История политических и правовых учений под ред Нерсесянца В.С Учебник 2004 -944с. История политических и правовых учений под ред Нерсесянца В. В. С. Нерсесянца

• Название: В. С. Нерсесянца
• Анкор: История политических и правовых учений под ред Нерсесянца В.С Учебник 2004 -944с.pdf
• Дата: 14.03.2017
• Размер: 5.72 Mb.
• Имя файла: История политических и правовых учений под ред Нерсесянца В.С Уч.pdf
• Тип: Учебник; #3766
• Категория: Юриспруденция. Право
• страница: 56 из 87

Новое время. Под восста- новлением государства при этом подразумевается формирова- ние централизованных государств Нового времени.
В целом суждения Чичерина об «исчезновении» государства в
Средние века и его «возрождении» в Новое время находятся под определенным влиянием гегелевской концепции развития идеи государства во всемирной истории. Но при этом Чичерин не- сколько односторонне и преувеличенно (в сторону «исчезнове- ния» средневекового государства) трактует, в частности, положе- ния Гегеля о том, что в Средние века раздробленные и децентра- лизованные государства обладали лишь внешним суверенитетом,
но не имели внутреннего (внутригосударственного) суверените- та, тогда как в Новое время впервые в истории возникает новый тип государства (новое формообразование государства), которо- го не было в прежние эпохи истории, а именно — подлинная мо- нархия виде централизованного национального государства
(с внутренним и внешним суверенитетом). Причем подлинная монархия Нового времени по своей идее (развитости понятия го- сударства и формам осуществления данного понятия в объектив- ной действительности) — это
(конституционная) монархия, т. е., по оценке Гегеля (кстати го- воря, и Чичерина), исторически высшая ступень и наиболее ра- зумная форма в развитии идеи государства.
Сопоставляя положение дел в Средние века на Руси и на За- паде, Чичерин подчеркивал «глубокое тождество основных на- чал» их бытия: «И здесь, и там все средневековое общество зи-

622 Глава 17. Россия в XIX в.
ждется на началах частного права». Одинаковым образом про- текает и процесс возрождения государства: «На Западе и в
России государство возрождается одновременно. И ступени развития, и самые формы власти в обеих половинах Европы одинаковы. Тот же абсолютизм водворяется всюду на развали- нах средневекового порядка». И на Западе, и в России монар- хическое начало, которое в Новое время «создает государствен- ное единство и устраивает политический организм, независи- мый от частных интересов, родов и сословий», выросло из средневековой княжеской власти.
Наряду с этими общими чертами Чичерин отмечал и осо- бенности процесса возрождения и развития государства на За- паде и в России. При этом он исходил из общеметодологиче- ского положения о том, что «каждому гражданскому порядку соответствует порядок политический». В соответствии с таким подходом Чичерин трактовал особо активную роль и крайний абсолютизм государства в России (по сравнению с Западом)
как следствие неразвитости средневекового гражданского обще- ства в стране (низкий уровень общественной самодеятельности и самоорганизации населения, слабое развитие общественных связей, союзов и вольных общин, отсутствие городского сосло- вия и т. д.). «То общественное устройство, — отмечал Чиче- рин, — которое на Западе установилось само собою, деятельно- стью общества, вследствие взаимных отношений разнообраз- ных его элементов, в России получило бытие от государства».
При этом правительство руководствовалось государственными
потребностями, а не интересами модернизации и развития гра- жданского общества. «Создавши государственное единство, мо- сковские государи не стали разрушать или переделывать на но- вый лад элементы средневековой жизни; они только укрепили их, заставив подчиниться общественной власти».
Чрезмерному усилению роли государства в России содейст- вовали, согласно трактовке Чичерина, и крайне неблагоприят- ные географические и геополитические факторы. В этой связи он, в частности, писал: «Громадность государства, скудость на- родонаселения, однообразие условий, земледельческий быт,
трудность сношений с Европою и доступность азиатским ордам в высшей степени затрудняли внутреннее объединение народа и развитие в нем самодеятельности. Восполнить эти недостатки могла только крепкая власть, которая, стоя на вершине, давала единство государству и направляла общественные силы».

П. Б. Н.Чичерин 623
Также и в последующие периоды истории России государст- во, согласно Чичерину, было той основной силой, которая осу- ществляла «сверху» все преобразования в стране и обществе.
Чичерин считал, что и назревшие буржуазные преобразования в России (преодоление остатков феодального строя, переход к буржуазным экономическим отношениям, к конституционной монархии и т. д.) должны осуществляться государством посред- ством постепенных либеральных реформ «сверху».
Эти положения Чичерина и сходные представления К. Д. Ка- велина и С. М. Соловьева об особом месте и значении государст- ва в истории России составили идейно-теоретическую основу сформировавшейся в русской историографии уже в 50-х гг.
XIX в. «государственной школы». Чичерин и другие представите- ли этой школы были либералами-западниками. Критикуя взгля- ды славянофилов, Чичерин писал: «Россия — страна европей- ская, которая не вырабатывает неведомых миру начал, а разви- вается, как и другие, под влиянием сил, владычествующих в новом человечестве. Сближение с Европою было для нее жиз- ненной необходимостью». Важнейшим ориентиром на европей- ском пути развития России являются, по Чичерину, введение в стране политических и гражданских свобод, формирование представительных учреждений.
В своем анализе различных форм государства — абсолютиз- ма, аристократии, демократии и конституционной монархии —
Чичерин подчеркивал их зависимость от соответствующих со- циально-исторических условий. Отмечая историческую роль
абсолютизма в эпоху «возрождения новых государств из хаоса средневековых сил», Чичерин вместе с тем подчеркивает, что эта форма правления исключает общегражданские и политиче- ские свободы. Для абсолютизма характерно господство офици- альной лжи и полнейшего произвола.
Аристократия как правление «лучших людей, или способней- шей части общества» расценивается Чичериным как вполне правомерная форма государства. Но она не годится для совре- менных (буржуазных) условий: «Она может держаться только там, где юридическое преимущество совпадает с естественным превосходством. Как же скоро образование и достаток развива- ются и в других классах, так последние естественно требуют участия в правлении, а это рано или поздно ведет к падению аристократии или смешению ее с другими элементами».

