бедные люди».

В романах первого цикла Достоевский как бы «пробовал» различные концепции романа, признанные в мировой литературе: сентиментальная и романтическая концепция этого жанра узнается в «Бедных людях» и «Белых ночах», роман воспитания — в «Неточке Незвановой», нравоописательный «семейный» роман — в «Селе Степанчикове и его обитателях», социальный роман-фельетон — в «Униженных и оскорбленных», роман страстей — в «Игроке». Но это внешний «слой» романов Достоевского, их традиционная жанровая форма. Достоевский переосмысливал различные концепции романа, сложившиеся в разных литературных направлениях, давал их реалистические версии, вкладывал в них «оригинальную сущность».

«Сентиментальный роман» «Белые ночи» (а так он определен в подзаголовке) редко называют романом. Обычно исследователей смущают небольшой объем текста и события в произведении. Действительно, время в романе — четыре ночи и утро, длящиеся неделю, в течение которой не было двух встреч из-за дождливых дней (2, 127 — 128, 132). В романе им соответствуют четыре встречи и прощальная записка Настеньки. Но длительность события во времени и объем текста еще не есть объем содержания произведения. Как раз по «сущности и объему содержания» «Белые ночи» — роман. Налицо две сюжетные линии — мечтателя и Настеньки, две романические истории («роман» Настеньки с жильцом и «роман» мечтателя с Настенькой), им предшествуют воображаемые «романы» мечтателя; сама история, поведанная в «Белых ночах», — это несостоявшийся «роман» (неразделенная любовь мечтателя к Настеньке). Известен социальный тип и характер мечтателя, но «мечтательство» героя придает его «жалкой жизни» неожиданно глубокий смысл: в мечтах он становится героем человеческой истории — правда, той, которая уже освоена русским и мировым
125

искусством: «Вы спросите, может быть, о чем он мечтает? К чему это спрашивать! да обо всем... об роли поэта, сначала непризнанного, а потом увенчанного; о дружбе с Гофманом;

Варфоломеевская ночь, Диана Верной, геройская роль при взятии Казани Иваном Васильевичем, Клара Мовбрай, Евфия Денс, собор прелатов и Гус перед ними, восстание мертвецов в Роберте (помните музыку? кладбищем пахнет!), Минна и Бренда, сражение при Березине, чтение поэмы у графини В-й-Д-й, Дантон, Клеопатра ei suoi amanti (и ее любовники. — В.З.), домик в Коломне, свой уголок, а подле милое создание, которое слушает вас в зимний вечер, раскрыв ротик и глазки, как слушаете вы теперь меня, мой маленький ангельчик...» (2, 116). Эту фантастическую роль мечтатель выдерживает перед взыскательным судом Настеньки. И история, и житейские приключения переживаются мечтателем в «романах». У героя романическое воображение16: один из своих романов он рассказал Настеньке — он выдуман по всем канонам жанра (1,117). В ответ Настенька рассказывает свою, уже не воображаемую, а действительную историю — свой «роман» с жильцом. Возникает сюжетный параллелизм «двух романов»: на фоне тревог и ожидания Настеньки растет любовь мечтателя к своей избраннице, уже и сердце Настеньки готово отозваться на чувство мечтателя, на его объяснение в любви. Но происходит встреча Настеньки с героем ее «романа», мечтатель остается один. Оба «романа», из которых завершился только один, — те же истории «бедных людей», о которых поведал в первом романе Достоевский. Роман мечтателя завершается неожиданным эффектом: перечитав повинное письмо Настеньки, мечтатель вдруг представил прислугу Матрену, свою комнату и себя постаревшими — «передо мною мелькнула так неприветливо и грустно вся перспектива моего будущего, и я увидел себя таким, как я теперь, ровно через пятнадцать лет, постаревшим, в той же комнате, так же одиноким, с той же Матреной, которая нисколько не поумнела за все эти годы» (2, 141). Герой из настоящего заглянул в будущее и оттуда ровно через пятнадцать лет смотрит в прошлое, вспоминая письмо. Тем не менее настоящее в «Белых ночах» не становится прошлым (как в повести). Таким образом мечтатель угадывает свою будущую судьбу. Это его единственная «фантазия», которая сбылась: настоящее в «Белых ночах», как и во всех романах, «чревато» будущим. Но этот многозначительный эффект романного времени — еще не конец «Белых ночей». Его итог — благословение героем счастья Настеньки, звучащее как молитва: «Да будет ясно твое небо, да будет светла и безмятежна милая улыбка
16 По мнению М. М. Бахтина, это один из признаков романа как жанра (Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики, с. 475).
126

