Социология массовых коммуникаций (А. Черных). Учебное пособие Издательский дом гу вшэ москва 2008 удк 361. 77(075. 8) Ббк 60. 56 449
 Скачать 2.46 Mb.
|
|
82 2.3. Процесс формирования публичной сферы водит к установлению современного социального государства. Оно обеспечивает «лояльность масс», т.е. сохранение статус-кво с помощью политики распределения, что позволяет гасить массовые конфликты и смягчать сохраняющиеся антагонистические противоречия прежде всего (в марксовой терминологии) «между трудом и капитаном», переводя их в латентную форму, что ведет к утере ими революционизирующего мобилизующего потенциала. Тем самым теряется критерий идентификации массовых интересов, прежде всего обездоленных, одновременно с этим исчезают и основания идеологических столкновений, а ведь именно в защите конкретных интересов «угне-таемых» состояла немалая заслуга прессы в течение XIX в. (вспомним самое известное — русскую публицистику). Место главенствующих ранее классовых антагонизмов занимает «технократическая идеоло-гия», подпитываемая быстрым ростом науки и ее зримыми достижениями. В этой новой ситуации СМИ выступают как агенты властных полномочий, перехватывая у публичной сферы возможность рациональных и критических дискуссий. СМИ начинают манипулирование общественным мнением, предлагая заранее взвешенные и удобные для власти варианты освещения событий, отводя общественности роль пассивного наблюдателя. Именно эти две тенденции — публичная (или публично-право-вая, зафиксированная в современных демократических конституциях) и технократическая, предполагающая вытеснение общественности за пределы политики, преобладают в современных обществах. Фактически выбор из этих двух тенденций и есть выбор развития СМИ — станут ли они орудием общественности или инструментом власти. Обсуждению этих проблем, связанных с нормативными принципами деятельности СМИ, будет посвящена гл. 3. Прежде чем перейти к анализу особенностей общественного мнения — конечной инстанции как для журналистов, так и для политиков, — совершим небольшой экскурс в историю с целью эмпирического (в отличие от хабермасовского теоретического) описания процесса формирования публики, публичной сферы, общественного мнения. 83 Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт 2.3.1 Case-study — английские клубы1 «Клуб» — своеобразное социальное образование, соединившее в себе функции парижского салона и университета, которому не было аналогов в континентальной Европе. Он — чисто национальная культурная реалия, столь же английская, как и ростбиф. В первом Словаре английского языка (1755) доктора Сэмуэла Джонсона понятие клубатрактуется как «собрание приятных собеседников в определенных условиях». В 1770 г. один английский путешественник жаловался, что в Италии практически нет мест для «приятного общественного времяпрепровождения» и «нет ничего оттого общественного духа, который царит в английских клубах». Именно этот дух общественности принципиально отличал английские клубы как места неформального общения не просто личных, но товарищеских встреч, от торжественных формализованных собраний, проходивших в Академиях, которых немало было в абсолютистской Франции и Италии, где также встречались люди, связанные общими интересами. Хотя и последним сопутствовал подлинный успех, эти торжественные собрания давали людям нечто совершенно иное, нежели личные, с глазу на глаз, встречи и дух товарищества, свойственные английским клубам. Феноменальный подъем клубной культуры объясняется потребностями стремительно развивавшейся городской жизни после «славной революции» 1688 г. До Гражданской войны потребность в неформальном общении удовлетворялась преимущественно в религиозных братствах, торговых гильдиях и тавернах. Предшественницей клуба является кофейня, первая из которых была открыта в Лондоне в 1652 г. Начинание оказалось настолько удачным, что вскоре они возникают повсеместно, и к 1739 г. в Лондоне их было более 500. Именно кофейни быстро стали одним из самых при- 1 В разделе использованы монографии: ClarkP. British Clubs and Societies 1580-1800: The Origins of an Associational World. Oxford University Press, 2000; Jeffrey A.C. Service Clubs in American Society: Rotary, Kiwanisand Lions. University Illinois Press, 1993; Thole J., Matthews S. The Oxford and Cambridge Clubs in London. Alfred Waller, 1992. 