камерон краткая история. 5 Моим внукам Лукасу, Марго Лиль, Киле, Грэхему Зэйн
 Скачать 12.31 Mb.
|
|
Австро-Венгерская империя Австро-Венгрия, или, иначе говоря, территория, находившаяся до 1918 г. под властью Габсбургов, снискала несколько несправедливую репутацию государства, для которого в XIX в. было характерно экономическое отставание. Отчасти эта репутация явилась результатом того, что некоторые регионы империи определенно были отсталыми, а отчасти следствием (ошибочного) представления о том, что политический крах — распад империи после Первой мировой войны — был как-то связан с неэффективностью экономики. Но главная причина неправильной оценки подлинного экономического положения страны состояла в отсутствии до последнего времени полноценных исследований. Недавние исследования авторитетных специалистов различных стран предоставляют возможность получить более заслуживающее доверия, более взвешенное и детальное представление о прогрессе индустриализации во владениях Габсбургов. С самого начала необходимо отметить два важных момента. Во-первых, даже в большей степени, чем Франция и Германия, империя Габсбургов характеризовалась региональной дифференциацией и неравномерностью развития, причем западные провинции (особенно Богемия, Моравия и собственно Австрия) были гораздо более развиты в экономическом отношении, чем восточные провинции. Во-вторых, в западных провинциях некоторые черты современного экономического роста можно было наблюдать еще во второй половине XVIII в. Два других фактора, которые будут рассмотрены позже, заслуживают здесь краткого упоминания: топография страны, которая затрудняла и удорожала внутренние и международные перевозки и коммуникации, и недостаток и неудобное расположение природных ресурсов, особенно угля. Факт начала индустриализации в XVIII в. в настоящее время достоверно установлен. И в самой Австрии, и в чешских землях складывалось производство текстиля, железа, стекла и бумаги. В целом текстильное производство было самой крупной отраслью; в ее структуре преобладало льняное и шерстяное производства, но, по крайней мере с 1763 г., стала складываться и хлопчатобумаж- 314 ная промышленность. Вначале технология была традиционной, и хотя в шерстяной промышленности существовало некоторое количество «протофабрик» — больших мастерских, не использовавших механическую энергию, — большая часть производства осуществлялась в рамках раздаточной системы. Механизация началась в конце столетия в хлопчатобумажной промышленности, а в первые десятилетия следующего века распространилась на производство шерсти (в льняной промышленности ее распространение было более медленным). К 1840-м гг. империя занимала второе место в континентальной Европе по производству хлопчатобумажных тканей, уступая только Франции. Ранее было принято считать, что революция 1848 г. обозначила решающий водораздел в экономической и политической истории империи, но это представление более не является доминирующим. Как уже отмечалось, до революции современные отрасли уже получили значительное развитие в западных провинциях; затем они продолжали расти небольшими, но вполне устойчивыми темпами. В Австрии, как и везде, циклы деловой активности генерировали кратковременные колебания в темпах роста. Специалистами были приложены большие усилия для того, чтобы определить, какой из циклических подъемов в XIX в. ознаменовал начало промышленной революции (или «промышленного взлета»), но эти попытки, кажется, оказались бесплодными. Ввиду постепенного, но устойчивого характера австрийской индустриализации с XVIII в. до Первой мировой войны один исследователь охарактеризовал ее как случай «ленивого» (leisured) экономического роста, но, по-видимому, слово «трудный» (labored) было бы более точным. В то время как первый термин навевает образ человека, медленно плывущего в лодке вниз по спокойному течению реки, последний наводит на мысль о человеке, карабкающемся на крутую гору по плохо видной дороге, изобилующей препятствиями и помехами — что, несомненно, является более наглядной метафорой. Некоторые из препятствий — неудобный ландшафт и недостаток природных ресурсов — были созданы природой; другие, в частности препятствующие росту социальные институты, были делом рук человека. Среди последних наибольшим анахронизмом было сохранение до 1848 г. института личной зависимости крестьян. Однако на самом деле этот институт был меньшим препятствием для