Курс. Террор дискуссии и практика

• Название: Террор дискуссии и практика
• Дата: 15.05.2022
• Размер: 1.16 Mb.
• Имя файла: ƒ« ¢ 3 ’¥àà®à.doc
• Тип: Глава; #530664
• страница: 5 из 17

III.2. Боевая Организация ПСР под руководством Г.А.Гершуни и Е.Ф.Азефа (февраль 1907 - январь 1909 г)
В исследуемое время историю «центрального» террора ПСР можно разделить на два периода: БО ПСР под руководством Г.А.Гершуни и Е.Ф.Азефа (с февраля 1907 г. по январь 1909 г.) и «инициативная» БО ПСР под руководством Б.В.Савинкова (Боевая группа Б.В.Савинкова - с января 1909 г. по март 1911 г.).

Самоустранение осенью 1906 г. Е.Ф.Азефа и Б.В.Савинкова от руководства БО ПСР в связи с невозможностью продолжать работу в прежних технико-организационных формах встретило сопротивление ЦК ПСР. Дискуссии по этому поводу подробно освещены Савинковым в его мемуарах¹⁹⁰.

Скрытой от участников этих событий, настоящей подоплекой этого дела являлись терзания Е.Ф.Азефа, мучительно искавшего новой линии своего поведения, позволившей бы ему выжить, оградив его от подозрений как со стороны А.В.Герасимова - своего полицейского руководителя, так и эсеров. Предыдущая тактика, выработанная Азефом совместно с Герасимовым, базировавшаяся на том, что охранка, не проводя арестов боевиков, расстраивает все их планы, исчерпала себя. Ее дальнейшее проведение было чревато для Е.Ф.Азефа как минимум потерей в глазах эсеров имиджа талантливого боевика, а то и возникновением подозрений в провокации.

Е.Ф.Азеф предпочел объявить невозможным продолжение террора в старых формах, на которые охранка, якобы, уже нашла противоядие. Но подобная позиция заставляла ЦК ПСР воспринимать уход руководителей БО как временный, до выработки новых технических и организационных форм ведения террористической борьбы. Попытки В.М.Чернова, М.А.Натансона и Н.И.Ракитникова в ноябре 1906 г. уговорить боевиков продолжить работу без самоустранившихся руководителей БО не оставляли у Азефа сомнений, что при первой же возможности ЦК воссоздаст БО даже и без него.

В это время он мучительно искал выход из этой ситуации. Один из возможных путей он видел в своем уходе из партии и смене места жительства. Мысли об этом не покидали его до декабря 1908 года. Весьма интересно свидетельство А.А.Аргунова о его встрече в 1905 г. с Азефом, который «повел разговор (который он неоднократно начинал со мной в последующие годы) о том, что ему трудно справляться с боевым делом и я должен взять его обязанности. Не чувствуя себя годным к этой роли и вообще к роли террориста - я отказался»¹⁹¹. По свидетельству (в 1910 г.) Л.Г.Азеф, ее муж после роспуска БО говорил ей, "...что он не может сейчас работать, а между тем он совсем уйдет, быть может. Вообще в последние года два-три он мне часто говорил, - продолжала она, - что он устал, что он не может больше работать, что он хочет уйти от работы. Он, помню, высказывался так: ах, эта жизнь... как бы я удрал отсюда. Я огрубел, я ничего не читаю... Я хотел бы очутиться где-нибудь далеко, в каком-нибудь месте только с книгами... Я не могу больше, я устал... И очень часто он мне говорил, что я уйду, уйду, я не могу больше!"¹⁹².

Все эти разговоры, к которым он неоднократно возвращался в моменты сомнений, что ему удастся выйти "сухим из воды", были попытками подготовить почву для того, чтобы уйти, "сохранив лицо". Позже он прямо предлагал жене уехать в Новую Зеландию, с тем чтобы начать новую жизнь¹⁹³. И дело не ограничивалось лишь разговорами. По свидетельству В.Н.Фигнер, в августе 1908 г. после окончания I Общепартийной конференции на собрании членов ЦК, куда пригласили и В.Н.Фигнер, рассматривался вопрос, поставленный Е.Ф.Азефом, о его уходе. Но все присутствующие, не вступая в долгие прения, по очереди сказали одинаковую фразу - «Должен остаться»»¹⁹⁴

Впрочем, оставляя подобные планы как запасной вариант, Е.Ф.Азеф видел для себя выход в это время в постройке аэроплана и в ведении боевого дела совместно с Г.А.Гершуни. Идея создания аэроплана принадлежала русскому эмигранту Сергею Ивановичу Бухало, жившему в Мюнхене и согласившемуся отдать свое изобретение в руки Боевой Организации для нанесения бомбовых ударов по резиденции царя.

Любопытно, что Л.Г.Азеф в 1910 г. на вопрос одного из членов ССК о том, выдал ли бы Азеф предприятие С.И.Бухало, если бы оно пошло, ответила: "Нет, я думаю, что нет. Дело в том, что ведь он, прежде всего, хотел себя лично спасти; конечно, он тут больше думал о своем спасении, чем о партии, а кроме того, он фантазер по натуре, и ему казалось, что он все это сможет устроить. Он полагал, что он, прежде всего, сыграет в этом деле такую крупную роль, а затем - концы в воду, и тогда уж все пойдет хорошо. Но впоследствии, когда он уже имел с этим человеком дело и увидел, что тот немного неврастеник и что дело не так-то уж скоро пойдет, - так он сам стал страшно нервничать и через год уже стал отказываться от этого дела, чувствовал, что тут ничего не выйдет. Но тогда в партии решили, что все-таки оставить это дело, что дать тому человеку возможность окончить свою работу, и Григорий, например, все-таки продолжал верить в это дело"¹⁹⁵.

