Structural Dissociationand the Treatment
 Скачать 4.25 Mb.
|
|
ПРЕЗЕНТИФИКАЦИЯ Презентификация является сложным видом человеческой активности, раз- ворачивающейся на очень высоком уровне рефлексии. В ней слиты бытие и действие. Это сложное действие предполагает наличие переживания «при- сутствия» (укорененности в настоящем, проживание «момента субъективно- го переживания как происходящего в данный момент…» [Stern, 2004, p. xiii]). Присутствие в настоящем означает как синтез и персонификацию тех вну- тренних и внешних стимулов, которые имеют значение для достижения на- ших целей, так и настройку в соответствии с этим наших ментальных и по- веденческих действий. Кроме того, переживание себя в настоящем позволяет нам связать прошлое и будущее с тем, что происходит с нами здесь и теперь. В самом деле, презенти- фикация представляет собой нечто большее, чем просто осознание текущего момента. Она является творческим актом, в котором мы создаем настоящее, синтезируя персонифицированные переживания разных временных периодов и жизненных ситуаций: в прошлом, в настоящем, и далее – в образе будущего. В конечном счете, презентификацию можно охарактеризовать как создание контекста и смысла настоящего из нашей личной истории. Более того, презентификация помогает нам организовывать и изменять наши действия и иногда, самосознание. Именно благодаря презентификации открывается возможность для формирования рефлективных представлений и действий через размышления, диалог, при участии сознания и воли, что поз- воляет нам глубоко постигать нашу реальность и предпринимать адаптивные действия, исходя из этого понимания (Janet, 1928a, 1935a; Ellenberger, 1970). 197 Травматизация как синдром «не-реализации» Другими словами, презентификация необходима нам для адаптации, разви- тия и достижения сложного баланса устойчивости и гибкости внутри нашей личности. Джонатан, пациент со сложным ПТСР, со временем смог воссоздать историю своей жизни, в которой было много боли и насилия. Эти усилия принес- ли плоды: его чувство присутствия в настоящем, понимания себя, других и окружающего мира усилились и возросли. Он понял, что трудности дове- рия людям были связаны с его опытом болезненных отношений в прошлом и что теперь нет необходимости строить свои отношении на постоянном недоверии. Вместе с терапевтом он сформулировал ряд признаков, кото- рые помогли бы ему определить, можно ли доверять тому или иному чело- веку. Он медленно, шаг за шагом, в своем темпе, учился доверять другим. Джонатан понял, что большинство людей не склонны к жестокости, и на- учился дружить с людьми, которые хорошо к нему относились. Джонатан смог улучшить свою коммуникацию с другими людьми в настоящем. Он также стал более оптимистично смотреть в будущее, не тревожась больше, что может потерпеть неудачу и оказаться неспособным позаботиться о себе. Будучи самым сложным действием, презентификация требует наиболее вы- сокого уровня психической энергии и эффективности, поэтому при стрессе или когда мы дезориентированы, мы легко утрачиваем способность осуществ- лять презентификацию. Нашим наивысшим достижением является поддер- жание презентификации в данный конкретный момент и на протяжении всей жизни. Презентификация также является главной целью терапии с людьми, страдающими от последствий психической травмы. Как и в отношении синте- за и персонификации, мы различаем два типа презентификации – централь- ную и расширенную. Центральная презентификация Центральная презентификация представляет собой действие присутствия в настоящем. Одним из аспектов этого действия является рассказ о том, ка- кие действия мы совершаем и что переживаем в данный конкретный момент настоящего (Janet, 1903, 1928a, 1935a), здесь и сейчас, в реальности. Другой аспект центральной презентификации состоит в согласовании наших непо- средственных действий с этим самоотчетом. Этот самоотчет может быть пред- ставлен и в невербальной форме, однако облеченный в слова, ставший расска- зом, историей, он усиливает чувство реальности. Наш рассказ о настоящем, сам по себе являющийся психическим действием, находится под влиянием других психических и поведенческих действий и, в свою очередь, оказывает влияние на наше поведение, разворачивающееся в непрерывных перцептив- но-моторных циклах. Это позволяет нам не смешивать прошлое с настоящим, внутреннее с внешним, но сохранять связь с синтезом нашей реальности в данный конкретный момент. Во время терапии для пациентов очень важно 198 Хроническая травматизация и психология действия направлять