камерон краткая история. 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн

• Название: 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн
• Анкор: камерон краткая история.doc
• Дата: 24.04.2017
• Размер: 12.31 Mb.
• Имя файла: камерон краткая история.doc
• Тип: Документы; #4628
• страница: 21 из 44

Экономическая мысль и экономическая политика

258 Период наполеоновских войн был своего рода кульминацией экономического национализма и империализма предыдущих столе­тий, что нашло свое отражение в попытке британской блокады континента и, как реакции на нее, наполеоновской Континенталь­ной системе.

258 Ни та, ни другая не достигли своей главной цели,

259 которая заключалась в ограничении или разрушении военного по­тенциала экономики противника, но обе они представляли собой крайние формы политики экономического национализма. Однако еще ранее появились течения экономической мысли, осуждавшие такую политику.

259 В 1760—1770 гг. физиократы (которые во Франции называ­лись leseconomistes) начали отстаивать преимущества экономичес­кой свободы и конкуренции. В 1776 г., в год провозглашения аме­риканской Декларации независимости, Адам Смит в книге «Ис­следование о природе и причинах богатства народов» сформули­ровал идеи, ставшие подлинной декларацией индивидуальной эко­номической свободы. Адам Смит иногда изображается как аполо­гет интересов бизнесменов или «буржуазии», но такая точка зре­ния обусловлена неправильной интерпретацией его книги (или не­знакомством с нею). Его критика купцов не менее жестока, чем осуждение глупости и некомпетентности правительств. Относи­тельно их склонности к образованию монополий, например, он писал: «Представители одного и того же вида торговли или ремес­ла редко собираются вместе даже для развлечений и веселья без того, чтобы их разговор не кончился заговором против публики или каким-нибудь соглашением о повышении цен»¹. Однако глав­ная идея Смита, проходящая через всю его книгу, заключается в том, что упразднение обременительных и «неразумных» ограниче­ний частного предпринимательства способствует усилению конку­ренции в экономике и, таким образом, максимизации «богатства народов». Книга Смита пользовалась популярностью, очень высо­кой для философского трактата. Она выдержала 5 изданий до смерти автора в 1790 г. и была впоследствии переведена на все основные языки. Государственные деятели и политики по обе сто­роны Атлантики цитировали его книгу, выступая с поддержкой или критикой отдельных законодательных мер. Уже при своей жизни он приобрел также последователей на европейском конти­ненте. Однако только через много лет после его смерти, когда ряд других авторов, таких, как Томас Мальтус и Давид Рикардо, внесли свой вклад в корпус литературы, известной как «класси­ческая политическая экономия», идеи Смита стали воплощаться в законодательстве. Впервые это произошло в Великобритании в 1820—1830 гг. На деле многие реформы, такие, как пересмотр уголовного и процессуального законодательства в сторону его гу­манизации, сокращение числа преступлений, за которые полага­лась смертная казнь, и создание муниципальной полиции в боль­шей степени отражали влияние идей Иеремии Бентама и утилита­ристов, чем Адама Смита и экономистов-классиков (хотя некото­рые авторы, такие, как Джон Стюарт Милль, принадлежали к обеим школам). Наивысшим достижением классиков стала отмена

¹ Смит А. Указ. соч. С. 109.

259

Хлебных законов, ознаменовавшая наступление в Великобритании эры свободной торговли.

Помимо утверждения свободной торговли, принципы экономи­ческого либерализма (как стала называться новая доктрина) при­зывали к сокращению вмешательства государства в экономику. Во имя этих принципов система налогообложения была значительно перестроена и упрощена, а законы об объединениях, о мореплава­нии, против ростовщичества и другие законодательные символы Старого режима в экономической сфере были отменены. В соот­ветствии с учением Смита и его «системой естественной свободы» правительство имело только три функции: «во-первых, обязан­ность ограждать общество от насилий и вторжения других незави­симых обществ; во-вторых, обязанность ограждать по мере воз­можности каждого члена общества от несправедливости и угнете­ния со стороны других его членов, или обязанность установить хорошее отправление правосудия; и, в-третьих, обязанность созда­вать и содержать определенные общественные сооружения и уч­реждения, создание и содержание которых не может быть в инте­ресах отдельных людей или небольших групп»¹.

