Курс. Террор дискуссии и практика

• Название: Террор дискуссии и практика
• Дата: 15.05.2022
• Размер: 1.16 Mb.
• Имя файла: ƒ« ¢ 3 ’¥àà®à.doc
• Тип: Глава; #530664
• страница: 7 из 17

не явно грузин, и произведет на Вас хорошее впечатление) ... Я отправлю его сейчас же в Россию"³¹⁵. Савинковское "не явно грузин" несет важный подтекст. Кавказ славился своими экспроприаторскими нравами, или ,как еще называли это явление, "революционным хулиганством" и "революционным ушкуйничеством". Работа в БО требовала жесткой дисциплины, четкого выполнения своих функций, тогда как "экспроприатор" уже давно стало синонимом анархической вольницы и непредсказуемости. Т.е. речь идет о двух разных психологических типах боевиков, своеобразной "белой и черной кости". Представляется, что ни Савинков, ни многие его друзья по старой да и новой БО добровольно на экспроприацию (тем более частную) не пошли бы, этому препятствовал их своеобразный моральный кодекс террориста.

Даже в июле 1910 г., когда кадровый вопрос крайне обострился, Савинков писал Фондаминскому: "...судить же о том, можно ли делать частные экспроприации, не хочу: быть может и взял бы частного экспроприатора в БО, но во всяком случае не эту даму"³¹⁶.

Но, как бы там ни было, к середине лета - началу осени 1909 г., несмотря на все кадровые и финансовые затруднения, Боевая Организация была сформирована в количестве 11-13 человек, хотя первоначально Савинков планировал набрать около 20-ти членов БО.

Создание новой БО не осталось тайной для Департамента полиции, который принял без преувеличения экстраординарные меры. Во-первых, была организована беспрецедентная слежка за Савинковым и всеми, с кем он вступал в контакт. Для этого ДП командировал в Париж в распоряжение заведующего Заграничной агентурой (и без того имевшего в своем распоряжении филеров), а также на пограничные пункты русских филеров для сопровождения боевиков, ехавших в Россию³¹⁷. За Савинковым и другими боевиками было установлено круглосуточное наблюдение³¹⁸. По свидетельству Л.А.Либермана, "агенты охраны были поставлены на ноги. Квартиру Б.В.Савинкова буквально подвергли блокаде. И для улавливания "секретных сотрудников" в Париж из Петрограда прибыла целая вереница старших чиновников охраны с фон Котеном, Доброскоком и Киндом во главе"³¹⁹. Это грозило БО самыми серьезными последствиями: опытные филеры составляли словесные портреты боевиков, отслеживали все их передвижения, что делало возможным их арест при попытке пересечения русской границы. О том, насколько широко было поставлено дело, свидетельствует составленный в 1910 г. ротмистром Московского охранного отделения Савицким по "всем циркулярам Департамента полиции и агентурным сведениям" Московской охранки "Список лиц террористической группы Бориса Савинкова и имеющих с ним связи". Этот алфавитный список насчитывал 335 человек, из которых на 274 человека был составлен подробный словесный портрет³²⁰.

Во-вторых, начальники ГЖУ и охранных отделений "настоятельно рекомендовали" своим секретным сотрудникам выдвигать свои кандидатуры для вступления в БО. Степень серьезности ситуации, в которой оказалась БО еще на стадии своего формирования, Савинкову открыл случай. Весной 1909 г. в Париже, где Савинков осуществлял набор в БО, к нему обратился филер наружного наблюдения, приставленный для слежки за Савинковым руководством Заграничной агентуры в Париже. Филер сообщил изумленному Савинкову о проникновении в БО трех человек, связанных с охранкой - двух кандидатов: Т.М.Цейтлин и ее сожителя М.И.Деева, и одного члена БО, фамилии которого он не знал. Как свидетельствуют материалы охранки, производившей позже подробное служебное расследование, провалил провокаторов агент наружного наблюдения Лурих (настоящая фамилия его - Лейтис), который также оказал помощь В.Л.Бурцеву в фотографировании всех филеров Заграничной охранки в Париже³²¹. На требование доказательств их вины он рассказал о предстоящей их встрече со знаменитым охранником Н.В.Доброскоком и посоветовал Савинкову проследить за ними. При помощи В.Л.Бурцева и М.Е.Бакая Савинков создал из членов БО своеобразную "контрразведку" и организовал слежку за Цейтлин и Деевым, которая полностью подтвердила выдвинутое против них обвинение.

