История политических и правовых учений под ред Нерсесянца В.С Учебник 2004 -944с. История политических и правовых учений под ред Нерсесянца В. В. С. Нерсесянца
 Скачать 5.72 Mb.
|
|
личность от индивида. Индивид есть категория натуралистическая, биологическая, социологическая, несвобод- ная, а личность — категория духовная, свободная. Именно в качестве личности человек есть микрокосмос, универсум, а не часть или атом какого-то внешнего целого (космоса, общества, государства и т. д.). «Личность, — подчеркивал Бердяев, — есть свобода и независимость человека в отношении к природе, к обществу, к государству, но она не только не есть эгоистиче- ское самоутверждение, а как раз наоборот. Персонализм не оз- начает, подобно индивидуализму, эгоцентрической изоляции. Личность в человеке есть его независимость по отношению к материальному миру, который есть материал для работы духа. И вместе с тем личность есть универсум, она наполняется уни- версальным содержанием». Личность — самоценность и самоцель, идеал человека, кате- гория аксиологическая, ценная своими самобытными, творче- скими актами. Если индивид в своем поведении более детерми- нирован внешними условиями и «больше подчинен общеобяза- тельному закону», то «личность иррациональна», она «должна быть исключением, никакой закон не применим к ней». У человека есть два пути выхода из своей замкнутости. Пер- вый путь, путь объективации, т. е. выход в посюсторонний мир, в царство Кесаря, в реальность общества государства с их об- щеобязательными формами, нормами, институтами и т. д., — это потеря личности, отчуждение человеческой природы, вы- брос человека в объективный мир зла, несвободы, несправед- ливости и рабства — рабства человека у бытия, у Бога, у приро- ды, у цивилизации, у общества, у государства, у собственности и денег, у коллективизма, национализма и войны. Второй, духовный путь, т. е. реализация личности в челове- ке, это путь самоопределения, постоянного трансцендирова- ния, перехода к транссубъективному (духовному, но не объек- тивному) миру — к жизни в свободе, к экзистенциальной встрече с Богом, с другими личностями, с внутренним сущест- вованием мира, к экзистенциальному общению и коммюнотар- ной общности (противоположной объективному обществу). И Бог — это не некая объективная реальность вне и над чело- веческой личностью, не объективация универсальной идеи (все объективное — зло и бездуховно), а как личность в экзистенциальной встрече с ним человеческой личности. Раз- 5. Н. А. Бердяев 857 ного рода сверхличные, коллективные личности (общество, го- сударство и т. д.) — это, по Бердяеву, иллюзия, порождение объективации и отчуждения человеческой природы. «Объектив- ных личностей нет, — подчеркивает он, — есть лишь субъек- тивные личности. И в каком-то смысле собака и кошка более личности, более наследуют вечную жизнь, чем нация, общест- во, государство, мировое целое». Обосновывая свою концепцию антииерархического персона- лизма, Бердяев отвергает различные формы иерархического пер- сонализма, согласно которому иерархически организованное це- лое состоит из личностей разных иерархических ступеней, при- чем каждая личность подчинена высшей ступени, входит в нее в качестве подчиненного органа или части. Антиперсоналистиче- ский характер, по его оценке, носят также дионисизм, теософия, антропософия, коммунизм, фашизм, связанный с капиталисти- ческим строем либерализм, да и все другие концепции (монар- хические, демократические и т. д.) общественно-государствен- ной жизни в этом объективном, обезличенном мире. Объективный, исторически данный мир рабства и несвобо- ды (общество, государство, закон и т. д.) — это царство Кесаря, которому принципиально противостоит сверхисторическое цар- ство Духа и свободы человека. Мучительный разрыв и раздвое- ние человека (в качестве индивида и в качестве личности) меж- ду этими двумя мирами «найдут себе разрешение в новой мис- тике, которая глубже религии и должна объединить религии. Это вместе с тем будет победа над ложными формами социаль- ной мистики, победа царства Духа над царством Кесаря». По- добный мистический выход к свободе (благодаря обосновывае- мой Бердяевым сверхисторической пророческой, мессианской, эсхатологической мистике) должен быть обращен к миру и лю- дям и стать методом и средством очищения мира для его продви- жения к новой духовности и свободе. Бердяев остро критикует царство Кесаря (государственность прошлого и современности) за подавление свободы, за насиль- ственный способ правления людьми, за авторитаризм и тотали- таризм. Эту критику он распространяет и на теократии прошло- го, которые тоже относятся им к царству Кесаря. Отрицательно относится он и к идее «христианского государства», поскольку и оно неизбежно будет царством безличной объективации и вы- родится в или в цезарепапизм. 