Лекции ДРЛ. Своеобразие художественного сознания русского средневековья
Скачать 158.24 Kb.
|
Своеобразие художественного сознания русского средневековья. Для древнерусской религиозно-культурного сознания книжник, писатель — это не автор в собственном смысле слова, а “инструмент” в руках Бога, “орудие” Господа. Он пишет по благодати Божией. Не случайно, киевский книжник конца XI — начала XII вв. Нестор, прекрасно начитанный в византийской агиографии (“агиография” — жития святых), пишет в Житии Феодосия Печерского о себе, что он “груб и неразумичен”. Извинения в своем невежестве и “некнижности” приносит и образованнейший московский агиограф Епифаний, прозванный современниками Премудрым: в блестящем и искуснейшем Житии Сергия Радонежского он самоуничиженно пишет о собственной необразованности и неспособности к словесному мастерству. Истинный Творец — один Бог, создавший небо и землю. Слово, дарованное Им человеку, священно (сакрально), и словом нельзя “играть”: это кощунство, преступление против Создателя. Между тем, “риторическое” отношение к тексту предполагает именно такую игру и дерзновение: писатель творит автономный словесный мир, подобно Богу, создавшему Вселенную. Писатель “кичливо” демонстрирует свое мастерство. Такого отношения к тексту древнерусское сознание принять не могло. Древнерусская книжность относится к числу литератур, не ставших самостоятельной сферой культуры, не рефлектирующих над собственной спецификой. Древнерусская книжность — это еще не художественная литература. Эстетическая функция в ней не самостоятельна, подчинена утилитарной, назидательной, культовой. Отсутствие саморефлексии в древнерусской литературе обусловило относительно меньшую, чем в средневековой Западной Европе или в Византии, роль автора. Можно было бы объяснить такую особенность подчинением личности “соборному” началу, присущему Православию. Но не с вероисповедальными отличиями, а с особенным религиозным отношением к слову: книжность, письменность и сама азбука были для православных славян сакральны. Основная особенность литературы — это вымысел. Художественный мир литературных произведений обладает особенным статусом, “фикциональностью”: высказывание в литературном тексте — это и не ложь, и не правда. Особенно отчетлива роль вымысла в повествовательных, сюжетных произведениях. Современному человеку, обладающему рационалистическим сознанием, чудеса, описанные в житиях святых, кажутся также вымыслом. Но и древнерусские книжники, и их читатели верили в описываемые события. Древнерусская литература до XVII в. не описывает любовных переживаний и как будто не знает самого понятия “любовь”. Она рассказывает либо о греховной “блудной страсти”, ведущей к гибели души, либо о добродетельном христианском браке (например, в “Повести о Петре и Февронии”). Проблема возникновения ДРЛ. Предпосылки: Литература зарождается лишь в условиях развития классового общества. Необходимыми предпосылками ее возникновения являются образование государства, появление письменности, существование высокоразвитых форм устного народного творчества. Возникновение древнерусской литературы неразрывно связано с процессом создания раннефеодального государства. Советская историческая наука опровергла норманнскую теорию происхождения древнерусского государства, доказав, что оно возникло не в результате призвания варягов, а в результате длительного исторического процесса разложения родового общинного строя восточнославянских племен. Характерная особенность этого исторического процесса в том, что восточнославянские племена приходят к феодализму, минуя стадию рабовладельческой формации. Новая система общественных отношений, основанная на классовом господстве меньшинства над большинством трудового населения, нуждалась в идеологическом обосновании. Этого обоснования не могли дать ни племенная языческая религия, ни устное народное творчество, обслуживавшее ранее идеологически и художественно базис родового строя. Развитие экономических, торговых и политических связей вызывало потребность в письменности, существование которой является одной из необходимейших предпосылок появления литературы. Создание славянской азбуки Кириллом и Мефодием в 863 г. явилось актом величайшего культурно-исторического значения, способствовавшим быстрому культурному росту как южных, так и восточных славян. К концу IX-первой четверти X столетия древняя Болгария переживает замечательный период расцвета своей культуры. Литературным церковным языком Древней Руси стал язык древнеславянский, близкий по своему характеру, грамматическому строю языку древнерусскому. Возникшая оригинальная литература способствовала развитию этого языка, обогащая его за счет разговорной устной народной речи. В развитии книжной образованности, в том числе и литературы, большую роль играли монастыри, являвшиеся в первые годы своего существования очагом новой христианской культуры. Особенно велика была в этом отношении роль Киево-Печерского монастыря, созданного в середине XI столетия. Итак, образование раннефеодального древнерусского государства и возникновение письменности явились необходимыми предпосылками появления литературы. Основные источники. В формировании литературы активно участвуют, с одной стороны, устное народное поэтическое творчество, и с другой - книжная христианская