Т.М.Цейтлин (Цетлин) - секретный сотрудник Московского охранного отделения (она же Мария Цихоцкая) с 1907 г. - и бывший офицер М.И.Деев, не связанный с охранкой, но знавший о двойной игре своей сожительницы, были арестованы боевиками и помещены на конспиративную квартиру в Париже. В ходе допросов их вина была точно установлена и на этой же квартире состоялся партийный суд с участием ряда руководителей партии и В.Л.Бурцева. В ходе допросов выяснилось, что Т.М.Цейтлин не хотела вступать в БО несмотря на приказ своего начальства и хотела отправиться в Поволжье вместе с группой О.С.Минора. Во всяком случае эсеры выяснили, что выдача охранке этой группы - это дело не только Азефа, как они раньше думали, но и Цейтлин³²², которая, по ее словам, просила свое начальство не арестовывать группу О.С.Минора. Суд приговорил обоих к смерти, но затем приговор был смягчен и они были вывезены из Парижа. Вспоминая, как решалась судьба Цейтлин и Деева, Л.А.Либерман в 1917 г. писал: "Их арестовали, допросили, судили и, вероятно, покончили бы с ними, если бы не защита Б.В.Савинкова, спасшего им жизнь. Я помню хорошо тот вечер. По вопросу о каре голоса разделились. Большая часть отряда контрразведки стояла за смертную казнь для уличенных. Но на все доводы за такую меру Б.В.Савинков отвечал твердо и неизменно: Кровь - страшная вещь... У нас нет прямых данных, что руки их обагрены кровью, и казнить мы их не смеем. За контрразведку отвечаю я и не допущу убийства... Не нужно крови... Не нужно смерти. Пойманные были отпущены и исчезли с Парижского горизонта. За ними испарились фон Котен и Доброскок. И только филеры стерегли квартиру Б.В.Савинкова"³²³. По дороге в Германию Цейтлин (по ее словам в охранке) удалось скрыться от двух ее сопровождающих.

Тогда же в Центральном органе ПСР - газете "Знамя труда" были опубликованы фотографии и извещение о провокаторстве Т.М.Цейтлин и предостережение от каких-либо контактов с М.И.Деевым³²⁴. Осенью 1909 г. Т.М.Цейтлин по инициативе руководителей Департамента полиции ходатайствовала о возбуждении уголовного дела против парижских эсеров. Кроме того были предприняты попытки обращения к французским властям с требованием уголовного преследования Б.В.Савинкова и других эсеров за противоправные действия против Т.М.Цейтлин. Также было подготовлено письмо Цейтлин в одну из газет. Но опасения, что это дело обернется политическим скандалом, заставили товарища министра внутренних дел П.Г.Курлова спустить его на тормозах³²⁵. В 1913 г. Департамент полиции установил, что Т.М.Цейтлин ведет двойную игру, снабжая В.Л.Бурцева информацией, и что это, якобы, является платой за сохранение ей жизни. Дальнейшая судьба провокаторши (как, впрочем, и М.И.Деева) неизвестна. Впрочем, возможно, что мимолетное упоминание В.Л.Бурцева на заседании ССК в 1910 г. об "одном высоком офицере, который потом уехал в Аргентину", относится как раз к М.И.Дееву³²⁶.

Третий боевик, на которого указал филер, - "Николай" -имел прочную заслуженную репутацию видного террориста и ни в чем уличен не был. Как уже упоминалось выше, он участвовал в покушении на начальника каторги Бородулина, а также сопровождал Савинкова и Чернова во время их последнего визита к Азефу.

Никаких улик против "Николая", кроме указаний филера, у Б.В.Савинкова и Следственной Комиссии при ЦК ПСР не было, и они обратились к П.В.Карповичу, хорошо знавшему "Николая". Уже после посещения Парижа и обсуждения всего этого дела Карпович, вернувшись в Лондон, писал Савинкову: "Мои замечания поняли черт знает как, посему шлю вам разъяснение, которое передайте в жандармское управление (вероятно, речь идет о Следственной Комиссии при ЦК ПСР - К.М.). Никаких фактов, могших вызвать у меня подозрение в его виновности, я не узнал: наоборот, никаких ведь фактов нет - ни одного факта вообще"³²⁷. Ввиду безвыходности ситуации "Николай" отошел от работы в БО. Безвыходность ее была в том, что "филер-перебежчик" твердо стоял на том, что "Николай" и третий провокатор одно и то же лицо. Не верить ему после разоблачения М.И.Деева и Т.М.Цейтлин было нельзя. Дело Азефа отучило эсеров от легкомысленных действий и оправдательных гипотез в пользу обвиняемых.

