Айзек Азимов Основание и Империя
 Скачать 0.56 Mb.
|
12. Смерть на НеотрантореНЕОТРАНТОР – маленькая планетка, ранее называвшаяся Деликассом. Новое название придумал великий Сакс. В течение примерно одного столетия здесь правила последняя династия Первой Империи. Это был тенистый мир, да и сама Империя давно ушла в тень, и существование ее имело лишь номинальное значение. При первом императоре династии на Неотранторе… Галактическая Энциклопедия Название Неотрантор образовалось от двух слов – новый и Трантор. И на этом кончалось все сходство между Неотрантором и его великим предшественником. Солнце старого Трантора все так же ярко сверкало в двух парсеках отсюда, и столица Галактической Империи предыдущих веков все так же торжественно вращалась в космосе по прежней орбите. На старом Транторе тоже жили люди. Немного, всего сто миллионов, вместо прежних сорока биллионов. Трантор переживал эпоху упадка. Огромный металлический шар лежал в развалинах. Многобашенные конструкции, исходящие из одного и того же основания, были сломаны и пусты. Хотя в них еще оставались дыры от атомного оружия великого Сакса, завоевавшего Империю сорок лет назад. Казалось странным, что этот мир – центр Галактики в течение двух тысячелетий, правивший бесконечным космосом и бывший домом для правителей и императоров, чьи капризы уничтожили целые планеты, смог умереть всего за месяц. Действительно, мир, остававшийся неприкосновенным во время военных кампаний и отступлений на протяжении тысяч лет, сейчас лежал мертвым, слава Галактики превратилась в загнивающий труп. Все это было странно и патетично. Века пройдут, и титаническая работа пятидесяти поколений людей сойдет на нет, титаническая работа, оказавшаяся бесполезной. Миллионы людей оставили планету после того, как биллионы погибли. Металлическая кора планеты была сорвана, и обнажилась почва, которая тысячелетия не видела солнца. Человечество, окруженное металлическими чудесами, созданными ранее, свободное от тирании, вернулось к земле. На расчищенных от металла полях произрастали пшеница и рожь. В тенях башен паслись овцы. Рядом с Трантором‑мертвецом Неотрантор казался вполне здоровым организмом. Эта деревянная планета стала последним пристанищем для королевской фамилии, которая убежала от пушек и мести великого Сакса, там же, на Неотранторе, скрылась и держалась, пока не затих рев восстаний. Там она и правила, вспоминая о былом великолепии Империи. Двадцать сельскохозяйственных миров – все, что осталось от Империи. Дагоберт IX был правителем двадцати миров тучных сквайров и грубых глупых крестьян, а также императором Галактики, повелителем Вселенной. В тот кровавый день, когда Дагоберт IX прибыл на Неотрантор, ему исполнилось 25 лет. Его ум и достоинство, с которым он держался, не позволяли так скоро забыть о былом величии, славе и мощи старой Империи. Но иная судьба была уготована его сыну, который когда‑нибудь мог стать Дагобертом X, потому что родился здесь, на Неотранторе. Двадцать миров – это все, что он знал. Открытый воздушный аэромобиль Джорджа Комасона был самым удобным способом передвижения на всем Неотранторе и считался таковым по праву. И дело заключалось не только в том, что Комасон являлся самым крупным землевладельцем на Неотранторе. Главное было в другом: в прежние времена Комасона считали компаньоном и злым гением молодого принца, которого средних лет император держал в ежовых рукавицах. Но и сейчас он оставался компаньоном и злым гением средних лет принца, который ненавидел и боялся старого императора. Итак, Джордж Комасон в воздушном аэромобиле, который благодаря своей жемчужной отделке и золотому орнаменту не нуждался ни в каких других знаках отличия, обследовал земли, принадлежавшие ему. Его собственностью были также тяжелые трактора и комбайны, наладчики машин и фермеры, здесь проживавшие. И глядя на все это глазами собственника, он осторожно думал о своих проблемах. Рядом с ним сгорбленный шофер мягко вел машину