Лекции ДРЛ. Своеобразие художественного сознания русского средневековья
 Скачать 158.24 Kb.
|
Лекция 9. Второе южнославянское влияние. Наследие Епифания Премудрого: стиль плетения словесПервое южнославянское влияние – X-XI вв. (период, связанный с Крещением Руси, трансплантацией, литературой-посредницей).  Второе южнославянское влияние – к. XIV – XV вв. Условия и предпосылки Внутриполитические: после 1380 года начинается консолидация русских княжеств после победы в Куликовской битве и выдвижение Москвы – преемницы Киева. Внешнеполитические: 1453 г. – падение Константинополя, столицы христианской империи, стал мусульманским городом. Падение выдвинуло Русское гос-во на позицию новой христианской империи, нового оплота христианской культуры. В европейском пространстве начинающее централизоваться Русское гос-во стало преемником Византии. Отсюда «Москва – третий Рим» и остальные проекции, связанные с новой религиозной философией, нового витка в развитии православно-христианской культуры. В первом и втором влиянии совпали факторы, зависящие от Руси и не зависящие от нее, так как параллельно с процессом оформления централизованного Русского гос-ва во внешнем мире, в Византии, происходят трагические события. Захват Византии – это не только реальный, физический процесс, но и процесс глобальных культурных изменений. Этот диалог внешних и внутренних причин сыграл на руку Русскому государству. Из-за этого диалога условий Русское гос-во начинает заново общение с Византией и Болгарией. Из Русской земли в Византию и Болгарию до 1453 года успевают проникнуть посланцы русской земли. Из Византии начинают в русскую землю переезжать учёные люди – культурный обмен, обогащение опыта. В связи с этим конец 14 – начало 15 века актуализировало культурный опыт русской земли, диалог памятников не случаен и в целом вся ситуация культурного Ренессанса выдвинула интерес к внутреннему миру человека. Культурный Ренессанс выдвинул на первое место интерес к внутреннему человеку. Случился предсказуемый ход – ход через религиозную философию. Этот интерес воплотился в религиозно-философском учении – исихазм - христианское учение о нравственном и физическом совершенствовании человека для индивидуального общения с богом через созерцание, в основе которого – монашеская и аскетическая практика познания бога. Центральным понятием становится символическая категория света, которая неслучайно проникает в русскую культуру через иконопись. Исихазм распространяется на Руси во время второго южнославянского влияния, в конце XIV в.: Иконопись Феофана Грека (ок. 1340 — ок. 1410) и его ученика - Андрея Рублева (ок. 1360 – 1428 ? 1430) – они стали проводниками учения исихазма, которое было подхвачено священнослужителями. Деятельность Сергия Радонежского (1314 – 1390) и Стефана Пермского (1340е гг. – 1396) – подвижники исихазма. Формируется новое умственное движение, связанное с новым витком развития религиозного искусства, которое синкретично. Общий панегирический стиль искусства (живопись, архитектура, литература) (панегирический - связанный с ситуацией эмоциональной экспрессией и свойственный всем видам искусства и связанный с напряженным поиском эмоциональной выразительности) возникает. Появление умозрительного стиля, связанного с позицией внутреннего созерцания, тишины. Художественная особенность найдет отражение и в литературе. Епифаний Премудрый и стиль плетения словес Епифаний Премудрый (XIV в. – между 1418 и 1422 гг.) – представитель литературного направления, литературной братии, о котором известно очень мало. Был просвещенным человеком своего времени; скорее всего, успел побывать за пределами Русского гос-ва: в Афоне, Константинополе. Один из представителей умственного движения. В своем наследии отразил и зафиксировал новый литературный вербальный стиль – стиль «плетения словес», который находится в одной парадигме, плоскости с общим направлением всего древнерусского искусства, которое ориентируется на внимание к внутреннему миру человека, на абстрагирование. Этот стиль – попытка абстрагирования. Стиль – создание некоего смысла, как внутреннего, так и внешнего. Произведения: «Слово о житии Стефана Пермского (просветитель пермского народа)» (ок. 1396 г.) Житие Сергия Радонежского (после 1392 г. + правки после смерти самого агиографа) В житие видна плотная