858 Глава 20. Россия в XX в. В противовес всякой государственности он призывает пе- рейти к общинной жизни и федерации общин. Такую общинность он именует коммюнотарностью (от франц. commune — община), которая — в отличие от обезличенного и ственного типа отношений и соответствующего типа коллекти- визма — «означает непосредственное отношение человека к че- ловеку через Бога как внутреннее начало жизни». Подобную религиозную коммюнотарность Бердяев характеризует как со- борность и утверждает, что не может означать никакого авторитета, она всегда предлагает свободу». Эта соборность-коммюнотарность призвана, согласно бер- дяевской идее «христианского социализма», содействовать реа- лизации «религиозной правды социализма» — «необходимости победить эксплуатацию труда» и трудящихся, становлению ду- ховно нового человека. Вместе с тем подобная соборность — это «борьба за большую социальную справедливость» в самом царстве Кесаря, от которого человек не может просто отвер- нуться и уйти, поскольку окончательная победа царства Духа, по словам Бердяева, предполагает изменение структуры челове- ческого сознания и преодоление мира объективации, т. е. мыс- лится лишь эсхатологически. Таким образом, хотя в посюстороннем мире, по Бердяеву, нет и не может быть подлинной свободы и справедливости, од- нако, несмотря ни на что, каждый человек по своей духовной природе призван стать личностью и бороться за расширение и утверждение в этом царстве Кесаря возможно большей свободы и справедливости, приближая тем самым царство Духа. Важное место в бердяевской трактовке вопросов права и го- сударства занимает положение об абсолютных и неотчуждаемых правах человека, которые, согласно Бердяеву, являются духов- ными, а не естественными, идут от Бога, а не от природы, об- щества государства. «От Бога идет лишь свобода, а не власть». Государство же, по его мнению, было создано в этом грешном мире актом насилия, и оно лишь терпимо Богом. В силу своего небожественного происхождения и нехристиан- ской сущности государство (царство Кесаря) находится в тра- гическом конфликте и борьбе с личностью, свободой, царством Духа. Трагизм этот состоит в том, что, с одной стороны, лич- ность не может в этом грешном и злом мире объективации жить без государства и поэтому признает его некоторую цен- 5. Н. А. Бердяев 859 ность и готова действовать в нем, неся жертвы, а с другой — личность неизбежно восстает против государства, этого «хо- лодного чудовища», которое давит всякое личное существова- ние. В иерархии ценностей ценность личности выше ценности го- сударства: личность принадлежит вечности, несет в себе образ и подобие Бога, идет к Царству Божьему и может войти в него, а государство лишено всего Божественного и принадлежит вре- мени и никогда не войдет в Царство Божье. И хотя личность и государство пребывают в различных кругах бытия, но эти круги «соприкасаются в небольшом отрезке». Речь идет о столкнове- нии свободы и власти: поскольку свобода — это прежде всего свобода личности, личность выступает как отрицание (и, сле- довательно, как рубеж, граница) всякой несвободы, всякой внешней, объективной власти, как «граница власти природы, власти государства, власти общества». В таком столкновении, по Бердяеву, друг другу противосто- ят абсолютные неотчуждаемые права человека и суверенитет го- сударства или любой другой власти. Данную коллизию он ре- шает в пользу верховенства личности и ее неотчуждаемых прав с позиций всеобщего и последовательного отрицания суверени- тета любой власти в этом мире. «Никакой суверенитет земной власти, — подчеркивает Бердяев, — не может быть примирим с христианством: ни суверенитет монарха, ни суверенитет наро- да, ни суверенитет класса. Единственный примиримый с хри- стианством принцип есть утверждение неотъемлемых прав че- ловека. Но с этим неохотно примиряется государство. И сам принцип прав человека был искажен, он не означал прав духа против произвола кесаря и означал не столько права человека как духовного существа, сколько права гражданина, т. е. суще- ства частичного». Неотчуждаемые права человека выступают в трактовке Бер- дяева как форма выражения и существования в земном мире (царстве Кесаря) личной свободы, т. е. трансцендентного (и бо- жественного) феномена из царства Духа. Любое государство, если оно не имеет тоталитарных претен- зий, должно лишь признать свободу человеческой личности, ко- торая изначально принадлежит человеку как духовному суще- ству, а не дана ему какой-то внешней властью. «Эта основная истина о свободе, — отмечает Бердяев, — находила свое отра- жение в учении о естественном праве, о правах человека, не Глава 20. Россия в XX в. зависящих от государства, о свободе не только как свободе в обществе, но и свободе от общества, безграничного в своих притязаниях. Бенжамен видел в отличие пони- мания свободы в христианский период истории от понимания ее в античном греко-римском мире». В этой связи Бердяев ссылается и на средневековое христианское сознание, которое, опираясь на абсолютное, божественное по своему происхожде- нию, значение естественного права, не признавало безусловно- го подчинения подданных власти, допускало сопротивление тиранической власти и даже