624 Глава
Россия в XIX в.
Признавая большие исторические достоинства демократии
(свобода и равенство граждан перед законом, владычество об- щего интереса и т. д.), Чичерин отмечает и ее недостатки
(склонность к чрезмерной свободе, некомпетентное правление,
засилье партийных клик, бесчестные выборы и т. д.). Весьма положительно он оценивает умеренную форму демократии:
«Умеренная демократия, уважающая свободу, которая состав- ляет самое ее основание, и дающая отпор всем разнообразным стремлениям общества, может быть весьма хорошей политиче- ской формой, способной удовлетворить самые высокие потреб- ности человека». Напротив, «необузданная демократия, не знающая сдержек и преувеличивающая свое начало, составляет один из худших образов правления». В целом демократия как форма государства, по мнению Чичерина, уже сыграла свою историческую роль. «Нынешний век, — писал он в XIX в., —
был периодом ее роста; будущее, без сомнения, представит кар- тину ее упадка».
Как высшую форму развития идеи государства Чичерин, по- добно Гегелю, трактует конституционную монархию. Такую мо- нархию Чичерин рассматривает как смешанную форму правле- ния, где «монархия представляет начало власти, народ или его представители — начало свободы, аристократическое собра- ние — постоянство закона, и все эти элементы, входя в общую организацию, должны действовать согласно для достижения общей цели».
Характеризуя разделение власти на законодательную, прави- тельственную и судебную, Чичерин писал: «Высшая цель госу- дарства, состоящая в утверждении законного порядка, достига- ется системою независимых друг от друга властей, равно исхо- дящих от верховной власти, но взаимно ограничивающих и друг друга». При этом Чичерин различает две ступени развития конституционной монархии — дуалистиче- скую монархию (здесь монарх обладает всей полнотой испол- нительной власти) и парламентскую монархию как «высший цвет конституционной монархии» (здесь правительство форми- руется парламентом).
Применительно к России Чичерин с позиций охранительно-
го либерализма («либеральные меры и сильная власть») считал,
что на пути от абсолютизма к парламентарной конституцион- ной монархии следует предварительно пройти такие этапы пре- образований, как учреждение сперва двухпалатного законосо-

12. В. С. Соловьев 625
вещательного собрания, а затем и дуалистической монархии с законодательным собранием. «Русский народ, — подчеркивал
Чичерин, — должен быть призван к новой жизни утверждением среди него начал свободы и права. Для того, чтобы Россия мог- ла идти вперед, необходимо, чтобы произвольная власть заме- нилась властью, ограниченною законом и обставленную неза- висимыми учреждениями... Рано или поздно, тем или другим путем это совершится, но это определенно будет, ибо это лежит на необходимости вещей. Сила событий неотразимо приведет к этому исходу. В этом состоит задача двадцатого столетия».
В сфере международных отношений Чичерин, придержива- ясь в целом гегелевских представлений о межгосударственных отношениях, международном праве и войне, вместе с тем в
кантианском духе (с позиций безусловного нравственного зако- на) критикует «торжество голого права силы» и выступает за
«установление более или менее нормального строя в междуна- родных отношениях». Вместо старой системы, основанной на
«равновесии государственных сил», по мысли Чичерина, требует- ся новая система, основанная на «равновесии народных сил», но для этого «надобно, чтобы каждой народности предоставлено было право располагать своею судьбою по собственному изво- лению, или образуя самостоятельное государство, или примы- кая к тому отечеству, с которым она связана своими чувствами и интересами».
Творчество Б. Н. Чичерина — заметная веха в истории по- литико-правовых учений. Своей философией права, критикой юридического позитивизма, либеральной концепцией государ- ства и права, защитой свободы личности он внес существенный вклад в обновление и развитие юридических и философско- правовых исследований в России. Его идеи обогатили отечест- венную юридическую и общественную мысль.
12. В. С. Соловьев
Владимир Сергеевич Соловьев (1853—1900) — выдающийся русский философ и религиозный мыслитель, один из крупных представителей нравственного учения о праве и государстве.
Его воззрения изложены в таких рабо- тах, как «Значение государства» (1895), «Право и нравствен- ность» (1897), «Оправдание добра»
и др.