сознательные усилия на создание самоотчета, выраженного в вер- бальной форме, о центральной презентификации того, что с ними происходит на сеансах терапии, поскольку это укрепляет интеграцию и способствует до- стижению более высокого уровня психического функционирования и лучшей адаптации. Пациент, например, может сказать: «Я сейчас сижу здесь, на этом синем диване в кабинете терапевта, а мой терапевт сидит напротив и слушает, что я говорю. Я в безопасности и никто здесь не причинит мне вреда». Центральная презентификация требует высокой психической эффектив- ности и существенных затрат энергии. Не так просто удерживать внимание на стимулах и действиях, значимых для нас в настоящий момент, не отвлекаясь поминутно на мысли о прошлом или тревоги о будущем, сохраняя адаптив- ное равновесие между осознанием нашего внутреннего мира и восприятием внешнего. Подлинное пребывание в настоящем предполагает значительный психический уровень, необходимый для поддержания нашего внимания и кон- троля дезадаптивных изменений сознания. И еще большее психологическое усилие требуется для рефлексивной концентрации на действии в настоящем. При центральной презентификации мы непосредственно осмысляем и при- нимаем переживание, раскрывающееся в настоящем (например: Hayes et al., 2004; Linehan, 1993) – ментальные действия, необходимые для интеграции. Представления об этих действиях, составляющих наблюдение и одновремен- ную рефлексию собственной активности (например, чувств, мыслей), входят в поле значений понятия «психическая вовлеченность» * . Другими словами, для центральной презентификации недостаточно простого реагирования на внутренние переживания, она требует от нас наличия концепции психи- ческого, то есть знания того, что у нас есть психика, что другие люди тоже об- ладают психикой; а также осознания того, как психика работает и что влияет на эту работу (Fonagy et al., 2002; Fonagy & Target, 1996). Центральная презен- тификация предполагает, помимо самосознания, также и осознание внешнего окружения, разворачивающееся на более высоком уровне сознания и в итоге рефлексивное активное отношение к нашей внутренней реальности. Пребывание в настоящем (основа центральной презентификации) вовсе не означает, что мы регистрируем в нашем сознании все стимулы. Это было бы невозможно, разрушительно и сильно помешало бы адаптации. Сохранение адаптации требует от нас избирательности в отношении раздражителей, ко- торые воздействуют на нас в данный момент. Например, иногда лучшей адап- тации способствует концентрация внимания на событиях внешнего мира, * Психическая вовлеченность – mindfulness (англ.). Психическая вовлеченность пред- ставляет собой состояние, при котором со стимулами окружающей среды обраща- ются осознанно, а индивид вовлечен в активное создание своей окружающей об- становки. «Mindfulness» также является переводом санскритского sm ṛti – истинная осознанность, спокойная осведомленность о функциях тела, своих чувствах, содер- жании сознания, что играет центральную роль в буддистских практиках. – Прим. науч. ред. 199 Травматизация как синдром «не-реализации» а иногда – обращение к внутренним событиям: к тому, что мы думаем, чувст- вуем, вспоминаем. Но даже если мы сосредоточены на внутреннем мире, мы все же должны сохранять достаточный уровень осознания внешней реаль- ности для того, чтобы в случае необходимости вовремя реагировать. В каж- дый данный момент фокус нашего внимания во многом определяется ком- бинацией активированных систем действий, тем, что задает нашу текущую мотивацию. Благодаря центральной презентификации мы воспринимаем изменчивое настоящее не как набор разрозненных фрагментов, но как целостный личност- ный опыт, имеющий смысл и соотносящийся с нашей мотивацией к достиже- нию определенных целей посредством психических и поведенческих дейст- вий. Целостность опыта вырастает из наших постоянных усилий по созданию рассказа о происходящем с нами в настоящем. Рабочая память, хотя и огра- ниченная в своем объеме, дает нам возможность выстраивать связи между настоящим, недавним прошлым и будущим, поэтому мы можем планировать наши действия, исходя из прошлого опыта и текущих обстоятельств. Други- ми словами, рабочая память помогает связывать предполагаемые результаты наших действий с прошлым и настоящим. Именно поэтому о рабочей памяти говорят как о запечатленном настоящем (Edelman, 1989) и как об активной кратковременной памяти (Fuster, 1997, 2003). Центральная презентификация, рассказ о событиях настоящего, таким образом, затрагивает