культура, идущая как от южных славян, в частности болгар, так и от Византии. Переводная литература XI--XIII вв. В целом Русь стала читать чужое раньше, чем писать свое. Но не следует видеть в этом какое-то свидетельство «неполноценности» культуры восточных славян. Все европейские средневековые государства «учились» у стран, наследниц многовековой античной культуры — культуры Древней Греции и Рима. Для Руси важнейшую роль в этом отношении сыграли Болгария и Византия. Подчеркнем также, что восприятие чужой культуры, с ее многовековыми традициями, было у восточных славян активным, творческим, отвечало внутренним потребностям развивающейся Древней Руси, стимулировало возникновение оригинальной литературы. Особенности взаимоотношений древнеславянских литератур между собой и их отношений с литературой Византии иногда рассматривались как процесс влияния одной литературы на другую. Древнерусская литература, более молодая сравнительно с литературой Болгарии и тем более — с литературой Византии, предстает при такой постановке вопроса пассивным объектом такого влияния. Правильнее говорить, однако, не о «влиянии», а о своеобразном процессе трансплантации («пересадке») литературы одной страны в другую — о переносе византийской литературы на русскую почву. Дело в том, что до принятия христианства в Древней Руси не существовало литературы (искусство слова было представлено фольклором) и, следовательно, византийской литературе было не на что влиять. Поэтому, на первых порах после принятия христианства византийская литература — непосредственно или через болгарское посредство — была просто перенесена на Русь (трансплантирована). Такой перенос, однако, не был механическим: произведения не просто переводились или переписывались, они продолжали свою литературную историю на новой почве. Это значит, что создавались новые редакции произведений, их сюжет изменялся, первоначальный язык перевода русифицировался, на основе переводных произведений создавались новые компилятивные памятники. Особенно это касалось произведений светского повествования и исторических; произведения богослужебные, сочинения «отцов церкви» или библейские книги в большей степени сохраняли свой канонический текст. Литература-посредница. Для средневековых литератур характерна и еще одна специфическая особенность — существование литератур-посредниц, т. е. литератур, «книжный фонд» которых (иначе говоря — сумма входящих в них литературных памятников) оказывается в значительной своей части общим для разных национальных литератур. Для южных и восточных славян функцию такой литературы-посредницы выполняла древнеболгарская литература. Она включала как памятники древнехристианской литературы (переводы с греческого), так и памятники, созданные болгарскими авторами, в Моравии и Чехии, а в последующие века и памятники, созданные на Руси и в Сербии. Жанры переводной литературы. Библейские книги. Библия включает в себя книги Ветхого завета и Нового завета. В Ветхий завет входит так называемое «Пятикнижие Моисея» (книги Бытия, Исход, Левит, Числ и Второзаконие), в котором повествуется о сотворении мира, о древнейшей истории еврейского народа; приводятся основные религиозные и моральные предписания. В последующих книгах: книге Иисуса Наввина, книге Судей и четырех книгах Царств — излагается история евреев в Палестине вплоть до гибели Израильского и Иудейского царств. В Новый завет входили четыре Евангелия, «Деяния апостолов», «Апостольские послания» и «Апокалипсис». Евангелия (от греч. евангелион — благая весть) приписывались ученикам Христа — апостолам Матфею, Марку, Луке и Иоанну; в них повествовалось о земной жизни Иисуса и излагалось его учение. О проповеди апостолами христианства рассказывается в книге «Деяний»; в «Апокалипсисе» Иоанна Богослова в символических образах изображается близкий конец мира. Патристика. \ В древнерусской, как и в любой другой средневековой христианской литературе большим авторитетом пользовалась патристика — сочинения римских и византийских богословов III-XI вв., почитавшихся как «отцы церкви» (по-греч. патер — отец, отсюда и название их произведений — патристика) . На Руси широкое распространение получили сочинения Иоанна Златоуста (344-407), выдающегося византийского проповедника. Авторитетом в Древней Руси пользовались также сочинения византийского проповедника Григория Назианзина (Богослова) (329-390), Василия Кесарийского (ок. 330-379 гг.), автора полемических и догматических произведений, а также популярной в средневековье книги «Шестоднев» (цикл проповедей на темы рассказа библии о сотворении мира), Ефрема Сирина (ум. в 373 г.). Жития святых. Сборники изречений и афоризмов имели открыто назидательную, дидактическую цель. Обращаясь непосредственно к читателям и слушателям, проповедники и богословы превозносили добродетели и осуждали пороки, сулили праведникам вечное блаженство после смерти, а нерадивым и грешникам грозили божественной карой. Патерики. Широко известны были в Киевской Руси патерики — сборники коротких рассказов, по большей части о монахах, прославившихся своим благочестием или аскетизмом. Апокрифы (греч. апокриф — потаенный). Помимо преданий, вошедших в канонические, библейские книги, т. е. в Ветхий и Новый завет, в средневековой письменности широкое распространение получили апокрифы — легенды