84 2.3. Процесс формирования публичной сферы мечательных мест, превратившись в центр общественной жизни города и став, пожалуй, важнейшим общественным учреждением британской столицы практически на 130 лет — таков был период расцвета кофеен, когда в 1780 г. началось постепенное преобразование наиболее популярных из них в частные клубы. Как писал Томас Маколей в своей «Истории Англии», «иностранцы отмечали то, что главным образом благодаря своим кофейням Лондон отличается от всех иных городов, что кофейня — это дом лондонца, и что, желая разыскать того или иного джентльмена, зачастую вопрос задавали не о том, живет ли такой-то на Флит-стрит или Чансери-Лейн, а посещает ли он кофейню "Эллинист" или "Радуга"». Лондонская кофейня служила местом встреч, куда за входную плату в один пенс мог прийти любой приемлемо одетый мужчина (вспомним dress code!), желающий выкурить длинную глиняную трубку, неторопливо выпить чашку кофе, почитать бюллетень с новостями дня или же побеседовать с другими завсегдатаями. Посетители кофеен должны были соблюдать нормы поведения, указанные в вывешенных «Правилах и предписаниях о кофейнях», согласно которым все мужчины здесь были равны и никто не обязан был уступать свое место «более знатному»; с любого сквернослова взимался «штраф в размере 12 пенсов», а зачинщик ссоры был "обязан угостить каждого из присутствующих чашей кофе во искупление греха». Во многих из кофеен были запрещены азартные, в том числе карточные, игры, а сумма пари ограничивалась пятью шиллингами, которые выигравший должен был потра-тить здесь на «самое лучшее спиртное, коим заведение торгует». Всем посетителям надлежало быть «в настроении и избегать многословия», исключать из бесед «священные темы», запрещалось «осквернять Священное Писание, а также дерзко порочить дела государственные непочтительными речами». В те времена, когда журналистика еще находилась в младенческой стадии развития, а почтовая служба была неразвитой и нерегулярной, кофейни выполняли роль своеобразных «информационных центров», куда приходили за новостями. Именно в кофейни посылались курьеры с информацией о важнейших событиях дня, и именно там распространялись правительственные бюллетени и памфлеты. Таким образом, большинство кофеен функционировали как читальни, поскольку стоимость газет и памфлетов включалась во входную плату. Кроме этого, стены были увешаны объявлениями экономического характера: о продажах и аукционах, прибытии и отплы-тии судов, что являлось важным источником информации для пред- 85 Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт принимателя, ведущего большую часть своих дел за столиком излюбленной кофейни. Роль кофеен как «информационных центров» столичной жизни естественным образом дополнялась функционированием их в качестве своеобразных дискуссионных форумов, где посетители свободно обсуждали полученные новости, излагая собственную точку зрения. Здесь зарождались памфлеты и газетные новости, обсуждались последние оперные новинки, политические пасквили, придворные скандалы и еретические проповеди. Именно это отмечает социолог Дж. М. Тревельян: «Всеобщая свобода слова английской нации... являлась квинтэссенцией жизни кофеен». В любой лондонской кофейне практически сразу начал формироваться свой круг посетителей, и очень скоро каждая стала местом встречи людей определенного рода деятельности или интересов, что определялось в основном ее местоположением. Возникнув в лондонском Сити как место встреч предпринимателей, кофейни очень скоро приобрели особую роль в культурно-политической жизни, распространившись по всему центру города. Самые популярные кофейни имели некое интеллектуальное ядро посетителей, своеобразную точку кристаллизации, вокруг которого и формировался круг завсегдатаев. Поэт, драматург и литературный критик Джон Драйден (1631-1700) в течение 30 лет собирал вокруг себя почитателей в кофейне «У Уилла» в Ковент-Гардене (на территории этой театральной и рыночной площади прежде располагался сад бенедектинского монастыря — covent garden, давший ей название). Популярность расположенной по соседству кофейне «У Баттона» создал влиятельный очеркист, поэт и драматург Джозеф Аддисон (1672-1719), издававший вместе с Ричардом Стилом имевшие большой успех и существовавшие вплоть до недавнего времени журналы «Болтун» и «Зритель». Острословы консервативной партии сходились в «Смирне» на улице Пэлл-Мэлл. В кофейне «Бедфорд» балагурила театральная публика, а художники предпочитали кофейню «Олд-Слотерс» на улице Сент- Мартин -лейн. Многие кофейни возле Собора св. Павла стали излюбленным местом встреч священнослужителей и интеллектуалов, обсуждавших там вопросы теологии и философии. Аэдинбурщы, оказавшись в Лондоне, кутили в кофейне «Бритиш» у вокзала Черинг-Кросс. Отдельные кофейни настолько прочно ассоциировались с той или иной группой или сферой интересов ее посетителей, что в одной из первых лондонских газет «Болтун», выходившей с 1709 г., рубрики статей соответствовали названиям определенных кофеен: «Все новости на темы Галантность, Развлечения и Зрелища обязательно размещаются под рубрикой Кофейня Уайта, поэзия — под 86 2.3. Процесс формирования публичной сферы заголовком Кофейня Уилла, вопросы образования — У Эллиниста, а о зарубежных и отечественных новостях Вы узнаете из раздела Кофейня Сент-Джеймс», — писал в се первом номере издатель. Трудно переоценить роль кофеен в развитии прессы того времени. Так, «У Баттона» издатели «Гардиан» для