Главная страница
Навигация по странице:

  • «слова»

  • «Поучение» Владимира Мономаха

  • Детская книжность конца XV—начала XVI в

  • «Юности честное зерцало».

  • «Девической чести и добродетелей венец».

  • С процессом формирования представлений о детстве связан про­цесс формирования детской художественной литературы

  • «Детское чтение для сердца и разума».

  • Детская литература. Методика приобщения. Гриценко З.А.. Высшее профессиональное образование


    Скачать 1.57 Mb.
    НазваниеВысшее профессиональное образование
    Дата13.01.2019
    Размер1.57 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаДетская литература. Методика приобщения. Гриценко З.А..doc
    ТипДокументы
    #63548
    страница6 из 26
    1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   26

    Глава 3. СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ
    РУССКОЙ ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ



    История русской литературы начинается в XI в., тогда, когда составлялась «Повесть временных лет», слагались первые «слова», жития, поучения.

    История русской детской литературы начинается в XVI в., когда появляются первые азбуки, азбуковники, учебные книги разно­образного содержания, которые первоначально использовались не только в детской, но и во взрослой аудитории.

    Разрыв во времени между возникновением общей русской ли­тературы и литературы детской настолько велик, что его нельзя не заметить, а заметив, не задать вопрос: почему так? Чем объяс­нить то, что детская литература как явление культуры возникает спустя пять веков, а как вид искусства и того позже? Это концеп­туальный вопрос, и ответ на него надо искать не только в истории литературы.

    Появление древней русской литературы тесно связано с хрис­тианизацией Руси. В 988 г. киевский князь Владимир I Святославич (Владимир-креститель и Владимир Красно Солнышко — в рус­ских преданиях), как гласит летопись, в результате свободного выбора предпочел христианство и крестил Русь. Христианская ре­лигия пришла к нам из Византии, весьма развитого в культурном отношении государства. Культурный феномен Византии оказал воз­действие на процесс становления и развития русской литературы. В течение XI — XVII вв. формируется жанровая система древней русской литературы, складываются ее специфика, тематическое многообразие, культура создания и оформления книги. Эта лите­ратура была прежде всего адресована взрослому человеку. Об этом свидетельствуют и ее тематика, и способ ее существования. Древ­няя русская литература была очень тесно связана со взрослой жизнью. Предметом ее повествования являлись войны и походы, княжеские распри и их последствия, строительство городов, пу­тешествия в иные земли, неправедное устройство человеческих отношений. Непосредственно к детям, к их проблемам литература обращается редко («Поучение» Владимира Мономаха — XI в.. «Повесть о Горе-Злочастии», «Повесть о Савве Грудцыне» — XVII в.). Понятие «дети» даже там, где оно имелось, употребля­лось авторами древнерусских произведений в разных значениях и включало в себя указание на возраст, на кровное родство или духовную привязанность. Даже в одном, конкретном произведе­нии оно могло быть прочитано по-разному («Поучение» Влади­мира Мономаха).

    Создатели древней русской литературы, чьи имена нам почти неизвестны, так как литература в силу существовавшей тогда тра­диции была анонимной, — люди религиозно-символического ми­ровоззрения. Они объясняли многие жизненные явления Божьим предопределением, направленным на род человеческий свыше, «грех ради наших». Они не допускали вымысла в художественном произведении, старались строго следовать событию, верили в чу­деса и вселяли эту веру в своих читателей. В текстах было множе­ство имен, исторических параллелей, ассоциативных рядов. Авто­ров привлекали серьезные, глубокие проблемы: «откуда есть по­шла земля Русская», что было причиной поражения русичей в войнах с золотоордынцами, приведших к длительному и тяжкому игу? И т.д. Древняя русская литература существовала в рукописном виде, была подвержена редактированию. Одно и то же произведе­ние могло иметь несколько редакций, т.е. текстов, порою суще­ственно отличающихся друг от друга, предназначенных для раз­ных целей. Все это — свидетельство того, что литература была рассчитана на взрослое восприятие и понимание текста.

    Но при этом есть надежные доказательства того, что древняя русская литература, самобытная, оригинальная и высокохудоже­ственная, была знакома детям, участвовала в их воспитании и художественном развитии. В литературе XI—XVII вв. имелись жан­ры, предназначенные для чтения вслух или произнесения при большом стечении народа. Это различного рода «слова» («Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, «Слово о полку Игореве» неизвестного автора и др.), краткие жития из Пролога, которые читались в церкви в день памяти святого («Житие Феодо­сия Печерского», написанное Нестором; «Житие Александра Нев­ского» и др.), и более подробные жития, входившие в Четьи Минеи, сборники, предназначенные для чтения. В устном пере­сказе существовали повести. С X по XVII в. широкое хождение имели рукописные сборники под названием «Пчела». Это сборни­ки изречений, цитат из книг Священного Писания. Сюда же вхо­дили исторические анекдоты — занимательные рассказы о незна­чительных событиях из жизни исторических лиц. Эти книги были популярны на Руси и сыграли большую роль в этическом воспи­тании и расширении исторического кругозора древних русичей. Цитаты из этих книг переписывались в другие произведения. Ими пользовались при чтении проповедей.

    Но почему же при таком активном и необычном развитии общей литературы не было литературы, специально создаваемой для детей? Ответ на этот вопрос следует искать вне литературного процесса: в философии жизни того времени и прежде всего в системе взглядов взрослого мира на мир детский. В то время детство как особый период человеческой жизни — «период усиленного раз­вития, изменения и обучения» не выделялся, а наук, изучающих детство, не существовало.

    Из истории Руси до нас дошли сведения о том, что ребенок был интересен взрослым как объект воспитания, как будущий взрослый, к чему его готовили с первых дней жизни. Подтвержде­ние тому есть в колыбельных песнях, где сохранилась традиция говорить ребенку о его будущем:
    ...Будешь бегать и ходить,

    Будешь рыбоцку ловить.

    ...А повырастешь побольше,

    В лес по ягоды пойдешь,

    Да никому ты не даешь.

