камерон краткая история. 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн

• Название: 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн
• Анкор: камерон краткая история.doc
• Дата: 24.04.2017
• Размер: 12.31 Mb.
• Имя файла: камерон краткая история.doc
• Тип: Документы; #4628
• страница: 29 из 44

Рис. 11.4. Распределение иностранных инвестиций в 1914 г.:

а) по странам-инвесторам,

б) по странам-реципиентам.

357 Как уже указывалось, иностранный, особенно британ­ский, капитал помог построить же­лезные дороги, наладить добычу минеральных ресурсов, финанси­ровать животноводческие ранчо и поддержать множество других на­чинаний. Однако после Граждан­ской войны, и особенно начиная с конца 1890-х гг., американские ин­весторы начали приобретать ино­странные ценные бумаги. Кроме того, что более важно, американ­ские корпорации начали осущест­влять прямые зарубежные инвес­тиции в различные промышлен­ные, коммерческие н сельскохо­зяйственные предприятия. Боль­шинство этих инвестиций были ориентированы на страны Запад­ного полушария (Латинскую Аме­рику н Канаду), но некоторые на­правлялись и в Европу, на Ближ­ний и Средний Восток, в Восточ­ную Азию. К 1914 г., когда общая сумма иностранных инвестиций в экономику Соединенных Штатах составляла немногим более 7 млрд долл., американские инвес­торы разместили за рубежом почти половину этой суммы.

357 За четырехлетие Первой мировой войны в результате предоставления займов союзникам Соединенные Штаты стали самой крупной в мире страной-кредитором.

357
В Европе самым крупным получателем иностранных инвести­ций была Россия. Российская сеть железных дорог, как и амери­канская, была построена большей частью на средства иностран­ных инвесторов, которые вкладывались как в частные ценные бу­маги (акции и облигации), так и в государственные и гарантиро­ванные государством облигации. Иностранцы, особенно иностран­ные банки, также вкладывали большие средства в российские ак­ционерные банки и в металлургические предприятия Донбасса, Кривого Рога и др. Однако крупнейшим заемщиком было россий­ское правительство, которое использовало полученные средства не только для постройки железных дорог, но также и для финанси­рования армии и флота. Основными инвесторами были французы, но немало вложили и немцы, британцы, бельгийцы, голландцы и другие. После 1917 г. все эти инвестиции были потеряны.

Большинство стран Европы в течение XIX в. время от времени прибегали к внешним займам. Как было показано, Германия и не­которые из небольших развитых стран осуществили переход от статуса нетто-должников к статусу нетто-кредиторов. Среди тех, кто не сделал этого перехода, наименьших успехов в производи­тельном использовании средств и погашении сделанных займов добились беднейшие страны Средиземноморского региона и Юго-Восточной Европы. Суммы, полученные от частных инвестиций и государственных займов, зачастую использовались нерациональ­но, а порой и просто расхищались. Как и в случае с внутренними инвестициями, иностранные инвестиции для того, чтобы внести вклад в экономическое развитие, должны приносить доходы, до­статочно высокие для выплаты процентов (или дивидендов) и для возмещения первоначальных вложений.

В поразительном контрасте к низкой отдаче от большинства инвестиций в странах Южной и Восточной Европы (а также в Ос­манской империи, в Египте и Северной Африке) находилась боль­шая часть инвестиций в скандинавские страны, которые не только окупились, но и внесли положительный вклад в развитие эконо­мик стран-реципиентов. В действительности, несмотря на то, что абсолютные суммы инвестиций были относительно небольшими, в расчете на душу населения иностранные капиталовложения в Швеции, Дании и Норвегии были самыми крупными в Европе. Заемные средства вкладывались разумно и, вместе с высоким об­разовательным уровнем населения этих стран, служили основным фактором быстрого экономического развития в конце XIX в.

Подобно скандинавским странам, Австралия, Новая Зеландия и Канада имели большие (относительно численности населения) иностранные инвестиции, что помогает объяснить высокие темпы экономического роста и высокий уровень жизни в этих странах в начале XX в. К 1914 г. Канада получила инвестиции, эквивалент­ные 3,85 млрд долл. (в ценах 1914 г.), в основном из Великобри­тании, хотя граждане и фирмы США также вложили там около

