Курс. Террор дискуссии и практика

• Название: Террор дискуссии и практика
• Дата: 15.05.2022
• Размер: 1.16 Mb.
• Имя файла: ƒ« ¢ 3 ’¥àà®à.doc
• Тип: Глава; #530664
• страница: 9 из 17

формальными причинами, что в деле террора противоречит моему партийному убеждению, - а потому: считаю нужным снять свое предложение о немедленном начале действий против К/урлова/, оставляя вместе с тем за собою право изыскать в частном порядке средства для данного акта и в частном же порядке приступить к выполнению его»⁴⁴⁸.

То, что БО не было распущено «сверху», видно из резолюции заседания ЗД ЦК ПСР, состоявшегося 8 марта 1911 г., где констатировалось, что «до сих пор у партии нет подробного отчета в 50 тыс., израсходованных БО, нет и формального заявления о прекращении деятельности и роспуске БО». По предложению М.А.Натансона (поддержанного единогласно), было решено «запросить БО» через И.И.Фондаминского⁴⁴⁹.

В марте 1911 г. И.И.Фондаминский от имени Заграничной Делегации ЦК ПСР попросил от Б.В.Савинкова письменного отчета о деятельности БО за 1910-1911 гг. Отвечая через несколько месяцев после своего первого требования на вопрос Б.В.Савинкова о его мотивах, И.И.Фондаминский писал: "Мотив такой: Организация работала два года, затрачена большая сумма, были моменты, неясные для "непосвященных" (самоубийство Яна, провокация К.). Между тем центральные учреждения не имеют прочных данных, опираясь на которые они смогли бы давать ответы вопрошающим. И затем, в архиве должен быть документ, освещающий такой важный период партийной жизни. Судя по обмену мнений, который сопровождал это решение Делегации, ничего обидного или оскорбительного для вас и организации в нем не было. Мое мнение, если Вам трудно писать такой доклад, - Вы должны ответить, что собираетесь (как это, вероятно, и есть) написать об этом периоде такие же воспоминания, как и о предыдущих"⁴⁵⁰.

26 августа 1911 г. Савинков отправил Фондаминскому два письма - одно для передачи в ЗД ЦК ПСР и одно личное. Официальный ответ Савинкова, который он просил зачитать на заседании ЗД ЦК ПСР и "присоединить к архиву партии" заслуживает особого внимания. Исходя из того, что «правовая сторона» его взаимоотношений с ЦК исчерпывается договором 1909 г., а моральных обязательств перед ЦК он более не признает, а также учитывая, что Заключение ССК содержит «не только порицание, но и моральное осуждение» деятельности БО и его главы, Савинков заявлял: «В силу этого не нахожу для себя возможным в настоящее время наличность каких бы то ни было моих моральных обязательств к ЦК (так в тексте - К.М.). Договор 1909 г. дает мне право отказать Делегации в ее просьбе и правом этим я пользуюсь: доклад мною представлен не будет»⁴⁵¹.

Не менее симптоматичным было и личное письмо Фондаминскому: «Если я и остаюсь с Партией, - писал Савинков, - то, конечно, не потому, что чувствую свою моральную связь с центральными учреждениями, а по причинам другого рода. ...ни в какие отношения с Делегацией и ЦК я вступить не смогу для себя возможности (так в тексте - К.М.) и единственно, чего я хочу от "дорогих товарищей", чтобы они меня оставили в покое, не распространяли бы обо мне гнусных слухов... - я их знать не хочу, для меня они никто.

...Денег от Делегации я принять не хочу. От Вас - другое дело.

Вас я всегда люблю, как бы ни было грустно мне смотреть на то, что Вы делаете"⁴⁵².

Обсудив отказ Б.В.Савинкова предоставить отчет, ЗД ЦК ПСР на своем заседании 15 ноября 1911 г. приняла следующую резолюцию: «Собрание считает совершенно недопустимым непредставление отчетности в израсходовании каких бы то ни было партийных сумм»⁴⁵³. Более подробно это решение прокомментировал в письме к Б.В.Савинкову в январе 1912 г. секретарь ЗД ЦК ПСР Л.Д.Варенов, писавший от ее имени, что "никакая автономия действий не освобождает тов. Савинкова по окончании действий и ликвидации организации от обязанности представить отчет в использовании личных сил и денежных средств, полученных от Партии. Отказ тов. Савинкова Делегация рассматривает как серьезное нарушение дисциплины и постановляет довести о нем до сведения ближайшего полномочного Партийного собрания..."⁴⁵⁴.

Ответ И.И.Фондаминского на демарши Б.В.Савинкова весьма примечателен: "...я могу Вам указать только на одну нелогичность в Вашем поведении. Относясь так к партии, как Вы относитесь, нельзя оставаться в ней. ...Будьте последовательны: не признавайте не только Центр, но и остальную партию..."⁴⁵⁵.

Подводя итоги вышеизложенному, отметим, что неудача БО под руководством Б.В.Савинкова была обусловлена комплексом причин, каждая из которых дополняла и усугубляла другие. Неблагоприятная атмосфера вокруг Савинкова и неверие многих эмигрантов в успех новой террористической кампании, без сомнения, играли свою роль. Напряженность отношений между БО и руководством партии во многом подпитывалась и памятью о старых конфликтах, удачно инспирированных (в ряде случаев) Е.Ф.Азефом, что давало ему необходимое пространство для маневра и ведения собственной игры. Кроме того, Савинков, неоднократно конфликтовавший ранее с ЦК, отдавал себе отчет, что он оказался в новых, неизмеримо более тяжелых условиях, чем раньше, и с более слабыми позициями. Понимая, что в случае неудачи вся тяжесть обвинения падет на него, он весьма болезненно реагировал на несоблюдение руководством партии взятых на себя обязательств и на нарушение "автономии" и прав БО.

Но большой вопрос, чем реально подкреплялись права и "автономия" БО в новых, "послеазефовских" условиях? Справедливы ли цитированные выше упреки Савинкова в адрес Фондаминского в декабре 1909 - январе 1910 гг.? Судя по всему, да - справедливы. Но он же сам делегировал часть своих неотъемлемых полномочий Фондаминскому!

