Стресс и его профилактика. Тюремная библиотека
 Скачать 1.93 Mb.
|
|
Первое: сотрудники полиции в основном выносливы, невозмутимы, сильны и обладают исключительными способностями переносить трудности. Отсюда стрессовые проблемы рассматриваются ими как непозволительная слабость. Второе: сотрудники полиции могут неохотно раскрывать проблемы, связанные со стрессами, думая, что это отрицательно повлияет на продвижение по службе, особенно те, которым присущи тщеславие и карьеризм и которые, возможно, подвержены страху неудачи и негативной оценке событий. Авторы [256] далее отмечают, что стресс средней степени может оказывать позитивное влияние, например делать полицейского более энергичным и лучше подготовленным к оперативным действиям. Сильный и продолжительный стресс в основном оказывает пагубное влияние на умственное и физическое состояние и, вероятно, ослабляет эффективность процесса службы. Более того, жены и дети сотрудников не могут быть изолированы от этих последствий. T. Pierson [275] показал, что стресс критического инцидента (СКИ), или CIS – по-английски, поражает до 87% всех работников аварийного обслуживания, страдающих от долговременной эмоциональной травмы, которая неблагоприятно сказывается на их пригодности к службе и вызывает серьезные проблемы в их личной жизни. Самый частый тип события, вызывающего реакцию СIS, имеет место, когда полицейский вынужден применить оружие независимо от того, насколько это оказывается законным. Большинство полицейских ощущают чувство вины или раздражения после фатального столкновения. Полицейские психологи назвали эти часто встречающие эмоциональные проблемы «травмой после применения оружия». Агентства, разрабатывающие процедуры помощи полицейским после смертельных случаев применения оружия, знают, что полицейским должна быть оказана помощь. Но многие из этих агентств не понимают, что такие случаи, как массовые беспорядки, бедствия, смерть полицейского или другие смертельные случаи среди детей и взрослых, могут вызвать СКИ. Иногда физические симптомы, замешательство, ослабление мышления и эмоциональная травма, испытываемые отдельным полицейским, могут самим полицейским интерпретироваться как ненормальные. Автор считает, что полицейские, не знающие, что это такое, постепенно обнаруживают личностные изменения (особенно одинокие, которым не с кем поделиться). Выполнение некоторыми своих служебных обязанностей может ухудшиться до такой степени, что могут понадобиться дисциплинарные меры. В действительности это подсознательный крик о помощи. Если ее не оказать, это может привести к подозрительности, депрессии и в крайних случаях к самоубийству. T. Pierson [275] считает, что для минимизации СКИ необходимо: 1. Принять тот факт, что СКИ существует и что подавляющее большинство сотрудников испытывают его воздействие в течение своей карьеры. Это позволит администраторам организовать тренинг по СКИ. 2. Если полицейские поймут, что такое СКИ, они найдут смелость излить свои эмоции и не бояться критики или осмеяния. 3. Начальники должны быть обучены распознаванию потенциальных симптомов СКИ среди подчиненных и знать возможности помощи им после больших событий. Необходимо предусмотреть проведение собеседований психиатром и ветеранами, которые полностью владеют таким методом. Цель формального собеседования – позволить полицейским, испытавшим СКИ, поделиться своим опытом и чувствами и затем убедить молодых, что эти чувства естественны. Приказ персоналу посетить эти занятия желателен, но тем, кто идет на собеседование, должны быть объяснены две вещи: не будет никакой попытки со стороны собеседующих критиковать их и заставлять выступать без желания. В Америке имеется специальная программа, разработанная Международной ассоциацией криминальной полиции, содержащая комплекс различных методик обучения владению собой в критических обстоятельствах. В основу программы положена серия реально встречающихся конкретных чрезвычайных ситуаций, при которых победа может принадлежать только более подготовленному человеку. Динамическая тренировка направлена не только на развитие силы, но и на развитие способности быстро принимать правильное решение в условиях напряженных и быстро разворачивающихся событий. При этом особое внимание уделяется такому поведению, при котором сила представляет собой сгусток энергии, обеспечивающий эффективное влияние на поведение людей. Программа способствует развитию таких волевых качеств, которые не требуют видимого проявления силы [23]. В частности, предусматриваются следующие виды тренировок: 1. Обучение ловкости и сноровке. Обычно полицейские тренируются применять силу только в случае угрозы нападения. Они обучаются целому набору силовых приемов, пригодных для ситуаций даже при встрече с лучше вооруженным противником. Полицейский должен быстро оценить, какое средство лучше применить, чтобы изменить ситуацию в свою пользу, не применяя силы. Обучение ловкости и сноровке позволяет полицейскому найти баланс между набором слов и действий без применения оружия и использования силовых методов, опасных для жизни человека. 