Это идеализированное изображение роли государства в рабо­тах экономистов-классиков породило миф о laissezfaire. Это вы­ражение впервые вошло в употребление в Англии в 1825 г. Об­щепринятое его понимание заключалось в том, что индивидам, особенно предпринимателям, необходимо предоставить свободу от государственных ограничений (кроме уголовных законов) в пре­следовании своих личных интересов. Томас Карлейль саркасти­чески передал этот принцип выражением «анархия плюс кон­стебль» .

Однако на практике принцип laissezfaireне был столь бессер­дечным, эгоистичным и безжалостным, как можно было предполо­жить, исходя из вышеприведенных экстремистских формулиро­вок. Главным объектом атаки экономистов-классиков был старый аппарат государственного регулирования, который во имя «наци­ональных интересов» часто создавал широкие наборы привилегий и монопольных прав, а также другие препятствия на пути инди­видуальной свободы и стремления людей к обогащению. Парал­лельно с демонтажем старой системы регулирования и привилегий парламент принимал новое законодательство, касающееся вопро­сов общественного благосостояния, в особенности благосостояния тех слоев населения, которые были в наименьшей степени способ­ны сами защитить свои интересы. Эти законодательные новации включали в себя фабричное законодательство, новые законы в об­ласти здравоохранения и санитарии, а также реформу местного самоуправления. Эти достижения не были делом рук какого-либо одного класса или слоя населения, хотя они и опирались на ин-

¹ Смит А. Указ. соч. С. 497.

260

ллектуальный б_агаж утилитаристов. Реформаторы из рядов аристократии _и среднего класса объединили усилия с лидерами пролетариата для агитации в пользу реформ, за которые в парла­менте проголосовали как виги и тори, так и радикалы.

Экономический либерализм имел своих приверженцев и на континенте, но они не смогли достигнуть такого успеха, как их британские коллеги. Одна из причин этого заключалась в том, что традиция государственного патернализма имела на континенте более глубокие корни, чем в Великобритании. Другая причина была связана с тем, что в условиях технологического лидерства Великобритании многие на континенте полагали, что именно дей­ствия правительства помогут преодолеть возникший технологичес­кий разрыв. Хотя принцип свободной торговли завоевал ряд сто­ронников, а масштабы вмешательства правительства в экономику несколько снижались, в целом роль правительства в странах кон­тинентальной Европы была гораздо более активной, чем в Вели­кобритании.

За океаном, в Соединенных Штатах, наблюдалась уникальная комбинация государственного активизма и частного предпринима­тельства. Экономисты-классики имели здесь немногих преданных последователей. Хотя в экономической политике различных шта­тов наблюдались значительные расхождения, она представляла собой плод прагматичного компромисса между требованиями ин­дивидуальной свободы и запросами общества. Ввиду столкнове­ния различных отраслевых и территориальных интересов и три­умфа Демократической партии Джефферсона и Джексона, феде­ральное правительство играло в экономике минимальную роль, предписанную ему классической теорией, и, вплоть до Граждан­ской войны, в основном следовало либеральной политике низких таможенных тарифов. В свою очередь, правительства штатов и органы местного самоуправления играли активную роль в под­держке экономического развития. «Американская система», как назвал ее Генри Клей, рассматривала правительство как агента, задача которого — помогать частному предпринимательству в ус­корении развития материальных ресурсов страны.
Классовая структура и классовая борьба

\1 г , >

Общество Европы Старого режима было подразделено на три сословия: дворянство, духовенство и простолюдины (см. главу 3). Современный функциональный анализ, оперирующий категорией социальных классов, слегка уточнил бы эту классификацию. На вершине социальной пирамиды находился правящий класс земле­владельцев, который включал в себя, наряду с собственно дворян­ством, также некоторых людей, не относящихся к дворянскому сословию, а также высшее духовенство. Экономическим базисом их политической власти и социального статуса было владение зем-

