Стресс и его профилактика. Тюремная библиотека

• Название: Тюремная библиотека
• Анкор: Стресс и его профилактика
• Дата: 26.04.2023
• Размер: 1.93 Mb.
• Имя файла: Sb-04.doc
• Тип: Книга; #1092209
• страница: 12 из 29

Евангелический военный епископ, назначаемый Советом евангелической церкви по согласованию с федеральным правительством ФРГ, представляет совету ежегодный военный отчет о деятельности военно-церковной службы. Он назначает на должности всех евангелических священников бундесвера и контролирует их деятельность. Ежегодно военный епископ встречается со своим католическим коллегой для обсуждения актуальных проблем военно-церковной службы. Кроме того, периодически происходят встречи епископов с министром обороны.

В обязанности евангелического военного епископа входит постоянное посещение воинских частей, а также контроль над изданием церковной литературы, в первую очередь «Солдатского евангелического молитвенника», который выдается всем военнослужащим бесплатно.

Католический военный епископ назначается папской курией и его основные обязанности в целом такие же, как у евангелического епископа. После объединения Германии положения закона «О духовном обслуживании армии» были полностью распространены на военнослужащих-католиков, проходящих службу в новых федеральных землях.

В отличие от католических священников их евангелические коллеги на востоке Германии выразили недовольство рядом положений этого закона. В частности, по их мнению, военные священники не должны иметь статус чиновников, это ставит их в слишком большую зависимость от государства, превращает военно-церковную службу в «пронатовскую организацию». Требования восточногерманских евангелических священников нашли определенную поддержку и на западе ФРГ. Однако федеральное правительство решительно выступило против пересмотра закона «О духовном обслуживании армии» [141].

Священником бундесвера может стать любой немецкий священник, соответствующий определенным требованиям. В частности, он должен закончить теологический факультет высшего учебного заведения, иметь трехгодичный стаж службы в качестве священника, быть не старше 35 лет и выдержать трехмесячный испытательный срок, должен быть знаком со спецификой деятельности вооруженных сил.

Объектом воздействия военно-церковной службы являются все категории военнослужащих, гражданские служащие бундесвера, а также члены их семей. Каждый военный священник «возглавляет» общину численностью 1,5 тысячи человек. В гарнизонах с небольшим количеством личного состава на нештатной основе могут привлекаться местные священники. Они заключают с военным ведомством контракт, в котором оговариваются условия их деятельности и порядок их оплаты. В директиве министра обороны ФРГ определены формы деятельности военных священников: участие в работе советов по вопросам морали и нравственности, руководство группами верующих солдат, групповые и индивидуальные беседы с военнослужащими, участие в организации досуга солдат.

В общении с военнослужащими по призыву основное внимание уделяется проведению занятий о «смысле жизни». Священники сопровождают военнослужащих на учениях, при длительных выездах личного состава за границу, а в ВМС – при совершении дальних походов. Служители культа оказывают на офицеров и унтер-офицеров не только непосредственное, но и косвенное воздействие, в том числе через сплочение их семей. По выходным дням с семьями проводятся беседы на религиозные темы. Священник находится вместе с семьей военнослужащего в течение всей жизни, начиная с обряда венчания и кончая похоронами [141].

Деятельность военных священников распространяется также на военные госпитали, учебные и научно-исследовательские заведения бундесвера. Например, в Гамбургском и Мюнхенском университетах, а также в командной академии вооруженных сил преподают профессора и доценты-специалисты в области евангелической и католической теологии. В числе преподавателей Центра внутреннего руководства тоже есть священники. Имеется в ФРГ также НИИ военно-церковной службы.

Одной из функций военно-церковной службы бундесвера является участие в организации досуга военнослужащих. Этим занимаются не только священники воинских частей, но и две благотворительные организации – евангелическое и католическое общество по шефству над военнослужащими. Евангелическое общество имеет 40 клубов, католическое – 30, работу клубов финансирует государство. Еще одним из направлений деятельности военно-церковной службы является забота о детях военнослужащих, имеются католические детские сады.

Деятельность священников в бундесвере способствует укреплению дисциплины, более эффективной морально-психоло-гической подготовке личного состава к возможному ведению боевых действий, формированию благоприятного психологического климата в воинских коллективах. Это приобретает особую значимость в современных условиях, когда уменьшается престиж военной службы, растет число «отказников» [141].

