Шнарх. 18Предупреждение в некоторых главах данной
 Скачать 4.08 Mb.
|
|
ОМ-ответ 2013 http://olegmatv.livejournal.com/tag/ОМ-ответ 332 избежать желания к своему партнеру они стремятся еще сильнее). Если это описание кажется вам знакомым, то вы понимаете, почему я называю брачный сексуальный садизм обыкновенным. Открытое понуждение к сексу со стороны партнера бывает труднопереносимым – но еще тяжелее становится, когда его нет. Когда партнер перестает давить на вас, но при этом одновременно отказывается поступиться тем, чего он желает – тревожность и давление повышаются. Вам обоим приходится встать лицом к лицу с тревожностью выбора и желания, и это давит на обоих. Когда любой из супругов отказывается от траха из жалости, это меняет брак – тем или иным образом. Петер и Одри прошли через эту динамику. В конце концов Петер решил, что она не так уж его и привлекает, и перестал так сильно фокусироваться на ней. По логике, Одри это должно было понравиться – но когда вы желаете быть желанным, но не желаете желать, происходит совсем иное. Одри не хотела секса тогда, когда знала, что Петер ждал его, но отсутствие интереса с его стороны стало для неё угрозой – потому что это был признак дифференциации с его стороны. Сначала Петер не стал ей ничего говорить, опасаясь ее реакции, но Одри это и так почувствовала. Собственно, признание Петера в том, что он начинает терять к ней интерес, и стало поводом для их запроса на терапию. Пары, которые не играют с гениталиями друг друга, часто вместо этого играют с мозгами друг друга. Трахать мозг – это популярное брачное развлечение. Причем это больше похоже на «просовывание этого в ухо», чем на реальный вид спорта в полный контакт. Трахать мозг – это попытки замести следы избегания дилемм выбора и избегания себя. Вы не можете заставить своего партнера вкладывать в секс ум (и сердце) – потому что тот паршивый секс, который вы получаете, может возникать совершенно преднамеренно с его стороны. И невозможно заставить супруга «понять» то, что он и так знает: он отказывается трахаться. Есть люди, которые и правда ничего не знают о трахе, но есть и такие, которые изображают наивность или глупость, в реальности являясь весьма хитрыми, пассивно-агрессивными и по животному изощренными. Они пытают своего партнера, притворяясь неосознающими (или недовольными). Игра с вопросом на миллион долларов: «Действительно ли мой партнер знает, как трахаться? Не пытается ли он мне отказывать – и трахать вместо этого мой мозг?» Ключом к ответу на этот вопрос является его любопытство и готовность выяснить, что же такое трах. Осознание того, что ваш партнер знает, что происходит, приводит к (а) необычному расстройству, (б) меняет вашу картину реальности и (в) создает возможность для самоподтверждаемой близости, при открытом конфронтировании этого. Вы можете «рассказывать своему партнеру о том, чего вы хотите», как часто советуют поп-психологические книжки о сексе, но вы не сможете получить этого до тех пор, пока он сам не сможет дойти до способности и возможности давать вам это. Плохая новость состоит в том, что ваш партнер часто знает, чего вы хотите. Тот факт, что он этого не делает – это его способ сказать: «Только через мой труп!» Русский перевод © 2013 Олег Матвеев olegmatv@gmail.com Все права сохранены ОМ-ответ 2013 http://olegmatv.livejournal.com/tag/ОМ-ответ 333 Петер делает свой ход Как вы думаете, каково это – сообщить такой «жертве», как Одри, что она – агрессор? Многие терапевты не стали бы этого делать – и не потому, что им не хотелось бы. Одри относится к разновидности клиентов, которые пугают и устрашают терапевтов. Меня она тоже пугала, да. И дело было не в том, что она бросала вызов моей компетентности, и не в её эмоциональной изменчивости, и не в её кажущейся иррациональности. Это все мне как раз было понятно. Всю эту тактику я не раз испытал на себе со стороны других клиентов. Пугала меня вероятность того, что Одри может отказаться конфронтировать саму себя. Она была очень умна, и все это летело к черту. Когда она пытала Петера, заодно она пытала и себя тоже. Она была не настолько запущена, чтобы ей это не причиняло боли. Одри ненавидела себя. Мысль о том, что она могла бы жить совсем иначе, заставляла меня не сдаваться и идти на новые и новые попытки найти внутри нее какую-то твердую основу. Я видел признаки существования этого цельного ядра, и чем дольше оно не проявлялось, тем больше меня это заботило. Когда я бросил Одри вызов фразой «а теперь