ткань текста – плетение, нанизывание определений без пробелов, разделения на предложения. Епифаний – один из проводников нового стиля, новой литературы. Оба его текста являются новаторскими, но «Житие СР» выглядит более приближенным к канону жития: традиционная композиция, стиль плетения словес проявляется в последней части, где похвала и плач и проявляется авторское начало. «Слово о житии Стефана Пермского»: проблема новаторства Изменение композиционного соотношения частей житийного текста (проявляется в том, что он увеличивает вступительную и заключительную части, которые связаны с феноменом авторской личности, таким образом, увеличивая долю своего присутствия в тексте; несколько сокращается основная часть, которая строится на фактографической основе); Зримая фактографическая основа повествования (в обоих текстах автор активно прибегает к повествовательной структуре, описывая в житийном тексте действительные события, происходившие со святыми; просветительская деятельность Стефана – фактографическая основа; детализированная часть повествования включает еще прямую речь); Сознательная авторская установка на орнаментальную прозу, украшенную речь (масштабна в заключительной части, плаче, эти отрывки говорят о новой стилистике, новой экспрессии, психологизации текста). Плетение словес – попытка обозначить контурно, эскизно природу невыразимого. Основные приемы украшенной речи: наращивание синонимических рядов; синтаксический параллелизм; ритмическая перекличка; языковая игра; оксюморонные сочетания (похвала в виде плача). ИТОГ: Приемы дают наращивание смысла без прямого называния темы, предмета высказывания эмоциональная экспрессия, воздействие на читателя; постановка проблемы невыразимого сакрального смысла, невозможно приблизиться к тайне святого. В проблеме невыразимого заключается философия нового времени и нового искусства. Позиция абстрактного психологизма и выразителем этой позиции, интересующийся вечным движением, становится эмоционально-экспрессивный стиль «плетения словес». Областнические тенденции в Новгородской литературе ХV века (Повесть о путешествии архиепископа новгородского Иоанна на бесе в Иерусалим, Повесть о Щиле, Повесть о новгородском белом клобуке) Новгород был крупнейшим политическим, экономическим и культурным центром северо-западной Руси. По своему политическому устройству Новгород был типичной феодальной республикой. Характерной особенностью новгородских летописей XV в. является включение в них историко-легендарного повествования. В поздних новгородских летописях большое место отводится повествованию о присоединении Новгорода к Москве Иваном III (1472-1478), появляются вставленные позже легенды, предвещающие падение новгородской вольности. В XIV в. в новгородской литературе интенсивно развивается жанр путешествий-хождений. В середине века проявляется "Хожение Стефана Новгородца". Это первое в древнерусской литературе путешествие мирянина. Цель его путешествия - торговля. Стефан создал своеобразные очерковые записки, в которых описывались не только святыни, но и важнейшие достопримечательности Царьграда (Юстинианов столп, гавань и морские суда, архитектура города). «Повесть о путешествии новгородского архиепископа Иоанна на бесе в Иерусалим». Эта повесть посвящена прославлению святости новгородского архиепископа. Основу ее сюжета составляет типичный для средневековой литературы мотив борьбы праведника с бесом.«Лукавый бес, решив «смутити» архиепископа, забрался в сосуд с водой, из которого Иоанн имел обыкновение умываться. «Уразумев бесовское мечтание», Иоанн оградил сосуд крестным знамением. «Не могий часа терпети», бес «нача вопети», прося отпустить его. Иоанн согласился при условии, что бес в одну ночь свозит его из Новгорода в Иерусалим и обратно. Перед нами характерный эпизод волшебной народной сказки, которому в повести придан религиозно-моралистический оттенок. Совершив свое фантастическое путешествие, Иоанн по требованию беса должен был хранить молчание об этом столь примечательном факте: подумать только, бес вез на себе архиепископа не на шабаш ведьм, а к гробу господню! Но (довольно верный психологический штрих) тщеславие взяло верх над страхом бесовской мести. Иоанн рассказал в беседе «с благочестивыми мужами» о том, что некий человек побывал в единую ночь в Иерусалиме. Обет