Главная страница

Учебник по истории русской журналистики, причем охватывающий только xix в, вышел в 1989 г и стал малодоступным для студентов. Вовторых, с перестройкой всей нашей жизни


Скачать 2.13 Mb.
НазваниеУчебник по истории русской журналистики, причем охватывающий только xix в, вышел в 1989 г и стал малодоступным для студентов. Вовторых, с перестройкой всей нашей жизни
Дата16.10.2022
Размер2.13 Mb.
Формат файлаpdf
Имя файлаesin.pdf
ТипУчебник
#737311
страница19 из 39
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   39
Предисловие к Письму из провинции
М.г.
Я долго сомневался, печатать ваше письмо или нет. и наконец решился, но считаю необходимым сперва сказать несколько слов об этом.
Вы говорите, что я уже печатал письмо моих врагов, отчего жене напечатать письма одного из друзей несовершенно согласное с моим мнением, как прибавляет приложенная к вашему письму записка.
Мне не раз случалось поместить враждебную статью, но это недостаточная причина, чтоб помещать дружеские письма, с которыми мы несогласны. Печатая враждебные обвинения, мы садимся на лавку подсудимых и, как все подсудимые, ждем суда и вперед радуемся, если он будет в нашу пользу. Скажу больше, я предчувствовал, с которой стороны будет общественное мнение, и от всей души желал этого.
Но этого-то я и не желаю в отношении к статьям наших друзей, с которыми мы расходимся. Нам будет больно, если мнение выскажется против нас, и больно, если против них торжество над своими не веселит. К тому же в наше бойкое время нельзя
давать много места междоусобному спору, нельзя слишком останавливаться, а надобно,
избравши дорогу, идти, вести, пробиваться.
Россия вышла из той душной эпохи, в которую людям только и оставалось теоретически обсуживать гражданские и общественные вопросы, и, что ни говорят, мы не взошли снова в гамлетовский период сомнений, слов, спора и отчаянных средств.
Дело растет, крепнет, и вот почему мы не можем быть беспристрастной нейтральной ареной для бойцов мысами бойцы и люди партии.
Впрочем, это замечание к вашему письму мало относится. Мы расходимся с вами не
в идее, а в средствах не в началах, а образе действования. Вы представляете одно из
крайних выражений нашего направления ваша односторонность понятна нам, она близка нашему сердцу у нас негодование также молодо, как у вас, и любовь к народу русскому также жива теперь, как в юношеские лета.
Но к топору, к этому ultima ratio
31
притесненных, мы звать не будем до тех пор,

пока останется хоть одна разумная надежда на развязку без топора.
Чем глубже, чем дольше мы всматриваемся в западный мир, чем подробнее вникаем в явления, нас окружающие, ив ряд событий, который привел к нам Европу, тем больше растет у нас отвращение от кровавых переворотов они бывают иногда необходимы,
ими отделывается общественный организм от старых болезней, от удушающих наростов;
они бывают роковым последствием вековых ошибок, наконец, делом мести, племенной ненависти, — у нас нет этих стихий в этом отношении наше положение беспримерно.
Императорство со времени Петра I так притоптало и выпололо прежнее государственное устройство, как этого не сделали год во Франции, так что его нет в живых, что его надобно отыскивать в пыльных свитках, в летописях, оно для нас больше чужое, чем Франция Людовика И это не вся отрицательная заслуга его, — важнее этого, может быть, то, что оно и не заменило его ничем прочным органическим, чтобы бросило глубокие корни и выросло бы помехой будущему. Совсем напротив, осадное положение императорства было вместе стем постоянной реформой.
Сломавши все старое, императорская власть принималась обыкновенно ломать вчерашнее Павел — екатерининское, Александр — павловское, Николай александровское и, наконец, ныне царствующий государь, сто раз повторяя, что он будет царствовать в духе своего отца, ничего не оставил от военно-смирительного управления его, кроме сторожей, истопников и привратников.
Императорская власть столько же и строила, сколько ломала, но строила по чужим фасадам, из скверного кирпича, наскоро, здания его разваливались прежде, чем покрывались крышей, или ломались по приказу нового архитектора. Оттого-то никто не верит теперь не только в прочность Грановитой палаты и теремов, растреллиевских дворцов и присутственных мест, но даже казарм и крепостей
Если что-нибудь уцелело под ударами императорского тарана, то это сельская
община; она казалась немецкому деспотизму до того нелепой и слабой, что ее оставили,
как детскую игрушку, зная вперед, что она исчезнет, как только благотворные лучи цивилизации ее коснутся.