Необходимо отметить, что по "делу Николая" ясности нет. В одном из документов полиции, датированном октябрем 1910 г. и содержащем сведения о членах БО, есть следующее упоминание об интересующем нас персонаже: "Из числа прошлых террористов окончательно отказались от боевой работы Петр Карпович и "Николай", он же "Святополк", он же "Владимир", в наблюдении "Бородкин"³²⁸. Дело "Николая" разбиралось Следственной Комиссией при ЦК ПСР и по требованию "Николая" ему был предъявлен ряд пунктов, вызвавших сомнение у Комиссии. Из заявления "Николая" в ЦК ПСР от 9 августа 1909 г. видна сущность некоторых подозрений в его адрес. Одно из них базировалось на словах небезызвестного Н.В.Доброскока филерам (вероятно, об этом рассказал эсерам Лурих-Лейтис) о "передаче" "Троицким" ("Николай") "Днепровского" (Н.А.Лазаркевич) для наблюдения филеров в ресторане Лейнера в 11 часов утра. "Николай" оспаривал этот рассказ тем, что этот ресторан открывается в 12 часов и собирался предать выдвинутые против него обвинения гласности³²⁹. ЗД ЦК ПСР от имени ЦК подтвердила еще раз, что предъявленный по его просьбе список вопросов публикации не подлежит по конспиративным соображениям и требует "дальнейших исследований". Заявление, отпечатанное типографским способом (вероятно, оно предназначалось для ознакомления эсеров с позицией ЦК и ЗД ЦК ПСР), завершалось предупреждением, что если он опубликует все-таки список вопросов, то "...ЦК будет рассматривать его поступок как абсолютно несовместимый с требованиями революционной этики, безусловно обязательной не только для членов партии, но и вообще для всякого порядочного человека"³³⁰.

Как видно из другого документа о деле "Николая", ЦК ПСР постановил: "...Ввиду того, что после рассмотрения всех данных по делу Николая остается ряд невыясненных пунктов, не позволяющих пока вполне реабилитировать его, ...следствие по делу Николая продолжать"³³¹. Но как бы там ни было, у руководства партии и Савинкова были достаточные основания отстранить его от участия в БО ПСР. В октябре 1925 г. В.Л.Бурцев писал О.С.Минору: «»Николай» не был провокатором. Наведите, пожалуйста, справки. Я просил Николаевского не печатать, но не знаю, исполнил ли он эту мою просьбу»³³².

Кроме того той же весной 1909 г. эсер-максималист М.Г.Рипс, завербованный в конце 1908 г. начальником Московской охранки, получил от своего "шефа" приказ о вступлении в БО ПСР. Раскаявшийся Рипс сознался своим товарищам-максималистам и пытался застрелить приехавшего к нему за границу фон Коттена³³³. Дело получило широкую огласку, Рипса судили за границей и оправдали, а престиж израненного фон Коттена только вырос в глазах его начальства. Попутно отметим, что это дело многими своими деталями похоже на дело А.А.Петрова, также получившего задание вступить в БО, которое будет подробно рассмотрено ниже.

Но сильнее всего боевики (и не только они) были потрясены самоубийством 17 мая 1909 г. члена БО Э.М.Лапиной (Лапина Эстер Лея Менделевна, известная под партийными псевдонимами Бэла, Татьяна Лапина, Мария Ивановна). Эта история до сих пор остается не выясненной до конца, и хотя мы ни в коей мере не претендуем на доскональность ее исследования, тем не менее некоторые обнаруженные документы позволяют кое в чем уточнить и прояснить эту трагическую историю.

