Стресс и его профилактика. Тюремная библиотека
 Скачать 1.93 Mb.
|
|
1. Компенсированные личности, которые нуждаются в легкой психологической поддержке на уровне дружеской и семейной. Эти сотрудники легко адаптируются к повседневным требованиям жизни и ведут себя незаметно. 2. Личности с декомпенсацией легкой степени, которые нуждаются как в дружеской психологической поддержке близких людей и окружения в коллективе, так и в профессиональном вмешательстве психолога и психотерапевта. Это сотрудники, у которых нарушено психофизическое равновесие в физической, мыслительной или эмоциональной сферах, и это действует в целом на их взаимоотношения с окружающими людьми. У данной категории лиц бросается в глаза чрезмерная эмоциональная возбудимость, конфликтность или другие проявления внутренней дисгармонии. Адаптация нарушена, но при определенных условиях восстанавливается без осложнений. Эти лица могут служить в ОВД и во ВВ, если позволяет возраст. 3. Личности с декомпенсацией средней степени, которые нуждаются во всех видах помощи, в том числе и в фармакологической (медикаментозной) коррекции состояния. У данной категории сотрудников психофизическое равновесие нарушено более заметно и грубо, имеются явные психические нарушения на уровне пограничных: постоянное чувство страха, выраженной тревоги или агрессивность в случаях, когда обстоятельства не являются жизненно важными, т.е. прослеживается заметная неадекватность реакций на жизненные ситуации. Поэтому названная категория сотрудников не должна допускаться на работу, связанную с хранением и ношением оружия, пока не пройдет комплекс реабилитационной терапии и не восстановит свое психофизическое равновесие. Физический статус этих лиц может быть нарушен легкими ранениями или контузиями. При восстановлении адаптации такие сотрудники могут продолжать службу на прежней работе или могут быть переведены на более спокойную работу по собственному желанию. 4. Личности с декомпенсацией психофизического состояния тяжелой степени, с выраженной дезадаптацией, требующей длительного лечения и восстановления. Эту категорию мы разделили еще на несколько: а) с выраженными нарушениями психического состояния, нуждающиеся во вмешательстве психиатра; б) с выраженными физическими травмами, инвалидизирующими их (ранения, связанные с потерей функций отдельных органов), сопровождающимися развитием в связи с этим комплекса неполноценности, депрессии, суицидальных мыслей и др.; в) с выраженными психосоматическими нарушениями, имеющими сложный генез, связанными с получением тяжелых физических и психических травм, – нуждающиеся в помощи, как психиатра, так и других специалистов (хирурга, невропатолога, косметолога и др.). У всей этой категории лиц нарушена адаптация, значительная часть их нуждается в более длительных сроках восстановления, чем это предусмотрено ведомственными нормативными актами. Поэтому многие, не уложившись в отведенные сроки, вынуждены уходить в отставку, что еще более усложняет в наше сложное время социальных катаклизмов их адаптацию и реадаптацию вне системы МВД. Как и во все времена, сложная психологическая и психиатрическая симптоматика болезненных нарушений даже на грани пограничной патологии имеет окраску своего времени – сложных экономических и политических условий функционирования МВД и МО. Мы хотим подчеркнуть высокую, зачастую не соответствующую значимости ситуации агрессивность и озлобленность участвовавших в боевых действиях. Это, можно сказать, симптоматика, ранее не включенная в синдромологию посттравматических стрессовых расстройств. Это не «раздражительность» и не «вспышки гнева», а именно высокая агрессивность со стремлением к разрушительным действиям, имеющая зачастую печальные последствия для обеих сторон. Наблюдение 1. Чудовищное преступление произошло в ночь с 15 на 16 октября 1995 года в поселке Славянка, края, где дислоцировался полк, выведенный из Чечни. Сержант этого подразделения Н. вечером решил навестить свою знакомую, которая жила неподалеку вместе с трехлетней дочкой. У знакомой в гостях оказались двое мужчин, с которыми Н. решил сразу выяснить отношения. В результате – четыре трупа: знакомая, ее дочка и двое гостей. Вызванная соседями милиция без труда задержала сержанта. Сержант признан вменяемым, против него возбуждено уголовное дело. По мнению командира и работников МВД, это кровавое преступление – результат, как они выразились, «чеченского синдрома». В госпитале им. Вишневского в Москве лечились десятки «чеченцев». Кто год, кто полтора, а кто почти два. Вот несколько кратких выписок из их историй болезней. 