Сочинение. 2. Т.Полякова - Вкус ледяного поцелуя. Ты как спросил он с душевной мукой
Скачать 402.4 Kb.
|
– Вы заранее условились, что убийство произойдет в универмаге? – Да какое там условились! Так уж получилось. Она, баба эта, к Ленке зашла, та: мол, так и так, подожди немного, пока освобожусь. Баба и пошла по универмагу шляться, я за ней, и Ленка тоже. А когда она белье мерить пошла, ну, Ленка мне помогла немного, продавщицу отвлекала, а я в кабинку. Как оттуда ушел, даже не помню, трясло всего. В тот же день хотел уехать, бежать со всех ног, но Ленка позвонила, порядок, говорит, болтают кто чего, а тебя, похоже, никто и не заметил. Жил как на иголках, потом понемногу успокоился. Ленка деньги отдала, все тихо, никто нами не интересуется. О маньяке всякие разговоры. Короче, я вздохнул с облегчением, и вдруг Ленку того… тоже в кабинке, и говорят, маньяк. А мне на кой хрен ее убивать, сами подумайте? Она ж на меня доносить не пойдет, раз деньги платила, это ж соучастие, верно? Я ж не дурак, законы знаю. А уж подруга ее, Ольга, мне и вовсе без надобности. Короче, испугался я после Ленкиной смерти и решил смыться. Подался к дружку, а он, гад, по пьяному делу деньги у меня спер. А без денег куда? Короче, болтался по вокзалам, тут еще эти придурки драку затеяли, и меня вместе с ними забрали. Невезуха. Слушать дальше было неинтересно, я тихо вышла из кабинета. Прогулялась до угла здания и обратно, а потом устроилась в кафе неподалеку и стала ждать Вешнякова, отвечая на многочисленные звонки. Кто мне только не звонил, и все интересовались, как мои дела, и всем я честно отвечала: “Нормально”. Наконец появился Вешняков. Он шел мимо кафе к своей машине, заметил мою, притормозил, а я, поднявшись из-за стола, постучала по стеклу, привлекая его внимание. Мы устроились в глубине зала, подальше от остальной публики. – Что скажешь? – спросил Вешняков, сверля меня взглядом. – А что тут скажешь? Ванька по просьбе подруги убил Серафимович. Пока ждали ответ на запрос, кто-то из коллег, предположительно Карпов, вспомнил об убийстве двенадцатилетней давности, а может, получил ответ на запрос и засунул его под кипы бумаг. Взял старое дело, полистал. Словом, сделал то, что мы с тобой, только гораздо раньше. И как только всплыла фамилия Игнатова, сообразил, что для хозяев дело может стать перспективным. – А если все проще? Эти дяди прикидывали, как обойти Игнатова, и вдруг такой подарок: убийство дочери. Одна убийца уже на свободе, другой вот-вот выйдет. Могли прижать эту бабу там в Красноярске, спугнуть, еще как-то заставить шевелиться, короче, ей вдруг понадобились деньги, и она, вспомнив о своих должниках, приезжает сюда. Серафимович убили бы в любом случае, не Ванька, так наш Левша или Правша. Но убил Ванька. Подельника Серафимович тоже зарезали, но зарезали далеко, у черта на куличках, эти два убийства между собой связать трудно. И тут выясняется, что убийц было предположительно четверо, а дяди торопились. Не терпелось им Игнатова спихнуть. Ну и, конечно, расстарались. Правда, второпях напортачили – Тюрина оказалась вовсе не той, что была им нужна. Невелика важность, главное, история вышла впечатляющая. Вопрос: что мы теперь с этой историей будем делать? – Доведем расследование до конца, – сказала я. – Только и всего? – Он вздохнул. – Как мы докажем, что Игнатова убили? Меня к этому делу не подпустят. – Еще бы. И ты не вздумай к нему интерес проявлять. Сразу смекнут. Верить никому нельзя, поди разберись, кто на кого работает. Риск