Самую недостоверную и тенденциозную ее версию дает в своих воспоминаниях В.Л.Бурцев. Он писал: "Это была одна из преданных эсерок, искренняя, фанатичка". В.Л.Бурцев приводит разговор с ней еще накануне разоблачения Е.Ф.Азефа, в котором она говорит, что если обвинения В.Л.Бурцева не подтвердятся, то ему как честному человеку придется застрелиться. На что последний задал контрвопрос: "А если глава Вашей Боевой организации действительно провокатор? - Но тогда, - Бэла захохотала, - тогда нам всем надо будет перестреляться!"³³⁴. На нее пало подозрение, - вспоминал далее Бурцев, - что она знала об истинной роли Азефа и в революционных целях помогала ему. По ее поводу в комиссии допрашивали и меня. Я, конечно, ни одной минуты не допускал возможности, что она знала об истинной роли Азефа. ...Впоследствии я узнал, что обвинения ей были предъявлены в очень резкой форме. Молва, вернее, злая воля клеветников, как-то связала ее смерть с моими обвинениями, и я тогда же настоял на том, чтобы эсеры официально опровергли эту клевету"³³⁵. Эта версия, запущенная В.Л.Бурцевым, до сих пор жива в научной литературе³³⁶.

Э.М.Лапина родилась в 1876 г. в купеческой семье, закончила зубоврачебную школу в Варшаве, тогда же стала поддерживать связь с революционными кругами, переехав в Петербург, была тесно связана с с.-д. группой "Рабочее знамя", но не теряла связей и с эсерами. С 1899 г. до 1901 г. жила в эмиграции, в феврале 1902 г. арестована в связи со своей работой в "Рабочем знамени". Под влиянием успехов террористической тактики эсеров после выхода из тюрьмы летом 1902 г. вступила в ПСР³³⁷.

Дальнейшая ее партийная карьера была изложена ею самой в заявлении в Департамент полиции, о котором речь пойдет ниже. Ее предложение вступить в члены БО было отклонено М.Р.Гоцем, и она "уходит" в общепартийную работу. В 1903 г. она арестовывается как член Киевского комитета ПСР (в 1904 г. освобождена). С апреля 1905 г. она, наконец-то, вступает в БО, в 1905-1906 гг. работала в Боевом комитете и являлась членом Петербургского комитета. При помощи Б.В.Савинкова был создан Центральный Боевой отряд во главе с Лапиной. Главной целью отряда был столичный градоначальник фон Лауниц, но он был убит без их участия. Затем, по ее собственным словам, Лапина с весны 1907 г являлась членом Организационного Бюро при ЦК ПСР, где недолго заведовала "боевым департаментом". Е.Ф.Азеф предложил ей в апреле 1907 г. организовать новый центральный боевой отряд для "приведения приговора над великим князем Николаем Николевичем". Но великий князь вскоре уехал в Ливадию, ЦК переориентировался на П.А.Столыпина, в связи с чем был организован отряд наблюдения за ним. Но уже 15 июня 1907 г. Э.М.Лапина была арестована, а через год, летом 1908 г. она бежала из Якутии³³⁸. Затем она вступила в БО ПСР под руководством Е.Ф.Азефа, долго не могла поверить в его виновность, а после его разоблачения была принята Б.В.Савинковым во вновь создаваемую им БО. В мае 1909 г. в "Знамени труда" было помещено сообщении о самоубийстве Э.М.Лапиной, рассказывалась вкратце ее революционная биография, но о причинах ее поступка умалчивалось³³⁹.

Как уже упоминалось, в конце июля В.М.Зензинов от имени "российского" ЦК сообщал, что они решили рассказать историю Бэлы без утайки, так как неясность ее многих смущает, со всеми подробностями и объяснением мотивов поведения в этом деле руководства партии. В.М.Зензинов рекомендовал письмо Бэлы к V Совету партии не публиковать, а пересказать, ее саму реабилитировать и ускорить расследование дела З.Ф.Жученко³⁴⁰.

Из опубликованного в августе 1909 г. в "Знамени труда" дополнительного сообщения об "деле Лапиной" и отдельных документов этого дела вырисовывается следующая картина. В январе 1909 г. В.Л.Бурцев (его имя в сообщении ЦК прямо не упоминалось, а речь шла о "некоторых товарищах") из "компетентного источника" узнал о наличии провокатора-женщины, состоящей в ПСР несколько лет и "имеющей близкое отношение к террористической деятельности" (полгода спустя выяснилось, что речь шла о З.Ф.Гернгросс-Жученко). Некоторые подробности биографии провокатора совпали с с некоторыми эпизодами из жизни Э.М.Лапиной. Об этом было сообщено ЦК, который "постановил принять все меры к скорейшей проверке сообщения и выяснению имени провокатора"³⁴¹. По поручению ЦК (еще старого состава) М.А.Натансон послал к сановнику-информатору двух уполномоченных, но их ответ надолго задержался³⁴². Вместе с тем "ввиду близости т. Лапиной к наиболее конспиративным предприятиям партии (участие в "инициативной" БО - К.М.) и ввиду настойчивого требования товарищей, участвующих в этих предприятиях", ЦК сообщил "наиболее близким к Лапиной товарищам" о возникших подозрениях. Но, как сообщалось ЦК, "и без того сведения в большей или меньшей мере стали известными довольно широкому кругу товарищей"³⁴³.