    В других фольклорных жанрах (былина), в произведениях древ­ней русской литературы XI —XIII вв. нет указаний на такой этап человеческой жизни, как детство. Зато есть множество примеров того, как мальчики буквально с колыбели готовились к ратному делу, вели тот же образ жизни, что и опытные воины, несли недетскую ответственность за происходящее («Повесть временных лет», «Слово о полку Игореве»).

    Редким исключением является былина о Вольхе Всеславьевиче. Она интересна тем, что здесь очерчены этапы взросления ребенка. Основным художественным приемом в былине является гипербо­ла, поэтому воспринимать эти этапы как достоверные нельзя. Но не следует забывать и о мысли Л.С.Выготского, который, приво­дя пример избушки на курьих ножках, говорил о большой доле реальности даже в самых фантастических нагромождениях.
    А и будет Вольх семи годов,

    Отдавала его матушка грамоте учиться,

    А грамота Вол(ь)ху в наук пошла;

    Посадила его уж пером писать

    Письмо ему в наук пошла.

    А и будет Вол(ь)х десяти годов,

    Втапоры учился Вольх ко премудростям

    А и первой мудрости учился —

    Обвертываться ясным соколом,

    Ко другой-та мудрости учился Вольх

    Обвертываться гнедым туром — золотые рога.

    Аи будет Вольх во двенадцать лет,

    Стал себе Вольх он дружину прибирать,

    Дружину прибирал в три годы;

    Он набрал дружину себе семь тысячей;

    Сам он, Вольх, в пятнадцать лет,

    И вся его дружина по пятнадцать лет...
    Примером раннего взросления человека в Древней Руси могут служить некоторые факты биографии князя Святослава, сына Игоря и Ольги, содержащиеся в «Повести временных лет». Погод­ная запись 6454(946) г. свидетельствует о воинском обычае, суще­ствовавшем в Древней Руси, согласно которому князь — предво­дитель войска первым должен начинать сражение: «В Лето 6454 Ольга с сыномъ своимъ Святославомъ собра вой много и храбры, и иде на Дерьвьску землю. И изидоша деревляне противу. И сънем-шемася обма пол кома на скуп, суну копьем Святославъ на де­ревляне и копье л'Ьт'Ь сквозь уши коневи и удари в ноги коневи, б бо Святославъ д'ктескъ».

    Святослав, у которого не хватило сил по-настоящему метнуть копье, чтобы начать сражение, Святослав, которому во время противостояния с древлянами исполнилось, если верить летопи­си, пять лет, был верховным киевским князем, соправительницей при котором ввиду его малолетства выступала мать — княги­ня Ольга.

    В древней русской литературе встречаются образы детей, со­знательно лишивших себя детства. Это герои агиографической ли­тературы, дети, родившиеся под знаком божественного предоп­ределения, как, например, Феодосии Печерский, чье имя в пе­реводе с греческого означает «отданный Богу». Еще в юном возра­сте Феодосии решил стать монахом и ни в чем не нарушил при­нятого завета. Он носил «худую и сплатанную» одежду, не играл с детьми, каждый день ходил в церковь, «послушая бож'Ьств'Ьныхъ книгъ съ всЬмь въниманиемъ».

    На первый взгляд в агиографических произведениях создается образ полного проблем, омраченного детства: родители не пони­мают Феодосия и мешают ему уйти в монастырь; Варфоломей — будущий Сергий Радонежский не может постичь грамоту. Буду­щие святые отчуждены от детской жизни, истово служат Богу, постятся, молятся, прилежно посещают все церковные службы, занимаются нелегким трудом, иссушают плоть, не зная иной жизни, сознательно уходя от нее. Они не хотят быть детьми. Со­ставители житий создают образ идеального героя, которого радует не детское, а Богово, не сегодняшние наслаждения, а будущая безгрешная подвижническая деятельность во имя Бога.

    Таким образом, и изображение преувеличенных возможностей ребенка, и описание детства, полного лишений во имя будущего, свидетельствуют об отсутствии действительного понимания дет­ства как периода в жизни человека, о невнимании к возрастным особенностям ребенка.

    Отсутствие детства как этапа развития человека в представле­ниях людей XI — XV вв. может быть объяснено сложностями эко­номической социальной жизни древних русичей, требовавшей ран­него включения человека в ее проблемы, раннего взросления его сознания. Войны, походы, трудное земледелие, охота, строитель­ство требовали участия в деле как можно большего числа людей, ранней профессионализации. Особенности быта, отношения че­ловека с природой тоже способствовали раннему физиологиче­скому взрослению, так как требовали крепости тела и духа. Об этом хорошо сказано в пословице: «Сынок-сосунок, не век со­сун, через год — стригун, через два — бегун, через три — игрун, а там и в хомут». Жизнь человека того времени была краткой. Ле­тописи свидетельствуют о постоянных войнах, междоусобной борь­бе князей, «гладах», эпидемиях, природных катаклизмах. В связи с этим сложилась традиция раннего создания семьи, которая су­ществовала до XIX в. Составляя очерк быта и нравов русского на­рода в XVI — XVII вв., Н.И.Костомаров пишет: «Русские жени­лись вообще очень рано. Бывало, что жених имел от 12 до 13 лет...».

    В Древней Руси человеческая жизнь протекала как единый, крат­кий миг без осознания каких-то этапов и периодов в ней, без концентрации детского опыта жизни и перенесения его на другие поколения. И только одно произведение — «Поучение» Владимира Мономаха (1053 —1125), написанное им вероятнее всего в 1117 г., незадолго до смерти, является обобщением опыта человека, мно­го пожившего и много свершившего. Мономах осознает то, что его опыт может пригодиться другим людям, и прежде всего юно­шеству. Это первое и на долгое время единственное произведение древней русской литературы, адресованное непосредственно как собственным детям, так и потомкам, идущим вслед: «Да Д'Ьти мои, или инъ кто, слышав сю грамотицю, не посм'кйтеся, но ему же люба Д'ктей моихъ, а примет е в сердце свое, и не ленитися начнет, тако же и тружитися».