Каждое государство имеет свои многовековые религиозные традиции, накладывающие заметный отпечаток на жизнь и быт воинских коллективов. Специфика воинской службы, связанной с повышенным риском для жизни как в военное, так и в мирное время, а также значительные психологические нагрузки на личный состав приводят к росту числа верующих среди людей, носящих военную форму [141].

Независимо от особенностей стран и типов конфессий основная функция религиозной деятельности в зарубежных армиях заключается в удовлетворении духовных запросов военнослужащих и устранении возможных конфликтов между их сознанием и характером выполняемых задач. Более того, целенаправленное воспитание в наибольшей степени способствует укреплению воинской дисциплины, обеспечению политической лояльности, поддержанию морально-боевого духа в экстремальных условиях, особенно в военное время.

Боевые действия рассматриваются специалистами как сильнейшее психологическое испытание, которое способно морально надломить любого военнослужащего. В ходе боя не только солдаты, но и офицеры оказываются в непривычной обстановке, где существует риск для жизни, что чревато сильными нервными стрессами, реальной возможностью получить ранения и даже погибнуть.

В связи с этим зарубежные эксперты считают, что постоянное присутствие рядом священника чрезвычайно важно не только для тяжелораненых и умирающих, но и для всех, кто участвует в бою, и мы согласны с ними.

О значимости религиозного фактора свидетельствует наличие в вооруженных силах ряда государств специального института военных священников (капелланов), например в ФРГ их насчитывается около 300 человек, в Польше – 200, Франции – свыше 500, Италии – 180, Республике Корея – около 370. В Испании, Португалии, Великобритании, Канаде, Дании и Норвегии военные священники входят в штат практически каждой части, а в Бельгии и Нидерландах они служат во всех соединениях до бригады включительно. Специальное управление по делам религии создано в вооруженных силах Греции.

Большое внимание религиозному фактору уделяют органы так называемой «моральной ориентации» (воспитания), существующие в вооруженных силах Марокко, Алжира, Ливии, Египта, Судана, Турции, Сирии, Ирака, Иордании, Саудовской Аравии, Кувейта, Катара, Бахрейна, ОАЭ и Омана. Основная цель их деятельности – воспитание у личного состава готовности в любой момент выступить на защиту суверенитета и территориальной целостности своего государства, святынь и духовных ценностей исламского мира, а также интересов «всех мусульман» [139].

Наибольшей численностью и разветвленностью характеризуется служба капелланов в США.

Американские специалисты считают, что военнослужащий является «хорошо сбалансированной личностью» лишь тогда, когда обладает тремя взаимосвязанными качествами: физическим здоровьем, психологической стрессоустойчивостью и религиозными убеждениями.

Причем то большое внимание, которое уделяется религиозному фактору, следует рассматривать не только как дань уважения национальной традиции и как преклонение перед богом, но и как дополнительный рычаг, значительно увеличивающий возможности мобилизации в нужный момент внутренних резервов, способствующий социальной стабильности армии и повышению ее боевой мощи.

Значительное место в религиозной работе занимает борьба с такими негативными явлениями, как воинские правонарушения, расовые и национальные конфликты, наркомания, сексуальные извращения, алкоголизм. Капелланы помогают военнослужащим избежать стресса и выйти из состояния депрессии, постоянно ведут воспитательную работу по предотвращению случаев самоубийств. В боевой обстановке на священников возлагается решение следующих задач: моральная и духовная поддержка воюющих, раненых, умирающих и военнопленных, содействие медикам в оказании первой помощи пострадавшим и их эвакуации, проведение богослужений во время погребения.

В Великобритании, например, планируется развернуть специальный центр подготовки капелланов и даже ввести соответствующие должности на подводных лодках [139].

Так как в нашей стране еще не накоплен опыт работы и сотрудничества с религиозными организациями, анализ литературных данных по этому вопросу позволяет заключить, что, привлекая их к работе с личным составом, можно использовать в решении следующих проблем:

– в борьбе с такими негативными явлениями, как воинские правонарушения (неуставные взаимоотношения – «дедовщина»), расовые, национальные и межличностные конфликты, наркомания, сексуальные извращения, алкоголизм; профилактика стрессовых реакций и выхода из состояния депрессии; предотвращении случаев самоубийств, дезертирства с мест несения службы; в боевой обстановке на священников можно возложить задачи морально-психологической поддержки воюющих, раненых, умирающих и военнопленных, содействие медикам в оказании первой помощи пострадавшим и их эвакуации, проведение богослужений во время погребения;

– удовлетворения духовных запросов военнослужащих и устранения возможных конфликтов между их сознанием и характером выполняемых задач;

– укрепления воинской дисциплины, обеспечения политической лояльности, поддержанию морально-боевого духа в экстремальных условиях, особенно в военное время;

– укрепления семейно-социальных отношений, проведение досуга; повышения культурно-образовательного уровня и др.

