Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие. Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире

• Название: За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире
• Анкор: Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособие.doc
• Дата: 13.12.2017
• Размер: 3.39 Mb.
• Имя файла: Иноземцев В. За пределами экономического общества, учебное пособ.doc
• Тип: Документы; #11277
• Категория: Социология. Политология
• страница: 43 из 49

Глава четырнадцатая. Постэкономический мир и внешняя среда: вероятный характер взаимодействия

В начальный период перехода от индустриального к постиндус триальному обществу рассмотрение хозяйственного противостоя ния и возможных политических конфронтаций между развитыми государствами и остальным миром приводило многих аналитиков к выводу о том, что именно эти проблемы могут выйти на первый план в новом столетии. Между тем последние двадцать лет изменили очень многое как в балансе экономических и политических сил, так и в оценке перспектив развития цивилизации.

На наш взгляд, проблему отношения развитого мира к cрав нительно отсталым в хозяйственном аспекте регионам планеты можно рассматривать с нескольких точек зрения. Во-первых, большой интерес представляет развертывающаяся борьба ряда развивающихся стран за право войти в сообщество постиндустриальных государств; с этим уже сегодня связаны многие экономические проблемы, ощущаемые Западом. Во-вторых, явную озабоченность постиндустри ального мира вызывают применяемые за его пределами примитивные методы индустриализации, что резко усугубляет экологические проблемы, непосредственно касающиеся всего населения планеты. И, наконец, в-третьих, сегодня четко обозначилась группа стран, которые на протяжении ближайших десятилетий не смогут не только вступить в круг развитых государств, но даже обеспечить своему населению приемлемый уровень потребления, что, несомненно, вызовет серьезные политические проблемы, с которыми придется столкнуться человечеству в новом тысячелетии.

Современный тип взаимодействия развитого мира с развивающимися странами кардинально отличается от доминировавшего до начала активной постэкономической трансформации. В новых условиях страны Юга перестали быть «третьим миром», позиция которого могла в значительной мере определить итоги политического противостояния «первого» и «второго»; утратив статус подобного

Экономические аспекты противостояния

Современный постиндустриальный мир находится в окружении ряда стран, представляющих уже вполне сформировавшиеся «зоны роста»; их хозяйственное развитие способно заметно изменить общепланетарную картину в начале следующего тысячелетия. Адекватное понимание взаимоотношений этих стран с традицион ными центрами экономической мощи, актуальное сегодня как никогда ранее, настоятельно требует радикального пересмотра формировавшихся десятилетиями представлений и предрассудков.

Пятнадцать лет назад А.Турен утверждал, что «предметом изучения для социологии должны быть три мира: первый — мир передовых промышленных обществ Запада; второй — мир, включающий коммунистические страны; и третий мир»¹⁹²; сегодня эти традиционные термины оказываются неприменимыми, так как важнейшим критерием, по которому какую-либо страну или территорию можно причислить к той или иной группе, становятся не политические или идеологические характеристики, а уровень ее хозяйственного развития. Отрицая возможность деления мира на «первый», «второй» и «третий», на Север и Юг, Д.Г.  и Д.Л.  Мидоузы с несколько технизированной, но в целом справедливой точки зрения отмечают: «Различие, которое, по нашему мнению, более точно отвечает нашим целям, — это различие в культурах промышленно развитых

(industrialized) и менее промышленно развитых (less-industrialized) стран. Используя эти термины, — продолжают они, — мы хотим показать, насколько далеко различные части мира (включая целые нации, а также подгруппы населения внутри наций) продвинулись по пути промышленной революции: в какой степени их экономики преобразовались из преимущественно аграрных в ориентированные в основном на промышленность и сферу услуг, усвоили ли эти страны структуру рабочей силы, размер семьи, потребительские привычки и умонастроения, свойственные современной технологической культуре»¹⁹³. Однако сами менее промышленно развитые страны не должны рассматриваться как единое целое; они представляют собой ряд весьма разнородных групп и конгломера тов — как по их месту в мировом хозяйстве, так и по открывающим ся перспективам.