2. Правовое обучение. Программа обучает толкованию федерального закона США, в частности четвертой поправки к Конституции, и законов штатов, касающихся применения силовых методов воздействия и принципов разумного применения силы: а) полицейский имеет право потребовать от лица, применяющего насилие, прекратить свои противоправные действия; б) он должен убедиться, что в складывающейся ситуации нельзя не применить силу, чтобы заставить нарушителя выполнить требования полицейского; в) он должен убедиться, что в складывающейся ситуации применяемая им сила должна принести нарушителю наименьшую боль и страдания; г) если преступные действия или угрозы достаточно серьезны, силовое воздействие может применяться в полной мере. 3. Подготовка сценариев тренировок. Они готовятся на основе часто встречающихся или повторяющихся время от времени типичных жизненных ситуаций. Многие сценарии предусматривают быстрые силовые действия при угрозе ножом или другими средствами и быстрое снижение уровня применяемой силы, если правонарушитель бросает нож и угрожает полицейскому кулаками. Эти сценарии включают не только физические действия, но и меры психологического воздействия. 4. Критика и проигрывание сценария заново. После воспроизведения полицейским каждого сценария его действия обсуждаются. При обнаружении ошибки он повторяет свои действия с учетом упущений. Все эти методики во многом позволяют полицейским приблизиться к овладению искусством принятия правильного решения в экстремальных ситуациях, что имеет немаловажное значение и для повышения стрессоустойчивости и выживания, ибо уверенность в себе есть противоядие страху. В настоящее время, в условиях современной социальной перестройки нашего общества, служба сотрудников МВД во многом является сходной по стрессогенности с аналогичными в странах Запада и способствует постепенному формированию у них постстрессовых расстройств (МКБ-10). Возможно, в более тяжелой форме, так как у нас в настоящее время нет обязательных унифицированных программ повышения стрессоустойчивости и обучения технике выживания в экстремальных условиях, как нет и программ психолого-психотерапевтической подготовки и социально-правовой защиты. Эмоции напряжения в экстремальных условиях у сотрудников остаются зачастую неотреагированными и, накапливаясь, вызывают у одних усталость, апатию, депрессию, у других – агрессивность и злобность. Это послужило для нас основанием для разработки методики «Высвобождения гнева» (см. гл. 4). Условия функционирования в крупных городах в настоящее время нашей криминальной милиции, возможно, во многом превосходят по уровню стрессогенности многие города западных стран, но этот вопрос требует самостоятельного изучения. 2. Стресс и его клинико-психопатологические проявления Психолого-психотерапевтическая подготовка специальных подразделений МВД не менее важна всякой другой, ибо ее главная цель – преодоление тревоги и затем страха при выполнении специальных операций. Даже самые эффективные приемы и экипировка по последнему слову техники не помогут тому, кто боится врага. Тревога и страх – это внешнее проявление в поведении человека его эмоционально-стрессовой реакции на экстремальную ситуацию. В тех случаях, когда тревога переходит в страх и достигает силы аффекта, она навязывает человеку «аварийное» поведение и подавляет все другие психические процессы: исчезает способность логически мыслить и правильно оценивать ситуацию, действовать рационально и ловко. В психическом состоянии сотрудников, переживающих сильный страх, как показали опыт войны в Чечне, ликвидация последствий землетрясений в Ташкенте и Спитаке, могут иметь место такие нарушения, как бегство, оцепенение, ступор, агрессия, сумеречное состояние сознания и др. [34, 96, 97]. Но следует подчеркнуть, что такие психические нарушения случаются у людей, имеющих предрасположенность к психическим реакциям или длительно пребывающих в экстремальных условиях, при наступлении третьей стадии стресса – истощения. Г. Селье [187], говоря о предрасположенности организма человека к различным осложненным реакциям, подчеркивал, что «где тонко, там и рвется». Ю.