261
лей, которое давало им возможность вести «благородный» образ жизни, т.е. не работать. Следующим на социальной лестнице j стоял «высший средний класс», или «крупная буржуазия», состо­ящая из крупных торговцев, высших правительственных чиновни­ков и специалистов-профессионалов, таких как адвокаты и нота­риусы. Хотя они зачастую также владели некоторой недвижимос­тью, основой их положения были специальные знания и навыки, торговый капитал (у купцов) и личные контакты с аристократией. Еще ниже по социальной лестнице стоял низший средний класс, или мелкая буржуазия, состоявшая из ремесленников и мастеро­вых, розничных торговцев и других лиц, занятых в сфере услуг, а также мелких независимых собственников. В самом низу пира­миды находились крестьяне, рабочие надомной промышленности и сельскохозяйственные рабочие; в эту же категорию входили многочисленные бедняки и пауперы.

Сдвиг от сельского хозяйства к новым отраслям промышлен­ности и рост городов вызвали появление новых социальных клас­сов. Совершенно очевидно, что место человека в социальной ие­рархии отчасти зависит от способа, которым он зарабатывает себе на жизнь, и индивиды, занимающиеся одним и тем же видом де­ятельности, по всей видимости, будут иметь общие ценности и взгляды, отличные (иногда диаметрально отличные) от ценностей и взглядов, которых придерживаются люди, занятые в других сферах экономики. В XIX в. иногда можно было наблюдать ожес­точенную борьбу между враждующими группами за социальное и политическое признание и преобладание.

В начале столетия наиболее многочисленной группой населе­ния были крестьяне. К концу века в целом по Европе они все еще составляли большинство, но в промышленно развитых регионах их относительная доля в общей численности населения значитель­но сократилась. Пределом мечтаний этих людей, изолированных друг от друга вследствие плохих коммуникаций и скованных тра­диционалистским менталитетом, было приобретение земли. Их участие в широких социальных движениях было в основном спо­радическим и ограничивалось защитой их непосредственных эко­номических интересов.

В годы, непосредственно последовавшие за крахом империи Наполеона, земельная аристократия продолжала пользоваться вы­соким социальным престижем и политической властью, несмотря на влияние Французской революции. Однако ее господствующему положению был брошен вызов со стороны быстро растущего сред­него класса. К середине столетия средний класс утвердил свои по­зиции в структуре власти в большинстве стран Западной Европы, а в течение второй половины века решительно поколебал исклю­чительное положение аристократии в Центральной Европе.

В начале XIX в. городские рабочие составляли меньшинство населения, но с распространением промышленности они начали приобретать численное превосходство. Однако некорректно гово-

262

рить о едином рабочем классе, поскольку внутри работающего по найму населения существовали многочисленные градации и разли­чия. Собственно фабричные рабочие, хотя они и являются объек­том повышенного интереса со стороны историков, изучающих про­цесс индустриализации, были только частью пролетариата, и от­нюдь не самой большой. Более того, даже эта группа была не­однородной, и между ее составляющими частями — например, текстильными рабочими, рабочими тяжелой промышленности, ке­рамической промышленности и т.д. — существовало множество различий. Шахтеры, хотя и походили на фабричных рабочих в некоторых отношениях, в других отношениях отличались от них. Домашняя прислуга, мастеровые и ремесленники существовали еще до появления современной промышленности. Многие квали­фицированные рабочие были низведены до положения неквали­фицированных после того, как машины вытеснили их из произ­водственного процесса. Однако другие, включая плотников, ка­менщиков, машинистов и наборщиков, столкнулись с расширени­ем спроса на свои услуги по мере роста промышленности и горо­дов. Временные рабочие, такие, как докеры и грузчики, составля­ли другую важную группу; то же самое можно сказать и о транс­портных рабочих, конторских служащих и т.д. Их общая харак­теристика, которая дает нам возможность рассматривать их в не­которых случаях как одно целое (хотя даже она не является аб­солютно точной и всеобъемлющей), заключается в их зависимости от продажи своего труда за поденную или понедельную плату.