358

900 млн долл. Австралия получила инвестиции на сумму 1 8 млрд долл., а Новая Зеландия — около 300 млн, причем в обеих странах более 95% средств поступило из Великобритании. Большая их часть во всех трех случаях была вложена в государ­ственные ценные бумаги и пошла на финансирование инфраструк­турных проектов (железных дорог, портовых сооружений, комму­нальной инфраструктуры и т.д.), хотя значительные суммы в Ав­стралии и Канаде были направлены на развитие горнодобываю­щих отраслей. Эта модель иностранных инвестиций позволила полностью направить внутренние инвестиции на развитие наибо­лее перспективных секторов экономики. Ввиду низкой плотности населения и больших земельных ресурсов во всех трех странах нет ничего удивительного в том, что они специализировались на производстве товаров, требующих мало труда по отношению к за­действованному количеству земли: шерсти (с сопутствующим про­изводством баранины) в Австралии и Новой Зеландии и пшеницы в Канаде. Эти товары без труда нашли рынки сбыта в Европе, особенно в Великобритании, и составляли большую часть экспор­та соответствующих стран. Австралия также экспортировала неко­торое количество пшеницы и металлов, а Канада вывозила метал­лы, лес и другую продукцию лесного хозяйства. При относитель­но высоком доходе на душу населения все три страны развивали местные предприятия сферы услуг и некоторые отрасли обрабаты­вающей промышленности, но они оставались зависимы от Евро­пы, преимущественно от Великобритании, в отношении снабжения потребительскими и особенно инвестиционными товарами. (Одна­ко к началу XX в. Соединенные Штаты заменили Великобрита­нию в качестве крупнейшего зарубежного рынка Канады и ее по­ставщика.)

По сравнению с рассмотренными случаями, инвестиции в Ла­тинскую Америку и Азию, хотя и значительные по своим масшта­бам, были гораздо меньшими в расчете на душу населения соот­ветствующих стран. Более того, они не имели необходимого коли­чества квалифицированной рабочей силы, а структура их институ­тов (за исключением Японии) не способствовала экономическому развитию. В этих регионах, и даже в большей степени в Африке, основным результатом иностранных инвестиций была разработка залежей полезных ископаемых для обеспечения европейской про­мышленности, не сопровождавшаяся трансформацией внутренней структуры экономики. В 1914 г. объем иностранных инвестиций составлял приблизительно 8,9 млрд долл. в Латинской Америке, 7,1 млрд долл. в Азии и немногим более 4 млрд долл. в Африке. В каждом случае Великобритания была самым крупным инвесто­ром: на нее приходилось 42% капиталовложений в Латинской Америке, 50% в Азии и более 60% в Африке.

^Несколько более подробное рассмотрение британских инвести­ций в Латинской Америке даст лучшее понимание значения ино-

359
странных инвестиций как для менее развитых стран, так и для мировой экономики в целом. Общий объем британских инвести­ций в этот регион увеличился с 25 млн фунтов стерлингов в 1825 г. до почти 1200 млн в 1913 г. В 1913 г. крупнейшим реци­пиентом инвестиций была Аргентина, на которую приходилось более 40% британских инвестиций в этот регион, за ней следовала Бразилия (22%) и Мексика (11%). Чили, Уругвай, Куба, Колум­бия и другие получили меньшие суммы, но в целом в Латинской Америке не было ни одной страны, которая бы совсем не получа­ла британских инвестиций. В целом почти 38% средств было ин­вестировано в государственные ценные бумаги и еще 16% (т.е. более 50% в сумме) в железнодорожные облигации и схожие ак­тивы. Большинство этих средств, как и в Австралии, Новой Зе­ландии и Канаде, пошло на постройку железных дорог и других инфраструктурных объектов. Среди реципиентов прямых зару­бежных инвестиций (т.е. инвестиций, осуществляя которые инвес­тор контролировал использование фондов) лидировали также же­лезные дороги; за ними следовали коммунальные предприятия (газ, электричество, водопровод, телефон и телеграф, трамвайные коммуникации и т.д.), финансовые учреждения (банки и страхо­вые компании), предприятия первичного сектора (выращивание кофе, заготовка каучука, добыча минеральных ресурсов, в т.ч. се­литры), промышленные и торговые предприятия и компании, за­нимающиеся морскими перевозками. Другими словами, за исклю­чением относительно небольших сумм, инвестированных непо­средственно в добычу местного сырья, большая часть иностран­ных инвестиций обеспечивала создание инфраструктуры, необхо­димой для включения соответствующих стран в мировую экономи­ку. В свою очередь, производство товаров как для внутреннего потребления (в основном продуктов питания), так и для экспорта (в основном сырьевых продуктов, но также некоторых видов про­довольствия) было предоставлено местному населению, состояв­шему из землевладельцев, крестьян и безземельных рабочих. В этих условиях страны Латинской Америки обменивали свое сырье на европейские и американские промышленные товары, в резуль­тате чего большинство из этих стран попали в зависимость от экс­порта одного или нескольких товаров: пшеницы, мяса, кож и шерсти (Аргентина), кофе и каучука (Бразилия), селитры и меди (Чили), олова (Боливия), кофе (Колумбия и Центральная Амери­ка) и т.д. В отличие, например, от скандинавских стран, они не смогли начать переработку своего сырья и экспортировать това­ры с более высокой добавленной стоимостью. Позднейшие кри­тики обвиняли в подобном положении дел иностранных инвес­торов и правительства развитых стран. На самом деле большая часть ответственности за это должна быть возложена на архаи­ческую социальную структуру и политическую систему самих этих стран.