626 Глава 17. Россия в XIX в.
Государство и право как исторически складывающиеся и развивающиеся формы общественной жизни людей одновре- менно обладают, согласно учению Соловьева, также и нравст- венными свойствами и функциями, выполняют задачи, необхо- димые для нравственной организации человечества. Как нрав- ственно необходимые формы общежития государство и право трактуются им в качестве необходимого связующего звена меж- ду общественной практикой и идеей нравственности (высши- ми, идеальными требованиями нравственного сознания).
В общеметодологическом плане Соловьев — в духе гегелев- ской диалектики — исследует соотношение исторического и логического в сфере права и государства, отмечает аспекты их взаимосвязи и вместе с тем выступает против их смешения и подмены теории права и государства их историей. «Какие бы исторические формы ни принимали правовые отношения, —
подчеркивает он, — этим нисколько не решается вопрос о сущ- ности самого права, о его собственном определении. Между тем весьма обычно стремление заменить теорию права его ис- торией». Такую замену он расценивает как частный случай той весьма распространенной «ошибки мышления, в силу которой происхождение или генезис известного предмета в эмпириче- ской действительности принимается за саму сущность этого предмета, исторический порядок смешивается с порядком ло- гическим и содержание предмета теряется в процессе явления».
С этих позиций Соловьев критикует взгляды представителей как исторической школы права, так и договорной теории за од- носторонний характер их подходов, абсолютизацию в них того или иного аспекта и момента истории происхождения и разви- тия государства и права. Если представители договорной тео- рии исходят из одного «отвлеченного положения» (право — ре- зультат сознательного договора между отдельными лицами), то представители исторической школы права исходят из другого
«отвлеченного положения» (всякое право — продукт естествен- ного, органического развития народного духа).
Отвергая эти односторонние крайности, Соловьев подчер- кивает, что «история человечества только в начатках своих мо- жет быть признана как чисто органический, т. е. рядовой, без- личный процесс, дальнейшее же исторического развития знаменуется именно все большим и большим выделе- нием личного начала». В образовании права и государства, от- мечает он, совместно участвуют оба начала (и начало органиче-

12. В. С. Соловьев - 627
ского развития, и начало механической сделки), причем первое начало преобладает в первобытном состоянии человечества, в самом начале истории, а второе начало получает преобладаю- щее значение в последующем развитии общества, в условиях большего обособления и выделения личного элемента. «Таким образом, — заключает он, — право (правовое государство) в своей исторической действительности не имеет одного эмпири- ческого источника, а является как изменчивый результат слож- ного взаимоотношения двух противоположных и противодейст- вующих начал, которые, как легко видеть, суть лишь видо- изменения или первые применения в политико-юридической области тех двух элементарных начал, общинности и индиви- дуализма, которые лежат в основе всей человеческой жизни».
При этом, поясняет Соловьев, исторический принцип права
(право как порождение органического духа народа в его нераз- дельном единстве) прямо соответствует началу общинности, а противоположный механический принцип (право как результат внешнего соглашения между всеми отдельными членами обще- ства, т. е. атомизированными есть прямое выра- жение индивидуалистического начала.
Человеческое общество как соединение нравственных су- ществ — это не только природный, но непременно также и ду- ховный организм. Соответственно и развитие общества, т. е.
история, представляет собой не просто органический процесс,
но также процесс психологический и нравственно свободный,
т. е. ряд личных сознательных и ответственных действий.
В процессе своего исторического развития общество последо- вательно стремится стать «свободным союзом лиц». Соответст- венно и «право как необходимая форма человеческого общежи-
тия», будучи первоначально порождением общего родового ду- ха, в ходе исторического развития во все большей мере испытывает влияние обособленной личности и предстает как выражение личной воли и мысли. «Два основных источника права, т. е. стихийное творчество народного духа и свободная воля отдельных лиц, — писал Соловьев, — различным образом видоизменяют друг друга, и поэтому взаимное отношение их в исторической действительности является непостоянным, неоп- ределенным и колеблющимся соответственно различным усло- виям места и времени».
Поясняя свою трактовку соотношения исторического (исто- рии права) и логического (теории права) аспектов права, Со-

628 Глава
Россия в XIX в.
ловьев отмечает, что при рассмотрении исторического вопроса,
откуда происходит или из чего слагается право, речь идет о
«материальной причине» права, о двух его эмпирических нача- лах — стихийном творчестве народного духа и осознанной сво- бодной воле индивидов. При рассмотрении же теоретического вопроса о том, что есть право, речь идет о «собственном суще- стве» права, «о его образующей (формальной) причине». В этой логической (теоретической) плоскости индивидуальное начало права трактуется как свобода лиц (субъектов права), общест- венное начало права — как их равенство, а понятие права —
как синтез этих двух начал. «Отсюда, — отмечает Соловьев, —
мы получаем основное определение права: право есть свобода,
обусловленная равенством. В этом основном определении права индивидуалистическое начало свободы неразрывно связано с общественным началом равенства, так что можно сказать, что право есть не что иное, как синтез свободы и равенства».
В этом общем определении права речь идет, согласно подхо- ду Соловьева, о смысле всякого права, т. е. о естественном пра- ве, основные требования которого — свобода и равенство.
В соотношении с позитивным правом естественное право — это
общая идея права, его разумное начало. Соловьев замечает, что о естественном праве речь идет «каждый раз, когда вообще гово- рится о каких бы то ни было правовых отношениях. Нельзя су- дить или оценивать какой-нибудь факт из правовой области,
какое-нибудь проявление права, если не иметь общей идеи права, или его нормы».
Соотношение естественного и положительного права Со- ловьев в целом раскрывает как соотношение разумной сущно- сти права и ее реального проявления в действующем праве.
«Понятия личности, свободы и равенства, — отмечает он, —
составляют сущность так называемого естественного права. Ра- циональная сущность права различается от его исторического явления, или права положительного. В этом смысле естествен- ное право есть та общая алгебраическая формула, под которую история подставляет различные действительные величины по- ложительного права. При этом само собой разумеется, что эта формула (как и всякая другая) в своей отдельности есть лишь отвлечение ума, в действительности же существует лишь как общее идеальное условие всех положительных правовых отно- шений, в них и через них».