    Для Владимира Мономаха, ощущавшего приближение конца своей жизни, важно было не перечислять свои достижения, а сформулировать в назидание потомкам нравственный кодекс. Об­ращаясь к детям с призывом понять его и прислушаться к сказан­ному, князь прежде всего заботится о высоте духа человека, начинающего свой жизненный путь. Для большей убедительности он цитирует Псалтырь, говорит ненавязчиво, осторожно: «Уклонися от зла, створи добро, взищи мира и пожени, и живи В'кки В'Ька». Идеалом для Мономаха является человек-труженик, на все дела человеческие потребный. Его главная заповедь — не лени­тесь! «В дому своему не л'Ьнитеся...»; «На войну вышедъ, не Л"Ьнитеся...»; «Его же умеючи, того не забывайте доброго, а его не умеючи, тому ся учите... Лъность бо всему мати...» «Да не заста­нет вас солнце в постели» — этим восклицанием заканчивает он свое обращение к юношеству. Как настоящий оратор, он красно­речив, афористичен, убедителен. Как человек, знающий жизнь, он утверждает безупречную нравственность как приоритетную ка­тегорию в становлении и воспитании человека. Как представитель своего времени, введя обращение «Дети мои...», не конкретизи­рует его: это может быть и призыв к его собственным детям, и призыв к новому поколению, идущему ему на смену.

    Фольклорные и летописные источники, древнерусские худо­жественные произведения, свидетельства историков и этногра­фов показывают: отсутствие понятия о детстве как периоде глу­боких изменений во внутреннем мире человека привело к позднему появлению художественной детской литературы, объектами внима­ния которой является внутренний мир ребенка и детство как явле­ние человеческой жизни. По этому поводу интересно замечание В. Набокова: «Молодые народы не имеют хорошей детской лите­ратуры, точно так же, как юноша редко умеет занимать ребенка».

    Постепенно отношение взрослого мира к детству начинает меняться. Эти изменения становятся заметными со второй поло­вины XV в., когда появляются первые литературные произведе­ния для детей. Ф. И. Сетин связывает это с завершением борьбы за полное освобождение страны от монголо-татарского ига. Кули­ковская битва 1370 г. дала импульс духовному освобождению рус­ских людей, развитию их самосознания и самоощущения победи­телей. Высвободившийся дух привел к смене ориентиров с дьяво­ла (враг-золотоордынец) на ангела (ребенок).

    В XV в. в России была осознана необходимость планомерного интеллектуального и нравственного воздействия на ребенка. Это проявилось в определении приоритетов, среди которых были обу­чение грамматике родного языка (работы Ф. Курицына, Д. Гера­симова, анонимного автора «Беседы о учении грамоте»), про­паганда грамоты и книги, внедрение морально-этических правил в сознание детей. Становится заметным интерес к инструментарию — приемам и методам воздействия взрослого на ребенка.

    Именно в это время зарождается детская литература. Постепенно складываются ее специфические особенности, и первая среди них — доступность. О доступности текста ребенку раньше других заговорил Дмитрий Герасимов. В стадии формирования находится жанровая система. Для детской литературы этой поры характерным является жанр беседы, диалога разновозрастных уча­стников — учителя и ученика. Этот жанр надолго закрепится в ней и станет разнообразным по тематике. Детская литература пытает­ся стать на позиции ребенка, увидеть мир его глазами, одушевляя предметы и явления. В «Сказании о седми свободных мудростях» говорится о семи науках, которые должны знать дети. Каждая на­ука здесь одушевлена, анимизирована: она сама рассказывает о себе. Создатель этого произведения интуитивно использует ани­мизм как художественный прием, близкий детской психике.

    Детская книжность конца XV—начала XVI в. — это книжность для ребенка, педагогическая, методическая, связанная со знанием, с обучением, сама пока что не пытающаяся познать ребенка. Но чем ближе к Новому времени, тем больше потребность говорить с детьми, наставлять их, передавать им человеческий опыт. Поскольку чаще других книг в руки детей попадала азбука, то наставления, поучения стали ее составной частью. Они были обязательным ат­рибутом предисловий, пронизывали тексты для чтения, непре­менно входившие в азбуку: «Сын мой, приклони ухо твое и по­слушай словес мудрых и приложи сердце к научению моему, по­неже украсит тебя» («Азбука» Ивана Федорова). Поучения писа­лись в стихах и в прозе, распространялись печатными и перепи­санными от руки, имели конкретных авторов и были неатрибутированными. Но все они в разной форме и с разной степенью худо­жественного таланта их создателей говорили об одном: о челове­ческом разумении в разных жизненных делах, о «крепком рве­нии» к разуму в мыслях и поступках.

    На основании текстов этих наставлений можно воссоздать те идеальные образы молодых людей обоего пола, которые требова­ла эпоха. Дидаскалы (учителя), взявшие на себя ответственность духовного просвещения молодых, обращаясь «ко всякому возрас­ту», в первую очередь призывают «учение любити, аки сладкую реку пити». Учение «лепо» и в младости, и в старости. Но учиться нужно с детства, потому что «учение от младых ноктей крепкотне во ум вкореняется». Через все наставления проходит призыв долго не спать, не быть ленивым: «леность гаки и нерадение добра не сотворяет». Одним из самых тяжких человеческих грехов, по мне­нию создателей поучений, является пьянство, поэтому они при­зывают молодых людей возненавидеть хмельное питье, отвергнуть от себя пьянство, потому что «от него рождаются все злые обы­чаи».

    Женский идеал непредставим без умения вести дом: «умела бы сама и печь, варить, всякую домашнюю порядню знала б и вся­кое женское рукоделье». Женщина должна была обладать даром воспитания детей, в богатом доме — даром руководства слугами. И всему этому также следует учиться с детства.

    Авторы наставлений пишут о методах и средствах воспитания, не отдавая предпочтения какому-либо из них, не исключая ни слово, ни действие. Это собственный пример, поучение, наказа­ние страхом и розгами. Розга приветствуется, потому что она «мало здравия вредит», но «разум во главу детям погоняет» и «родите­лем послушны дети творит».