360
Возрождение западного империализма

Обширные территории Азии и Африки принимали минималь­ное участие в торговой экспансии XIX в. до тех пор, пока Запад не принудил их к этому силой оружия. Хотя некоторые регионы Азии, особенно Индия и Индонезия, были открыты европейскому влиянию и завоеваниям начиная с XVI в., большая часть конти­нента оставалась в изоляции. Огромная и древняя Китайская им­перия, так же, как Япония, Корея и княжества Юго-Восточной Азии пытались избегать контактов с западной цивилизацией, ко­торую они воспринимали как ущербную по сравнению со своей собственной. Они отказывались принять западных дипломатов, изгоняли или преследовали христианских миссионеров, и допус­кали лишь очень незначительную торговлю с Западом. Большая часть Африки, находящаяся в тропическом поясе, имела тяжелый для европейцев климат и множество незнакомых, часто неизлечи­мых болезней. Там было мало судоходных рек, что делало внут­ренние территории по большей части недоступными. Практичес­кое отсутствие политически организованных государств европей­ского типа и низкий уровень экономического развития делали континент непривлекательным для европейских купцов и пред­принимателей. Тем не менее, несмотря на эти негативные факто­ры, ход событий неумолимо привел к вовлечению и Азии, и Аф­рики в орбиту быстро развивавшейся мировой экономики в конце XIX в.

Африки (рис. 11.5)

361 Капская колония на южной оконечности Африканского конти­нента была основана голландцами в середине XVII в. как своего рода продовольственный склад для моряков на их пути в Индоне­зию и обратно. Британцы захватили ее в период наполеоновских войн и впоследствии поощряли ее заселение. Британская полити­ка, связанная с отменой рабства на всей территории империи в 1834 г. и попытками обеспечить более гуманное обращение с мест­ным населением, вызвала недовольство буров, или африканеров (потомков голландских колонистов). Для того, чтобы избежать вмешательства британцев в свои дела, буры начали в 1835 г. свое Великое переселение на север, создав новые поселения в между­речье рек Оранжевой и Вааля (которые стали затем Оранжевым Свободным государством), к северу от реки Вааль (Трансвааль, который стал Южно-Африканской республикой в 1856 г.) и на юго-восточном побережье (Наталь). Несмотря на попытки буров изолировать себя от британцев, конфликты продолжались на про­тяжении всего столетия. Кроме того, и британцы, и буры часто вступали в борьбу с африканскими племенами, стычки с которы-

361

ми должны были рано или поздно окончиться поражением тузем­цев. Некоторые племена были почти полностью истреблены, а те, кто выжил, были низведены до зависимого положения, лишь не­многим отличавшегося от рабского.

Поначалу и бурские, и британские поселения были в основном сельскохозяйственными, но в 1867 г. открытие алмазов привело к огромному притоку искателей сокровищ со всего мира. В 1886 г. в Трансваале было открыто золото. Эти события совершенно из­менили экономический базис колоний и усилили политическое со­перничество. Они также способствовали усилению власти одного из наиболее влиятельных людей в истории Африки, Сесиля Родса (1853—1902 гг.). Англичанин Роде прибыл в Африку в 1870 г. в возрасте 17 лет и быстро составил состояние на добыче алмазов. В 1887 г. он организовал Британскую южно-африканскую компа­нию, а в 1889 г. добился от британского правительства хартии, предоставляющей ей широкие права и полномочия по управлению обширной территорией к северу от Трансвааля, позднее названной Родезией.

Не довольствуясь только прибылями, Роде играл активную роль в политике и выступал в роли ревностного апологета импе­риалистической экспансии. В 1880 г. он был избран членом пар­ламента Капской колонии, а спустя десять лет ее премьер-мини­стром. Одной из наиболее амбициозных его целей было стро­ительство железной дороги «от Кейптауна до Каира», которая проходила бы исключительно по британским территориям. Прези­дент Южно-Африканской республики Крюгер отказался присо­единиться к Южно-Африканскому союзу, а также не дал разреше­ния на прокладку железной дороги через территорию Трансвааля. Тогда Роде решил организовать заговор, чтобы свергнуть Крюгера и аннексировать его страну. Заговор провалился. Британское пра­вительство в Лондоне отрицало какую-либо причастность к заго­вору и заставило Родса подать в отставку. Оно действительно же­лало избежать войны с бурами, но экстремисты с обеих сторон подтолкнули дело к роковому исходу. В октябре 1899 г. началась англо-бурская война.

