Курс. Террор дискуссии и практика
 Скачать 1.16 Mb.
|
|
Часть депутатов III Думы сразу же подала запрос П.А.Столыпину с просьбой прокомментировать обстоятельства взрыва на конспиративной квартире полковника Карпова, с учетом того, что "случаи участия чинов охраны в подготовке террористических актов общеизвестны". От Председателя Совета министров они требовали ответить на два вопроса: "1) Известно ли ему об отношении чинов охранного отделения к событию, имевшему место в ночь на 9 декабря на Астраханской улице и 2) какие он намерен принять меры к прекращению преступного участия чинов охраны в подготовке террористических актов"574. Но Комиссия по запросам III Государственной думы отклонила запрос 37 депутатов от кадетской и социал-демократической партий, охарактеризовав его как "недобросовестный". По мнению правого большинства комиссии, никаких свидетельств для обвинения "чинов охраны в подготовке террористических актов " взрыв на Астраханской улице на давал575. Но по мере прояснения картины в оппозиционной части Думы снова созрела идея подачи нового запроса, где упор делался уже на незаконность вербовки А.А.Петрова, которая фактически означала его освобождение от каторги. Особую заинтересованность, по сообщению в ДП, в трактовке двойной роли А.А.Петрова высказали кадеты. Они же доминировали при обсуждении вопроса о правомочности запроса в Комиссии Думы576. Но и эта попытка потерпела в Комиссии Думы неудачу, будучи отвергнута 18 голосами против шести577. 16 декабря состоялось обсуждение запроса о взрыве на Астраханской улице на заседании Думы. Переругивание левых и правых депутатов носило довольно острый характер. В конечном счете запрос был отклонен большинством в 151 голос против 88578. Версии о причастности Петрова к революционным кругам появились в газетах почти сразу же, но первоначально утверждалось о его связи со студентом Розенбергом, обещавшим своим товарищам, заподозрившим его в связях с охранкой, реабилитировать "себя не словом, а делом"579. Департамент полиции поручил новому начальнику столичной охранки отработать эту версию, но тут подоспели сообщения из Парижа о выступлениях в заграничной прессе В.Л.Бурцева, давшего свою версию этого дела580. По свидетельству самого В.Л.Бурцева, не понимавшего, почему А.А.Петров фигурирует в первых сообщениях под фамилией Воскресенского, не назвав своего настоящего имени, и почему он "...стрелял в какого-то Карпова, а не в Герасимова, в которого он рассчитывал стрелять", он тем не менее "...в тот же день, как было получено известие о взрыве в Петербурге, решился в "Ле Журналь" и "Матэн" подробно рассказать все, что знал о деле Петрова - его биографию, об участии его в Боевой Организации и о попытке охранников через него повторить среди с.-р. азефщину"581. Выступление В.Л.Бурцева, с одной стороны, спровоцировало скандал в эсеровской партии, с другой - только усилило в обществе всевозможные слухи и предположения. Эти слухи рождались в ответ на невразумительные ответы власти, сквозь зубы признавшей факт "секретного сотрудничества" Воскресенского, не вдаваясь в дальнейшие подробности. Саратовские жандармы, отвечая корреспондентам, обратившимся к ним, категорически отрицали сообщения В.Л.Бурцева и сам факт "сидения" А.А.Петрова в Саратовской тюрьме582. Но Департамент полиции, осознавая, в какую щекотливую ситуацию он попал, не склонен был откровенничать не только с прессой, но и с судебными властями583. Примечательно, что в искренность официальных сообщений не верили ни в России ни за границей. После громкого скандала с Е.Ф.Азефом дело Петрова вызвало интерес как еще одно свидетельство несовершенства правоохранительной системы режима и проявление кризиса режима в целом, что выразилось, например, в падении курса рубля на одной из бирж сразу после этого дела. И русские и заграничные газеты пестрели всевозможными намеками, догадками, фантастическими подробностями этого сенсационного дела, всерьез заинтересовавшего, как и дело Азефа, общественное мнение. Суд над А.А.Петровым никому ничего не прояснил, оставив множество недоуменных вопросов. Расколотость общества, неверие официозам и власти, "замаранность" революционеров ярко проявились вокруг всего дела Петрова. "Новое время" от 16 декабря 1909 г. перепечатало слова В.М.