ты – агрессор», я пытался достучаться до той ее части, которая прекратила прислушиваться к внешнему миру. Я взывал в ней к тому, что было хорошим и цельным, а не к ее слабым «раненым» частям. Одри была уверена, что я стремлюсь найти ту ее часть, которая была «повреждена». Она продолжала демонстрировать мне ту часть, которая, как ей казалось, нуждалась в ремонте; я же продолжал говорить с той, недоступной частью. Я продолжал взывать к той ее части, которая могла бы отремонтировать себя. Моей целью было мотивировать эту часть ее «встать и проявиться». Моя фраза не вынудила Одри попасть в её горнило. Этот эффект оказали события ее собственной жизни; она уже была «в этом». Моя работа состояла в том, чтобы помочь ей использовать свое положение для того, чтобы увидеть себя такой, какая она есть, и стать такой, какой она хотела быть. Та же самая фраза в другой момент или в другом месте – или при другом разворачивании событий в терапии – не смогла бы оказать то же самое воздействие. Фундамент уже был заложен, когда случилась наша с ней судьбоносная конфронтация. Садизм Одри и ее переживания в детстве сформировали рамки, которые определяли и придавали смысл той само- конфронтации, которую спровоцировал мой комментарий. Однако этот мой комментарий был сравнительно безобидным в сравнении с ситуацией, которая сложилась после того, как Петер сделал свой ход во время следующей сессии. «Думаю, что настало время либо посрать, либо слезать с горшка». Петер говорил спокойно и решительно – и это реально напугало Одри. Это не было фразой, сказанной сгоряча по ходу жаркого спора. Это был акт самоопределения – Петер это говорил больше самому себе, чем Одри. Русский перевод © 2013 Олег Матвеев olegmatv@gmail.com Все права сохранены ОМ-ответ 2013 http://olegmatv.livejournal.com/tag/ОМ-ответ 334 Петер посмотрел ей в глаза и сказал: «Я надоел сам себе до чертиков. Я ненавижу то, как я позволяю тебе себя обрабатывать. Я веду себя как баба! То, что я так поступаю, в том числе и с тобой, перестало быть для меня приемлемым». Несколько секунд я ничего не говорил. Молчание подчеркивало глобальность произошедшего. Потом я произнес: «Ты сказал про это «срать или слезать с горшка» сейчас, потому что думаешь, что Одри еще не оправилась от того, что я ей сказал в прошлой сессии?» Петер целую минуту внимательно размышлял над своими мотивами. Не было похоже, что он наскакивает на Одри потому, что сейчас она в ослабленном состоянии. Он шел к этой позиции уже довольно долго. Но вызов по поводу того, что Петер пытается «работать в струе» моей последней интервенции, был предназначен не только для него, но и для Одри. Я хотел ясно показать, что я не даю никакой «поддержки» такому его ходу – они оба должны были осознать, что это делается по другим причинам. Петер мог извлечь кучу пользы, разбираясь с этим вопросом. Спокойный голос Петера был наполнен эмоцией. «Не думаю, что это так». Одри уже собиралась с силами, чтобы выступить на свою защиту. «На самом деле я не вижу, чтобы Одри разваливалась на части. После прошлой сессии она была довольно спокойна, не стала устраивать истерик или рыдать, как она часто делала после наших ссор. Я на самом деле думаю, что Одри довольно неплохо контролирует себя при текущих обстоятельствах. Я был удивлен. Это заставило меня уважать ее – я даже почувствовал печаль по поводу нее». Одри застали врасплох, она замерла. Петер медленно качал головой из стороны в сторону. Он словно разговаривал сам с собой. «Достаточно... Я больше не могу так. Я больше не буду выпрашивать секс. Я больше не буду ни о чем спорить». Потом он посмотрел на Одри. «Я больше не собираюсь наказывать тебя за то, что ты отказываешься иметь секс – это лишь заставляет меня чувствовать, что я его не заслуживаю. Решай сама, что тебе на самом деле нужно. А я сделаю то же самое». Одри прекратила подготавливать свою контратаку. Она просто поникла. Она смотрела вниз, в пол, и ничего не говорила. Было ясно, что она не распадается на части, скорее она эти части сейчас собирала. Вместо того, чтобы немедленно обесценить сказанное Петером, она приняла это. Она позволила себе осознать масштаб того, что происходило в этот момент: Петер начинал дифференцироваться. Горнила всегда взаимосвязаны. Когда один из партнеров попадает в горнило, другой отправляется в свое – или выпадает из брака. Одри отреагировала так, как я наблюдал бесчисленное количество раз. И это всё еще каждый раз меня поражает. Перед лицом прямой конфронтации она