Британцы, которые имели в Южной Африке лишь 25 тысяч солдат, вначале потерпели несколько поражений, но впоследствии укрепили свои военные силы, разбили противника и аннексирова­ли и Трансвааль, и Оранжевое Свободное государство. Вскоре после этого британское правительство изменило свою политику с репрессивной на примирительную, восстановило самоуправление и способствовало заключению союза с Капской колонией и Ната-лем (который был аннексирован Великобританией ранее). В 1910 г. Южно-Африканский союз присоединился к Канаде, Ав­стралии и Новой Зеландии в качестве самоуправляемого доминио­на Британской империи.

362



Рис. 11.5. Раздел Африки к 1914 г.

До 1880 г. единственным европейским владением в Африке, кроме британской Южной Африки и нескольких прибрежных торговых факторий, основанных в XVIII в. и даже ранее, был французский Алжир. Карл X предпринял завоевание Алжира в 1830 г., пытаясь обеспечить своему режиму поддержку населения. Эта попытка была предпринята слишком поздно, чтобы спасти его трон, оставив в наследство его преемникам незаконченное завоева-

363
ние. Только в 1879 г. военные власти передали полномочия граж­данскому управлению. К этому времени французы начали экспан­сию, используя в качестве отправных точек поселения вдоль за­падно-африканского побережья. К концу XIX в. они захватили огромные, слабо заселенные территории (включавшие большую часть пустыни Сахара), которые получили название Французской Западной Африки. В 1881 г. набеги местных племен Туниса на Алжир создали предлог для вторжения в Тунис и установления «протектората» над ним. Французы «округлили» свою Северо-Африканскую империю в 1912 г., установив после длительных дипломатических переговоров, в особенности с Германией, протек­торат над большей частью Марокко (Испания получила контроль над северной частью страны).

В это же время более важные события произошли на восточ­ной оконечности исламской Африки. Открытие построенного французской компанией Суэцкого канала в 1869 г. революциони­зировало мировую торговлю. Это событие также подвергло опас­ности британскую «дорогу жизни» в Индию — во всяком случае, так казалось британцам. Великобритания не участвовала в стро­ительстве канала и фактически препятствовала ему. Но после того, как канал был построен, стратегической целью британской внешней политики стало установление контроля как над самим каналом, так и над соседними территориями для того, чтобы пред­отвратить его попадание в руки недружественных иностранных держав. Достижению этой цели по счастливой случайности благо­приятствовали финансовые затруднения хедива (правителя) Егип­та. Хедив и его предшественники, в попытках возвысить Египет до статуса великой державы, сделали огромные займы у европей­ских (преимущественно французских и британских) инвесторов, средства которых были использованы на (неудачную) попытку индустриализации, строительство Суэцкого канала и завоевание Судана. Эти финансовые проблемы дали возможность британско­му премьер-министру Бенджамену Дизраэли в конце 1875 г. вы­купить от имени британского правительства у хедива пакет акций компании, осуществлявшей управление каналом. В попытке внес­ти некоторый порядок в расстроенные финансы страны (которая приостановила платежи по долгам в 1876 г.) британское и фран­цузское правительства назначили финансовых советников, кото­рые вскоре стали фактически выполнять функции правительства страны. Недовольство египтян иностранным господством привело к массовым восстаниям, убийствам европейцев и уничтожению их имущества. Для восстановления порядка и защиты канала британ­цы в 1882 г. подвергли бомбардировке Александрию и высадили экспедиционные силы.

Британский премьер-министр, которым на этот раз опять стал либерал Гладстон, заверил другие великие державы (которые были приглашены участвовать в оккупации, но отказались) и самих египтян в том, что оккупация будет временной. Однако,

364

введя войска, британцы к своей досаде обнаружили, что они не могут вывести их, не потеряв лица. Кроме продолжающихся на­ционалистических волнений, британцы унаследовали от прави­тельства последнего хедива незаконченное завоевание Судана. В достижении этой цели, которая, казалось, была оправдана важ­ностью региона Верхнего Нила для египетской экономики, бри­танцы столкнулись с французами, которые продвигались в восточ­ном направлении из своих владений в Западной Африке. В 1898 г. около Фашоды английские и французские войска встрети­лись с саблями наголо, но активные переговоры в Лондоне и Па­риже предотвратили вооруженное столкновение. Отступление французов открыло дорогу британскому господству над террито­рией, известной как Англо-Египетский Судан.

Одно за другим государства, номинально считавшиеся вассала­ми турецкого султана, в том числе на северо-африканском побере­жье, выходили из состава Османской империи, до тех пор пока не осталось одно лишь Триполи, длинная безжизненная полоса бере­говой линии, за которой находились еще более безжизненные внутренние территории. Италия, его ближайший европейский сосед, поздно появилась на мировой арене и как национальное го­сударство, и как колонизатор. Она смогла оккупировать лишь от­дельные участки побережья Восточной Африки, а ее попытки за­хватить Эфиопию в 1896 г. были решительно отражены. Она на­блюдала с горькой и бессильной завистью, как другие государства создавали собственные колониальные империи. В 1911 г., заклю­чив предварительно соглашения с другими великими державами, обеспечившие ей свободу действий, Италия затеяла ссору с турка­ми, выдвинула невыполнимый ультиматум и оперативно оккупи­ровала Триполи. Эта война была своего рода фарсом, поскольку ни одна из сторон не имела желания сражаться с другой до реши­тельной победы. Однако угроза нового взрыва на Балканах заста­вила турок в 1912 г. заключить мир. Они сдали Триполи итальян­цам, которые переименовали его в Ливию.