в воздушных течениях и улыбался. Джордж Комасон сказал солнцу, ветру и небу: – Ты помнишь, что я говорил тебе, Инчии? Пряди седых волос Инчии слегка трепал ветерок. Его беззубая улыбка стала еще шире, тонкие губы раздвинулись, а вертикальные морщинки на щеках углубились, как будто он сам от себя прятал свои мысли. Его голос был едва слышен: – Я помню, сэр, и я думал… – И что же ты надумал, Инчии? Вопрос этот был задан нетерпеливым тоном. Инчии вспомнил себя молодым и красивым дворянином на старом Транторе. А сейчас он был дряхлым ничтожеством на Неотранторе, жившим милостями сквайра Джорджа Комасона, за которые приходилось платить. – Хорошо бы иметь для себя, – вновь прошептал он, – посетителей с Основания. В особенности, сэр, когда они прибывают в одном‑единственном звездолете и почти без команды. Конечно, это можно только приветствовать. – Приветствовать? – угрюмо спросил Комасон. – Может быть. Но, говорят, эти люди – волшебники и имеют большую власть. – Тьфу! – прошептал Инчии. – Туман расстояний преувеличивает истину. Основание – самый обычный мир. Его граждане – самые обычные люди. Если их убить – они умрут. Инчии вел корабль строго по курсу. Далеко внизу, извиваясь, сверкала река. Он прошептал: – И разве они сами не говорили о каком‑то человеке, который взбудоражил всю периферию? Комасон внезапно стал подозрителен. – Что ты знаешь об этом? На лице шофера не было улыбки. – Ничего, сэр. Это был глупый вопрос. Сквайр недолго колебался, с жесткой прямотой он сказал: – Ты никогда не задаешь глупых вопросов, а твои методы получения информации еще засунут твою голову в петлю. Но я скажу тебе, как зовут того человека – его зовут Мул! И подданный Мула был всего несколько недель назад по делу. Я ожидаю сейчас еще одного, чтобы завершить начатое. – А эти самые, которые прилетели сейчас, может быть, это те, кого вы ждете? – Они не рассказали того, что могли рассказать. – Но было доложено, что Основание захвачено. – Я тебе этого не говорил – Было доложено, – спокойно продолжал Инчии, – а если это так, тогда они могут быть беглецами, которые ищут убежища, и их можно задержать до тех пор, пока не прибудут люди Мула, в знак нашей дружбы с ним. – Да? – Комасон был неуверен. – И, сэр, так как хорошо известно, что друг победителя – его последняя жертва, то хорошо было бы иметь этих людей просто для самозащиты. Потому что существует такая вещь, как психическая проба, а в нашем распоряжении четыре мозга Основания. Об Основании многое следует знать, и еще больше – о Муле. Тогда дружба Мула не особенно много будет для нас значить. Комасон в тиши верхних слоев воздуха вернулся к своей первоначальной мысли. – Но если Основание не пало. Если все эти докладные – ложь? Говорили, что предсказывалась победа Основания? – Наш век – уже давно не век предсказаний и суеверий. – И все же, если оно не пало? Думай, Инчии: Если оно не пало? Мул надавал нам много обещаний, это верно… Он зашел слишком далеко и тут же опомнился. – То есть, он хвастался. Но хвастовство – ветер, а слова – это слова. Инчии бесшумно рассмеялся. – Дела трудно делаются только в самом начале. Действительно, нам, кроме далекого Основания, нечего бояться. – Еще остается принц, – прошептал Комасон как бы про себя. – Он тоже заключил сделку с Мулом, сэр. Комасон чуть не поперхнулся от такой проницательности. – Не совсем так. Не так, как я… Но с ним становится все труднее и труднее. В него вселился какой‑то демон. Я не могу схватить этих людей: еще слишком рано для окончательного разрыва с ним. А он забирает их у меня для каких‑то своих целей… Да, ему нельзя отказать в определенной проницательности… Комасон нахмурился, его тяжелые щеки отвисли, внутри все клокотало от негодования. – Я вчера мельком видел этих незнакомцев, – не совсем к месту сказал седой шофер. – Меня поразила женщина, особенно ее бледность, причем лицо кажется еще белее на фоне темных волос, ее свободная мужская походка… В этом странном шепоте звучала почти