Решение этих проблем в настоящее время актуально не только в подразделениях ВВ, но и в ОВД. Проведенное нами изучение организации психологической и воспитательной работы в милицейских подразделениях ГУВД г. Москвы в 1997 г. показало, что сотрудники отдела воспитательной работы, взяв себе в обязательства сотрудничество с православной церковью в связи с увеличением количества самоубийств среди личного состава, не знали, как это сделать. Не знали, с чего начать, так как нет опыта конкретно систематизированной организации такой работы с обеих сторон. Нет официальных документов, регламентирующих такое взаимодействие, его концептуальную линию, конкретные цели, задачи. Нет активных форм международного сотрудничества для внедрения опыта работы вышеуказанных стран.

Не учтены и некоторые моменты, на которые следует обратить внимание в процессе реформирования силовых ведомств:

Во-первых, наряду с формированием интеллектуального потенциала необходимо обратить внимание на всестороннюю комплексную, может даже унифицированную подготовку кадров:

психофизическую (высокая психологическая устойчивость к стрессам), выносливость к тяжелым физическим нагрузкам;

специализированную боевую подготовку, тактико-техническую с владением современными высокими технологиями в направлении обеспечения степени личной и общественной безопасности сотрудников силовых ведомств. В своих исследованиях мы частично касались этих вопросов [231].

Во-вторых, об использовании возможностей церкви в процессе реформирования силовых ведомств. Учитывая опыт зарубежных стран, следовало бы и нам попробовать использовать морально-нравственные принципы религий, сложившиеся в течение тысячелетий и основанные на народном опыте, для укрепления воинской дисциплины и обеспечения психологической устойчивости к стрессовым ситуациям.

В-третьих, нужно учесть опыт мировой практики, которая идет по пути создания профессиональных ассоциаций (союзов), основными задачами которых являются в первую очередь защита профессиональных, моральных, материальных и иных интересов личного состава, а также организация культурного досуга и воспитательно-оздоровительных мероприятий.

В-четвертых, учесть мировой опыт по созданию альтернативной службы во внутренних войсках и МО.

ГЛАВА III
ОБЩИЕ МЕХАНИЗМЫ РАЗВИТИЯ СОСТОЯНИЙ ПСИХИЧЕСКОЙ ДЕЗАДАПТАЦИИ И ПОСТТРАВМАТИЧЕСКИХ СТРЕССОВЫХ РАССТРОЙСТВ В ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ УСЛОВИЯХ

1. Условия оперативно-служебной деятельности,
предрасполагающие к развитию состояний
психической дезадаптации
(обзор литературы)

M. Burner [245] считает, что человек, подвергаемый отрицательным психическим, химическим и физическим воздействиям, очень редко имеет возможность избежать их или бороться с ними и зачастую у людей возникают моменты, характерные для реактивного психоза, развившегося в ситуации стресса. Автор полагает, что психопатологическая реакция на стресс выходит за рамки обычной реакции организма. Она представляет собой психическое заболевание, «внешнее» проявление которого захватывает ближайшее окружение индивидуума и сказывается на его социальных связях.

М. Reiser [278] полагает, что неправильная адаптивная реакция организма на стресс способствует появлению различных болезней, включая душевные расстройства, болезни почек, сердечно-сосудистой системы, ревматизм, аллергию и т.д. В то же время автор делает заключение, что важна не природа стресса, а восприятие человеком события и его эмоциональная реакция на него. Он отмечает, что работа полицейского специфична тем, что в ней встречается много стрессовых ситуаций и полицейские рискуют приобрести болезни адаптации. Хотя новички полицейской службы имеют приблизительно средний уровень интеллекта, эмоциональной стабильности и желания служить обществу, каждый обладает индивидуальным уровнем переносимости стресса, который, будучи несбалансированным, при большой интенсивности ведет к истощению. В связи с этим Верховный суд штата Коннектикут учредил закон, по которому семьям полицейских, умерших от сердечного приступа, независимо от того, где они в это время находились, выплачивается денежная компенсация. В этом штате отмечается необычайно высокий уровень заболеваемости полицейских гипертонической болезнью и сердечно-сосудистыми заболеваниями. Автор считает, что многие источники стресса в работе полиции связаны с ролью, которую она играет в обществе.