Центральная Африка была последним регионом «Черного кон­тинента», подвергшимся европейскому проникновению. Недоступ­ность, тяжелый климат, экзотические флора и фауна снискали ей грозную репутацию. До XIX в. единственные европейские владе­ния в этом регионе принадлежали Португалии: Ангола на запад­ном побережье и Мозамбик на восточном. Такие исследователи, как шотландский миссионер Дэвид Ливингстон и англо-американ­ский журналист Генри Мортон Стэнли пробудили некоторый ин­терес к этому региону в 1860-1870-х гг. В 1876 г. король Бель­гии Леопольд организовал Международную Ассоциацию для ис­следования и цивилизации Центральной Африки и нанял Стэнли Для создания поселений в Конго. Стремление Германии приобрес­ти колониальные владения привело к формированию Германского африканского общества в 1878 г. и Германского колониального общества в 1882 г. Бисмарк, критически настроенный в отноше-

365

нии колониальных предприятий, по внутриполитическим причи­нам изменил свою точку зрения. Открытие алмазов в Южной Аф­рике стимулировало исследования в надежде на подобные откры­тия в Центральной Африке. Наконец, французская оккупация Ту­ниса в 1881 г. и британская оккупация Египта в 1882 г. спровоци­ровали лихорадочную борьбу за территориальные приобретения и концессии.

Эта погоня за территориями породила межгосударственные противоречия, которые могли привести к войне. Для того, чтобы устранить такую возможность, а также дать отпор претензиям Ве­ликобритании и Португалии, Бисмарк и французский премьер-ми­нистр Жюль Ферри созвали международную конференцию по аф­риканским делам в Берлине (1884 г.). На ней присутствовали представители 14 государств, включая Соединенные Штаты. Кон­ференция приняла ряд декларативных резолюций, одна из кото­рых призывала к отмене рабства и работорговли, которая еще процветала в Африке. Более важным было то, что конференция признала Свободное Государство Конго, возглавляемое Леополь­дом Бельгийским (которое стало детищем его Международной Ас­социации), а также определила базовые правила дальнейших тер­риториальных захватов. Самое главное правило гласило, что госу­дарство должно реально контролировать территорию, чтобы его претензии на нее были признаны.

Таким образом, Черный континент был разделен, а с его изо­ляцией было покончено. До начала Первой мировой войны только Эфиопия и Либерия, созданная освобожденными американскими рабами в 1830-х гг., сохраняли свою независимость. Оба государ­ства номинально были христианскими. Однако аннексия — это одно, а реальный контроль и развитие — это другое. Африкан­ским государствам пришлось долго ждать благих плодов европей­ской опеки, если таковые вообще были. , „. , ,

'*•:' ' A.'V, ' "

Ч- , ,! ,'•' ' ' ' ••

АзиЯ (рИС. 11.6) •: J ;;

. > •

•;•/ Внутренний упадок серьезно ослабил Маньчжурскую динас­тию, которая правила Китаем с середины XVII в. Это дало воз­можность западным державам усилить свое проникновение в им­перию, доступ в которую им долгое время был закрыт. Первона­чальной причиной вторжения явились британские торговые инте­ресы. Китайский чай и шелк нашли обширный рынок в Европе, но британские торговцы практически ничего не могли предложить в обмен — до тех пор, пока они не открыли, что китайцы имели пристрастие к опиуму. Китайское правительство запретило его ввоз, но торговля процветала благодаря контрабанде и подкупу таможенных служащих. Когда один честный таможенник в Канто­не конфисковал и сжег большой груз опиума в 1839 г., британ­ские купцы потребовали возмездия. Лорд Пальмерстон, министр иностранных дел, сообщил им, что правительство не может вме-

366

шиваться с целью поддержки британских подданных, нарушив-щих законы той страны, в которой они вели торговлю, но воен­ные и дипломатические представители, находившиеся на месте, не подчинились инструкциям и предприняли карательные меры про­тив китайцев. Так началась Первая Опиумная война (1839 — 1842 гг.), которая закончилась навязанным Китаю Нанкинским договором. По этому договору Китай передавал Великобритании остров Гонконг, согласился открыть еще пять портов для торговли под консульским надзором, установить единообразный импортный тариф (на уровне 5%) и выплатить значительную контрибуцию. Торговля опиумом продолжалась.