Другая Россия — Россия правительственная, дворянская — по той мере только и сильна, по которой она идет заодно с правительством.
Они поссорились на вопросе об освобождении крестьян, и одной неловкости правительства следует приписать то, что оно не умеет воспользоваться этим.
Дворянская Россия — искусственная, подражательная, и оттого она бессильна как аристократия. Подумайте о разнице между крестьянским понятием о своем праве и понятием дворянским. Право на землю так кажется естественными прирожденным крестьянину, что он в крепостной неволе не верит, что оно утрачено. В то время как дворяне знают, что права их высочайше пожалованные ипритом добровольно дарованные Где же у наста среда, которую надобно вырубать топором Неверие в собственные силы — вот наша беда, и, что всего замечательнее, неверие это равно в правительстве,
дворянстве и народе.
Мы за какими-то картонными драконами не видели, как у нас развязаны руки. Яне знаю в истории примера, чтобы народ с меньшим грузом переправлялся на другой берег.
К метлам надобно кричать, а не к топорам <...>
Призвавши к топору, надобно овладеть движением, надобно иметь организацию,
надобно иметь план, силы и готовность лечь костьми, не только схватившись за рукоятку, но схватив за лезвие, когда топор слишком расходится Есть ли все это у вас?
Одно вы мне можете возразить а что будем делать, если народ, увидя, что его надувают освобождением, сам бросится к топору Это будет великое несчастие, но оно возможно благодаря бесхарактерности правительства и характерности помещиков, тогда рассуждать нельзя, тут каждый должен поступать, как его совесть велит, как его
любовь велит. но, наверное, и тогда не из Лондона звать к топорам. Будемте стараться всеми силами, чтоб этого не было!
Вот все, что я хотел вам сказать.
В заключение одно слово насчет того, что вы называете моим гимном Александру
II.
Одной награды, кажется мне, я мог бы требовать зацелую жизнь, посвященную одному и тому же делу, зацелую жизнь, проведенную, как под стеклянным колпаком, чтоб, наконец, не сомневались в чистоте моих убеждений и действий.
Я могу ошибаться в пути, много раз ошибался даже, но наверное не сворочу ни из страха перед фельдъегерской тройкой, ни из благоговения перед императрицыной каретой

Сказавши это, я вас спрашиваю да полно, ошибся ли я Кто же в последнее время сделал что-нибудь путного для России, кроме государя Отдадимте и тут кесарю кесарево!..
Прощайте и не сердитесь за длинное предисловие февраля 1860.
И-р.
<Письмо из провинции>
Милостивый государь,
на чужой стороне, в далекой Англии вы, по собственным словам вашим, возвысили голос за русский народ, угнетаемый царской властию, вы показали России, что такое свободное слово. и зато, вы это уже знаете, все, что есть живого и честного в России, с радостию, с восторгом встретило начало вашего предприятия, и все ждали, что вы станете обличителем царского гнета, что вы раскроете перед Россией источник ее вековых бедствий — это несчастное идолопоклонство перед царским ликом, обнаружите всю гнусность верноподданнического раболепия и что же Вместо грозных обличений неправды с берегов Темзы несутся к нам гимны Александру II, его супруге. Вы взяли на себя великую роль, и потому каждое ваше слово должно быть глубоко взвешено и рассчитано, каждая строка в вашей газете должна быть делом расчета, а не увлечения.
Увлечение в деле политики бывает иногда хуже преступления. Помните ли, когда-то высказали, что России при ее пробуждении может предстоять опасность, если либералы и народ не поймут друг друга, разойдутся, и что из этого может выйти страшное бедствие новое торжество царской власти. Может быть, это пробуждение недалеко, царские шпицрутены, щедро раздаваемые верноподданным за разбитие царских кабаков, разбудят
Россию скорее, чем шепот нашей литературы о народных бедствиях, скорее мерных ударов вашего Колокола. Но чем ближе пробуждение, тем сильнее грозит опасность,
о которой выговорили. и об отвращении которой вы не думаете. По всему видно, что о
России настоящей вы имеете ложное понятие, помещики-либералы, либералы- профессора, литераторы-либералы убаюкивают вас надеждами на прогрессивные стремления нашего правительства. Ноне все же в России обманываются призраками...