В.Н.Фигнер вспоминала: «Савинков рассказывал мне и об аэроплане, строившемся в Баварии, о котором Азеф говорил мне в Аляссио. Савинков ездил к изобретателю-инженеру, Сергею Ивановичу Бухало, был в мастерской, в которой сооружался аэроплан. Он верил в инженера, в целесообразность и выполнимость его изобретения. «Я полечу на этом аэроплане», - говорил он мне и, подобно Азефу, с гордостью подчеркивал, что последнее слово науки будет отдано в руки партии на дело революции. ...О таком полете год спустя мечтал и умирающий Гершуни. «Я полечу, - говорил он, - с Иваном (Е.Ф.Азеф - К.М.), и мы восстановим его честь»»¹⁹⁶

Но первоначально, по свидетельству жены, Азеф буквально пришел в восторг от замыслов Бухало и "...страшно увлекался этим делом. У меня и сейчас есть книжки по этому вопросу, которым он занимался и читал, - рассказывала она. ...Он стал думать, где бы достать 20 тысяч рублей, чтобы начать это дело. Партия раньше не хотела дать такую крупную сумму денег, потом он говорил, что ему не хотелось бы брать для этого дела партийные деньги, и - говорил он - если бы я имел свои деньги, я бы их сейчас же дал на это дело. Затем он написал Григорию Андреевичу (Г.А.Гершуни - К.М.) письмо, и получил от Григория письмо из Америки, где тот писал, что "у меня голова кружится от этого дела, это такой грандиозный план и т.д." Так что Григорий Андреевич готов был хоть все деньги, которые он там соберет, положить на это дело". И вот приезжает Григорий Андреевич, когда он тут сидит один и думает, что ему надо уйти от работы. И тут вышло так, что с одной стороны этот план, а с другой стороны он встретился с Григорием Андреевичем"¹⁹⁷.

Впрочем, Е.Ф.Азеф не "сидел", ожидаючи Г.А.Гершуни, а сам выехал встречать его. ЦК поручил И.А.Рубановичу встретить прибывающего из Америки Гершуни и тайно проводить его на открывающийся в Финляндии II съезд партии. Прибытие Г.А.Гершуни было обставлено крайне конспиративно, о его времени и месте знал ограниченный круг лиц, и можно представить себе негодование Рубановича, увидевшего на причале Е.Ф.Азефа. Рубанович недолюбливал Азефа, устроил ему форменный скандал и пытался помешать его встрече с Г.А.Гершуни. Понадобилось вмешательство последнего, чтобы исчерпать инцидент.

Надо полагать, что именно в это время Г.А.Гершуни и Е.Ф.Азеф договорились о восстановлении БО и о совместном ведении боевого дела. Об этом решении руководство партии узнало уже после выборов на II съезде нового состава ЦК, куда Азеф не был избран. По свидетельству М.А.Натансона, когда новый состав ЦК собрался на свое первое организационное собрание, Г.А.Гершуни заявил о своей договоренности с Е.Ф.Азефом воссоздать БО. После этого Азеф был кооптирован в состав ЦК. М.А.Натансон отмечал, что при распределении участков работы общее руководство боевыми, а также некоторыми общепартийными делами было оставлено за Г.А.Гершуни, Е.Ф.Азефом и временно также Е.К.Брешко-Брешковской. Азеф в первый момент взялся за общепартийные дела, в частности взял на себя организацию рассылки нелегальной литературы, издававшейся в России¹⁹⁸. Вести дела с боевыми летучими отрядами должен был П.П.Крафт, а также Г.А.Гершуни и Е.Ф.Азеф. Доминирующую роль во вновь создаваемой БО должен был играть Г.А.Гершуни, а Е.Ф.Азеф выступал в качестве его помощника¹⁹⁹.

Несколько иначе об этом рассказывал В.М.Чернов: «Первоначально Гершуни, при ближайшей помощи Карповича, начал отдельные предприятия террористического характера, совещаясь постоянно с Азевым, и, наконец, Азев взял на себя возобновление деятельности БО, т.е. собственно он по условию с Гершуни, должен был взять на себя это дело вместе с ним, но в ЦК начались разговоры против того, чтобы Гершуни шел туда, голоса разделились пополам и вопрос остался нерешенным. В это время Гершуни заболел. Таким образом, ввиду того, что Гершуни не был отпущен на боевую работу по отсутствию достаточного количества голосов ЦК временно взял на себя эту деятельность только один Азев, который имел своим ближайшим помощником Карповича, а затем и Н. («Николая» - К.М.)»²⁰⁰.

По существовавшему в ЦК порядку, один из его членов должен был находиться за границей, с тем чтобы в случае ареста ЦК в России не потерять необходимых связей, нужных для продолжения работы. Г.А.Гершуни до ноября 1907 г. большую часть времени провел в Финляндии, откуда вместе с приезжающими к нему Е.Ф.Азефом и П.В.Карповичем пытался руководить боевым делом.

Но основная оперативная работа по созданию БО в это время выпала на долю Азефа и отчасти на Карповича, который, впрочем, был достаточно безынициативен и во всем уступал Азефу. По свидетельству М.А.Натансона, Е.Ф.Азеф в июне 1907 г. уехал за границу и вернулся обратно в Россию только в октябре. В этот период помощником Гершуни по боевым делам вместе с Азефом являлся Карпович²⁰¹.

Петр Владимирович Карпович - живая легенда революционеров, открывший своим покушением 14 февраля 1901 г. на министра просвещения Н.П.Боголепова новую страницу революционного террора, родился в 1874 г. от внебрачной связи черниговского помещика А.Я.Савельева, согласно семейному преданию, бывшему потомком внебрачной дочери Екатерины II²⁰². Будучи в 1899 г. исключен из Юрьевского университета (до этого он уже был исключен из Московского университета и провел полтора года в ссылке), Карпович уехал в Германию для продолжения образования, где до февраля 1901 г. слушал лекции в Берлинском университете. Отдача 183 киевских студентов в солдаты произвела на него крайне сильное впечатление. Он уехал 10 февраля в Россию с намерением убить царя (так, по крайней мере, он сообщал позднее своей сестре)²⁰³.

В это время П.В.Карпович не принадлежал ни к одной из революционных партий. Просидев после убийства Н.П.Боголепова почти пять лет в Шлиссельбурге, он был отправлен в Сибирь, где в 1906 г. примкнул к эсерам. В начале 1907 г. он бежал за границу и вступил в БО ПСР, где, как уже отмечалось, стал помощником Г.А.Гершуни и Е.Ф.Азефа, хотя, как мы увидим дальше, необходимыми для этого организаторскими способностями и качествами в достаточной степени не обладал.

В намного большей степени на эту должность мог претендовать Б.В.Савинков, имевший на этом поприще большой и уникальный опыт. Любопытно, что в широких партийных кругах имя Савинкова было известно, пожалуй, ничуть не меньше, чем имя Е.Ф.Азефа. Так, например, Н.А.Лазаркевич вплоть до своего вступления в БО в конце 1907 г. не знал, что ее руководителем является Е.Ф.Азеф, считая, что "не меньшую роль" в боевых делах играет Савинков, несмотря на то, что Н.А.Лазаркевич "...постоянно имел дело со стариками и вообще с людьми, близкими к партии..."²⁰⁴.