не только настоящее, но представляет собой синтез вос- поминаний и прогнозов, которые необходимы для адаптации к текущей си- туации. Так, по крайней мере, часть нашего автобиографического Я, некото- рые аспекты личной истории, а также ранее приобретенные навыки и знания присутствуют в нашем настоящем (Damasio, 1999; Fuster, 2003; Stern, 2004). Расширенная презентификация Расширенная презентификация охватывает разные ситуации и периоды вре- мени. Она определяется наивысшим уровнем психической энергии и эф- фективности, поскольку мы должны интегрировать и собрать воедино все многообразие опыта нашей жизни: различные воспоминания, убеждения, ва- риации чувства Я и роли, отношения, тенденции к действию и системы дейст- вий. При расширенной презентификации мы координируем наши действия не только с внешним миром, но и с нашей личностью как единым целым (El- lenberger, 1970; Janet, 1928a). Безусловно, наша способность присутствия в настоящем всегда меняет- ся в ту или иную сторону, уменьшаясь или возрастая. Даже в лучшем случае она никогда не бывает постоянной. Однако мы должны присутствовать в на- стоящем достаточно долго для того, чтобы простроить связи с теми периода- ми времени, когда наше бытие в настоящем не было таким полным. Так мы можем связать разные аспекты нашего опыта для того, чтобы он стал цель- ным и, как следствие, стала цельной и наша личность. Именно в этом состоит 200 Хроническая травматизация и психология действия функция расширенной презентификации. Она помогает нам ориентировать- ся в пространстве, во времени и в нашем собственном бытии. Благодаря пре- зентификации мы знаем, как наше настоящее, внешний и внутренний мир, которые мы воспринимаем и создаем, опираются на наше прошлое и будущее. Так мы создаем рассказ, свою историю и согласуем с ней свои действия. Ко- гда нам удается осуществить расширенную презентификацию и персонифи- кацию, это означает, что мы берем ответственность за наши действия в про- шлом, настоящем и будущем. Как и в случае синтеза и персонификации, между центральной и расши- ренной презентификацией нет принципиальных отличий, это один процесс, протекающий на разных уровнях. Центральная презентификация относит- ся к единичной ситуации или к очень ограниченному спектру смежных си- туаций. Расширенная презентификация связана с реализацией гораздо более сложных последовательностей центральных презентификаций и относится к временным интервалам в диапазоне от примерно десяти минут и до целой жизни. Именно через расширенную презентификацию происходит рост на- шей личности и создание истории нашей жизни (то есть автобиографической памяти и автобиографического Я) (Janet, 1928a). Нарушения презентификации и персонификации у людей, переживших травму Нарушения презентификации обусловлены проблемами синтеза и персонифи- кации, которые необходимы для ее осуществления. Основным препятствием презентификации являются патологические или хронические изменения по- ля и уровня сознания (типичная проблема у тех, кто страдает от последствий психической травмы). При недостаточном синтезе и персонификации опыта, неспособности сосредоточится на происходящем, «выпадении» из реальности, деперсонализации, смутном или спутанном состоянии индивид не способен к полноценному присутствию в настоящем. Другими словами, жертвы трав- мы часто не могут осуществлять ментальные действия центральной презен- тификации, что затрудняет адаптацию к жизни. Фиксация на прошлом, свойственная жертвам травмы, также делает не- возможным для них присутствие в настоящем. Недостаток презентификации у АЛ бывает настолько существенен, что даже если бы им и удалось осознать настоящее, что для них крайне трудно, то вряд ли они вообще смогли бы адек- ватно реагировать на него. Они обладают собственным чувством настояще- го, которое в каком-то смысле можно считать анахроническим, так как оно несет на себе чересчур глубокую печать прошлого. В то же время их чувство Я исключено из целостного Я личности (или включено лишь частично). Это можно назвать провалом презентификации. При повторяющихся прожива- ниях АЛ воспоминаний о травматическом событии прошлого, чувство лично- го бытия этих диссоциативных частей ограничено во времени, фиксировано на прошлом, которое осталось для них настоящим. При этом, однако, и этот 201 Травматизация как синдром «не-реализации» опыт прошлого, и чувство Я остаются неинтегрированными с переживания- ми реального настоящего. ВНЛ жертв травмы также часто не способны полноценно проживать на- стоящее, поскольку избегают