твоя, да будешь ты благословенна за минуту блаженства и счастия, которое ты дала другому, одинокому, благодарному сердцу!» (2, 141). Торжеством гуманных отношений в любви завершается роман мечтателя. Отношения героев переводятся на новый уровень, до этого существовавший лишь в лирике Пушкина («Я вас любил»). То, за что иногда упрекали Достоевского (видели неестественность, фальшь в любовных отношениях), было когда-то открытием Пушкина.

«Белые ночи» могли бы быть повестью — например, повестью о неразделенной любви, но для этого следовало бы изменить жанровую концепцию времени в произведении (дать события не в «настоящем», а в «прошлом» — в «Белых ночах» даже будущее «через пятнадцать лет» пребывает в настоящем), снять сюжетный параллелизм «двух историй», перестроить диалогическую структуру и приглушить композиционное «двуголосие» Настеньки и мечтателя в романе (а оно выдержано в «Белых ночах» столь же последовательно, как и в «Бедных людях»), может быть, упростить сложную повествовательную структуру произведения. Иначе говоря, коренным образом переделать созданное.

У Достоевского замысел и его воплощение в произведении несут признаки другого жанра — романа17.

«Неточка Незванова» — неоконченное произведение Достоевского 18, поэтому вопрос о его жанре остается открытым: ведь жанр определяется еще и по типу завершения произведения. Но задумана и создавалась «Неточка Незванова» как роман — об этом со всей определенностью можно судить по переписке писателя 1846 — 1848 гг. Достоевский избрал традиционную жанровую форму — «роман воспитания», популярный в мировой литературе XVIII — XIX вв.

Центральная героиня романа, как явствует из его названия и подзаголовка к нему в журнальной редакции («История одной женщины»), — Неточка Незванова. О воспитании ее мыслей и чувств рассказывает роман. По замыслу Достоевского, Неточка Незванова должна была стать замечательной певицей. Замысел писателя не успел развернуться в полном объеме: действие романа остановилось на пороге «взрослой» жизни героини, но и в том, что было создано, обнаруживаются признаки романной структуры. Неточка Незванова сама рассказывает свою историю. Но история ее жизни превращается не в повесть
17 Превосходный анализ романического смысла названия и романной природы «Белых ночей» см.: Манн Ю. «Боль о человеке». — В кн.: Достоевский Ф. М. Белые ночи. Сентиментальный роман (Из воспоминаний мечтателя). М., 1983, с. 3 — 16.

18 23 апреля 1849 г., в разгар работы над четвертой и пятой частями романа, Достоевский был арестован по делу Петрашевского. К работе над неоконченными произведениями писатель уже не возвращался: позже аналогичная участь постигла повесть «Крокодил».
127