12. В. С.
629
Естественное право как нечто умозрительное — это, следо- вательно, не реально действующее право, наряду с положитель- ным правом, а смысл всякого действующего права. «Таким об- разом, — писал Соловьев, — под естественным или рациональ- ным правом мы понимаем только общий разум или смысл
(рацио, логос) всякого права как такового. С этим понятием ес- тественного права как только логического
права положи- тельного не имеет ничего общего существовавшая некогда в юридической науке теория естественного права, как чего-то ис- торически предшествовавшего праву положительному».
С этих же позиций Соловьев отвергает представления о так называемом естественном состоянии, в котором люди сущест- вовали до появления государства и положительного права.
Отрицая раздельное существование естественного и позитив-
ного права, Соловьев подчеркивает, что «на самом деле оба эти элемента, рациональный и положительный, с одинаковой не- обходимостью входят в состав всякого права, и потому теория, которая их разделяет или отвлекает друг от дру- га, предполагая историческое существование чистого естествен- ного права, принимает отвлечение ума за действительность».
Вместе с тем Соловьев отмечает, что хотя такая теория есте- ственного права и не состоятельна, однако несомненная истина состоит в том, что «всякое положительное право, поскольку оно есть все-таки право, а не что-нибудь другое, необходимо подлежит общим логическим условиям, определяющим само понятие права, и что, следовательно, признание естественного права в этом последнем смысле есть необходимое требование разума».
Соответствие закона (позитивного права) естественному праву означает прежде всего выражение в законе начал равен- ства и свободы. «Поэтому, — замечает Соловьев, — и всякий положительный закон, как частное выражение или применение права, к какому бы конкретному содержанию он, впрочем, ни относился, всегда предполагает равенство, как свою общую и безусловную форму: перед законом все равны, без этого он не есть закон, и точно так же закон, как таковой, предполагает
свободу тех, кому он предписывает, ибо для рабов нет общего формально обязательного закона, для них принудителен уже простой единичный факт господской воли».
первичное (лат.).

630 Глава 17. Россия в XIX в.
Соловьев при этом подчеркивает, что правовая свобода и равенство лиц — это не эмпирический факт (в эмпирической действительности люди — различны и отличаются друг от дру- га), а положение разума. «Вообще же, — пишет он, — разум как одинаковая граница всех свободных сил или сфера их равенст- ва есть определяющее начало права, и человек может быть субъектом права лишь в качестве существа свободно-разумного».
Свобода как свойство права — это «характеристический признак личности». Правом определяется отношение лиц. То,
что не есть лицо, не может быть субъектом права. В кантиан- ском духе Соловьев пишет, что лицо в отличие от вещи — это существо, не исчерпывающееся своим бытием для другого, т. е.
не могущее по природе своей служить только средством для другого, а существующее как цель в себе для себя. Но свобода лица, поясняет Соловьев, превращается в право только тогда,
когда за всеми одинаково признается их свобода. «Таким обра- зом, — писал он, — моя свобода как право, а не сила только,
прямо зависит от признания равного права всех других».
При этом равенство в трактовке Соловьева имеет не фор- мально-юридическое, а нравственно-содержательное значение.
Говоря о том, что только равное ограничение делает из свободы право, он конкретизирует свое понимание равенства в направ- лении наполнения его нравственным содержанием. Он пишет:
«Значит, окончательно все дело не в равенстве, а в качестве са- мого ограничения: требуется, чтобы оно было действительно справедливо, требуется для настоящего, правового закона, что- бы он соответствовал не форме справедливости только, а ее ре- альному существу, которое вовсе не связано с отвлеченным по- нятием равенства вообще. Кривда, равно применяемая ко всем,
не становится от этого правдой. Правда или справедливость не есть равенство вообще, а только равенство в должном».
Такая характеристика равенства и справедливости в подходе
Соловьева означает их трактовку как категорий нравственности.
Имея в виду нравственно-справедливое равенство, он подчер- кивает: «Справедливость есть несомненно понятие нравствен- ного порядка». С подобной этизацией справедливости, а вместе с тем и равенства связано и присущее позиции Соловьева сме- шение права и нравственности, понимание права как нравст-
венного явления.
Соловьев говорит о «коренной внутренней связи между пра- вом и нравственностью» и считает, что в терминах «правда» и