Нередко государства, не входящие в число постиндустриальных, подразделяются на несколько групп на основе критериев, оказывающихся поверхностными и не дающими полного представления об их возможностях и перспективах. Так, на основании классифика ции Мирового банка развивающиеся страны разделены на государства с низким доходом, с доходом ниже среднего и с доходом выше среднего, будучи все вместе противопоставлены развитым державам как странам с высоким доходом. Критериями выступают продолжительность жизни населения, уровень среднедушевого потребления основных продуктов, доступность образования, здравоохранения и так далее. Подобная схема допускает формальное включение ряда развивающихся стран (таких, как Гонконг, Сингапур, страны Передней Азии) в разряд высокодоходных, что приравнивает их к обществам постиндустриального мира; в то же время государства с низким уровнем развития оказываются представленными странами и территориями, среднедушевой доход в которых составляет 290 долл. в год, то есть такими, где население находится ниже уровня абсолютной бедности¹⁹⁴. Данный подход объединяет большинство развивающихся стран в группы с доходом ниже среднего и доходом выше среднего и, на наш взгляд, не может служить серьезным инструмен том анализа перспектив их развития.

Более продуктивной кажется нам оценка роли, которую те или иные страны или территории могут сыграть в мировом хозяйствен ном развитии в ближайшие десятилетия.

С этой точки зрения следует отметить четыре региона, способных стать важными катализаторами перемен. Первыми необходимо назвать страны Юго-Восточной Азии. Лидерство здесь постепенно переходит от Японии, вступающей в круг постиндустриальных дер

жав с вытекающим отсюда новым качеством хозяйственного роста и прекращением прежней безудержной экспансии, к Китаю, быстро устанавливающему экономическую гегемонию в Азии. Вторую позицию удерживают отдельные промышленные районы Южной Америки, в которых, при всей бедности населения этих стран и серьезных социальных проблемах, сосредоточен значительный технологический и интеллектуальный потенциал, способный сыграть свою роль в их ускоренном развитии. Третье место занимают страны Передней Азии; отчасти уже преодолев рубеж постэкономи ческого развития, они останутся в следующем столетии одной из наиболее развитых, но при этом наименее динамичных частей мира. Четвертый регион представлен Россией и европейскими странами Содружества Независимых Государств; обладая высоким технологическим потенциалом, они могут постепенно стать хотя и вторичной, играющей подчиненную роль, но все же неотъемлемой частью европейского экономического организма. Для этого, впрочем, им необходимо активно развивать отрасли, способные насытить внутренний рынок товарами (пусть при импортированных технологиях и капитале), и сформировать работника, восприимчивого к западным ценностям и стандартам поведения.

Этим странам (большинство из которых все равно останутся не в состоянии существенно влиять на мировую экономическую ситуацию) противостоит группа явных аутсайдеров. Наиболее очевидно плачевное положение стран Африки, имеющих минимальный технологический потенциал, исключительно низкий уровень развития производства и являющихся очагами бесконечных этнических конфликтов. Весьма неоднозначным представляется и положение части латиноамериканских государств с их серьезными социальными проблемами и низким уровнем жизни населения. Маловероятен также существенный хозяйственный прогресс в перенаселенных и раздираемых религиозными и культурными противоречиями странах Южной Азии — от Индии и Бангладеш до Камбоджи и Лаоса. В результате все население планеты оказывается разделенным на три части — приблизительно 1/5, приходящуюся на постэкономичес кий мир и близкие к нему страны; 2/5, составляющие население государств, которые в течение первой половины следующего столетия с высокой вероятностью сумеют достичь существенного экономического роста, и 2/5, самым большим успехом которых может стать искоренение вопиющей бедности.

Говоря о влиянии развивающихся стран на хозяйственную ситуацию в постиндустриальных обществах, следует, на наш взгляд, в первую очередь обратить внимание на азиатские государства, так как только они могут стать их серьезным конкурентом в первом десятилетии XXI века. Распространенные представления о данном регионе планеты как о едином целом, противостоящем США и ЕС,

достаточно далеки от истины; тем не менее экономический прогресс в странах Азии обеспечивает львиную долю общего роста хозяйственных показателей развивающихся стран, снизившего долю постиндустриальных держав в мировом производстве с 72% в 1953 году до 64% в 1985-м¹⁹⁵. С 1991 по 1995 год восемь из десяти экономик, обнаруживших рост более чем на 50%, были сосредото чены в Азиатско-Тихоокеанском регионе, причем для Китая и Индонезии эти показатели составили соответственно 136 и 124%; по итогам 1996 года рост более чем на 7,5% показали лишь хозяйственные системы Вьетнама, Китая, Малайзии, Сингапура и Таиланда¹⁹⁶.

