1. Общие закономерности историколитературного процесса 1й половины 19 в. Проблема периодизации
 Скачать 0.52 Mb.
|
|
«Исследование» «Мастерство Гоголя» (изд. в 1934) явилось итоговым трудом в литературоведческом и литературно-критическом наследии А.Белого. В ходе непосредственного анализа гоголевских произведений здесь осуществляется постановка масштабных теоретических проблем, вопросов психологии эстетической деятельности[i], затрагиваются историко-литературные аспекты, связанные со значением творчества Гоголя в эволюции художественного сознания ХIХ – ХХ вв., а также предпринимается выход на интерпретацию собственного творческого опыта[ii]. Отдельная глава книги Белого носит название «Стиль прозы Гоголя». Скрупулезная каталогизация стилевых закономерностей, определенная самим автором как «обследование»[iii], становится основой не только лингвистических, но и бытийных прозрений, источником оригинальных образных ассоциаций. Частные разделы обращены здесь к общей характеристике словесной ткани, специфике существительных и глагольных форм в употреблении писателя, ритму прозы Гоголя, к использованию эпитетов, повторов, гипербол, сравнений, звуковой инструментовки художественного слова и даже к типологии неточностей языка. Магистральная задача исследования увидена Белым в постижении «типовых особенностей слога, которыми Гоголь противопоставлен другим писателям». Начиная с экспозиционных характеристик гоголевский текст предстает как живая, самоорганизующаяся материя, что местами «беспорядочно толпится у глаз, раздражая порой неумеренной яркостью». Уже первые использованные Белым образы содержат емкую характеристику языковой личности Гоголя и задают стержневые лейтмотивы последующего исследования словесной ткани, уподобленной «барельефной гирлянде народных словечек, с лукавыми, как рожа фавна из роз, прибаутками, с полукруглыми дугами вводных предложений, над которыми влеплено междометие в виде «чорт» или «угодники божие»». Выстраиваемые Белым образно-ассоциативные ряды позволяют достичь глубинной – содержательной и стилевой – синергии авторского творческого сознания с рассматриваемым материалом. Так, суммарная характеристика особенностей именных и глагольных форм прорастает из следующей метафорически выраженной антитезы: «Если в глаголах Гоголя – порох к фразовомувспыху, то в фигурно вылитых существительных – сталь курка, ударяющего о порох». Динамичность гоголевских «фразочек» прочувствована здесь в их сближении с «вихревыми линиями, завиваемыми, как пулей, выкидываемым словечком». Через развернутую и варьирующуюся метафоризацию Белым «опредмечиваются» и делаются «наглядными» излюбленные у Гоголя «фигуры повтора»: они образуют «стилевой фон, данный в росписи других фигур речи; он, как колоннада греческого зодчества, определяет все прочее». Примечательны здесь и «естественнонаучные» ресурсы исследовательского языка Белого (математика по образованию), интуитивно нащупывающего в художественном слове сферу пересечения явленного, «телесного» – и трансцедентного: «Повтор словечек переплетает, как железами, мускулатуру рассказа: мускулистость его в первой фазе сменяется жировым отложением соединительно-тканных образований… Фигуры речи у Гоголя, как члены тела, – сплетенные из тех же основных тканей; они исполняют, каждая, свою функцию; но они связаны в целое ритмом и тонусом общего кровообращения». Практикуемый Белым метод тщательной «ощупи состава слов» позволяет ему основательно рассмотреть центральные фрагменты гоголевской морфологии: глаголы, мир эпитетов, «язык существительных». В стиле Гоголя автор отмечает тенденцию к заметному «увеличению энергии глагольного действия», которая придает динамику художественной картине мира, насыщает, как об этом много размышлял сам Белый в своих теоретических построениях, «образ видимости» «образом переживания». Он разглядел, что, создавая особую оптику художественного зрения, Гоголь «срывает с места предметы, обычно пребывающие в неподвижности», вследствие чего возникают оригинальные формы глагольного словоупотребления: «пошли писать версты», «дорога мчалась по следам его», «пруд тронул искрами», «рассыпалась избами деревня»… Среди глаголов различных семантических групп в исследовании особенно подчеркивается многообразие «выражений для изображения процесса речи», в которых косвенно передается интуиция о тайнесловопорождения, зреет рефлексия текста над самим собой: «куда метнул», «закрутил слово», «ввернул, подсыпая… кучу аллегорий», «прибрал… слово» и др. Способами наращивания удельного веса глаголов в произведениях Гоголя становятся, по наблюдениям Белого, активизация возможностей звукописи при выборе глагольной формы, что приводит порой к рождению нового слова («волны хлебещут»), а также «приемы остраннения глаголов, повышающие потенциал их действия». Вообще склонность к созданию эффекта остраннения является, по Белому, одним из продуктивных импульсов гоголевской образности. На уровне поэтики глаголов такой эффект достигается игрой с приставками («причаровала», «исплясались», «высидеть врага», «поусумнился»); намеренным нагромождением глаголов; посредством «выбора глаголов редко употребляемых, народных, звукоподражательных, подчас заумных» («омедведила тебя жизнь», «стены ощеливали», «нахлобучивалися… сумерки»). Эти и иные примеры служат подверждением сквозной для всего исследования идеи о том, что сам русский язык выглядит под пером Гоголя «футуристом и заумником», что «Гоголь становится футуристом до футуристов, овладевая ритмами народной метаморфозы приставок и окончаний» Освещая аспекты гоголевского синтаксиса, Белый уделил значительное внимание ритмико-интонационным особенностям произведений, совокупно воспринятых в качестве «речевой массы, образующей напевную волну», где интонация идет «от живого гослоса». По заключению автора книги, Гоголь «превратил прозу в поэзию-прозу», в «тонко организованную поэзию», поэтому характерные для нее ритмические ходы рассмотрены в исследовании с применением сугубо стиховедческого инструментария. Типологически родственная поэзии лейтмотивная техника повествования основана здесь, по логике построений Белого, на чрезвычайно значимой «фигуре повтора», задающей общий «стилевой фон» гоголевской прозы и образующей «саму почву рождения слоговых ходов». Как следует из предлагаемых схем и комментариев к конкретным образам, эпизодам, повторы у Гоголя полифункциональны и связаны с психологической, «жестовой» характеристикой персонажей («жестовые рефрены» Чичикова, героев «Старосветских помещиков» и др.), с искусной сюжетно-композиционной организацией материала – как, например, в «Мертвых душах»: «От Чичикова к Чичикову градация обрывающих друг друга обрывов, дающих семичлен: 1) Чичиков, 2) автор, 3) слуги, 4) русский человек, 5) слуги пошлости (генералы и чиновники), 6) автор, 7) Чичиков». Из наиболее значимых для прозы Гоголя тропов Белым изучены прежде всего гипербола и сравнение. |