Представляется, что зависимость БО и ее главы от партии и ее руководства возросла в новых условиях вполне закономерно. Возьмем проблему финансирования БО ПСР в 1909-1911 гг. Поток добровольных пожертвований либерально настроенной части просвещенного "общества" ранее исчислялся многими десятками тысяч рублей и шел в немалой своей части прямо в руки руководителя БО, минуя партийную кассу. После революции приток денег от сочувствующего общества и в партийную кассу и руководителю БО катастрофически сократился. После дела Азефа совсем сложно стало найти желающих дать денег на террор. Какие-то прямые жертвователи у Б.В.Савинкова все-таки были, но не приходится сомневаться, что масштаб этих пожертвований не шел ни в какое сравнение с их масштабом в 1904-1906 гг. Это, без сомнения, крепко привязывало БО и ее руководителя к партийной кассе.

Возьмем другой аспект. Ранее Савинков мог в сердцах пригрозить своим уходом к максималистам⁴⁵⁶. Представляется, что, выполни он свою угрозу, он без "работы" и денег не остался бы. В 1909 г. Савинков уже полностью был лишен выбора, кроме отставки. Не менее важно и то обстоятельство, не бывшее ни для кого секретом, что решение Савинкова о создании в 1909 г. БО было продиктовано в немалой степени желанием реабилитировать дело своей жизни, да и самого себя - помощника и близкого приятеля Е.Ф.Азефа. Чего стоили угрозы Б.В.Савинкова И.И.Фондаминскому об уходе в отставку, если все прекрасно понимали, что он просто не сможет их выполнить. Б.В.Савинков психологически не мог добровольно уйти в отставку, он был вынужден идти до конца. И в этом смысле, как это ни цинично звучит, для его репутации был бы намного полезнее не только удачный террористический акт, но и просто его арест в России с последующей виселицей. В том упреке эмигрантов, который воспроизводит Б.И.Николаевский, что Савинков так и не поехал в Россию, можно при желании увидеть и то, что для некоторых сторонников террора его гибель была бы меньшим злом, чем его бессилие. Уйти в отставку или добровольно распустить БО, что в этом плане равнозначно, значило для самолюбия Савинкова расписаться в собственном бессилии. Это значило сделаться мишенью для злых языков, что, собственно говоря, и произошло в действительности.

Фикция провозглашаемой "автономии" БО от партии особенно ярко видна из попыток членов БО действовать в России самостоятельно, не входя в контакт с местными партийными организациями. Яркие примеры этой фикции дает в своих воспоминаниях М.М.Чернавский. Так, например, в середине 1909 г. он получил задание от Б.В.Савинкова собрать сведения для прописки фальшивых паспортов членов БО с настоящих паспортов людей, подходящих по возрасту, полу, социальному положению и т.п.. Это было необходимо, чтобы фальшивый паспорт выдержал бы в случае необходимости запрос по месту его "выдачи". Что вынужден был сделать М.М.Чернавский, которому как члену БО никто из сочувствующих не спешил помогать? Обратиться к уральским эсерам, давшим ему выход на конторщика завода и с его помощью получить доступ к искомым паспортам. То же самое он вынужден был сделать, чтобы завербовать по указанию Б.В.Савинкова нового члена БО. И Б.В.Савинков и М.М.Чернавский прекрасно отдавали себе отчет, что, окажись в этой организации провокатор, он засветил бы и Чернавского и нового члена БО, и фальшивые паспорта всех членов БО, что было бы равнозначно провалу всей БО. Понятно, что нарушали они старое правило БО не от хорошей жизни. Так, Л.А.Либерман вспоминал, как он "изо дня в день встречался с людьми из самых разнообразных слоев и изо дня в день натыкался на самое холодное равнодушие и недвусмысленные отказы. Отказывали в помощи люди, с которыми прежде приходилось работать в том же Петрограде, с которыми приходилось сидеть по общему делу - 1907 года. Отказывали в помощи люди, некогда прочно спаянные с партией и партийным делом. А порою не только отказывали, но и бросали голословные и тяжкие обвинения руководителям дела... Порою от всего этого охватывала жгучая тоска по человеку. И рядом с тоскою вырастала иллюзия. Мечта о том, что есть же где-то хорошие люди... Надо только суметь найти их... И лежа ночью в гостинице, я часто думал: вот будь жив Н.К.Михайловский, пойти бы к нему... Он-то бы понял"⁴⁵⁷.

Но лучше всего иллюстрируют тупиковость ситуации, в которую попал Савинков, проблемы, возникшие у него с набором людей в БО. Нетрудно представить себе состояние Савинкова, привыкшего к элитарности БО и вынужденного брать в нее некоторых людей только потому, что лучше нет. Невозможность набрать в БО надежных людей - это, действительно, яркий показатель того, что члены БО пересекли тот "предел одиночества", о котором так прекрасно сказала М.А.Прокофьева. В этих условиях было неважно то обстоятельство, что Савинков обладал большой формальной властью. Парадокс заключается в том, что формализовал он свою власть не от властолюбия, а от бессилия, от того, что ручейки, составлявшие его реальную власть и силу в предшествующие годы, практически пересохли.

Впрочем, не стоит переоценивать титул "единого главы" БО, которым оперирует В.М.Чернов в своих воспоминаниях. Даже оставляя в стороне вопрос о роли руководства партии в деле управления БО, вряд ли правомерно считать, что Савинков беспрекословно командовал членами БО. Несмотря на те условия, которые он ставил перед членами БО, организация, несомненно, носила товарищеский характер, где многие вопросы решались совместным обсуждением. Впрочем, трудно представить себе "генеральство" Б.В.Савинкова по отношению к М.А.Прокофьевой, Н.С.Климовой, М.М.Чернавскому, С.Н.Слетову.

Очень тонко охарактеризовала Савинкова З.Н.Гиппиус в своем письме к нему в январе 1912 г.: "Я знаю, что стиль вашего существа - самодержавный, и вы не можете (действительно) сделать то, чего вы не хотите как следует. ...самодержавный стиль существа - вещь опасная. Слава Богу, для такого сознательного человека, как вы, опасность меньше"⁴⁵⁸. Как бы то ни было, свою "самодержавность" Савинков, несомненно, ограничивал и не мог не ограничивать. Когда это ему не удавалось, это вело к конфликтам.