внутренних и внешних стимулов, напомина- ющих о травме, что опять же приводит к нарушениям синтеза. При вторже- ниях травматических воспоминаний (и АЛ) способность ВНЛ к пребыванию в настоящем еще больше сужается. Если какие-то стимулы (чувства или вос- поминания, или внешний вид человека, напоминающего насильника) ста- новятся неприемлемыми, отталкивающими для индивида, то они выводятся индивидом из процессов центральной и расширенной персонификации и пре- зентификации. Данные стимулы избегаются, и жертва травмы вовлекается в исполнение замещающих действий для того, чтобы продолжать избегание: это и есть не-реализация. Тенденция избегания переживания (Hayes et al., 2004) проявляется и в от- ношении синтеза, персонификации и презентификации. При избегании син- теза ВНЛ или АЛ жертвы травмы будет стараться как бы аннулировать те или иные аспекты своей истории или актуального восприятия. Например, у диссоциативных частей могут сложиться такие убеждения относительно своей персоны: «У меня отсутствуют груди», «Этого события никогда не бы- ло», «Я никогда не испытываю гнев». При избегании персонификации жерт- ва травмы может сказать: «Да, груди есть, но у меня такое чувство, что они как бы и не мои вовсе» или «Да, есть вспышки гнева, но это не мой гнев, он принадлежит той, другой части». Избегание презентификации, в котором со- четается нарушение и синтеза, и персонификации, может найти отражение в таких высказываниях: «Поскольку у меня отсутствуют груди или они не мои, то мне и не нужно делать маммограмму», «Было насилие или нет, это никак не влияет на мое настоящее», «Я не виноват(а), если я кого-то побью, потому что это не мой гнев». РЕАЛИЗАЦИЯ И ЧУВСТВО ВРЕМЕНИ И РЕАЛЬНОСТИ Реализация зависит от нашей способности распознавать, что является реаль- ным в данный текущий момент, а также понимать временные и пространст- венные границы настоящего и различать прошлое, настоящее и будущее. Мы также должны уметь различать реальность внутренних переживаний (воспо- минаний, фантазий, сновидений, идей, мыслей, желаний) от переживаний, вызванных внешними событиями. Жане (1903) называл эту способность функ- цией реальности ( fonction du réel). Предпосылкой расширенной персонифи- кации и презентификации является понимание того, что прошлое и будущее, хотя и связаны с настоящим, с нашей актуальной реальностью, все же не со- впадают с ним. Эта способность часто нарушена у жертв травмы как в аспекте выстраивания временной последовательности опыта, так и понимания того, что реально в настоящий момент (Janet, 1928a, 1932a; Terr, 1984; Van der Hart 202 Хроническая травматизация и психология действия & Steele, 1997). Терр (Terr, 1983, 1984) отмечает, что чувство времени являет- ся эволюционно относительно недавним приобретением и легко нарушает- ся при травме. Адаптация требует, чтобы наши переживания были организованы та- ким образом, что актуальное настоящее воспринималось бы более реальным, чем прошлое и будущее (Janet, 1919/1925, 1928a, 1932a; Van der Hart & Steele, 1997). Такое восприятие наиболее адаптивно, потому что мы можем действо- вать только в настоящем. Жане (Janet, 1928a, 1932a) назвал эту организацию иерархией степеней реальности. Он описал самые разные нарушения адапта- ции, которые возникают, когда индивид не может должным образом упоря- дочить в пространстве и времени свое чувство реальности. Наиболее часто встречающимся у жертв травмы нарушением временной упорядоченности опыта является переживание прошлого как настоящего. У некоторых пациентов искажается восприятие хода времени, время как бы ускоряет или замедляет свое течение, например: «Я ушла с головой в работу, и мне показалось, что прошло не больше часа, а на самом деле – почти весь день». В крайних случаях у некоторых пациентов чувство времени отсутство- вует вовсе. Так, один пациент, не переставая поглядывать на циферблат своих часов во время сеанса, говорил: «У меня совершенно отсутствует чувство то- го, как идет время. Если я не вижу часов, то никогда не могу сказать, сколько прошло времени: минута или час». Для того чтобы понимать значение и соотносить с реальностью происходя- щее, мы создаем синтезы – нашего опыта в настоящем, наших воспоминаний недавнего прошлого, представлений о скором будущем, – которые предпола- гают стабильное чувство Я: «Я – это весь я: мое прошлое, настоящее, буду- щее». Однако как центральная, так и расширенная персонификация не обяза- тельно сопряжена с центральной и расширенной презентификацией, а также с точностью учета (реальности) настоящего. В