о персонажах библейской истории, однако сюжетно отличающиеся от тех, которые содержатся в библейских канонических книгах. Хроники. Среди первых переводов и первых книг, привезенных на Русь из Болгарии, были и византийские хроники. Хрониками или хронографами называются произведения историографии, излагающие всемирную историю. Особенно большую роль в развитии оригинального русского летописания и русской хронографии сыграла «Хроника Георгия Амартола». Составитель ее — византийский монах. Амартол по-гречески — грешник; это традиционный самоуничижительный эпитет монаха. Торжественная проповедь. «Слово о Законе и Благодати» Илариона Торжественное слово – ораторский жанр. Имеет структуру. Обращение к аудитории - риторические средства. Слово о Законе и Благодати" митрополита Илариона представляет собой интереснейший памятник отечественной религиозно-философской мысли, т.к. свидетельствует о проявление в XI духовного наследия раннего русского христианства, близкого к кирилло-мефодиевской традиции.. Сам текст памятника сохранился более чем в 50 списках XV—XVI вв. и в разных редакциях, а наиболее авторитетным считается список середины XV в Логический анализ позволяет разделить "Слово о Законе и Благодати" на три составные части. Первая часть — это своеобразное философско-историческое введение. В его основе лежит рассуждение о соотношении Ветхого и Нового заветов — Закона и Благодати. Смысл подобного рассуждения многообразен. С одной стороны, это продолжение чисто богословского спора между западной, римской Церковью и Церковью восточной, православной. Дело в том, что западное христианство почитало Ветхий завет как собрание разного рода правовых норм, как оправдание свойственных западному миру прагматических устремлений и т.д. На Востоке Ветхому завету придавалось гораздо меньшее значение. Во второй части "Слова" Иларион развивает идеи спасения одной Благодатью уже в приложении к Руси. Крещение Руси, совершенное великим князем Владимиром, показало, что Благодать распространилось и в русские пределы. Следовательно, Господь не презрел Русь, а спас ее, приведя к познанию истины. Приняв Русь под свое покровительство, Господь даровал ей и величие. И теперь это не в "худая" и "неведомая" земля, но земля Русская, "яже ведома и слышима есть всеми четырьми конци" света. Более того, христианская Русь может надеяться на великое и прекрасное будущее, ибо оно предопределено Божиим Промыслом. Третья часть "Слова" посвящена прославлению великих киевских князей. Прежде всего, речь идет о князе Владимире (в крещении — Василий), которого посетил Сам Всевышний и в сердце которого воссиял свет ведения. Кроме Владимира, славит Иларион князя Ярослава Мудрого (в крещении — Георгий), современником и соратником которого был и сам митрополит. Но интересно, что Иларион прославляет также и язычников Игоря и Святослава, заложивших будущее могущество Русского государства. Более того, в своем сочинении Иларион именует русских князей титулом "каган". А ведь этот титул в те времена приравнивался к титулу императора. Да и самого Владимира Иларион сравнивает с императором Константином. По сути дела, "Слово" — это похвальная песнь Руси и ее князьям. А воспевание достоинства и славы Русской земли и княживших в ней потомков Игоря Старого направлено прямо против политических притязаний Византии. "Слово о Законе и Благодати" иллюстрирует и первые шаги христианства в Древней Руси. Нетрудно заметить, что у Илариона христианство носит ярко выраженный оптимистический характер, оно пронизано верой в то, что спасение будет дано всем, принявшим Святое Крещение, что само христианство преобразило Русь, открыло ей врата в божественные чертоги. Учительная литература. «Поучение» Владимира Мономаха В отличии от ораторского красноречия, которое рассматривалось как элитарное искусство, «учительное» или «дидактическое» красноречие давало писателю больше свободы в выборе темы, формы и стиля произведения. Цель поучений- непосредственное назидание, наставление. Они не велики по объему и часто лишены риторических украшений. Памятники дидактической прозы, безыскусные по стилю, содержали немало ярких бытовых реалий и сцен «низкой» действительности, особенно в описании человеческих пороков. Давая читателям «урок» от противного, их авторы создавали колоритные образы «винопийц», «прелюбодеев», «сквернословов». Другая группа поучений обращена к монахам и содержит ряд правил, которым неукоснительно они должны следовать. Особое место в литературе XI-XII вв. занимает "Поучение" Владимира Мономаха, внесенное в Лаврентьевскую летопись под 1096 г. По-видимому, это произведение рассматривалось летописцами как предсмертное завещание князя, аналогичное завещанию Ярослава Мудрого (1054). Центральная идея "Поучения" состоит в призыве, обращенном к детям Мономаха и всем, кто услышит "сию граматицю", строго соблюдать требования феодального правопорядка, руководствоваться ими, а не личными, своекорыстными семейными интересами. "Поучение" выходит за узкие рамки семейного завещания и приобретает большое общественное значение. На примере личного богатого жизненного опыта Владимир дает высокий образец служения князя интересам своей земли. Характерная особенность "Поучения" - тесное переплетение дидактики с автобиографическими элементами. Наставления Мономаха