В отношении Б.В.Савинкова Е.Ф.Азеф повел хитрую, психологически верно рассчитанную линию. Он использовал свой излюбленный, верно служивший ему в течение многих лет прием - вбивать клин между людьми, верящими ему на слово. Таким образом он поддерживал ранее взаимное недоверие и отчужденность между членами БО и ЦК ПСР. Сейчас он, с одной стороны, убеждал Савинкова в том, что он уважает его принципиальную позицию воздерживаться от террора до создания новых технико-организационных форм (вместе с тем это не мешало ему говорить об их долге революционеров несмотря ни на что возобновить террористическую борьбу). С другой стороны, Азеф усиленно обвинял перед окружающими Савинкова в элементарной трусости, выставляя его человеком, прячущимся за "принципиальные разговоры".

М.А.Натансон в 1910 г. отмечал, что Е.Ф.Азеф систематически настраивал членов ЦК и БО против Б.В.Савинкова, объясняя, что тот стал трусить с тех пор, как попался в Севастополе и почувствовал веревку на шее, но боясь эти признать прямо, валил все на ЦК и т.п. "Уже Гершуни приехал настроенный против П/авла/ И/вановича/ (Савинкова - К.М.), а затем, когда Азев вернулся обратно осенью 1907 г. и когда П.И. приезжал для переговоров, они окончательно разошлись и Гершуни, уже совсем больной, заклинал меня никогда не иметь больше дел с П.И., как с человеком, по его мнению, безнравственным, совершенно павшим и т.п. Несомненно, что большая часть этих гипотез и даже прямых обвинений была создана сознательно и систематически Азевым, действовавшим против П.И."²⁰⁵. Е.Ф.Азеф настолько преуспел в очернении Б.В.Савинкова в глазах руководства партии за спиной ничего не подозревающего Савинкова, что, по свидетельству М.А.Натансона, он и его супруга были просто ошеломлены, когда уже после разоблачения Азефа Б.В.Савинков показал им его письма, в которых тот клялся ему в любви и преданности. М.А.Натансон в 1910 г. заявлял: "Я все это рассматриваю как одну из самых глубоких и тонко рассчитанных интриг Азефа"²⁰⁶.

В июле 1907 г. Г.А.Гершуни и Е.Ф.Азеф выехали за границу для проведения предварительных переговоров с рядом лиц. В августе 1907 г. они встречались с Б.В.Савинковым, предложив ему войти в БО. Но Савинков, повторяя аргументацию годичной давности, предложил отказаться от старых методов работы и принципов организации БО и перейти к открытым нападениям нескольких групп террористов, пользуясь сведениями информаторов. Но против его плана увеличения количества членов БО нового типа до 50-60 человек выступили Е.Ф.Азеф и Г.А.Гершуни, что заставило Савинкова отказаться от их предложения²⁰⁷. Апелляция Савинкова к ЦК в октябре того же года закончилась безрезультатно. И Г.А.Гершуни и другие члены ЦК, достаточно скептически отнеслись ко всем аргументам Б.В.Савинкова. Собранием ЦК было решено продолжать центральный террор в его прежних организационных формах²⁰⁸. Во главе БО было решено поставить одного Е.Ф.Азефа, но было ясно, что в решающий момент вплотную к руководству БО подключится и Гершуни. Фактически вплоть до отъезда на лечение в конце 1907 г. Г.А.Гершуни руководил БО вместе с Азефом, а затем последний единолично возглавил БО ПСР. По свидетельству К.К.Зильберберг, осенью 1907 г. перед своим отъездом в Россию Азеф был «очень полон веры в успех дела»²⁰⁹

Как известно из воспоминаний Б.В.Савинкова, возвращаясь с Выборгского совещания на пароходе "Polaris", он чудом избежал ареста в Копенгагене датской полицией. Этот инцидент был подстроен Азефом. Почему Азеф пошел на такой риск? В 1924 г. Б.В.Савинков, вспоминая настойчивые уговоры Азефа вернуться к боевой работе, писал: "Впоследствии б/ывший/ директор Департамента полиции Лопухин показал, что Азеф обещал дать возможность меня арестовать. Мой отказ "исполнить свой долг" расстраивал его планы. Этим объясняется его настойчивое желание, чтобы я поехал в Петроград"²¹⁰. Об инциденте с неудавшимся арестом Савинков говорил так: "Меня выдал Азеф. Когда я ему рассказал о случае в Копенгагене и высказал предположение, что в Партии есть провокатор, он сказал: "О том, что ты едешь на "Polaris" знали только три человека: Григорий (Гершуни), Вера (Фигнер) и я. Значит, один из нас троих провокатор. Выбирай"²¹¹. Можно только еще раз отметить у Азефа тонкое понимание человеческой психологии: он не стал отнекиваться незнанием и предлагать разные версии, он поставил задачу перед Савинковым таким образом, что она стала для него психологически неразрешимой.

Подготовительный этап создания БО продлился с февраля 1907 г., с момента принятия принципиального решения о ее восстановлении, до осени 1907 г., когда дело перевели, наконец, в практическую плоскость. Главная и единственная задача, которую руководство партии поставило перед БО - организация цареубийства.

Когда, кем и в какой форме было принято в партии решение о цареубийстве? В феврале 1910 г. В.М.Чернов говорил членам ССК: «Что касается дела царя, то к этому он (Е.Ф.Азеф - К.М.) всегда относился довольно положительно, что да, нужно будет поставить его на очередь. Когда этот вопрос особенно обострился, у нас в ЦК обнаружились два течения, это было сейчас же после разгона первой Думы. Тогда перед нами вопрос о цареубийстве встал совершенно конкретно (Чернов был решительным сторонником этого - прим. редактора). По этому поводу возникли споры. Представителем мнения более осторожного и даже отрицательного отношения к цареубийству выступил главным образом Натансон. Азев отзывался очень пренебрежительно и резко о Натансоне, в особенности потому, что тот настаивал, чтобы были опрошены наиболее влиятельные и видные люди партии. Я и другие согласились на это, но с тем, чтобы опрос был произведен достаточно быстро. Азев же протестовал и говорил, что это одно затягиванье дела и проч. Он решительно высказался за постановку на очередь вопроса о цареубийстве. Он и раньше несколько раз заговаривал об этом, потому что в БО были сторонники этой постановки вопроса, напр., Каляев, Савинков. Они говорили уже тогда, что нужно прямо после Плеве поставить дело царя»²¹².