экономического роста, чем можно подумать. Реформы Иосифа II в 1780-х гг. дали крестьянам право покидать имения своих господ без выкупа и продавать свой урожай на рынке по своему усмотрению. До тех пор, пока они оставались на своих наделах, они платили подати и налоги своим господам, но в остальном пережитки феодальной системы практически не оказывали влияния на экономику. Главным последствием отмены личной зависимости в 1848 г. являлось предоставление крестьянам права свободной аренды земли и замена государственными налогами платежей, ко- 315 торые ранее получали от крестьян их господа. Хотя в результате этого в сельскохозяйственном секторе мог наблюдаться определенный рост производительности, улучшения, предпринятые дворянами-землевладельцами, уже способствовали движению в этом направлении. Отмена таможенных барьеров между австрийской и венгерской частями империи в 1850 г. (или, иными словами, создание общеимперского таможенного союза в этом году) воспринималась некоторыми как прогрессивное достижение, а другими — как шаг к сохранению «колониального» статуса восточной части империи. Хотя, возможно, таможенный союз способствовал территориальному разделению труда, сама система, при которой Австрия вывозила в Венгрию промышленные товары, а Венгрия экспортировала в Австрию продукты сельского хозяйства, уже сложилась к 1850 г. Точка зрения о пагубном влиянии таможенного союза на экономику восточной части империи в настоящее время устарела. Другим институциональным препятствием для более быстрого экономического роста являлась внешнеторговая политика монархии. В течение всего столетия она оставалась последовательно протекционистской, что облегчило для Пруссии задачу не допустить империю в немецкий Таможенный союз. Высокие пошлины ограничивали не только импорт, но и экспорт, поскольку высокие издержки производства товаров на предприятиях, находившихся в тепличных условиях государственного протекционизма, не позволяли им конкурировать на мировом рынке. В начале XX в. внешняя торговля Бельгии превосходила в абсолютном выражении торговлю Австро-Венгрии; по уровню внешнеторгового товарооборота на душу населения она превосходила империю во много раз. Можно с уверенностью сказать, что географическое положение и рельеф местности явились важными детерминантами ограниченного участия страны в международной торговле, а внутренний таможенный союз, охватывавший как промышленную, так и сельскохозяйственную часть империи, отчасти компенсировал ограниченность доступа к зарубежным рынкам и источникам сырья. Однако торговая политика также должна рассматриваться как одна из детерминант (хотя и не главная) относительно слабой включенности империи во внешнеторговые связи. Ключевая причина как медленного роста, так и неравномерного распространения современной промышленности была связана с уровнем образования и грамотности — главных компонентов человеческого капитала. Хотя в середине XIX в. уровень грамотности в австрийской части монархии был примерно таким же, как во Франции и Бельгии, здесь существовали значительные региональные различия. В 1900 г. доля грамотных во взрослом населении колебалась от 99% в Форарльберге до 27% в Далмации; показатели грамотности в венгерской части были еще более низкими и также характеризовались существенной разницей между западными и восточными районами. Если взять империю в целом, то су- 316 шествовала высокая корреляция между уровнями грамотности, индустриализации и дохода на душу населения. Несмотря на препятствия, как природные, так и институциональные, в течение столетия в Австрии протекал процесс индустриализации и наблюдался экономический рост, а в конце столетия аналогичные явления были отмечены и в Венгрии. Показатели среднегодовых темпов роста промышленной продукции на душу населения в Австрии в первой половине XIX в. колебались от 1,7% до 3,6%, причем во второй половине столетня эти темпы несколько увеличились. В Венгрии, после того как эта часть монархии получила автономию и собственное правительство в 1867 г., наблюдались даже более высокие темпы роста промышленного производства. (При этом, однако, необходимо помнить о том, что исходный уровень промышленного производства был достаточно низок, так что высоким темпам роста не следует придавать преувеличенного значения.) Транспортные коммуникации играли решающую роль в экономическом развитии империи. Так как большая часть страны имела гористый рельеф (либо была