Сам Савинков сделал, на наш взгляд, все возможное для того, чтобы создать боеспособную организацию, привлечь в нее лучших, надежных людей и сплотить их. В какой степени его можно винить в неудаче БО? Савинков бросился в свою последнюю атаку, чтобы смыть пятно азефщины с БО, с живых и мертвых ее членов и с себя самого. Он не отошел в сторону, как П.В.Карпович, а предпочел ринуться в свой "последний бой", ставя на карту свою жизнь и честь. Это, несомненно, был поступок не "нигилиста" и приспособленца, поскольку шансы на успех в новых условиях были намного меньше, чем в предыдущие периоды деятельности БО.


III.4. "Дело Петрова"

III.4.1. Обстоятельства и версии "дела Петрова"
Особое место в истории БО ПСР в 1909-1911 гг., да и в истории эсеровского террора в целом, занимает "дело Петрова", одно из самых грязных и запутанных дел "полицейско-революционной кухни", сравнимое лишь с широко известными "делом Азефа" и "делом Богрова". Убийство на конспиративной квартире начальника Петербургского Охранного отделения полковника С.Г.Карпова секретным сотрудником А.А.Петровым в ночь на 9 декабря 1909 г. всколыхнуло общественное мнение России. Оно породило массу гипотез и предположений в русской и западноевропейской печати, слушалось в III Государственной думе, вызвало громкий скандал в партии эсеров, а в 1917 г. стало предметом разбирательства Чрезвычайной Следственной комиссии, и нашло свое отражение в мемуарах ряда участников и свидетелей этого дела⁴⁵⁹.

Отсутствие ряда важных документов (часть из них исчезла в 1909-10 гг.), ложь и полуправда всех заинтересованных свидетелей и участников "дела Петрова" заставляют сделать вывод, что прояснить его до конца, как и "дело Богрова", судя по всему, уже никогда не удастся. Каждая из четырех сторон, участвовавших в этом деле (эсеры и В.Л.Бурцев; А.А.Петров; А.В.Герасимов и Н.В.Доброскок; С.Г.Карпов и П.Г.Курлов) вела собственную игру, и их свидетельства в ряде моментов откровенно лживы и опровергаются или сохранившимися документами или показаниями другой стороны что дает простор для построения самых различных версий этого дела.

Александр Алексеевич Петров родился в 1882 г. в семье фельдшера земской больницы села Вавокса Вятской губернии⁴⁶⁰. (По данным Департамента полиции, он был из крестьян деревни Селиной Кильмезской волости Вятской губернии⁴⁶¹). Из биографического очерка, написанного эсерами уже после его смерти, мы узнаем, что А.А.Петров с детства отличался большой смелостью и предприимчивостью. Приехав в Елабугу поступать в Лесное училище и провалив экзамены, он остался без средств к существованию и превратился в босяка. По его рассказам, Петров в отчаянии попытался покончить жизнь самоубийством. Потом он плавал матросом по Волге, затем, вернувшись на родину, работал писарем в земской управе. Сдав экзамен на право быть народным учителем, с 1901 г. работал в деревне учителем, занимаясь вечерами образованием взрослых. В 1902 г. он сошелся с эсерами и вскоре "начал пропаганду в деревне уже под руководством губернского комитета ПСР"⁴⁶².

В 1903 г. А.А.Петров был впервые арестован, но вскоре выпущен на поруки под денежный залог. С 1904 г. он разъезжал по уезду уже в качестве партийного агитатора. В 1904-1905 гг. он дважды привлекался к ответственности, но оба раза дела были закрыты, первый раз за недостатком улик, второй - по октябрьскому манифесту 1905 г. Вновь арестованный в январе 1906 г., он бежал из Глазовской тюрьмы уже через полгода, подпилив решетку. После побега А.А.Петров был вынужден уехать из Вятской губернии в Казань, предложив свои услуги Поволжскому областному комитету партии⁴⁶³.

По словам эсера Б.В.Бартольда, занимавшегося постановкой боевого дела в Казани, робкий и слабый юноша произвел на него и его товарищей невыгодное впечатление, заставив усомниться в правильности выбора Поволжского обкома партии. Но за месяц работы пропагандистом, куда его пристроили, Петров приобрел "необычайную популярность" и "заставил всех крепко полюбить его". Он проявил "огромную энергию и выдающийся организаторский талант" и вскоре Петров, по словам Б.В.Бартольда, был назначен "руководителем всех боевых сил в казанской губернии и приступил к подготовке и организации целого ряда террористических дел"⁴⁶⁴. По данным Департамента полиции, он организовывал и принимал участие в ряде террористических актов и экспроприаций, "в большинстве не удавшихся"⁴⁶⁵. По свидетельству Б.В.Бартольда, Петров пользовался большим авторитетом и хотя не состоял членом губкома партии, был хорошо осведомлен о его работе⁴⁶⁶.

Но вскоре он получил серьезные ранения ног (одна нога была раздроблена) в результате взрыва в квартире одного из боевиков, который, умирая, признался А.А.Петрову, что являлся секретным сотрудником охранки. Петров был арестован и осужден Казанским военно-окружным судом на 4 года каторги (по данным Департамента полиции на 6 лет), но, следуя этапом, сумел бежать из вятской тюрьмы⁴⁶⁷. Побег был совершен при помощи Б.В.Бартольда, подкупившего надзирателей, собственноручно распиливших решетку и спустивших Петрова на веревках прямо в руки его друзей⁴⁶⁸. Б.В.Бартольд увез его за границу, где он год на деньги друга лечил ноги в клинике⁴⁶⁹. В конце 1908 г. они оба в составе группы О.С.Минора приехали в Саратов, где вошли в состав Поволжского Областного комитета, образованного из членов этой группы, причем А.А.Петров должен был курировать боевую деятельность областной партийной организации⁴⁷⁰.

Департамент полиции знал о составе группы от Е.Ф.Азефа и Т.М.Цейтлин и 2 января 1909 г. группа была арестована⁴⁷¹. Через полтора месяца в Саратовской тюрьме Петров дал согласие на сотрудничество с охранкой, поставив следующие условия: сохранение в тайне его настоящего имени (он был арестован как Филатов), устройство ему побега, выплата ежемесячного жалованья в 1000 рублей, всевозможные послабления в дознании по делу Б.В.Бартольда⁴⁷².

Обстоятельства вербовки А.А.Петрова имеют большое значение, т.к. они, с одной стороны, опровергают его позднейшие заявления о желании бороться с охранкой изнутри, а с другой - они показывают, как высшие чины Министерства внутренних дел и Департамента полиции пошли на прямое нарушение закона, запрещавшего вербовку беглых каторжников. Вербовку Петрова проводил начальник Саратовского ГЖУ П.К.Семигановский.