Крайне интересные сведения об этом дают протоколы совместного опроса членами ССК в 1910 г. М.А.Натансона, В.М.Чернова и Н.И.Ракитникова, которые вступили по этому поводу в дискуссию между собой. М.А.Натансон, рассказывая о II съезде ПСР, состоявшемся в феврале 1907 г., отметил, что ему пришлось посвятить несколько вечеров для того, чтобы убедить членов эсеровской думской фракции и получить 32 голоса за то, что "и во время существования Думы могут продолжаться террористические акты, и даже может быть совершено цареубийство"²¹³.

Н.И.Ракитников посчитал, что насчет цареубийства М.А.Натансон оговорился, т.к. "...это не было тогда решено, это было решено уже после второй Думы"²¹⁴. Натансон парировал: "Виноват, я сам две ночи бегал и уговаривал их, почему у нас так решено, и почему так поставлен вопрос. После первой Думы, когда вы уже сидели, мы начали опрос всех товарищей, и уже после тех советов, которые у нас были, у нас был решен вопрос так, что цареубийство надо будет сделать. У нас только, конечно, не было еще оружия для этого, у нас не было никакого аппарата для того, чтобы начать подготовку к этому делу, и вот Гершуни после второго съезда и взялся за это, что он будет руководить этим делом. А тогда вопрос этот был решен абсолютно"²¹⁵.

Н.И.Ракитников посчитал, что заявление Натансона, сделанное "в такой форме, может вызвать недоумение", т.к. "...как раз перед второй Думой мы опровергали это же самое, что вы сейчас говорите, что мы ставим дело цареубийства, так что тогда мы не могли говорить этого, и не решалось, что во время второй Думы может быть совершено цареубийство. Это могло быть только такое принципиальное решение, но совершено не то, чтобы буквально думская группа должна была считаться с этим как с фактической возможностью, к которой ей надо быть готовой"²¹⁶.

В.М.Чернов подтвердил, что "...это было принципиальное решение", а Н.И.Ракитников продолжал настаивать, что "...мы считали, что действительно можно совместить существование наше в Думе с террором, вплоть до цареубийства даже, но на самом деле мы тогда цареубийства практически вовсе не ставили, так что так готовиться, так сказать к нему нам не приходилось". М.А.Натансон ответил, что его слова не противоречат этому, и чуть позже добавил, что "на втором съезде вопрос о цареубийстве не разбирался"²¹⁷. Но, по замечанию Чернова, "там было сделано определенное заявление Гершуни. Когда кто-то поднял этот вопрос, он сказал: "адрес-то мы знаем, но нас туда не пускают. Не будем об этом говорить теперь""²¹⁸.

Уточнение Натансона, сделанное для Ракитникова, звучало так: "...в думской группе мы ни о каких определенных актах не говорили, но мы сказали им, что террор продолжается и что он может идти вплоть до цареубийства, и что они с этим должны мириться, или же, наоборот, вернее, пойти на это". В.М.Чернов к его словам добавил: "А практически было так, что была боевая группа, которая вело дело Столыпина и Николая Николаевича, но которой не было дано право совершать цареубийство, хотя, конечно, было разрешено собирать различные сведения и информации"²¹⁹. Эта случайно возникшая дискуссия крайне примечательна и не требует особых комментариев.

Отрабатывалось множество планов цареубийства, часть из которых через Е.Ф.Азефа стала известна охранке, часть была им скрыта. Говоря об этих планах, прежде всего отметим, что Е.Ф.Азеф радикально изменил методы террористической деятельности БО. Прежде всего, он отказался от создания отряда наблюдения за передвижениями жертвы. Им делалась ставка на сбор информации от людей, связанных в той или иной мере с придворными кругами. Хранящаяся в фонде Б.В.Савинкова таблица наблюдений за целой группой высших сановников и членов царской фамилии, а также самим царем, позволяет судить о том, как широко было поставлено дело. Весьма важно, что характер сведений таблицы вполне подтверждает тот факт, что подобная информация о передвижении царя и высших сановников, а также об участии их во всякого рода мероприятиях, когда они появлялись на людях, могла поступать только от информаторов весьма и весьма осведомленных²²⁰.

Крайне примечателен эпизод, о котором вспоминает А.В.Герасимов, когда Е.Ф.Азеф сообщил ему об изменениях маршрута поездки царя, хранившихся в полной тайне и известных очень узкому кругу лиц. Герасимов не знал об этом изменении и отнесся к рассказу Азефа весьма насмешливо. Нетрудно представить себе его потрясение, когда некоторое время спустя он получил официальное уведомление об этих изменениях. Попытки Герасимова узнать имя информатора Азеф категорически отверг. Самостоятельное расследование Герасимова, уверенного, что он выйдет на мелкого чиновника, увенчалось успехом, потому что в круг посвященных входило всего лишь 5-7 высокопоставленных сановников.

П.А.Столыпин, который был потрясен не меньше Герасимова, приказал провести дополнительное расследование. По свидетельству А.В.Герасимова, П.А.Столыпин, в первый раз услышав имя этого человека, "...занимавшего в высшей степени высокий пост в министерстве путей сообщения, был поражен: "Нет, нет, - твердил он, Вы ошибаетесь. Я его хорошо знаю. Ведь он принимает участие в заседании совета министров, бывает у меня в гостях... Он не может быть предателем, помощником террористов в подготовке покушения на царя". При моем втором докладе, - продолжал Герасимов, - Столыпин уже не оспаривал моих выводов - но принять какие-либо меры колебался. - Он хуже любого террориста, - говорил он, - и его следовало бы предать суду. Но как это сделать. Вы понимаете, что будут об этом писать газеты всего мира? Лучше подождем, быть может, после видно будет, и ограничимся только тем, что отстраним это лицо от всех дел, связанных с передвижением Государя"²²¹. Позже этот "сановник-предатель", как называет его Герасимов, потерял свой пост, но разоблачен так и не был.

Весьма показательна и другая история, поведанная М.А.Натансоном ССК в 1910 г. Весной 1907 г. к Натансону обратился его товарищ-офицер, передавший желание некоего гвардейского полковника убить Николая II или на смотру или как-либо иначе. Полковник запрашивал через знакомого ему Натансона согласия ПСР признать этот акт своим. Встретившись с полковником, М.А.Натансон и Е.Ф.Азеф вынесли впечатление, что он еще недостаточно психологически созрел для исполнения взятой на себя роли. Ими было решено оставить его в резерве, с тем чтобы воспользоваться его услугами позже. После разоблачения Азефа полковник получил повышение по службе и, видимо, отказался от своих намерений. По словам Натансона, то, что Е.Ф.Азеф не выдал полковника, который в любой момент самочинно мог убить царя и заставляло ЦК не верить в его провокацию²²².