Легкость, с которой британцы одержали верх над китайцами, вдохновила другие страны добиваться заключения столь же благо­приятных договоров, в чем они и преуспели. Такая демонстрация слабости китайского правительства вызвала возмущение в стране, направленное и против правительства, и против иностранцев, ко­торое привело к восстанию тайпинов (1850—1864 гг.). Правитель­ственные силы в конечном итоге разгромили восставших, но вы­званный восстанием хаос дал западным державам еще один повод для интервенции. В 1857—1858 гг. объединенные англо-француз­ские силы оккупировали несколько крупных городов и принудили китайское правительство к дальнейшим уступкам, которыми вос­пользовались также Соединенные Штаты и Россия.

Китайская история во второй половине XIX в. развивалась по схожему сценарию. Уступки иностранцам вели к новым вспыш­кам насилия по отношению к ним, которые, в свою очередь, вы­зывали дальнейшие вооруженные акции со стороны иностранцев и уступки со стороны властен. Китай избежал полного раздела только благодаря соперничеству самих великих держав. Вместо прямого расчленения страны Великобритания, Франция, Герма­ния, Россия, Соединенные Штаты и Япония довольствовались за­ключением специального договора о портах, сферах влияния и дол­говременной аренде китайской территории. По инициативе амери­канского государственного секретаря Джона Хэя великие державы договорились в 1899 г. о политике «открытых дверей» в Китае, обя­завшей их воздерживаться от дискриминации торговли других госу­дарств на территориях, входящих в их сферы влияния.

Продолжающееся национальное унижение привело, в конце концов, к отчаянному взрыву насилия против иностранцев, из­вестному как Боксерское восстание (1900-1901 гг.). «Боксеры» -это народное название членов секретного общества, целью которо­го было изгнание всех иностранцев из Китая. В ходе выступлений в ряде районов страны они нападали на китайцев, обратившихся в христианство, и убили сотни миссионеров, железнодорожных рабочих, бизнесменов и других иностранцев, включая немецкого посла в Пекине. Первые попытки британских военных отрядов и войск других европейских стран занять Пекин были отражены. Вторая и более крупная совместная экспедиция захватила столи­цу, жестоко расправилась с восставшими и добилась дальнейших

367

уступок и материальной компенсации от правительства. После этого Китайская империя впала в состояние почти полного упад­ка. Так продолжалось до 1912 г., когда вспыхнула революция под предводительством Сунь Ятсена, врача, получившего образование на Западе, программой которого были «национализм, демократия и социализм». Западные державы не пытались вмешаться в рево­люцию, но они и не высказали беспокойства в связи с ней. Новая Китайская республика оставалась слабой и раздробленной, а на­дежды на реформы и возрождение были далеки от воплощения.

Корея в XIX в. являлась полуавтономным королевством под номинальным управлением Китая, хотя японцы долгое время пре­тендовали на ее территорию. Жестокое соперничество Китая и Японии за преобладание в этом регионе, а также общая бедность страны отбивали у западных дипломатов и торговцев интерес к ней. Хотя Корея была главной причиной войны между Китаем и Японией в 1894 г., договор 1895 г. не предусматривал ее аннексии Японией. Япония удовольствовалась тем, что Китай признал «не­зависимость» Кореи. После поражения России в 1905 г. и серии восстаний против поставленных японцами марионеточных прави­тельств, Япония в 1910 г. официально аннексировала Корею.

Индокитай — это название, которое часто употребляется в от­ношении обширного полуострова в Юго-Восточной Азии, культу­ра которого представляет собой в значительной степени смесь классической индийской и китайской цивилизаций. В течение XIX в. британцы, действуя с территории Индии, установили кон­троль над Бирмой и государствами полуострова Малакка, а в ко­нечном итоге включили их в состав своей империи. Французские миссионеры активно действовали в восточной части полуострова начиная с XVII в., но в первой половине XIX в. они стали во все большей степени подвергаться преследованиям, что дало француз­скому правительству повод для интервенции. В 1858 г. француз­ский экспедиционный корпус оккупировал город Сайгон в Кохин­хине, а четыре года спустя Франция аннексировала весь этот ре­гион. Укрепившись на полуострове, французы оказались вовле­ченными в конфликт с местным населением, который заставил их распространить свой «протекторат» на более обширные террито­рии. В 1880-х гг. они объединили Кохинхину, Камбоджу, Аннам и Тонкий в Союз французского Индокитая, к которому в 1903 г. был присоединен и Лаос.