большой, потому все придется делать самим. Твоя задача, чтобы обвинение против шофера Игнатова развалилось, тогда прикрыть дело они не смогут. Тут Дед прав – убийства взбудоражили весь город, Игнатов теперь в мире ином, и кто ж будет отвечать? – Да это все ясно, – кивнул Вешняков. – Ломать не строить. Развалю в лучшем виде. Там такие нестыковки, работы на два дня. Паспорт действительно украли, и он об этом в тот же день заявил. И в аэропорту конфуз вышел, девушка обратила внимание, что обладатель паспорта на свою фотографию мало похож, он еще что-то сострил по этому поводу, так что парня она запомнила. – Отлично. – Проверю, может, их с Игнатовым и на даче кто-то видел в то время, когда произошло убийство. Короче, развалю… Мы ведь парня могли ни за что в тюрьму отправить, – вздохнул он. – Если хоть одно доброе дело сделаем, уже не зря. Верно? – Ты в пессимизм-то не впадай, – потрепала я его по руке. – У нас есть свидетель убийства Игнатова. Домработница. – Я с мужиками говорил, она ушла как обычно, в восемь, на следующий день отпросилась, мать заболела. Соседи видели, как она в восемь уходила из дома, они в это время всегда с собакой гуляют. – Больше они никого случайно не видели? – Никого. – Почему в доме не было охраны? – спросила я, как будто Вешняков мог знать ответы на все мои вопросы. Но он в самом деле успел узнать предостаточно. – А охраны в доме вообще никогда не было, охранников, я хотел сказать. Дом на сигнализации, плюс тревожная кнопка, которой, кстати, не воспользовались, а должны бы, если чужаку дверь открыли, а чужак явился с дурными намерениями. Значит, убийцы каким-то образом проникли в дом. – Дверь не взламывали и застрелили Игнатова в его кабинете. – Вот-вот, выходит, он сам их впустил и при этом не опасался. А кого он мог впустить, не опасаясь? В одиннадцать вечера? Зная, что под него копают? – У убийц были ключи, – усмехнулась я, вспомнив сцену в гостинице, когда я застала Лукьянова с женой Игнатова, той самой женщиной, которую очень скоро застрелили в упор. Неужели сердце не екнуло? Впрочем, о чем это я? Опять же, не обязательно сам, ведь почти наверняка убийц было двое. – Вошли спокойно и тихо. Пригрозили, что жену убьют, вынудили написать записку. Пока один держал Игнатова, другой поднялся к его жене. Застрелил ее из охотничьего ружья, позаимствованного тут же, в кабинете, и вернулся помочь дружку. – И все это видела домработница? Тогда почему она жива осталась? – Успела выпрыгнуть в окно. – И до сих пор до нее не добрались? – Она ж заявила, что ее в доме не было. – Вдруг действительно не было? А белье гладила жена Игнатова. Почему нет? Может, ей это занятие нравилось? Кто-то любит пироги печь, кто-то гладить. – Она была в спальне. Утюг включенным оставила, окно открытым? – Забыла. Я вот тоже все забываю. Ну, хорошо, хорошо. Допустим, ты права. Видела она убийц. Можешь мне поверить, они сейчас тоже голову ломают: видела, не видела, и, как только мы проявим к ней интерес, голову ломать перестанут и бабу уберут, чтоб не рисковать. Теперь скажи, как мы сумеем к ней подобраться? – Пока не знаю. Но придумаю. Вдвоем мы такое дело не потянем, а довериться никому не можем. Если только Лялину. Это бывший начальник… – Да знаю я, кто это. И что твой Лялин? – Ну, Лялин много чего может. Связи у него будь здоров и башка работает. О том, что творится в городе, он знает лучше всех. – Тогда поехали к нему, – вздохнул Артем. Как я и предполагала, Лялин нам совсем не обрадовался. – Катитесь