Уже 31 января А.А.Петров, задержанный с документами на имя И.С.Филатова, был по старым полицейским фотографиям опознан. 17 февраля 1909 г. начальник Саратовского ГЖУ П.К.Семигановский отправил директору ДП М.И.Трусевичу шифротелеграмму о необходимости личного доклада своего помощника ротмистра Мартынова "об условиях приобретения агентуры государственной важности"⁴⁷³. Получив ответ от начальника Особого отдела ДП Е.К.Климовича с приказом воздержаться от посылки в столицу ротмистра Мартынова "до получения дополнительных распоряжений", П.К.Семигановский отправил телеграмму о желательности приезда Климовича в Саратов. Такая настойчивость, надо полагать, произвела впечатление на Трусевича, сразу же запросившего Семигановского: "Не Осип ли?"⁴⁷⁴. Но Семигановский вынужден был разочаровать Трусевича, намекавшего на Осипа Соломоновича Минора, и ответить: "Товарищ Бориса Савинкова, боевик, задержанный под фамилией Филатова"⁴⁷⁵.

Запрошенный вновь Трусевичем, желавшим узнать подробности, Семигановский назвал настоящее имя А.А.Петрова и сообщил, что тот "...непосредственно был связан с Виктором Черновым и Борисом Савинковым, последний предлагал по боевой деятельности разделить Россию пополам, о Миноре, себе и других рассказал все верно и намекнул на многое неоткрытое, ставит непременным условием создание побега и не менее тысячи рублей в месяц". На этой телеграмме Трусевич поставил резолюцию: "Пусть дает откровенное показание. Думаю, что едва ли верное предприятие"⁴⁷⁶. 22 февраля Климович телеграфировал Семигановскому: "Директор находит предприятие едва ли верным. Каторга сильно осложняет вопрос. Не будет ли более соответственным предложить дать откровенное формальное показание и попутно подать прошение о помиловании"⁴⁷⁷.

Понимая, что подобный путь равносилен саморазоблачению, Семигановский предпринял последнюю попытку убедить начальство, отправив подробное письмо с изложением всех деталей и выгод этого дела⁴⁷⁸. П.К.Семигановский пытался всячески убедить директора ДП, что следование законным путем равносильно саморазоблачению и потере столь перспективного сотрудника и предлагал, не обнаруживая своего знания настоящей фамилии Филатова, выделить его дело и дела еще нескольких человек из дознания по группе О.С.Минора, а затем, выслав его в административном порядке, устроить ему побег⁴⁷⁹.

Начальник Саратовского ГЖУ П.К.Семигановский докладывал о А.А.Петрове Директору ДП М.И.Трусевичу: "Отказываясь что-либо записать, он на словах дал предварительные указания на тех лиц партии, которые остались в Поволжье после последних ликвидаций, причем эти указания совершенно верны, и затем открыл, что типография Поволжского Областного Комитета теперь переведена из Тамбова в Сызрань, где она уже настолько готова, что можно приступать к работе и что также, по-видимому, соответствует действительности, судя по последним сведениям, полученным ротмистром Мартыновым"⁴⁸⁰.

Семигановский считал возможным удовлетворить просьбу Петрова о выплате ему ежемесячно 1000 рублей, которые он "...может вполне окупить своей предстоящей работой". Но "наиболее ценным является в этом случае его теснейшая связь с Борисом Савинковым и по-видимому его полная осведомленность о современных сильно законспирированных активных руководителях террористических выступлений"⁴⁸¹.

Сразу отметим, что Петров просто сумел набить себе цену, т.к., говоря о своей теснейшей связи с Б.Савинковым, он лгал - они не были даже лично знакомы⁴⁸².

По замыслу Семигановского, Петров после побега мог бы получить мандат от "неликвидированных" поволжских эсеров "на участие в предстоящем партийном съезде, где сумеет войти в ту или иную центральную партийную организацию"⁴⁸³.

М.И.Трусевич, понимая "всю ценность предполагаемых услуг" будущего агента, категорически возражал против вербовки Петрова на его условиях и требовал дачи "откровенных показаний" и прошения о помиловании, ибо в противном случае "выпуск его равносилен освобождению каторжника и возвращению в партию сильного террориста, причем с момента освобождения он вовсе уходит из рук властей, не будучи связан письменным заявлением или другою важною уликою в измене партии"⁴⁸⁴. Письменные же показания Петрова пропали, но по отзывам А.В.Герасимова и Е.К.Климовича, являлись малоправдоподобными и "фантастичными"⁴⁸⁵. Семигановский, отправляя Трусевичу копию собственноручных показаний Петрова и выписку, составленную ротмистром Мартыновым с его слов, категорически утверждал: "Оба эти документа являются несомнено доказывающими как причастность самого Филатова (настоящее имя Петрова жандармам было известно еще до переговоров с ним - К.М.) к серьезным преступлениям, так и его измену партии социалистов-революционеров". Семигановский заявлял: "По условию с Филатовым, они могут быть использованы тогда, когда он будет на воле и станет фактическим сотрудником, в чем, по нашему мнению, в настоящее время сомневаться уже нельзя"⁴⁸⁶.

Вскоре Семигановский отправил в ДП протоколы допроса сокамерника Петрова и его объяснения по этому поводу. На допросе выяснилось, что находясь вместе с Н.П.Воронцовым ("крестьянином Смоленской губернии, осужденным за принадлежность к с.-д.") с середины января до середины февраля в тюремной больнице, А.А.Петров просил его помощи для побега. Но Воронцов вместе с еще одним заключенным отговорили его от этого плана, как и от замысла убежать при конвоировании в жандармское управление. Кроме того Петров рассказал Воронцову о целях и задачах группы О.С.Минора, а также о статусе и функциях отдельных ее членов⁴⁸⁷.

М.И.Трусевич доложил о предложении Петрова П.А.Столыпину, а начальник Особого Отдела Е.К.Климович вынужден был проинформировать начальника Петербургской охранки А.В.Герасимова, т.к. существовал приказ Столыпина о сообщении Герасимову всех предложений о сотрудничестве, касающихся центрального террора. Отрицательное отношение Трусевича и Климовича к вербовке Петрова Столыпиным, Курловым и Герасимовым было проигнорировано, т.к. они крайне нуждались в сотруднике, способном осветить деятельность Боевой организации ПСР. По словам Курлова, согласие на побег Петрова дал Столыпин, который принял условие Курлова, что Петров "будет работать не с Герасимовым", которому Курлов не доверял, "считая его способным в целях отличиться на рискованные приемы в деле розыска и использования сотрудника"⁴⁸⁸.