тираноубийство. «Средневеко- вье, — отмечает он, — признавало в ряде христианских теоло- гов, философов и юристов врожденные и неотъемлемые права индивидуума... В этом средневековое сознание стояло выше современного. Но сознание это было противоречивым. При- знавалась смертная казнь еретиков. Рабство считалось послед- ствием греха вместо того, чтобы считать его грехом». Также и французская Декларация прав человека и гражда- нина, отмечает Бердяев, есть изъявление воли Бога: «Деклара- ция прав Бога и декларация прав человека есть одна и та же дек- ларация». «В действительности, — подчеркивает он, — неотъем- лемые права человека, устанавливающие границы власти общества над человеком, определяются не природой, а духом. Это духовные права, а не естественные права, природа никаких прав не устанавливает... Такую же ошибку делали, когда совер- шали революцию во имя природы; ее можно делать только во имя духа, природа же, т. е. присущий человеку инстинкт, соз- дала лишь новые формы рабства». Под правом в философии Бердяева, таким образом, имеются в виду лишь духовные неотчуждаемые права человека — «субъек- тивные права человеческой личности»: свобода духа, свобода совести, свобода мысли и слова. Эти неотчуждаемые субъек- тивные права и свободы он называет также «идеальным пра- вом». Отношение Бердяева к позитивному праву столь же негатив- ное, как и к государству. «Государство, — подчеркивал он, — стоит под знаком закона, а не благодати». Поэтому закон так же греховен, как и власть. В конфликте между реальной силой и требованиями «идеального права» (неотчуждаемых прав челове- ка) государство всегда решает и действует с позиции реальной силы. Выражением этого силового начала является «принуж- дающий закон» государства, который характеризуется Бердяе- 5. Н. А. Бердяев 861 вым как «противоположение свободе». Позитивное право («при- нуждающий закон») трактуется им как орган и орудие государ- ства, как фактическое выражение его неограниченной власти; оно «есть слишком часто ложь и обман — это законность, по- лезная для некоторых человеческих существ, но далекая и про- тивная закону Божьему». Противопоставляя государству и его закону «идеальное пра- во», Бердяев писал: «Право есть свобода, государство — наси- лие, право — голос Божий в личности, государство — безлично и безбожно». Под «безличностью государства и закона» при этом он имеет в виду их абстрактно-всеобщий характер: «Госу- дарство не знает тайны индивидуального, оно знает лишь об- щее и отвлеченное. И личность для него есть общее... Государ- ство еще может признать отвлеченное субъективное право че- ловека и гражданина, да и то неохотно, но никогда не признает индивидуальных, неповторимых, единичных, качественно свое- образных прав отдельной личности с ее индивидуальной судь- бой». Эти и аналогичные негативные суждения Бердяева о госу- дарстве и законе свидетельствуют о том, что он неосновательно критикует их за то, что составляет их сущностное своеобразие и вместе с тем их величайшую ценность — абстрактно-всеобщий принцип формального равенства, равное отношение ко всем людям, абстрагированное от их различий и т. д. Ведь только благодаря этому, собственно говоря, и возможна в этом мире свобода людей — свобода в форме правового закона, призна- ваемая, утверждаемая и защищаемая правовым государством. Что же касается неповторимых единичных прав отдельных лиц, за игнорирование которых Бердяев критикует государство и за- кон, то очевидно, что речь идет, юридически говоря, об инди- видуальных привилегиях (в духе аристократического отрицания формально-правового равенства). Оправдывая свои экзистенциалистские представления о сво- боде, Бердяев замечает, что разделяемое и защищаемое им «ге- роическое понимание свободы противоположно старому либе- ральному пониманию свободы». Но это «героическое понима- ние свободы» отрицает всеобщность права, правовое правовую справедливость и в целом правовую (и государствен- но-правовую) форму свободы. Так, он утверждает, что «свобода скорее аристократична, чем демократична», и в этом русле (в стиле Ницше, хотя и с иных позиций) атакует равенство и 862 Глава 20. Россия в XX в. восхваляет неравенство, видимо путая правовое равенство с ан- типравовой уравниловкой. «Неравенство, — писал он в «Фило- софии неравенства» — есть условие развития культуры. Это — аксиома... И в Царстве Божьем будет неравенство. С неравенст- вом связано всякое бытие... И во имя свободы творчества, во имя цвета жизни, во имя высших качеств должно быть оправ- дано неравенство». В подобных суждениях упускается из виду, что правовая (го- сударственно-правовая) форма равенства, свободы и справед- ливости, абстрагируясь (но не отрицая) от фактических разли- чий, не только не отрицает, но, напротив, с необходимостью предполагает и защищает неравенство в правомерно приобре- тенных субъективных правах фактически различных лиц. Но подход Бердяева направлен на отрицание именно правового (формального) равенства и соответствующих правовых форм свободы и справедливости. «Свобода есть что-то