Почувствовав изменение отношения к себе окружающих, Э.М.Лапина обратилась к одному из членов ЦК с вопросом, ведется ли против нее какое-либо расследование, на что получила отрицательный ответ. 3 мая 1909 г. Э.М.Лапина отправила в ЦК заявление, где, сообщая о своем выходе из партии, писала: "Работать при данных условиях считаю для себя абсолютно невозможным. Создавшаяся атмосфера убивает всякую веру в святость партийной работы"³⁴⁴. Она просила сообщить в трехдневный срок, имеются ли за ней "какие бы то ни было обязательства по отношению к ПСР", и отмечала, что при отсутствии такого сообщения она будет считать "всякие деловые сношения с ПСР прекращенными". Кроме того он сдала имеющиеся у нее паспорта (эта часть письма опубликована не была)³⁴⁵.

ЦК, приняв "ее заявление к сведению" и не видя за ней "никаких обязательств", ничего в требуемый срок не ответил. В это время, по сообщению ЦК, "один из наиболее близких товарищей" (по-видимому "Николай" - К.М.) счел своей обязанностью за своей личной ответственностью и вопреки прямому запрещению организации (надо полагать БО - К.М.) сообщить Лапиной, что ЦК подозревает ее в провокации и ведет об ней расследование. Как видно из предыдущего, это сообщение совершенно не соответствовало действительности³⁴⁶.

12 мая 1909 г. Э.М.Лапина написала заявление в Департамент полиции, где подробно излагала факты своей революционной биографии и предлагала передать себя "добровольно в руки русского правительства" на пограничной станции Александрово, с тем, чтобы суд своим приговором (изложенные ею факты "тянули" на виселицу, или минимум на бессрочную каторгу) доказал ложность подозрений со стороны ее товарищей³⁴⁷. Параллельно она проинформировала о своем решении V Совет партии, который, по сообщению ЦК, "делегировал двух товарищей дать т. Лапиной подробные объяснения и отговорить ее от принимаемого ею шага. Но все попытки остались тщетны"³⁴⁸.

Э.М.Лапина обратилась к Н.Д.Авксентьеву с просьбой поставить перед V Советом партии ее «вопрос». Ее дело вызвало бурные дискуссии, в ходе которых одни члена Совета считали ненормальным осуществлять слежку одних боевиков за другими и поддерживать атмосферу недоверия и требовали больше доверять друг другу. Но М.А.Натансон в общем справедливо восклицал: «А Азеф?». В.М.Чернов говорил о том, что именно слежка за Деевым и Цейтлин помогла их разоблачить. В противном случае, по словам В.М.Чернова, оба они, имея неплохие репутации, имели большие шансы из кандидатов стать членами БО. В.М.Чернов в общем-то справедливо говорил, что если он как член ЦК принимает решения, затрагивающие жизни сотен и тысяч человек («военные» выступления и вооруженные восстания, террористические акты), то он, беря на себя такую ответственность (как и другие члены партии), должен быть готовым жертвовать и личными интересами во имя общих и играть по правилам, не им придуманным. Часть делегатов требовала внимательно разобраться в деле Лапиной, указывая на возможность неосторожными действиями погубить ее. Иные заявляли, что не дело Совета партии заниматься делами бывших членов партии и давать частному лицу согласие или несогласие на сообщение в Департамент полиции конспиративных сведений³⁴⁹. Фактически члены V Совета партии, хотя и предприняли ряд действий по урегулированию ситуации, но не сумели предотвратить трагической развязки.

17 мая 1909 г. Э.М.Лапина застрелились, оставив предсмертную записку, в которой она писала: "Отказываюсь от своего плана только потому, что не хватает физических сил. Прошу об одном: будьте осторожнее по отношению к другим. Нет сил не только работать, но и жить в такой атмосфере"³⁵⁰. Ее смерть породила в эсеровской среде много недоуменных вопросов и заставила искать виновных. Любопытно, что вновь избранный ЦК, не будучи уверен в виновности или невиновности Э.М.Лапиной, все же принял решение возложить на ее могилу венок от ЦК ПСР. В связи с этим решением член "старого" ЦК М.А.Натансон запрашивал своих "новых" коллег: пришел ли ответ от тех уполномоченных, которых он посылал ранее к сановнику³⁵¹.