В июне 1907 г., по свидетельству все того же Натансона, БО получило предложение с яхты "Штандарт" с указанием на то, что имеется офицер, несколько матросов и кочегаров, готовых устроить взрыв Николая II. Г.А.Гершуни поручил разработку этого дела П.В.Карповичу. Дело расстроилось из-за мелких непредвиденных обстоятельств. Е.Ф.Азеф был полностью посвящен во все детали этого дела, но также не выдал его охранке. Подобное дело затевалось еще на одном корабле, но расстроилось в начальной стадии²²³.

Наиболее известна история попытки подготовки цареубийства с помощью матросов крейсера "Рюрик". Любопытно, что сама идея и возможность покушения на "Рюрике" была подсказана в апреле 1908 г. М.А.Натансону одним из его "старых друзей офицеров", заведующим постройкой корабля²²⁴.

С весны 1908 г. М.А.Натансон являлся заграничным уполномоченным ЦК ПСР и, получив от К.П.Костенко, члена эсеровской военной организации, это предложение, решил провести это дело без привлечения БО ПСР. В 1910 г. членам ССК он объяснял свое решение тем, что формально местонахождение корабля за границей делало все затеваемое дело подвластным его компетенции. Натансон привлек к участию в этом деле Б.В.Савинкова, который дал на это свое согласие. Уже после того, как Савинков приступил к изучению возможностей покушения и знакомству с членами экипажа, М.А.Натансон отправил В.М.Чернову в Россию извещение об этом деле и предложил ему приехать за границу. Вместо этого Чернов поставил в известность о затеваемом предприятии Е.Ф.Азефа, который отправил в Глазго П.В.Карповича, а в июне 1908 г. приехал и лично. По словам М.А.Натансона, они с Черновым, якобы так и не смогли разобраться в причинах этой путаницы. Следствием ее был конфликт между М.А.Натансоном и П.В.Карповичем, т.к. первый вынужден был выходить из неловкой ситуации, в которую попал не без помощи В.М.Чернова. Весьма похоже, что никакой "путаницы" и не было, а объяснение инцидента нужно искать в неприятии В.М.Черновым подобной трактовки М.А.Натансоном сферы компетенции заграничного представителя ЦК ПСР.

В 1910 г. Б.В.Савинков, освещая членам Судебно-Следственной Комиссии свое участие в подготовке цареубийства на крейсере "Рюрик", говорил, что первоначальный план, который он разработал вместе с П.В.Карповичем, заключался в том, чтобы посадить на корабль в Кронштадте члена БО, который должен был взорвать ту часть палубы, где происходил бы смотр и находился бы царь вместе со свитой²²⁵.

После приезда Е.Ф.Азефа начались обсуждения этого плана, в которых принимали участие Е.Ф.Азеф, Б.В.Савинков, П.В.Карпович, два офицера из команды "Рюрика" и матрос Авдеев, привлеченные Савинковым и Карповичем. По свидетельству Савинкова, в ходе всех обсуждений у него возникло "...впечатление, что какой бы план не был предложен, Азев его все равно разобьет". Объяснял он это усталостью Азефа и потерей той "решительной настойчивости, которая необходима для приема плана..."²²⁶. Все предложения Савинкова отвергались Азефом и поддерживавшим его Карповичем.

Вывод Б.В.Савинкова в 1910 г. был достаточно определенным: "...Азеф не допустил бы до покушения, и что это была лишь фикция покушения. Ведь тогда на это не обращалось внимания, а обращалось внимание на то, что он лично приходил на корабль в качестве инженера, сам влезал в трюмный отсек, в котором мы должны были сидеть, т.е. сделал то, перед чем я бы, например, затруднился, - появиться перед всеми офицерами в качестве какого-то инженера и т.п. Это, конечно, бросалось в глаза всем нам"²²⁷.

Вот как описывал этот же эпизод Б.В.Савинков в 1924 г. в примечаниях к своим "Воспоминаниям": "В последнюю минуту Авдеев заявил, что берется не только спрятать человека, но провести его незаметно на корабль. Хотя попытка была рискованной, я предложил ее сделать. Азеф воспротивился, говоря, что нас (зачеркнуто: меня и Авдеева - К.М.) арестуют раньше, чем Авдеев успеет спрятать меня. Я настаивал. Азеф рассердился и потребовал, чтобы я подчинился во имя "дисциплины БО". Я сказал ему: "Ты не хочешь убить царя... Мы только умеем разговаривать о цареубийстве" (Зачеркнуто: Если так, то я выйду из БО и уйду к максималистам - К.М.). Карпович (потонул в 1917 г. при переходе из Англии в Россию от германской мины), присутствовавший при этом разговоре, встал на точку зрения Азефа. Я вынужден был подчиниться. Ясно, что Азеф ни в коем случае не допустил бы цареубийства. Вышеизложенный разговор был мною сообщен некоторым членам ЦК (Натансону и Чернову), но они увидели в нем только "бунт" с моей стороны. Соответствующих из него выводов не сделал и я"²²⁸.

Даже если выводы Савинкова верны, то все равно поведение Е.Ф.Азефа представляется весьма противоречивым. Если он, как считает Б.В.Савинков, действительно не хотел допустить цареубийства, то почему он дал согласие на вооружение матроса Авдеева и вестового Каптеловича? Ответы достаточно очевидны. В первом случае он бы просто не смог убедительно аргументировать свой отказ использовать хоть какую-то возможность покушения на "Рюрике". Во втором - выдача матросов почти неизбежно навлекла на всех участников подготовки покушения подозрения в провокации. Давать в руки своих недоброжелателей дополнительные козыри для своего разоблачения со стороны Азефа было бы слишком опасным экспериментом. С другой стороны, любой из матросов мог убить царя и тогда Е.Ф.Азеф был бы серьезно скомпрометирован в глазах охранки. Его роль после открытого посещения крейсера в качестве инженера на глазах всей команды и встреч с предполагаемыми террористами была бы слишком очевидной. Противоречие исчезает, если считать, что из двух зол Азеф выбрал меньшее - план, который имел меньше шансов быть реализованным.