Дело вот в чем к концу царствования Николая все люди, искренно и глубоко любящие
Россию, пришли к убеждению, что только силою можно вырвать у царской власти человеческие права для народа, что только те права прочны, которые завоеваны, и что то,
что дается, то легко и отнимается. Николай умер, все обрадовались, и энергические мысли заменились сладостными надеждами, и потому теперь становится жаль Николая.
Да, я всегда думал, что он скорее довел бы дело до конца, машина давно бы лопнула. Но
Николай сам это понимали при помощи Мандта предупредил неизбежную и грозную катастрофу. Война шла дурно, удар за ударом, поражение за поражением — глухой ропот поднимался из-под земли Выписали впервой Полярной Звезде, что народ в эту войну шел вместе с царем и потому царь будет зависеть от народа. Из этих слов видно только, что вы в вашем прекрасном далеко забыли, что такое русские газеты, и на слово поверили их возгласам о народном одушевлении за отечество. Правда, иногда случалось
что крепостные охотно шли в ополчение, но только потому, что они надеялись за это получить свободу. Но чтоб русский народ в эту войну заодно шел с царем, — нет. Я жил вовремя войны в глухой провинции, жили таскался среди народа и смело скажу вам вот что когда англо-французы высадились в Крым, то народ ждал от них освобождения крепостные от помещичьей неволи, раскольники ждали от них свободы вероисповедания.
Подумайте об этом расположении умов народа в конце царствования Николая, а вместе стем о раздражении людей образованных, нагло на каждом шагу оскорбляемых николаевским деспотизмом, и мысль, что незабвенный мог бы не так спокойно кончить жизнь, не покажется вам мечтою. Да, как говорит какой-то поэт, «счастие было так близко, так возможно. Тогда люди прогресса из так называемых образованных сословий не разошлись бы с народом а теперь это возможно и вот почему сначала царствования
Александра II немного распустили ошейник, туго натянутый Николаем, и мы чуть-чуть не подумали, что мы уже свободны, а после издания рескриптов все очутились в чаду как будто дело было кончено, крестьяне свободны и с землей все заговорили об умеренности, обширном прогрессе, забывши, что дело крестьян вручено помещикам,
которые охулки не положат на руку свою. Поднялся такой чад от либеральных курений
Александру II, что ничего нельзя было разглядеть, но, опустившись к земле (что делают крестьяне вовремя топки в курных избах, можно еще было не отчаиваться. Вслушиваясь в крестьянские толки, можно было с радостию видеть, что народ не увлечет 12 лет рабства под гнетом переходного состояния и что мысль, наделят ли крестьян землею, у народа была на первом плане. А либералы Профессора, литераторы пустили тотчас же вход эстляндские, прусские и всякие положения, которые отнимали у крестьян землю.
Догадливы наши либералы Да и теперь большая часть из них еще не разрешила себе вопроса насчет крестьянской земли. А в правительстве в каком положении в настоящее время крестьянский вопрос В большой части губернских комитетов положили страшные цены на земли, центральный комитет делает черт знает что, сегодня решает отпускать с землею, завтра без земли, даже, кажется, не совсем брошена мысль о переходном состоянии. Среди этих бесполезных толков желания крестьян растут — при появлении рескриптов можно было еще спокойно взять заземлю дорогую цену, крестьяне охотно бы заплатили, лишь бы избавиться от переходного состояния, теперь они спохватились уже, что нечего платить за вещь 50 целковых, которая стоит 7. Вместе с этим растут и заблуждения либералов, они все еще надеются мирного и безобидного для крестьян решения вопроса, одним словом, крестьяне и либералы идут в разные стороны.
Крестьяне, которых помещики тиранят, теперь с каким-то особенным ожесточением готовы с отчаяния взяться за топоры, а либералы проповедуют в эту пору умеренность,
исторический постепенный прогресс и кто их знает что еще. Что из этого выйдет?
