1. Общие закономерности историколитературного процесса 1й половины 19 в. Проблема периодизации
 Скачать 0.52 Mb.
|
|
48.«выписки…» В сороковые годы, работая над поэмой «Мертвые души», Гоголь трудился и над изданием нового четырехтомного издания своих сочинений, замышлял новую редакцию «Ревизора», думал о создании драмы из запорожской жизни, создал новую редакцию «Тараса Бульбы» и т.д. Между сожженной первой редакцией второго тома и творческим подвигом его вторичного создания Гоголь пишет и издает книгу «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847). По содержанию - это в значительной степени утопия, по стилю - сочетание исповеди с проповедью, по форме - сочинение в письмах (большинство из них были действительными письмами к разным лицам, но отобранными и отредактированными, объединенными главной идеей соответственно замыслу писателя). «Выбранные места из переписки с друзьями» вызывали дискуссии, споры, получали противоречивые оценки. Решительно осужденная Белинским, Герценом, Павловым, восхваляемая или злорадно высмеиваемая недругами писателя, книга находила сочувственный отклик у А.Григорьева, Н.Лескова, А.Блока, А.Волынского. . В современном литературоведении принято рассматривать намеченный Гоголем в книге путь нравственного, духовного возрождения человека и всего общества как вполне правомерный и альтернативный и по отношению к пути, предлагаемому выразителями революционно-демократической идеологии. Гоголь не сочувствовал революциям, видя в них лишь разрушение и хаос, невозможность разрешить больные вопросы общественной жизни, принести новые светлые начала. Это объясняет то резкое осуждение, которое встретили «Выбранные места…» со стороны Белинского и его последователей. Но в книге есть своя правда, которую в пылу полемики они не заметили и не хотели замечать. Многие из заветов Гоголя (например, необходимость сочетать образование с нравственным воспитанием, проявлять высокую гражданскую ответственность, очищать свою душу от нечистых помыслов и деяний, честно и самоотверженно во благо отчизны трудиться каждому на своем поприще) являются существенными не только для времени Гоголя, но и для века XX. Через всю книгу проходит критическая струя, писатель сатирически обличает социальные пороки - взяточничество, лихоимство, неправосудие, беззаконие. Писатель обращается со страстными призывами к соотечественникам спасти Россию от этих укоренившихся язв, бросает яркие инвективы в адрес бюрократических верхов и чиновных исполнителей. По мысли Гоголя, только возрождение человеческих душ в духе заветов Христа может спасти каждого человека, Россию и все человечество. Нельзя забывать и о том, что в книге содержатся интереснейшие суждения и целые главы, посвященные искусству - театру, литературе, живописи, а также анализу собственного творческого процесса (программа продолжения «Мертвых душ», изложение эстетических принципов). В своей основе эти главы подчиняются общему замыслу произведения - критической характеристике общественных отношений и поискам пути к гармонии человеческой жизни, к созданию образа идеального государства. Это дает основание рассматривать «Выбранные места…» как своеобразную утопию. В отличие от западноевропейских утопий, политические преобразования, экономические реформы автора книги не занимают. Внешне он признает правомерность существующей государственной и социальной структуры. Не принимая опыта западноевропейских революций, предостерегая против разрушительной силы резких общественных сдвигов, писатель, однако, хочет не простого сохранения тогдашнего государства, общественного устройства, а мечтает о преобразовании его «изнутри» через самосовершенствование, через братство людей и их взаимную связь в духе христианства. Гоголь обращается к совести людей из правящих сословий и всего государственного аппарата, надеется на мудрость и человеколюбие идеального монарха и таких же губернаторов, мечтает о восстановлении былых «патриархальных» связей между землевладельцами и крестьянами. Вместе с тем книга противоречива, перо писателя то и дело касается таких коренных социальных пороков, которые уходят в самую толщу системы, раскрывают ее отсталость и несостоятельность. В главе «Занимающему важное место» Гоголь пишет: в России «завелись такие лихоимства, которых истребить нет никаких средств человеческих. Знаю и то, что образовался другой незаконный ход действия мимо законов государства и уже обратился почти в законный, лак что законы остаются только для вида…» (VIII, 350). Единственным выходом из этого состояния Гоголь видит улучшение природы человека, душевное