Кроме этих "посторонних" планов Е.Ф.Азеф вынашивал планы (по крайней мере говорил о них) нападения на царя на улице, план проникновения с депутацией "верноподданных", организуемой черносотенцами, план убийства молодым священником-эсером, план покушения во время царской охоты в одной из деревень вблизи Царского Села, план взрыва царского поезда или нападение с бомбами на улицах Ревеля²²⁹.

Прежде чем оценивать степень реальности этих и других планов, рассмотрим, что собственно представляла из себя БО в это время и из кого она состояла. Кроме Г.А.Гершуни (отошедшего от дел по болезни в конце 1907 г. и скончавшегося от саркомы легких весной 1908 г.), Е.Ф.Азефа и П.В.Карповича - в нее входили супруги Н.А. и С.О.Лазаркевичи, М.М.Чернавский, П.А.Левинсон, Э.М.Лапина (Бэлла) и некий «Николай».

Точно идентифицировать «Николая» до сих пор невозможно. В.Н.Фигнер, познакомившаяся с ним в 1908 г., описывала его так: «Это был молодой человек с наружностью, которую встречаешь у десятков и сотен молодых людей - рабочих; среднего роста, брюнет, с коротко остриженными черными волосами и румяными щеками, он производил впечатление довольно приятное»²³⁰. В своих воспоминаниях она указывала, что «Николай» был боевиком в отряде А.Д.Трауберга (Карла) и участвовал в покушении на начальника Алгачинской каторжной тюрьмы Бородулина, и называла его то ли настоящую, то ли «конспиративную» фамилию - Панов. По словам В.Н.Фигнер, Е.Ф.Азеф выразил желание познакомиться с «Карлом» и «Николаем» и дал им любопытные характеристики. Она вспоминала: «...И вот как «Иван Николаевич» оценил этих двух людей: о «Карле» он сказал, что в нем нет ничего особенного, а о «Николае», человеке заурядном, что «это - орел». Это сообщение, показывающее проницательность (!) Азефа, сделал мне член организационного бюро, который вел сношения между отрядами «Карла» и представителями ЦК (Гершуни и Азефом)»²³¹.

По мнению Р.А.Городницкого, «Николай» играл в конце 1908 г. крупную роль и Азеф указывал на него как на своего заместителя. Выражая некоторые сомнения в подлинности фамилии Панова-«Николая» (допуская ошибку со стороны Фигнер) он все-таки включает его под этой фамилией в состав БО.

Загвоздка с идентификацией «Николая» заключается в том, что весной 1909 г. на него пало подозрение в провокации и велось следствие, но ни подтвердить правомерность этих обвинений, ни снять их Следственной Комиссии при ЦК не удалось. О причинах обвинения мы будем говорить отдельно, а здесь отметим только то обстоятельство, что это «подвешенное состояние», в котором оказался «Николай», заставляло всех мемуаристов скрывать его подлинное имя. Так, описывая последний визит трех эсеров к Азефу, после которого он скрылся, все мемуаристы называют имена В.М.Чернова, Б.В.Савинкова и «Николая». И только Б.В.Савинков, уже в 1924 г., составляя примечания к своим воспоминаниям, написанным до революции и опубликованным в 1917 г. в «Былом» с буквенными псевдонимами, расшифровывает часть из них. Даже не имея номеров «Былого» с привязкой савинковских примечаний к тексту, мы можем попытаться сделать это самостоятельно. В частности, описывая последнюю часть азефской драмы, Савинков расшифровывает псевдоним N из Мюнхена, к которому ездил Е.Ф.Азеф - С.И.Бухало, псевдоним В., отправленного в Берлин для проверки алиби Азефа - В.О.Фабрикант, псевдоним некоего Н. и N, вероятно, «Николая». Этот «Н.» расшифровывается Савинковым дважды как Суховых. В первом случае «Н.» упоминается среди имен других членов БО, во втором случае - уже «N» упоминается среди приглашенных ЦК на собрание видных эсеровских деятелей, решавших судьбу Азефа. Из текста воспоминаний видно, что «Николай» (в списке присутствовавших Савинков этого имени не называл) присутствовал на этом собрании. Таким образом, опираясь на примечания Савинкова 1924 г., мы можем идентифицировать «Николая» как Суховых²³². Впрочем, твердой уверенности в справедливости такой идентификации без «привязок» Савинкова и дополнительных доказательств у нас все-таки нет. Но в пользу этой версии говорит и то обстоятельство, что Р.А.Городницкий, опираясь на какие-то другие источники, включает Суховых в состав БО 1907-1909 гг. и даже указывает его инициалы - Л.А., что свидетельствует по крайней мере о двух вещах: что Суховых был членом БО в это время и что в отличие от мифического Панова это настоящая фамилия боевика. Представляется, что до нахождения новых данных вполне допустимо отождествлять «Николая» и Л.А.Суховых.

По данным Р.А.Городницкого, социальный портрет БО ПСР в 1907-1908 гг. вырисовывается следующим образом: 6 мещан, двое - дети купцов, один - сын священника, один крестьянин. Из 10 человек семеро мужчин и трое женщин. Образовательный уровень был крайне высок: трое имели высшее образование, трое - незаконченное высшее, четверо - среднее. Возрастной состав был следующим: трое - от 20 до 30 лет, шестеро - от 30 до 40, один - свыше 50 лет. Национальный состав: пятеро русских и пятеро евреев²³³.

Не исключено, что это не полный состав БО. Всех членов БО знал только ее руководитель. Сами боевики были знакомы, как правило, лишь с 3-5 своими коллегами. Конспирация была настолько жесткой, что даже члены ЦК не могли требовать имен боевиков. По свидетельству М.А.Натансона в 1910 г., "ЦК знал только ответственных лиц из БО, но состава ее не знал. Ответственные лица без согласия ЦК не могли быть назначены. Даже в 1907 г., когда Гершуни и Азев устроили новую Боевую Организацию, ЦК ex officio не знал ее состава и не мог требовать этого"²³⁴. Зато этими сведениями обладал А.В.Герасимов, называвший в своих воспоминаниях и численность БО - "...в составе до десяти человек"²³⁵.

Н.А.Лазаркевич был принят в БО Азефом по рекомендации Г.А.Гершуни в конце 1907 г. В декабре 1907 г. Н.А.Лазаркевич по поручению Азефа ездил в Симферополь и Одессу "...посмотреть, не найдется ли там подходящих людей" для работы в БО, а также в Киев "раздобыться паспортами, как для других членов Боевой Организации, так и для себя лично, с целью поселиться постоянно в Петербурге"²³⁶. Благодаря личным связям Лазаркевич устроился в январе 1908 г. лаборантом в химическую лабораторию "одного ученого учреждения" и получил задание от Азефа - при помощи своего начальника, который был одним из воспитателей царя, "...укорениться в тех кругах, около которых он вращается", для сбора сведений о дворе и завязывания необходимых связей.