Азиатские экономики — от Японии до Вьетнама — имеют ряд сходных черт, многие из которых обусловлены характером распространенных здесь ценностей и стереотипов поведения. Даже относительно поверхностный взгляд на индивидуальные и социальные предпочтения американцев и азиатов отмечает высокую степень их различия. В противовес Европе и США, где движущими мотивами являются индивидуальные стремления, а главными социальными ориентирами — свобода самовыражения и личная независимость, азиатские общества больше склонны к коммунитаризму и самодисциплине, а работники предпочитают напряженную работу в жестко организованном коллективе¹⁹⁷.

Как приверженность традиционным ценностям, так и стремление сохранить и приумножить достигнутое в последние десятилетия благосостояние обусловливают активные инвестиции и высокую склонность населения этих стран к накоплению; для них типичны нормы сбережения, составляющие более трети валового национального продукта и достигающие по итогам 1996 года 48% в Сингапуре, 40,5% в Китае, 38,7% в Индонезии и 35,1% в Юж ной Корее¹⁹⁸, в то время как в США соответствующий показатель в 90-е годы не поднимался выше 17%, в Великобритании — 19%, а во Франции и Германии — 21%¹⁹⁹. В то же время приверженность работников трудовым ценностям и их высокая организованность позволяют использовать людские ресурсы более результативно, хотя и с оттенком экстенсивности. Так, известно, что «японские рабочие или служащие работают в среднем 2150 часов в году и редко берут более чем 10-дневный отпуск, будучи заняты в среднем примерно на 224 часа (или почти на шесть недель) в год больше,

чем их американские коллеги, и примерно на 545 часов (или почти 14 недель) в год больше, чем французы и немцы»; при этом непроизводительные расходы не достигают масштабов, характерных для США и Европы, одним из свидетельств чего является «поразитель ное несоответствие в оплате управляющих высшего ранга между США, где средняя сумма вознаграждения, выплачиваемая управляющему каждой из 30 крупнейших компаний, составляла в 1992 году 3 млн. долл., и Японией, где такой же руководитель получал всего 525 тыс. долл.»²⁰⁰

Таким образом, мы видим идеальное сочетание факторов, способствующих быстрому индустриальному прогрессу и сопровожда ющих его развертывание в любой стране — от Англии XVIII века до Германии XIX и Советской России ХХ века. При этом следует отметить достижение феноменальных внешних показателей производительности и относительно низких комплексных результатов. Так же, как в СССР промышленное развитие 20-х — 40-х годов привело скорее к перенапряжению всех сил нации, чем к существенно му повышению ее материального благосостояния на фоне остального мира, так и сегодня «сокращение разрыва между индустриальными потенциалами стран не должно идентифицироваться с их сближением в области обеспечения социального благополучия»²⁰¹. На протяжении 80-х годов показатель ВНП на душу населения в Таиланде, Малайзии и Индонезии снизился соответственно на 7, 23 и 34% по сравнению с аналогичным показателем, рассчитан ным для стран «большой семерки»²⁰². Поэтому, рассматривая хозяйственное развитие азиатских «тигров», необходимо вниматель но учитывать тот факт, что в данных обществах, по крайней мере на нынешнем этапе их развития, не начались реальные процессы становления постиндустриальной социальной структуры.

Между тем среди азиатских государств следует различать страны, относительно давно приступившие к формированию технологических основ современной хозяйственной системы и вставшие на этот путь совсем недавно.

Первая группа состоит из Японии, Южной Кореи, Гонконга, Сингапура и Тайваня. Можно утверждать, что они во все большей степени и, разумеется, с учетом их специфики вовлекаются в пост экономические преобразования со всеми вытекающими отсюда последствиями, хотя и сегодня их хозяйственное развитие свидетель ствует об относительно несамостоятельном характере движения в этом направлении. В то время как американские компании, развива-

ющиеся на основе собственных разработок, создающие в большей мере информацию, чем материальные блага, и торгующие патентами во всем мире, демонстрируют феноменальный отрыв своей рыночной стоимости от величины реальных активов, японские корпорации, занятые прежде всего массовым производством материальных благ, не обнаруживают подобной тенденции. Напротив, если в последние годы индекс Доу-Джонса вырос более чем в два с половиной раза, то сводный индекс Никкей c 1989 по 1995 год снизился даже в большей степени²⁰³, усредненные по пятилетиям темпы роста японского ВНП между 1970 и 1994 годами упали с 11,5 до 2%²⁰⁴, а результаты первого полугодия 1997 года свидетельствуют о признаках экономического спада. Данные процессы представляются достаточно естественными; накопив огромный производственный и финансовый потенциал как индустриальная держава в кругу постиндустриальных, Япония сегодня сочетает в себе элементы обеих систем и как индустриальная страна подвергается решительно му давлению со стороны своих соседей, а как страна постиндуст риальная не может на равных конкурировать с США и Европой.