Полицейский в США является символом власти в обществе и одновременно мишенью значительного числа проявлений злобы и негодования. Он часто работает в опасной и даже угрожающей обстановке, в которой действительно возможны ранение и смерть. Полицейские призваны вмешиваться в разного рода аварии и другие критические ситуации, где всегда имеются потерпевшие. Процесс адаптации к этой роли требует от полицейских США очень больших энергетических затрат и приводит к постстрессовым расстройствам [278].

Так же как и у нас в России, отношение полицейского к действительности формируется таким образом, чтобы защититься от перегрузок путем переоценки системы отношений и ценностей. Стрессовые ситуации у полицейских возникают на разных организационных уровнях их деятельности: межличностные конфликты, давление сверху и снизу на исполнителей среднего звена; чувство беспомощности, возникающее на работе от перегрузок; конфликты, связанные с системой продвижения по службе, отсутствие возможности непосредственно участвовать в принятии решений.

На наш взгляд, отношение личного состава МВД к действительности формируется аналогичным образом, потому что в настоящее время нет надежных форм правовой, социальной и медико-психологической защиты сотрудников от развития стресса и постстрессовых осложнений.

Наш опрос практических работников отделений милиции показал, что отработке техники выживания даже оперативными работниками уделяется очень мало внимания. Причина – «некогда, времени нет, людей не хватает», «занимаемся больше бумажной волокитой», да и материальных средств нет для тренажерных залов, для тиров, которые должны быть в милицейских подразделениях, не говоря уж о комнатах психологической разгрузки. В московском подразделении ОМОН для тренировочных занятий на каждого бойца выделяется в год 100 патронов, сотруднику ФБР – 8000 в год.

К примеру, в США и граждане, и полицейские знают, как вести себя при общении друг с другом. И правила эти незыблемы. Обучение вмешательству в критические ситуации и управлению межличностными отношениями во время конфликта имеет огромную популярность во многих агентствах полиции. Кроме того, уделяется большое внимание планированию отдыха для восстановления сил, правильному сбалансированному питанию и диете, которые имеют значение для восстановления химических реакций. Очень важна консультативная работа психолога, программа нервно-мышечной релаксации. Контролируя физическую реакцию полицейских, они позволяют сравнить изменения состояния кожного покрова, кровяного давления, частоту пульса, температуру тела до и после участия в стрессовых ситуациях и доводить их до нормы путем тренировок [198].

M. Reiser 278, ссылаясь на наблюдения американских ученых, отмечает, что чувство страха в ситуациях с неодинаковой степенью опасности можно уменьшить при помощи обучения. Полицейский должен знать, что его ожидает и что ему делать в случае опасности, знать факторы опасности и их последствия, он должен быть строго и четко обучен технике выживания. Техника безопасности у них доводится до автоматизма.

По взглядам американских специалистов [34], вопросы воздействия поражающих факторов химического оружия, а также обстановки, складывающейся в условиях его применения, на психику и поведение военнослужащих представляют в настоящее время особый интерес. Проводились исследования воздействия на людей (вследствие утечки) сублетальных доз нервно-паралитических отравляющих веществ (ОВ). Отмечено, что при воздействии ОВ (зарина и зомана) поведенческо-психологические симптомы, а также некоторые психические расстройства у пострадавших удерживались в течение 1,5 – 2 месяцев после отравления, что значительно превышало период восстановления биологических показателей до нормы. Среди наиболее выраженных медико-психологических симптомов отмечались депрессия, эмоциональная неустойчивость, антисоциальные мысли и действия, беспокойство, безотчетный страх. На войсковых учениях с применением ОВ у 20% участников выявились психологические расстройства, включая тревожное состояние и панику, в результате чего они прекратили выполнять поставленные задачи. Кроме того, некоторые военнослужащие снимали противогазы из-за якобы сильного перегрева, проявляли крайне резкое недовольство из-за невыносимой жажды, вспоминали ужасы боевых действий, в которых участвовали в прошлом, чувствовали сильную слабость и страх смерти. В ряде случаев отмечались симптомы параноида и бреда преследования. У лиц, отстраненных по указанным причинам от участия в учениях, наблюдались такие явления, как дрожь во всем теле, состояние суженого сознания, страх, стремление убежать, скрыться за пределами, так как они считали зону учений опасной. По оценке американских специалистов, от 10 до 20% военнослужащих в условиях химической войны могут получить поражения только из-за несовершенства средств противохимической защиты, что приведет к заметному ослаблению боеспособности частей и подразделений и резко усилит и без того высокие в боевой обстановке стрессовые нагрузки [49].