Выйдет ли из этого, в случае если народ без руководителей возьмется за топор, путаница,
в которой царь, как в мутной воде, половит рыбки, или выйдет что-нибудь и хорошее, но вместе с Собакевичами, Ноздревыми погибнет и наше всякое либеральное поколение, не сумевши пристать к народному движению и руководить им Если выйдет первое, то ужасно, если второе, то, разумеется, жалеть нечего. Что жалеть об этих франтах в желтых перчатках, толкующих о демокраси в Америке и незнающих, что делать дома, — об этих франтах, проникнутых презрением к народу, уверенных, что из русского народа ничего не выйдет, хотя, в сущности, не выйдет из них-то ничего. Но об этих господах толковать нечего, есть другого сорта люди, которые желают действительно народу добра, ноне видят перед собою пропасти и с пылкими надеждами, увлеченные в общий водоворот
умеренности, ждут всего от правительства и дождутся, когда их Александр засадит в крепость за пылкие надежды, если они будут жаловаться, что последние не исполнились,
или народ подведет под один уровень с своими притеснителями. Что же сделано вами для отвращения этой грядущей беды Вы, смущенные голосами либералов-бар, вы после первых номеров Колокола переменили тон. Вы заговорили благосклонно об августейшей фамилии. Зато с особенною яростию напали на Орловых, Паниных,
Закревских
33
. В них беда, они мешают Александру II! Бедный Александр II! Мне жаль его, видите, его принуждают так окружать себя — бедное дитя, мне жаль его Он желает
России добра, но злодеи окружающие мешают ему И вот вы, — вы, автор С того берега и Писем из Италии, поете туже песню, которая сотни лет губит Россию. Вы не должны ни минуты забывать, что он самодержавный царь, что от его воли зависит прогнать всех этих господ. Как ни чисты ваши побуждения, ноя уверен — придет время, вы пожалеете о своем снисхождении к августейшему дому. Посмотрите,
Александр II скоро покажет николаевские зубы. Не увлекайтесь толками о нашем прогрессе, мы все еще стоим на одном месте вовремя великого крестьянского вопроса нам дали на потеху, для развлечения нашего внимания безымянную гласность но чуть дело коснется дела, тут и прихлопнут. Нет, наше положение ужасно, невыносимо, и только топор может нас избавить, и ничто, кроме топора, не поможет Эту мысль уже вам, кажется, высказывали, и оно удивительно верно, другого спасения нет. Вы все сделали, что могли, чтобы содействовать мирному решению дела, перемените жетон, и пусть ваш Колокол благовестит не к молебну, а звонит набат К топору зовите Русь.
Прощайте и помните, что сотни лет уже губит Русь вера в добрые намерения царей, не вам ее поддерживать. С глубоким к вам уважением
Русский человек.
Герцен АИ Собр. соч. Т. С. 238—244, Ископаемый епископ, допотопное правительство

и обманутый народ
34
Шесть часов до своей кончины, в декабре 1846, воронежский архиерей Антоний вспомнил, что за шестьдесят лет умер его предшественник Тихони вменил себе в священный долг, по особому внушению, засвидетельствовать архиерейской совестью
перед Николаем Павловичем о сладостном и претрепетном желании, да явлен будет перед очию всех сей светильник веры и добрых дел, лежащий теперь под спудом».
Затем все сделали свое дело Антоний умер, Николай не обратил никакою внимания на предсмертный бред монаха — он же полагал, что Митрофаном отделался навсегда от мощей и воронежской епархии покойник продолжал покоиться под спудом.
Настали другие времена — времена прогрессов, освобождений и обличений. Шесть
лет после воцарения Александра II ив шестой кажется) день святительства адмирала

Путятина
35
, корчемствующего судно светского просвещения к брегам вечной и нетленной Японии, синод и государь, Бажанов
36
и государыня нашли благовременным
приступить к необходимым распоряжениям для обличения нетленности тела святителя
Тихона. Эта палеонтологическая работа была поручена Исидору киевскому (ныне петербургскому, какому-то Паисию и другим экспертам. Думать надобно, что известный читателям Колокола крепостники во Христе сапер Игнатий заведовал земляными работами. Следствие вполне удалось, и ископаемый епископ, во благоухании святыни почивший, пожалован государем в святые, а тело егоза примерное нетление,
произведено в мощи, с присвоением всех прав состояния, те. пользования серебряной ракой, лампадой, восковыми свечами и, главное, кружкой для сбора, коею иноцы будут руководствоваться по особому внушению божию и по крайнему разумению человеческому.