начала функционировать лучше. Прекратились все оборонительные маневры. Одри, определенно, была расстроена, но это расстройство соответствовало происходящей самоконфронтации. Русский перевод © 2013 Олег Матвеев olegmatv@gmail.com Все права сохранены ОМ-ответ 2013 http://olegmatv.livejournal.com/tag/ОМ-ответ 335 В прошлом Петер пытался конфронтировать с Одри. Ее обычная реакция состояла в том, чтобы вынудить его обороняться. Но когда это не сработало, она нашла другой выход: Одри начинала «распадаться». Столкнувшись лицом к лицу с собственным садизмом и не имея возможности дать подтверждение собственным недостаткам, она погружалась в рыдания и требовала, чтобы Петер убеждал ее в том, что она достойна любви. В реальности, предшествующее поведение Одри представляло собой еще одну разновидность трахания мозга. Она добивалась того, что Петер начинал бояться, что она «поехала крышей», и неизменно давал задний ход и снова начинал «ободрять ее». Она «распадалась» не потому, что попадала под «избыточное давление»; она пыталась предотвратить возникновение реального давления в своем положении: необходимости дать подтверждение собственному садизму и встать лицом к лицу со своей дилеммой выбора – иметь секс или получить развод. Одри не была полой или хрупкой – иначе она бы не выжила в той ситуации, которая была у нее в прошлом. Она была наполнена тревогами, злобой, нарциссизмом и неудовольствием. Та эмпатия, которой она требовала для своих «детских травм», лишь усиливала ее тупиковое состояние и откладывала на потом решение всех её личных вопросов с ответственностью за себя. Теперь же, с учетом решающего хода Петера, пространства для требований «безопасности и покоя» не оставалось. Все зависело исключительно от того, что она собиралась с этим делать. На этот раз вместо убегания или распада Одри «приняла удар на себя». Она наконец сконфронтировала то, что ее вполне устраивали страдания Петера, возникавшие вследствие ее неактивности. Отсюда было уже совсем недалеко до того, чтобы увидеть свой садизм по отношению к Петеру – ничуть не лучший, чем садизм ее матери по отношению к ней. У Одри начался кризис – и она все еще пребывала в нем неделей позже, на нашей следующей сессии. «Я действительно точно такая же, как моя мать». «В плане чего?» «Я заставляю Петера страдать, потому что я не делаю то, что должна делать, точно так же, как делала она со мной!» «Ты уверена, что ты такая же, как твоя мать?» «Что ты имеешь в виду?» «Твоя мать могла бы сейчас расстраиваться так, как ты?» Одри на секунду сорвалась в тотальную злость. «Моя мать никогда бы не позволила поставить ее перед фактами о том, что она делает!» Потом Одри осознала, что именно это я и пытался до нее донести. То, что произошло потом, Русский перевод © 2013 Олег Матвеев olegmatv@gmail.com Все права сохранены ОМ-ответ 2013 http://olegmatv.livejournal.com/tag/ОМ-ответ 336 поразило Одри и Петера, но такое происходит постоянно, когда люди «встают на свои собственные ноги». Одри расслабилась. И когда она это сделала, реальность жизни ударила ее так, как никогда бы не смогла, пока она оборонялась против этого. Одри горевала совершенно невозможным для себя образом – до самой своей сердцевины. Она вкушала собственную ненависть к своей матери и к Петеру, обиды и гнев, пронизывавшие их взаимодействия, и захлебывалась собственной мстительностью. Она была наполнена такой болью, какой она себе представить никогда не могла – не говоря уже о том, чтобы уметь справляться с нею. К собственному удивлению, она не впала в депрессию, и перестала стыдиться себя. Это было первое из целого ряда ее переживаний чистой боли. (Мы обсудим, что это такое, в следующей главе). Как и многие другие люди, Одри считала, что этот процесс работает через «выгрузку материала из системы». Теперь она прошла достаточно далеко для того, чтобы вместить, переварить и изменить это переживание. Она была готова заново обрести часть самой себя – вместо того, чтобы избавляться от своего прошлого. Рост заключается не в вычищении («выгрузке») своих эмоций – а во вмещении большего их объема. Этот процесс переваривания своей собственной агрессии и злости и есть то, о чем мы говорили в прошлой главе, когда речь шла о горючем для траха. Он превращает желчь в смазку. Хотя Одри и Петер злились на своих родителей, мы сохраняли фокус на том, как они драматизируют семейные динамики в настоящем времени, а не на исследовании этого прошлого. Они знали вполне достаточно для того, чтобы видеть