приема публикаций установили почтовый ящик, по форме напоминавший львиную голову, устроенную таким образом, чтобы соблюсти анонимность авторов, а «все, что львом будет проглочено, — писали они, — будет переварено на пользу обществу». Полученные таким образом материалы печатались в газетах, читавшихся широким кругом завсегдатаев кофеен, становясь источником бесчисленных дискуссий и разговоров. Задавшись целью «открыть глаза каждому на литературу, а еще лучше — раскрыть ум, научить формировать собственные суждения и самостоятельное мышление», издатели «Болтуна» и «Гардиан» прививали вкус не только к свободному выражению мнений, но и к интеллектуальному чтению и культурным манерам, «уча шаловливых и беспечных сочетать веселость и благопристойность», как писал доктор Джонсон в книге «Жизнь Аддисона». Сменявшие друг друга по степени популярности литературные кофейни «У Уилла», «У Баттона», а позже — примерно с 1754 г. — «Брэдфорд», где любили бывать писатели Джон и Генри Филдинги, Оливер Голд-смит, знаменитый рисовальщик Уильям Хогарт, великий актер Дейвид Гаррик, много сделали для воспитания вкусов и развития культуры, будучи на протяжении более ста лет центрами литературной жизни Англии. Для любителей науки того времени особый интерес представляло посещение кофейни «У Эллиниста», где регулярно организовывались встречи «Ученого клуба», куда входили действительные члены Королевского общества во главе с его президентом сэром Исааком Ньютоном. Именно здесь они обычно проводили вечера, «придумывая различные новшества для расширения знаний». На протяжении XVII и XVIII вв. «У Эллиниста» сохраняла за собой место сосредоточения ученой мысли. Центром политической жизни был Вестминстер, и в кофейнях этого района собирались преимущественно государственные деятели и члены парламента, как впрочем и все желающие, готовые заплатить один пенс за вход. Информация завсегдатаев была настолько достоверной, что Джонатан Свифт писал другу в Ирландию: «Я не убежден в том, что любой доступ к властям несет большую истину и свет, чем политические диспуты в кофейне». Естественно, виги и тори посещали разные кофейни: первые собирались в «Сент-Джеймс», а вторые — в «Дерево Какао». Со временем, как и большинство кофеен с политической «направленностью», эти заведения превратились в закрытые клубы для избранных, но поначалу именно кофейни выполняли функции «информационно-политических центров», где самые злободневные проблемы могли свободно обсуждаться всеми. Эра кофеен была жизненно важным периодом для развития предпринимательства. Их приватная атмосфера оказалась для бизнесменов более комфортной, чем на Королевской бирже, и именно определенные кофейни, куда каж- 87 Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт дый из них приходил в строго регламентированные часы работы, превращаются в места заключения большинства сделок. Ко времени Великого лондонского пожара 1666 г. вокруг Королевской биржи на площади в одну квадратную милю было сосредоточено самое большое число кофеен в Лондоне, и именно из этих заведений выросли многие первые финансовые учреждения Англии. Период наибольшего влияния кофеен на деловую жизнь начинается с 1697 г., когда обеспокоенные все увеличивающимся наплывом маклеров купцы вытеснили их из здания Королевской биржи. Маклеры перебрались в соседние кофейни, преимущественно «У Джонатана» и «У Гэррэуэя», где в течение более семидесяти лет, до 1773 г., функционировала национальная фондовая биржа. Предприниматели, занимавшиеся морской торговлей, в том числе страховщики, с конца XVII в. собирались в кофейне Эдварда Ллойда на Ломбард Стрит, 16. В начале XVIII в. «У Ллойда» стали устраиваться аукционы судов и грузов, куда к 1727 г. переместился и страховой бизнес. В 1771 г. именно страховщики судов из числа завсегдатаев кофейни основали известное общество «Лондонский Ллойд», существующее и поныне. Значимость кофеен для становления британского бизнеса очевидна: будучи вначале временными «офисами», они стали ядром, вокруг которого образовались учреждения — столпы международной торговли XIX в.. Интересно, что и поныне в деловом мире Великобритании сохранились отзвуки «кофейного периода»: даже в XX в. посыльных на Лондонской фондовой бирже продолжали называть «официантами», а крупнейшие в мире «медведи» — страхователи — унаследовали имя ни чем иным не примечательного владельца лондонской кофейни. Будучи центрами разного рода информации, кофейни, естественно, привлекали и криминальные элементы, для которых эти заведения также становились центром жизни, а их клиентура все чаще — объектом грабежей и нападений. Это обстоятельство, а также распространение нового экзотического напитка — чая — и роста его популярности привели к упадку кофеен в конце XVIII в. К концу XIX в. в Лондоне оставалось примерно 1400 кофеен, однако их сущность была утеряна. «История кофеен, до изобретения клубов, была историей манер, нравов и политики народа», — отмечал Айзек Дизраэли, и, добавим, историей формирования специфической сферы жизни общества в период с 1652 по 1780г. Кофейни отделял всего один шаг от закрытых клубов, членство в которых становится дополнительным социальным «фильтром» и местом встреч представителей привилегированных слоев, большинство которых возникло из демократических по своему характеру кофеен. 