1. «Саша Г., 24 года, офицер внутренних войск МВД, напоролся на засаду в Грозном. Тяжелое минно-взрывное ранение, ампутация обеих ног, лишь через несколько месяцев, после усиленного лечения, удалось восстановить зрение и слух». 2. «Сережа Д., 21 год, офицер милицейского подразделения РУОП, тяжелое минно-взрывное ранение. Ампутация правого глазного яблока. Левый глаз видит на 80% и очень устает от напряжения». 3. «Александр К., 20 лет, сержант ВВ МВД, огнестрельное ранение левой кисти, ампутирована левая нога». 4. «Алексей Д., 20 лет, рядовой МО, тяжелое ранение правого виска. Ампутация правого глаза». Об этих бойцах писала пресса [124]. Их родителям и близким приходится плакать по живым, а сами раненые все перенесли тяжелые депрессии. Наблюдение 2. История болезни еще одного офицера, которого арестовали в госпитале им. Бурденко. Бывший начальник разведки, заместитель начальника штаба одного из военных корпусов, З. отличился при захвате федеральными силами г. Грозного и заслужил высшие оценки точным сбором разведанных для поддержки операции. Значительную часть службы провел на Кавказе, в самое горячее время был в Баку, потом в Грузии участвовал в ликвидации военных баз Мхедриони, был ранен. После возвращения из Чечни в мирном Волгограде он приступил к сбору разведданных о чеченской диаспоре и ее агентуре, объясняя это угрозой кровной мести и слухами о том, что чеченцы «приговорили» весь корпус. В сентябре 1995 года попал в госпиталь им. Бурденко в Москве для шунтирования сосудов сердца. Но через десять дней, после проведенной успешно операции на сердце, был арестован. Следствие придерживается следующей версии. Когда он лежал в госпитале, зять одного из известных генералов спросил разведчика, не может ли он помочь одному знакомому, на которого «наезжают». Найдя такого человека, З. передал ему деньги и другую информацию от «обиженного», а позже и пистолет, зарегистрированный на свое имя (З.). Но как выяснилось позже, кодекс чести киллера оказался весьма растяжим. Прокутив полученные деньги и установив, что его будущая жертва – весьма состоятельный человек, киллер предложил ему выкуп за себя и продолжать жить дальше. При передаче денег киллер был задержан с поличным. Такова история глазами следствия. Сам офицер, признавая внешнюю канву событий, дает свое объяснение случившемуся событию. По его версии, история о заказном убийстве – это еще и история человека, психика которого оказалась сломана армейской службой и абсурдной чеченской войной. Любому, даже неопытному юнцу в данном деле понятно: действия З. были с самого начала самоубийственны и при любом повороте дел его должны были разоблачить и арестовать. Можно ли в здравом уме отдавать пистолет, номер которого зарегистрирован и вписан в удостоверение личности кому бы то ни было?! Что толкнуло боевого офицера на такой шаг?! Вот что на одном из допросов говорит сам З.: «...видел, как одни изнывают от изобилия, а другие должны тянуть полунищенское существование. Страна, разделившая общество на родных детей и пасынков, уготовила последним роль своих защитников. Это сильно сказалось на моем психическом состоянии, толкнуло на необдуманный гнусный поступок. К сожалению, я это понял поздно, но я понял, в какую пакость я влез и какие могут быть последствия. Больше всего меня беспокоило то, что я участвую в грязном деле, совершенно не зная, что за человек пострадает. Угнетало то, что это может быть высокопорядочный человек. Я не мог понять те мотивы, которые толкнули меня на это. Ведь даже в период боевых действий я в противника стрелял лишь тогда, когда другими способами нейтрализовать его не удавалось. Лучше бы я умер на операционном столе». Дело суда – решить, что в этих объяснениях лукавство, а что издержки типичной нынешней социальной психологии, когда незнакомый бизнесмен оказался чуть ли не классовым врагом, а заказчик его убийства – другом, человеком, заслуживающим сочувствия и соучастия. На наш взгляд, здесь, наряду с типичными в настоящее время психологически понятными рассуждениями, налицо симптомы посттравматического