подкрепляются не только сентенциями из "священного писания", но в первую очередь конкретными примерами из собственной жизни. На первый план в "Поучении" выдвигаются задачи общегосударственного порядка. Священная обязанность князя - забота о благе своего государства, его единстве, строгое и неукоснительное соблюдение клятв и договоров. Князь должен "пещись о хрестьянских душах", "о худом смерде" и "убогой вдовице". Междоусобные распри подрывают экономичес-кое и политическое могущество государства. Только мир приводит к процветанию страны. Поэтому в обязанность правителя входит сохранение мира. Другой не менее важной обязанностью князя, по мнению Мономаха, является попечение и забота о благе церкви. Он понимает, что церковь является верной помощницей князя. Поэтому ради упрочения своей власти князь должен неусыпно заботиться о священническом и иноческом чине. Правда, Мономах не рекомендует своим детям спасать душу в монастыре, т. е. идти в монахи. Аскетический монашеский идеал чужд этому жизнелюбивому энергичному человеку. Однако он призывает к соблюдению религиозной обрядности, считая, что тремя добрыми делами - покаянием, слезами и милостыней - можно "избыти грехов своих". В соответствии с христианской моралью требует Владимир заботливого отношения к "убогим" (бедным). В то же время князь должен быть стражем справедливости и не давать "сильным погубить человека", как сам Владимир "не дал есм сильным обидети" ни "худаго смерда", ни "убогые вдовице". Князь должен быть сам примером высокой нравственности. Основным положительным качеством человека является трудолюбие. Труд, в понимании Мономаха,- это прежде всего воинский подвиг, а затем занятие охотой, когда в непрестанной борьбе с опасностями закаляются тело и душа человека. Владимир приводит примеры из своей личной жизни: он совершил только 83 больших похода, а малых и не упомнит, заключил 20 мирных договоров. На охоте он подвергался постоянной опасности, не раз рисковал своей жизнью: "Тура мя 2 метала нарозех и с конем, олень мя один бол, а 2 лоси, один ногами топтал, а другый рогома бол; ...лютый зверь скочил ко мне на бедры и конь со мною поверже". Основным пороком Владимир считает лень: "Леность бо всему мати: еже умеетъ, то забудешь, а егоже не умеешь, а тому ся не учить". Лень поможет повлечь за собой внезапную гибель во время военных походов, нанести ущерб хозяйству князя. Опытный хозяин-вотчинник, полководец, Владимир советует детям в ведении дел не доверять ни тиунам, ни отрокам, а самому вникать во все мелочи, также и во время военных походов не следует во всем полагаться на воевод, а самим "наряжать" сторожей и спать возле воинов, не снимая оружия. Предостерегает Владимир и от лжи, пьянства и блуда: "...в том бо душа погыбаетъ и тело",- пишет он. Сам Мономах предстает в своем "Поучении" человеком необычайно деятельным: "Еже было творити отроку моему, то сам есмъ створил, дела на войне и на ловех, ночь и день, на зною и на зиме, не доя собе упокоя". Владимир выступает ревностным поборником просвещения: "Его же умеючи того не забывайте доброго, а его же не умеючи, а тому ся учите", - говорит он и ссылается на своего отца Всеволода, который "дома седя", т. е. находясь в Киеве, изучил пять языков, "в том бо честь есть от инех земль". "Поучение" построено по определенному плану: вступление, обращенное к детям, с характерным для древнерусского писателя самоуничижением - не посмеяться над его писанием, а принять в сердце свое, не браниться, а сказать, что "на долечи пути, да на санех седя, безлепицю еси молвил", и, наконец, просьба: "...ащевы последняя не люба, апередняя приймайте". Центральная дидактическая часть "Поучения" начинается с общего философского рассуждения о человеколюбии и милостивости Бога, о необходимости победы над злом и возможности этой победы, залогом чему является красота, гармония созданного Богом мира. Используя "Шестоднев", Владимир с большим лирическим воодушевлением говорит о том, "како небо устроено, како ли сонце, како ли луна, како ли звезды, и тма и свет, и земля на водах положена...". Он удивляется чуду - человеку, "како образи розноличнии в человечъскых лицих,- аще и весь мир совокупить, не ecu в один образ, но кый своим лицъ образом...". Он любуется, и как "птица небесныя из ирья (теплых стран) идуть... и худыя идуть по всем землям...". Воздав хвалу божественной гармонии мира, Владимир снова обращается к детям с просьбой послушать его от "худаго... безумья наказание", т. е. поучение. И начинается оно с рассуждения о пользе молитвы, а затем Владимир переходит к практическим наставлениям, касающимся социальной практики князя, его хозяйственной деятельности и, наконец, поведения в быту. Завершающим аккордом "Поучения" служит вновь произнесенный с большим воодушевлением призыв воздать хвалу Богу поутру, при восходе солнца, при решении государственных дел ("седше думати с дружиною", или "люди оправливати", т. е. судить), или выезжая на охоту, или отправляясь в походы, или ложась спать. "Поучение", казалось бы, логически завершено, но Мономах решает подкрепить его описанием своих "трудов". И сначала дает своеобразный дневник военных походов, по манере напоминающий краткие летописные погодные записи, только без дат. Перечисляя свои "пути", Владимир располагает их в хронологической последовательности