Эта задача оказалась невыполнимой и потому, что "патрон" Лазаркевича давно отошел от двора, и потому, что несмотря на все его попытки приблизиться к военным профессорам-химикам на почве "...таких, чисто научных вопросов, ...личных отношений завязать" с нужными людьми не удалось. По его словам, Азеф приписывал неудачу его неумению и был крайне недоволен, т.к. считал, что "...никаких зацепок еще не имеется, и что пока приходится вести только, так сказать, подготовительную работу"²³⁷.

Его супруга - С.О.Лазаркевич (в девичестве Эфрусси) познакомилась с Е.Ф.Азефом еще в 1903 г. через его жену. В конце 1904 - начале 1905 г. Азеф отправил ее в Москву с тем, чтобы она ждала "дальнейших инструкций". В марте 1905 г. она вместе с другими членами БО была арестована, но уже в сентябре освобождена под залог. В БО Азеф ее не взял, сославшись на то, что "у него сейчас в Боевой Организации достаточно народу"²³⁸.

Предложение о вступлении в БО он ей сделал в конце 1907 г. в Выборге, и в январе 1908 г. С.О.Лазаркевич отправилась в Петербург. Она поступила в "...школу обучаться маникюрному ремеслу и вообще всякому массажу", для того чтобы, получив аттестат, открыть "маленькое заведение" в Петергофе или в Царском Селе. Азеф обещал дать ей необходимые рекомендации и связи. Но аттестата ей получить не удалось и в мае-июне 1908 г. она уехала в Финляндию. Сама она вспоминала об этом так: "Он хотел обязательно, чтобы я оставалась на целое лето в Петербурге, но я нашла, что это было бы безумием, оставаться в Петербурге, когда совершенно нечего делать; все решительно уезжают, а я одна буду сидеть в Петербурге с печатями и паспортами. Я уехала, но предварительно обучила одного нашего боевика, который все равно должен был оставаться в Петербурге. Я передала ему печати и паспорта (она заведовала паспортным бюро БО - К.М.), и выучила его этому ремеслу, а сама поехала в Финляндию, и больше в Петербург не возвращалась и ничего не знала об Азефе"²³⁹.

П.А.Левинсон по приказу Е.Ф.Азефа поселилась в качестве зубного врача в Петергофе, чтобы завести необходимый круг знакомств. В этой связи интересны ее робкие попытки протеста против этого решения, пресеченные Е.Ф.Азефом. По словам С.О.Лазаркевич, Е.Ф.Азеф пользовался среди членов БО 1907-1908 гг. "громадным влиянием и уважением. ...Это был человек со страшно железным характером. Он подавлял все"²⁴⁰. Она ссылалась на эпизод, когда Азеф велел поселиться П.А.Левинсон в Петергофе в качестве зубного врача. Левинсон пыталась убедить Азефа, что ей как еврейке жить в Петергофе невозможно, на что ей было заявлено: "Если вы хотите работать вместе, то подчиняйтесь, а не желаете подчиняться, так уходите". Сама Левинсон говорила Лазаркевич: "Что он мне прикажет, то я и сделаю"²⁴¹.

М.М.Чернавский был самым пожилым членом БО, приняв участие в революционном движении 70-х годов еще юношей, он вернулся из Сибири только в 1904 году. Весьма любопытно, что свои пятнадцать лет каторги он получил за участие в знаменитой демонстрации у Казанского собора в декабре 1876 года. В своей автобиографии М.М.Чернавский писал, что туда пришел с тетрадкой конспектов, «рассчитывая, что побывает на демонстрации, не упустит и библиотеку. Но вместо библиотеки попал в участок, где был жестоко избит, а оттуда в «предварилку». Я не был в числе инициаторов демонстрации, - вспоминал Чернавский, - и не был с ними организационно связан»²⁴². У него, по его словам, были знакомства и связи в обеих социалистических партиях, но ни в одну из он вступать не спешил, ограничиваясь лишь мелкими услугами эсерам, к которым склонялись его симпатии. После трех арестов, в феврале 1907 г., он не дожидаясь предстоящей ссылки на север, эмигрировал и заявил о своем желании вступить в БО. Несколько месяцев он провел в Финляндии, обучаясь в существовавшей там динамитной мастерской, которую покинул в августе 1907 г. Тогда же состоялась его встреча с Г.А.Гершуни и Е.Ф.Азефом, которые должны были окончательно решить вопрос о его приеме в БО.

Через три недели он получил распоряжение ехать на Урал в качестве техника и инструктора по боевым делам. Ему казалось, что его мрачные предчувствия подтвердились и его забраковали для работы в БО. Весьма примечательно, что в Перми пожилой эсер-рабочий, узнав, что М.М.Чернавский может научить их делать динамит и изготовлять бомбы, посмотрел на него весьма недоуменно. "А зачем самим делать динамит, - возразил рабочий, - когда его можно получить сколько угодно даром или почти даром? Динамит употребляется на многих уральских заводах и на приисках, добывающих рудное золото. Если вам нужно, могу достать хоть пуд. Да и не я один. По всему Уралу вы найдете в наших организациях людей, которые могут доставать динамит и капсюли гремучей ртути. ...Сообщение рабочего очень смутило меня, - вспоминал Чернавский. ...Как же так? Неужели Азеф, глава БО и видный член ЦК, не знает или не интересуется положением дел на Урале?"²⁴³.

В декабре 1907 г. до него через нескольких посредников поступило распоряжение Азефа изготовить бомбу и передать ее иркутской группе боевиков, затевающих террористический акт. В Иркутске Чернавский, однако, узнал, что дело дальше "платонических разговоров" о терроре не пошло и, прождав больше недели, пока найдут человека для хранения бомбы, вернулся с ней назад. Много лет спустя М.М.Чернавский был уверен, что Азеф его руками устраивал провокацию: "Посылая в Иркутск бомбу, он, очевидно, рассчитывал этим подарком толкнуть местную организацию к выступлению и в надлежащий момент блеснуть перед департаментом полиции своей осведомленностью о том, что делается даже на далеких окраинах"²⁴⁴.