88 2.3. Процесс формирования публичной сферы Известна точная дата возникновения первого клуба, преобразованного из кофейни, — 1773 г., когда на месте сгоревшей кофейни «У Уайта» появился «Клуб Уайта». С целью повышения качества клиентуры этому примеру последовали «Сент-Джеймс» и «Дерево Какао», ставшие допускать в свои стены только членов клубов — и «процесс пошел». Клуб с его более интимной и размеренной, по сравнению с кофейней, обстановкой, особенно подходил для общительных новичков, нередко из провинции, которым непросто привлечь к себе внимание и найти свое место в обезличенной толпе большого города. Потребность в приятельстве объясняет, почему английский клуб в течение столь долгого времени упорядочивал общество, укрепляя уверенность в себе и мужскую солидарность в зыбкой, неустойчивой среде постоянного рыночного соперничества, перенасыщенной неженатой профессиональной молодежью и закоренелыми холостяками, а также мужьями, которым не сидится дома. Экспансивная, беспокойная буржуазия находила истинное наслаждение в особом укладе клуба с его успокаивающими ритуалами и регалиями, гражданскими процессиями и филантропическими жестами. Особенности клубной жизни — соблюдение известных формальных правил поведения, гостеприимство, скрепленное неизбежной в мужской компании выпивкой, — помогали человеку найти свое место, делали его личностью, самобытной в профессиональном, региональном и даже национально-этническом смысле (например клубы лондонских шотландцев и ирландцев), а в тяжелые минуты члены клуба могли рассчитывать на дружескую поддержку. Предложение стать патроном подобной ассоциации было лестно и для высшей знати. Клубы в Англии, как и агора в античном полисе, — место мужских истреч, но если вход в кофейни женщинам был заказан, то новая мода на общества и собрания открывала определенный простор для женской самодеятельности. Дамы устраивают чаепития, создают литературно-интеллектуальные салоны, однако число женских обществ, среди которых преобладали благотворительные и даже смешанные клубы (музыкальные, дискуссионные и филантропические собрания), было очень невелико, ктому же они были постоянной мишенью насмешек женофобов. Опыт показывал, что вслед за первоначальным взрывом воодушевления клубная жизнь обычно шла на убыль. Тщательно продуман- 89 Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт ные правила поведения и этикета позволяли оживить и продлить ее. Так, секрет поразительного успеха британского франкмасонства отчасти заключался в его замысловатом уставе и федеративной структуре, подчиняющей все ложи одной Великой ложе. Происхождение франкмасонства неясно; единственное, что не подлежит сомнению, — его стремительное распространение после того, как столичные ложи в 1717 г. объединились в одну Великую ложу Англии во главе с гроссмейстером герцогом Монтегю. Через восемь лет в Великобритании насчитывалось 52 ложи, к 1768 г. их было почти триста, втом числе 87 в Лондоне; к 1800 г. — более восьмисот, не говоря уже о полутайных и полумистических организациях, вроде Ордена самцов (Order of Bucks, другой возможный перевод — Орден щеголей), члены которого утверждали, что его патроном был великий охотник Нимрод. Масонство представлялось чем-то вроде мини-парламента с тремя сословиями — учениками, подмастерьями и мастерами, причем масоны считали себя поборниками общественного просвещения, несущими идею братства и доброжелательности, а главное — английское свободомыслие. На деле, разумеется, во франкмасонских ложах, как и вообще в клубах, наблюдалась внутренняя напряженность: братство и равенство масонов не вязались с их сословностью и почтительностью к старшим, а пристрастие к обрядам и таинственности выглядело смешным в свете провозглашенной приверженности разуму и просвещению. Несмотря на массу мелочных предписаний и ребяческую тягу к церемониям — шляпы, курьезные обряды посвящения, тайные клятвы и сомнительные титулы, избирательные бюллетени и черные шары, не говоря уже о загадочных тостах, песнях, питейных обычаях, — все это, однако, давало людям чувство сопричастности, укрепляло дух товарищества. Клубы, в отличие от кофеен, возникают не только в больших городах, но и в захолустье. Так, в городке Мейдстон кроме Общества полезных знаний, членами которого, как это ни поразительно, состояли Бенджамен Франклин (1706-1790), специалист по санскриту и основоположник сравнительного языкознания сэр Уильям Джонс (1746-1794), ученый-агротехник и путешественник Артур Янг (1741 — 1820), существовали гуманитарное общество, обеденные и питейные клубы, сельскохозяйственное общество, музыкальное и концертное общества, крикетный клуб, политические клубы партий, клуб холостяков, общество либералов, благотворительные клубы, масонская ложа, а с середины 1790-х годов — леворадикальное Общество переписки и, в противовес ему, Ассоциация лоялистов. Примерно такой же набор клубов существовал повсюду. 