начиная с 1072 г. по 1117 г. После походов Мономах перечисляет заключенные им мирные договоры, а затем переходит к описанию своих "ловов", обнаруживая страстную душу смелого охотника. И вновь следует заключение. Обращаясь к детям или иным, "кто прочтет", Мономах просит не осуждать его. Он восхваляет не себя, не свою храбрость, а хвалит Бога, который его "худаго и грешного" столько лет сохранял от смерти и сотворил "не ленива", "худаго", "на вся дела человечьская потребна". Мономах отводит таким образом от себя, как писателя, обвинение в гордости, в самовосхвалении. Обращаясь к детям, он уверен, что, "сю грамотицю прочитаючи", они устремятся на добрые дела, и призывает их без страха творить "мужьское дело". В целом "Поучение" окрашено личным чувством, написано в исповедальном, элегическом тоне4, а также отражает видение житейского быта и эпохи. Вопреки литературным канонам изображения князя, Владимир наделен индивидуальными человеческими чертами. Это не только воин, государственный деятель, но и чувствующий, страдающий, остро переживающий жизненные события человек. Для него важно, чтобы дети и другие люди, к которым обращены его слова, приняли наставление "в сердце свое". Его волнует проблема этической ответственности человека, сохранение таких чувств и качеств, как сострадание, справедливость, честь, трудолюбие. История создания «Повести временных лет». Философия истории древнего летописца. Возникновение русского летописания необходимо связывать с ранним появлением на Руси народного самосознания. Приняв христианство в его византийской форме, Русь подверглась опасности попасть в зависимость от византийской церковной иерархии и тем самым от византийской государственной власти. Для идеологического обоснования стремления Руси к церковной и политической независимости от Византии, по инициативе Ярослава и создается первый летописный свод. Исторические жанры древнерусской литературы, как правило, бытуют в составе летописей, где принцип погодного изложения давал возможность включать в нее разнообразный материал: погодную запись, сказание, повесть. В то же время летопись включала и церковную легенду, элементы жития и даже целые жития, юридические документы. Основные редакции повести. Охваченный период истории начинается с библейских времён во вводной части и заканчивается в третьей редакции 1117 годом. В 1110–1113 была завершена первая редакция (версия) Повести временных лет, в ней были отражены политические интересы тогдашнего киевского князя Святополка Изяславича. В 1113 Святополк умер, и на киевский престол вступил князь Владимир Всеволодович Мономах. В 1116 монахом Сильвестром (в промономаховском духе) и в 1117–1118 неизвестным книжником из окружения князя Мстислава Владимировича (сына Владимира Мономаха) текст Повести временных лет был переработан. Так возникли вторая и третья редакции Повести временных лет; древнейший список второй редакции дошел до нас в составе Лаврентьевской, а самый ранний список третьей – в составе Ипатьевской летописи. ИЗ КОНСПЕКТА ГИПОТЕЗЫ ВОЗНИКНОВЕНИЯ! Летописец обычно не истолковывает события, не ищет их отдаленные причины, а просто описывает их. В отношении к объяснению происходящего летописцы руководствуются провиденциализмом – все происходящее объясняется волей Божьей и рассматривается в свете грядущего конца света и Страшного Суда. Внимание к причинно-следственным связям событий и их прагматическая, а не провиденциальная интерпретация несущественны. Для летописцев важен принцип аналогии, переклички между событиями прошлого и настоящего: настоящее мыслится как «эхо» событий и деяний прошлого, прежде всего деяний и поступков, описанных в Библии. Убийство Святополком Бориса и Глеба летописец представляет как повторение и обновление первоубийства, совершенного Каином (сказание Повести временных лет под 1015). Владимир Святославич – креститель Руси – сравнивается со святым Константином Великим, сделавшим христианство официальной религией в Римской империи (сказание о крещении Руси под 988). Если летопись — свод предшествующего исторического материала, различных стилистических отрывков, политических идеологий и если она даже не отражает единого, цельного мировоззрения летописца, то почему же все-таки она предстает перед нами как произведение в своем роде цельное и законченное? Единство летописи как исторического и литературного произведения не в заглаженности швов и не в уничтожении следов кладки, а в цельности и стройности всей большой летописной постройки в целом, в единой мысли, которая скрепляет всю композицию. Летопись — произведение монументального искусства, она мозаична. Рассмотренная вблизи, в упор, она производит впечатление случайного набора кусков драгоценной смальты, но окинутая взором в целом, поражает нас строгой продуманностью всей композиции, последовательностью повествования, единством и грандиозностью идеи, всепроникающим пафосом патриотизма. Летописец развертывает перед нами картину русской истории — всегда от ее начала, за несколько столетий, не стесняясь размерами своего повествования. Он дает эту картину в противоречиях своего собственного мировоззрения и мировоззрения своих предшественников. Эти противоречия жизненны и закономерны для его эпохи. Его представления о перспективе укладываются в рамки средневековой системы. «Повесть временных лет». Принципы повествования и жанрово-стилевой состав.