нежность, и Комасон с удивлением посмотрел на своего шофера: – Продолжай. – Я думаю, проницательный принц всегда пойдет на желательный для него компромисс. Вы можете оставить себе остальных, если отдадите ему эту девушку… Комасон внезапно прозрел. – Какая мысль! Какая мысль! Инчии, поворачивай обратно. И, Инчии, если все кончится хорошо, мы в дальнейшем можем обсудить вопрос о твоем освобождении. Комасон был суеверен и ужаснулся, когда, приехав домой, нашел у себя на столе личную капсулу, – все это было слишком символично. Капсула прибыла на длинной волне, известной немногим. Комасон улыбнулся, он был доволен. Человек Мула прибывал, значит, Основание действительно пало. Туманное воображение Бейты рисовало ей императорский дворец совсем не таким, каким он оказался в действительности. И где‑то в глубине души Бейта чувствовала разочарование. Комната была маленькой, очень простой. Дворец тоже нельзя было сравнить с резиденцией мэра на Основании, а Дагоберт IX… У Бейты были свои представления о том, каким должен быть император. Он не должен выглядеть добродушным дедушкой, наливать им чай собственноручно и беспокоиться об их удобстве. Но именно так и было. Дагоберт IX усмехнулся, наливая чай в неловко протянутую Бейтой чашку, и проговорил: – Это большое удовольствие для меня, моя дорогая. Забудем сейчас о церемониях и льстивых речах. У меня не было возможности приветствовать посетителей из далеких провинций уже долгие годы. Мой сын теперь занимается этими вещами, потому что я уже стар. Вы не встретили моего мальчика? Он очаровательный. Немного только упрямый. Но ведь принц еще так молод. Хотите капсулу запаха? Нет? Торан попытался перебить императора. – Ваше императорское величество… – Да. – Ваше императорское величество, в наши намерения не входило беспокоить вас… – Ерунда, никакого беспокойства. Сегодня днем состоится официальный прием, а до тех пор вы свободны. Откуда, говорите, вы прилетели? Прошло столько времени с тех пор, как у нас были официальные представители. Говорите, вы из провинции Анакреон? – Из Основания, ваше императорское величество! – Да, Основание. Теперь вспомнил. Оно расположено в провинции Анакреон. Я там никогда не был. Врачи запрещают мне длительные путешествия. Я что‑то не помню недавних докладов моего, наместника на Анакреоне. Как там условия? – с волнением в голосе пробормотал он. – Сир, – замешкался Торан, – у нас нет никаких жалоб. – Это прекрасно. Мне придется наградить своего наместника. Торан безнадежно посмотрел на Эблинга Миса, и тот произнес: – Сир, нам сказали, что требуется ваше разрешение на посещение имперской библиотеки на Транторе. – Транторе? – с удивлением переспросил император. – Трантор? Затем его морщинистое лицо исказилось гримасой боли. – Трантор, – прошептал он. – Теперь я вспомнил. Я как раз строил планы вернуться туда с большой флотилией звездолетов. Вы полетите со мной. Мы вместе с вами уничтожим этого повстанца Гилмера. Вместе с вами мы восстановим Империю. Он выпрямился. Его голос приобрел силу. На мгновение в глазах зажглись огоньки. Затем он моргнул и совсем мягко сказал: – Но Гилмер умер… теперь я вспомнил… Да, Гилмер умер. Трантор умер!.. Ненадолго, но… Откуда, говорите, вы прибыли? – Это действительно император? – прошептал Магнифико на ухо Бейте. – Я всегда думал, что императоры величественнее и мудрее обычных людей. Бейта сделала ему знак, чтобы он молчал. Она сказала: – Если только ваше императорское величество подпишет приказ, позволяющий нам отправиться на Трантор, это очень поможет делу. – Трантор? – выражение лица императора было недоумевающим. – Сир, наместник Анакреона, от чьего имени мы говорим, шлет весть, что Гилмер еще жив… – Жив! Жив! – загрохотал Дагоберт. – Где? Это война! – Ваше императорское величество, это еще неизвестно. Наместник послал нас уведомить Вас о том, что только на Транторе мы найдем его потайное место. А когда мы его обнаружим… – Да, да… его надо обнаружить. Старый император