П.Г.Курловым было дано указание об организации побега А.А.Петрова и приеме его в секретные сотрудники, причем помощь в этом П.К.Семигановскому должен был оказать А.В.Герасимов⁴⁸⁹. 27 марта 1909 г. Петров был этапирован в Петербург и им совместно с Герасимовым был выработан план симуляции сумасшествия и побега из психиатрической лечебницы. Следует отметить, что в 1917 г. П.Г.Курлову, А.В.Герасимову, С.Е.Виссарионову, Е.К.Климовичу, М.И.Трусевичу и П.К.Семигановскому инкриминировалось превышение служебных полномочий и вступление в сговор с целью устройства побега и вербовки преступника, находящегося в розыске. Поэтому все они были склонны всячески преуменьшать свою роль в этих событиях и, страдая "забывчивостью", "припоминали" лишь то, что подтверждалось предъявленными документами. Так, например, факт непосредственного участия Герасимова в устройстве совместно с Семигановским побега Петрова остался недоказанным, а свое присутствие в Саратове в это время Герасимов объяснял проведением ревизии Саратовской охранки⁴⁹⁰.

17 мая 1909 г. Петров бежал из психиатрической лечебницы и в начале июня прибыл в Петербург, где был представлен чиновником особых поручений Н.В.Доброскоком своему новому руководителю - полковнику С.Г.Карпову, назначенному в апреле на пост начальника Петербургской охранки. Назначение Карпова, начальника охранки одного из провинциальных городов, находившегося с начала года в резерве, на ключевой пост, объяснялось страстным желанием П.Г.Курлова избавиться от А.В.Герасимова. По свидетельству Доброскока, Петров получил от Карпова тысячу рублей, а затем трижды встречался с Герасимовым при помощи все того же Доброскока⁴⁹¹, преданного ему "душой и телом".

Герасимов вручил Петрову тысячу рублей и познакомил с ротмистром Долговым, с которым он должен был поддерживать связь за границей, куда Петров и отправился. Что происходило дальше, достоверно не известно. По словам Б.В.Бартольда, Петров встретился с ним в Берлине в середине июля (по требованию Петрова Бартольд был отпущен под залог в конце июня; документы, уличающие его в организации террористических актов и экспроприаций, из дела были изъяты) и сознался в своей связи с охранкой, изложив свою версию вербовки, представлявшую его в более выгодном свете⁴⁹². Эта версия изложена в воспоминаниях Петрова и была официально повторена эсерами. Любопытно, что из воспоминаний Петрова, хранящихся в фонде И.И.Фондаминского, рукой редактора выброшены куски текста, где автор описывал свои сомнения в том, не являются ли В.М.Чернов и Б.В.Савинков сотрудниками охранки. Эти куски ярко рисуют психологию Петрова и атмосферу подозрительности, установившуюся в партии после разоблачения Е.Ф.Азефа, а поэтому не годились для эсеровской версии⁴⁹³.

По этой версии Петров вступил в связь с охранкой для раскрытия ее планов и разоблачения провокаторов. По словам Петрова, он, не раскрывая своего имени, предложил свои услуги Семигановскому и был отправлен в Севастополь для опознания, после которого он подвергся побоям со стороны Герасимова и Доброскока. Он симулировал сумасшествие и был отправлен в лечебницу, из которой самостоятельно бежал и, находясь на свободе, вновь предложил свои услуги Семигановскому, а затем поехал к Герасимову в Петербург, где и был завербован. По категорическому заявлению Петрова никаких выдач он не делал. Версия Петрова, по крайней мере в ее фактической основе, лжива и легко опровергается документами ДП и показаниями лиц, его вербовавших.

В.Л.Бурцев так описывал свою встречу с А.А.Петровым, организованную, по его словам, Б.В.Бартольдом: "В радужных красках рисовал он (Петров - К.М,) мне нашу дальнейшую совместную борьбу с провокацией. Он, видимо, не сомневался, что я с величайшей охотой пойду к нему навстречу и воспользуюсь его услугами". Петров собирался выведывать секреты у Герасимова, работая с ним в Петербурге, и сообщать их Бурцеву, но последний категорически отказался от "ведения двойной игры с охранниками". После этого Петров отказался от предложения Бурцева публично рассказать о своем грехопадении и уйти в частную жизнь и заявил о своем желании отомстить Герасимову за его провокацию, дабы "искупить эту свою ошибку своей жизнью". Бурцев дал согласие сохранить историю Петрова в тайне и пообещал ему при первом же известии об убийстве Герасимова выступить с разоблачением охранки в европейской прессе. Встреча А.А.Петрова с В.Л.Бурцевым произошла, очевидно, в двадцатых числах августа, еще до заключения договора между А.А.Петровым и эсерами. Это вытекает из писем некоего В.Л. от 17 и 19 августа 1909 г., в которых он обращался с просьбой к В.Л.Бурцеву принять его товарища, жалеющего переговорить «по важному и неотложному делу», сути которого корреспондент не знал, но свидетельствовал о «честности товарища»⁴⁹⁴. Петров держал Бурцева в курсе дела и встречался с ним накануне своего отъезда в Петербург осенью 1909 г., рассказав ему о своих планах⁴⁹⁵. Это подтверждается письмом А.А.Петрова к В.Л.Бурцеву во второй половине сентября 1909 г., где он просил его о встрече⁴⁹⁶.