Противоречивой, нецельной и мозаичной летопись будет казаться нам только до той поры, пока мы будем исходить из мысли, что она создана вся от начала до конца одним автором. Такой автор окажется тогда лишенным строгого единства стилистической манеры, мировоззрения, политических взглядов и так далее. Но как только мы станем исходить из мысли, что единого автора летописи не было, что подлинным автором летописи явилась эпоха, ее создавшая, что перед нами не система идей, а динамика идей, — летопись предстанет перед нами в своем подлинном единстве, — единстве, которое определяется не авторской индивидуальностью, а действительностью, жизнью, в единстве, отражающем в себе и все жизненные противоречия. Огромные просторы вечнотекучего содержания летописи окажутся тогда включенными в широкое, но тем не менее властно подчиняющее себе движение летописного текста русло — в русскую действительность. Исторический контекст «Слова о полку Игореве» (Русь XII века и ее культура, поход князя Игоря по летописям). Эпоха, которой принадлежит гениальный памятник "Слово о полку Игореве", противоречива и трагична в своей основе. С одной стороны, она отмечена высоким разивтием искусств: живописи, архитектуры, прикладного искусства, литературы, а с другой - она характеризуется почти полным распадом Русского государства на самостоятельные княжества, отмечена разорявшими страну междуусобными войнами князей и чревата крайним ослаблением Руси как единого целого в военном отношении. В свое время - в конце XI и в первой четверти XII века - Владимир Мономах вносил сильное сдерживающее начало в процесс дробления Русской земли. Ему удалось глубокими походами в степь утишить половцев. Со смертью Владимира Мономаха в 1125 году вражда между отдельными русскими князьями усиливается, а через некоторое время возобновляются и набеги половцев. Вплоть до татаро-монгольского нашествия междуусобия отдельных ветвей княжеского рода становятся все более и более частыми. Воюют в основном потомки Владимира Мономаха - "мономаховичи" - с потомками постоянного противника Мономаха Олега Святославича - "ольговичами". Вся литература XII - начала XIII века является единым реальным целым, в котором произведения объединяются, соединяются между собой, продолжают друг друга, составляются на основе переписки нескольких писателей, живущих в разных концах Русской земли. При этом она становится литературой единой темы - темы Русской истории, литературой единой идеи - идеи необходимости единения. Вся русская литература XII - начала XIII века по существу одно произведение, которое мы могли бы назвать своеобразной проповедью единства Русской земли, - проповедью, составленной в разных концах Руси и в едином стиле монументального историзма, который, возникнув в XI веке, именно в XII и начале XIII века достигает своего особенно активного и действенного расцвета. Русская литература этого периода не только развивается как единое целое, но и не обнаруживает никаких признаков стремления к самостоятельному и замкнутому развитию в отдельных областях и княжествах. Ни одно из произведений не выступает с проповедью разделения Руси, выделения того или иного княжества в самостоятельное государство, не отражает стремления к культурному отъединению. Напротив, писатели этого периода как бы устремляются друг к другу через огромные расстояния, пытаются установить между собой связи, вступают в переписку, ощущают свою общность и избегают творческого одиночества. Стремление к преодолению расстояний определяет весь характер литературы этого периода. Каждое из княжеств дорожит своею исторической общностью с другими княжествами. Монументально-исторический стиль определяет содержание, форму и самые способы ведения летописания, составления литературных произведений, отношение писателей к окружающему миру и характер литературной традиции. Русская литература в XII и начале XIII века, как мы уже видели, постоянно пыталась создать и развивать свои собственные жанры, способные наилучшим образом ответить потребностям русской действительности. Даже многие традиционные жанры претерпевали значительные изменения - как, например, жития святых, проповеди, поучения, в которых все сильнее и сильнее вторгались политические мотивы. Однако жанр торжественной проповеди сохранился почти без изменений, и в нем древнерусские писатели достигли большого искусства. Система образов «Слова о полку Игореве» (образы князей, Бояна, образ автора, роль природы). Главным героем «Слова» является не какой- либо из князей, а русский народ, Русская земля, а потому образ Русской земли занимает в нем центральное место. Автор «Слова» рисует обширные пространства Руси, ощущая родину как единое огромное целое. Мы видим необозримые пространства: это великие реки Дон, Волга, Днепр; это древние города Путивль, Киев, Черни¬гов, Новгород, Галич и многие другие; это «сине море» и просторы степей — «страны незнаемой». Природа предстает живой и одухо¬творенной, вместе со всем народом переживающей за судьбу роди¬ны. В образе Русской земли объединяется для автора «Слова» ее ис¬тория и современность, села и города, реки и степи, а главное — люди, ее населяющие, ее народ. Образ страдающей родины вызы¬вает сочувствие к ней читателя, возбуждает ненависть