множественные уровни смыслов в собственных повседневных взаимодействиях. Мы фокусировались на том, что они делали – а не просто «понимали» – во избежание толкований и теорий. Петер и Одри рассказывали о своих чувствах, когда хотели лучше понять самих себя – а не ради получения подтверждения и понимания друг от друга. По ходу этого процесса они узнавали друг друга, но это не было нашим основным фокусом. Однако это реально создавало новую основу для самоподтверждаемой близости: когда ты знаешь себя – когда то, кто ты есть, не зависит от того, как себя чувствует партнер – у тебя есть чем поделиться со своим партнером, и у тебя есть самообладание для того, чтобы выслушать его откровения. Петер и Одри стали значительно менее реактивны в отношении тревог друг друга. Важен в этом подходе не тот факт, что Одри и Петер имели «детские травмы», а то, как они их разрешали. Мы не делали попыток объяснять поведение матери Одри построением гипотез о том, что она тоже была травмирована своими родителями. Отказ от ответственности, поощряемый такими теоретизированиями, является прямой противоположностью того, что требуется для поиска решения. Важно было то, сможет Одри или нет подняться, в одностороннем порядке сконфронтировать себя и свою жизнь, и стать тем человеком, которым она хотела быть. Это приводит к интересным следствиям в плане прощения. Когда мы поднимаемся и начинаем конфронтировать себя так, как никогда не делали наши родители, прощение в некотором отношении затрудняется жаждой Русский перевод © 2013 Олег Матвеев olegmatv@gmail.com Все права сохранены ОМ-ответ 2013 http://olegmatv.livejournal.com/tag/ОМ-ответ 337 справедливости. Однако та повышенная дифференциация, которую дают эти попытки, позволяет лучше самоутешаться, подтверждать свои собственные переживания, тем самым снимает нас с крючка «нужды в покаянии наших родителей». В этот момент прощение становится актом заботы о самом себе, осознанным решением просто продолжать жить собственной жизнью. Когда Петер и Одри сконфронтировали самих себя, возникло довольно изощренное переплетение «ходов». Во время одной из сессий Одри сказала Петеру о том, что у нее не было большого сексуального желания, потому что она не уважала его. И это было просто утверждение о себе, а не обвинение. Она ощущала себя дефективной из-за того, что не уважала его, и проявляла большую осторожность, чтобы не сделать ему больно. Но она также формулировала собственные предпочтения. Она знала, что привлекает её в мужчине, и перестала извиняться за это. Петер был уязвлен, и начал регрессировать. «А тех пляжных ёбарей ты, стало быть, уважала?!» Я помог ему снова собраться, указав на несколько фактов: Одри сказала, что у нее были трудности с уважением к нему, но она не проявляла это неуважение в поступках. Парадокс был в том, что само сообщение ему о своем неуважении было её актом уважения к нему. Она относилась к нему так, словно он мог принять это и повести себя как мужчина – мужчина, которого не нужно поддерживать, мужчина, который способен конфронтировать истину, не разваливаясь на куски. На самом деле впервые за долгие годы Одри действительно уважительно относилась ко всем. Она не унижала ни себя, ни его. На столе оказался следующий вопрос: впадет ли Петер в регресс и начнет ли наказывать ее за то, что она сообщила ему правду? Или же он посмотрит в лицо известной ему теперь истины и поступит так, как он посчитает правильным? Позже Петер говорил, что тогда он уже слишком далеко зашел для того, чтобы отказываться от заработанного потом и кровью прогресса. Он жестко сглотнул и собрался с силами. «Думаю, мне не в чем тебя винить. Я сам себя не очень-то уважаю». Это суровое признание прошло молнией через всех троих. Петер не уклонялся от самоконфронтирования, не злился и не извинялся. В его голосе слышались твердость и принятие. Это самораскрытие Петера было типичным примером самоуважения. Он не вспылил и не впал в депрессию. Он просто успокоился. Все трое были немного поражены тем, насколько быстро он это сделал. Эта сессия оказала мощное воздействие на Одри. Она отымела Петера той ночью. Шаг Одри вперед создал у Петера моменты тревоги, потери равновесия и дальнейшего роста. Его собственный шаг вперед сделал то же самое для Одри. Петер думал, что он никогда не сможет оправиться от боли измен Одри – или от ее мозготраха по поводу чувственности. Но самоконфронтирование исцелило его так, как он никогда не смог бы предвидеть ранее. Даже сам процесс отличался от |