(как это можно было бы ожидать), а в роман воспитания. Начинается роман как повесть о Ефимове, отчиме Неточки, музыканте, загубившем свой талант. В этой трагедии повинен прежде всего сам Ефимов, но повинен в том, что слишком был уязвлен нищенской жизнью и социальной несправедливостью, необходимостью ему, вольному музыканту, играть в крепостных оркестрах на нелюбимом инструменте, виноват в том, что все силы души потратил на самоутверждение среди других, а не на овладение инструментом и служение искусству, в том, что под влиянием невзгод развились порочные черты его характера, что пристрастился к вину. Личная трагедия Ефимова была социально обусловлена. Но эта повесть о музыканте уже во второй главе переходит в роман Неточки — история Ефимова становится эпизодом ее «детства» (именно так была названа первая часть в журнальной публикации; при подготовке к отдельному изданию Достоевский снял деление романа на части и их заглавия, которые чересчур наглядно обнаруживали незавершенность романа: «Детство», «Новая жизнь», «Тайна»). Меняется и повествовательное время: прошлое становится настоящим, жизнь начинает созидаться на глазах читателя, действительность предстает «становящейся действительностью»19. В повествование постоянно вводятся новые мотивы, рядом с «историей» Неточки завязываются «истории» княжны Кати, Александры Михайловны (в журнальную публикацию была введена еще и «история» мальчика Лари). Каждая из этих «историй» давала свою сюжетную линию. Например, «роман» Кати и Неточки, о котором уже шла речь. Аналогичным по значению оказалось обнаруженное в романе Вальтера Скотта письмо, в котором открывался давний «роман» Александры Михайловны, — с ним связано «приключение» Неточки, ее столкновение с Петром Александровичем. И обрывается незавершенный роман Достоевского введением еще одного мотива. После бурного объяснения героини с Петром Александровичем по поводу письма к Неточке подходит новое лицо в романе — ранее неприметный помощник в делах Петра Александровича, некий Овров, который условился с ней о встрече и разговоре «завтра», откланиваясь «с какою-то двусмысленною улыбкой». «Но, — замечает героиня, — может быть, это мне так показалось. Все это как будто мелькнуло у меня перед глазами» (2, 267). И это последние слова неоконченного романа, которые предвещают новый поворот сюжета.

Имеет содержательное значение в романе и его жанровая форма — «роман воспитания»: переходя из семейства в семейство, Неточка становится объектом различных педагогических
19 Определение романного времени М. М. Бахтиным. — Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики, с. 481 — 482.
128

экспериментов в воспитании, в том числе и новейших, начиная с Руссо («воспитание» мадам Леотар); проблемы воспитания время от времени обсуждаются в романе — главным образом в повествовательном слове Неточки Незвановой. Но воспитывают ее не уроки, а искусство и жизнь. В раннем детстве ее поражает личность Ефимова. Характер княжны Кати вызывает «эстетическое чувство, чувство изящного», в душе Неточки: «первый раз сказалось оно, пробужденное красотой, и — вот вся причина зарождения любви моей» (2, 207). С «жаром» и на свой лад берется за воспитание Неточки Александра Михайловна (2, 229 — 231); их отношения — отношения «двух подруг». Волей случая Неточка находит на полу ключ от библиотеки — с тех пор ее воспитывают еще и романы (2, 233 — 236, 238). Обнаруживается и художественное дарование Неточки — «чудный голос» (2, 237). Воспитывает ее «приключение», в котором укрепляется чувство справедливости в характере героини — так отважно защищает она высокие нравственные принципы.

«Неточка Незванова» — незаконченное произведение Достоевского, но это незаконченный роман.

Следующий роман Достоевского — «Село Степанчиково и его обитатели». Это комический нравоописательный роман. Его жанровая форма — «семейный роман» в драматической и водевильной версиях: драматическая история отношений дядюшки Егора Ильича Ростанева с гувернанткой его детей Настей, их тернистый путь к семейному счастью не составляют сущности содержания романа так же, как и водевильная история — интрига вокруг сватовства к безумной, но богатой Татьяне Ивановне, на которой хотят женить дядю, но которую не прочь перехватить Мизинчиков и Обноскин. Традиционные формулы семейного романа, ставшие названиями некоторых глав, получают «двойное» значение — серьезное и пародийное, драматическое и водевильное: «объяснение в любви» оказывается объяснением героини в любви к другому, но не к герою «записок»; «катастрофа» — не водевильным поцелуем Татьяны Ивановны, а выслеженным Фомой поцелуем Насти и дяди; «погоня» — погоней за героиней «водевиля», а не «романа» (за Татьяной Ивановной, а не за Настей), в свою очередь, Татьяну Ивановну похитил не Мизинчиков, как можно было предположить, а Обноскин. Комична миротворческая роль «созидателя всеобщего счастья» Фомы, который, не имея другой возможности безусловного воцарения среди «обитателей Степанчикова», приводит в конце концов страждущих героев «семейного романа» к венцу («Фома Фомич созидает всеобщее счастье»). Не соответствует жанровой форме и повествователь, он же герой романа, — Сергей Александрович, который не случайно не имеет фамилии: он — и сирота, воспитывавшийся у дяди, и «неизвестный», как представлен он читателю в подзаголовке к роману («Из записок неизвестного»). Его умысел сыграть жанровую роль жениха
129

в «семейном романе» и исполнить просьбу дяди жениться на Насте стал лишь причиной нескольких комических ситуаций.