    XV—XVI века — это время появления всего «первого» для де­тей: первая рукописная книга — учебник латинского языка «Донатус», вольное переложение которого сделано Дмитрием Гера­симовым; первые авторские откровения перед детьми. По свиде­тельству Ф.И.Сетина, Д.Герасимов «...немного рассказывает о себе, об истории создания книги, делится мыслями о принципах перевода». Для древней русской литературы это неслыханная дер­зость, которую могли себе позволить только великие. Обычно же древнерусские авторы скрывались за трафаретной формулой «аз худый, грешный и недостойный», предпочитали даже не назы­вать своего имени, не то что сообщать о себе некоторые сведе­ния, тем более делиться муками творчества. Д. Герасимов, види­мо, шел впереди своего времени: он первым осознал необходи­мость работы для детей.

    В XVI в. появляются первая печатная азбука И.Федорова, пер­вая грамматика «словенска языка» А.Курбского, первый толко­вый словарь Лаврентия Зизания, первые стихи для детей. В этом веке детство как этап человеческой жизни подверглось дробле­нию на более мелкие периоды. Произвел это деление С. Полоц­кий. Оно совпадало с тем, что уже имелось в Античности (Гип­пократ и Аристотель). Но С. Полоцкий пошел далее своих пред­шественников, определив конкретные цели воспитания ребенка в каждом периоде его жизни, создав своеобразную программу его развития.

    К середине XVI в. (1552 г.) присоединением Казанского хан­ства к Москве завершился процесс централизации русских земель и оформления государственности. Закончился многовековой пе­риод борьбы с золотоордынцами, которая поглощала силы, жиз­ни, требовала огромных финансовых вложений, иной националь­ной идеи, связанной с отстаиванием независимости, с призывом к объединению русских земель, с утверждением Москвы как центра объединения. Рождались новое видение мира, новая идеология и новый тип человека, привыкающего к проблемам и заботам мир­ного сосуществования с пограничными землями и государствами.

    В связи с изменением общественной жизни изменилась частная жизнь человека. Появились новые интересы, приоритеты, ку­миры. Из фольклора и литературы уходит идеал былинного бога-ГЬ1Ря, воина (Илья Муромец, Буй Тур Всеволод из «Слова о полку Игореве», Евпатий Коловрат из «Повести о разорении Рязани Батыем»). Вместе с ним в искусстве на какое-то время пропадает интерес к лихоречью (гиперболе) как художественному средству. Появляется новый герой — мирный человек: строитель, созида­тель, просветитель (Сергий Радонежский, Стефан Пермский).

    Меняется и женский идеал: от воительницы Ольги, мужеумной, хитрой, сильной («Повесть временных лет», жития Ольги), стенающей Ярославны («Слово о полку Игореве»), не ведающей, что творит в горе, Евпраксии («Повесть о разорении Рязани Ба­тыем») до мудрой Февронии, терпеливо и спокойно созидающей свое счастье («Повесть о Петре и Февронии», XV в.), и безвест­ных, но домовитых, рачительных хозяек, примерных жен и мате­рей, давших повод для создания их обобщенного образа в различ­ных домостроях, беседах, поучениях.

    С изменением идеала меняется пафос повествования. Все реже звенят мечи, все меньше течет кровь, «яко река силная», плачут жены и матери «плачем великом», все чаще поэтизируются быто­вые картины, хозяйственная жизнь, простые человеческие чув­ства.

    С изменением жизни меняется круг чтения детей XVI—XVII вв. На его формирование влияли те открытия и те события, которые происходили в книжной культуре того времени. Педагогический принцип оставался неизменным: литература, входящая в круг чте­ния ребенка, должна способствовать его умственному и нравствен­ному развитию. Художественной детской литературы не было, и эстетические потребности юного читателя по-прежнему удовлет­ворялись обращением к фольклору и литературе, предназначен­ной для семейного чтения. Но складывается круг тех произведе­ний, без которых детская жизнь становится непредставимой.

    Одной из самых популярных книг для детского чтения и обуче­ния была «Азбука». Она явилась первой печатной русской учебной книгой, имевшей подзаголовок «Начальное учение детям, хотя­щим разумети писание». Произошло это в 1574 г. благодаря под­вижнической деятельности Ивана Федорова (ок. 1510—1583), ко­торый девизом своей жизни избрал сеяние «духовных семян по вселенной».

    В XV в. в Германии Иоганн Гутенберг изобрел печатный станок. Считается, что И.Федоров об этом изобретении узнал от немцев, живущих в Москве. В России того времени существовала давняя традиция создания рукописных книг. И.Федоров был искусным писцом, художником и вполне мог существовать в русле греко-византийской традиции. Но, будучи человеком хорошо образо­ванным и разумным, он понимал, какую роль сыграет налажен­ное производство печатной продукции в жизни русских людей, стремившихся к чтению, приобретавших книги даже тогда, ког­да за них отдавались последние деньги. Он осваивает литейное дело, создает печатный станок и, помолившись, принимается за дело.

    Есть версия о том, что первую «печатную избу» (типографию) И. Федорову поручает организовать сам И. Грозный. Он же с мит­рополитом всея Руси Макарием присутствует при создании пер­вой печатной книги «Апостол» (1564).

    И. Федоров при создании книг выполняет не только техниче­скую работу. Он разрабатывает структуру «Азбуки», отбирает тек­сты для чтения в ней. «Азбука» состоит из алфавита, данного в прямом, обратном порядке и вразбивку. Три варианта алфавита должны были помочь детям твердо усвоить буквы. Затем следова­ли слоги: ба, ва, га, бро, вро, гро и т.д. Такие сочетания букв должны были содействовать овладению чтением. Здесь же даны и грамматические правила, в частности спряжение глаголов — один из самых сложных и запутанных разделов древнерусского языка. Тексты, включенные в «Азбуку», должны были способствовать не только закреплению навыков чтения, но и нравственному совер­шенствованию детей. Сюда включены молитвы, изречения из свя­щенных книг. Азбука двуадресна. Создатель ее обращается не толь­ко к детям («Чада, послушайте своих родителей...»), но и к роди­телям с призывами быть благоразумными в воспитании детей, относиться к ним с долготерпением «приемлюще друг друга и прощение дарующе». В заключении И. Федоров просит читателей принять его книгу с любовью. На их любовь он отвечает готовно­стью трудиться.