Второй тип экономик представлен Китаем и государствами, все более явно входящими сегодня в орбиту его влияния. КНР — единственная страна, на протяжении семнадцати лет, с 1979 по 1995 год, удерживающая темпы роста ВНП на уровне почти 10% в год (причем темпы эти сегодня не только не затухают, но в первой половине 90-х годов оказываются даже выше, чем в 80-е, составив 12,8% в 1992-м, 13,5 в 1993-м, 11,8 в 1994-м и 10,2% в 1995-м²⁰⁵). При их сохранении объем ВНП Китая (с учетом недавно присоединенно го Гонконга и Макао, который должен быть возвращен в 1999 году) может превзойти американский уже через десять лет. Близлежащие страны быстро становятся зоной китайского влияния, упрочиваемо го как инвестициями из континентального Китая, так и активно-стью этнических китайцев. К середине 1994 года таковые владели контрольными пакетами акций 517 из 1000 крупнейших индустриальных компаний, являвшихся лидерами листингов фондовых бирж в Сеуле, Тайбэе, Шанхае, Шеньчжене, Гонконге, Бангкоке, Куала Лупмуре, Сингапуре, Джакарте и Маниле²⁰⁶, причем в Таиланде и Сингапуре они выступали собственниками более чем 80% ведущих компаний, а в Малайзии и Индонезии, где доля китайского населения не превышает одной трети²⁰⁷, — соответственно 62 и 73%;

совершенно понятно в этой связи введение в оборот термина «некоммунистические китайские общества»²⁰⁸, которым все чаще обозначают Гонконг, Тайвань, Сингапур, Южную Корею, Малайзию и отчасти Индонезию. Китай и его соседи сегодня четко ориентированы на индустриальный тип развития, используют импортированные технологии для насыщения как собственного рынка, так в большей мере рынка развитых государств и не ставят своей непосредственной целью вхождение в клуб постэкономи ческих держав. Самостоятельная хозяйственная политика, доминирование в Азии, независимое положение в мире в качестве мощных в политическом и военном аспектах государств и господство на рынках потребительских товаров при постепенной ориентации на собственные интеллектуальные и технические возможности — таковы их основные цели в ближайшем будущем.

Подобное положение вещей отмечается многими аналити ками. Признавая, что азиатский регион обеспечивает сегодня до 40% мирового экономического роста, они указывают, что накануне XXI века он четко делится на две части, одна из которых представлена Японией, Южной Кореей, Гонконгом, Сингапуром и Тайванем, а другая — Малайзией, Индией, Китаем и Индонезией²⁰⁹. В 1993 году Мировой банк объявил китайскую экономическую зону «четвертым полюсом роста» в мире наряду с США, Японией и Германией; при этом, согласно его прогнозам, Азия, обладающая сегодня второй и третьей по своим масштабам хозяйственными империями, подойдет к 2020 году, имея четыре из пяти ведущих мировых экономик²¹⁰. По другим прогнозам, в 2050 году новые индустриальные государства данного региона будут обеспечивать 57% мирового производства товаров и услуг, в то время как страны — члены OЭСР, включая Японию, смогут претендовать на долю лишь в 12%²¹¹.

Однако мы хотели бы предостеречь читателя от излишне доверчивого отношения к подобным прогнозам. Если следовать расчетам, проведенным экспертами Римского клуба в начале 70-х годов, сегодня ресурсы Земли должны были уже приближаться к естественному пределу; между тем это далеко не так. То же самое может случиться и с концепциями, обещающими через полвека Китаю, лишь отдельные территории которого сегодня достигли развитого индустриального уровня, статус первой державы в ми-ре. Мы не исключаем, что с экономической точки зрения он, может быть, и окажется таковой, однако основная проблема заключается в том, что сегодня ни КНР, ни другие страны региона не предприняли попытку выйти за пределы экономических ориен

тиров²¹², а сколь весомыми будут экономические преимущества в середине следующего столетия, вряд ли можно уверенно предсказать.

Сегодня перед азиатскими странами стоят три важнейшие проблемы, от решения которых будет зависеть их будущее.