Дорошевича: "Революция утонула в крови. Ее надо утопить в грязи. Революция ранена насмерть. Но она еще еле-еле дышит. Повернуть ее лицом в грязь и пусть захлебнется грязью"584. Для эсеров дело Петрова прозвучало, как гром среди ясного неба. Первая волна недоумений и упреков обрушилась на В.Л.Бурцева. В своих воспоминаниях он писал: "Мое сообщение о Петрове поразило эмиграцию. Более всего были поражены с.-р. Те, кто из них знал Петрова, смотрели на него как на энергичного члена Боевой Организации и не подозревали об его двойной роли. Они не знали и о том, что он уехал в Россию. Весь день после появления моих статей во французской печати я вынужден был давать разъяснения о том, что в них я сказал о Петрове. Для всех казалось, что я введен в заблуждение провокаторами и совершил неслыханную ошибку, оклеветал Петрова, если арестованный в Петербурге был, действительно, Петров, и в то же время я выдавал его головой для предстоящего для него суда"585. По агентурным данным киевской охранки, дело Петрова вызвало, с одной стороны, бурю негодования эсеровского ЦК против В.Л.Бурцева, с другой - обострение отношений между парижскими группами с.-р и с.-д. На общем собрании меньшевики обвинили эсеров в поспешности признания "Воскресенского" членом партии, что сорвало запрос Думы, могший иметь серьезные для правительства последствия. Любопытно, что эсеров поддержали большевики-отзовисты, упрекавшие меньшевиков в бесполезных надеждах на Думу. Интересны аргументы эсеров, заявивших о важности борьбы с провокацией и о дезорганизации деятельности охранки подобными делами, выигрыш от которых "приходится и на долю социал-демократов"586. Поступок В.Л.Бурцева вызвал возмущение и в руководстве партии, и в эмигрантских кругах, и в Петербурге. Многие увидели в нем погоню Бурцева за сенсацией и саморекламой. Сам В.Л.Бурцев оправдывал свой поступок тем, что А.А.Петров "...взял с меня слово, что при первом же известии об убийстве им Ген. Герасимова (со мной он говорил исключительно об этом акте) я выступлю в европейской прессе и, пользуясь его делом, буду возможно ярче протестовать против провокации охранников. Он настоятельно просил меня ничего не скрывать о нем и говорить о нем как о революционере-террористе"587. Так это или нет, проверить нельзя. По крайней мере, письменное обращение А.А.Петрова к В.Л.Бурцеву имело совсем иной вид. В коротком письме Петров умолял Бурцева сделать все возможное для того, чтобы память о нем не "...загрязнилась какими-либо нареканиями и клеветой". Просил он об этом, по его словам, не для себя, а оберегая своих товарищей, мать, братьев, сестер и, наконец, свою невесту588. Представляется, что В.Л.Бурцев в "деле Петрова" вел свою собственную игру, заботясь прежде всего о поддержании своего реноме борца с провокацией, насаждаемой правительством. Психологически его поведение объяснить несложно: после дела Азефа из положения безвестного эмигранта В.Л.Бурцев попадает в центр общественного внимания и делает все, чтобы в нем и остаться. Насколько искренен был В.Л.Бурцев, продолжая держаться своей версии о Петрове даже после разбирательства Чрезвычайной Следственной Комиссии в 1917 г., судить сложно. На наш взгляд, даже показания В.Л.Бурцева на допросах в ЧСК оставляют впечатление, что он всячески уклонялся от всего, что могло заставить его пересмотреть свою позицию, шаткость которой он не мог не осознавать589. А.А.Петров, по словам В.Л.Бурцева, производил на него "сильное" впечатление серьезного революционного фанатика, смелого человека, честного и преданного товарища, талантливого и умного человека. Но "...в то же время в нем чуялся какой-то маньяк"590. "Неточность передач" в рассказах Петрова, которую Бурцев обнаружил позже, он объяснял не "лживостью натуры" Петрова, а его способностью убеждать себя в том, что он говорит. Показательно заявление Бурцева: "Между гипотезами лжеца и болезненным состоянием в нем я всегда выбирал последнее"591. Выше уже упоминалось, что А.В.Герасимов в 1916 г., беседуя с В.Л.Бурцевым, завел разговор об обвинениях в свой адрес в подстрекательстве А.А.Петрова к убийству С.Г.Карпова, на что Бурцев отмолчался. В 1917 г. на допросе в ЧСК он заявлял: "Однако разговора на эту последнюю тему я не поддержал, т.к. считал и считаю эти слухи абсурдом". Такую же позицию он занял и в разговоре с Доброскоком, который "...не счел даже нужным опровергать эти слухи. Я же не продолжал этой темы, т.