    Но церковные начальники и, как пишет сам И. Федоров, люди, «которые нас по причине зависти во многих ересях обвиняли, желая благо во зло превратить и Божее дело окончательно погу­бить», не давали возможности спокойно работать и самому изда­телю, и его помощнику Петру Мстиславцу. Из Москвы И.Федо­ров вынужден был перебраться во Львов, где впоследствии и умер.

    Ни на российской, ни на украинской земле не осталось «Азбу­ки», сделанной руками И.Федорова. Ее единственный экземпляр хранится в библиотеке Гарвардского университета (США). Но оста­лась благодарная память потомков, которая выразилась не только в почитании имени И. Федорова. Та структура «Азбуки» как учебной книги для первоначального обучения детей грамоте, которую раз­работал издатель, оказалась настолько совершенной, что ее в те­чение длительного времени с незначительными изменениями повторяли другие авторы, в частности В.Ф.Бурцов-Протопопов, издавший свою «Азбуку» в 1634 г. Это и есть признание сделанного первопечатником. В пору становления древнерусской книжности для Детей учебные книги, целью которых было представить систему обучения грамоте, имели название «Азбука», сложившееся из пер­вых двух букв «Азъ» и «Боуки» (буки). Букварем, по свидетельству Ф.И.Сетина, «называли учителя, грамотного, начитанного чело­века». Со второй половины XVII в. понятия «азбука», «букварь» и «книга для обучения грамоте» стали синонимами.

    Среди множества букварей, вышедших до XVIII в., особый интерес представляют буквари Кариона Истомина (ок. 1650—1717). К.Истомин — выпускник Славяно-Греко-Латинской академии, поэт, переводчик, редактор, образованный человек, входивший в круг художественной элиты петровской эпохи, — создает свое­образные буквари — Лицевой и Большой.

    Лицевой букварь (лица — картинки) — первая русская детская иллюстрированная книга. Она предназначалась сыну Петра I царе­вичу Алексею и была сделана сначала в рукописном варианте, а затем издана в Москве в 1694 г. К. Истомин пошел далее своих предшественников, руководствуясь принципом наглядности: «да что видит, сие и назовет». Реализовать этот принцип ему помог художник, гравер Леонтий Бунин.

    Каждая страница букваря посвящена отдельной букве, ориги­нально и привлекательно оформленной. Буква изображена в виде человечка или человечков, манипулирующих руками и создаю­щих с их помощью образ буквы. Буква-«человечек» искусно и на­рядно выписана, а рядом с нею такие же художественно значи­мые буквы, выполненные в различной манере: инициал, пере­шедший сюда со страниц древнерусских рукописей; обычная про­стая и строгая буква и буква скорописная, выведенная по-разно­му, а также буквы польского и латинского алфавитов. В центре листа располагались рисунки, где изображена буква и предметы, словесное обозначение которых с нее начинается.

    Тексты для чтения даны не в прозе, как в более ранних буква­рях, а в стихах (виршах). К.Истомин был первым русским по­этом, использовавшим в азбуке ассонанс и аллитерацию не толь­ко как художественный, но и как педагогический прием. Повто­рение одного и того же звука многократно и в различных сочета­ниях способствовало точному запоминанию его. Тексты стихов К. Истомина отличались тематическим многообразием. Автор ад­ресует свой букварь не только мальчикам, об обучении которых тогда беспокоились в первую очередь, но и девочкам. Это своеоб­разное свидетельство наступления новой эпохи русской жизни.

    Кроме букварей в XVI — XVII вв. широкое хождение в детской среде имели «Азбуковники». Это сборники, некий прообраз совре­менной энциклопедии, в которых в алфавитном порядке распо­лагались статьи по различным отраслям знаний. Как писалось в одном из «Азбуковников», человек должен овладеть мудростью семи свободных наук: грамматики, арифметики, геометрии, аст­рономии, диалектики, риторики, музыки. «Азбуковники» предо­ставляли ему такую возможность, давая начатки знаний в виде определений («Риторика — хитроречия источник, мудрость слад­когласного речения...») и в форме сведений («Асия бо первая часть земли, студености ради тако именуема, от Европы бо к Северно­му морю рекою Доном отделяется»).

    Кроме учебных книг для детей стали издаваться научно-попу­лярные книги по истории, географии, книги бытового содержа­ния.

    Но все это книги для тех, кто начинает учиться или уже учится. Несмотря на то что тогда в России были последователи идеи ран­него обучения грамоте, книг для малых детей, т.е. для дошколь­ников в нынешнем понимании временных рамок этого возраста, созданных с учетом психофизиологических особенностей ребен­ка, не было. По букварям И. Федорова, В. Бурцева-Протопопова, К. Истомина постигали грамоту как малолетние, так и великовоз­растные русичи.

    Начало XVIII в. — это эпоха Петра I, эпоха преобразований политической, экономической и культурной жизни России. Петр I прекрасно понимал, что без реформы образования его программа выполнена не будет. Не будет удовлетворена потребность России в грамотных, цивилизованных гражданах. Это понимание Петр вы­страдал. Не раз бывая за границей, он наблюдал остроту людского ума, знание правил поведения в обществе, или, как тогда гово­рили, политеса, тонкую образованность, умение правильно гово­рить, красиво одеваться. На таком фоне русская «азиятчина» во­обще и «азиятчина» собственная, ибо Петр был таким, как все, была для него мучительна. Об этом, прекрасно чувствуя время и личность государя, говорит в романе о Петре А.Толстой. Пове­ствуя о встрече русского императора с курфюрстом Бранденбургским, автор пишет: «...Фридрих встретил гостя в саду, протянул ему кончики пальцев, прикрытых кружевными манжетами. Шел­ковистый парик обрамлял его весьма проницательное лицо с ост­рым носом и большим пробритым лбом. На голубой через грудь ленте переливались бриллиантовые звезды.

    — О, брат мой, юный брат мой, — проговорил он по-фран­цузски и повторил то же по-немецки.

    Петр глядел на него сверху, как журавль, и не знал, как назы­вать его. Братом? Не по чину... Дяденькой? Неудобно... Светло­стью или еще как? Не угадаешь — еще обидится».