Негативные психоневрологические реакции на использование ОВ и средств противохимической защиты способствуют значительному снижению возможности личного состава противостоять противнику, защищаться от воздействия средств поражения. Поэтому командиры частей и подразделений должны четко представлять характер поведения и особенности психоневрологических реакций подчиненных, связанных с применением ОВ и опасностью их использования. Вспомним в связи с этим угрозы чеченского военного террориста С. Радуева о применении химического оружия.

На наш взгляд, основным направлением, где личный состав различных подразделений МВД может получить опыт правильного использования ОВ, рациональных действий при выполнении поставленных перед ними задач, правильного использования средств противохимической защиты, является совершенствование боевой подготовки с использованием учебных ОВ. При этом необходимо проводить с личным составом предварительную психотерапию, профилактирующую вышеуказанные психические расстройства, наблюдавшиеся в результате учений у американских военнослужащих.

В настоящее время очень мало исследований, посвященных изучению правовых и психологических проблем, с которыми сталкиваются люди, пережившие воздействие одного из «невидимых «стрессоров – угрозы радиационного поражения. Психическая травма при аварии на АЭС связана с воздействием на психику человека факта невозможности сенсорного (ощутимого) контроля повреждающего влияния радиации. Специфика этих стрессоров, к которым относятся также и факторы химической и биологической угрозы, определяет особенности их психологического воздействия.

Как показали исследования (Александровский Ю.А., Румянцева Г.М, и др., 1989; Кондрашенко В.Т., Сорокина Т.Т., Королев В.Д., Донской Д.И., 1991; Краснов В.Н., Юркин М.М., Ветров С.Д., 1996 и др.), катастрофа на ЧАЭС имела многосторонние последствия, особенно на нервно-психическую сферу пострадавших.

Некоторые исследования [202, 203, 153] показали, что особенности и механизм развития посттравматических стрессовых расстройств, выявленных у ликвидаторов аварии на ЧАЭС, во многом отличаются от индивидуально-личностных нарушений, возникающих при других видах психической травмы. Характер этих нарушений во многом определяет и особенности последующей социальной адаптации жертв «невидимой» психической травмы.

Наиболее часто встречающимся и прогностически неблагоприятным для здоровья последствием Чернобыльской аварии для личного состава МВД и других слоев населения является психологическое состояние, характеризуемое как «комплекс жертвы» [202]. Это связано с психоэмоциональным напряжением, обусловленным проявлением последствий облучения, пассивным ожиданием социальной помощи и разочарованием при ее отсутствии или недостаточности. Кроме того, у некоторых сотрудников – ликвидаторов последствий аварии на АЭС может сформироваться особое состояние психической сенсибилизации, т.е. повышенной чувствительности к любому новому стрессовому воздействию, ассоциирующемуся с первичной психической травмой – аварией на АЭС. Сенсибилизация характеризуется снижением адаптивных возможностей, длительной социально-психологической напряженностью, увеличением невротических форм стрессовых расстройств и избеганием защитных форм поведения. Может так случиться, что сотрудник отказывается от лечения и психологической коррекции, чтобы не участвовать в процедуре ликвидации последствий других ЧС [202, 203]

Г.М. Румянцева, С.Д. Ветров [182, 47], изучая пограничные психические расстройства у эвакуированных жителей Припяти, обнаружили, что глубина психических нарушений не уменьшается по истечении 9 лет, а авария на ЧАЭС остается значимой психической травмой.

Угроза возможности новых аварий или применение противником современных средств поражения и методов ведения современных войн вызывают естественные чувства тревоги, страха, панического настроения в связи с предполагаемой или реальной угрозой для жизни, здоровья самого сотрудника или его родных и близких, а также общим состоянием окружающих его людей, находящихся в состоянии аффекта. Преодоление отрицательных психологических последствий, возникающих в подобных ситуациях, – основная задача психологов МВД, участвующих в ликвидации последствий различных ЧС. Обеспечение социальных гарантий и правовой защиты сотрудников – задача государства.