12. В. С.
«закон» «одинаково воплощается существенное единство юри- дического и этического начал». Вместе с тем он признает и «су- щественное различие между ними», которое сводится им к трем
следующим пунктам.
Во-первых, нравственное требование (требование нравст- венного закона) по существу является неограниченным и все- объемлющим, оно предполагает нравственное совершенство или по крайней мере безусловное стремление к нравственному совершенству. Напротив, закон юридический по существу ог- раничен и вместо совершенства требует низшей, минимальной
степени нравственного состояния, требует лишь фактической за- держки известных крайних проявлений злой воли. Поэтому в соотношении с нравственностью «право (то, что требуется юридическим законом) есть низший предел, или некоторый ми-
нимум, нравственности, равно для всех обязательный». Такая ха- рактеристика содержится и в «Оправдании добра»: «право есть
низший предел или
минимум нравственности».
Соловьев при этом подчеркивает, что между нравственным и
юридическим законом здесь нет противоречия; напротив, второй предполагается первым: без исполнения меньшего нельзя ис- полнить большее. С другой стороны, хотя юридический закон и не требует высшего нравственного совершенства, но он и не отрицает его.
Во-вторых, отличие нравственности от права состоит в том,
что высшие нравственные требования не предписывают зара- нее никаких внешних определенных действий, а предоставляют самому идеальному настроению выразиться в соответствующих действиях применительно к данному положению, причем «эти действия сами по себе нравственной цены не имеют» и никак не исчерпывают бесконечного нравственного требования. На- против, юридический закон имеет своим предметом реально оп-
ределенные внешние действия, совершением или несовершением которых исчерпывается соблюдение требований этого закона.
«С точки зрения юридической, — замечает Соловьев, — важно именно объективное выражение нашей воли в совершении или недопущении известных деяний. Это есть другой существенный признак права, и если оно первоначально определялось как не- который минимум нравственности, то, дополняя это определе- ние, мы можем сказать, что право есть требование реализации
этого минимума, т. е. осуществления определенного минимального
добра, или, что то же, действительного устранения известной
21 История и
учений

632 Глава 17. Россия в XIX в.
доли зла, тогда как интерес собственно нравственный относит- ся непосредственно не к внешней реализации добра, а к его внутреннему существованию в сердце человеческом».
Также и здесь, подчеркивает Соловьев, нет противоречия между нравственным и юридическим законом. Требование нравственного настроения не только не исключает внешних поступков, но даже и предполагает их как свое доказательство и оправдание. В свою очередь, предписание юридическим зако- ном определенных действий нисколько не отрицает соответст- вующих им внутренних состояний, хотя и не требует их непре- менно.
В-третьих, различие между нравственностью и правом со- стоит в следующем. Нравственный закон предполагает свобод- ное и добровольное исполнение нравственных требований, и всякое принуждение (физическое и психологическое) здесь не- желательно и невозможно. Напротив, внешнее осуществление требований юридического закона допускает прямое или косвен-
ное принуждение, так что принудительный характер такого за- кона является необходимостью.
Общий вывод Соловьев формулирует так: «Соединяя вместе указанные три признака, мы получаем следующее определение права в его отношении к нравственности: право есть принуди-
тельное требование реализации определенного минимального доб-
ра, или порядка, не допускающего известных
зла».
Таким образом, право, согласно Соловьеву, — это выраже- ние принудительной нравственной справедливости. Требование принудительной справедливости, составляющее окончательный существенный признак права, по словам Соловьева, «коренит- ся всецело в идее общего блага или общественного интереса —
реализации добра или требования, чтобы справедливость не- пременно становилась действительным фактом, а не оставалась только субъективным понятием, ибо только фактическое ее бы- тие соответствует принципу альтруизма или удовлетворяет ос- новное нравственное чувство жалости».
Степень и способы реализации добра с помощью права зави- сят от состояния нравственного сознания общества и от других исторических условий. «Таким образом, — писал Соловьев, —
право естественное становится правом положительным и фор- мулируется с этой точки зрения так: право есть исторически подвижное определение необходимого принудительного равно-

12. В. С. Соловьев 633
весия двух нравственных интересов — личной свободы и обще- го блага».
В этой связи Соловьев отмечает как «консерватизм в праве»,
так и «прогресс в праве, или неуклонное тяготение правовых положений к правовым нормам, сообразным, хотя и нетожде- ственным с нравственными требованиями».
Взаимосвязь нравственности и права, одинаково необходимая для них обоих, в целом выглядит в трактовке Соловьева сле- дующим образом: между идеальным добром и злой действи- тельностью есть «промежуточная область права и закона, слу- жащая воплощению добра, ограничению и исправлению зла.
Правом и его воплощением — государством — обусловлена действительная организация нравственной жизни в целом че- ловечестве». Без права нравственная проповедь, лишенная объ- ективной опоры в реальном мире, осталась бы только невин- ным пустословием, а само право, при полном отделении его формальных понятий и учреждений от их нравственных прин- ципов и целей, потеряло бы свое безусловное нравственное ос- нование и в сущности уже ничем более не отличалось бы от произвола.
Для того чтобы человек был нравственно свободным и сво- бодно стремился к нравственным вершинам, ему, замечает Со- ловьев, должна быть предоставлена и «некоторая свобода быть
безнравственным. Право в известных пределах обеспечивает за ним эту свободу, нисколько, впрочем, не склоняя пользоваться ею». Так, право в интересах личной свободы дозволяет людям быть злыми, не вмешивается в их свободный выбор между доб- ром и злом, но в интересах общего блага право препятствует злому человеку стать злодеем, опасным для самого существова- ния общества. «Задача права вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царство Божие, а только в том, чтобы он — до времени не превратился в ад». Такой ад грозит челове- честву с двух сторон: нарушение правильного равновесия между личным и общим интересом в пользу личного произвола, раз- рушающего общественную солидарность, грозит «жгучим адом анархий», а нарушение в пользу общественной опеки, подав- ляющей личность, грозит «ледяным адом деспотизма».
С этим связана высокая оценка Соловьевым роли и значе- ния юридического закона (т. е. позитивного права) как обще- признанного и безличного определения права и должного рав- новесия между частной свободой и благом целого. При этом