Кроме В.Л.Бурцева и Б.В.Бартольда эта история была известна еще И.И.Фондаминскому, С.Н.Слетову и Б.В.Савинкову. 23 августа 1909 г. И.И.Фондаминским, Б.В.Бартольдом, Б.В.Савинковым и А.А.Петровым был составлен и подписан акт следующего содержания: "Представители ЦК ПСР Бакунов (И.И.Фондаминский - К.М.) и БО СР Ивернев (Б.В.Савинков - К.М.), в присутствии члена ПСР Павлова (Б.В.Бартольд - К.М.), выслушав 17/30 августа 1909 г. рассказ члена ПСР Александра Алексеевича Петрова, установили:

что тов. Петров, по своему личному почину, без ведома кого бы то ни было из членов партии, в целях революционной борьбы, поступил на службу в Охрану в качестве секретного сотрудника, причем, по его рассказу, в искренности и правдивости которого мы не имеем никаких оснований сомневаться, с его стороны не было сделано никаких указаний на революционную деятельность каких бы то ни было лиц и организаций и вообще никаких фактических сообщений о революционных делах и деятелях;

что, затем, тов. Петров, убедившись, что им совершен поступок, противоречащий революционным традициям, недопустимый для революционера и наносящий существенный вред делу революции, пришел к сознанию необходимости обезвредить последствия своего поступка путем устранения им, тов. Петровым, одного из руководителей политического сыска в России".

Заключительная часть акта гласила: "С своей стороны мы, представители ЦК ПСР и БО СР, заявили тов. Петрову, что намеченный им исход является единственным достойным и целесообразным для члена ПСР. Данный террористический акт может быть совершен только в пределах России или Финляндии, причем, о нем публикуется в органах ПСР как об акте политического террора, совершенного с ведома и одобрения партии с-р. В случае процесса товарищу Петрову предоставляется право заявить о том же на следствии и суде"⁴⁹⁷.

В Финляндию был отправлен один из членов БО ПСР, который натолкнулся на негативное отношение финских "активистов" к проведению террористического акта на территории Финляндии, вызванное боязнью толкнуть самодержавие на более жесткое ограничение ее автономии. Тем не менее за спиной финнов вся подготовительная работа была проведена и, как это видно из письма Б.В.Савинкова к И.И.Фондаминскому от 2 октября 1909 г., предполагался следующий план действий. Поселившись на Иматре, А.А.Петров под контролем члена БО списывается с генералом А.В.Герасимовым и вызывает его на свидание. Иматра как место покушения была выбрана потому, что оттуда было нетрудно бежать и было легче выбрать место для взрыва, от которого не пострадали бы посторонние люди. Непосредственно перед актом для руководства туда должен был приехать Б.В.Савинков. Крайне важно, что в случае успеха покушения и бегства Петрова Савинков считал возможным не называть имя Петрова и не предавать огласке его историю. При переносе покушения в Петербург Савинков оставлял за собой право отказаться от дела, т.к. арест Петрова охранкой, по его словам, был бы "таким моральным ударом для нас, от которого мы ... едва ли оправимся"⁴⁹⁸.

По словам Б.В.Бартольда, от этого плана пришлось отказаться, т.к. ЦК ПСР согласился с мнением финских "активистов"⁴⁹⁹, хотя необходимо отметить, что попытки выманить А.В.Герасимова в Финляндию все-таки делались А.А.Петровым в ноябре 1909 г.⁵⁰⁰. Между А.А.Петровым и А.В.Герасимовым наладилась переписка, причем в составлении писем А.А.Петрова принимал участие Б.В.Савинков⁵⁰¹.

Приехав в Петербург во второй половине ноября 1909 г., А.А.Петров встречался с С.Г.Карповым и Н.В.Доброскоком и требовал от них обоих свидания с А.В.Герасимовым, отстраненным от "руководства" Петровым. Вопрос о наличии встречи Петрова с Герасимовым в ноябре-декабре 1909 г. является принципиальным. По категорическому утверждению А.В.Герасимова, Н.В.Доброскока и Б.В.Бартольда, А.А.Петров не встречался с Герасимовым, а по утверждению самого Петрова и И.И.Фондаминского, слышавшего это от Бартольда, - встречался. А.А.Петров заявил С.Г.Карпову, что А.В.Герасимов и Н.В.Доброскок толкают его на убийство С.Г.Карпова и П.Г.Курлова, и предложил снять конспиративную квартиру, где состоялась бы его встреча с Герасимовым и Доброскоком, с тем, чтобы находившиеся в соседней комнате С.Г.Карпов, П.Г.Курлов и С.Е.Виссарионов сами удостоверились в этом. Такая квартира была снята Карповым и Петровым на Астраханской улице. По свидетельству Директора Департамента полиции Н.П.Зуева (в апреле 1909 г. сменил М.И.Трусевича), С.Г.Карпов доложил об этом П.А.Столыпину и П.Г.Курлову, после чего у Столыпина состоялось совещание с участием Курлова, Карпова и ряда других лиц о том, идти или не идти на эту встречу. Известно, со слов того же Н.П.Зуева, что Столыпин недоверчиво отнесся к информации Петрова и к его плану, так же как и Зуев, который не верил, "что генерал русской службы" способен на такое преступление. Оба высказались против тайного присутствия на встрече⁵⁰².

В ночь на 9 декабря 1909 г. А.А.Петров взорвал С.Г.Карпова на конспиративной квартире и пытался скрыться на поджидавшем его извозчике, но был случайно схвачен дворниками. По сообщению "Вестника полиции", Сергей Георгиевич Карпов всего за несколько дней до смерти получил за особые отличия звание полковника и утверждение в должности начальника Петербургского Отделения по охранению общественной безопасности и порядка⁵⁰³.

После ареста А.А.Петрова, на трех встречах с Виссарионовым, состоявшихся по просьбе Петрова, и на суде Петров заявлял, что убийство С.Г.Карпова он совершил по подстрекательству А.В.Герасимова⁵⁰⁴. Предложение С.Е.Виссарионова о возбуждении уголовного дела и проведении тщательного расследования было поддержано лишь Е.К.Климовичем, а остальными участниками специального обсуждения - П.Г.Курловым, Н.П.Зуевым, прокурором палаты Корсаком и тов. прокурора окружного суда Васильевым - отвергнуто⁵⁰⁵. П.А.Столыпин также не предпринял никаких действий для проведения расследования обвинений А.А.Петрова против А.В.Герасимова и Н.В.Доброскока. Требование А.А.Петрова о привлечении к дознанию ряда жандармов и дополнения дела были отвергнуты.

Разбирательство и сам суд над Петровым оставляют впечатление плохого балагана. Заседание Петербургского военно-окружного суда проходило 9 января 1910 г. на квартире заведующего арестантскими помещениями Петропавловской крепости Г.А.Иванишина. По его свидетельству, на суде присутствовали все высшие представители судебных органов военного ведомства, ДП, столичной охранки, а именно: прокурор от Петербургской судебной палаты Корсак и товарищ прокурора П.К.Камышланский, помощник Главнокомандующего генерал М.А.Газенкампф, вице-директор ДП С.Е.Виссарионов, начальник Петербургского охранного отделения полковник М.Ф. фон Котен⁵⁰⁶.