Во-первых, основным условием их успешного развития и становления в качестве равноправных участников сообщества постэкономических держав должно стать преодоление вторичного и преимущественно экстенсивного характера хозяйственного роста. Традиционные ценности, способствовавшие совершению ими мощного рывка в 70-е годы, не могут оставаться основой успешного развития в будущем. Экономический рост, достигавший в Сингапуре ежегодного показателя в 8,5% в период между 1966 и 1990 годами, был обеспечен увеличением пропорции инвестиций в валовом национальном продукте с 11 до 40%, повышением доли занятых в общей численности населения с 27 до 51% и удлинением рабочего дня почти в полтора раза²¹³; сегодня эти ресурсы в значительной мере исчерпаны, и рост с конца 80-х годов существенно замедлился. Мы уже говорили о высокой интенсивности труда японского рабочего; однако это имеет свою основу не столько в традиции, сколько в том, что в Японии официально установлена продолжительность рабочего времени 2200 часов в году, тогда как в США — 1900, а в Германии — 1550²¹⁴. Между тем продолжительное использование экстенсивных факторов возможно лишь при условии, что хозяйственными реформами охвачена незначительная часть населения (как в Китае), либо если старт преобразований был взят с очень низкого исходного уровня (как в Малайзии или Индонезии); в любом случае по мере роста уровня жизни фундаментальные для объяснения азиатского успеха показатели сбережений и инвестиций начинают снижаться. Примеров тому достаточно. На Тайване, где в 1970-е годы доля сбережений составляла 35% ВНП, в 90-е годы она уже не поднимается выше 25%, а государственный долг возрос с 4 до 14% ВНП только за период с 1990 по 1994 год²¹⁵. Казавшаяся вполне здоровой южнокорейская экономика, занимающая сегодня одиннадцатое место в мире, находится во вполне закономерном кризисе, когда темпы роста снизились почти до нуля, внешний государственный долг составляет 22% ВНП²¹⁶, падение курса национальной валюты превысило 30% только за третий квартал 1997 года²¹⁷, размер валютных запасов, которыми ранее так гор-

дилась страна, представляется неопределенным²¹⁸, а правительство предпринимает отчаянные усилия для получения у Международ ного валютного фонда кредита, превосходящего по размерам выданный три года назад Мексике, которую мало кто способен отнести к числу развитых стран²¹⁹. Cегодня, учитывая результаты осеннего кризиса 1997 года, становится понятным, в какой степени затухание темпов роста азиатских экономик сдерживалось потоком инвестиций с Запада: так, в 1993 году прямые иностранные инвестиции в регион составляли 130 млрд. долл. и имели тенденцию к росту примерно на 10% в год, что даже в тот период превышало темпы роста производства в этих странах²²⁰. Весьма реалистичной представляется оценка П.Крагмана, который пишет: «Молодые индустриализирующиеся страны Азии, так же как Советский Союз в 1950-е годы, добились быстрого роста главным образом за счет поразительной мобилизации ресурсов... Их развитие, как и развитие СССР в период высоких темпов роста, стимулировалось в первую очередь небывалым увеличением затрат труда и капитала, а не повышением эффективности производства»²²¹. Эта формулировка приобретает особое значение, если учесть, насколько преувеличен ными оказались публиковавшиеся в 70-е годы западными экспертами оценки согетского экономического потенциала.

Проблема экстенсивного характера роста большинства азиатских экономик серьезно модифицирует представления о значимости хозяйственных успехов, достигнутых ими на протяжении последних десятилетий. В условиях, когда «прибыль извлекается уже не за счет увеличения масштабов и объемов производства, а за счет непрерывного установления новых связей между поиском решений и потребностями»²²², «присоединиться к богатому миру значит приобрести способность к беспредельному развитию не путем увеличения объемов производства одной и той же продукции, а посредством непрерывного наращивания добавленной стоимости»²²³. Поэтому в самые ближайшие годы следует, на наш взгляд, ожидать серьезного пересмотра результатов и масштабов экономических успехов стран Юго-Восточной Азии.

Во-вторых, метод, обеспечивающий сегодня азиатским товарам путь на европейский и американский рынки, несет в себе серьезное внутреннее противоречие. Если в Германии на заводах BMW