отсюда, – сказал он сурово, когда мы ввалились в кабинет, пользуясь тем, что секретарша куда-то вышла и предупредить его никто не мог. Вешняков вздохнул, вроде бы даже с облегчением, что в общем понятно, а я слова Лялина не стала принимать близко к сердцу, прошла и устроилась в кресле, Вешняков топтался у двери. – Лялин – сказала я, – помоги нам. – Ага. Нашла дурака. – Почему же дурака? У нас свидетель есть. Мы сможем доказать, что Игнатова убили. – Слушать тошно, – перебил Лялин, глядя не на меня, а на Вешнякова. – Шесть трупов, – сказал Артем, – шесть человеческих жизней. – А можно без патетики? – скривился Лялин. – Я помню, ты присягу давал… Ты мне попросту скажи, чего вы добиваетесь? – Чтобы люди, устроившие все это, понесли наказание. – Кто? Киллеры? Допустим, ты их найдешь. Допустим, посадишь. Кто еще? Всерьез веришь, что зацепишь кого-нибудь покрупнее? Хрен тебе на глупую рожу. Трупами завалят или вам шею свернут. Даже если повезет, ну, устроите скандал, ну, отправится Дед в отставку. Что, на его место честный придет? Ни фига… как бы хуже не было. – Кончай с политинформацией, – не выдержала я. – О честности никто и не говорит. Но убивать людей – это совсем другое, это не особняк отгрохать за государственный счет. Всему есть пределы, и не худо бы им об этом напомнить. – Ага. Они поплачут, покаются и станут хорошими. – Нет. В другой раз поостерегутся. Лялин покачал головой и стал разглядывать свои ладони. Я молчала, и он молчал. – Твой свидетель – домработница? Как только ты к ней сунешься, ее уберут. – Развалим обвинение против шофера, соберем доказательства, поставим под сомнение факт самоубийства… Главное, сохранить женщине жизнь, чтобы в нужный момент… Лялин кивнул, потом сказал: – Я вам не товарищ в таком деле. Не для того я выскочил из всего этого дерьма… я старый человек… – Хватит, Олег, – скривилась я. – Я старый человек, – сердито повторил он. – И я не верю в то, что мы выиграем. А с таким настроением в бой не идут. – Хорошо. Не ходи в бой, просто помоги. – Чего ты от меня хочешь? – спросил он недовольно. – Можешь сделать так, чтобы домработница двадцать четыре часа в сутки была под охраной? – Под наблюдением. Под охраной – это значит, что мои ребята будут рисковать жизнью. Я о таком их просить не могу. – Хорошо, пусть под наблюдением. – Договорились. – Еще Карпов. – Это кто такой? А-а… На что он вам? И так все ясно. – Ясно, – передразнила я. – Мне доказательства нужны. – Попробовать можно. И все, – хлопнув ладонью по столу, категорически изрек Лялин. – Звонить только на мобильный и только в исключительных случаях. Мы молча кивнули и удалились. Артем отправился домой, а я к Деду. Накрасила губы поярче, очень стараясь выглядеть счастливой. Старания мои увенчались успехом. – Какая ты красавица, – пропела Ритка, когда я внедрилась в святая святых. – Как он? – кивнула я на дверь. – Задумчив. Но настроение вроде бы неплохое. Эта дура звонила пару раз, ревела. Он разговаривал доброжелательно, но твердо дал понять, что ей ничего не светит. У вас что, наладилось? Я напомнила себе, что Ритка, несмотря на свою любовь к здоровой критике, Деда по-своему любит и по-собачьи ему предана, не стоит ее разочаровывать. Я сладко улыбнулась: – Только бы не сглазить. – Доложить, что ты пришла? – широко улыбнулась она. – Ага. Ритка доложила Деду о моем приходе, и мне милостиво разрешили войти. – Отлично выглядишь, – приглядываясь ко мне, сказал Дед. Я устроилась на его столе так, чтобы оказаться в максимальной близости к нему, и