634 Глава
Россия в XIX в.
предполагается, что требования нравственности вполне совпа- дают с сущностью права и между нравственностью и правом,
при всем их различии, нет противоречий. «Поэтому, — замеча- ет Соловьев, — если какой-нибудь положительный закон идет вразрез с нравственным содержанием добра, то мы можем быть заранее уверены, что он не отвечает и существенным требова- ниям права, и правовой интерес относительно таких законов может состоять никак не в их сохранении, а только в их мерной отмене».
В русле такого правопонимания Соловьев выделяет три не- пременных отличительных признака закона (положительного права):
публичность, 2) конкретность и 3) реальную приме- нимость. Определяя конкретность закона как выражение в нем норм об особых, определенных отношениях в данном общест- ве, а не каких-то отвлеченных истин и идеалов, Соловьев кри- тикует законы, предписывающие воздерживаться вообще от пьянства, быть благочестивым, почитать родителей и т. п., и отмечает, что «такие мнимые законы представляют собою лишь неубранный остаток от древнего состояния слитности или сме- шанности нравственных и юридических понятий».
Из сущности права как равновесия двух нравственных интере-
сов (личной свободы и общего блага), согласно Соловьеву, выте- кает, что общее благо может лишь ограничить личную свободу,
но не упразднить ее. Отсюда он приходит к выводу, что зако- ны, допускающие смертную казнь, бессрочную каторгу и бес- срочное одиночное заключение, противоречат самому существу права.
Большое достоинство всего учения Соловьева состоит в том,
что свое правовое понимание закона он распространяет и на правовое понимание публичной власти. В этом общеправовом русле он трактует государство как «воплощенное право» и пра- вовую организацию общественного целого, заключающую в се- бя полноту положительного права и единую верховную власть.
При этом речь идет о «правовом государстве» с тремя различны-
ми властями — законодательной, судебной и исполнительной.
Соловьев при этом отмечает, что эти три власти — при всей не- обходимости их раздельности (дифференциации) — не должны быть разобщены и находиться в противоборстве, так как имеют одну и ту же цель: правомерное служение общему благу. Это их единство имеет свое реальное выражение в их одинаковом под- чинении единой верховной власти, в которой сосредоточивает-

12. В. С. Соловьев 635
ся все положительное право общественного целого. «Это еди- ное начало полновластия непосредственно проявляется в пер- вой власти — законодательной, вторая — судебная — уже обусловлена первою, так как суд не самозаконен, а действует согласно обязательному для него закону, а двумя первыми обу- словлена третья, которая заведует принудительным исполнени- ем законов и судебных решений».
В плане межгосударственных отношений Соловьев (в духе гегелевской трактовки этой темы) отмечает, что «над отдельны- ми государствами нет общей власти, и поэтому столкновения между ними решаются окончательно только насильственным способом — войною». С общенравственной точки зрения, пи- шет Соловьев, «война есть зло». Но это зло не безусловное, а относительное, т. е. такое зло, которое может быть меньше дру- гого зла и сравнительно с ним должно считаться добром.
«Смысл войны, — пишет Соловьев, — не исчерпывается ее от- рицательным определением как зла и бедствия; в ней есть и не- что положительное — не в том смысле, чтобы она была сама по себе нормальна, а лишь в том, что она бывает реально необхо- димою при данных условиях».
Для приближения к прочному и доброму миру, по Соловьеву,
необходимо внутреннее освоение идей христианства о единстве человечества и преодоление самого корня войны — вражды и ненависти между отдельными частями человечества. «В исто- рии, — пишет Соловьев, — война была прямым средством для внешнего и косвенным средством для внутреннего объедине- ния человечества; разум запрещает бросать это орудие, пока оно нужно, а совесть обязывает стараться, чтобы оно перестало быть нужным и чтобы естественная организация разделенного на враждующие части человечества действительно переходила в единство его нравственной и духовной организации».
В контексте христианских идеалов нравственной солидарно- сти человечества Соловьев подчеркивает «нравственную необ- ходимость государства» и определяет его «как собирательно-ор-
ганизованную жалость».
В практическом выражении этот нравственный смысл госу- дарства как общей и беспристрастной власти состоит в том, что оно в своих пределах подчиняет насилие праву, произвол — за- конности, заменяя хаотическое и истребительное столкновение людей правильным порядком их причем при- нуждение (заранее определенное, закономерное и оправданное)