его преобразование на христианской основе. Утопичность заключается не только в абстрактности программы и невнимании к злободневным вопросам современности, но и в том исключительном значении, которое Гоголь придает воздействию слова, и, в частности, своего слова. Писатель считает, что достаточно сказать людям правду и призвать их на новый прекрасный путь, чтобы пробудить совесть, возродить все лучшие душевные качества людей и тем обеспечить победу над порочными злыми началами. Мечта писателя благородна, слово действительно имеет могучую силу, но все же всесильно ли оно и может ли как по мановению волшебного жезла преобразовать человеческий мир? История этого не подтверждает. Создавая утопический образ «праведного» государства, Гоголь перестает быть сатириком и, как романтик отвлекается от реальной системы, рисует ее в желаемом, идеальном виде. Книга Гоголя оказалась сложной и противоречивой. Но вместе с тем эстетические суждения в «Выбранных местах…» и «Авторской исповеди» дают основания полагать, что Гоголь в последние годы жизни смог преодолеть творческий кризис и явить миру новые сокровища художественного слова (о чем свидетельствовала работа над вторым томом «Мертвых душ»). Только жестокая болезнь сковала духовные силы и трагически прервала жизнь великого писателя. В. Г. Белинский в своем гениальном письме к Гоголю вскрыл подлинный смысл книги, противопоставил Гоголя-писателя, «надежду, честь и славу России» , «одного из великих вождей ее на пути сознания, развития, прогресса» , Гоголю — проповеднику пиэтизма, защитнику крепостного права. Белинский осудил «Выбранные места из переписки с друзьями» как с точк зрения интересов народа и освободительного движения, так и с точки зрения творчества самого Гоголя, и его приговор был поддержан всей передовой Россией. Высокую оценку письма Белинского к Гоголю дал В. И. Ленин: «Его знаменитое „Письмо к Гоголю“, подводившее итог литературной деятельности Белинского, было одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати, сохранивших громадное, живое значение и по сию пору» 1. Ленин указывал, что в письме Белинского к Гоголю нашло свое отражение настроение крепостных крестьян против крепостного права. Белинский пытался и лично воздействовать на Гоголя, разъяснить писателю истинный смысл его творчества, показать Гоголю расстановку сил, борющихся в литературе и обществе, открыть ему глаза на неблаговидную роль таких его друзей, как Шевырев и Погодин, которых Белинский именует «холопами знаменитого села Поречья» (т. е. холопами министра народного просвещения Уварова — владельца села «Поречье».Письмо Белинского Н. В. Гоголю от 20 апреля 1842 г.). Однако личные связи Гоголя с реакционерами литературными, а затем и с высшим кругом реакционной бюрократии были прочны, и Белинский не мог преодолеть их. В начале 40-х годов Гоголь не пожелал открыто выступить на стороне «Москвитянина» в его полемике с «Отечественными записками», и в 1842 году настойчивость Погодина, требовавшего от Гоголя ааявления о своей солидарности с «Москвитянином», привела лишь к длительной ссоре с ним Гоголя. Гоголь пытался сохранить «независимую позицию» и в дальнейшем, но этому препятствовали жизнь писателя за границей, в отрыве от родины и от передовых людей русского общества. В статье «Об Одиссее, переводимой Жуковским» Белинский справедливо усмотрел черты, сближающие Гоголя со славянофильством. Рисуя утопию идеально-патриархального быта, Гоголь высказывал мысли, близкие К. Аксакову, который с позиций реакционного утопизма в 1842 году провозглашал Гоголя Гомером, Белинский был возмущен славянофилами, толкавшими Гоголя на путь, который привел его к написанию реакционной книги, и пытавшимися затем отмежеваться от «крайних» выводов, закономерно сделанных Гоголем. Появление книги Гоголя вызвало острую полемику, способствовавшую прояснению позиций споривших сторон. Через полгода после выхода «Выбранных мест» Белинский писал, что книга Гоголя «теперь памятнее всеми статьями о ней, нежели сама собою». Результатом и завершением полемики вокруг «Выбранных мест» явилось знаменитое зальцбруннское письмо Белинского к Гоголю, которое, по определению В. И. Ленина, «было одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати, сохранивших громадное, живое значение и по сию пору» (В. И. Ленин.