Необычна в романе манера повествования. Впервые Достоевский отказался от «всеведения» повествователя. Суждения автора «записок» подчеркнуто приблизительны, изменчивы, подвижны, противоречивы. Главным в повествовании становится не слово автора о герое и мире, а самораскрытие героя, выявление внутреннего движения жизни. Это новое качество прозы у Достоевского: в других романах, повестях, рассказах ему еще не требовалось право «угадывать и ошибаться» (ср. 13, 455), он еще придерживался правила всех традиционных поэтик — соответствия слова повествователя изображаемому. В «Селе Степанчикове и его обитателях» слово повествователя — и это очевидно для читателя — не исчерпывает сложности и глубины характеров и событий. Это предвосхищение будущей манеры повествования в «Бесах», «Подростке», «Братьях Карамазовых». В этом романе Достоевского такая манера повествования создает идеальные условия для выявления характеров обитателей Степанчикова. Каждому из них находится место в романе о гостеприимном селе Степанчикове, почти все они основывают свои сюжетные линии — от главных действующих лиц до второстепенных, вплоть до Видоплясова, Фалалея, старика Гаврилы, «старикашки» Ежевикина, господина Бахчеева и других.

Каждый из обитателей Степанчикова интересен сам по себе. Впечатляющи они и все вместе, например «за чаем»: случайные знакомые и незнакомые родственники, гости и приживальщики, всеми презираемый хозяин и обожествленный шут. И все же средоточием повествовательного интереса в романе стал один из них — Фома Фомич Опискин, неудавшийся бездарный литератор, былой шут, ныне властитель дум обитателей Степанчикова. На тайне воцарения шута держится сюжет романа. Казалось бы, ясен и объяснен характер Фомы. Он мелочен, зол, завистлив, капризен и вздорен. Все это известно читателю со слов повествователя уже с первых страниц романа. Но вот парадокс: вчерашний шут, он почитаем обитателями Степанчикова; после каждой вздорной выходки, непростительной для любого, прочнее его авторитет; он и воцаряется-то в Степанчикове вполне лишь после катастрофы — изгнания и слишком поспешного и униженного своего возвращения, после поражения, которое он обратил в победу созиданием «всеобщего счастья». Иногда Фому называют «русским Тартюфом». Это неточно. При всей внешней схожести ханжеских повадок нет более несхожих героев, чем Тартюф и Опискин. Фома бескорыстен, у него нет меркантильной цели, исполнения которой он добивался бы. Образ Фомы противопоставлен этому типу — «породе житейских плутов, прирожденных Тартюфов и Фальстафов, которые до того заплутовались, что наконец и сами уверились, что так и дол-
130

жно тому быть, то есть чтоб жить им да плутовать; до того часто уверяли всех, что они честные люди, что наконец и сами уверились, будто они действительно честные люди и что их плутовство-то и есть честное дело» (2, 276). К «житейским плутам» нельзя отнести Фому, он — нечто иное; по отзыву одного из персонажей романа, — «человек непрактический; это тоже в своем роде какой-то поэт» (3, 93 — 94). Можно добавить: еще и артист, играющий в жизни роль непризнанного писателя. Но Фома, помимо того, что бездарен, еще и неудачник. Уязвленное самолюбие — «сокрытый двигатель» Фомы. В своем самоутверждении он стремится к власти над душами. Перед ним благоговеют полуобразованные обитатели Степанчикова — он играет на их потребности в «высоком и прекрасном», но он же растлевает их души ложью и пустословием «книжного» красноречия. Фома требует и добивается в конце концов того, чтобы другие уверовали в его исключительность — поверили в то, в чем, может быть, сомневается он сам. Парадоксален исход борьбы с Фомой: чем настойчивее попытки его низвержения и вернее поражение, тем стремительнее и прочнее его утверждение — возвышение через унижения и поражения. Этот эффект еще более усиливается на фоне активного снижения его образа повествователем. Творят кумира из Фомы сами обитатели Степанчикова, он нужен им, он — их оправдание. Сомнения в «кумире» могут возникать и возникают, но любое сомнение в конце концов решается в пользу Фомы — и не по чьим-либо интригам, а все по той же духовной потребности каждого из «обитателей» в «высоком и прекрасном», а это извиняет любой каприз, прощает многое.