Мы останавливаемся перед этой нелепостью испрашиваем для чего эта роскошь изуверства и невежества, эта невоздержность идолопоклонства и лицемерия?
Может, инок Тихон был честный, почтенный человек — но зачем же эта синодальная комедия, несообразная с нашими понятиями, зачем же тело его употреблять как аптеку, на лекарство Ведь в врачебные свойства Тихона, несмотря на сорок восемь обследованных чудес, никто не верит ни Исидор, прежде киевский, а теперь петербургский, ни Паисий, ни Аскоченский
38
, ни Путятин, ни камилавки, ни ленты через плечо.
Да это и не для них делается — а ими!
Чудесам поверит своей детской душой крестьянин, бедный, обобранный дворянством, обворованный чиновничеством, обманутый освобождением, усталый от безвыходной работы, от безвыходной нищеты, — он поверит. Он слишком задавлен,
слишком несчастен, чтобы не быть суеверным. Не зная, куда склонить голову в тяжелые минуты, в минуты человеческого стремления к покою, к надежде, окруженный стаей хищных врагов, он придет с горячей слезой к немой раке, к немому телу — и этим телом,
и этой ракой его обманут, его утешат, чтоб он не попал на иные утешения. И вы,
развратители, ограбивши несчастного до рубища, не стыдитесь употреблять эти средства Вы хотите сделать его духовным нищим, духовным слепцом, подталкивая его в тьму изуверства, — какие вы все черные люди, какие вы все злодеи народа!
А тут толкуют о старообрядцах, о раскольниках, об их изуверстве, об их обманах,
пишут побасенки в клевету и уничижение гонимых, которые не могут ответ держать.
Нет, ваша полицейская церковь не выше их образованием, она только ниже их жизнию.
Их убогие священники, их иноки делили все страдания народа — ноне делили награбленной добычи. Не они помазывали миром петербургских царей, не они проповедовали покорность помещикам, не они кропили войска, благословляя на неправые победы они не стояли, в подлом уничижении, в передней бироновских немцев
они не совокупляли насильственным браком крепостных, они не загоняли народ в свою молельню розгой капитан-исправника, их пеших иерархов не награждали цари кавалериями!
...О, если б слова мои могли дойти до тебя, труженики страдалец земли русской до тебя, которого та Русь, Русь лакеев и швейцаров, презирает, которого ливрея зовет
черным народом и, издеваясь над твоей одеждой, снимает с тебя кушак, как прежде снимала твою бороду, — если б до тебя дошел мой голос, как я научил бы тебя презирать твоих духовных пастырей, поставленных над тобой петербургским синодом и немецким царем. Ты их не знаешь, ты обманут их облачением, ты смущен их евангельским словом пора их вывести на свежую воду!
Ты ненавидишь помещика, ненавидишь подьячего, боишься их — и совершенно прав но веришь еще в царя ив архиерея. не верь им. Царь сними, и они его. Его ты видишь теперь, — ты, отец убитого юноши в Бездне, ты, сын убитого отца в Пензе. Он облыжным освобождением сам взялся раскрыть народу глаза и для ускорения послал вовсе четыре стороны Руси флигель-адъютантов, пули и розги.
А пастыри-то твои в стороне — по своим Вифаниям да Халкидонам. Вот оттуда-то мы и желали бы «претрепетно» явить перед очию всех добрые дела духовных светильников твоих.
После вековых страданий — страданий, превзошедших всю меру человеческого долготерпения, занялась заря крестьянской свободы. Путаясь перевязанными ногами,
ринулась вперед, насколько веревка позволяла, наша литература нашлись помещики,
нашлись чиновники, отдавшиеся всем телом и духом великому делу тысячи и тысячи людей ожидали стрепетом сердца появления указа нашлись люди, которые, как М.П.
Погодин, принесли наибольшую жертву, которую человек может принести, пожертвовали здравым смыслом и до того обрадовались манифесту, что стали писать детский бред.