молчания нарушен, и бес начинает творить пакости святителю. Бесовские козни носят конкретный бытовой характер. Посетители кельи Иоанна видят то женское монисто, лежащее на лавке, то туфли, то женскую одежду и неоднократно выходящую из кельи блудницу. Разумеется, все это козни дьявола, бесовские мечтания. Но как в этих картинах верно подмечены нравы «отцов церкви», в фантастическом сюжете нетрудно обнаружить реальные черты быта духовенства. Новгородцы решают, что человеку, который ведет непотребную жизнь, не подобает быть святителем. Они изгоняют архиепископа, посадив его на плот. Однако по молитве Иоанна плот поплыл против течения. Невиновность и «святость» его воочию доказаны. Новгородцыраскаиваются и со слезами молят Иоанна о прощении.Повесть отличается занимательностью сюжета, живостью, образностью, яркими деталями быта. Большую роль в ее сюжетно-композиционной структуре играет прямая речь. Занимательность сюжета повести привлекла внимание лицеиста Пушкина, начавшего работу над комической поэмой «Монах». Мотив путешествия героя на бесе был использован Н. В. Гоголем в повести «Ночь перед Рождеством». «Повесть о новгородском посаднике Шиле». С популярным именем Иоанна связана «Повесть о новгородском посаднике Щиле». В ее основе — устное предание о ростовщике-монахе Щиле, построившем церковь Покрова в Новгороде в 1320 г. Предание, попав в церковную среду, претерпело изменения: монах был заменен посадником, а повесть ставила своей целью доказать спасительность заупокойных молитв и необходимость подушных церковных вкладов. С их отрицанием выступали в Новгороде еретики —«стригольники». Эта рационалистическая городская ересь, возникшая в XIV в. (ее основателем считается «стригольник» — суконщик Карп), подвергала критическому пересмотру ортодоксальное церковное учение. «Стригольники» отвергали церковную иерархию, утверждая, что посредниками между человеком и Богом не могут быть священники, поставленные по мзде. Они отрицали заупокойные молитвы, считая, что за грех, совершенный человеком на земле, обязательно последует соответствующее наказание «на том свете». «Еретики» подвергали критике священников за недостойное житие, отрицали таинство причастия. В ереси под религиозной оболочкой нетрудно обнаружить социальный протест городских демократических низов против духовных феодалов.«Повесть о новгородском посаднике Щиле» защищает интересы последних, доказывая на примере своего героя ростовщика Шила необходимость и «полезность» заупокойных молитв и вкладов на помин души: церковь и ее служители способны замолить любой грех, даже такой страшный, как ростовщичество. Когда сын Щила роздал все имущество своего отца по церквам, где в течение ста двадцати дней и ночей молились за упокой души ростовщика, то грех его в конце концов был прощен: по прошествии первых сорока дней из адского пламени появилась голова, затем через сорок дней Щил вышел из ада до пояса, и по прошествии последних сорока дней все его тело освободилось от адских мук. Освобождение героя от адского пламени наглядно демонстрировалось в написанном «вапами» (красками) иконописцем «видении», «поведающем о брате Щиле во адове дне», что свидетельствует о тесной связи слова с изображением. «Повесть о новгородском белом клобуке». Повесть состоит из трех частей. Первая часть —история возникновения клобука. В благодарность за исцеление от неизлечимой болезни и за «просвещение» (обращение в христианство) Константин нарек Сильвестра папой, подарил ему белый клобук и даже предоставил в его распоряжение Рим, основав новую столицу Константинополь, решив, что не подобает в едином граде быть власти светской и церковной. Вторая часть — переход клобука из Рима в Константинополь. При нечестивом папе Формозе и царе Каруле после разделения церквей на католическую и православную в Риме перестали почитать белый клобук: Формоз отступил от православной веры. По прошествии длительного времени другой папа, превознося гордостью, подстрекаемый бесом, тщетно пытается сжечь клобук, отослать его в дальние страны, чтобы там его «опоругати и изтребити». По грозному повелению ангела нечестивый папа вынужден отправить клобук в Царырад, к патриарху Филофею. Третья часть повествует о переходе клобука из Византии в Великий Новгород. По велению «светлого юноши», который поведал Филофею историю