Художественное исследование характера Фомы Фомича Опискина и тайны его воцарения в Степанчикове — открытие Достоевского, которое и составляет «сущность содержания» романа. «Объем» содержания вбирает в себя помимо этого еще и «роман» дяди и Насти, «водевиль» Татьяны Ивановны, сюжетно-композиционное «многоголосие» комедийных характеров обитателей села Степанчиково. Динамичен сюжет. Перипетии («перемены событий к противоположному»20) происходят в пределах глав, постоянно озадачивая читателя. Комические подмены, возникающие в результате взаимодействия драматической и водевильной версий «семейного романа», создают своеобразные сюжетные оксюмороны. Неожиданные развязки следуют одна за другой. Постоянно вводятся новые сюжетные мотивы — как правило, в «болтовне»: в рассказах «кстати», в диалогах и «многосторонних разговорах» (массовых сценах, разложенных на «голоса»); сами мотивы неоднозначны, зачастую дву-
20 Аристотель. Об искусстве поэзии. М., 1957, с. 73.
131

смысленны (сопряжение «романа» и «водевиля»), многопланов сюжет21.

На роман «Село Степанчиково и его обитатели» Достоевский возлагал особые надежды. Этим романом он хотел вернуться в русскую литературу после каторги и солдатской службы, вновь заявить о себе. Но «воскрешения из мертвых» не произошло. Роман прошел почти не замеченным. Повторить успех «Бедных людей» Достоевскому не удалось. Роман не стал событием ни в общественной, ни в литературной жизни России конца 50-х годов.

В следующем романе Достоевский предпринял еще одну попытку возродить свою былую славу романиста. Он написал роман «Униженные и оскорбленные», в котором попытался повторить не только успех, но и литературную программу «Бедных людей». На это указывало уже заглавие романа, вариативное по отношению к заглавию первого романа Достоевского («Бедные люди» — «Униженные и оскорбленные»). В содержании «записок неудавшегося литератора» много значит тема литературного дебюта Ивана Петровича, полностью, вплоть до деталей, повторявшего успех «Бедных людей», дебют Достоевского. В романе много признаков социального и литературного быта 40-х годов, но он переосмыслен Достоевским по отношению к современности — к 60-м годам; этим вызвано смешение в художественном времени романа примет 40-х и 50-х годов. Достоевский как бы «снял» в историческом времени свое заточение в «Мертвом доме», сведя десять лет своей жизни к событиям одного года жизни «неудавшегося литератора» Ивана Петровича. Но гораздо большее значение имеет развитие в «Униженных и оскорбленных» концепции «социального романа», открытой в «Бедных людях».

Развитие концепции социального романа в «Униженных и оскорбленных» не было простым повторением идейно-эстетических установок первого романа Достоевского. В новом романе писатель обратился к популярной в середине XIX в. разновидности социального романа — к «роману-фельетону»22, названному так по месту публикации — фельетонным полосам газет.
21 Подробнее о «Селе Степанчикове и его обитателях» как комическом романе см.: Бахтин М. М. Проблемы поэзии Достоевского, с. 189 — 190; Туниманов В. А. Творчество Достоевского (1854 — 1862). Л., 1980, с. 26 — 66; Захаров В. Н. Комический шедевр Достоевского. — В кн.: Достоевский Ф. М. Село Степанчиково и его обитатели. Петрозаводск, 1981, с. 206 — 213.

22 О фельетонности «Униженных и оскорбленных» см.: Кирпотин В. Я. Достоевский в шестидесятые годы. М., 1966, с. 274 — 278, 309 — 310. — В целом о «фельетонности» романов Достоевского столь часто и много писали, что это вызвало аргументированные возражения. См.: Бицилли П. М. К вопросу
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15


написать администратору сайта