работник получает заработную плату до 30 долл. в час, а в США от 10 долл. в текстильной промышленности до 24 долл. в металлургии, то в Корее и Сингапуре высококвалифицированный специалист оплачивается из расчета не более 7 долл., в Мексике — 2 долл., в Китае и Индии данный показатель достигает 25 центов; во Вьетнаме же, куда в 1994 году BMW перенесла один из своих сборочных заводов, этот показатель снижается до неправдоподобной величины в 1 долл. в день²²⁴. Учитывая, что работник средней квалификации в странах Юго-Восточной Азии при применении западных технологий способен достигать производительности труда в 85% от средней для постиндустриальных обществ²²⁵, следует сделать вывод, что более четырех пятых всей добавленной в этом регионе мира стоимости фактически безвозмездно²²⁶ присваивается потребителями в развитых странах, где по низким ценам реализуются произведен ные здесь товары. В результате сохраняется низкий уровень жизни; доля потребителей, способных предъявить спрос, адекватный традиционному для постиндустриальных государств, остается весьма незначительной. Если принять в качестве критерия стандартов потребления, близких постиндустриальным, сумму годового дохода в 25 тыс. долл. на семью, то из насчитывающихся в современном мире 181 млн. таких семей 79% приходятся на развитые страны (36% — на Северную Америку, 32% — на Западную Европу и 11% — на Японию). В Китае, Южной Корее, на Тайване, в Индонезии и Таиланде — пяти ведущих новых азиатских «тиг рах» — в 1990 году проживало не более 12 млн. семей с таким уровнем благосостояния²²⁷, и, по самым оптимистическим оценкам, к 2000 году их количество во всех азиатских странах не превысит 50 млн.²²⁸, что составит две трети от количества таких семей в США и менее половины — от соответствующего показателя Европейско го сообщества. Безусловно, в странах Азии в течение последнего десятилетия растет потребление основных промышленных товаров, в том числе и продукции высокотехнологичных отраслей; однако, отмечая развитие, например, автомобилестроительной промышлен ности²²⁹ и рост объемов продаж в Китае и Индии компьютерной и коммуникационной техники, нельзя не принимать в расчет, что

темпы роста обусловлены не столько большими абсолютными значениями таких объемов, сколько феноменально низким стартовым уровнем, когда в Китае один автомобиль приходился на четыреста человек, а Индия с ее почти миллиардным населением имела телефонов меньше, чем Лондон²³⁰.

В соответствующих условиях страны Азии и Латинской Америки пошли по пути сосредоточения наиболее передовых и конкурентоспособных производств в так называемых зонах обработки продукции на экспорт, число которых возросло с двух, существовав ших еще до начала кризиса 1973 года, до 116, функционировавших в конце 80-х годов. Наиболее серьезные из них расположены в Сингапуре, Гонконге, Южной Корее, Малайзии и на Тайване²³¹ ; китайская экономическая реформа также начиналась с развития подобных зон. Обусловленная низким уровнем внутреннего потребительского спроса, такая политика, обеспечив продвижение на рынки постиндустриальных государств товаров из азиатских стран, тем не менее не сделала гомогенными сами эти новые экономики. Сегодня государства Азии уже не могут отказаться от сложившейся ориентированности своих хозяйственных систем и сохраняют серьезную зависимость от зарубежных рынков; в отличие от постэконо мического мира, они не самодостаточны и могут сохранять нынешние темпы развития лишь благодаря гигантскому спросу на их продукцию. Ориентация на экспорт промышленных товаров имеет своим следствием примитивную структуру хозяйства и не обеспечива ет существенного улучшения качества жизни²³²; следует признать, что «страны "третьего мира" смогут вырваться из неоимпериали стической опеки только в том случае, если они сократят производство товаров для "первого мира" и увеличат выпуск продукции для нужд внутреннего потребления»²³³. Однако рост доли товарооборота между азиатскими странами в мировой торговле остается более медленным, чем рост объемов их промышленного производства²³⁴.

В-третьих, быстро развивающиеся страны Азии испытывают зависимость от постиндустриальных держав в сфере технологий и образования. Мы уже говорили о безусловном доминировании постиндустриальных стран в области продажи патентов, информаци онных технологий и интеллектуальной собственности в целом; отмечали мы также и факты, подтверждающие сосредоточение там интеллектуального и технологического потенциала. Азиатские страны

делают первые попытки освободиться от этой зависимости; не случайно в течение последних двадцати лет Сингапур направляет на развитие образования 20% всех государственных расходов²³⁵. Однако в настоящее время лишь постиндустриальная Япония обеспечивает количественные показатели образования, близкие европейским странам и США: около 53% выпускников японских школ поступают в высшие учебные заведения, тогда как во Франции — 44%, а в США — 65%²³⁶. Молодежь из менее развитых стран предпочитает учиться за рубежом. Хотя и считается, что уровень высшего образования в Южной Корее и на Тайване вполне отвечает потребностям времени²³⁷, число студентов из этих стран в зарубежных университетах постоянно растет, причем многие по окончании учебы не возвращаются на родину; и если соответствующий процент сократился с 1980 по 1991 год для Южной Кореи с 41 до 23, а для Тайваня — с 53 до 32, то для Китая он и сегодня удерживается на фантастическом уровне в 95%²³⁸. При этом страны, способные в достаточной мере финансировать сферу образования, вынуждены уделять особое внимание профессиональной подготовке с целью поддержания потенциала своего индустриального сектора; так, Южная Корея выпускает больше инженеров, чем Великобритания, Германия и Швеция вместе взятые²³⁹; однако это не может служить средством приобщения к постиндустриальному строю, что подтверждается также опытом предшествующего рекордсмена по инженерным кадрам, каким был СССР. В Китае, Таиланде, Малайзии и других странах эта проблема стоит еще более остро²⁴⁰.