Соч., 4 изд., т. 20, стр. 223—224). Настроение Белинского в письме к Гоголю зависело от настроения крепостных крестьян, оно выражало возмущение широких народных масс крепостническими порядками. Мысли, выраженные Белинским в его письме к Гоголю, были сокращенно и иносказательно намечены им ранее в его статье, посвященной «Выбранным местам из переписки с друзьями», напечатанной в «Современнике», 1847 г., т. I, № 2, вскоре после появления книги Гоголя. Уже в этой статье, стесненный цензурой и вынужденный выражать свою мысль чрезвычайно осторожно, Белинский сумел всё же показать реакционную сущность книги Гоголя и несостоятельность его утопических мечтаний. Статья заканчивалась намеком на то, что автор не может развить политические выводы, которые «приходят в голову» при анализе книги Гоголя. Эти выводы он сформулировал через несколько месяцев в своем письме к Гоголю. Вместе с тем Белинский заявил в этой статье, что всё предшествующее реалистическое творчество Гоголя противоречит взглядам, выраженным в «Выбранных местах». Гениальные художественные произведения Гоголя принадлежат народу, передовой части общества, служат делу освобождения народа. 49. Кольцов-классик песенного творчества В 30-е годы, когда интерес к народным и книжным песням все больше и больше возрастает, к песенному творчеству обращаются разные поэты. Однако стихотворения и песни на народные темы А. В. Кольцова представляют наиболее яркое явление в общем процессе развития русской лирики. Кольцов как поэт прежде всего прошел школу творческой практики у поэтов-песенников первого поколения. В лирическом наследии поэта есть произведения, которые имеют черты подражания. Но сила собственного таланта, жизненные истоки его позволили Кольцову обрести в творчестве собственный голос и во многом опередить всех поэтов-песенников его времени. В отличие от них Кольцов в своем творчестве шел не только от современных литературно-песенных традиций, но и от стиля хорошо ему знакомых народных песен и от живого народного языка. Он стремился в своем творчестве изобразить реальную жизнь народа, его труд, быт и поэзию, поэтому оно было гораздо шире по тематике и реалистичнее. Песням Кольцова, что особенно важно, была свойственна и новая внутренняя настроенность, глубоко отличавшаяся от традиционного сентиментального "уныния" современных русских песен. В них зазвучали бодрые оптимистические призывы к преодолению любых жизненных невзгод. Произведения Кольцова, выражающие народный социальный оптимизм, были очень близки к самим народным песням, в которых даже в мотивах "грусти-тоски" никогда не чувствовалась безысходность жизненного горя. Песни Кольцова были не только содержательны и лиричны. По признанию самого поэта, песни для него были прежде всего тем, что "поется". Кольцов не раз пробовал распевать свои песни. Об одном таком случае он писал В. Г. Белинскому: "Степи опять очаровала меня; я черт знает до какого забвения любовался ею. Как она хороша показалась! И я с восторгом пел: "Пора любви"... (1) Созданный Кольцовым оригинальный размер стиха был очень близок к ритмическому строю народных песен. Поэзия Кольцова отличалась не только от песен других поэтов-песенников, но даже и от творчества поэтов-любителей из крестьян - Слепушкина, Алипанова, Суханова. Если Кольцов стремился изобразить подлинную народную жизнь, то для них жизнь народа была только "сельской темой", которую они разрабатывали самым "благонамеренным" образом: крестьяне в их песнях зачастую имели вид веселых, покорных и всем довольных "пейзан", которые мирно жили бок о бок с добрым и заботливым помещиком. Такая условность и неправдоподобность изображения народной жизни была отмечена Белинским, который в рецензии на стихотворения Слепушкина иронически писал о том, что крестьяне в них "как-то похожи на пастушков и пастушек гг. Флориана и Панаева или на тех крестьян и крестьянок, которые пляшут в дивертисментах на сцене театра". Народ в песнях Кольцова изображался во всей полноте его жизни - не только в труде и повседневности, но и в моменты сосредоточенного раздумья над своей жизнью. Кольцов в своих песнях всегда подчеркивал характер героя, его жизненную силу, веру в будущее: Долго ль буду я Сиднем дома жить, Мою молодость Ни на что губить? Долго ль буду я Под окном сидеть, На дорогу вдаль День и ночь глядеть? ("Дума сокола") Но изображение "злой доли" крестьянина у Кольцова сочеталось с мотивами смелого и упорного ее преодоления. Особенно это проявляется в песнях Кольцова "Деревенская беда" (мотивы борьбы бедняка с богачом), "Дума сокола" (страстный порыв героя к лучшей жизни}, "На погибель идти - песни петь соловьем" (молодецкая удаль, помогающая героически преодолеть любое горе) и в других. Вдумчивое проникновение Кольцова в народную жизнь позволило ему увидеть в ней главное, выделить наиболее существенное. В этом отношении особого внимания заслуживает ведущая тема его песенного творчества - тема труда. Кольцов видел крепкую любовь крестьян к "матери сырой земле" и чисто крестьянские трудовые интересы и упования, связанные с земледельческим трудом. Все это он с большой художественной силой отразил как в стихотворении "Косарь", так и в своеобразной трилогии - "Песня пахаря", "Урожай" и "Крестьянская пирушка", посвященной крестьянскому труду. В этих произведениях Кольцов показал не только поэзию крестьянского труда, но и ту сосредоточенную величавую "обрядность", которая была так характерна для крестьянской жизни. 