Ну, а что сделала, в продолжение этого времени, всех скорбящая, сердобольная заступница наша, новообрядческая церковь наша со своими иерархи С невозмущаемым покоем ела она свою семгу, грузди, визигу она выказала каменное равнодушие к народному делу, то возмутительное, преступное бездушие, с которым она два века смотрела из-под клобуков своих, перебирая четки, на злодейства помещиков, на насилия,
на прелюбодеяния их, на их убийства. не найдя в пустой душе своей ни одного слова негодования, ни одного слова проклятья!
Европа встрепенулась в Англии, во Франции чужие приветствовали начало освобождения, показали участие. Укажите мне слово, письмо, проповедь, речь Филарета, Исидора, Антония, Макридия, Мельхиседека, Агафатокла? Где молитва благодарности, где радостный привет народу, заступничество за него перед остервенелым дворянством, совет царю Ничего подобного — тоже афонское молчание,
семга, визига, похороны, освящение храма, купеческие кулебяки да вино — благо гроздия вино-лозы постные суть. А тут, лет через двадцать пять, «претрепетное желание, и они выставят во благоухании почившего какого-нибудь Трифона или
Тихона, с кружечкой для благодатных дателей! Что у вас общего с народом Да что у вас общего с людьми вообще С народом разве борода, которой вы его обманываете. Вы не на шутку ангельского чина, в вас нет ничего человеческого
*17
Новообрядческая церковь отделалась, на первый случай, острым словцом московскаго Филарета водной из своих привратных речей, которыми он мешает своим помазанникам входить в Успенский собор, он отпустил цветословие о том, что другие властители покоряют народы пленением, а ты, мол, покоряешь освобождением».
Говорили, правда, речи архиереи после объявления манифеста, и то по губернаторскому наряду, те. также добровольно являлись они за налоем, как жандармы являются к разъездам. Да и что же замечательного было ими высказано?
Медаль перевернулась скоро. Михаил Петрович еще бредили не входил в себя от радости, а уже из обнаженной и многострадальной груди России сочилась кровь из десяти ран, нанесенных русскими руками, и согбенная спина старика крестьянина и несложившаяся спина крестьянина-отрока покрывались свежими рубцами, темно-синими рубцами освобождения.
Крестьяне не поняли, что освобождение обман, они поверили слову царскому царь велел их убивать, как собак дела кровавые, гнусные совершились.
Что же, кто-нибудь из иерархов, из кавалерственных архиереев пошел к народу объяснить, растолковать, успокоить, посетовать с ним Или бросился кто из них, как в католический архиерей Афр, перед одичалыми опричниками, заслоняя крестом,
мощами Тихона, своей грудью неповинного крестьянина, поверившего в простоте души царскому слову Был бы хоть один Кто Где Назовите, чтоб я в прахе у него попросил прощения. Я жду!
А покамест еще раз скажу народу нет, это не твои пастыри под платьями, которые ты привык уважать по преданию, скрыты клевреты враждебного правительства, такие же генералы, такие же помещики их зачерствелое, постное сердце не болеет о тебе. Твои пастыри — темные, как ты, бедные, как ты они говорят твоим языком, верят твоим упованьям и плачут твоими слезами. Таков был пострадавший за тебя в Казани инок
Антоний
40
; мученической, святою кровью запечатлел он свое болезное родство с тобою.
Он верил вволю вольную, вволю истинную для русского земледельца — и, поднявши над головою ложную грамоту, пал за тебя.
Об открытии его мощей не попросит, за шесть часовни один архиерей и не дозволит ни один петербургский царь. Да оно и ненужно он принадлежит к твоим святителям, а неких. Тела твоих святителей не сделают сорока восьми чудес, молитва к ним не вылечит от зубной боли но живая память об них может совершить одно чудо твое освобождение.
Герцен АИ Собр. соч. Т. 15. СНГ. Чернышевский
41

Чернышевский осужден на семь лет каторжной работы и на вечное поселение. Да падет проклятием это безмерное злодейство на правительство, на общество, на подлую,
подкупную журналистику, которая накликала это гонение, раздула его из личностей. Она приучила правительство к убийствам военнопленных в Польше, а в России к утверждению сентенций диких невежд сената и седых злодеев государственного совета...
А тут жалкие люди, люди-трава, люди-слизняки говорят, что не следует бранить эту шайку разбойников и негодяев, которая управляет нами!
«Инвалид»
42
недавно спрашивал, где же новая Россия, за которую пил Гарибальди.