к. и сам считал абсурдным такое предположение об их участии"592. Из уст В.Л.Бурцева, чьи обвинения в адрес Е.Ф.Азефа почти всем казались еще большим абсурдом, такие заявления звучат неубедительно. Заявлял же И.И.Фондаминский на вопрос следователя ЧСК о встречах А.А.Петрова и А.В.Герасимова в ноябре-декабре 1909 г., что "определенных сведений" не имеет, но как будто "Бартольд говорил, что у Петрова были свидания с Герасимовым"593. Поведение В.Л.Бурцева в этих обстоятельствах можно охарактеризовать как нежелание и боязнь найти правду. В декабре 1909 г., когда В.Л.Бурцев поспешил выступить со своим заявлением о Петрове, многих резанула эта поспешность, о мотивах которой догадались в общем довольно правильно, даже не зная всех обстоятельств этого дела. В эсеровской партии вспыхнул нешуточный скандал. Подавляющее большинство членов ЦК и ЗД ЦК даже не подозревали о вступлении А.А.Петрова в секретные сотрудники охранки и о соглашении его с Б.В.Савинковым, И.И.Фондаминским, С.Н.Слетовым и Б.В.Бартольдом. Но именно на ЦК и обрушилось негодование многих эсеров. "Руководящий коллектив" петербургской организации выпустил воззвание, где выражалось недоумение позицией ЦК, всегда резко нападавшего на правительство за внедрение в революционную среду провокаторов, и вдруг самого внедрившего в среду политической полиции своего шпиона. Осуждая поступок ЦК, руководство одной из самых авторитетных партийных организаций заявляло: "...после совершенного им поступка партийные организации не могут считать его в данном составе центральным и руководящим учреждением партии (выделено нами - К.М.)" и предлагало всем партийным организациям устроить собрания для обсуждения создавшегося положения594. По сообщению заграничной агентуры, в январе 1910 г. в парижских эсеровских кругах "...ныне усиленно говорят о выходе Центрального Комитета в отставку"595. Тогда же охранка перехватила письмо из-за границы от 23 декабря 1909 г., адресованное Ю.А.Никольскому, автор которого писал: "Читаю всю эту историю с запросом и глубоко возмущаясь с.-рами. Ведь какие у них документы в руках... Подлинные письма Герасимова, в которых он пишет этому Петрову, когда тот был в Петербурге, например, "вы, голубчик, отдохните хорошенько в Париже, развлекитесь.., не входите во все эти революционные дела, это нам не нужно, станьте только ближе к боевой организации" - дальше: "в случае надобности мы устроим примерное покушение или что-нибудь в этом роде..." ...И вот до сих пор даже не печатают эти документы, зато отпечатали такой листок, что его стыдно читать и теперь там опять идет свалка невероятная... "596. Действительно ли у эсеров находилось письмо А.В.Герасимова с подобными заявлениями, определенно утверждать нельзя. Но то, что эсеры располагали письмами А.В.Герасимова А.А.Петрову и передали затем их В.Л.Бурцеву - несомненный факт. Одно из таких писем В.Л.Бурцев цитировал в своих воспоминаниях об А.А.Петрове597. Как вели себя в этой ситуации члены ЦК и ЗД ЦК? ЗД ЦК вызвала из России за границу члена ЦК В.М.Зензинова для совместного поиска выхода из создавшегося щекотливого положения. По воспоминаниям самого В.М.Зензинова, написанным в 1917 г. он был вызван "на рождество" за границу (конец декабря 1909 г. - К.М.). Далее он утверждал: "Мой приезд в Париж совпал с приездом туда Петрова, который, как известно, вступил тогда в фиктивные сношения по Саратову и Петербургу с охраной ради террористических целей. Мы отнеслись отрицательно к этой авантюре и предложили Петрову выйти из партии. Позднее, как известно, ради реабилитации своего имени, он произвел взрыв в одной из конспиративных квартир петербургской охранки, которым был убит начальник Петербургского охранного отделения полковник Карпов"598. Очевидна ложность этого утверждения В.М.Зензинова сразу в нескольких пунктах. Его приезд не мог совпасть с приездом в Париж Петрова, т.к. тот в это время сидел в Петропавловке. Взрыв был произведен "не позднее", а "ранее". Петров подписывал соглашение как "член ПСР", и ни о каком выходе его из партии речи не велось. Достаточно очевидно, что В.М.Зензинова вызвали за границу в конце декабря 1909 г. для того, чтобы сообща решить, как поступать в условиях разгорающегося скандала. Был ли он в курсе условий "соглашения" в Петровым или нет, сказать сложно. Похоже, что нет, иначе Б.В.Савинков в своей объяснительной записке обязательно об этом упомянул. В.