к ее врагам, зовет русских людей на ее защиту. Большой интерес представляет образ князя Игоря — с ним связана не только основная сюжетная линия, но и важнейшая для автора идея. С одной стороны, автор создает идеальный образ эпичес¬кого героя, для которого главное — воинская честь и рыцарское достоинство; он воспевает его храбрость и мужество и заставляет читателей проникнуться к своему герою любовью и состраданием. С другой стороны, князь — человек своего времени. Привлекатель¬ные качества его личности вступают в противоречие с безрассудст¬вом и эгоизмом, поскольку князь заботится о своей чести больше, чем о чести родины. Вот почему, несмотря на видимую личную симпатию к князю Игорю, автор все же подчеркивает в герое не ин¬дивидуальное, а общее, что роднит его с другими подобными ему князьями, самолюбие и недальновидность которых привели к меж¬доусобной борьбе, раздорам и в конечном результате к потере един¬ства Руси как государства. Недаром рядом с образом князя Игоря появляется не только образ идеального воина, героически погибающего на поле битвы (это «Буй Тур» Всеволод, брат Игоря), но и образ его деда Олега Святославича, которого автор выразительно называет «Гориславичем», напоминая о народном горе, вызванном его усобицами. Имя этого князя, одного из зачинателей междоусобной борьбы, не случайно стоит в заглавии произведения. Так и Игорь, отправившийся в поход на половцев до¬бывать «себе славы», принес только горе русской земле, на которую по¬сле его поражения обрушилось опустошительное нашествие врагов. Особое место в произведении занимает образ дружины князя Игоря и союзных ему князей. Войско Игоря — это не просто воины, это «русичи». Они идут на половцев за родину, с ней прощаются, переходя границу Руси: «О Русская земля! Уже ты за холмом!» Это прощание с Русской землей в целом, а не с Новгород-Северским княжеством, не с Курском или с Путивлем, и когда войска Игоря разгромлены, на кровавом «пиру» полегли «храбрые русичи», вся Русская земля оплакивает их. Это всенародное горе символически обобщает плач Ярославны — юной жены Игоря, которая представляет собой образ идеальной русской женщины. Это верная и преданная подруга мужа, силой своей любви помогающая ему вернуться из плена. Плач Ярославны имеет еще одну важную функцию: он призван оправдать бегство Игоря из плена, что считалось поступком, наносящим урон чести князя. Здесь его бегство как бы освящено космическими, природ¬ными силами, которые призваны плачем Ярославны («ветер, вет¬рило», Днепр Словутич, «светлое и трисветлое солнце»). Именно ее горе и горе всей Русской земли помогли совершению переворота в душе князя Игоря. В финале он осознает гибельность своих преж¬них устремлений и сам готов принять участие в будущих походах русских князей против половцев. Эгоистические устремления Иго¬ря оказываются побеждены сознанием важности единения всех князей для спасения земли русской. Эта идея во многом связана с образом киевского князя Святосла¬ва, который воплощает идеал мудрого и сильного, порой «грозного», правителя, главы русских князей. В своем «золотом слове», обра¬щенным ко всем русским князьям, Святослав не только скорбит о бе¬де, которая постигла войско Игоря, а с ним — и всю русскую землю, но и упрекает князей в преследовании эгоистических интересов. Он дает каждому из них краткую и точную характеристику и завершает речь призывом объединить усилия в борьбе с внешним врагом. Этот прямой политический призыв к единению, прозвучавший в «золотом слове» Святослава, прямо соотносится с главной авторской идеей, а потому «слово» Святослава может быть воспринято и как «слово» автора. Ведь автор — это тоже один из основных образов и героев «Слова» — его лирической части. Нам неизвестно его под¬линное имя, мы не знаем, жил ли он в Киеве, Чернигове, Полоцке или Новгороде-Северском, был ли приближенным князя Святосла¬ва или дружинником в войске Игоря, но это и не так важно. Глав¬ное — это то, что автор «Слова», человек широко образованный, ве¬ликолепно знающий родную историю и способный делать глубокие обобщения на основе исторического опыта, истинный патриот Рус¬ской земли. Он сумел осмыслить все сложности политической борь¬бы своего времени, подняться до общерусской точки зрения и выра¬зить ее в художественно совершенной форме. Особняком в Слове о полку Игореве стоит образ певца поэта Бояна. Отношение к нему у автора Слова сложное: с воспоминания о Бояне он начинает свое вступление, его он рисует великим поэтом прошлого, однако одновременно автор Слова считает невозможным следовать старым поэтическим приемам Бояна. Боян вещий, он внук (потомок) языческого бога Велеса. Это соловей старого времени . Боян сам слагал свои песни и сам их пел, сопровождаяих игрой на каком то струнном инструменте. Он был хотью (любимцем) князя Олега Святославича (Олега Гориславича) родоначальника князей ольговичей. Его песни славы князьям. Боян пел песнь старому Ярославу (Ярославу Мудрому) , храброму Мстиславу Тмутороканскому, Роману Святославичу. Его струны сами рокотали славу князьям. В своей высокопарнойманере Боян как бы летал умом под облаками, скакал соловьем по воображаемому дереву, рыскал по тропе Трояна через поля на горы. Свое произведение автор Слова о полку Игореве противопоставляетпроизведениям Бояна: Начати же ся тъй пьt сни по былинамь сего времени (тоесть по действительным событиям нашего времени) , а не по замышлению Бояню . При всем своем уважении к славе и величию Бояна автор Слова подчеркивает неприемлемость для себя его старых словес .