окружена горами), наземный транспорт был дорогим, а водный транспорт в горных районах отсутствовал вовсе. В отличие от стран ранней индустриализации, в Австро-Венгрии было мало каналов. Дунай и другие крупные реки текли в южном и восточном направлении, в сторону от основных рынков и промышленных центров. Только в 1830-х гг., с началом эры речного пароходства, стали возможными перевозки товаров вверх по течению. Как отмечалось ранее, первые железные дороги были проложены в самой Австрии и в Чехии. Во второй половине столетия, особенно после Конституционного компромисса 1867 г., все больше линий стало строиться в Венгрии. В результате укрепилось уже сложившееся разделение труда внутри империи. В 1860-х гг. более половины грузов, перевозимых по венгерским железным дорогам, составляли зерно и мука. Однако поставки хлеба позволили Венгрии начать индустриализацию. В конце столетия Будапешт стал самым крупным мукомольным центром в Европе и вторым в мире (после Миннеаполиса). Он также производил и даже экспортировал мукомольное оборудование, а в конце столетия начал производить и электрическое оборудование. Однако по большей части продукция венгерской промышленности состояла из потребительских товаров, особенно продуктов питания. Они включали, помимо хлеба, рафинированный свекловичный сахар, консервированные фрукты, пиво и спиртные напитки. Именно эти товары (в отличие от текстиля Австрии и Чехии) стали объектами венгерской специализации. В империи получила определенное развитие и тяжелая промышленность. Металлургические предприятия, работавшие на древесном угле, в течение столетий существовали в районах Альп. Богемия также имела длительную традицию обработки как чер- 317 ных, так и цветных металлов. С наступлением эры металлургии предприятия, работавшие на древесном угле, постепенно приходили в упадок, но в Богемии и австрийской Силезии, которые были несколько лучше обеспечены углем, чем остальная часть империи, современная металлургическая промышленность развивалась уже начиная с 1830-х гг. Эти отрасли осуществляли не только выплавку первичного чугуна, но также выплавку стали и производство металлических изделий, в том числе машин и инструментов. Появились также некоторые отрасли химической промышленности. Накануне Первой мировой войны Чехия производила более половины промышленной продукции империи, включая около 85% каменного и бурого угля, три четверти химической продукции и более половины выпуска черной металлургии. Некоторые высокотехнологичные производства появились в Нижней Австрии, особенно в Вене и ее пригородах. В венском Нойштадте еще в 1840-х гг. была создана фабрика по производству локомотивов. ,  Рис. 10.2. Добыча и потребление угля на душу населения, 1820 — 1913 гг. Источник: Mitchell B.R. European Historical Statistics, 1750-1970. New York, 1975. Некоторые проблемы, присущие австрийской тяжелой промышленности, проиллюстрированы на рис. 10.2, который показывает динамику добычи и потребления угля на душу населения в Германии, Франции, Австрии и России. Примерно с 1880 г. добыча в Австрии и Франции была приблизительно равной — обе 318 страны далеко отставали от Германии, но намного обгоняли Россию, однако потребление угля во Франции было несколько выше из-за его импорта. (На самом деле Австрия была нетто-экспорте-ром угля на протяжении последних десятилетий XIX в. за счет его вывоза в соседнюю Германию.) Этот рисунок, однако, не отражает того факта, что около двух третей австрийской добычи приходилось на бурый уголь, непригодный для использования в металлургии. Этот рисунок не раскрывает также расположения залежей; большая их часть находилась в северных районах страны (в Чехии), в основном вдоль северной границы с Германией, что и обусловливало то обстоятельство, что богатая углем Германия могла импортировать уголь из бедной углем Австрии по Эльбе. Добыча угля в Венгрии (не учтенная на графике) составляла менее одной четвертой добычи Австрии, причем на бурый уголь приходилась даже еще большая ее доля. И все же с конца 1860-х гг. в стране было создано — с помощью государственных субсидий — небольшое металлургическое производство. В целом монархия Габсбургов, которая в первой половине XIX в. в индустриальном отношении стояла наравне с разобщенными германскими государствами или даже опережала их, стала отставать в промышленном развитии от Германии после ее объединения в 1871 г. Тем не менее, картина не так