90 2.3. Процесс формирования публичной сферы Но все же «клубмен» — «клубный человек» — благоденствовал в 18 столетии в культурных центрах и больших городах. В Оксфорде тех дней были Клуб вечности, Общество по процеживанию желе и Клуб городских острословов, члены которых щеголяли в белых чулках, серебряных пряжках и рубашках с рюшами, а также клубы по ловле мяча, поэтический и философский, Клуб колокольного звона (игра слов: звонить в колокол означает и напоминать о себе, привлекать внимание), антикварное общество и множество благотворительных, крикетных, ботанических, гребных и иных клубов при университетских колледжах, не говоря уже об антигалльском, ирландском и валлийском клубах или же масонской ложе. Поистине клубным раем был Лондон: по свидетельствам современников, каждый вечер в клубах собиралось до двадцати тысяч человек. Поразительным образом число всяческих организаций в начале георгианской эпохи (период царствования первых четырех королей Ганноверской династии — от вступления на престол Георга I в 1714 г. до смерти Георга IV в 1830 г.) достигало здесь двух тысяч; среди них были чисто приятельские (Великое общество бифштексов), дискуссионные (Общество Робин Гуда), художественно-эстетические (Общество дилетантов) и др. Со временем появились клубы на все вкусы. Множились спортивные клубы, в частности в 1767 г. появился Мерилебонский крикетный клуб. В промышленных районах создавались научные сообщества, например Лунное общество в Бирмингеме, членами которого были изобретатель паровоза Джеймс Уатт и знаменитый врач Эразм Дарвин, дед автора «Происхождение видов». С 1780-х годов литературные и философские общества появляются в Манчестере, Дерби, Лидсе и Ньюкасле. В провинции складываются товарищества трудящихся, в частности кассовые клубы, выплачивающие пособия в случае утраты трудоспособности или смерти. В 1801 г. в Англии и Уэльсе их было более семи тысяч, объединявших примерно 670 тыс. человек. Среди высших слоев возникали общества по поддержанию порядка и искоренению пороков в народе, например Общество воззвания, которое боролось с пьянством, сквернословием и богохульством. Расцвет политических клубов относится ко времени царствования Георга III — 1760-м годам, когда возникает множество радикальных ассоциаций: Антигалльский клуб, Клуб бифштексов, Клуб Альбиона, а также масонские ложи. С 1790-х годов заявляет о себе Общество конституционной информации, всколыхнувшее все реформистские группы, в это же время Лондонское общество переписки становится главным штабом разрозненных радикальных организаций. Одновременно расцветают в Лондоне и так называемые клубы неженок (molly clubs) — полутайные собрания, зародыши обществ трансвеститов и гомо- 91 Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт сексуалистов столицы, как отражение второй и столь же существенной стороны клубного движения (наряду с его направленностью на улучшение общества и человека) — тяги к гедонизму и разгулу. Клубы были классическим продуктом зарождавшихся средств массовой информации, они процветали благодаря усилиям убежденных сторонников, откликнувшихся на потребность читающей публики принимать участие в сложной политической жизни, которую создала и поддерживала культура печатного слова. Джозеф Аддисон писал: «...О человеке говорят, что он — общественное животное, и это выражается в том, что мы используем всякую благоприятную возможность и любой предлог для проведения тех вечерних собраний, которые повсеместно именуются клубами». Замкнутость и узость, чрезмерная горячность в споре, нетерпимость к чужому мнению — все это преодолевается клубной культурой, как писал на своих страницах журнал «Зритель», задававший тон в тогдашней печати. (В качестве назидательного обратного примера на страницах журнала иронически описывалась короткая история Клуба дуэлянтов, члены которого незамедлительно истребили друг друга; тех, кто не погибал на дуэли, ждала виселица в Тайберне.) «Не мешкайте, создавайте клубы!» — вот к чему, в сущности, призывал читателей этот журнал. И они следовали его совету: от Шотландии до Суринама собирались для того, чтобы обсудить очередной номер «Зрителя», еще пахнувший типографской краской. Фактически газеты и журналы (для каждого клуба свои) все более становились основой клубной жизни. Непрекращающийся поток печатной продукции давал ежедневную пищу для клубных разговоров, сплетен, анекдотов и приятного времяпрепровождения. В 1709 г. лондонский трактирщик и консервативный журналист Нед Уорд сочинил и выпустил «Полный юмористический перечень клубов и обществ Лондона и Вестминстера» — шутовской путеводитель по вымышленной клубной жизни. Книга выдержала 6 изданий. Можете не сомневаться, утверждал автор, нет такого изъяна или особенности, для поощрения которых не будет создан клуб. Ему виделись Клуб безносых и Клуб длинноносых, Клуб жирных, Клуб не умеющих одеваться, Клуб длинных и Клуб коротких. И эту игру воображения Уорда читатели претворяли в действительность. Так что «Союз рыжих» из рассказа Артура Конан Дойла вовсе не выглядел чем-то причудливым или неестественным для англичанина. 