М.Зензинов оглашает ту версию, которую руководство партии сочинило в декабре 1909 г., причем формулирует ее крайне неловко, создавая путаницу со временем. Вероятно, таким образом он хотел затушевать факт принятия решения по использованию А.А.Петрова в террористическом акте без ведома ЦК. Б.В.Савинков, находясь вдали от Парижа, неожиданно для себя узнал, что в готовящемся заявлении ЦК по "делу Петрова" может быть не отмечено руководство в этом деле со стороны БО. В письме И.И.Фондаминскому он отмечал, что хотя дело "проиграно технически, оно выиграно морально и общественно" и настаивал, чтобы была сказана правда: руководство БО. Он придавал этому упоминанию большое значение, т.к. "только для этого упоминания я и шел на огромный риск во всех отношениях". По его мнению, факт отклонения Петрова от принятой линии поведения не уничтожает факта руководства и контроля, ибо руководитель принимает ответственность и за ошибки руководимого. Б.В.Савинков также настаивал на своем праве участвовать в редакции заявления ЦК599. Руководство партии оказалось в тяжелом и даже глупом положении. Сказать правду было равносильно признанию того, что руководитель боевой группы и представитель ЗД ЦК втайне от членов ЦК, находившихся в России, и от членов ЗД ЦК грубо нарушили формальные установления двух Советов партии, требовавшие немедленного исключения из партии вступившего в связь с охранкой. Более того, роспуску подлежала любая партийная организация, дававшая разрешение на вступление своего члена в секретные сотрудники с той или иной целью. Раскрыть всю правду для руководства партии означало на деле, с одной стороны отдать Б.В.Савинкова, И.И.Фондаминского, С.Н.Слетова и Б.В.Бартольда на растерзание партийного общественного мнения, не оправившегося еще от шока Азефовского дела. Строго говоря, они заслуживали самого серьезного наказания, вплоть до отстранения от своих постов или исключения из партии за то, что позволили себе втихую втянуть партию в подобную аферу, да еще после Азефа. С другой стороны, руководство партии понимало, что всей этой ситуацией оно серьезно дискредитировано в глазах как общественного, так и партийного мнения как неспособное установить жесткий контроль за действиями отдельных своих членов, тайно попирающих общепартийные постановления. Но в таком случае чего же стоят все эти постановления, постановления V Совета партии, декларируемый контроль партийных организаций над ЦК? Вывод для многих был очевиден и звучал он примерно так, как его сформулировал эсер-"еретик" А.Б.Шимановский: наличие "глубочайшего противоречия между внешней формой и действительностью нашего партийного существования", когда партия не может на деле "осуществить задачу контроля над ее "представителями""600. Именно под этим углом зрения "дело Петрова" многие в партии после "дела Азефа" и рассматривали. Вопрос принимал принципиальный характер и тянул за собой другой вопрос - об отставке ЦК и коренной реорганизации партии на иных организационных принципах. По сути дела весь этот инцидент свидетельствовал о правоте оппонентов ЦК и ЗД ЦК как из "левого", так и из "крайне правого" лагеря, предлагавших отказаться от неработоспособной централизованной модели партии. В этих условиях руководство партии сочло за благо затушевать, сгладить все это дело, пойти на лживое сообщение. Крайне важно для понимания поведения руководства партии свидетельство И.И.Ракитниковой. В январе 1913 г. она отвечала на упрек В.М.Чернова, почему по отношению к редакции "Заветов" и роману Б.В.Савинкова не была выбрана та же тактика "снисхождения" к ошибкам, что и в деле Петрова. Она писала: "Там была совершена ошибка. И там товарищи, не принимавшие участия в совершении этой ошибки, старались сгладить, всячески стушевать ее. Это все так. Но там между той и другой стороной была близкая не только идейная, но и моральная связь; там люди, сделавшие ошибочный шаг, не только не стремились всячески обособиться и отгородиться, но сами искали опоры в других. Там была истинно товарищеская атмосфера, там было общее дело, в котором каждый принимал участие и за которое - в конце концов - каждый считал себя ответственным; там была вера друг в друга и в Петровском деле видели только ошибку, уклонение в сторону от линии, которую вместе намечали, от плана , который вместе вырабатывали; там, словом, был род круговой поруки, когда каждый отвечает за действия других601. В бумагах В.