А. Александровский (7) указывает на универсализм механизма невротических реакций при нарушении биологического гомеостаза. Невротические реакции и состояния являются преимущественно реакцией на психическую травму, приводящую к дезадаптации социального положения личности (истощающие психические нагрузки или резко воздействующие стрессовые факторы). Автор считает, что между неврозами и реактивными состояниями, протекающими без выраженных психотических нарушений, вероятно, нет принципиальных различий. Они развиваются в ответ на психогенную ситуацию, нет прогредиентности. Болезнь может расширяться, но не углубляться. Сохраняется критическое отношение к поведению и действиям. Наблюдение 1. Боец ОМОН, К., 24 года, в первые дни приезда в Грозный на передовой почувствовал головную боль, головокружение и чувство давления и тяжести в груди. Обратился к врачам. Обнаружено повышение АД170/95. Нарушился сон. Снились кошмары, сцены боя и казалось, что вот-вот погибнет от рук противника. Был госпитализирован. Через месяц лечения вернулся в строй. Если иметь в виду, что на службу в МВД поступают в основном психически и физически здоровые лица, прошедшие психологический отбор, то у них вероятность частого возникновения психотических реакций снижается. Чаще всего можно наблюдать переживание панического страха, которое варьирует в широком диапазоне оттенков, и самая распространенная реакция – это тревога. Практически тревога в той или иной степени бывает у всех людей, функционирующих в экстремальных условиях и испытавших интенсивное воздействие стрессогенных факторов на себе. Наблюдение 2. Военнослужащему ВВ, Д., 26 лет, через неделю после пребывания в Чечне с участием в боевых действиях, стало казаться, что за ним следят, хотят забрать в плен и обратить в мусульманство. При этом он изменился внешне, стал настороженным, постоянно проверял все укромные места, искал скрытых врагов, не ложился спать, пока не осматривал все соседние помещения, бойцы стали насмехаться. Командир был вынужден показать его психиатру, после чего бойцу были назначены «успокаивающие таблетки», по-видимому транквилизаторы. От госпитализации и возвращения к месту основной службы отказался. Через месяц актуальность переживаний постепенно стерлась, страх исчез, появилась критика к пережитому. Был снова допущен к несению службы с оружием. Американские психологи, наблюдавшие за военнослужащими в период второй мировой войны, отметили, что без тревоги правильно и свободно действовали только четверть воинов. У остальной части выявились выраженная тревога и страх за свою жизнь, и потому они погибали значительно чаще, чем те, кому удавалось избавиться от страха. По данным В.Н. Борина [29], результаты медицинского и психодиагностического обследования сотрудников сводных отрядов Санкт-Петербургского ОМОН и ППСМ свидетельствовали о том, что очень многие из них нуждались в психологическом консультировании или других психокоррекционных воздействиях. Более пристального внимания требовали лица, неоднократно побывавшие в зоне вооруженных конфликтов. На основе данных обследования и осмотра врачами-психиатрами поликлиники ГУВД г. Санкт-Петербурга была выделена группа лиц с выраженной астенизацией и повышенной тревожностью, нуждающихся в амбулаторном лечении. Повышенная тревожность личности может приводить к тому, что человек порой реагирует на слабые стрессогенные факторы так же, как если бы они были более сильными. У некоторых личностей тревожность выступает как один из компонентов характера, как свойство темперамента 193]. Реактивная тревожность характеризуется напряжением, беспокойством, нервозностью, которые могут возникнуть у любого человека только в экстремальных условиях деятельности. У лиц, не склонных к личностной тревожности, реактивная тревожность возникает при накоплении утомления в этих условиях. Высокая реактивная тревожность вызывает иногда нарушения тонкой координации и внимания. Прямо коррелирует с появлением диссонанса или конфликта между тремя биоритмами человека: физическим, эмоциональным и интеллектуальным, определяющими пик активности соответственно тела, чувств и ума. Отсутствие срывов по этим трем параметрам – гарантия сбалансированной и надежной деятельности человека. Эмоциональные срывы внешне проявляются притупленностью эмоций, когда трудно устанавливать близкие и дружеские связи с окружающими, недоступностью выражений радости, творческого подъема, спонтанности или эмоциональной и вербальной агрессивностью, приливами гнева и ярости. Физические и интеллектуальные срывы нельзя наблюдать у человека по отдельности. Еще И.