Оценивая в целом всю эту трагическую историю (ответственность за которую никто из замешанных в ней на себя так и не взял), можно отметить, что в условиях деморализации и шока от дела Азефа многие из участников этого дела "обжегшись на молоке, дули на воду". Трудно говорить о персональной ответственности всех действующих лиц - В.Л.Бурцева, членов старого ЦК, членов БО, членов V Совета партии. Но представляется, что в разной степени и за разное упрекнуть можно всех, а всех вместе - за гибель оговоренного человека (пусть и чрезвычайно экспансивного и импульсивного). Излишне говорить, что более яркого свидетельства атмосферы подозрительности, охватившей эсеровскую среду, трудно найти. Также излишне говорить, какое впечатление на эсеров произвела вся эта история, особенно когда стала известна фамилия настоящего провокатора. Эта запутанная и неприглядная история долго терзала эсеров, искавших виновных в ней спустя годы (и находивших их то в лице В.Л.Бурцева, то среди членов старого ЦК). В этом плане примечательно письмо Л.В.Фрейфельда М.А.Натансону от 22 октября 1913 г., где он парирует упреки В.Л.Бурцева в распространении ложных сведений о нем и его участии в "деле Бэлы". Л.В.Фрейфельд утверждал, что он не может "припомнить, чтобы этим летом вел с кем-нибудь разговор по поводу смерти Беллы", а также "по поводу того, что будто бы "Бурцев обманул партию" и проч.". Письмо заканчивалось так: "Если бы этого моего заявления оказалось недостаточно для опровержения взводимого на меня Б-ым обвинения в даче неправильных указаний, то я готов подтвердить мое заявление чем угодно - очною ставкой с теми лицами, с которыми я будто вел такие разговоры и проч."³⁵². Любопытно, что со времени самоубийства Бэлы прошло более четырех лет, а упреки и слухи продолжали ссорить людей.

Как уже отмечалось, кроме попыток проникновения внутрь БО охранка установила жесткое наружное наблюдение за членами организации. Решить эту проблему удалось с помощью В.Л.Бурцева. По данным охранки, он предложил эсерам всеми средствами стараться дезорганизовать розыскные учреждения, выясняя сотрудников, агентов и т.д.³⁵³. Бурцев с помощью Лейтиса, М.Е.Бакая и членов БО устроил широкомасштабную охоту на филеров (часть из них была перевербована) и опубликовал в парижских газетах их фамилии и адреса. Отметим, что своими действиями он серьезно дезорганизовал работу филеров и Заграничной агентуры в целом.

Закончив формирование БО, Савинков по одиночке отправил ее членов ночью в Англию и, собрав их вместе, начал подготовку к предстоящей работе. Весьма любопытно свидетельство Л.А.Либермана о том, что когда Б.В.Савинков скрылся из Парижа, В.Л.Бурцев сообщил об издании секретного приказа французского министра внутренних дел Клемансо, предписывавшего "...приложить все меры к открытию его местопребывания"³⁵⁴. Это было связано с прибытием во Францию Николая II, которого так стерегли от террористов, что арестовали одного жандармского полковника из свиты конвоя, съехавшего на берег с одного из миноносцев сопровождения³⁵⁵.

Из вышеизложенного ясно, почему конспирация БО была поставлена Савинковым на высочайшем уровне. Даже за границей все члены БО имели чужие иностранные паспорта, жили одной колонией под прикрытием тщательно разработанной легенды. Местонахождение БО было тщательно законспирировано, за границей ее адрес знали немногие партийцы - Л.Э.Шишко и И.И.Фондаминский, представители БО за границей и в Заграничной Делегации ЦК ПСР. При малейшем намеке на слежку Савинков менял местонахождение, паспорта и легенду боевиков. Сколько всего было таких переездов, установить сложно, но почти наверняка не менее пяти-семи. В этой связи особенно характерен черновик письма Б.В.Савинкова И.И.Фондаминскому, датированный концом января 1910 г., где он ругал адресата за то, что тот сообщил о местопребывании БО двум лицам: "Как бы я ни верил В-у и Э-у (оба были приняты в БО, а затем исключены Савинковым - К.М.), это принципиально недопустимо. Я не мирился с тем, что люди