636 Глава 17. Россия в XIX в.
допускается лишь как средство крайней необходимости. Эту охрану основ общежития, без которых человечество не могло бы существовать, Соловьев называет консервативной задачей го-
сударства. Но связь права с нравственностью, замечает Соловь- ев, дает возможность говорить и о «христианском государстве»
и в этой связи также и о прогрессивной задаче государства, со- стоящей в том, чтобы «улучшать условия этого существования,
содействуя свободному развитию всех человеческих сил, кото- рые должны стать носительницами будущего совершенного со- стояния и без которых, следовательно, Царство Божие не могло бы осуществиться в человечестве». Согласно правилу общественного прогресса» необходимо, чтобы государ- ство «как можно вернее и шире обеспечивало внешние условия для достойного существования и совершенствования людей».
Защищая принцип частной собственности, коренящейся в самом существе человеческой личности, Соловьев подчеркива- ет, что принцип права требует ограничения частного произвола в
пользу общего блага. С этих позиций он критикует реалии капи-
тализма (плутократию) и идеи
«Экономическая за- дача государства, действующего по мотиву жалости, — писал
Соловьев, — состоит в том, чтобы принудительно обеспечить каждому известную минимальную степень материального бла- госостояния как необходимое условие для достойного челове- ческого существования».
Таким образом, у Соловьева речь, по существу, идет не толь- ко о правовом, но и о социальном государстве (в его христианско- нравственной трактовке).
Государство трактуется Соловьевым как «средняя общест- венная сфера между Церковью, с "одной стороны, и материаль- ным обществом — с другой». Нормальное отношение между церковью и государством, согласно Соловьеву, выглядит так:
государство признает за вселенской церковью принадлежащий ей высший духовный авторитет, обозначающий общее направ- ление доброй воли человечества и окончательную цель ее исто- рического действия, а церковь предоставляет государству всю полноту власти для согласования законных мирских интересов и политических дел с этой высшей волей и требованиями окон- чательной цели, так чтобы у церкви не было никакой принуди- тельной власти, а принудительная власть государства не имела никакого соприкосновения с областью религии. «Христианская

С. А. Муромцев 637
Церковь, — подчеркивает Соловьев, — требует христианского государства»:
Правда, следует учитывать определенную эволюцию в рели- гиозных воззрениях Соловьева на государство. До 90-х гг.
XIX в. в его подходе превалировали идеи теократии. «Царство
Божие, — писал он, — есть не только внутреннее — в духе, но и внешнее — в силе: оно есть настоящая теократия».
даль- нейшем он все больше склонялся к эсхатологическим представ- лениям об утверждении Царства Божьего как конечной цели.
Но и с учетом этих моментов можно сказать, что в целом в подходе Соловьева в той или иной форме подразумевается под-
чинение государства идеологии христианской церкви. Эти же уст- ремления (религиозно-христианские идеалы и представления как определяющая основа и конечная цель) лежат в основании всего учения Соловьева о нравственности и нравственной трак- товке права.
Учение В. С. Соловьева оказало большое воздействие на развитие русской философии права и юриспруденции в целом в таких направлениях, как религиозно-нравственная трактовка права и государства, разработка проблем возрожденного естест- венного права, обоснование идей свободы личности и правово- го государства.
13. С. А. Муромцев
Сергей Андреевич Муромцев
— выдающийся пра- вовед и государственный деятель в пореформенной России. Его учение о праве развивалось в русле социологического подхода к праву, истолкования права как действующего правопорядка и оправдания свободы судейского правотворчества, способного,
но его оценке, содействовать эволюции России в сторону более либерального режима властвования. «Нечего опасаться произво- ла со стороны судей... Высокий уровень образования, правиль- ное движение по службе (т. е. соблюдение при назначении из- вестной, законом установленной последовательности в должно- стях), избрание кандидатов на судейские должности самою судейской развитый контроль гласности при дей- ствительной независимости и несменяемости членов этой кор- порации гарантирует и справедливость, и солидарность судей данной страны». Закон, обычай, наука («право юристов»), обще- ственные воззрения на справедливость и нравственность — все

638 Глава
Россия в XIX в.
это, отмечал Муромцев, суть авторитеты, которые «неминуемо руководят судьею, но которым он не подчиняется пассивно.
Указания различных авторитетов постоянно расходятся, и судье приходится делать выбор между ними» (Суд и закон в граждан- ском праве, 1880).
Защита правотворческой функции с приведенной аргумен- тацией носит характер преимущественно социально-правовой,
социологический. Но существует также аргументация этиче- ская, философская, поскольку суд облечен доверием «постоян- но и постепенно проводить в жизнь справедливость». В отли- чие от социологического и этического обсуждения проблем взаимоотношений между судьей и законом, отмечал Муромцев,
формальная догматическая теория права, олицетворяющая ти- пичную профессиональную узкодогматическую и техницист- скую позицию, проводит между судом и законом резкую грань и особую иерархическую соподчиненность — «закон творит,
суд осуществляет волю законодателя».
Новизна социологического подхода Муромцева к правопо- состояла в том, что в его концепции «вместо совокуп-
ности юридических норм под правом разумеется совокупность
юридических отношений (правовой порядок). Нормы же представ-
ляются как некоторый атрибут порядка» (Определение и основ- ное разделение права, 1879). Эта новая позиция в российском правоведении способствовала усвоению и распространению взгляда на право, который не отождествлял право с велением носителя верховной власти в государстве (короля, царя, парла- мента) и тем самым содействовал более глубокому пониманию специфики права, его сущности и роли.
Еще одной характерной особенностью творческой манеры выдающегося правоведа была многосторонность и основатель- ность его юридико-социологических обобщений. Он сближал предметы, казалось бы, самые разнородные, и в области сухой и частной, которую образует, к примеру, гражданское право, он находил источник для мысли с общим значением, сближая ци- вилистику и с обществоведением, и государствоведением. Ему принадлежит также фундаментальный труд о соотношении пра- ва и справедливости, что дает основание причислить его одно- временно и к социологам, и к философам права. Обсуждая об- ласть взаимоотношений права и политики, он склонялся к мысли о настоятельной необходимости для юриспруденции осуществлять самостоятельное руководительство правовой жиз-