гораздо более изначальное, чем справедливость. Прежде всего справедли- вость-юстиция есть совсем не христианская идея, это идея конническая и безблагодатная. Христианство явило не идею справедливости, а идею правды. Чудное русское слово «прав- да», которое не имеет соответствующего выражения на других языках. Насильственное осуществление правды-справедливости во что бы то ни стало может быть очень неблагоприятно для свободы, как и утверждение формальной свободы может поро- ждать величайшие несправедливости». В явном расхождении (и внутреннем противоречии) со смыслом своего негативного подхода к государству и закону (позитивному праву) Бердяев все же вынужденно признает их весьма ограниченное положительное значение — «положитель- ную миссию в греховном, природном мире». По аналогии с «минимумом нравственности» в правовом учении В. С. Соловь- ева Бердяев замечает, что государство поддерживает «минимум добра и справедливости», но не в силу любви к добру, которая ему чужда, а потому, что без такого минимума добра и справед- ливости наступит хаос, угрожающий силе и устойчивости госу- дарства. В этом плане он признает преимущества правового государ- ства по сравнению с абсолютистским государством (самодер- жавным, демократическим или социалистическим), которое выступает как источник права и суверенная власть, санкциони- рующая и распределяющая права. Отвергая подобный «государ- 5. Н. А. Бердяев 863 ственный позитивизм», Бердяев отмечает достоинства учений о правовом государстве, признающих «абсолютность права и от- носительность государства: право имеет своим источником не то или иное положительное государство, а трансцендентную природу личности, волю сверхчеловеческую. Не право нуждает- ся в санкции государства, а государство должно быть санкцио- нировано, судимо правом, подчинено праву, растворено в пра- ве». Однако трансцендентный смысл свободы и неотчуждаемых прав в учении Бердяева и его в принципе отрицательное отно- шение к объективному миру общества, государства и закона де- вальвируют значение и правового государства. «Правовое госу- дарство, — замечает он, — вещь очень относительная... Права и свободы человека безмерно глубже, чем, например, всеобщее избирательное право, парламентский строй и т. п., в них есть священная основа». С такими же принципиальными оговорками он признает, что «и сам принуждающий закон может быть охранением сво- боды от человеческого произвола». Так, при рассмотрении конфликта благодати и закона (по природе своей неблагодатного, согласно Бердяеву) он отмечает, что общество не может жить исключительно по благодати и в связи с этим признает положительное значение закона для со- циальной жизни особенно там, где личность подвергается на- силию и ее права нарушаются. «И мы, — пишет Бердяев, — стоим перед следующим парадоксом: закон не знает живой, конкретной, индивидуально неповторимой личности, не про- никает в ее интимную жизнь, но закон охраняет эту личность от посягательства и насилия со стороны других личностей, ох- раняет независимо от того, каково направление и духовное со- стояние других личностей. В этом великая и вечная правда за- кона, правда права. И христианство должно признать эту прав- ду... Нельзя отменить закон и ждать осуществления любви». В этом же контексте он верно отмечает, что этика искупления, занявшая место закона, становится насильственной и отрицает свободу. Во избежание такой подмены он допускает сосущест- вование высшего порядка благодати и земного закона. «Два порядка, — замечает он, — сосуществуют. И всегда благо- датный порядок есть порядок преображающий и просветляю- щий, а не насилующий. Высший образ этики закона есть пра- во». 864 Глава 20. Россия в XX в. Однако подобные суждения Бердяева об отдельных позитив- ных аспектах государства и закона и возможностях согласова- ния требований права с государством и законом не получили у него последовательной концептуальной разработки и по суще- ству находятся в противоречии с основными принципами и по- ложениями его религиозно-философского учения о свободе. «Священная основа» права из-за своей нестыкуемости с посю- сторонним грешным миром не становится и в принципе не мо- жет стать (в рамках бердяевского христианского персонализма) реальной основой для земного государства и закона, их совер- шенствования и развития. Восхваляемая Бердяевым правда христианского персонализ- ма (в том числе — свободы личности и ее неотчуждаемых прав), с пророческой бескомпромиссностью отрицающая зем- ной мир зла, в ее негативном отношении к государству и его закону (позитивному праву) во многих аспектах трудно отличи- ма от анархизма. Бердяев постоянно открещивался от такого толкования его позиции и подчеркивал, что «отвержение государства как зла и неправды не есть отрицание всякой системы управления, вся- кой общественной организации и гармонизации жизни во имя положительных начал». Но то же самое может сказать и любой другой идеолог анархизма. Тем более, что и сам Бердяев, наря- ду со злом анархии, прямо признавал и |