М. Сеченов писал, что за каждой мыслью у человека скрыто движение, поэтому мы их объединили и назвали психомоторными. Психомоторные срывы – это немотивированная бдительность, когда человек постоянно находится в напряженном движении, следит за всем, что происходит вокруг, хотя ему в конкретный момент опасность не угрожает. При малейшей неожиданности делает стремительные движения, резко оборачивается, принимает боевую позу; нарушается сон, после которого человек не испытывает облегчения и готовности к физической и интеллектуальной работе. Такие состояния наблюдались у ветеранов вьетнамской войны и были описаны Б. Колодзиным [98], C.R. Figley [252] и другими американскими учеными. В итоге такого функционирования в напряженных условиях у человека формируются психосоматические заболевания: артериальная гипертония, ломота в спине, спазмы желудка, головные боли, ишемическая болезнь сердца, затем инфаркты и инсульты, неврозы и психозы, обострения уже имевшихся ранее хронических заболеваний. В условиях экстремальности наиболее заметны изменения в поведении, связанные с нарушениями деятельности мозга – психики. С целью определения уровня реактивной тревожности у сотрудников органов внутренних дел в экстремальных условиях деятельности мы обследовали воронежское и московское спецподразделения ОМОН, принимавшие участие в боевых операциях в Чечне, по шкале самооценки Спилбергера–Ханина [194]. Данный тест является надежным и информативным способом оценки в момент реактивной тревожности. Привлекательность его для нас объяснялась и необходимостью быстрого обследования в условиях боевых операций, когда ответы на вопросы тестов большого объема весьма проблематичны. Обследование ОМОН проводилось в три этапа: за две недели до отъезда в Чечню, во время боевых действий и через две недели после возвращения. Воронежский ОМОН обследован только после возвращения, по истечении двухнедельного отдыха. Результаты обследования представлены в табл. 6. Таблица 6 Результаты измерения уровня реактивной тревожности по Спилбергеру – Ханину у московского и воронежского спецподразделений ОМОН
Обращает внимание то обстоятельство, что средний уровень тревоги сохраняется на всех трех этапах у довольно большого количества обследованных: у москвичей 82% бойцов сохраняли его до отправления в Чечню; 53,9% – в самом очаге экстремальности и, что кажется на первый взгляд парадоксальным, после отдыха – 60%. Если сравнить показатели московского ОМОН после 2-недельного отдыха с аналогичными воронежского ОМОН, то у последних низкий уровень тревоги всего у 2% бойцов, у 49% уровень реактивной тревожности остается высоким, еще у 49% – средним. У москвичей низкий уровень тревоги после отдыха обнаружен у 22,8% обследованных, что статистически значимо (р 0,01) превышает показатели воронежцев, хотя количество лиц со средним уровнем реактивной тревожности остается высоким (60%). Можно было бы предположить, что, возможно, воронежцы плохо отдыхали или испытали больший стресс, чем москвичи. Мы полагаем, что на стабильно сохраняющийся высокий и средний уровень тревожности как тех, так и других после отдыха повлияло предупреждение о необходимости повторного отправления данных отрядов в Чечню. Что касается московского ОМОН, участвовавшего в боевых действиях в Чечне, то 97,3% протестированных показали средний и высокий уровень реактивной тревожности (соответственно 53,9% и 43,4%). По литературным данным и повышение, и понижение степени тревожности по сравнению с ее средним уровнем приводит к снижению результатов деятельности и надежности в экстремальных условиях [55]. Низкий уровень тревожности может быть связан с истощением адаптационной энергии и наступлением депрессивных реакций. У представителей московского ОМОН возросло количество лиц с низким уровнем тревоги до 22,81,3% что достоверно выше, чем до отправления в Чечню (р.0,01). Довольно большое количество лиц остается со средним и высоким уровнем тревоги после отдыха (601,6% и 17,21,4%). Данное обстоятельство настораживает и говорит о том, что этот контингент ОМОН нуждается в психологической поддержке и защите, возможно, и в проведении массированной психотерапии. При высоком уровне тревожности стабильность деятельности в экстремальных условиях находится под резко негативным влиянием, преодолеть которое позволяет лишь очень большое напряжение внутренних компенсаторных механизмов. Нарастание выраженности тревожных расстройств приводит к тому, что они сменяются страхом, т.