Последствия различных экстремальных ситуаций хотя и тесно связаны первоначально с психофизиологическими реакциями организма, но затем больше приближаются к патологическим реакциям. Возможно, это связано с отсутствием психопрофилактики, с накоплением усталости в организме. Что, в свою очередь, способствует проявлению психогенетических дефектов и развитию ПТСР.

В связи с появлением ракетно-ядерного оружия американские военные психиатры полагают, что частота реактивных состояний среди воинских контингентов составит до 25% от численности личного состава, подвергшегося воздействию средств массового поражения.

По итогам 1993 года среди ликвидаторов последствий аварий на ЧАЭС зарегистрировано 8006 инвалидов (2,2% – I группы, 58,6% – II группы; 32,9% – III группы). Следует отметить, что психические расстройства в структуре инвалидности составляют 15,12%. Поэтому одной из наиболее актуальных и сложных проблем в определении медико-социальных последствий Чернобыльской катастрофы является комплексная оценка ущерба здоровью ликвидаторов, включающая как прямые радиационные эффекты, так и другие факторы участия ликвидаторов в восстановительных работах на Чернобыльской АЭС.

Комплекс факторов аварии на ЧАЭС вызвал у большого числа пострадавших невротические реакции на уровне психической дезадаптации, которые отмечены у 30% обследованных. И это притом, что средний возраст ликвидаторов составлял 38,3 года +5,3, их биологический возраст оказался равным 55 годам + 4,2 [202, 203].

При изучении психиатрических последствий землетрясения в Армении обнаружены следующие реакции у населения [144, 94]:

аффективно-шоковые с резким двигательным возбуждением (быстро ходят или бегают без видимой цели, размахивают руками, издают некоммуникативные звуки, что-то выкрикивают, восклицают, смеются или, становясь агрессивными, начинают драться и плакать, не способны на организованные действия и т.д.);

ступор в форме обездвиженности, оцепенения (люди сидят неподвижно, ссутулившись, скорчившись, с устремленным в никуда взглядом);

астенический синдром (раздражительность, вялость, желание полежать, расстройства сна, потеря аппетита, обморочные состояния).

М.М. Решетников с коллегами [179, 180], изучив психологические последствия уфимской катастрофы, обнаружили переживание страха и ужаса у 98% обследованных, растерянность – у 62%, слабость и «предобморочное» состояние – у 20%; 54% обследованных обнаруживали соматические и вегетативные проявления стресса. По мнению этих авторов, до 30% прибывших оказывать помощь пострадавшим (в том числе и сотрудники МВД) сами оказались психологически не подготовленными и непригодными для проведения каких-либо работ. В 1989 году среди населения, пострадавшего при уфимской катастрофе, выявлено: астено-депрессивных расстройств – 56%, психогенного ступора – 23%, аффективно-шоковых расстройств – 17%, бреда и галлюцинаций – 3%.

В странах Запада профессия полицейского относится к одним из самых опасных для жизни, с высоким уровнем профессионального стресса (см.: Психосоциальные факторы на работе и охрана здоровья. М.; Женева, 1989). Там профессиональный стресс полицейских рассматривается как «критический инцидент».

Д. Митчел [270] дает этому понятию такое определение: «Критический инцидент – это всякая встречающаяся на практике ситуация, вызывающая необычайно сильные эмоциональные реакции, которые могут отрицательно повлиять на выполнение служебных обязанностей непосредственно на месте событий либо позже».

R.A. Blak [246] считает примером критических инцидентов следующие ситуации:

гибель товарища по службе при исполнении служебных обязанностей; лишение жизни человека при исполнении обязанностей; ведение огня на поражение; самоубийство товарища по службе; увечье или травма товарища;

гибель маленьких детей и множество других человеческих жертв; задержание преступника; участие в операциях по освобождению заложников и ведение переговоров с преступниками;

все операции подразделений специального назначения, когда присутствует реальная угроза жизни; свидетельство фактов коррупции, взяточничества и других противоправных действий со стороны полицейских; отстранение от службы и угроза увольнения; повреждение или полное разрушение укрытия, индивидуальных средств защиты.

Автор во всех случаях считает необходимым проведение психологической разгрузки и коррекции, а в некоторых ситуациях – отдых от несения службы с предоставлением краткосрочных отпусков. Последнее практикуется во многих подразделениях полиции, где применение оружия как самим полицейским, так и против него считается стрессогенной ситуацией.