14. М. М. Ковалевский 639
нью и с этой целью проводить переработку старых авторитет- ных конструкций и положений в духе современных требований.
В годы преподавания в Московском университете Муромцев зарекомендовал себя сторонником умеренно-либеральных кон- ституционных преобразований (Земский собор, более прочное обеспечение прав личности). В 1881 г. во время студенческих волнений он получил отставку, работал в адвокатуре, в после- дующем был избран председателем I Государственной думы. На его могилу студенты возложили венок с надписью: «Первому русскому гражданину — от будущих граждан».
14. М. М. Ковалевский
Среди обществоведов и правоведов своего поколения Мак-
сим Максимович Ковалевский
— 1916) выделялся разносто- ронностью исследовательских интересов, большим объемом публикаций, и все это сочеталось с активной общественной деятельностью — публицистической, издательской, депутат- ской. В отличие от правоведов, находившихся под традицион- ным и сильным влиянием немецкой классической философии и «науки государственного права», он был позитивистским со- циологом в духе О. Конта, но с гораздо большим уважением к правовым началам, эволюционистом в духе Г. Спенсера, но с более полным учетом роли борьбы общественных классов, ее связи с ростом населения и с появлением частной собственно- сти. Ковалевский продолжил и развил сравнительно-правовые исследования в духе Г. Мэна, сочетая изучение права с анали- зом его взаимосвязей с учреждениями государственной власти.
Он был также крупным авторитетом в зарождающейся этногра- фии.
Первой его программной работой стал очерк «Историко- сравнительный метод в юриспруденции» (1880), где отчетливо проведена мысль об огромных и все еще мало используемых возможностях в деле воссоздания «естественной истории пра- ва» (как важной составной части общественного бытия и пере- мен). Европейские авторитеты критиковались им за слабое внимание к историческому опыту стран Востока, который он сам к этому времени в значительной мере освоил. На основе эмпирических исследований, в которых он принял участие, им были опубликованы два тома об изученных источниках «право- вой эмбриологии»: «Закон и обычай на Кавказе» (1886), «Со-

640 Глава 17. Россия в XIX в.
временный обычай и древний закон» (1886), в которых содер- жалась, помимо всего другого, одна из первых разработок темы
«Родовое право».
Уточненная Ковалевским задача сравнительного метода в правоведении сводилась к следующему: выделив особую группу сходных обычаев и учреждений у разных народов на сходных ступенях (включая, в частности, обычаи и учреждения России и Индии), необходимо тем самым подготовить материал для построения истории прогрессивного развития форм общежития и их внешнего выражения в праве. От сравнительной истории права, согласно Ковалевскому, надо ждать ответа на вопрос,
какие правовые порядки отвечают родовой, а какие государст- венной или всемирной (универсальной) стадии общественно- сти, в какой внутренней связи состоят между собой отдельные юридические нормы в каждом из указанных периодов. Нако- нец, что может считаться в том или ином законодательстве пе- реживанием прошлого и что зачатком будущего развития, что вымирает, что зарождается, а также что должно быть устранено со временем и что восполнено и усовершенствовано (Социоло- гия. Т. I. 1910).
Ковалевский был правоведом, государствоведом, социоло- гом и историком одновременно. Для него понимание природы государства и его деятельности немыслимо без выявления и учета его исторических корней. Невозможно обходиться, к примеру, «без материального понимания действующего зако- на», неразумно ограничиваться при его изучении лишь фор- мальным анализом предписаний о правах, компетенции, обя- занностях, ответственности и т. д. Нельзя понять американской
Конституции 1787 г., не уяснив себе, что было заимствовано на этой земле из английского конституционного опыта и тради- ций, что сохранила новая федерация от старой конфедерации и какие исторические прецеденты (например, Нидерланды) уже имела конфедеративная форма объединения.
Одним из магистральных направлений в его исторических исследованиях стало изучение процесса развития европейских государств. «От прямого народоправства к представительному правлению» — так назывался его трехтомный труд (1906), к со- жалению оставшийся незавершенным. В нем была представле- на параллельная история государственных учреждений и поли- тико-правовых идей. Новизна этого вида анализа и обобщений

14. М. М. Ковалевский 641
состояла в показе более тесной связи и зависимости политиче-
ской мысли от течения общественной и политической жизни.
В упомянутом труде Ковалевский, в частности, доказывал,
что многие варианты доктрины ограниченной монархии и го- родского республиканского правления нашли себе место в
Средние века в памфлетах, проповедях, дидактических виршах и в текстах поспешных манифестов и разного рода деклараций гораздо раньше, нежели в доминирующих течениях политиче- ской мысли и ее классических произведениях. Ковалевский не оставлял без внимания и духовную культуру, ее памятники и комментарии к ним. Нередко в обсуждении государственных порядков и политического быта он обращался к авторитетному мнению В. Шекспира, Лопе де Беги и более древних авторов.
Когда история уходит «в бездонную глубину до-историче- ского» (выражение С. А.
то самые ранние ста- дии государственной организации и правового общения неиз- бежно вводят исследователя в мир мифологии, этнологии и ар- хеологии. В этой области Ковалевский также сумел стать высоким авторитетом мирового значения и занять почетное ме- сто в истории формирования русской этнографической науки.