е. ощущением конкретной угрозы. Однако в зависимости от конкретных компенсаторных возможностей каждой личности включаются механизмы, обеспечивающие устранение различных степеней тревоги. Эти механизмы зачастую идут от удовлетворения духовных потребностей до восстановления внутреннего гомеостаза (равновесия организма на клеточном уровне). Л. А. Китаев-Смык [94] отмечает, что «страх смерти» может иногда конкурировать по силе выраженности со страхом угрожающей десоциализации, и приводит следующий пример: «Во время парашютного прыжка парашютист К. оказался после раскрытия купола парашюта висящим вниз головой из-за того, что одна его нога запуталась в стропах. Приземление в таком положении, как правило, заканчивается смертью парашютиста. К., естественно, знал об этом и сразу оценил такую угрозу… Удостоверившись, что нет свидетелей его «плачевно-позорного» положения, К. не только успокоился, но испытал даже радостный эмоциональный подъем. После этого он, по его словам, стал относительно спокойно развязывать узел из строп парашюта, завязавшийся на его ноге. Будучи аналогичным образом подвешенным впоследствии в наземных условиях, К. только за счет огромных усилий освободился от узла на ноге. Во время прыжка он якобы не ощутил таких усилий при освобождении ноги от строп». Л.А. Китаев-Смык считает, что чувство тревоги или страха, имевшее место в ожидании опасности, может трансформироваться в другие эмоциональные состояния: в «торжество» предстоящей победы, в переживание веселья или лихости, в агрессивно-гневливое состояние и т.д. Вероятно, психологи и психотерапевты могли бы участвовать в процессе сознательной трансформации тревоги и страха в эмоциональные состояния со знаком плюс. Среди интервьюированных нами в московском подразделении ОМОН 70% констатировали, что во время боевых действий в Чечне кроме «страха смерти» испытывали «страх позора перед товарищами» при неудачах, 14% испытывали желание быть награжденными или «героями», когда заведомо рассчитывали на успех. Многие (25% опрошенных) отметили, что в ходе адаптации к условиям военных действий «чувство тревожности и страха», которые были при первых столкновениях с опасностью, постепенно редуцировались. Эту категорию бойцов командиры характеризовали как «смелых, волевых». Их бесстрашие в таких ситуациях, видимо, обусловлено овладением своими эмоциональными реакциями, волевым усилием, когда страх перерастает в «бесстрашие» и в уверенность в себе. В данном случае к одной из ведущих потребностей личности бойца ОМОН мы относим стремление добиться успеха: одержать победу над врагом; не опозориться перед товарищами, перед командирами; заслужить социальное поощрение. «Преодоленный страх, отвага, безотчетная самоотверженность разбудили у них силу души, личную энергию, стойкость характера. Их большинство. И хотя они героически или просто выполняя свой долг воевали в непонятной, попросту говоря, несправедливой войне, все же они были перед смертельной опасностью. Перед ними был враг, несущий лично им смерть. Пусть этот враг отстаивал свою свободу. Но им-то, солдатам, он нес смерть» – так пишет о «Чеченском синдроме» Л.А. Китаев-Смык, сам побывавший на этой войне (Возвращенцы // Московский комсомолец. 1996. 10 окт.). Однако на этой войне имели место такие факты, когда отдельные спецподразделения, не выдержав огневого противодействия противника, понеся большие человеческие потери, самовольно оставляли поле боя. Связь между реагированием людей в стрессовых условиях и особенностями их нервной системы показана в серии исследований В.А. Вяткина [53]. Рассматривая стресс и последующую адаптацию организма как целостную реакцию личности на экстремальные условия, автор выделяет три иерархических уровня: первый, высший уровень – это мотивы и отношения личности к экстремальным ситуациям; второй – психодинамические и нейродинамические свойства личности и темперамента; третий – психофизиологическое состояние (вегетативные сдвиги). Каждый человек реагирует на ситуацию по-своему, в зависимости от потребностей и опыта. П. Фресс [215] отмечал два вида причин стресса в чрезвычайных ситуациях: 1) недостаточные адаптационные возможности (новизна, неопытность, внезапность); 2) избыток отрицательной мотивации (перед – или после действия, в социальном поведении, в конфликтах). Выдающиеся русские и советские психологи и психофизиологи (И.П. Павлов, А.А. Ухтомский, П.К. Анохин, А.Н. Леонтьев, Н.Ф. Добрынин, В.Н. Мясищев, Д.Н. Узнадзе, С.