стрессового расстройства. Видно, что начальник разведки продолжал воевать и в мирной жизни, он не мог адаптироваться к ней, он не лукавил, когда говорил, что его «... психика сломана армейской службой и абсурдной чеченской войной». Его абсурдный поступок с пистолетом – еще одно доказательство присутствия выраженного психического компонента адаптационного синдрома, который проявляется на грани нормы и патологии. Изменения со стороны сердца, которые требовали операции шунтирования в таком возрасте (45 лет), говорят о повышенных стрессовых нагрузках, которые постоянно испытывал начальник разведки. Это соматический компонент адаптационного синдрома. А вместе – психосоматическая реакция организма, который прошел все стадии стресса и у которого сформировалось посттравматическое стрессовое расстройство. Налицо один из основных признаков этого расстройства – нарушение социально-психологической адаптации. Пограничные изменения в психике и поведении человека не всегда заметны даже для психиатра, о них зачастую можно говорить и анализировать постфактум. В настоящее время уже необходимо определяться, кто должен заниматься в системе государства социальной реабилитацией и проблемами повышения стрессоустойчивости сотрудников МВД, ушедших в отставку по инвалидности и оставшихся служить дальше после длительного функционирования в экстремальных условиях. В США существует государственная программа психотерапевтической помощи ветеранам вьетнамской войны. Она носит название «Программа содействия социальной адаптации» [98]. Однако опыт работы по ее реализации показал, что правильные действия требуют нарушения искусственных границ, которые были поставлены в программе: болезненные явления, порожденные экстремальной ситуацией, следует лечить нестандартными методами, выйдя за пределы искусственной схемы «социальной адаптации». У человека, длительное время находившегося в экстремальных условиях, усваиваются непривычный для обычных людей образ мыслей и манера поведения. В результате и в психике человека происходят глубокие изменения. Травмирующие обстоятельства по природе своей таковы, что от их воздействия не удается уберечься никому. Например, людей, проявляющих в быту крайнюю осторожность и осмотрительность, называют параноиками, но если смотреть на их поведение, помня о «минах-ловушках», которые появились и в нашей современной жизни, то граница между «разумными» и «неразумными» опасениями воспринимается неоднозначно. Для человека, побывавшего на войне и видевшего, как на этих минах-ловушках погибали ежедневно его товарищи, естественно и в обычной жизни проявлять повышенную бдительность, порой приводящую многих в недоумение. То, что с одной точки зрения кажется неразумным страхом, с другой – представляется обоснованной осторожностью. Б. Колодзин [98] предлагает при составлении программ социально-психологической реабилитации и реадаптации лиц, прослуживших длительное время в экстремальных условиях, считать, что для истинного выздоровления вовсе не требуется перечеркнуть часть своей жизни ради соответствия чьим-то меркам, а нужно всего лишь научиться расслабляться естественными путями и, внося изменения в свою жизнь, действовать не вопреки своей индивидуальности, а в союзе с ней. Автор считает, что, если истинная причина отклонений в поведении лиц с ПТСР связана с прошлыми переживаниями и в основе нездоровых поступков лежит подсознательная потребность заглушить душевную боль, такой рефлекс подавления не помогает, а загоняет неприятные чувства вглубь и это постоянно сопровождается эмоциональным напряжением и напряжением мышц тела. Выявлено, что, если человек постепенно привыкает подавлять в себе отрицательные чувства (гнев, ненависть, ревность, подозрительность), он одновременно теряет способность испытывать положительные эмоции (любовь, доброту, дружелюбие, доверие). Последний факт может отрицательно сказаться на желании человека полноценно жить и стремиться к лучшей участи [98]. Поэтому нельзя просто предлагать людям забыть прошлое, так как воспоминания обычно связаны не только с тяжелыми, травмирующими событиями, но и с такими, в которых укреплялись силы, мужество, уверенность в себе, побеждался страх, закалялся характер. Однако уже сейчас в нашей практике множество примеров нарушенной реадаптации личного состава ОВД и ВВ после войны в