Обвинялся А.А.Петров в принадлежности к БО ПСР и в том, что, войдя в доверие к С.Г.Карпову "под предлогом сообщения ему важных замыслов участников означенного сообщества, заманил его в Петербурге на Астраханскую улицу д.25, кв.6, где в ночь на 9 декабря 1909 г. умышленно, путем взрыва динамита, лишил полковника Карпова жизни...". Суду дело было представлено 4 января 1910 г., по делу проходило мало свидетелей (хозяин дома и служащий охранки - содержатель квартиры, на суд в качестве свидетелей вызывались также Герасимов и Доброскок), трехчасовое выступление Петрова не записывалось, суд вынес смертный приговор, который уже 13 января был приведен в исполнение⁵⁰⁷. По сообщениям газет, тело А.А.Петрова было захоронено между могилами двух уголовников, казненных за убийство и изнасилование малолетних девочек⁵⁰⁸.

По свидетельству Г.А.Иванишина, на суде А.А.Петров заявил, что А.В.Герасимов и Н.В.Доброскок толкали его на убийство С.Г.Карпова, видя в нем и в П.Г.Курлове своих врагов. Устав от интриг и желая оправдаться перед революционерами, Петров решил заманить их всех на "совещание" и взорвать, но явился только Карпов. По словам Петрова, "глубоко любя этого человека», он тем не менее взорвал его, т.к. взрывное устройство могло быть обнаружено утром. Г.А.Иванишин, наблюдавший Петрова между судом и казнью, отметил: "Петрову страшно хотелось жить, он все надеялся, что казнь заменят ему каторгой, просил Виссарионова, чтобы он приехал к нему, и проч. Все время плакал. На другой день после суда он пришел к заключению, что его казнят и потому начал готовиться к казни изнурением тела: три дня не ел и не пил. Вышло хуже: не мог стоять, просил перед эшафотом покончить с ним скорее. ...Умер он глубоко разочарованный, что своею жизнью он не принес никакой пользы ни себе, ни людям, что и высказал в письме к матери. В крепости после суда его мучили кошмары, мучило лицо убитого Карпова. Он призывал меня, просил передать, что просит прощения у жены и детей Карпова"⁵⁰⁹.

Такова сюжетная линия "дела Петрова", изложенная весьма и весьма схематично, без разбора многих фактов, потребовавшего бы десятков и десятков страниц. Она была построена прежде всего на документах, не подлежащих сомнению, хотя в двух-трех моментах использовались сведения, которые могут оказаться не вполне точными. Предлагая версии этого дела, зачастую противоречащие друг другу, оговоримся, что на наш взгляд, в той или иной степени возможна (с разной долей вероятности) любая из них или их комбинация. Оценить степень истинности большинства из них представляется весьма трудной задачей и речь может идти только о предпочтениях, хотя, с другой стороны, общая картина прорисовывается достаточно отчетливо.

ВЕРСИЯ ПЕРВАЯ. Она является общепринятой и изложена самим А.А.Петровым в его воспоминаниях, во всех заявлениях и статьях эсеровского руководства по делу Петрова, содержится в воспоминаниях В.Л.Бурцева, показаниях Чрезвычайной Следственной комиссии того же Бурцева, Б.В.Бартольда, Б.В.Савинкова и И.И.Фондаминского⁵¹⁰. Эту же версию после гибели С.Г.Карпова охотно поддержали, правда, с некоторыми оговорками, практически все охранники.

Ее краеугольные камни: Петров - "фанатик-революционер, искренний работник соц.-рев. партии и непримиримый враг охранников"⁵¹¹ - вступил в охранку для борьбы с ней, добровольно сознался во всем товарищам и для своей реабилитации пытался убить А.В.Герасимова, который был виноват в его грехопадении. С.Г.Карпов же был убит потому, что, во-первых, Петров не мог встретиться с Герасимовым, во-вторых, истекал крайний срок покушения, поставленный ему эсерами (до 15 декабря), в-третьих, Петров спешил, т.к. мог быть разоблачен и схвачен. Его показания против А.В.Герасимова и Н.В.Доброскока объяснялись "политиканством" и желанием хотя бы таким образом отомстить Герасимову.

Данная версия представляется по ряду позиций сомнительной. А.А.Петров устно выдал ряд саратовских подпольщиков и партийную типографию, что позволило П.К.Семигановскому категорически утверждать о его измене эсерам. Кроме того, в полицейском деле Петрова содержатся дневники наружного наблюдения за рядом лиц и указания о сохранении в тайне ареста одного из этих лиц, что позволяет сделать вывод, что Петров делал выдачи и позже. Допущение, что А.В.Герасимов, П.Г.Курлов, П.А.Столыпин позволили себя обмануть, когда по всей стране гремел скандал Е.Ф.Азефа, связанный с его двойной игрой, кажется весьма странным. Документы, переданные П.К.Семигановским (протоколы допроса А.А.Петрова и справка, составленная по его устным показаниям), уличающие его в измене эсерам, должны были служить, по свидетельству того же Семигановского, крючком для Петрова. Эти документы находились у А.В.Герасимова, а затем бесследно исчезли, т.к. последний заявил, что передал их С.Г.Карпову⁵¹², а в его бумагах их не нашли. Рассказ самого А.А.Петрова о его вербовке, повторенный затем эсерами, можно однозначно назвать ложным, выдуманным с целью подать себя в более выгодном свете.