Л. Рубинштейн и др.) считали источником активности личности в различных ситуациях регулирующую функцию сознания и понимание значения и смысла ситуации и своей деятельности в ней. Смысл, по их мнению, связывает мотив деятельности с ее целью, и в этом источник активности или пассивности человеческой деятельности. В этой связи становится понятным, почему некоторые спецподразделения в Буденновске отказались от дальнейшей службы. По их мнению, во-первых, они выполняли несвойственные им функции, которые им были навязаны без предупреждения; во-вторых, они не видели смысла в самой войне, хотя первоначально и выполняли приказ. Моральный дух личного состава МВД подрывался и средствами массовой информации, которые преподносили действия боевиков как борьбу «за попранные права и свободы», а действия российской стороны – как агрессию «побеждаемой» стороны, хотя последние территориально продвигались все время вперед. Данный факт очень сильно подрывал моральный дух и решимость наших солдат и офицеров сражаться за территориальную целостность своей Родины. Довольно сомнительной была в этих чеченских операциях частая ротация офицерского состава (45 суток), тогда как солдаты ВВ МВД находились в зоне боевых действий постоянно. Эта большая разница в сроках способствовала психологическому рассогласованию, нарушению сплоченности воинских частей (усталость одних и «временность» других), неоправданным потерям в живой силе, психологическому надлому молодых солдатских душ, возникновению чувства озлобленности, презрения солдат к офицерам. Наконец, сыграло свою психологически отрицательную роль и то, что ВВ МВД и подразделения ОМОН, СОБР, ОСН не предназначены и не обучены ведению длительных боевых действий. Этим объясняется и высокая степень психотравматичности ситуации в Чечне. Как отмечает Л.Д. Гиссен [55]: «Существенным стрессогенным фактором могут стать реакция окружающих лиц и публики, представления о социальном поощрении или порицании». Таким образом, в начале вооруженных столкновений средства массовой информации отрицательно влияли на смыслообразующую функцию сознания молодых солдатских душ, не подготовленных к такого рода «операциям» ни идеологически (как это делалось при советской власти), ни психологически, как это должно делаться всегда. И то, что деморализовало наших солдат, сплачивало сепаратистов. Но не следует скрывать и то, что непосредственной психологической подготовке чеченцев уделялось целенаправленное внимание. Изучение чеченского опыта показало, что отличительной особенностью их отрядов, способствующей сплоченности и боеспособности, была продуманная организация отдыха боевиков. Отряд находился в зоне боев, как правило, две недели. Этот срок, согласно исследованиям стрессовых состояний, признан наилучшим для оптимального расходования людьми своих адаптационных резервов в экстремальных условиях. После двух недель боев отряд отходил на отдых в горы, где группа сохранялась в составе, не расставалась с оружием и окружалась всеобщим восхищением местных жителей. Психологически правильно чеченскими командирами использовалась сплачивающая сила исламского вероучения «кровь за кровь», которая идеологически поддерживала боевитость и агрессивность населения и боевиков. Для поднятия духа и укрепления сплоченности боевиков командиры использовали мусульманскую «трансцендентальную медитацию» в виде ритуально-обрядового танца «зикр». Отбивание ритма танца, совместное пение непонятных для них арабских слов – «мантр» и быстрое хождение по кругу способствовало вхождению этих лиц в транс и идеологически сплачивало их. Анализ психофизического состояния московского подразделения СОБР ГУВД после участия в первомайских событиях показал, что полученные некоторыми участниками психические и физические травмы настолько тяжелы, что для их восстановления ранее предусмотренных приказами сроков недостаточно. Не использовав все возможности восстановления, отправлять молодых людей на пенсионное содержание было психологически неверно. Это вызывало у остальных чувство обреченности и комплекс жертвы. Поэтому мы считаем, что необходимо продумать систему социальной и медико-психологической реабилитации для лиц, получивших психофизические травмы. Н.В. Андреев, Н.Г. Хохлова [11], анализируя работу московского ОМОН с психологической точки зрения, отмечают, что проявления стрессовых реакций фиксировать неспециалисту (командиру или другому руководителю) сложно. Поэтому зачастую измененные состояния психики сотрудников остаются незамеченными и не вызывают опасений и, следовательно, отрицается необходимость квалифицированной психологической помощи и профилактики подобных состояний у личного состава. Таким образом, выраженный высокий уровень реактивной тревожности сотрудников московского и воронежского ОМОН, особенно после отдыха, говорит о высокой степени психотравмирующего фактора, требующего психотерапевтической помощи извне (вмешательства психологов и психотерапевтов, а также социально-правовой помощи со сторон юристов). Обнаружение высокого уровня реактивной тревожности в подразделениях ОМОН, участвовавших в чеченской войне, – это сигнал, говорящий о формировании и развитии у сотрудников состояний психофизической дезадаптации, а в некоторых случаях и ПТСР. | |||||||||||||||