Чечне. Наблюдение 3. Четверо бойцов ОМОН имели награды за Чечню: один – медаль «За отвагу», другой – «За заслуги перед Отечеством». Один из них на руках, с риском для жизни, вынес девочку-чеченку из огня, другой – грудью прикрыл одного из руководителей российского масштаба от осколков. В общем, там они стали героями. Но, вернувшись домой на службу, они совершили преступление. Объединившись, все четверо использовали свои служебные удостоверения, служебный транспорт, форменную одежду для грабежа. По принципу «грабь награбленное»; они не боялись, что жертвы их выдадут, выбирали таких «клиентов», которые сами боялись «засветиться». Выступая в суде, один из милиционеров сказал: «Мы бедных не трогали, мы брали только тех, у кого карманы «лопались» от валюты. Мы знали, что все это нажито нечестным, нетрудовым путем. Так что наша совесть в какой-то мере чиста». Областной суд приговорил двоих организаторов группы к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества, одного – к 5 годам и одного – к 4 годам лишения свободы. Командир ОМОН считает приговор слишком жестким: «Первым двум можно было по два года дать, а вторых вообще отпустить...Чечня ребят поломала». Прав ли командир, который сам провел в Чечне целый год, был ранен и дважды контужен, тоже имеет награды, – трудно сказать, но то, что у этих ребят в Чечне сформировался определенный стереотип поведения, который они не смогли направить в другое, более достойное, благородное русло, не вызывает сомнения. Тот стереотип поведения с элементом агрессивности, который сложился у них в Чечне, закрепился еще и потому, что тогда принес им успех и в какой-то степени признание – их наградили. Там они действовали в команде, здесь они тоже организовали группу и действовали как бы против общего врага, наживающегося «нечестным путем». Там один из бойцов спас девочку-чеченку, беспомощную вытащил из огня, а тут они говорили: «Мы бедных не трогали...» Там у них врагами были воины-чеченцы, здесь они выбрали «новых русских». А тот немаловажный факт, что у одного из бойцов, который осужден на 10 лет, семья состояла из одиннадцати человек, тоже заслуживает внимания. При проведении учебных занятий с сотрудниками ОМОН им были приведены вышеописанные примеры, на которые рядовые бойцы ОМОН, воевавшие в Чечне, отреагировали почти все однозначно: им всем – «защитникам Родины» – одинаково обидно и больно получать «такие гроши» и «смотреть, как другие безнаказанно грабят людей и смеются над нами». Это, конечно, эмоциональная реакция, но тем не менее для того, чтобы она не закрепилась в подсознании сотрудника, необходимо снимать эти реакции. Право ли государство, которое определило милиции такую зарплату, да и не очень регулярно выплачиваемую? Если учесть, что за 1996 год работниками МВД изъято в доход государства 877 млрд. рублей, валюты – 4,6 млн. долларов, 477 кг золота, 45 кг платины, ценных бумаг на 126 млн. рублей. Таковы социально-психологические условия реадаптации бойцов чеченской войны. В настоящее время психиатры относят к последствиям участия в военных событиях личного состава МВД и МО нарушение адаптации к мирным условиям жизни. Вот почему многие после отставки выбирают себе профессии, связанные с риском: в лучшем случае – охрану, в худшем – рэкет и другие виды противоправного поведения. Длительное напряжение может способствовать более интенсивному проявлению агрессивного рефлекса. Оглядываясь назад, на вьетнамско-афганский опыт, можно сказать, что люди, не сумевшие достичь психофизического равновесия, попадали часто в места лишения свободы именно из-за выраженной агрессивности. Учитывая опыт их реадаптации, настоящей истинной адаптацией сотрудника следует считать такую, когда он научен отдавать должное всему, что узнал на своем жизненном пути, и умеет пользоваться этими знаниями; сохраняя информацию о своем прошлом, может правильно связать его с настоящим и с будущим. Психофизическое равновесие – это способность человека функционировать в определенном диапазоне, наиболее благоприятном для него самого и окружающих. Оно поддерживается в организме гомеостатической системой, физиологические механизмы которой предназначены для поддержания функций организма в определенном биохимическом балансе, начиная с клеточного уровня. Для того чтобы подразделения ОВД и ВВ функционировали в определенном