М.Чернова хранится любопытный документ, представляющий из себя вырезку из рукописного текста неизвестного автора. Характер документа не вполне ясен: то ли это кусок из письма к В.М.Чернову, то ли черновой вариант сообщения ЦК о деле Петрова. Но как бы то ни было, он представляет большой интерес, так как в нем мы видим отличия от окончательного варианта сообщения, доведенного до сведения партии. В нем было написано следующее: "Как известно, дело обстояло следующим образом. Член партии Петров, находясь в Саратовской тюрьме, вошел с революционными целями в сношения с охраной. Попав в Париж, он рассказал о своем плане партии, но там его убедили, что он встал на ложный путь и прибегнул к способу /борьбы/ с охраной, недопустимой для революционера. Тогда он обратился в ЦК с просьбой выждать некоторое время с публикацией об его исключении из партии, чтобы убийством Герасимова восстановить свою личную честь; при этом он заявил, что членом партии себя уже больше не считает. Эту просьбу ЦК согласился исполнить - для приведения своего намерения в исполнение ему был дан срок в 2 недели. По истечении этого срока ЦК заявил Петрову, что если к 1 янв/аря/ ничего не будет сделано, то все дело будет оглашено, а также будет опубликовано и его исключение из партии. В свою очередь Петров взял обещание с ЦК, что все обстоятельства дела будут опубликованы партией сейчас же после акта - до суда над ним; только в этом Петров видел для себя гарантии в защите своей чести. Вот что предшествовало убийству Карпова и вот что сам Петров называл на суде"602. В фонде И.И.Фондаминского хранится "Сообщение ЦК о деле А.А.Петрова" с сопроводительной запиской в редакцию "Знамени труда", которое судя по всему осталось неопубликованным. Ввиду важности документов приводим их полностью. От имени ЦК ПСР заявлялось: "Ввиду ложных, искажающих действительные факты, слухов, проникших в печать и в среду партийных работников, по делу об убийстве Петровым начальника Петерб. охр. отд. полковника Карпова, ЦК считает нужным сообщить следующее: Находясь в Саратовской тюрьме, член партии Петров по собственному решению, без ведома партии или какой-либо партийной организации, вошел с революционными целями в сношения с охранным отделением. Выйдя из тюрьмы и приехав в Париж, Петров сообщил о своем поступке и намерениях представителям партии, которые поведения его не одобрили и заявили ему, что подобный образ действий не может быть партией утвержден и для члена партии неприемлем; при этом ему было сообщено о постановлении IV Совета Партии, согласно которому каждый член партии, входящий без ведома организации в какие бы то ни было сношения с охранным отделением, тем самым исключается из партии. Ввиду этого Петров просил передать в ЦК, что членом партии он себя больше не считает и из партии выходит; вместе с тем он обратился в ЦК с просьбой отложить на некоторое время публикацию об его исключении из партии, т.к. только при этом условии он видел возможность воспользоваться этим временем для восстановления личной своей чести убийством генерала Герасимова. Эта просьба его ЦК-м была исполнена: Петрову был дан срок в 2 недели, после чего все дело должно было быть опубликовано. В назначенный срок Петров по техническим причинам своего предприятия выполнить не успел и по его просьбе ему был продолжен срок до 1 января. 9-го декабря он убил полковника Карпова. На суде Петров заявил, что акт этот совершил за свой личный страх и риск и что никакого технического содействия партией ему оказано не было. На вопрос председателя Петров заявил, что членом партии он себя не считает, ибо вышел из нее, вступив в сношения с охранным отделением. Настоящим ЦК заявляет, что на план и на приведение его в исполнение ЦК Петрову партийной санкции не давал, считая Петрова вышедшим из партии и рассматривая все дело Петрова как его личное. Вместе с тем ЦК напоминает товарищам постановление IV Совета партии, согласно которому всякое вхождение члена партии без ведома организации в какие бы то ни было сношения с политической полицией влечет за собой безусловное исключение из партии". В сопроводительной записке в редакцию ЦО ПСР говорилось следующее: "Настоящее заявление просим немедленно опубликовать в ближайшем номере "Знамени Труда" и немедленно разослать его по имеющимся адресам отдельным |