    Желанием Петра освободиться от дикости, изменить образ России определено многое из того, что было сделано по отноше­нию к детству в первой четверти XVIII в.

    Реформу образования Петр начинает с открытия светских школ, где изучение теории связывалось с будущей практической дея­тельностью учащихся. Создаются учебники. Определяются приори­теты в обучении для Нового времени — русская грамматика, ариф­метика, практические науки — «плотничьи, матросские, кузнечные». Воспитание юношества идет под девизом: «Украшать себя надо не золотом и серебром, а храбростью... правдивым и твердым словом, а также книжным учением» (Иван Посошков «Заве­щание»). Указом Петра вводится новый гражданский шрифт. По сравнению с предыдущими русскими шрифтами — полууставом и скорописью — он был проще, понятнее.

    Одной из первых книг, напечатанных гражданским шрифтом, была созданная в 1717 г. в Петербурге «Юности честное зерцало». До сих пор существует проблема авторства книги. В числе ее созда­телей называют Гавриила Бужинского и Якова Брюса; коллектив близких Петру людей, возглавляемый Г. Бужинским; считают ее переводом с немецкого. Но как бы там ни было, книга занимала умы юношества и была полезной ему вплоть до середины XIX в.

    Книга, напечатанная форматом «в четверть», вполне умеща­лась в кармане, могла быть всегда под рукой. Она состоит из двух частей. Часть первая — букварь, который включает алфавит, раз­личные комбинации слогов, нравоучения от Священного Писа­ния, одинаково служившие и для выработки навыков чтения, и для вразумления юношества. Часть вторая — это 63 рассуждения о правилах поведения молодого человека (и юноши, и девушки) в обществе. Адресованная юношеству, она имела широкое хожде­ние в разновозрастной аудитории и была одинаково интересна и детям, и старцам. Она и поныне не потеряла своей значимости и свежести.

    Приведенные здесь несколько наставлений дают возможность почувствовать колорит эпохи, свежесть, образность, афористич­ность языка, а также те направления, согласно которым шлифо­вался образ молодого человека и юной барышни XVIII в.:
    Наставление 12: Всегда время пробавляй в делах благочестных, а праз­ден и без дела отнюдь не бывай, ибо от этого случается, что некоторые живут лениво, не бодро, а разум их заимится и иступится, потом из того добра никакова ожидать можно, кроме дряхлова тела и червоточины, которое с лености тучно бывает.

    Наставление 13: Молодой отрок должен быть бодр, трудолюбив, при­лежен и беспокоен, подобно, как в часах маятник...

    Наставление «Како младыи отрок должен поступать, когда оный в беседе с другим сидит»: когда прилучится тебе с другими за столом си­деть, то содержи себя в порядке по сему правилу:

    Во-первых, обрежь себе ногти, да не явися, якобы оныя бархатом обшиты.

    Умой руки и сяди благочинно, сяди прямо и не хватай первый в блюдо, не жри, как свинья, и не дуй в ушное, чтобы везде брызгало, не сопи, егда яси. Первый не пей, будь воздержан и бегай пьянства...

    Руки твои да не лежат долго на тарелке, ногами везде не мотай...

    Не облизывай перстов...

    Зубов ножом не чисти...

    Ешь, что перед тобою лежит, а не инде хватай...

    Над ествою не чавкай, как свинья, а головы не чеши,

    Около своей тарелки не делай заборов из костей...
    Отроку давались советы, как вести себя с родителями и слуга­ми, в своем дому и за его пределами. Советы поражают своей откровенностью: «Кто при дворе стыдлив бывает, оный с порож­ними руками от двора отходит; умный придворный человек наме­рения своего и воли никому не объявляет, дабы не упредил его другой, который иногда к тому же охоту имеет».

    Некоторые традиционные идеи получают в книге иную трак­товку. Еще Владимир Мономах в первой четверти XII в. призывал молодых людей учить иностранные языки по примеру его отца князя Всеволода, чтобы свободно и непринужденно говорить с иноземцами. Этот призыв звучит и в «Юности...»: «Младые отро­ки должны всегда между собою говорить иностранными языки, дабы теми навыкнуть могли...» Но здесь уже иные, далекие от благородных цели: иностранный язык нужен тогда, когда что-то «...тайное говорить случается, чтобы слуги и служанки дознаться не могли...».

    Наставления для девушек озаглавлены так: «Девической чести и добродетелей венец». В книге предложены 20 добродетелей, о которых должна помнить каждая барышня. Среди них — страх Бо­жий, смирение, почитание родителей, трудолюбие, приветли­вость, целомудрие, молчаливость и т.д. Видимо, эта часть написа­на другим автором, который для подкрепления изложенного и сформулированного им самим обращается к авторитету отцов церк­ви, мудрецов, писателей, старается быть убедительным, много цитирует, толкует понятия: «Между другими добродетелями, которыя честную даму или девицу украшают и от них требуются, есть смирение, началнейшая и главшейшая добродетель». Она, по мысли автора, «весьма много в себе содержит и являет собою не только смирение внешнее («в простом одеянии ходить и главу наклонять»), но и смирение духа («иметь сердце человеческое, Бога знать, любить, боятися...»)».

    Выразительный портрет «непорядочной девицы», которая «со всякими смеется и разговаривает», «поет блудные песни, весе­лится и напивается пьяна», «дает себя по всем углам таскать и волочить, яко стерва», завершается сентенцией: «ежели которая девица потеряет стыд и честь, то что у нее остаться может».

    Такого рода сентенции являются не только наставлениями, но и на века запечатленными картинами нравов, жизненной фило­софией, бытовыми понятиями далекого XVIII в. Они свидетель­ствуют о живости, красоте, образности русского языка, которому пропел оду М.В.Ломоносов.

    Впоследствии «Юности честное зерцало» отзовется во многих книгах для юношества, в частности в «Наставлении сыну» Г. Н. Теплова. Написанное в 1760 г. «Наставление» подхватывает не только идеи, но и композицию «Юности...». Оно состоит из 21 правила, которые сначала формулируются, а затем объясняются. Среди них особо интересны следующие:
    «Будь добросердечен». «Такой человек чувствует несчастие ближнего и терпит равно с тем, кому он помочь не в состоянии».