Видно, она не вся за Днепром, когда жертва падает за жертвой. Как же согласовать дикие казни, дикие кары правительства и уверенность в безмятежном покое его писак?
Или что же думает редактор Инвалида о правительстве, которое без всякой опасности,
без всякой причины расстреливает молодых офицеров, ссылает Михайлова, Обручева,
Мартьянова, Красовского, Трувелье
43
, двадцать других, наконец, Чернышевского в каторжную работу.
И это-то царствование мы приветствовали лет десять тому назад!
И.р.
P. S. Строки эти были написаны, когда мы прочли следующее в письме одного очевидца экзекуции «Чернышевский сильно изменился, бледное лицо его опухло и носит следы скорбута. Его поставили на колени, переломили шпагу и выставили на четверть часа у позорного столба. Какая-то девица бросила в карету Чернышевского венок — ее арестовали. Известный литератор П. Якушкин крикнул ему прощай и был арестован. Ссылая Михайлова и Обручева, они делали выставку в 4 часа утра, теперь белым днем!..»
Поздравляем всех различных Катковых — над этим врагом они восторжествовали!
Ну что, легко им на душе?
Чернышевский был вами выставлен к столбу на четверть часа — а вы, а Россия насколько лет останетесь привязанными к нему?
Проклятье вам, проклятье — и, если возможно, месть!
Герцен АИ Собр. соч. В 30 т.
М, 1959. Т.18.С.221—222.
1
Письма из avenue Marigny. Письмо второе впервые опубликовано в
«Современнике» (1847. № 10). В Письме отразились наблюдения Герцена над французской буржуазией накануне революции 1848 г Что такое третье сословие франц

3
Речь идет об имущественном цензе Достоинства франц Непременное условие франц Официант (франц.).
7
Легисты — борцы против феодалов Вольное русское книгопечатание в Лондоне впервые опубликовано в 1853 г.
отдельной листовкой. Подписано Александр Герцен (Искандер).
9
Крещеная собственность. Литографированный листок, выпущенный Герценом перед открытием Вольной русской типографии в Лондоне (1855).
10
Сандрильона — Золушка Объявление о "Полярной звезде. Отрывок. Впервые напечатано отдельной листовкой в 1855 г Полярная звезда скрылась — имеется ввиду альманах Полярная звезда»,
издававшийся в 1823—1825 гг. К. Рылеевым и А. Бестужевым.
13
Предисловие к "Колоколу — впервые опубликовано в Колоколе (1857. № 1).
*12 Программа Полярной звезды (примеч. Герцена).
*13 Далее шли выдержки из листовки Герцена Вольное русское книгопечатание в
Лондоне». — Сост Справочник игрока на бирже франц Далее шли выдержки из Объявления об издании Полярной звезды. — Сост Под спудом. Впервые опубликовано в Колоколе (1857. № 5).
Мина Ивановна — любовница всемогущего в то время министра двора гр.
Адлерберга, открыто бравшая громадные взятки с лиц, желающих получить ее покровительство или содействие в делах. Cloaca Maxima — большая труба для спуска нечистот в Древнем Риме.
17
Сазиков — владелец мастерской по изготовлению серебряных и золотых изделий Тоже Сазикова работы (примеч. Герцена).
18
Статья Сечь или не сечь мужика вызвана выступлениями помещиков- крепостников за сохранение телесных наказаний. Впервые опубликована в Колоколе. № 6).
19
Вот в чем вопрос. Шекспир. «Гамлет» англ Снова итал Статья Нас упрекают была написана в ответ проф. Б.Н. Чичерину,
выступившему срезкой критикой Колокола с позиций умеренного либерализма.
Впервые опубликована в Колоколе (1858. № 27).
22
Как согласить амнистии, желания публичности с проектом Ростовцева, с силой
Панина?» — речь шла о проекте разделения страны на генерал-губернаторства в целях укрепления власти на местах. Панин — министр юстиции, реакционер, противник отмены крепостного права.
23
Генерал Салтыков — командующий войсками вовремя Семилетней войны,
выиграл ряд сражений комитеты, составленные из заклятых врагов освобождения — имеются ввиду губернские дворянские комитеты, разрабатывающие проекты отмены крепостного права.