Таиланд (или Сиам, как называли его европейцы), находив­шийся между Бирмой на западе и французским Индокитаем на востоке, остался самостоятельным королевством. Он сохранил свою независимость благодаря нескольким способным и просвещенным монархам, а также благодаря своем}' буферному положению между французской и британской сферами влияния. Хотя страна, как и большинство государств Азии, открыла двери перед Западом в соот­ветствии с договорами, подписанными под дулами канонерок, ее правители стремились избегать конфликтов с ним, одновременно

368


369 Рис. 11.6. Колониальные владения в Азии и в Тихом океане, 1914 г.
369-370 пытаясь у него учиться и модернизировать свое королевство. Не­многие из азиатских стран имели столь же счастливую судьбу.
Истоки империализма

Азия и Африка не являлись единственными регионами, став­шими объектами имперской эксплуатации, а европейские страны не были единственными, кто занимался такой эксплуатацией. Как только Япония освоила западную технологию, она стала следовать империалистической политике, во многом схожей с европейской. Соединенные Штаты, несмотря на сильную критику внутри стра­ны, начали проводить политику колониализма в конце XIX в. Империалистическая политика некоторых британских доминионов была гораздо более агрессивной, чем политика самой метрополии. Например, экспансия Южной Африки осуществлялась преимуще­ственно по местной инициативе, зачастую против желания и во­преки инструкциям правительства в Лондоне. Британская аннек­сия юго-восточной части Новой Гвинеи в 1884 г., после того как голландцы заявили свои претензии на ее западную часть, а немцы на северно-восточную, была прямым результатом призывов прави­тельства Австралии.

Иногда делается различие между империализмом и колониа­лизмом. Так, например, ни Россия, ни Австро-Венгрия не имели заморских колоний, но обе были империями в том смысле, что они управляли народами без их согласия. Империалистические державы не создали колоний в Китае, хотя Китай, бесспорно, был объектом имперского контроля. Страны Латинской Америки не подвергались попыткам завоевания со стороны других стран, но нередко утверждается, что они составляли часть «неформальных» империй Великобритании и Соединенных Штатов вследствие своей экономической зависимости и финансового контроля.

Причины империалистической экспансии были многообразны и сложны. Нет единственной теории, которая объяснила бы все случаи. Одно из наиболее распространенных объяснений импери­ализма указывает на фактор экономической необходимости. Часто империализм конца XIX в. называют «экономическим империа­лизмом», как будто более ранние формы империализма не имели экономического содержания. Одно из таких объяснений утвержда­ет следующее: 1) конкуренция в капиталистическом мире стала более интенсивной, что привело к созданию крупных предприятий и к исчезновению малых; 2) накопление капитала на крупных предприятиях идет все более и более быстро, а так как покупа­тельная способность населения недостаточна для того, чтобы при­обрести все товары, произведенные крупной промышленностью, то норма прибыли снижается; 3) по мере накопления капитала и исчерпания возможностей сбыта произведенной продукции капи­талисты прибегают к империалистической экспансии для получе­ния политического контроля над регионами, в которые они могут

370

инвестировать избыток своего капитала и продавать избыток своей продукции.

Таков смысл марксистской теории империализма, или факти­чески ленинской теории, так как Маркс не предвидел быстрого развития империализма, хотя он и дожил до 1883 г. Взяв за осно­ву марксистскую теорию и по ряду пунктов модернизировав ее, Ленин создал свою теорию империализма, которую изложил в своей широко известной брошюре «Империализм, как высшая ста­дия капитализма», вышедшей в 1915 г.

Ленин не был первым, кто выдвинул экономическую интерпре­тацию империализма. Он во многом позаимствовал ее у Джона Гобсона, либерального британского критика империализма, кото­рый, в свою очередь, использовал, в измененной форме, многие аргументы защитников империализма. Одним из них был капитан А.Т.Махан, американский морской офицер, автор афоризма «Тор­говля следует за флагом». Жюль Ферри, французский политик, который дважды занимал пост премьер-министра, был главным инициатором самых крупных колониальных приобретений Фран­ции. Интересно, что Ферри не использовал экономических аргу­ментов для защиты своих действий перед французским парламен­том; напротив, он подчеркивал соображения государственного престижа и военной необходимости. Лишь после своей оконча­тельной! отставки он написал книги, в которых подчеркивал эко­номические выгоды, которые Франция предположительно могла получить от своей колониальной империи.

Защитники империализма доказывали, что, кроме открытия новых рынков сбыта и возможностей применения избытков капи­тала, колонии обеспечат новые источники сырья и пространство для переселения быстро растущего населения индустриальных стран. Аргумент о том, что в колонии можно будет направить из­быточное население, был явно неадекватным. Большинство коло­ний были расположены в климатических зонах, неблагоприятных для проживания европейцев. Большинство эмигрантов предпочи­тали переселяться в независимые государства, такие, как Соеди­ненные Штаты и Аргентина, или в самоуправляемые доминионы Британской империи. Действительно, колонии в некоторых случа­ях обеспечивали новые источники сырья, но доступ к этому сырью (или к любому товару, являющемуся объектом торговли) не требовал установления политического контроля. На самом деле крупнейшими заокеанскими поставщиками сырья для европейской промышленности были Северная и Южная Америка и тихоокеан­ские самоуправляемые доминионы.