50. Анализ: Мережковский. «Лермонтов, поэт сверхчеловечества». Мрачными были выводы Мережковского относительно современной критики. За некоторым исключением, критика была «силой противонаучной и противохудожественной», сводившейся к публицистике. Здесь он имел в виду революционно-демократическую критику. Вслед за В. Соловьевым он назвал Лермонтова поэтом «сверхчеловечества». Искусно подбирая мотивы и отдельные выражения («матерь божия», «пустыня внемлет богу», «крест несу я без роптанья»), Мережковский называл Лермонтова еще и пророком наступающего сейчас некоего «религиозного народничества». Поскольку русскому народу религиозность сродни, то Лермонтов более народен, чем Пушкин. Пушкин в жизни весь на людях, но в творчестве один, а Лермонтов, наоборот, в жизни один, а в творчестве идет к людям. Мережковский дает понять, что не от «благословенного» Пушкина, а от «проклятого» Лермонтова мы получили «образок святой» - завет матери, завет родины. От народа к нам идет Пушкин, от нас к народу идет Лермонтов; пусть он не дошел, но он все-таки шел к нему... Сочинение "М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества" - еще одно стремление приблизиться к Лермонтову. Мережковский прямо-таки одолеваем желанием познания Лермонтова, словно пытливый естествоиспытатель, жаждущий познания какого-то природного явления. Он как бы дерзает "лететь" рядом с Лермонтовым. Это чувство рождает у Мережковского глубокие проникновения в таинственный мир психологически непостижимого. И все-таки в какой-то момент он резко отстает от полета гения. Мережковский убедительно показал несостоятельность соловьевского суда над Лермонтовым с позиций "положительного" христианского "всеединства". Но рассмотрение Мережковским Лермонтова - не только как богоборца, но как поэта сверхчеловечества, как человека, "состязающегося с Богом" представляется, на наш взгляд, кажущимся приближением к Лермонтову. Если остановить поток красноречия Мережковского и задать ему естественно возникающие вопросы, то неубедительность его софизмов станет очевидной. Если сравнить стихотворения «Пророк» того и другого поэта, «Памятник» Пушкина и «Прощай, немытая Россия» Лермонтова, то сразу видна поверхностность контрастов и характеристик Мережковского. Ему было важно только одно - нацепить современной России «образок святой», и поэтому Мережковский «возлюбил» Лермонтова, притянул аргументацию в пользу одного поэта за счет другого. Объективная характеристика творчества Пушкина и Лермонтова его не интересовала. ЦИТАТЫ: Я вижу в Лермонтове прямого родоначальника того направления чувств и мыслей, а отчасти и действий (тут упоминание о действенности чрезвычайно важно), которое для краткости можно назвать "ницшеанством". Глубочайший смысл деятельности Лермонтова освещается писаниями его ближайшего преемника Ницше". Сверхчеловечество, по мнению Вл. Соловьева, есть не что иное, как ложно понятое, превратное богочеловечество. Лермонтов не понял своего призвания "быть могучим вождем людей на пути к сверхчеловечеству" истинному, т. е. к богочеловечеству, к христианству, и потому погиб. Христианства же не понял, потому что не захотел смириться. А "кто не может подняться и не хочет смириться, тот сам себя обрекает на неизбежную гибель. В христианстве - движение от "сего мира" к тому, о_т_с_ю_д_ат_у_д_а; у Лермонтова обратное движение - о_т_т_у_д_ас_ю_д_а. Это сказывается не только во внутреннем духовном существе, но и во внешнем телесном облике. Лермонтов слишком ясно видел прошлую и недостаточно ясно будущую вечность: вот почему так трудно, почти невозможно ему было преодолеть ложь раздвоения. Лермонтов первый в русской литературе поднял религиозный вопрос о зле. Трагедия Лермонтова в том, что он христианства преодолеть не мог, потому что не принял и не исполнил его до конца. Он борется с христианством не только в любви к женщине, но и в любви к природе, и в этой последней борьбе трагедия личная расширяется до вселенской, из глубины сердечной восходит до звездных глубин. |