Карл Маркс провозгласил в середине XIX в., что социальная поляризация, которая, как он полагал, была характерна для раз­витых промышленных стран того времени, будет неизбежно про­должаться до тех пор, пока не останутся только два класса: пра­вящий класс капиталистов (который, по его мнению, принял бы в свои ряды и заменил собой аристократию) и промышленный про­летариат. Постепенно все промежуточные классы будут низведены до статуса пролетариата, и тогда последний, с его подавляющей количественной мощью, поднимет революцию и свергнет правя­щий класс капиталистов. Это пророчество было опровергнуто фактами истории. Вместо поляризации общества на два антагонис­тических класса, развитие индустриализации привело к значи­тельному росту среднего класса — класса «белых воротничков», квалифицированных специалистов и независимых предпринимате­лей. Победившие революции, например, революция 1917 г. в Рос­сии, были делом рук небольших групп воинствующих профессио­нальных революционеров, использовавших слабость обществ, обессиленных войной.

Наиболее распространенной формой солидарности и взаимопо­мощи рабочего класса были профсоюзы, а затем, в некоторых странах, политические партии рабочего класса. Хотя профсоюзы имеют долгую историю, берущую начало в ассоциациях наемных ремесленных рабочих позднего Средневековья, современное проф-

263

союзное движение началось с возникновением современной про­мышленности. В первой половине XIX в. профсоюзы были слабы, изолированы друг от друга и обычно быстро распадались из-за со­противления предпринимателей, а также неблагоприятного или репрессивного законодательства. Большинство западных стран прошли по крайней мере через три фазы в своем официальном от­ношении к профсоюзам. Первая фаза, фаза прямого запрещения или подавления, нашла воплощение в законе Ле Шапелье 1791 г. во Франции, в Законах об объединениях 1799 — 1800 гг. в Вели­кобритании и в подобных им законодательных актах в других странах. Во второй фазе, отмеченной в Великобритании отменой Законов об объединениях в 1824 — 1825 гг., правительства прояв­ляли прагматическую терпимость к профсоюзам, разрешая их со­здание, но зачастую преследуя их за участие в открытых выступ­лениях, таких как забастовки. Третья фаза, начавшаяся не ранее XX в. в некоторых странах и вообще не наступившая в других, отмечена законодательным закреплением права работников созда­вать организации и участвовать в коллективных акциях.

В Великобритании в 1830-х гг. профсоюзы были вовлечены в более широкое политическое движение, известное как чартизм, целью которого было предоставление избирательного права и дру­гих политических прав всем тем, кто прежде был их лишен. После поражения чартизма в 1848 г. профсоюзное движение всту­пило в полосу упадка, продолжавшегося до 1851 г., когда было создано Объединенное общество инженеров (машинистов и меха­ников) — первый из так называемых профсоюзов нового типа. Отличительная черта профсоюзов нового типа заключалась в том, что они объединяли только квалифицированных рабочих и только по профессиональному признаку; таким образом, они представля­ли интересы «рабочей аристократии». Неквалифицированные ра­бочие и рабочие новых фабричных производств оставались неор­ганизованными вплоть до конца столетия. Профсоюзы нового типа имели своей целью повышение оплаты и улучшение условий труда своих членов, которые уже и без того имели самый высокий уровень заработной платы в британской промышленности, путем мирных переговоров с нанимателями и с использованием методов взаимной помощи. Они избегали политической деятельности и при­бегали к забастовкам только в исключительных случаях. В резуль­тате влияние их выросло, но численность их членов оставалась не­большой. Попытки организовать большие массы низкоквалифициро­ванных и неквалифицированных рабочих привели к успешной забас­товке «спичечниц» (молодых женщин, работавших в спичечном про­изводстве) в 1888 г. и лондонских докеров в 1889 г. К 1900 г. в профсоюзы было объединено 2 млн человек, ав!913г. — 4 млн человек, т.е. более одной пятой совокупной численности рабочих.

264 На континенте профсоюзное движение набирало силу медлен­нее. С самого начала французские профсоюзы были тесно связа­ны с социализмом и другими близкими политическими идеология-265-ми.