хихикнула: – У меня настроение хорошее. – Правда? – Вру. На самом деле отличное. Давно себя так не чувствовала. – Я вновь хихикнула. Он все-таки улыбнулся и погладил мои коленки. – Не расскажешь мне о причине? – Моего отличного настроения? Ты знаешь. Кстати, мне знакомая звонила, из Москвы. Ее друг собирается открывать здесь представительство своей фирмы, ему нужно снять квартиру. Это где-то в декабре. Зачем моей квартире пустовать? Как думаешь? Деньги предлагают приличные. – Решать тебе, – пожал плечами Дед, но глаза его потеплели. – К декабрю мы с этим делом точно закончим, и я смогу переехать. – Почему к декабрю? Что, какие-то сложности? – Нет, – развела я руками. – Все нормально, тьфу, тьфу. Сегодня заезжала к Лялину… – Напряжение из глаз Деда исчезло, выходит, уже донесли. Неужели за мной следят? Вот черт… если за мной, то за Артемом тоже. – Зачем? – кашлянул Дед. – Олег умный мужик, и поговорить с ним всегда полезно. Посоветовал заглянуть к врачам Игнатова, может, тот обращался к психотерапевту? – Сама хочешь заняться этим? – Мне хватает возни с шофером Игнатова. Помогаю Вешнякову в меру сил. Есть определенные проблемы. Возможно, исполнитель не он. Если дело развалится, а исполнителя не найдем… на худой конец все можно объяснить шизофренией Игнатова. – Что ж, – пожал Дед плечами, – смысл в этом есть. – Придется писать заявление об уходе, – сказала я. – Трудно работать, когда знаешь, что ты здесь, по соседству, и к тебе можно заглянуть… – Иди отсюда, – засмеялся Дед. – А то уволю уже сегодня… Я шла по коридору от кабинета Вешнякова к выходу, когда меня догнал Карпов. – Как дела? – спросил он, улыбаясь. – По-всякому. А у тебя? – Да вроде нормально. Игнатов, оказывается, страдал бессонницей, и вообще проблемы с башкой были. – Этим делом тебе поручили заниматься? – удивилась я. – Явное самоубийство, – поморщился он. – Но кое-что… когда в деле замешаны большие деньги, лучше подстраховаться. – Это точно. Поговори с его сотрудниками, с домработницей. На домработниц обычно мало обращают внимания, а они, как правило, любопытны и кое-что замечают. – Похоже, у мадам Игнатовой в последнее время появился дружок. – Это домработница сказала? – Ну, не сказала… она к хозяйке относилась хорошо. Но несколько раз звонил мужчина, и Игнатова поспешно прикрывала дверь, разговаривая с ним. – Так, может, Игнатов заподозрил неладное? И так был на пределе, а тут измена жены? Застрелил дражайшую половину, а потом и себя с перепугу… Поспрашивай ее как следует, это бы нам очень пригодилось. – Я сейчас еду к ней. Не хочешь присоединиться? Кажется, меня провоцировали. – Ты что, сам не справишься? – Справлюсь. Просто интересно твое мнение, посмотришь на эту бабу. У меня такое чувство, вроде как она что-то недоговаривает. – Ну, хорошо, – пожала я плечами. – Где она сейчас? – У своей матери. – Та действительно больна? – Да, что-то с ногой. Каждый день ставят капельницу. Мы притормозили возле стандартной хрущевки. Карпов предупредительно распахнул передо мной дверцу машины. – Ты ей звонил? – спросила я, поднимаясь на второй этаж. – Да. Хотел к нам вызвать, но она уперлась как баран, мать оставить не может. Дверь открыла женщина лет тридцати, с узким бледным лицом. Карпов представил меня женщине. Назвал ее – Нина Михайловна Рагина. Она слабо улыбнулась и повела нас на кухню. – В комнате мама спит, – пояснила она. Кухня была крохотной. Хозяйка устроилась по одну сторону стола, Карпов по другую, а я приткнулась на табуретке возле