подбежал к стене и дотронулся до фотоячейки дрожащей рукой. После непродолжительной паузы он прошептал: – Мои слуги не идут. Я не могу ждать их. Он что‑то написал на чистом листе и расписался цветистой буквой «Д». – Гилмер еще узнает силу своего императора, – сказал он. – Откуда, говорите, вы прилетели? Анакреон? Какие там условия? Имя императора могущественно? Бейта взяла бумагу из его слабых пальцев. – Ваше императорское величество очень любим народом. Ваша любовь к нему тоже хорошо известна. – Мне надо посетить моих добрых подданных на Анакреоне. Но мой доктор говорит… Я не помню, что он говорит, но… Он поднял голову, и в его старых светлых глазах неожиданно появились проблески мысли. – Вы что‑то говорили о Гилмере? – Нет, ваше императорское величество. – Он не продвинется дальше. Возвращайтесь и передайте это своему народу. Трантор продержится. Мой отец сейчас командует флотом, а проклятый Гилмер так и замерзнет в космосе. Он попятился и уселся в свое вращающееся кресло, и лицо его приняло отсутствующее выражение. – Что я говорил? Торан поднялся и низко поклонился. – Ваше императорское величество были так добры к нам, но время, отведенное на аудиенцию, уже кончилось. На какое‑то мгновение Дагоберт IX действительно стал похож на императора, когда поднялся с кресла, расправил плечи, а его посетители один за другим попятились к выходу. А за дверью двадцать вооруженных людей ожидали их, образовав круг. Блеснул парализующий пистолет… К Бейте сознание возвращалось медленно, но без обычного в таких случаях вопроса: «Где я?». Бейта в последнее время ничему почти не удивлялась. Она ясно помнила странного старика, называвшего себя императором, и людей, которые их поджидали за дверью. По покалыванию в пальцах она поняла, что был применен парализующий пистолет. Бейта продолжала держать свои глаза закрытыми и с болезненным вниманием прислушивалась к голосам. Говорили двое. Один – медленно и осторожно, причем под внешней мягкостью чувствовалась жесткость и твердость. Другой голос был хриплым и тяжелым, иногда срывающимся на крик. Бейте не понравился никакой. В разговоре преобладал тяжелый голос. Бейта расслышала последние слова: – Он будет жить вечно, старый безумец. Это раздражает меня. Это мне неприятно, Комасон, так как я тоже становлюсь стар. – Ваше величество, давайте решим, какую пользу могут принести нам эти люди. Может получиться, что у нас появятся другие источники власти, чем те, которые вам даст смерть отца. Тяжелый голос умолк, уступив место свистящему шепоту. Бейта услышала только одно слово: «… девушка…». И вдруг громкий голос зазвучал дружески, слегка покровительственно: – Дагоберт, ты не стареешь. Лжет тот, кто говорит, что ты не двадцатилетний юноша. Они засмеялись оба, и у Бейты кровь заледенела в жилах. «Дагоберт… Ваше величество…» – Бейта постепенно начала догадываться, о чем шептались эти двое, она стала припоминать, что император говорил о своем упрямом сыне… Но ведь такое просто не могло случиться в настоящей жизни. Такое возможно только в дешевых романах… Она услышала голос Торана, ругавшегося и проклинавшего все на свете, и открыла глаза. Торан смотрел на нее, испытывая явное облегчение. Он свирепо заговорил: – За этот бандитизм ответит ваш император. Освободите меня! Бейта поняла, что ее руки и ноги были прикреплены к стенке и полу сильным полем гравитации. Тяжелый голос принадлежал тучному человеку с редеющими волосами. В его меховую шляпу было воткнуто легкомысленное перо, а камзол расшит серебром. Он презрительно фыркнул: – Император! Бедный сумасшедший император. – И тем не менее он нас принял. Ни один его подданный не смеет покушаться на нашу свободу. – Но я не подданный, ты, космическое отребье. Я – регент. Я – принц, и ко мне следует относиться подобающим образом. А что касается моего бедного дурака отца, то он развлекается иногда тем, что принимает у себя посетителей. И мы не перечим ему, пусть развлекается. Ему все еще кажется, что