    «Будь эконом, не будь скуп». «Добродетель и то, когда кто умеет сберечь приобретенное и добрым экономом быть, есть знак разума».

    «В счастии и несчастии взирай на будущие твои времена». «Не меньше надо разума иметь, как вести себя в благоденствии, нежели твердости, как сносить несчастие».

    «Здоровье почитай первым для себя сокровищем». «Великость, богатство и честь на свете все приторны и ни малого вкуса в себе не имеют, ежели человек лишен первого сокровища, то есть здоровья».

    «Говори кстати и смысленно». «Складная речь без мысли есть пустое болтание, а складная мысль, украшенная чистою речью и кстати, то прямое разуму твоему украшение...».
    И хотя исследователи говорят о том, что это литература, фор­мировавшая дворянских детей, думается, что это не совсем так. В ней многое касается человека вообще, вне званий и положения, и не только человека XVIII в. Жаль только, что потомки не умеют слушать голоса предков.

    Развитие детской литературы этого периода определяется тремя основными факторами: классицизмом как творческим направлени­ем в искусстве с его рационализмом, нормативной эстетикой (един­ство места, единство времени, единство действия), а также особы­ми жанровыми формами и возвышенными идеями; идеологией Просвещения и восприятием ребенка как объекта воспитания.

    XVIII век называют веком Просвещения. Характеризуя фран­цузское Просвещение, идеи которого влияли и на развитие Рос­сии, и на формирование ее идеологии, авторитетный исследова­тель этого времени Г. П. Макогоненко пишет: «Идеалисты в объяс­нении и познании общественной и социальной жизни, они (про­светители. — 3. Г.) искренне верили, что существующий социальный строй неравенства, порабощения народа, разделение на бедных и богатых, всесильных и бесправных произошло от неразумности лю­дей. Истины разума — свобода, справедливость, равенство и т.д. — так очевидны, что их может отвергать только непросвещенный че­ловек. Потому главной целью просветителей было просвещение на­ции — просвещение и богатых, и бедных, ибо одни по неразум­ности угнетали, другие примирялись с угнетением».

    Идеи Просвещения влияли на искусство, литературу, в том числе и на детскую. В XVIII в. издается множество научно-популяр­ных книг для детей по различным отраслям знаний, как ориги­нальных, русских, так и переводных, выполненных в жанре эн­циклопедии. Это «Краткое понятие о всех науках» (1764), «Мир в картинках» Я. А. Коменского (1768) и др. Издавалось большое коли­чество букварей. С детьми велись разговоры о пользе наук и учи­лищ, составлялись отеческие завещания сыновьям, в которых, наставляя детей на путь истинный, учили всему: и высокому («Паче всех наук прилежи книжному научению»), и обыденному («...сын мой, поедеши на коне, блюдись того, дабы ты какого человека, богатого или убогого... с дороги бы пешеходные не стиснути в грязь»).

    В XVIII в. проявляется большой интерес к детству. О детстве и детях говорят все: и школьные дидаскалы (учителя), и государ­ственные мужи (Ф.Прокопович, Ф.Салтыков и др.). О детях пи­шут в разного рода ученых записках (Ф. Салтыков «Пропозиции») и художественных произведениях (Д.Фонвизин «Недоросль»). Но это специфический интерес: ребенок существует для взрослых как объект воспитания, объект обучения. Детство как особый этап в жизни человека с присущими ему интересами, потребностями, особенностями восприятия окружающего мира еще не осознается взрослыми. Развитие и становление ребенка по-прежнему не оп­ределяется его психофизиологическими возможностями, и для взрослого мира понятие «ребенок может» подменяется понятием «ребенок должен». Вот как пишет об этом известный историк В. О. Ключевский, исследовавший детство будущего императора: «С летами детская Петра наполняется предметами военного дела. В ней появляется целый арсенал игрушечного оружия, в некото­рых мелочах этого детского арсенала отразились тревожные забо­ты взрослых людей того времени. Так, в детской Петра довольно полно представлена была московская артиллерия, встречаем много деревянных пищалей и пушек с лошадками».

    Но все же некоторые сдвиги в представлениях взрослых о ре­бенке намечаются. Все чаще идет разговор о дроблении понятия «детство», о выделении в нем разных возрастных периодов. В кон­це века русское взрослое сообщество привыкает к мысли: «Дитя до семи лет — младенец, после семи — отрок, а после пятнадца­ти — юноша».

    С процессом формирования представлений о детстве связан про­цесс формирования детской художественной литературы, такой же медленный и постепенный. К середине XVIII в. детская литература начинает выделяться как самостоятельная область искусства. Складывается жанровая система. Развиваются все виды литерату­ры: проза, поэзия, драматургия при заметном преобладании про­зы. Определяется специфика: стремясь к художественному изобра­жению жизни ребенка, литература не отказывается от решения воспитательных и образовательных задач. Устанавливаются прин­ципы подачи художественного и научно-художественного текста детям: ясность, доступность, занимательность, наглядность. Оп­ределяется широкий круг писателей, желающих сказать свое сло­во детям, хотя среди них нет тех, кто бы преимущественно зани­мался детской литературой. С помощью сказки с детьми беседует сама царица Екатерина II. Ею были переработаны два немецких произведения для детей: «Сказка о царевиче Хлоре» и «Сказка о царевиче Фивее». Для детей пишет агроном А. Т. Болотов, ученый, видный государственный деятель Г.Н.Теплов, а также множество авторов, которые, видимо, под влиянием традиции древней рус­ской литературы пожелали остаться неизвестными.

    Произведения для детей, созданные в XVIII в., имеют про­странные названия, согласно которым можно понять, о чем и ради чего написана книга: «Детская книга, или Общие мнения и изъяснение вещей, коим детей обучать должно» (1770), «Время провождение веселое и нравоучительное, или Сказки новомышленные в пользу малых детей» (1770). Книги любимые, пользую­щиеся популярностью, переиздаются много раз. Так, «Первое уче­ние отрокам» — букварь Ф. Прокоповича (1720) — выдержало 20 изданий.