самом деле, АЛ жертвы травмы до определенной степени может быть доступна центральная и расширенная персонификации, однако АЛ часто не в состоянии различить прошлое пере- живание и реальное настоящее. В таблице 8.1 приведена абстрактная схема иерархии степеней реальности, предложенная Жане, а на рисунке 8.1 изображена кривая отношения времени и степени реальности. Способность следовать иерархии степеней реальности составляет неотъемлемую часть реализации. Степень реальности конкретных внутренних и внешних стимулов может меняться. Наша оценка реальности определяется тем, что представляется нам наиболее адаптивным в конкретной внутренней и внешней ситуации и опосредуется системами действий. Например, поведение матери младенца в большей степени опосредовано системами привязанности и заботы, поэтому для любящей и заботливой матери потребности ребенка, который просыпается среди ночи, будут более важными, обретут даже большую реальность, чем ее собственные потребности в сне и отдыхе, которые отойдут для нее в данный 203 Травматизация как синдром «не-реализации» момент на второй план. Хроническая активация системы действий защиты также будет формировать наше видение реальности. Для человека, который пережил серьезную травматическую ситуацию, мир уже не будет прежним. Опасность воспринимается как более реальная, вероятная, чем прежде, у чело- века формируется предрасположенность к быстрой активации систем защиты. Хотя у Жане иерархия степеней реальности представлена в виде жесткой схемы, все же, по-видимому, границы между отдельными ступенями этой ие- рархии могут быть в той или иной степени гибкими. В норме человек может Рис. 8.1. Отношение течения времени и степени реальности (Janet, 1928a, p. 492) Таблица 8.1 Иерархия степеней реальности П. Жане (Janet, 1932a, p. 148–149) 1 Реальность настоящего имеет отношение к ментальным действиям и поведен- ческим актам, в том числе к восприятию внутренней и внешней реальности. 2 Ближайшее будущее – его значение для нас почти равно значению настоящего, однако его восприятие менее яркое. 3 Недавнее прошлое, в том числе аффективно окрашенные воспоминания: радостные и печальные, а также иллюзии и сожаления. 4 Идеал, его реальность мы не признаем, однако стремимся к его достижению. 5 Отдаленное будущее, мы живем надеждой, что оно сбудется, однако оно слишком далеко от нас, чтобы мы слишком много думали о нем. 6 Далекое или «мертвое» прошлое, оно уже утратило для нас аффективный характер, однако оно обладает для нас реальностью факта, свершившегося во времени. 7 Воображение, мы не считаем его реальным. Мечта, признаваемая таковой, является одним из примеров воображаемого. 8 Идея – вербальное действие, ее реальность мы не утверждаем и не отрицаем. 9 Мысль – вербальное действие, которое мы даже и не рассматриваем в координатах реальности и нереальности. настоящее р е а л ь н о с т ь время 204 Хроническая травматизация и психология действия по своему усмотрению в зависимости от того, что он хочет в данной ситуации, менять приоритеты реальности. Например, если человеку нужно припомнить какое-то сложное неоднозначное событие своей жизни, он создает рассказ, который придаст фактам прошлого ту или иную степень реальности. В слу- чае если история об этом событии рассказывается другому, постороннему че- ловеку, то меньшая степень реальности будет, скорее всего, более уместной; и рассказчик изберет большую эмоциональную дистанцию по отношению к своему переживанию. Однако более высокий статус реальности для истории об этом событии будет важен в том случае, когда она рассказывается на тера- певтическом сеансе для того, чтобы завершить оставшиеся незаконченными дела прошлого. Таким образом, в выборе и присвоении степени реальности есть элемент сознательного намерения и регуляции, и в норме человек легко определяет временную последовательность, следовательно, различает про- шлое и настоящее. Однако жертвы травмы могут страдать от слишком силь- ной деперсонализации, что усложняет переживание чего-либо как реального, или сохраняют фиксацию на опыте прошлого. Ошибки в определении степени реальности Жане выделял две формы проявления нарушения восприятия времени и, со- ответственно, реальности: индивид может присваивать происходящему с ним слишком высокую или слишком низкую степень реальности, согласно иерар- хии, описанной в таблице 8.1 (Janet, 1928a, 1932a; ср.: Van der Hart & Steele, 1997). Например, когда пациентка считает себя плохой и грязной и это стано- вится ее реальностью, то это означает, что она