Вернувшись в конце января 1908 г. в Петербург к Азефу, М.М.Чернавский был отправлен отдыхать до середины февраля. Азеф предложил Чернавскому стать хозяином чайной "Союза русского народа" в деревне Большой Кинель неподалеку от Ропшинской царской охоты. Планировалось в число загонщиков, набираемых из местных крестьян, ввести боевиков для покушения на царя. Сыграть роль "жены-старухи" Чернавский предложил М.О.Лебедевой (Шебалиной), жившей в Новониколаевске. Приехав в Петербург, она сообщила ему о своих сомнениях, мотивируя их недавним предупреждением одного старого товарища, "который настойчиво убеждал ее не доверять Ивану Николаевичу". М.М.Чернавский вспоминал: "Выслушав Азефа, изложившего планы всего дела, М.О. неожиданно для меня вдруг спрашивает: "А скажите, Иван Николаевич, уверены ли вы, что мы не будем работать на охранку?" Совершенно спокойно, только с некоторым изумлением, как будто говорившим - "ведь ляпнет же человек этакую чепуху!" - Азеф ответил: "Если я составляю организацию, в нее не попал провокатор. Некоторый опыт в распознавании людей у меня имеется, вы это знаете. Но если вы потребуете, чтобы я прозакладывал свою голову - слуга покорный. Ошибка возможна. Абсолютной гарантии вы не найдете ни в какой организации, ни в какой партии, - это вы сами знаете"²⁴⁵.

После отказа М.О.Лебедевой взять на себя предложенную роль, Е.Ф.Азеф отправил в Читу П.В.Карповича к А.В.Якимовой, также ответившей отказом. Прождав, по указанию Е.Ф.Азефа, дальнейших указаний до середины апреля, Чернавский получил задание Оргбюро ЦК ПСР (по его мнению, инспирированное Азефом) привезти деньги из Туркестана. Вместе с молодой эсеркой, игравшей роль его дочери, они привезли в Петербург 70 тысяч рублей из суммы, доставшейся эсерам в результате Чарджуйской экспроприации²⁴⁶.

После этого Чернавский ездил за динамитом на Урал и вновь "бездельничал" до июля 1908 г., когда, узнав на явке БО об отъезде Азефа за границу, сам перебрался в Финляндию. Весной 1908 г. Азеф поручил Н.А.Лазаркевичу организовать большую мастерскую по приготовлению "...по крайней мере 50 пудов динамита». «Причем он непременно хотел, - вспоминал Лазаркевич, - чтобы фабрика была поставлена здесь же, в Петербурге, а если возможно, так и в той же лаборатории, где я уже работал"²⁴⁷.

Н.А.Лазаркевич категорически отказался делать динамит в лаборатории, не желая подводить своего начальника, принявшего его на работу, зная о том, что он нелегальный и зная его настоящую фамилию. Более того, Лазаркевич знал от двух членов БО, "...что если бы мне понадобились большие количества взрывчатых веществ, то всегда и во всякое время их можно достать на Урале. ...Я лично знал шведов, которые нам всегда охотно помогали и с которыми я, уезжая в Петербург и даже не имея никаких планов на будущее, просто так, на всякий случай, переговорил и заручился их согласием, что я во всякое время смогу через них выписать взрывчатые вещества. Они брали на себя перевозку и переправу веществ через границу, так что я через них мог выписать какое угодно количество, хотя бы и 200 кило, во всякий момент"²⁴⁸. Естественно, что Н.А.Лазаркевич пытался убедить Азефа, что создание "большой, грандиозной фабрики взрывчатых веществ" совершенно не нужно, коли динамит можно получить "с гораздо меньшими затратами сил и денег, а также без всякого риска для людей..."²⁴⁹.

Трижды крайне недовольный Азеф прекращал этот разговор, а затем стал обвинять Лазаркевича в трусости. В конечном счете тот согласился на это "...почти что безумное предприятие", а Азеф стал выяснять в магазинах, можно ли достать такие большие количества необходимых кислот. М.М.Чернавский должен был найти место в России для устройства фабрики и сообщить об этом Н.А.Лазаркевичу, перебравшемуся в Финляндию. Втайне от Азефа Лазаркевич просил Чернавского навести справки о покупке динамита и даже дать задаток, чтобы в случае возможности избежать все-таки устройства фабрики. Но Лазаркевич не получил от Азефа денег, хранившихся у другого боевика, подробных инструкций и помощников, а потому из-за молчания Азефа "дело было, так сказать, отложено само собою"²⁵⁰. правда, Лазаркевич все-таки купил в Финляндии 200 кг динамита и хранил его у себя.

Вся эта история с созданием "динамитной фабрики", лишенная здравого смысла при возможности достать готовый динамит, наводит на мысли о желании Е.Ф.Азефа, выдав ее, убить сразу двух зайцев. Как уже отмечалось, по словам Н.А.Лазаркевича, в предложенном Азефом плане создания динамитной фабрики должно было быть задействовано "очень много" людей, а весь этот план уже после бегства Азефа Н.А.Лазаркевич справедливо оценивал как "желание устроить грандиозный провал"²⁵¹. Выдав охранке широко поставленное дело, в котором было бы занято множество людей, Азеф еще раз подчеркнул бы свою лояльность и преданность. Но главная его цель, как представляется, была в другом - создать этим провалом для революционеров веские аргументы о причинах затяжки работы (а возможно, и о необходимости ее свертывания).

То, что Азеф искал причины для свертывания работ по цареубийству, видно из другого свидетельства Н.А.Лазаркевича, который позже вспоминал, что где-то весной 1908 г. Азеф заявил ему, что "... денег в организации абсолютно нет" и поэтому он хочет "...собрать всех и поговорить о том, что не ликвидировать ли все дела". По словам Лазаркевича, эта ситуация показалась ему очень странной, "...ведь вероятно Центральный комитет партии рассчитывал же на какие-нибудь средства, когда выражал свое согласие на такую широкую постановку дела, а теперь вдруг оказывается, что в момент, когда, по-видимому, настоящая работа еще и не начиналась, вдруг оказывается, что средств нет, что источник их иссяк"²⁵².

Подобные разговоры Е.Ф.Азеф вел и с руководством партии. Помимо вышеназванной причины он наверняка пытался выкачать из руководства побольше денег для БО, в кассу которой он систематически запускал руку. Он прекрасно отдавал себе отчет, что ЦК сделает все возможное для финансирования БО, тем более охотящейся за царем. Какое важное значение придавалось цареубийству, видно из письма М.А.Натансона, который в ноябре 1908 г. писал некоему Алексею Львовичу о том, что партия ведет "некоторые предприятия, от которых зависит все будущее", и просил его: "Если Вам возможно