265 Разнообразные и антагонистические формы, которые прини­мал французский социализм, глубоко раскололи движение, что в результате привело к значительным колебаниям членства в проф­союзах и сделало почти невозможным проведение общенациональ­ных коллективных акций. В 1895 г. французским профсоюзам удалось сформировать общенациональную неполитическую Гене­ральную Конфедерацию труда, но даже она оказалась не в состо­янии объединить все действующие профсоюзы и часто сталкива­лась с трудностями в проведении в жизнь своих директив на мес­тах. Французское рабочее движение оставалось децентрализован­ным, высоко индивидуалистичным и в основном неэффективным.

Немецкое рабочее движение берет свое начало в 1860-х гг. Как и во Франции, оно с самого начала было связано с политическими партиями и политическими акциями; однако, в отличие от фран­цузского движения, оно было более организованным и сплочен­ным. Немецкое рабочее движение имело три главных ветви: проф­союзы Хирша —Дункера, или либеральные профсоюзы, объеди­нявшие в основном квалифицированных рабочих, социалистичес­кие или «свободные» профсоюзы с гораздо более широким член­ством, и появившиеся немного позднее католические или христи­анские профсоюзы, основанные с благословения Папы римского в противоположность «безбожным» социалистическим профсоюзам. К 1914 г. немецкое профсоюзное движение стало вторым по чис­ленности в Европе и насчитывало 3 млн членов, из которых ⁵/б принадлежали к социалистическим профсоюзам.

В экономически менее развитых странах Южной Европы и, до некоторой степени, в странах Латинской Америки рабочие органи­зации формировались под французским влиянием. Профсоюзы были раздроблены и идеологизированы. Они жестоко преследова­лись нанимателями и государством, и их деятельность не привела к каким-либо заметным результатам. Профсоюзы Нидерландов, Швейцарии и Австро-Венгрии следовали немецкой модели. Они достигли относительного успеха на местном уровне, но религиоз­ные и этнические различия, а также оппозиция со стороны госу­дарства препятствовали эффективности их деятельности на обще­национальном уровне. В скандинавских странах рабочее движение выработало свои собственные, отличные от других традиции. Оно связало себя как с кооперативным движением, так и с социал-де­мократическими партиями и к 1914 г. сделало больше, чем проф­союзное движение в любых других странах, для улучшения усло­вий жизни и труда своих членов. В России и в других странах Восточной Европы профсоюзы были запрещены вплоть до Первой мировой войны.

Ранние попытки создания массовых организаций рабочего класса в Соединенных Штатах имели ограниченный успех ввиду сопротивления правительства и нанимателей, а также трудности обеспечения кооперации рабочих, имеющих различный уровень квалификации и профессиональный статус, разные религиозные

265

убеждения и этнические корни. В 1880-х гг. Сэмюэль Гомперс со­здал организацию тесно связанных между собой местных союзов, членами которых были только квалифицированные рабочие, и в 1886 г. объединил их в Американскую федерацию труда (АФТ). Как и профсоюзы нового типа в Великобритании, АФТ следовала тактике экономических требований, сосредотачивая усилия на по­вышении благосостояния своих членов, держась подальше от идеологических вопросов и избегая открытых политических дейст­вий. Она преуспела в достижении многих своих целей, но боль­шинство американских промышленных рабочих оставались неор­ганизованными. В британских доминионах профсоюзы развива­лись по британской модели, но с большим акцентом на социалис­тические программы. Первый профсоюзный конгресс в Австралии был проведен в 1879 г., спустя всего 11 лет после первого кон­гресса британских профсоюзов.

Образование и грамотность

Другой чертой экономического развития в XIX в., не столь бросающейся в глаза, но едва ли менее значимой, чем рост горо­дов, численности промышленных рабочих и уровня доходов, был рост уровня грамотности и образованности. Таблицы 8.3 и 8.4 со­держат некоторые приблизительные данные по отдельным стра­нам за отдельные годы. Во всех случаях совершенно очевидно, что в 1800 г. уровень грамотности был ниже, чем в 1830-х или 1850-х гг. Таблицы также показывают определенную (хотя и не точную) корреляцию между масштабом и темпом индустриализа­ции, с одной стороны, и уровнем образования, с другой. Знамена­тельно, что Великобритания, первая индустриальная держава, за­нимает высокие позиции в обеих таблицах, но не является абсо­лютным лидером. В целом можно сказать, что страны Северо-За­падной Европы (и США) демонстрируют лучшие результаты, в то время как достижения стран Южной и Восточной Европы (в ка­честве представителей которых фигурируют Испания, Италия и Россия) наименее впечатляющи. И вновь ситуация в сфере обра­зования соответствует ситуации с прогрессом индустриализации.