92 2.4. Порядки знаний — информационная основа социальных институтов Подобно масонской ложе клуб являлся весьма противоречивым образованием: в нем проповедовалось равенство, но процветала элитарность; поощряя общественное честолюбие и индивидуальное самосознание свободолюбивого человека, клубы в то же время создавали новую социальную иерархию со всеми присущими ей ограничениями. Упиваясь недоступными прочим мелкими и условными преимуществами, члены клубов находили истинное, согревающее душу тепло в очень замкнутом и отчасти воображаемом мире. В этом смысле клуб становился превосходным светским заменителем и преемником церкви. Клубы часто были не в состоянии осуществить поставленные перед собой задачи: товарищество и взаимопомощь терпели крах, организации по борьбе с пороками сталкивались с противодействием общества. Тем не менее они сыграли важнейшую роль в воспитании той общественности, которую британцы считали залогом прогресса. Клубы служили узловыми центрами, где осмыслялись новости, отрабатывались идеи, развивались контакты; они помогали достичь общественного согласия, благоприятствовали выявлению региональных и местных особенностей. Способствуя развитию общественных связей, клубы давали людям и группам возможность почувствовать свою причастность к обществу. Артикулируя и отграничивая сферы интересов, они стали решающим фактором в формировании общественной культуры Великобритании. 2.4 Порядки знании -информационная основа социальных институтов Последствием возникновения «общественности», этой бархатной революции — бархатной в том смысле, что она происходила без явно выраженных социальных потрясений, и революции в том смысле, что именно на ее основе сформировался политический плюрализм информационной эпохи, — является возникновение целого ряда так называемых «порядков знаний», где каждый из «порядков» имеет свою особенную «конституцию». 93 Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт Автор концепции «порядков знания» немецкий философ Г. Шпи-нер понимает под порядком знания своеобразный способ порождения, передачи и получения информации, имеющий собственные специфические регулятивы1. Фактически у Шпинера речь идет об информационной стороне социальных институтов, где каждому порядку знаний соответствует собственная область или сфера социальной жизни. Система информационно-познавательных регулятивов деятельности СМИ как социального института наиболее адекватно описывается в терминах «конституционно-правового» или «публично-правового» порядка знаний, анализ которого будет сделан в конце данной главы. Предложенная Г. Шпинером теория представляется на сегодня наиболее адекватной реалиям «информационного общества», давая конкретные объяснения особенностям функционирования смыслообра-зующей составляющей всех его сфер — знания как такового. Шпинер выделяет восемь современных «порядков знаний»2.
1 Spinner H. Die Wissensordnung. Ein Leitkonzept fur die dritte Grundordnung der Informationszeitalter. Opladen: Leske + Budrich, 1994. 2 SpinnerH. Op cit. S. 16-17. 94 2.4. Порядки знании — информационная основа социальных институтов кое, политическое тайное знания для потребностей правительства, военных ведомств, секретных служб. 8. Национальный/интернациональный порядок, обеспечивающий внутригосударственный и, соответственно, международный поток новостей, содной стороны, и развлекательной информации — с другой, функционирующий, прежде всего, через посредство масс-медиа. С целью иллюстрации подхода Шпинера ниже приведем образец «спецификации» нескольких порядков знаний. Самые важные, с точки зрения наших интересов, порядки — порядок общественного мнения и международный информационный порядок — будут рассмотрены далее. Архивно-библиотечный порядок. Социальной функцией этого порядка является сохранение знания в противоположность его производству, расширению и увеличению, которые составляют задачу академического порядка. Как всякий порядок знания, архивно-библиотечный имеет собственные нормы. Это, во-первых, требование обеспечивать накопление и сохранность документов (в основном выступающих В письменной форме) или книг без потери информации и изменения содержания; во-вторых, стремление обеспечить максимальную полноту и верность воспроизведения исторически складывавшихся ступеней знания. Последнее не имеет отношения к правильности или неправильности, истинности или неистинности накапливаемой информации. 