мрачна, как ее привыкли рисовать. Промышленность западной (австрийской) части монархии продолжала расти устойчивыми, если не сказать быстрыми, темпами, тогда как восточная (венгерская) часть сделала стремительный рывок примерно после 1867 г. В начале XX в. западная часть находилась приблизительно на том же уровне развития, как в среднем вся Западная Европа; восточная часть, хотя и отставала от западной, тем не менее намного обгоняла остальные страны Восточной Европы. Южная и Восточная Европа Модели индустриализации остальных стран Европы — средиземноморских государств, стран Юго-Восточной Европы и имперской России — могут быть представлены в более схематичном виде. Общей чертой этих стран являлось отсутствие сколько-нибудь значительной индустриализации до 1914 г., что обусловило низкий уровень доходов на душу населения и широкое распространение бедности. Если смотреть не на общенациональные показатели, а на отдельные регионы (что мы и сделаем немного позже), то можно обнаружить заметные региональные отличия, как и в случае Франции, Германии, Австро-Венгрии и даже Великобритании. Тем не менее, «острова современной экономики» оставались окруженными морем отсталости. 319 Одной из причин этого являлась вторая характерная черта рассматриваемых экономик: чрезвычайно низкий уровень развития человеческого капитала. Данные таблиц 8.3 и 8.4 иллюстрируют этот тезис. Среди наиболее крупных по территории стран Италия, Испания и Россия имели самые низкие показатели и по грамотности взрослого населения, и по уровню начального школьного образования, а в небольших странах Юго-Восточной Европы дело обстояло не лучше. По относительной численности учащихся начальных школ Румыния и Сербия стояли выше, чем Россия, но ниже, чем Испания и Италия. Рассматриваемые страны имели и третью общую черту, важную для понимания возможностей экономического развития: отсутствие сколько-нибудь значительных аграрных реформ, следствием чего был низкий уровень производительности сельского хозяйства. При рассмотрении моделей индустриализации других стран в этой и предыдущих главах мало говорилось об их аграрном секторе, поскольку все эти страны уже достигли относительно высокого уровня сельскохозяйственной производительности. Как указывалось в главе 7, при рассмотрении случая Великобритании, высокая продуктивность сельского хозяйства является необходимой предпосылкой процесса индустриализации, обеспечивая как снабжение продуктами питания и сырьем городов, в которых была сосредоточена промышленная часть населения, так и — что особенно важно — высвобождение рабочей силы для промышленных (и других несельскохозяйственных) занятий. В середине XIX в. доля рабочей силы, занятой в сельском хозяйстве, составляла 20% в Великобритании, 50 — 60% в других странах ранней индустриализации, 60% в Италии, более 70% в Испании и более 80% в России и странах Юго-Восточной Европы. К началу XX в. эта доля сократилась до 10% в Великобритании, около 20% в Бельгии, Швейцарии и Нидерландах, 30 — 40% во Франции и Германии, но по-прежнему составляла около 50% в Италии, примерно 60% на Пиренейском полуострове и свыше 70% в России и на Балканах. Наконец, можно упомянуть четвертую общую характерную черту стран-аутсайдеров: все они в различной степени страдали от автократического, авторитарного, коррумпированного и неэффективного правительства. Хотя индустриальные страны также время от времени переживали периоды авторитарного правления, взаимосвязь этого явления с другими общими характеристиками, особенно с низким уровнем человеческого капитала, нуждается в дальнейшем исследовании. Таковы общие характеристики рассматриваемых стран. Однако между ними существовали и значительные различия. Теперь мы обратимся к отличительным чертам их реакции (позитивной или нулевой) на возможности, связанные с индустриализацией и экономическим развитием. 