присваивает этой ошибочной идее относительно своей персоны слишком высокий статус реальности, со- гласно иерархии Жане. Она будет уверена, что никому не нравится, несмотря на объективные признаки того, что другие люди считают ее очаровательной: этим событиям она придает, напротив, слишком низкий статус в иерархии. Из этого примера видно, что в том случае, когда одной совокупности убежде- ний (например, «Я плохая») придается слишком высокий статус реальности, другой совокупности убеждений (например, «Я нравлюсь другим людям») автоматически присваивается более низкий статус в иерархии степеней ре- альности. Поэтому, если одна диссоциативная часть оценивает некоторое со- бытие слишком высоко в иерархии (например, какая-то АЛ уверена, что она до сих пор находится в большой опасности), другая часть личности, как пра- вило, занижает степень реальности того же события (например, ВНЛ убежде- на, что в ее жизни не было насилия). Завышение или занижение статуса идеи, события, переживания в иерархии степеней реальности является основными формами не-реализации (Janet, 1935a, 1945; Van der Hart et al., 1993). Ошибочные оценки степени реальности переживания у АЛ. Для АЛ характерно то, что они придают слишком высокий статус реальности трав- матическим воспоминаниям и связанным с ними представлениям, оценкам и убеждениям, так что эти воспоминания становятся для них гораздо более 205 Травматизация как синдром «не-реализации» реальными, чем события актуального настоящего, статус которых в иерархии оказывается слишком низким. Они не осознают, что, по сути, воспроизводят воспоминания прошлого, напротив, переживают события внутренней реаль- ности как настоящее. Они часто не способны отличить внутреннее пережива- ние (флэш-бэк) от событий внешней реальности, что связано с недостатком дифференциации (см. главу 7). Ошибки АЛ в определении статуса событий в иерархии реальности вызва- ны низкой психической эффективностью, сужением поля сознания, а также ограниченным кругом систем действий, опосредующих их восприятие, аф- фективную жизнь, мыслительные операции и поведение. Эти ограничения влияют на объем и качество перцептивно-моторных циклов, снижая, таким образом, их способность презентификации. Эти АЛ могут присвоить ошибоч- ный статус реальности и представлениям о будущем, так как будущее стано- вится зеркальным отражением прошлого. Даже в том случае, когда жертвы травмы живут отдельно от насильника или насильник уже умер, внимание напуганной АЛ может быть приковано к воображаемому будущему, которое, по сути, является продолжением ее прошлого: «Папа сделает мне больно!». Депрессивные АЛ, как правило, сосредоточены на мучительном прошлом и мало думают или вовсе не думают о своем будущем. Некоторые АЛ описы- вают себя как умирающих или мертвых – они вообще не могут представить будущее для себя. Многие субъективные физические и эмоциональные характеристики АЛ основаны на их искаженном восприятии реальности. Они воспринимают се- бя такими, какие они были в прошлом, как будто бы они говорят, действуют, думают, воспринимают и чувствуют в настоящем так, как это когда-то было в прошлом и с тех пор ничего не изменилось. Иногда они считают, что явля- ются теми, кем они себя воображают: «Я супермен», «Никто и никогда не при- чинит мне вред». Иначе говоря, диссоциативные части, которым недоступны действия высокого уровня, такие, например, как реализация травматическо- го опыта, используют эти идеи и фантазии как заместители действий более высокого порядка. АЛ Аделаиды, пациентки с вторичной структурной диссоциацией, обла- дала идентичностью подростка и была убеждена в том, что у нее длинные волосы. В подростковом возрасте у Аделаиды действительно были длинные волосы, однако взрослая Аделаида предпочитала короткую стрижку. Та- ким образом, АЛ Аделаиды игнорировала факт изменений во внешности. Когда терапевт предложил ей оценить, какой же все-таки длины ее волосы, она была потрясена тем, что у нее на самом деле короткие волосы. Когда она рассказывала о садистском отношении к себе со стороны насильни- ка, она «видела» его в кабинете терапевта и испытывала сильную тревогу, уверенная в том, что на дворе все еще 1964 год. Хотя представление АЛ Аделаиды о том, что происходит в настоящем, безнадежно устарело, оно 206 Хроническая травматизация и психология действия все же обладало очень высоким статусом, согласно иерархии степеней ре- альности. Когда терапевт попросил АЛ объяснить, почему у нее отсуствует внутреннее чувство возрастных изменений, она ответила: «Мое