В-четвертых, хозяйственный прогресс азиатских наций существенно зависит от масштабов и направленности иностранных инвестиций. Прорыв на уровень индустриализованных стран, совершенный в последние десятилетия Тайванем, Южной Кореей, Малайзией и другими «тиграми», в значительной степени обусловлен активным притоком капитала как из Японии, так и из индустриальных держав Запада²⁴¹. Так, на каждого жителя Малайзии в середине 90-х годов приходилось более 1100 долл. прямых иностранных инвестиций; соответствующие показатели для Южной Кореи и Тайваня, не говоря уже о Гонконге и Сингапуре, были гораздо выше. Если валовый национальный продукт в Китае в период между

1979 и 1995 годами вырос почти в пять раз, то одним из важнейших способствующих этому обстоятельств стало повышение иностранных капиталовложений в 4 тысячи (!) раз — с 51 млн. до 200 млрд. долл.; однако потребности в инвестициях сегодня велики как никогда, и по данному показателю в расчете на душу населения — 105 долл. на человека — Китай более чем в десять раз отстает от Малайзии. В течение ближайшего десятилетия КНР намерена привлечь в свою экономику около 500 млрд. долл. только для обеспечения программ по созданию современной производственной инфраструктуры. Данная цифра, особенно с учетом объемов инвестиций в российскую экономику, выглядит грандиозной, однако, по оценкам западных экспертов, для превращения Китая во вполне развитую страну, что, конечно, не означает его выхода на уровень США, необходимы тридцать лет и сумма в 55 трлн. долл.²⁴² Совершенно очевидно, что привлечение таких ресурсов на международных финансовых рынках невозможно.

Поэтому экономический рост азиатских государств при всем его динамизме и при всех изменениях, которые он вносит в расстановку сил в современном мире, представляется, с одной стороны, основанным на вторичных факторах (как отмечает Й.Моррисон, «"тигры" достигли исключительных успехов, однако им еще не удалось добиться того, чтобы их воспринимали как часть группы стран, возглавляющих господствующую тенденцию»²⁴³), с другой — крайне зависимым от реакции рынков постиндустриальных держав*.

Не следует также забывать, что, во-первых, даже количественные показатели развития азиатских экономик не столь впечатляющи, как это иногда представляется. Китай, например, начал свою индустриа лизацию в условиях, когда среднедушевой годовой доход составлял 490 долл. при принятом Организацией Объединенных Наций критерии абсолютной бедности в 370 долл.; по состоянию на 1993 год его ВНП достиг 580 млрд. долл., что равно соответствующему показа

телю штата Нью-Йорк и серьезно уступает калифорнийс кому. Как отмечает У.Грейдер, «экстраполируя данные об относительной покупательной способности 1,2 млрд. китайских граждан, некоторые экономисты поспешили объявить Китай третьей или четвертой экономикой мира, которая может догнать Соединенные Штаты за 10_15 лет; однако если прибегать к измерениям в твердой валюте, единственному в мировой экономике значимому критерию, то это заявление просто нелепо»²⁴⁴. Данная формулировка, при всей ее полемичности, отражает, на наш взгляд, ситуацию более верно, чем многие из рассмотренных выше. Во-вторых, исследователи, отмечающие быстрый рост азиатских стран, иногда как бы не замечают того, что «Америка также не страдает от нехватки динамизма», демонстри руя огромную способность к обновлению, что «сочетание в ней рынка и свободы, несмотря на существование глубокого неравенства и раскола, усугубляющихся вследствие действия многих глобальных тенденций, придает ей способность... генерировать возможности и идеи для всего мира»²⁴⁵. Хозяйственная и социальная ситуация в Соединенных Штатах, характеризующаяся высоким экономическим ростом, снижением уровня безработицы, низкой инфляцией и активными усилиями в области научных и технологических разработок²⁴⁶, представляется весьма стабильной основой для дальнейших успехов этой страны в начале нового тысячелетия.