25
Муравьев — генерал-губернатор Восточной Сибири Статья «Very dangerous!!!» — Очень опасно англ впервые опубликована в
«Колоколе» (1859. № 44). В оглавлении Колокола она имела подзаголовок О нападках на обличительную литературу. Статья — первое полемическое выступление Герцена
против критики так называемого обличительного направления, либеральной гласности,
проводившейся на страницах Современника (особенно Свистка) и других русских журналов в 1857—1859 гг.
27
Цензурным триумвиратом Герцен называет правительственный комитет по делам книгопечатания, в состав которого входили А.В. Адлерберг, А.Е. Тимашев И.А. Муханов.
28
Товарищи Поэрио» — неаполитанские политические деятели и эмигранты,
поплатившиеся за свой либерализм тюремным заключением Пунш — английский сатирический журнал От редакции. Предисловие к Письму из провинции Герцена является одновременно и ответом анонимному автору. Подлинное имя автора Письма до сих пор не установлено. Впервые опубликовано в Колоколе (I860. № 64).
31
Последний довод лат Николай. при помощи Мандта предупредил неизбежную и грозную катастрофу по свидетельству ряда мемуаристов, Николай I покончил с собой, приняв яд, данный ему лейб-медиком Мандтом.
33
Орлов, Панин, Закревский — типичные представители реакционной бюрократии эпохи Николая I, продолжавшие оставаться у власти впервые годы царствования
Александра II.
34
Ископаемый епископ Впервые опубликовано в Колоколе (1861. № Поводом для статьи явился царский указ о признании Тихона Затонского святыми открытием его мощей. Однако содержание статьи шире разоблачения религиозных
«чудес». Ее главный смысл в том, что народ обманут реформой.
35
Адмирал Путянин, возглавлявший русскую экспедицию в Японию незадолго до написания Герценом этой статьи был назначен министром просвещения.
36
Бажанов — придворный священник Во Христе сапер Игнатий — архиерей, бывший офицер инженерных войск. О
нем Герцен писал в статье Во Христе сапер Игнатий

*16 Кто делал следствие, как Хоть бы достать восемь, — ужасно интересно было бы для характеристики наших шаманов (примеч. Герцена).
38
Аскоченский — журналист реакционного направления, ханжа и мракобес, издатель журнала Домашняя беседа ты, отец убитого юноши в Бездне, ты, сын убитого отца в Пензе — имеется ввиду подавление солдатами бездненского и кандеевского восстаний 1861 г Мы говорим о высшем духовенстве вероятно, из священников нашлись многие,
сочувствовавшие народу. Мы помним, сверх того, молодого архимандрита Казанской академии Иоанна, поместившего в январской книжке 1859 Православного собеседника»
«Слово об освобождении, но статья его тотчас вызвала дикий и уродливый ответ во
Христе сапера (примеч. Герцена)
40
пострадавший за тебя в Казани инок Антоний» — имеется ввиду крестьянин
Антон Петров, расстрелянный по приговору суда за руководство крестьянским восстанием в с. Бездне Казанской губернии в 1861 г Н. Г. Чернышевский». Впервые опубликовано в Колоколе (1864. № Инвалид
— газета Русский инвалид, орган военного ведомства.
43
М.И. Михаилов был приговорен в 1861 г. к каторжным работам за распространение прокламации К молодому поколению В.А. Обручев — сотрудник «Современника»,
осужденный в 1861 г. на каторжные работы за распространение прокламации
«Великорусе»; ПА. Мартьянов — крепостной крестьянин по происхождению, будучи в
Лондоне, опубликовал в Колоколе письмо к Александру II, в котором убеждал его созвать Земский собор. По возвращении в Россию был арестован и приговорен к каторжным работам А.А. Красовский — полковник, осужденный на каторгу за пропаганду среди солдат В.В. Трувелье — офицер. В 1862 г. был осужден на каторжные работы за попытку распространить среди матросов прокламации, напечатанные в типографии Герцена.
*18 Неужели никто из русских художников не нарисует картины, представляющей
Чернышевского у позорного столба Этот обличительный холст будет образ для будущих поколений и закрепит шельмование тупых злодеев, привязывающих мысль человеческую к столбу преступников, делая его товарищем креста (примеч. Герцена).
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   39


написать администратору сайта