сущест- вование отмеряется краткими интервалами времени, я не задерживаюсь здесь надолго. Когда меня нет здесь неделю или дольше, я не становлюсь старше. Вы-то находитесь здесь всю неделю напролет, поэтому и станови- тесь на неделю старше по сравнению с тем, каким вы были на прошлой неделе, а со мной это не так». Эта часть Аделаиды не осознавала, что на нее оказывает влияние то, что проис- ходило в те продолжительные интервалы времени, когда она как бы отсутство- вала (то есть не могла осуществлять синтез, персонифицикацию и презентифи- цикацию). Она пребывала в уверенности, что если что-то не воспринимается ей в полной мере, то это как бы не существует и ничего не значит для нее. При этом она понимала, что другие люди проживают это время и поэтому меняются. В связи с этим ей казалось, что она совсем не изменилась, и она по-прежнему расчесывала свои длинные волосы, осуществляя воображаемое замещающее действие вместо реализации настоящего. АЛ, воспринимающие себя детьми, могут иметь задержку в развитии чувства времени, и это может распространяться на личность пациента в целом (Van der Hart & Steele, 1997). По этой причине они могут испытывать труднос- ти в определении времени. Иногда у них вообще отсутствует чувство течения времени, как в случае АЛ одной пациентки, для которой время между сесси- ями как бы застывало и никак не заканчивалось, поэтому она то и дело в па- нике звонила своему терапевту. У таких АЛ также может появлятся чувство, что между сеансами терапевт исчезает, пропадает в пучине времени. Искаже- ние восприятия времени у этих пациентов неизбежно проявляются в срывах организации жизни в соответствии с представлениями о прошлом, настоящем и будущем, а также влияют на формирование представлений о константнос- ти объектов. Ошибочные оценки степени реальности переживания у ВНЛ. Если прошлое для АЛ обладает высшим статусом реальности, является «слиш- ком» реальным, то ВНЛ, напротив, недостает осознания реальности прошло- го. В восприятии ВНЛ прошлое предстает как смутное, фрагментарное, несу- ществующее, или как история, которая к ним не имеет никакого отношения. Таким образом, ВНЛ недостает персонификации своего прошлого. Жане так описывал эти не-реализованные воспоминания. Это холодные, пустые повествования, лишенные образности и выражен- ной позиции, не вызывающие ни радости, ни печали, они не пробуждают никакого интереса или стремления как-то их отредактировать, изменить: добавить больше деталей или, наоборот, сократить. Иногда даже сам па- циент не верит в свой рассказ, с которым не связано субъективное чувст- во переживания реальности. Он не в состоянии подтвердить, что образы, 207 Травматизация как синдром «не-реализации» отраженные в его истории, действительно как-то связаны с ресльными со- бытиями его прошлого (1932a, p. 145). Не-реализация прошлого может приобретать разные формы. Наиболее острой и обширной не-реализации соотвествует полная амнезия: прошлое нереально, то есть его попросту не существует (Janet, 1935a). Проявления более мягкой не-реализации прошлого свойственны многим ВНЛ, которые хранят воспоми- нания о прошлом, но относятся к нему как к чему-то, что не имеет отноше- ние к ним, а поэтому и как к не обладающему полнотой реальности: «Я знаю, что это произошло, но, похоже, это все было не со мной», «Я ничего не чувст- вую по этому поводу», «Все это кажется мне сном». Таким образом, они при- сваивают своим воспоминаниям о прошлом, в том числе и травматическом, очень низкий статус в иерархии степеней реальности. Клинические данные также показывают, что по сравнению с индивидом, который достиг полной интеграции опыта и полноценного присутствия в на- стоящем, ВНЛ переживают не только прошлое, но и настоящее как менее реаль- ное. Незавершенность презентификации особенно очевидена при симптомах деперсонализации, дереализации и потери чувства времени: «Не помню, сего- дня вторник или суббота, должен я сегодня идти на работу или нет». Многим ВНЛ (и некоторым АЛ) кажется, что они сами не реальны или что они живут как во сне. Один пациент, переживший сильную психическую травму, спро- сил терапевта: «Откуда мне знать, этот сеанс – сон или реальность? Как узнать, происходит ли что-то на самом деле или я только думаю об этом?» Несколько пунктов DES отражают эту тенденцию занижения степени реальности: «Не- которым людям трудно вспомнить точно, действительно ли они сделали то, что хотели, или только подумали об этом» (Bernstein & Putnam, 1986). Мы по- лагаем, что переживания, описанные в этих пунктах, не относятся