режиме, им необходимо также и социальное равновесие, механизм которого поддерживается сложным взаимодействием мотиваций сотрудника, социальных условий его деятельности (зачастую они могут быть экстремальными) и, безусловно, нормами права, гарантирующими социальную защиту. Научить человека быть в равновесии – означает научить его занимать такую позицию, чтобы нелегко было «сбить его с ног», несмотря на все жизненные трудности. Издревле известно: чтобы сохранить душевное равновесие, человеку нужно обрести духовно-психологические и нравственные устои, чтобы превозмочь все невзгоды, нужны дополнительные знания и средства. Человек должен был понять то главное, что определяет не только его личную судьбу, но и судьбу его народа, природы, космоса – высшие законы бытия. Его знание давало мудрость и силу, диктовало определенные духовные и этические нормы человеческих отношений. Сейчас задачи психологов, юристов, психотерапевтов, которые должны будут заняться проблемами реадаптации участников чеченской войны, – помочь сотрудникам сохранить или найти эти устои. В наблюдениях из жизни нижегородского ОМОН и начальника разведки видно, что эти люди нуждаются в психолого-психотерапевтической помощи. Этим бойцам, вернувшимся с войны, необходимо было разобраться и понять, что они, пережившие страх смерти, не должны предавать в мирных условиях «честь мундира». Преступление, совершенное ими, – это преступление людей, кто по совести и долгу должен соблюдать законы и оберегать людей от беды и бесправия, потому, видимо, решение правосудия так сурово. Войны, крупные катастрофы, стихийные бедствия, имея пролонгированный характер воздействия, меняют образ жизни людей, их характер. Тип этих изменений раскрывают исследования ветеранов разных войн: в Ливане, во Вьетнаме, в Персидском заливе, в Афганистане. Для всех ветеранов с посттравматическими нарушениями стало характерным отчуждение от общества, в которое они вернулись, которое им казалось сильно изменившимся и незнакомым. Для них реальным жизненным миром продолжал быть мир военных действий. Они заново продумывали свои боевые операции, порицали себя за неверные, по их мнению, решения и действия. Попытки поговорить с окружающими о своих удачах и ошибках не встречали понимания. В сновидениях бывших воинов постоянно возникали картины боев, они видели убитых и раненых [98]. Иными словами, в сознании ветеранов жили два мира со своими особыми законами, и более живым у некоторых из них оказывался мир войны, препятствующий полноценной адаптации к социальным условиям. Для преодоления этих состояний и негативных позиций ветеранов просили оказать поддержку своим соратникам – писать им письма, давать советы, контролировать процесс адаптации. В результате сами «консультанты» начинали более активно решать свои жизненные проблемы, развивалось их самосознание, менялись мировоззренческие установки. Помощь другим оказывалась самопомощью [98, 273, 274, 278, 284, 279]. Ю.А. Алесандровский [7], анализируя механизмы психической дезадаптации при пограничных психических расстройствах, пришел к выводу, что психическая адаптация человека есть результат взаимодействия подсистем целостной самоуправляемой системы организма. И возникновение состояния психической дезадаптации происходит при нарушении функциональных возможностей всей адаптационной системы в целом, а не отдельных подсистем. Наши наблюдения тоже подтверждают эти выводы. Резюмируя вышеприведенные литературные данные, сведения, полученные по контингенту ОМОН ГУВД г. Москвы, и клинико-поведенческие параметры наблюдений, можно подтвердить, что одним из основных клинико-психологических проявлений посттравматического стрессового расстройства является нарушение психосоциальной адаптации как результат нарушения равновесия на всех уровнях целостной системы организма: а) нейро-гуморальном; б) соматическом; в) психосоматическом, патопсихологическом – в результате длительного (хронического) воздействия стрессогенных факторов (длительная изоляция в армии и СИЗО и условия длительных боевых действий в Чечне). Названные уровни формирования могут послужить, соответственно, и для выявления и диагностики ПТСР. На этом построена концептуальная основа подготовки личного состава МВД к функционированию в экстремальных условиях и обоснованы пути повышения стрессоустойчивости (табл. 7). |