Естественно, постиндустриальные державы не должны недооценивать исходящий из Азии вызов их хозяйственной стабильно сти. Т.Кэннон проводит вполне справедливую параллель между современной ситуацией и расстановкой сил в начале нашего века. Отмечая растущие достижения азиатских экономик и указывая, что «североамериканские и европейские корпорации не могут позволить себе игнорировать эти рынки», он подчеркивает: «Неспособность Великобритании эффективно конкурировать с Северной Америкой, Германией и другими развивающимися рынками в начале ХХ столетия была решающим фактором ее упадка как крупной промышленной державы»²⁴⁷. Поэтому развитой мир стремится внимательно контролировать потенциальные возможности расширения новых рынков и активно их осваивать. В этой связи едва ли можно считать конструктивными попытки оценивать достижения стран Азии с точки зрения возможных фатальных последствий для западной цивилизации и искать политические формы разрешения

возникающих экономических конфликтов.

Наблюдаемые сегодня изменения в соотношении влияния мировых экономических центров вполне объективны: как в начале столетия островное государство с мизерным в мировом масштабе населением естественным образом утратило хозяйственное доминирование над регионами, население которых стало исчисляться миллиардами, так и теперь старые индустриальные нации не могут обеспечить объемов материального производства, достаточных для удовлетворения потребностей всего человечества. Однако количественные показатели ныне не столь важны, как раньше; мировое господство обеспечивается сейчас способностью стран и территорий к быстрым изменениям, к радикальным нововведениям, к техническому и интеллектуальному прогрессу. Главная задача развитых стран сегодня — это сохранение их уникального лидерства в информационной и технологической сферах, а в этом отношении даже незначительные по населению и естественным ресурсам регионы могут сколь угодно долго находиться в авангарде прогресса, определяя направление развития человечества. Именно в этом, на наш взгляд, и заключено основное условие доминирования постиндустриаль ных держав над остальной частью мира; именно его утрата имела бы гораздо более тяжелые последствия, чем торговые дисбалансы и непропорциональные потоки рабочей силы и капитала.

Обзор экономического противостояния Запада со странами Юго-Восточной Азии дает достаточное представление о хозяйственных аспектах отношений постиндустриальных наций и развивающегося мира. Мы не рассматриваем проблем, которые могут возникнуть при гипотетической экспансии латиноамериканских государств; подлинно актуальными они могли бы стать лишь в том случае, если бы азиатские «новички» уже реально вступили в круг постиндустри альных держав. Только в подобной ситуации новыми кандидатами окажутся иные территории, и именно к ним сместится центр наиболее динамичных изменений; если же, и вероятность этого весьма велика, Китаю и его соседям не удастся войти в число «избранных», вопрос о пополнении рядов постиндустриальных стран можно будет считать исчерпанным. В таком случае хозяйственное и технологическое доминирование относительного меньшинства человечества над его большей частью может сохраняться в течение долгих десятилетий, что чревато новыми проблемами, масштаб которых и пути решения едва ли можно определить сегодня с достаточной точностью.

Между тем хозяйственные противоречия, ранее часто принимавшие формы экономических войн и серьезных политических конфликтов, представляются вполне разрешимыми при достигнутом человечеством уровне цивилизованности. Не менее, а скорее даже более

сложной становится иная проблема, связанная с попыткой новых индустриальных стран бросить вызов традиционным лидерам в хозяйственной сфере. Применяя в экономической борьбе экономические же методы, основанные на экспансии материального производства, они провоцируют рост как затрат сырья, материалов и энергии, так и вредного воздействия на окружающую среду, чем ставят под угрозу нормальное функционирование планетарной биосферы. Таким образом, экология становится одним из важнейших факторов той нестабильности, которая может ожидать человечество в наступающем столетии.

На пороге XXI века цивилизация сталкивается с реальной угрозой своему существованию, исходящей не от политических факторов, как это имело место во второй половине нынешнего столетия, а из противоречий ранее достигнутого уровня экономического развития и обеспеченных стандартов материального благосостоя ния. Постэкономическая трансформация, первый этап которой начался в наиболее развитых странах Запада в середине 70-х годов, является естественным ответом на такое положение дел. Однако ряд проблем, в частности экологические, не могут быть автоматически разрешены по мере углубления хозяйственного прогресса. Они требуют организованных усилий по защите окружающей среды со стороны всех национальных правительств и международных организаций и делают «экологическое движение одной из важнейших движущих сил на пути к новой эпохе»²⁴⁸.