320 Пиренейский полуостров Экономическая история Испании и Португалии в XIX в. достаточно схожа, так что будет удобно рассматривать их одновременно. Обе страны вышли из периода наполеоновских войн с примитивной, даже архаической экономической системой и реакционными политическими режимами. Последняя черта вызвала революционные взрывы в обеих странах в 1820 г., и хотя революции потерпели неудачу, они привели к гражданским войнам, которые нарушили нормальное течение экономической жизни и сделали невозможным проведение сколько-нибудь последовательной экономической политики. И Испания, и Португалия страдали от плачевного положения государственных финансов. Во время гражданских войн обе стороны конфликта (в обеих странах) прибегали к иностранным займам для финансирования военных действий. Проигравшие, разумеется, не смогли выполнить своих обязательств, но даже победители с трудом платили долги и, в конце концов, также частично отказались от них. Для Испании, пострадавшей от вторжения наполеоновских войск, утрата американских колоний (за исключением Кубы, Пуэрто-Рико и Филиппин, которые были потеряны после Испано-американской войны 1898 г.) обусловила в 1800—1830 гг. резкое сокращение государственных доходов. Хронический дефицит государственного бюджета привел к манипуляциям с банковской системой, инфляции и иностранным заимствованиям, но доверие к правительству было настолько низким, что условия, на которых оно могло привлекать займы, были чрезвычайно обременительными. При размещении займа 1833 г. удалось собрать только 27% от его номинальной суммы. К концу столетия обе страны не один раз отказывались по крайней мере от части своих долговых обязательств. Низкая производительность сельского хозяйства оставалась основной причиной экономической слабости обеих стран. Еще в 1910 г. в аграрном секторе было занято около 60% рабочей силы в Испании и по меньшей мере столько же в Португалии. Но само сельское хозяйство по большей части было не товарным. Один исследователь охарактеризовал испанскую экономику XIX в. как «дуальную», с огромным натуральным сельскохозяйственным сектором, с одной стороны, и небольшим товарным сельскохозяйственным сектором, взаимодействующим с еще более скромным сектором городской промышленности, торговли и сферой услуг, с другой стороны. В 1840-х гг. правительственный декрет, требующий уплаты налогов наличными деньгами, а не в натуральной форме, вызвал восстание крестьян: в стране просто не существовало рынков, на которых они могли бы продавать свою продукцию. В Испании была предпринята попытка аграрной реформы, но она потерпела полное фиаско. Подобно правительству революционной Франции, испанское правительство конфисковало земли II —5216 321 церкви, муниципалитетов и аристократов, которые оказали ему сопротивление в период гражданской войны, намереваясь продать эти земли крестьянам, но напряженность государственных финансов была так велика, что правительство было вынуждено продать их на аукционе лицам, предложившим наивысшую цену (которые могли расплачиваться обесцененными правительственными обязательствами, принимавшимися по их номинальной стоимости). В результате большая часть земли стала собственностью и без того богатых людей — как аристократов, так и городской буржуазии. Крестьяне просто столкнулись со сменой одних землевладельцев другими, без какого-либо улучшения используемых технологий или увеличения капиталовложений. В Португалии и вовсе не было предпринято никаких попыток земельной реформы. Тем временем рост численности населения в обеих странах привел к увеличению распашки менее плодородных земель под зерновые, являвшиеся главными продуктами питания, и сокращению пастбищ для скота, что, в свою очередь, привело к дальнейшему падению продуктивности сельского хозяйства. На фоне этой общей мрачной картины существовало несколько светлых пятен — региональных вариаций на тему отсталости. Современная хлопчатобумажная промышленность, развивавшаяся в Каталонии, в Барселоне и ее округе в 1790-х гг. благодаря протекционистским тарифам и защищенным колониальным рынкам Кубы и Пуэрто-Рико, процветала вплоть до потери этих колоний в 1900 г. Ориентированное на экспорт производство вина существовало в Андалузии (регионе, производившем херес, откуда произошло английское «шерри») и в провинции Опорто (от названия которой пошло слово «портвейн») в Португалии. В 1850 г. на вино и бренди пришлось 28% испанского экспорта, но сопровождавшееся ужасными последствиями проникновение в Испанию филлоксеры, паразита виноградников, которая к тому времени уже поразила Францию, нанесло виноделию огромный урон в последние десятилетия века. К 1913 г. поставки вина за рубеж давали менее 12% экспортных поступлений Испании. ^Тем временем развивались новые отрасли, связанные с добычей полезных ископаемых и металлов, которые восполнили потерю доходов от экспорта вина. Знаменитые ртутные рудники Альмадена разрабатывались с XVI в., но экспорт ртути, хотя и обеспечивал определенные доходы, не