к диссоци- ации как таковой, однако они часто сопровождают структурную диссоциацию. У многих пациентов, страдающих от последствий психической травмы, встречается симптом сокращенной жизненной перспективы. Им недостает пси- хической эффективности, необходимой для расширенной презентификации. Они не способны прогнозировать ближайшее или более отдаленное будущее. Некоторым ВНЛ очень трудно планировать действия больше, чем на несколько часов вперед. Другие ВНЛ не могут представить себе более отдаленное будущее и уверены в том, что им осталось жить совсем недолго. ВНЛ, подверженным частым вторжениям АЛ, будущее может казаться ужасающим или безнадеж- ным, неотличимым от травматического прошлого. Причиной тому является недостаток дифференциации реальности прошлого, настоящего и будущего. РЕЗЮМЕ Реализация – это более высокая ступень интеграции, достижение которой тре- бует более высокого уровня психического функционирования. Она осуществ- ляется благодаря психическим и поведенческим действиям, которые создают 208 Хроническая травматизация и психология действия связи между элементами нашего опыта, придают ему смысл, а также объеди- няют нашу личность в единое целое. Поскольку действия реализации требуют более высокого уровня психической энергии и эффективности, их осуществле- ние, особенно в отношении травматических переживаний, труднее всего дает- ся людям, страдающим от последствий психической травмы. Травматизация, таким образом, понимается как нарушение реализации, или не-реализация. Не-реализация может затрагивать не только отдельных индивидов, но так- же семьи и сообщества. Это приводит к тому, что жертвы травмы встречают препятствия в получении поддержки, которая помогла бы им в реализации их травматичсекого опыта. Реализация включает две составляющие: персо- нификацию и презентификацию. Персонификация – это способность прида- вать своему опыту качество соотнесенности со своим Я и действовать исходя из этого. Какое-либо действие возможно только при условии предваряющего синтеза переживания и чувства Я. Однако при персонификации происходит нечто большее: помимо синтеза, мы придаем нашим переживаниям качество личного авторства и приобретаем чувство ответственности за происходящее. Центральная персонификация – способность придавать качество личной при- надлежности переживанию настоящего момента или конкретной актуальной ситуации, тогда как расширенная персонификация охватывает переживания и события, происходившие в разное время. Презентификация – это способность присутствовать в настоящем, создавая при этом связи между настоящим, про- шлым и будущим, что позволяет быть максимально открытым переживанию реальности и совершать адаптивные действия, исходя из этого переживания. Простые и привычные стимулы, как правило, вызывают еди- ничные простые автоматизированные реакции. Встречая более интенсивное, напряженное, неожиданное или же вариативное, в то же время необычное и сложное воздействие внешнего мира, индивид стоит перед необходимостью совершать действия более высокого уровня [по сравнению с простыми действиями], адек- ватные ситуации и требующие больших затрат энергии. Неудача действия приводит к поискам обходных путей для достижения цели или к эмоциональной реакции. Леонард Шварц (Schwartz, 1951, p. 103) Терапевт должен понимать, какие тенденции к действию доступны пациен- ту и какими тенденциями к действию пациенту следует овладеть для того, чтобы справиться с последствиями травматизации. Терапевт также должен представлять себе, как он может помочь своему пациенту в развитии тех тен- денций к действию, при помощи которых пациент разрешит проблемы, связан- ные с психической травмой, и улучшит свою жизнь. Ориентиром в решении этих вопросов для терапевта может послужить иерархия тенденций к дейст- вию, разработанная Пьером Жане (Ellenberger, 1970; Janet, 1926a, b, 1935b, 1936, 1938). Она предвосхищает многие современные открытия в таких дис- циплинах, как возрастная и когнитивная психология (Loevinger, 1976; Schore, 2003a, b), теория научения (Rescorla, 2003); психоанализ (Fonagy et al., 2002); нейробиология (Berthoz, 2000; Damasio, 1999; Fuster, 1997, 2003; Llinás, 2001; Panksepp, 1998); эволюционная психология (Buss, 2005) и нейрофилософия (Metzinger, 2003; Noë, 2004). Вместе с Жане мы полагаем, что данная иерар- хия представляет собой в чем-то произвольную и избирательную, однако по- лезную для работы с пациентами и наглядную схему, в которой упорядоченно представлены тенденции к действию, свойственные человеческой психике. |