    В XVIII в. русская публика, и дети в том числе, познакомилась с переводной литературой: сказками Ш.Перро, «Дон Кихотом» Сервантеса, «Путешествием Гулливера» Дж. Свифта. Особо люби­мой среди русских детей стала «Детская библиотека» немецкого писателя И. Г. Кампе, переведенная А. С. Шишковым. Книга пере­издавалась несколько раз. В круг чтения вошли античные авторы, ранее запрещенные церковью как язычники. И это не случайно. Классицизм ориентировался на литературу Древней Греции и Рима. Русские писатели считали произведения Гомера, Гесиода, Верги­лия и других античных авторов образцовой литературой, которая полезна и взрослым, и юношеству.

    Несмотря на существенные изменения, в круге чтения детей того времени художественная литература уступала место литера­туре публицистической, педагогической с ярко выраженными нравоучительными идеями. Объяснением этому может быть раз­мышление интересного педагога, разносторонне образованного человека Н. Г. Курганова: доброе воспитание юношества есть «на­дежнейший залог благосостояния государства».

    Идея воспитания детей полезными гражданами разрабатыва­лась и Н.И.Новиковым (1744—1818). Н.И.Новиков был просветителем и по мировоззрению, и по состоянию души. Дело всей его жизни — издательская деятельность. Он выпускал сатириче­ские журналы для взрослых «Трутень», «Живописец», «Кошелек». Какое-то время Н.Новиков, как и другие просветители, мечтал о появлении в России просвещенного монарха, который будет пра­вить страной на основе законов и разумных советов просвещен­ных людей. По этому и другим вопросам он вел дискуссии на страницах своих журналов с самой Екатериной II. Естественно, что вольные мысли издателя, критика им крепостного права, про­свещенного абсолютизма не нравились Екатерине. Деятельность Н.Новикова была признана антиобщественной, в 1792 г. он был арестован и на долгие 15 лет посажен в Шлиссельбургскую кре­пость. Освободился раньше, в 1796 г., благодаря смене власти. Новый монарх Павел I был снисходителен к узнику.

    Выйдя на волю, Н.Новиков не смог заниматься прежней дея­тельностью: болезнь и безденежье помешали этому. Но главное дело своей жизни он все-таки успел сделать. С 1785 по 1789 г. Н. Но­виков издавал первый в России детский журнал, который выхо­дил еженедельно и был бесплатным приложением к газете «Мос­ковские новости». Журнал назывался в традициях XVIII в. подроб­но и проникновенно — «Детское чтение для сердца и разума».

    О том, как журнал воспринимался детьми, можно судить по воспоминаниям С.Т.Аксакова, который, будучи ребенком, читал «Детское чтение» исступленно, позабыв об окружающем, испыты­вая невиданное до тех пор счастье и восхищение. Каждый издатель дорого бы дал за такой отзыв: «В детском уме моем произошел совершенный переворот, и для меня открылся новый мир...».

    В 1873 г. Н. Новиков написал статью «О воспитании и наставле­нии детей», где изложил те идеи, которые впоследствии и нашли свое воплощение в журнале: «Воспитание имеет три главные части: воспитание физическое, касающееся одного тела; нравственное, имеющее предметом образование сердца, т. е. образование и управ­ление натурального чувствования и воли детей; и разумное воспи­тание, занимающееся просвещением или образованием разума».

    Для работы в журнале привлекались лучшие литературные и педагогические силы того времени. Здесь работал Н.М.Карамзин, придворный историограф Екатерины И.

    Обращает на себя внимание необычайное разнообразие жанров тех произведений, которые публиковались в журнале. Среди них много таких, которые выделялись возможностями непосредствен­ного воздействия на читателей («разговор», «письмо», «беседа»). Но, главное, здесь широко использовались жанры художествен­ной литературы (рассказ, басня, пьеса).

    Широкой была тематика журнала. Н.Новиков считал, что с детьми можно говорить обо всем. Нужно только уметь быть понят­ным и интересным ребенку.

    В журнале нашли отражение мировоззренческие позиции его издателя. Н. Новиков смело говорил с детьми о равенстве всех людей на земле: «Кто презирает крестьянина, тот недостоин, питаться хлебом».

    Интересна образовательная политика журнала. Фактически впер­вые в детской литературе создавались произведения научно-худо­жественного характера. О таких сложных, только складывающих­ся в России науках, как физика, астрономия, журнал говорил просто и увлекательно. Обратимся еще раз к воспоминаниям С.Т.Аксакова: «Многие явления в природе, на которые я смот­рел бессмысленно, хотя и с любопытством, получили для меня смысл и значение и стали еще любопытнее».

    Журнал впервые в России занялся формированием круга дет­ского чтения, читательских вкусов и пристрастий не только бла­годаря тщательному отбору материалов для публикаций. В журна­ле постоянно печатались списки книг для детского чтения.

    «Детское чтение для сердца и разума» предвосхитило многое в детской литературе и детской журналистике и, самое главное, помогло взрослым утвердиться в том, что они — литература и журналистика — необходимы в деле художественного развития и воспитания детей. Новая эпоха в становлении детской литературы начинается в XIX в.

    Таким образом, следует признать: детская литература в своем становлении прошла два этапа:

    1) дидактический, в котором она была тесно связана с процес­сом обучения и воспитания ребенка (XVI —XVIII вв.);

    2) художественный, начавшийся в XIX в. Это этап становления детской литературы как искусства слова, имеющего локальный предмет интересов: детство и его художественное воплощение.

    Но говорить о четких границах этапов и «чистоте» содержания детской книги нельзя: дидактическое и художественное в ней не­разрывно связано и находится в перманентной борьбе за главен­ствующее положение.
    Вопросы и задания

    1. Прочитайте «Поучение» Владимира Мономаха. Можно ли говорить о том, что его призывы к детям являются своеобразной характеристикой человека того времени?

    2. Какие темы, жанры, стилевые особенности детской литературы XVI — XVII вв. стали основой для развития детской литературы XVIII в.?

    3. Какие современные детские литературно-художественные журналы по своей проблематике близки журналу Н. И. Новикова «Детское чтение для сердца и разума»?

    1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   26


    написать администратору сайта