J.G. Stratton [280] и др. выявили значительную распространенность стрессовых расстройств у полицейских, применявших оружие на поражение, участвовавших в «инцидентах с перестрелками». По их данным, свыше 60% обследованных отметили значительное воздействие этих ситуаций на их психику, 35% не испытали каких-либо видимых отрицательных последствий.

E. Nielsen [274] отмечал отсутствие эмоциональных нарушений в 20% случаев, в остальных 80% было выявлено наличие выраженного дистресса, обусловленного участием в «инцидентах с перестрелками».

W.W. Lippert [268], исследуя психологическое состояние полицейского, который застрелил человека, обнаружил много психологических симптомов: исчезновение из памяти обстоятельств инцидента, кошмарные сновидения, ожидание негативной реакции людей на свой поступок, желание оправдаться перед людьми, чтобы его не считали убийцей; потребность в сочувствии и поддержке начальника; проблемы опасения за безопасность членов семьи (сведение счетов); потеря веры в себя и в свою работу; страх перед возвращением на службу.

Работ, посвященных психологическим последствиям участия полицейских в ликвидации последствий крупных природных, экологических или техногенных катастроф, в доступной нам литературе довольно мало по сравнению с «инцидентами с перестрелками». У нас же в стране, наоборот, почти нет работ, специально посвященных стрессам милицейских работников, связанных с уличными перестрелками, и больше работ, посвященных стрессам после массовых бедствий социального, природного или техногенного характера. Чрезвычайные ситуации криминального характера в нашей литературе с точки зрения их стрессогенности почти не анализируются.

W.A. Foreman [249], анализируя аварию самолета, рухнувшего на супермаркет, где находилось около 50 тыс. посетителей, из которых 7 человек погибли, 80 получили ранения, через 6 месяцев обнаружил посттравматические расстройства у 50%, через 12 месяцев – у 71%, и через 12 месяцев – у 43% полицейских, участвовавших в ликвидации последствий аварии. Автор отмечает, что подразделение, принимавшее участие в ликвидации пожара, сопровождавшегося массовыми жертвами и большим количеством обгоревших или изувеченных трупов, может в последующие 3–5 лет потерять до 20% всей численности личного состава за счет увольнения лиц с нарушенной психической адаптацией .

C.E. Fritz, E.S. Marks [251] анализировали психологические последствия разрушительного урагана в Арканзасе и выявили реактивные состояния у мужчин и женщин в виде состояния возбуждения и заторможенности, подавленности и спутанности сознания.

Одно из первых отечественных психологических исследований было выполнено на материале крымского землетрясения 11-12 сентября 1927 года Л.Я. Брусиловским с коллегами [34]. Ими был описан комплекс эмоциональных расстройств и вегетативных реакций, выявленных при этом землетрясении. Они пришли к выводу, что необходимо заранее предвидеть эти ситуации и готовиться к борьбе с нервно-психическими травмами населения.

И.О. Котенев [110–113], анализируя психологические последствия воздействия на личный состав ОВД такого стрессогенного фактора, как катастрофа на железнодорожном переезде станции Арзамас-1, приводит следующие данные: острые состояния психической дезадаптации как реакции на ситуацию наблюдались у 70% обследованных лиц. В 10% случаев – растерянность, непонимание происходящего; в 27% – испуг, переживание сильного страха; у 33% обследованных – и страх, и растерянность.

На основании этих и других результатов автор вводит понятие «стресса чрезвычайных обстоятельств», обозначающего прямые психологические последствия, наблюдаемые непосредственно «на месте» происшествий, аналогичные зарубежным «стрессам критических инцидентов» [246, 256, 275] в отличие от ПТСР, характеризующих в основном отдаленные или отставленные психопатологические последствия.

В подтверждение автор приводит пример поведенческой реакции: сотрудник П., 31 год, ехавший в автобусе примерно в 2 км от места происшествия, увидев яркую вспышку и поднявшееся облако дыма и пыли, бросился на пол автобуса (за ним последовали и остальные пассажиры). При этом со страхом ожидал повторных взрывов, «внутри все похолодело», испытывал слабость и нервную дрожь во всем теле.

На наш взгляд, приведенный пример более соответствовал бы понятию «острое стрессовое расстройство» (ОСР). Оно по своей сути тоже посттравматическое, но разворачивается и проходит все физиологические стадии за более короткий срок благодаря быстроте и интенсивности событий и наличию «тонких мест», которые быстро «рвутся» в организме конкретного человека.