Возможно, наиболее удивительным в Таблице 8.3 является статус Швеции, которая занимала высокие позиции по уровню об­разования как в 1850 г., так и в 1900 г. Швеция в середине XIX в. была бедной страной, но во второй половине столетия стала одним из европейских лидеров по темпам экономического роста. Ее высокий стартовый уровень грамотности можно припи­сать религиозным, культурным и политическим факторам, дейст­вовавшим еще до начала индустриализации, но огромный запас человеческого капитала, приобретенный таким путем, поставил ее в выгодное положение в ходе индустриализации. Столь же широ­кое обобщение применимо, хотя, возможно, и в меньшей степени,

266

к другим скандинавским странам, США, Германии (Пруссии) и — в рамках Соединенного королевства — к Шотландии.

Таблица 8.3

Уровень грамотности среди взрослого населения отдельных стран (в %)



Цифры, данные в скобках, по всей видимости, преувеличены. Источники: Literacy and Development in the West. Harmonsworth, 1969; Dictionary of Statistics. London, 1899.

267 Помимо количественных данных, необходимо рассмотреть ха­рактер самого образования. До XIX в. государственных образова­тельных учреждений было очень мало. Состоятельные люди нани­мали для своих детей частных учителей. Религиозные и благотво­рительные учреждения и, в некоторых случаях, платные частные школы предоставляли начальное образование части населения, преимущественно в городах. Никто и не мечтал о всеобщей гра­мотности. Напротив, господствовала точка зрения о том, что гра­мотность «работающих бедняков» несовместима с их «социальным статусом». Техническое образование осуществлялось почти исклю­чительно через систему ремесленного ученичества. Среднее и выс­шее образование было доступно главным образом для детей (в ос­новном сыновей) членов привилегированных классов, не считая некоторых представителей духовенства. За некоторыми исключе­ниями (особенно Шотландии и Нидерландов), старейшие универ­ситеты уже давно перестали быть центрами получения новых зна­ний. Приверженные старым стандартам обучения, которые отдава­ли предпочтение классическим дисциплинам, они готовили чинов-

267

ников для церкви и государства и давали некое подобие «свобод­ного (liberal) образования» выходцам из правящих классов.

Таблица 8.4

Количество учащихся начальных школ в отдельных странах

(на 10 тыс. человек населения)



Источник: Easterlin R.A. Why Isn't the Whole World Developed? // Journal of Economic History. 1981. № 41. March.
268 Французская революция провозгласила принцип бесплатного государственного образования, но в самой Франции после Рестав­рации этот принцип не соблюдался до 1840 г. Тем временем неко­торые из германских и скандинавских государств и американских штатов, которые уже имели традиции широкого начального обра­зования, создали систему государственных школ, хотя начальное образование так и не стало до конца столетия всеобщим или обя­зательным. В Англии Фабричный закон 1802 г. обязывал владель­цев текстильных предприятий обеспечить получение начального образования ученикам и подмастерьям, но выполнялся этот закон плохо. Другой закон 1833 г. требовал предоставления образова­ния всем работающим детям. В первой половине столетия многие ремесленники и квалифицированные рабочие посещали вечерние школы, содержавшиеся за счет платы за обучение или за счет бла­готворительных организаций, однако Великобритания значитель­но отставала от других стран по уровню развития государственно­го образования. Страны Южной и Восточной Европы отставали еще больше.

Французская революция породила ряд других нововведений в области образования, имеющих особое значение в индустриаль­ную эпоху. Это — специализированные научные и инженерные школы, среди которых наиболее известными были Политехничес­кая школа и Высшая нормальная школа. Предоставляя образова-

268

ние университетского уровня, но находясь вне университетской системы (которую Наполеон реорганизовал для подготовки специ­алистов и чиновников), эти институты не только обеспечивали вы­сокое качество обучения, но занимались также и исследованиями. Их опыт перенимали по всей Европе (кроме Великобритании). Выпускники Политехнической школы организовали преподавание в Военной академии США в Вест-Пойнте, первой инженерной школе Америки.