оказывал заметного влияния на состояние платежного баланса. Однако в 1820-х гг. растущий иностранный спрос на свинец для водопроводных труб привел к открытию чрезвычайно богатых залежей свинца в южной Испании. Уже в 1827 г. экспорт свинца приносил более 8% совокупных валютных поступлений. Испания была ведущим мировым производителем свинца с 1869 по 1898 г., после чего лидерство перешло к США. Новое горнорудное законодательство 1868 г. привело к резкому увеличению количества концессий (полученных преимущественно иностранными компаниями) на добычу полезных иско- 322 паемых, как свинца, так и меди и железной руды. К 1900 г. экспорт минеральных ресурсов и металлов составлял около одной трети совокупного экспорта. К несчастью для Испании, металлы вывозились преимущественно в виде слитков (свинец и медь) или руды (железо), так что рост экспорта мало влиял на развитие национальной экономики. Иностранный капитал занимал доминирующие позиции и в других современных отраслях экономики, особенно в банковском деле и в строительстве железных дорог. До 1850 г. эти отрасли практически не развивались. В банковской системе доминировал Банк Испании, который, прежде всего, был инструментом финансовой политики правительства; к концу 1840-х гг. было построено лишь несколько километров железных дорог. В 1850-х гг., после очередной смены правительства, новый режим создал благоприятные условия для иностранных (преимущественно французских) инвесторов в сфере учреждения банков и строительства железных дорог. Иностранный капитал действительно стал поступать в экономику, привлеченный государственными гарантиями на выплату процентов по железнодорожным облигациям, предоставленными на срок строительства соответствующих линий. К сожалению, когда главные линии были построены и гарантии по процентам были отозваны, железные дороги не смогли обеспечить достаточное количество перевозок, чтобы окупить операционные расходы, и большинство из них обанкротились. Железные дороги были построены иностранными инженерами с использованием преимущественно импортных материалов и оборудования. Таким образом, как и в случае горнорудной промышленности, они оказали незначительное влияние на национальную экономику по каналам спроса. Только в конце столетия железные дороги стали рентабельны. Тем временем было ликвидировано большинство банков (с большей или меньшей прибылью для своих иностранных владельцев), оставив свободным поле деятельности для местных предпринимателей. В Португалии первая железная дорога, короткая линия из Лиссабона, появилась в 1856 г., и история железнодорожной отрасли в этой стране была даже еще более печальной, чем в Испании. Построенные на средства иностранных (в основном французских) инвесторов, португальские железные дороги страдали от мошенничества и коррупции, терпели банкротства и мало способствовали развитию экономики. Испания имела некоторые запасы угля (Португалия не имела их вовсе), но уголь был низкого качества, а его месторождения были расположены неудобно с точки зрения их промышленной эксплуатации. Тем не менее, в последние два десятилетия XIX в. на северном побережье в окрестностях Бильбао определенное развитие получили предприятия черной металлургии и металлообработки. Используя богатую железную руду региона и некоторое количество импортного угля и кокса, отрасль медленно прогрессировала, конкурируя с импортной сталью, железом, машинами и обо- II* 323 рудованием, которые, однако, она так и не смогла полностью вытеснить с рынка. В XX в. этот регион Испании стал одним из самых богатых и экономически развитых в стране. В Португалии ничего подобного не наблюдалось. Италия До 1860 г. характеристика Меттернихом Италии как «географической метафоры» подходила к ее экономике в не меньшей степени, чем к политике. «Итальянской экономики» как таковой не существовало. Оставшись с начала Нового времени вне сферы экономических перемен, раздробленная и отчасти подчиненная иностранным державам, Италия уже давно утратила свое лидерство в экономической сфере. Войны и династические интриги сделали ее полем сражений иностранных армий, которые разграбили и ее бесценные произведения искусства, и более утилитарные формы материального богатства, в то время как периодически повторявшиеся финансовые катастрофы ликвидировали накопленные сбережения и подорвали доверие инвесторов. Венский конгресс восстановил сложную мозаику номинально независимых княжеств, но