Длительное по времени воздействие на человека стрессогенных факторов тоже способствует развитию посттравматических стрессовых расстройств, которые клинически не так ярко выражены, но формируются в результате прохождения всех стадий стресса и могут быть отнесены к хроническому, профессиональному стрессу, который при определенных обстоятельствах может привести человека к постепенной незаметной инвалидизации. И врачам, не совсем понимающим сложности службы в системе МВД, непонятно, почему сотрудник не по возрасту так физически изношен и не всегда адекватно реагирует на окружающие раздражители.

На основе своих исследований И.О. Котенев [110] делает вполне обоснованные выводы:

1. Степень психической дезадаптации и величина отрицательных психологических последствий несения службы в экстремальных условиях существенно зависят от типа ЧО, половозрастных особенностей, уровня опасности службы, длительности пребывания в регионе события, мотивированности сотрудника, индивидуального прошлого опыта работы в экстремальных ситуациях, индивидуально-личностных качеств (личностной тревожности).

2. Высокий уровень психологического стресса оказывает отрицательное воздействие на бое- и работоспособность работников милиции, снижает их адаптационные возможности в экстремальных условиях. В то же время у части личного состава умеренно выраженный стресс может оказывать мобилизующее воздействие, заметно повышая и работоспособность, и результативность деятельности.

Видимо, та часть личного состава, у которой выявлена такая реакция на стресс, находилась на первой стадии стресса, когда организм многих людей мобилизует свои резервы на борьбу со стрессом. И это внешне выражается повышенной активностью, но затем при длительном пребывании в этих условиях наступает истощение психических и физических возможностей и ясность психоэмоциональных реакций сменяется повышенной нервозностью, раздражительностью, неадекватностью и другими более сложными психопатологическими проявлениями.

Далее автор проблему воздействия чрезвычайных обстоятельств на личный состав подразделений полиции за рубежом и в нашей стране справедливо считает недостаточно изученной во всех ее аспектах (теоретическом, методическом, накопления эмпирических данных и т.д.), в то время как вопросы оказания психологической коррекции представлены в зарубежной литературе достаточно полно и заслуживают внимания.

G.H. Gudjonsson, K.R.S. Adlam [256] анализировали ситуации, вызывающие стресс у сотрудников английской полиции. Исследовали три группы сотрудников: а) констеблей-стажеров; б) сержантов постоянного состава; в) сотрудников полиции относительно высоких чинов.

Авторы, исследуя жизненные ситуации, вызывающие стресс, отмечают, что английские сотрудники полиции менее подвержены стрессам по сравнению с их американскими и австралийскими коллегами и что имеются значительные различия между группами английских полицейских в зависимости от должности и опыта работы. Стрессы, связанные с бюрократическими преградами, особенно четко проявляются в группе старшего офицерского состава. Для рядовых полицейских характерно импульсивное, ищущее сенсаций поведение, но более опытные офицеры отличаются высокой степенью самоконтроля. С увеличением опыта и ранга «страх неудачи» и «страх негативной оценки» увеличиваются, в то время как «страх ранения» уменьшается.

Оценка величины стресса проводилась по 100-балльной шкале, где 100 – самая высокая степень стресса, 0 – полное отсутствие, 50 – принимается за среднюю величину стресса – возбудителя, который приходилось испытывать. Все сотрудники полиции были тестированы. Испытуемым было сказано, что исследование связано с изучением профессиональных стрессов и индивидуальной реакции на них, гарантируется секретность и анонимность результатов. В результате обследования были обнаружены следующие величины стресса.

У 44 стажеров среднеквадратическое отклонение (ско) = 8,4; у 42 сержантов ско = 11,7; у 33 старших офицеров ско = 9,4. Результаты других 25 обследованных позиций представлены в приложении 2. То, что сотрудники полиции старших чинов указали на меньшую подверженность стрессам относительно исследованных 25 позиций, чем констебли и сержанты, авторы объясняют несколькими факторами :

1) возможно, они с меньшей охотой, чем младшие сотрудники полиции, сообщают о своих реакциях на стресс;

2) лучше знают, как справляться с профессиональными стрессами;

3) возможно, в данном им перечне не было вопросов, которые характерны для работы сотрудников полиции старших чинов.

Авторы [256] подчеркивают, что ни в одной сфере деятельности, кроме полиции, не существует такого отношения к проблеме стрессов: сотрудники не обнаруживают их (отрицают), а полицейская администрация игнорирует решение этих вопросов. Этому есть два объяснения.