'Этим архивно-библиотечный порядок отличается от академического, норма которого — стремление к истинному, верному, обоснованному и В прочих отношениях «надежному» знанию. Архив и библиотека, в принципе, индифферентны по отношению к истине. Следующее отличие состоит в том, что академия (наука) продуцирует «свое» знание, а архив питается «чужим» знанием, не стремясь его освоить, а предоставляя по желанию как ученым, так и неспециалистам, которые его осваивают, производя на его основе собственное знание. (Хотя сама архивная деятельность, состоящая в систематизации и классификации документов и книг привела к выработке прикладной научной дисциплины «архивоведение» или «библиотековедение», идеально-типическое различие между архивно-библиотечным и академическим порядками знания сохраняется как различие между «идеей архива» и «идеей науки».) 95 Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт Возникновение архивно-библиотечного порядка знаний — не архивирования как рода деятельности, а именно порядка, стоящего в одном ряду с другими порядками, — связано с эпохой модерна, в особенности с характерным для этого периода изменением общественного сознания («онаучиванием» общественной жизни) и ростом авторитета знания, которое стало рассматриваться как нечто, достойное сохранения само по себе, в «чистом» виде, а не применительно к конкретным жизненным целям и интересам. Другой причиной заведения архивов оказался также пришедшийся на время модерна резкий количественный рост знания, которое уже не в состоянии было сохраняться и передаваться на биологических «носителях» — в человеческом сознании, — как это происходило в традиционную эпоху. .Хотя по особенностям организационного устройства архивы и библиотеки близки к науке, т.е. управляются, как правило, специалистами-историками и используются для целей развития знания, они не ориентированы (в отличие от академических организаций) на прогресс познания. Шпинер отмечает: «В то время как исследовательский императив академического порядка знаний направлен на (неосуществимую) задачу достижения предела, конца познания, сохрани-тельный императив архивно-библиотечного порядка нацеливает на удержание в памяти общества начала познавательного процесса»1. Экономический порядок знаний включает в себя процессы использования и применения знания как 1) производительной силы, 2) орудия принятия решений и 3) товара. Он не чужд академическому порядку, ибо использует теоретическое знание, но только в том случае, если имеется возможность его практического применения либо продажи. Институциональной основой этого порядка знаний являются коммерческие механизмы самых разных сфер деятельности, прежде всего, разумеется, промышленности. В качестве нормативной основы выступает право собственности как право на распоряжение имеющимся знанием и его использование. Включение того или иного вида знания в сферу экономического порядка определяется чисто экономическим критерием окупаемости. 1 Spinner H. Die Wissensordnung. Ein Leitkonzept fur die dritte Grundordnung der Informationszeitalter. Opladen: Leske + Budrich, 1994. S. 49. 96 2.4. Порядки знаний — информационная основа социальных институтов Для экономического порядка характерно снятие всех классических «отделений»: знания от собственности, идей от интересов, теории от практики, науки от государства. Этим и определяется его роль в современном мире. Если в классическом академическом порядке господствовал «коммунизм знания» — знание считалось общим благом или, говоря юридическим языком, общественной, не имеющей владельца собственностью, — то в информационном обществе в силу экономических и правовых преобразований оно соединилось с собственностью, превратившись в товар, и ныне рынок знаний обретает черты «нормального» рынка любых других товаров. Двоякий эффект вызывает соединение знания, т.е. науки, и государства. С одной стороны, в настоящее время только государство с его финансовой мощью способно сохранять и поддерживать классический академический порядок знаний, с другой — соединение государства и науки ведет к утрате последней независимости: когда продуцирование знаний соединяется с властными интересами, происходит разрушение критического механизма самокоррекции научного знания. Пожалуй, наиболее отчетливо эту тенденцию демонстрирует монополизация науки государством в СССР. Особое значение в современном мире приобретает проблема коммерциализации социальных наук. Здесь мы имеем дело с взаимодействием трех порядков знания: традиционного академического — поскольку выработка этих знаний происходит или, по крайней мере, должна происходить в соответствии с познавательными критериями, диктуемыми научным сообществом (ясность, логическая непротиворечивость, обоснованность); конституционно-правового — ибо результаты социальных наук отражаются в общественном мнении и становятся ориентирами формирования знаний в повседневной жизни; экономического — поскольку они рассматриваются как товар в рамках коммерческих механизмов политической индустрии, ориентированной на информирование (и формирование) общественного мнения. Именно на «пересечении» соответствующих этим трем порядкам знания структур формируется характерная для последних десятилетий новая профессионально институционализированная роль — политического консультанта. 