клобука, а также Сильвестра и Константина, явившихся патриарху в «тонком» сне, Филофей вынужден отправить белый клобук в Новгород, поскольку «благодать отимется» от Царьграда «и вся святая предана будет от бога велицей Рустей земли». В Новгороде клобук с честью встречает архиепископ Василий, заранее предупрежденный ангелом о его прибытии. «И благодатию господа нашего Исуса Христа и по благословению святейшего Филофея, патриарха Царьграда,— утвердился белый клобук на главах святых архиепископ Великого Новаграда». Центральное место в повести отведено вымыслу, подчиненному общей историко-философской и политической концепции перехода символа мировой церковной власти — белого клобука из «ветхого» Рима, «гордостию и своею волею» отпавшего «от веры Христовы», во второй Рим — Константинград, где «христианская вера погибнет» «насилием агарянским», а потом в третий Рим, «еже есть на Руской земли»; «вся христянъская приидут в конец и снидутся во едино царство руское православия ради».Исследователь повести Н. Н. Розов показал идейную перекличку ее с произведениями, излагающими теорию Русского государства «Москва — третий Рим». В повести последовательно проводится мысль о превосходстве духовной власти над светской: белый клобук «честнее» царского венца. Таким образом, в новгородской литературе XV в. обнаруживается наличие явных сепаратистских тенденций, культивируемых правящими верхами феодального общества: архиепископами, посадниками. Стремясь утвердить идею независимости «вольного города», они прославляли его местные святыни, его архиепископов: Иоанна, Василия, Моисея, Евфимия II, осуждали «лютого» фараона Андрея Боголюбского, покушавшегося на независимость города. В новгородской литературе широко используется легендарный повествовательный материал. Он занимает значительное место в новгородской агиографии, исторических сказаниях. Отразившиеся в нем народные представления, художественные вкусы накладывают своеобразный отпечаток на новгородскую литературу. Лучшие ее произведения отличаются сюжетной занимательностью, конкретностью изображения и присущей новгородцам простотой стиля. Эволюция жанра хождений и «Хождение за три моря» Афанасия Никитина В путевой литературе русского средневековья паломническим хождениям XVI-XVII вв. принадлежит особое место. Именно эта эпоха для древнерусского хождения стала пиком жанровой динамики: с одной стороны, отмечается его интенсивное развитие, с другой — существование на основе сочетания канона и процесса деканонизации, понимаемого не как отмирание жанра, а как его рождение в новом качестве, благодаря изменениям сложившихся родо-видовых традиций. Процесс деканонизации древнерусского хождения будет доведен до логического завершения в XVIII столетии, что приведет к разделению некогда единого жанра на светские путевые записки и паломнические хождения, после чего последние окончательно обоснуются в области конфессионального, «душеполезного», чтения, а светская путевая литература даст толчок для развития новых родо-видовых форм. С течением времени происходит эволюция жанра средневековых хождений. В XII–XIV вв. в русской путевой литературе преобладали паломнические хождения, где главным было описание достопримечательностей Ближнего Востока. Начиная с XV в. кроме благочестивых паломников в среде русских путешественников появляются новые типы: "гость торговый", посол по государственным или церковным делам. Резко расширяется география путешествий: это и мусульманский Восток, и католическая Европа, и сказочно богатый мир Индии. Путевые очерки писатели посвящают не только памятникам культового искусства, но и экономике, торговле, культуре, природе, быту чужих стран и народов. Происходит процесс постепенного и неуклонного обмирщения жанра, что сказывается и на содержании, и на форме путевых записок. В XVI–XVII вв. формируется новая жанровая разновидность – землепроходческие хождения, авторами которых являются предводители военных отрядов, посланных русским правительством для колонизации необъятных просторов Урала и Сибири, Дальнего Востока и Камчатки. Это были люди, одержимые жаждой неизвестного и желанием послужить делу "прирастания" Московского государства, наделенные пытливым умом и по-русски широкой, свободолюбивой душой. Выдающимся произведением конца XV века является «Хожение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина – памятник, стоящий особняком в древнерусской литературе. Своими внешними чертами этот памятник отчасти напоминал «хожения» по «святым землям», существовавшие уже с XII века, или описание путешествий на церковные соборы. Но путешествие Никитина было не паломничеством в христианскую землю, а поездкой по торговым делам в Индию и не могло рассматриваться как благочестивое дело. Автор «Хожения» Афанасий Никитин был тверичом, но в своём сочинении он ни разу не обнаруживает своих областных интересов, вовсе даже не упоминает о Твери. Вспоминая на чужбине свою родину, он вспоминал Русь в целом, русскую землю. Интересы его были общерусские, и он мыслил себя прежде всего русским человеком. В этом отношении он разделял взгляды и чувства, которые больше всего характеризовали московскую литературу и московскую политическую мысль его времени. Сочинение Афанасия Никитина было доставлено в Москву и вошло не в тверские, а в московские летописные своды. Оно помещено под 1475 годом во второй Софийской летописи. По роду занятий Афанасий Никитин был купцом. В XV веке, особенно во второй его половине, купечество уже играло заметную роль в русском государстве. Русское купечество непосредственно было заинтересовано централизацией государства, в ликвидации феодальной раздробленности Руси, мешавшей развитию торговли как внутри страны, так и за её пределами. «Хожение за три моря» Никитина было совершенно неофициальным памятником; оно было, благодаря этому, лишено традиционных черт, характерных для церковной или официальной литературы. С «хожениями» и «паломниками» предшествующих веков его связывали только немногие особенности: перечисления географических пунктов с указаниями расстояний между ними, указание на богатство той или иной страны. В целом же «Хожение» Никитина было путевым дневником, записками о его приключениях, рассказывая о которых автор ещё и понятия не имел, как они окончатся: «Уже проидоша (прошли) 2 великыа дни (Пасхи) в бесеременьской земле, а христианства не оставих; далее бог ведаеть, что будеть… Пути не знаю, иже камо (куда) поиду из Гундустана…». Впоследствии Никитин все-таки направился на Русь и нашёл путь «из Гундустана», но и здесь запись его странствий точно следует за ходом путешествия и обрывается на прибытии в Кафу (Феодосию). Высокое литературное мастерство в книги Афанасия Никитина заключается в том, что она открывает собой новую страницу в истории русского литературного языка. Афанасий Никитин как писатель создал свою собственную литературную манеру, свой особый, неповторимый литературный стиль. И это стало возможным потому, что он первый смело обратился к живой образности русского разговорного языка своего времени. Так, например, рассказывая об ограблении русских купцов татарами, он выразительно скажет, что татары отпустили ограбленных купцов «голыми головами». Описывая свой приезд в Индию, он отметит: «яз куды хожу, ино за мною людей много, дивятся белому человеку». «Путешествие» заканчивается лирическим размышлением автора: «После многих помышлений я опечалился и сказал себе: горе мне, окаянному. Я сбился с истинного пути и не знаю, куда пойду. Господи боже, вседержитель, творец и неба и земли, не отврати лица от раба твоего, так как я тварь ходящая, создание твое. Не отврати меня от истинного пути и наставь на правый путь». «Путешествие» Афанасия Никитина, будучи произведением очень ценным с точки зрения историко-археологической, представляет и немалую ценность исторко-литературную как своего рода предвестник очерковой литературы как показатель высокого культурного уровня русского человека. Написанные для себя записи Никитина представляют собой один из наиболее индивидуальных памятников Древней Руси: мы знаем Афанасия Никитина, представляем его личность несравненно лучше, чем личность большинства русских писателей с древнейших времён до XVII века. Автобиографичность и лиричность «Хожения за три моря», передающего душевные переживания и настроения автора, были новыми чертами в древнерусской литературе, характерными именно для XV века. Личный характер «Хожения», способность его автора раскрыть для нас своё душевное состояние, свой внутренний мир – всеми этими чертами дневник Афанасия Никитина перекликается с величайшими памятниками древнерусской литературы. |