Эту последнюю сторону отношения автора Слова к Бояну хорошо определил Пушкин в своих оставшихся незаконченными подготовительных заметках к переводу Слова : Стихотворцы никогда не любили упрека в подражании, и неизвестный творец Слова о полку Игореве не преминул объявитьв начале своей поэмы, что он будет петь по своему, по новому, а не тащиться по следам старого Бояна .В идейном замысле Слова о полку Игореве образ Бояна имеет существенное значение. Он нужен автору для того, чтобы подчеркнуть, что он следует в своем повествовании за действительными событиями сего времени ;он нужен автору, чтобы указать, что Слово правдиво, что оно не занимается высокопарным восхвалением подвигов князей. Автор Слова не отрицательно относится к русским князьям, как не отрицательно относится он и к Бояну, но его произведение не слава, не хвала князьям, и сам он не следует традициям хвалебной поэзии Бояна. Хотя природа занимает исключительно большое место в "Слове о полку Игореве", в поэме нет пейзажа самого по себе. Природа — не объект созерцания и любования, а высшее мерило всех ценностей и человека. Природа воспринимается автором только в ее изменениях, она введена в события, она участвует в них, то замедляя, то ускоряя их ход. Она активна и в этой своей активности наделяется почти человеческими качествами. Природа сочувствует русским, стремится предупредить их об опасности, помогает Игорю в его бегстве из плена; у нее ищет сочувствия и помощи Ярославна. Когда Игорь двинулся в свой несчастный поход, свет солнца померк; ночь, "стонущая грозою", стремится остановить Игоря на его гибельном пути. Даже степные звери и птицы предчувствуют поражение русских. Вместе с половцами надвигаются от моря на войско Игоря синие тучи. Битва с половцами переносится и в природу, приобретает черты борьбы силы зла с силой добра во всей природе. Трава и деревья отзываются на поражение русских: трава никнет, деревья от горя клонятся до земли или роняют листву. Автор "Слова" отмечает те изменения в природе, которые вызываются в ней ходом человеческой истории. Междоусобные войны Олега приводят к запустению пашен. В судьбах русского народа принимают участие и реки, то зовущие князя Игоря к победе, то сочувствующие и помогающие ему. Поэтика «Слова о полку Игореве» (композиция, жанр, фольклорные элементы, ритм). Итак, прямых аналогий «Слову» в жанре и в стиле мы не находим. В этом нет ничего удивительного. Русскую литературу домонгольского периода мы знаем не целиком, выборочно. Возможно, что очень много произведений тех же жанров просто до нас не дошло. Возможно же и другое - жанровые признаки оригинальных русских произведений еще не успели достаточно созреть. Для «Слова о полку Игореве» несомненно имеет значение и то и другое. Но главное может быть даже и не в этом. «Слово» - книжное, письменное произведение, очень сильно зависящее от устной поэзии. И в литературе, и в устном творчестве существуют свои собственные жанровые системы, отнюдь не похожие друг на друга. Поскольку в «Слове» письменное произведение вступило в связь с устной поэзией и таким образом произошло столкновение жанровых систем, жанровая природа «Слова» оказалась неопределенной. Связь «Слова» с произведениями устной народной поэзии яснее всего ощущается в пределах двух жанров, чаще всего упоминаемых в «Слове»: плачей и песенных прославлений - «слав», хотя далеко не ограничивается ими. «Плачи» и «славы» автор «Слова» буквально приводит в своем произведении, им же он больше всего следует в своем изложении. Их эмоциональная противоположность дает ему тот обширный диапазон чувств и смен настроений, который так характерен для «Слова» и который сам по себе отделяет его от произведений устной народной словесности, где каждое произведение подчинено в основном одному жанру и одному настроению. Жанры: плач, славы, типа-патерик, воинская повесть, историческая повесть. Исследователи сходятся во мнении о том, что композиция "Слова о полку Игореве" состоит из трех основных частей - поход князя Игоря Святославича, рассказ о Святославе Киевском и возвращение Игоря. Композиция „Слова о полку Игореве“ при первом взгляде кажется очень сложной, а иногда и непоследовательной. Автор переходит от темы к теме, от одних действующих лиц своего повествования к другим, постоянно меняет место действия. В „Слове“ — своеобразная музыкальная композиция, в которой каждая часть не только самостоятельна по теме, но и окрашена своим особым чувством; все части вместе гармонично слиты в единое и удивительно законченное произведение. Фольклорные элементы: цвета (напоминающие лубочный картинки), включенность жанров народного творчества (например: плач), элементы магии, яркий контраст между описываемыми землями, действие происходит ВНЕ-дома. В «Слове» отсутствует сплошной стихотворный ритм. Это невозможно в связи с обилием исторических сведений, сложных конструкций предложений. «Слово», как и скандинавские саги, представляет собой чередование прозаических и стихотворных в основе своей песенных фраз. В построении текста очень много параллелизмов, которые организуют ритмику текста. |