97 Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт Коммерциализация знаний происходит не только в сфере промышленного производства в узком смысле слова, но и в таких «инду-стриях», как индустрия развлечений, информационная и политическая индустрия, где экономический порядок знаний по-разному пересекается с порядком общественного мнения (конституционно-правовым). В силу этого возникает, как пишет Шпинер, «дуальный порядок» сосуществования нормативных регуляторов, свойственных этим двум порядкам: «со стороны» общественного мнения действуют нормы классического, или свободного, конституционно-правового порядка знаний, «со стороны» товарной стоимости выражаемых мнений — нормы современного экономического порядка. Тенденция преобладания нормативов экономического порядка отчетливо проявляется в основной для процессов массовой коммуникации сфере — конституционно-правового порядка знаний. Военно-полицейский порядок знаний охватывает знания, получаемые, перерабатываемые и применяемые тайно. В обществе имеется множество разновидностей тайного знания — от эзотерических сведений культового характера до врачебной тайны, банковской тайны или тайны исповеди, подпадающих под категорию знаний, относящихся к конституционно-правовому порядку; существуют закрытая экономическая информация (коммерческая тайна) и бюрократические требования сохранения втайне определенной информации о гражданине (эти требования, вытекающие из принципов охраны прав личности, возникают в зоне пересечения конституционно-правового и бюрократического порядков знания). Но все они, по мнению Шпи-нера, не предполагают специальной когнитивной организации — особого рода порядка знаний. Такой порядок возникает применительно к тайному знанию, получаемому, перерабатываемому и используемому в связи с целями обеспечения внутренней и внешней безопасности государства. Это могут быть сведения любого рода, попадающие в сферу интересов полиции и спецслужб, но, по преимуществу, знания, касающиеся военно-технических аспектов деятельности вооруженных сил и ведения военных действий. В этом порядке осуществляются два рода деятельности: обеспечение собственной тайны и раскрытие тайн других — и в том его отличие от всех прочих порядков знания. 98 2.4. Порядки знаний — информационная основа социальных институтов Специфическая когнитивная организация военно-бюрократического порядка наилучшим образом выявляется при сравнения его норм с соответствующими нормами функционирования других порядков. Более всего он отличается от конституционно-правового порядка (порядка общественного мнения): если в последнем (а) допускается и приветствуется любое знание и (б) господствуют принципы свободы высказывания и свободы сохранения личностью собственных знаний, то в рамках военно-полицейского порядка (а) получаемые знания подвергаются строгой селекции с точки зрения их соответствия критериям безопасности и (б) обе свободы — высказывания и сохранения знаний — принципиально отвергаются. В отличие от науки в военно-полицейском порядке речь не идет о производстве знаний, поскольку его задача состоит в получении, сохранении и применении знаний, произведенных в рамках всех иных когнитивных порядков как собственного, так и других обществ, в том числе их военно-полицейских порядков. В этом отношении данный порядок более всего напоминает архивно-библиотечный. Ясно, что все эти, более или менее детально охарактеризованные выше, порядки знания не совпадают с какими-либо иными социально-научными членениями и классификациями. Принципиальной особенностью порядков знания оказывается их трансфункциональность, т.е. присутствие в разных сферах общества. Например, бюрократический порядок знания реализуется и в академической среде, и в военно-полицейском управлении, и в экономике, и в других подсистемах общества. В свою очередь, экономический порядок знания (или экономический подход) в нарастающей степени пронизывает все сферы социальной жизни: науку, технику, государственное управление, политику, даже общественное мнение. И это справедливо по отношению к любому порядку знания. Социальные институты и порядки знания не совпадают, поскольку последние описывают лишь один аспект разных институтов — нормы функционирования в них знания. Но в этом есть глубокий смысл: анализируя порядки знания, мы все более полно постигаем саму природу этих институтов. 99 Глава 2. Массовая коммуникация как социальный институт |