холодильника. За все время визита я и десятка слов не сказала, сидела со скучающим видом. Карпов не столько на Нину Михайловну смотрел, сколько на меня косился. Под конец я тоже немного разговорилась, чтобы порадовать его, но вопросы в основном касались поведения Игнатова дома: ссорился ли с женой, ездил ли на охоту, как часто? Она отвечала не торопясь и обстоятельно. Когда мы прощались с хозяйкой, я умудрилась сунуть ей в карман кофты свою визитку. Похоже, она даже этого не заметила. Карпов точно не заметил, в тот момент как раз отвернулся к двери. Теперь вся надежда была на то, что женщина поймет меня правильно и неверного шага не сделает. – Что скажешь? – поинтересовался Карпов, когда мы возвращались к машине. – Ее сдержанность вполне понятна. К хозяевам она относилась хорошо. А потом, о покойниках плохо говорить не принято, но картина ясная. Одно это ружье чего стоит. На охоту ни разу не ездил, во всяком случае, никто такого не припомнит, а ружье имел, причем не одно даже, а два. – Три. – Пир души для психолога. “Каждый имеющий в доме ружье приравнивается к Курту Кобейну”. – Чего? – Это я цитирую. – А-а… – уважительно кивнул Карпов. Сам он был способен цитировать разве что непосредственное начальство. – Высади меня здесь, я хочу заглянуть в парикмахерскую. Мы расстались, довольные друг другом. Я позвонила Лялину, решив еще раз злоупотребить его хорошим ко мне отношением. – Сделай доброе дело, проверь, нет ли за мной “хвоста”? – Правильно говорят: открой бабе дверь, через пять минут она окажется в твоей спальне. – Мечтать не вредно. – Хорошо, скажу иначе: позволишь цапнуть за палец, отхватит полруки. Тошно мне от тебя, просто тошно. – Потерпи. Может, и я на что-нибудь сгожусь? На этой оптимистической ноте мы простились, и я поехала домой. Весь следующий день я безвылазно просидела в квартире в компании двух телефонов и Сашки, косилась на телефоны и успокаивала себя. Рагина могла обнаружить визитку не сразу, опять же, ей необходимо время, чтобы все обдумать. Наконец она позвонила. – Ольга Сергеевна? – Женский голос в трубке звучал как-то резко. – Слушаю вас. – Я… вы мне визитку оставили… – Да-да. – Вы написали, чтобы я была очень осторожна и молчала, – после паузы добавила она. – Вы из дома звоните? – Нет. От соседки. – Правильно, – порадовалась я. Просмотр боевиков дает положительные плоды, наши граждане поднаторели в конспирации не хуже Джеймса Бонда. – Почему вы это написали? – Вы отлично знаете, почему. Когда произошла трагедия, вы были в доме. Я это знаю точно. Думаю, не только я. Поэтому вам и надлежит быть очень осторожной. До тех самых пор, пока у меня не будет чем прижать этих людей. – Я не понимаю, о чем вы говорите. – Не понимайте. Главное, будьте осторожны. – Но ведь этот человек, с которым вы приходили, он из милиции? – Да. Но это ничего не значит. Она вздохнула и повесила трубку. Два дня ничего особенного не происходило. Я часто показывалась в конторе, демонстрируя свою счастливую физиономию. Лялин меня порадовал: “хвоста” за мной нет, но было ясно – искушать судьбу не следует. Мы с Вешняковым по зернышку собирали факты. Картина вырисовывалась мрачноватая, с трудом верилось, что Дед, каким бы сомнительным типом он ни был, способен на такие игры. На третий день все полетело к чертям. В одиннадцать утра позвонил Лялин. – Детка, домработница Игнатова покинула квартиру матери с чемоданом и безумным лицом. На такси проследовала до железнодорожного вокзала, взяла билет до Москвы. – О черт, – выругалась я. |