Эра реформ в Германии после наполеоновских войн привела к возрождению жизни в стенах старых университетов и к созданию нескольких новых. Научная подготовка была организована по об­разцу Политехнической школы, но ее могло получить значительно большее число студентов, чем во Франции. Таким образом, в пе­риод, когда наука все в большей степени приобретала статус фун­дамента производства, Германия оказалась готовой воспользовать­ся всеми преимуществами такого положения дел. Когда американ­цы в 1870 г. столкнулись с необходимостью перестройки всей сис­темы высшего образования, они взяли за образец германскую сис­тему, а не французскую или британскую. Впоследствии француз­ские и британские университеты, а также университеты других стран последовали их примеру.
Международные отношения

На Венском конгрессе 1814 — 1815 гг. победители Наполеона пытались восстановить политические, социальные и экономичес­кие аспекты Старого режима, но их усилия оказались тщетными. Демократическая и националистическая идеологии, выпущенные на свободу Французской революцией, вместе с экономическими силами зарождающейся индустриализации обусловили крах этих попыток. Более того, столкновение интересов стран-победитель­ниц, особенно противоречия между Великобританией и восстанов­ленными на престолах монархами континентальной Европы, уско­рили падение реставрированного Старого режима. Революции 1930 г. и 1848 г. обусловили его окончательное падение во всех европейских странах, кроме России и Османской империи.

Революции не были результатом чисто экономических процес­сов, но имели значительные экономические последствия, преиму­щественно благодаря изменению конфигурации политических сил. В частности, во Франции революция 1830 г. привела к свержению реакционного правительства и его замене новым, в большей степе­ни ориентированным на защиту коммерческих и промышленных интересов, в то время как в ходе революции 1848 г. городской ра­бочий класс предъявил вполне определенные претензии на власть, прежде чем его выступления были подавлены правительственны­ми войсками. Революция 1830 г. в южных Нидерландах привела к возникновению нового государства — Бельгии, которая вскоре

269

проявила себя как одна из наиболее экономически развитых стран Европы. Революция 1848 г. в Центральной Европе привела к окончательному отмиранию остатков феодального режима.

Во всех этих революциях движущей силой являлся национа­лизм. Национализм как идеология не принадлежал какому-то одному социальному классу. Ее разделяли в первую очередь пред­ставители образованных средних классов, но она также отражала стремление разделенных народов Италии и Германии к объедине­нию своих стран, а также стремление угнетенных народов в Ав­стрийской, Российской и Османской империях, бельгийцев в Объ­единенных Нидерландах, а также Норвегии и Ирландии к автоно­мии и свободе. В Германии достижение экономической унифика­ции под эгидой руководимого Пруссией Таможенного союза в 1830-х гг. предшествовало политическому объединению в 1871 г. и помогло заложить основы промышленной мощи страны. Неуда­ча Италии в достижении подобной экономической унификации до создания единого Итальянского королевства в 1861 г. (несмотря на попытку 1848 г.) не позволила этой стране достичь статуса ве­ликой державы. Обретение Грецией, Сербией, Румынией и Болга­рией независимости от Османской империи, не сопровождавшееся сколько-нибудь заметным экономическим прогрессом, сделало эти страны пешками в международной политической игре.

XIX в. не видел масштабных, разрушительных войн, таких как наполеоновские войны, с которых он начался, или Первая ми­ровая война, которой он закончился. Относительно непродолжи­тельные локальные войны, которые происходили в течение столе­тия, порой имели значительные политические последствия, в оп­ределенной степени затрагивающие экономическую политику, но они не создавали сколько-нибудь серьезных препятствий на пути накопления капитала или процесса технических изменений. К концу столетия политическая напряженность, иногда усиливаемая экономическим соперничеством, стала более острой и привела к возрождению европейского империализма. Его экономические ас­пекты будут проанализированы в одной из следующих глав. Здесь достаточно отметить, что это возрождение империализма в огром­ной степени увеличило масштабы мировой рыночной системы, центром которой являлась Европа.