Рассмотрение колоний как рынков сбыта промышленных това­ров также является ошибочным. Колонии не были необходимы и не использовались в качестве таковых после того, как они были приобретены. До 1914 г. немногим более 10% французского экс­порта направлялось во французские колонии, несмотря на их при­вилегированный статус. Колонии были слишком малонаселенны-

371

ми и слишком бедными, чтобы служить в качестве важных рын­ков сбыта. Более того, как и в случае с сырьем, политический контроль для завоевания рынков сбыта не требовался. Британская Индия действительно была крупным рынком, поскольку, несмот­ря на свою бедность, она покупала большое количество европей­ской продукции — но не только британской. Немцы поставляли в Индию гораздо больше товаров, чем в свои собственные колонии, вместе взятые. Франция экспортировала в Индию больше това­ров, чем в Алжир. Несмотря на протекционистские тарифы, про-мышленно развитые империалистические страны Европы продол­жали торговать преимущественно друг с другом. Крупнейшим внешним рынком для германской промышленности была Велико­британия, а одним из важнейших рынков для британской про­мышленности была Германия. Франция была главным поставщи­ком товаров в Великобританию и в Германию, а также основным покупателем их товаров. Соединенные Штаты также были круп­ным потребителем европейских товаров и поставщиком на евро­пейские рынки.

Возможно, самый важный аргумент, объясняющий империа­лизм как экономический феномен, касается вложения избыточных капиталов, по крайней мере, в соответствии с марксистской тео­рией. Но и здесь факты не подтверждают логические умозаключе­ния. Великобритания имела наиболее обширную империю и самый большой объем иностранных инвестиций, но более полови­ны британских зарубежных капиталовложений направлялось в не­зависимые страны и самоуправляемые доминионы. Менее 10% французских инвестиций до 1914 г. были направлены во француз­ские колонии. Французы инвестировали в основном в другие ев­ропейские страны; одна только Россия, которая сама была импе­риалистическим государством, получила более четверти француз­ских капиталовложений. Немецкие инвестиции в немецкие коло­нии были незначительны. Некоторые из империалистических го­сударств были нетто-должниками; кроме России, в их число вхо­дили Италия, Испания, Португалия, Япония и Соединенные Штаты.

Если экономические объяснения империализма конца XIX в. неадекватны, какие альтернативные объяснения можно предло­жить? Основная ответственность за политику империализма должна быть возложена на действие внутриполитических факто­ров в сочетании с растущим агрессивным национализмом. Пере­ход Дизраэли на империалистические позиции (в начале своей ка­рьеры он был антиимпериалистом) был мотивирован главным об­разом необходимостью найти новые вопросы, по которым он мог противостоять лидеру либералов Гладстону. Бисмарк поощрял французский империализм как средство отвлечения французов от идеи отомстить Германии, но поначалу отклонял империалисти­ческую политику для самой Германии. Когда, наконец, он позво­лил себя уговорить, он сделал это для того, чтобы усилить собст-

372

венные политические позиции и отвести внимание от социальных вопросов в самой Германии.

Силовая политика и военная целесообразность также играли важную роль. Британская имперская политика в течение всего столетия была продиктована прежде всего предполагаемой необ­ходимостью защиты индийских границ и «дороги жизни». Это объясняет британское завоевание Бирмы и полуострова Малакка, Белуджистана и Кашмира, а также вмешательство Великобрита­нии в дела Ближнего и Среднего Востока. Оккупация Египта, не­охотно предпринятая Гладстоном с обещанием быстрого отвода войск, рассматривалась как необходимое условие защиты Суэцко­го канала. Другие государства подражали успешной политике Ве­ликобритании в надежде получить аналогичные преимущества или просто в интересах национального престижа.

Интеллектуальный климат конца XIX в., находившийся под сильным влиянием идей социального дарвинизма, также способст­вовал европейской экспансии. Хотя Герберт Спенсер, главный по­пуляризатор социального дарвинизма, был безоговорочным про­тивником империализма, другие использовали аргументы о «вы­живании наиболее приспособленных» для защиты империалисти­ческой борьбы. Высокопарные рассуждения Теодора Рузвельта о «неизбежной судьбе» (manifest destiny) и фраза Киплинга «у сла­бого нет права на потомство» (the lesser breeds without the law) отражали типичное отношение европейцев и американцев к «цвет­ным» расам. Однако исторические корни европейского расизма и этноцентризма выходят за пределы дарвинизма, — они лежат го­раздо глубже. Уже деятельность христианских миссионеров была выражением старой веры в моральное и культурное превосходство Европы (или Запада). В течение всей своей истории — по край­ней мере до середины XX в. - европейцы и христиане придержи­вались экспансионистской стратегии. Таким образом, империа­лизм конца XIX в. должен восприниматься не только как полити­ческий или экономический, но и как психологический и культур­ный феномен.