большинство из них, включая Папское государство и Королевство обеих Сицилии, находилось под контролем и влиянием империи Габсбургов. Ломбардия и Венеция были аннексированы Австрией. Эти две наиболее экономически развитые провинции, где прежде были сосредоточены знаменитые центры промышленности и торговли, были отделены от остальной Италии высокими таможенными барьерами. Сардинское королевство, единственное подлинно независимое государство, представляло собой удивительную искусственную конструкцию, составленную из четырех больших частей с различным климатом, ресурсами, институтами и даже языком. Остров Сардиния, от которого королевство и получило свое название, погряз в болоте феодализма; землевладельцы, не проживавшие в своих поместьях, не были заинтересованы в их развитии, в результате чего неграмотное население существовало в самых примитивных условиях. Савойя, которая дала королевству, а позднее и всей Италии правящую династию, в культурном и экономическом отношении была частью Франции. Генуя (с прилегающим к ней регионом Лигурии), крупный коммерческий центр, на протяжении веков до вторжения Наполеона имела статус независимой республики. Пьемонт, окруженный с трех сторон горными цепями, составлял географическое продолжение Ломбардской равнины, но его высокое расположение над уровнем моря и климат выделяли его из Ломбардии. В Пьемонте проживало примерно четыре пятых всего населения королевства, насчитывавшего около 5 млн человек. До 1850 г. он не имел промышленности, кроме небольшого числа шелкопрядильных фабрик и нескольких небольших металлургических заводов, 324 однако под руководством ряда прогрессивных землевладельцев его сельское хозяйство стало самым передовым и процветающим на всем полуострове. Региональные экономические различия, важные почти для всех стран, были особенно заметны в Италии. Здесь экономический градиент север — юг, заметный даже сегодня, существовал еще со Средних веков. Он, возможно, был несколько менее заметен в XIX в. из-за общей отсталости полуострова, но, тем не менее, он сохранялся. Продуктивность сельского хозяйства была выше на севере, особенно в Пьемонте и в долине реки По, где также получила некоторое развитие промышленность. И именно на более развитом в экономическом отношении севере началось движение за национальное объединение. После неудавшихся революций и попыток объединения 1820-х, 1830-х и 1848—1849 гг., подавленных Габсбургами, в королевстве Сардиния вышел на политическую арену выдающийся государственный деятель. Это был граф Камилло Бенсо ди Кавур, прогрессивный землевладелец, владевший также железной дорогой, газетой и банком, который в 1850 г. стал министром морского флота, торговли и сельского хозяйства в правительстве вновь созданной конституционной монархии своей маленькой страны. В следующем году он получил также портфель министра финансов, а в 1852 г. стал премьер-министром. Он постоянно подчеркивал, что финансовый порядок и экономический прогресс являются двумя «обязательными условиями», которые необходимы Пьемонту в глазах Европы, чтобы принять на себя лидерство на Апеннинском полуострове. Для достижения этих целей он приветствовал иностранную экономическую помощь, включая иностранные инвестиции. Сразу же после вступления в должность в 1850 г. он начал переговоры о заключении торговых соглашений со всеми наиболее важными торговыми и промышленными державами Европы. В 1850 — 1855 гг. экспорт страны вырос на 50% , в то время как импорт увеличился почти в три раза. Французские инвестиции финансировали связанное с подобной внешнеторговой динамикой крайне высокое пассивное сальдо торгового баланса. В течение следующих пяти лет французы, с поощрения Кавура, построили железные дороги, учредили банки и другие акционерные компании и финансировали растущий государственный долг королевства. Наращивание государственного долга отчасти было связано с ликвидацией последствий проигранных войн 1848—1849 гг., но большая часть средств пошла на подготовку удачной войны 1859 г., в ходе которой королевство Сардиния, благодаря военной и финансовой помощи Франции, нанесло поражение Австрийской империи, тем самым подготовив почву для объединения Италии в 1861 г. Новое государство с числом жителей почти в 22 млн человек имело среднюю плотность населения в 85 человек на 1 км2 — одну из самых высоких в Европе. При том, что большая часть рабочей силы была занята в низкопроизводительном сельском хо- |