ВЕРСИЯ ВТОРАЯ. По этой версии А.А.Петров был заподозрен эсерами и вынужден был сознаться в своей связи с охранкой, известив о своем провале А.В.Герасимова. Эту версию подтверждают показания И.И.Фондаминского, в 1917 г. заявившего в Чрезвычайной Следственной комиссии, что "обстоятельства побега Петрова представлялись ... неясными". Партийный товарищ, который не дождался Петрова в условленном месте, когда тот бежал из психиатрической лечебницы, утверждал, что "он ожидал Петрова в том именно месте, на которое тот указывает в своем рассказе". Крайне важно, что из слов И.И.Фондаминского вытекает, что А.А.Петров не сам пришел с покаянием к нему, а признался в предательстве лишь после распросов Фондаминского об обстоятельствах побега⁵¹³. Находясь в Петропавловской крепости, А.А.Петров 8 января говорил на допросе С.Е.Виссарионову, что в начале августа 1909 г. написал А.В.Герасимову, что ему придется признаться в партии, на что последний в письме ответил, что уж если надо говорить, то говорить все⁵¹⁴. А.В.Герасимов в 1917 г. упоминал о том, что в августе 1909 г. по одному из писем А.А.Петрова он "понял так, что будто бы он начинает проваливаться"⁵¹⁵ и передал эти письма Н.П.Зуеву. Зуев также подтвердил этот факт⁵¹⁶.

Это, на наш взгляд, позволяет говорить о вынужденности признания А.В.Петрова, который вел себя в этой ситуации как вполне "добропорядочный" секретный сотрудник, а не раскаявшийся революционер. Можно предположить, что Б.В.Савинков, И.И.Фондаминский и С.Н.Слетов решили использовать подвернувшийся случай для совершения террористического акта, столь необходимого для "моральной реабилитации террора". Их объяснения о своей вере в искренность А.А.Петрова можно было бы принять, если бы не следующие обстоятельства. Постановления III и IY Советов партии и Оргбюро ЦК ПСР требовали безоговорочного исключения А.А.Петрова из партии и объявления его провокатором. Согласно постановлению IV Совета партии (август 1908 г.), "вступление в переговоры с полицией без разрешения ЦК" влечет за собой исключение из партии. Более того, еще весной 1907 г. ЦК ПСР принял резолюцию об исключении из партии подавших "прошения о помиловании или о смягчении участи"⁵¹⁷ Б.В.Савинков, И.И.Фондаминский, С.Н.Слетов и В.Л.Бурцев отнюдь не были зелеными новичками, чтобы не понимать, за какое щекотливое дело они берутся, связываясь с провокатором, да еще после дела Азефа. Сомнения в обстоятельствах побега А.А.Петрова, о которых упоминал И.И.Фондаминский, вообще делали веру в искренность Петрова весьма призрачной. Представляется, что Б.В.Савинков, И.И.Фондаминский и С.Н.Слетов рассчитывали на два возможных исхода дела. Первый - убийство А.В.Герасимова в Финляндии, бегство А.А.Петрова и сокрытие всей его истории, которую они утаили даже от остальных руководителей партии⁵¹⁸. Второй - убийство А.В.Герасимова в Петербурге А.А.Петров должен был произвести самовзрывом, для чего он был снабжен "адским жилетом". По показаниям в 1917 г. Б.В.Савинкова, для них стало сюрпризом, что А.А.Петров изменил первоначальный план и стал думать о бегстве с места покушения. Правда, Савинков говорил не о жилете, а о бомбе, которую Петров должен был бросить в своем присутствии в квартире А.В.Герасимова, но у Петрова был только жилет, переданный ему членом БО Яном Бердо, и динамит (или гремучий студень), полученный Б.В.Бартольдом от шведских социалистов (все это было найдено после ареста Петрова)⁵¹⁹. Следовательно, в случае бегства Петрова эта история была бы скрыта (В.Л.Бурцев, вероятно, в этом случае вынужден был бы молчать), а в случае его гибели была бы дана такая трактовка, которая устроила бы этих трех эсеров и Бурцева. Опровержения ДП, а тем более правдивой информации от властей о деле Петрова бояться не приходилось.

По рассказу самого А.А.Петрова на первой встрече его с Виссарионовым 10 декабря 1909 г., происшедшее выглядело следующим образом. Освобождение Б.В.Бартольда под залог, как впрочем и побег самого Петрова, возбудили в партии подозрения. И.И.Фондаминский заявил А.А.Петрову, что подозревает его в искусственности побега. Петров утверждал в комиссии, состоявшей из И.И.Фондаминского, С.Н.Слетова, В.Л.Бурцева, что "бежал самостоятельно и затем уже в партийных интересах вошел в связь с ген. Герасимовым", однако ему "не вполне поверили". Жил Петров сначала в Медоне на одной квартире с Бартольдом, позднее - в Ницце вместе со Слетовым.

По словам А.А.Петрова, С.Н.Слетов сообщил ему решение ЦК о необходимости совершения для своей реабилитации террористического акта над кем-нибудь из руководителей политического сыска, место акта и личность жертвы оставлялись на выбор самого Петрова. В августе состоялась встреча с Б.В.Савинковым, специально для этого приехавшим в Париж. Савинков наметил как цель покушения П.А.Столыпина и велел А.А.Петрову "вести проследку Министра: его выезды, приезды, нанять квартиру" и обещал приехать для выполнения убийства. С.Н.Слетов передал А.А.Петрову жилет с гремучим студнем. Петров поставил в известность о своем провале А.В.Герасимова⁵²⁰.

Этот рассказ А.А.Петрова кажется более или менее правдоподобным (только жилет ему передал техник БО Н.А.Лазаркевич или Ян Бердо и эпизод с П.А.Столыпиным придуман) и частично подтверждается показаниями И.И.Фондаминского. Он отчасти объясняет все последующие "странности" в позиции и рассказах Б.В.Савинкова, В.Л.Бурцева, Б.В.Бартольда и И.И.Фондаминского. Он же позволяет понять подоплеку серьезнейшего скандала в эсеровской партии, разгоревшегося после дела Петрова. В рамках этой ситуации становится понятной та "железобетонная" позиция Б.В.Савинкова, Б.В.Бартольда, В.Л.Бурцева и отчасти И.И.Фондаминского, державшихся за "революционную" версию, даже после того, как они в 1917 г. познакомились с документами охранки, изобличающими ложь Петрова. Они напрочь "забыли" о соглашении с Петровым и о готовности признать этот акт партийным. Б.В.Савинков в конце 1909 г. достаточно серьезно скандалил с И.И.Фондаминским, требуя обязательно указать на факт руководства Петровым со стороны БО⁵²¹. Вот как реагировал Б.В.Савинков в декабре 1909 г. на игнорирование своего требования сообщить в заявлении ЦК о "деле Петрова" о руководстве и контроле БО ПСР над А.А.Петровым в письме И.И.Фондаминскому: "То обстоятельство, что решение принято без меня, я рассматриваю как