он великий император. А затем принц подошел близко к Бейте. Она посмотрела на него взглядом, полным презрения. Он наклонился над ней совсем близко, изо рта его пахло мятой. – Ее глаза мне нравятся, Комасон, – сказал он. – Когда они открыты, она аппетитно хорошенькая. Думаю, она подойдет мне. Экзотическое блюдо для моего испорченного вкуса, а? Торан сделал бесполезную попытку освободиться, но принц его игнорировал, и Бейта почувствовала, как ее продрал по коже мороз. Эблинг Мис все еще был без сознания, и голова его упала на грудь. Но Бейта с удивлением заметила, что глаза Магнифико открыты, причем казалось, что он очнулся давным‑давно. Шут своими огромными карими глазами внимательно посмотрел на Бейту, кивнул головой и показал взглядом на принца‑регента: – У него мой Визи‑Сонар. Принц резко повернулся, заслышав новый голос. – Значит, это твой инструмент, урод? Он снял с плеча Визи‑Сонар, висевший на зеленой ленте и не замеченный раньше Бейтой, неуклюже провел рукой по клавишам, пытаясь извлечь звуки, но инструмент, конечно, молчал. – Эй, урод, ты можешь играть на нем? Магнифико кивнул головой. Торан внезапно сказал: – Вы захватили звездолет Основания. Если не отомстит император, отомстит Основание. На этот раз ответил другой человек, которого звали Комасон. – Какое Основание? Или Мул уже больше не Мул? На это нечего было ответить. Принц показал в улыбке неровные желтые зубы. Клоуна освободили и одним рывком подняли на ноги. Визи‑Сонар всунули ему в руки. – Играй для нас, чучело, – сказал принц. – Сыграй серенаду любви и красоты для нашей дамы. Скажи ей, что тюрьма моего отца не дворец, но я могу предоставить в ее распоряжение настоящий дворец с розовой водой, пусть знает, что такое любовь принца. Пой о любви, чучело. Он присел на мраморный стол и положил толстую ногу на другую, от его сладострастного взгляда Бейта испытывала чувство омерзения. У Торана на висках вздулись жилы, но все попытки освободиться от силового поля кончались безрезультатно. Эблинг Мис пошевелился и застонал. Магнифико жалобно сказал: – Мои пальцы так онемели… – Играй, урод! – заревел принц. Он сделал знак Комасону, и свет померк. В полутьме принц скрестил руки на груди и стал ждать. Магнифико пробежал в быстром ритме от одного края многоклавишного инструмента до другого, и резкая сияющая радуга изогнулась по комнате. Раздался низкий звук, дрожащий и пугающий. Он расцветал печальным смехом, откуда‑то доносился грустный перезвон. Казалось, стало еще темнее и мрачнее. Музыка достигла Бейты, но как сквозь толстые одеяла. Сверкающий свет лился к ней из глубин, как будто одинокая свеча горела на дне огромного колодца. Невольно глаза ее напряглись. Свет стал ярче, будучи все таким же туманным. Радуга двигалась хаотично, все время меняя свет и цвет. А музыка внезапно стала медной, злой, заканчиваясь высоким крещендо. Свет быстро заколебался, зазвучал дикий, рваный ритм. Что‑то звякнуло и повернулось с металлическим звуком. Бейта боролась со странным ощущением, потом насильно взяла себя в руки. Она вспомнила свои ощущения во Временном Сейфе, а потом на Убежище. Ужас и отчаяние овладели ею. Она почувствовала, как силы покидают ее. Музыка же накинулась на нее, страшно хохоча, злое лицо появилось на другом конце телескопа маленькой точкой и исчезло, когда она в отчаянии отвернулась. Ее лоб был мокрым от пота. Наконец все кончилось. Музыка, должно быть, продолжалась минут пятнадцать, и чувство огромного облегчения охватило Бейту. Зажегся свет. Лицо Магнифико, потное, с безумными глазами, уродливое, приблизилось к ней. – Миледи? – выдохнул он. – Как вы себя чувствуете? – Хорошо, – прошептала она, – но почему ты играл так? Она посмотрела на остальных присутствующих в комнате. Торан и Мис бесчувственно висели на стене. Но взгляд ее не остановился на них, она смотрела на принца. Он лежал у стола подозрительно спокойно. Комасон стонал, изо рта его вытекала струйка слюны. Когда Магнифико сделал к нему шаг, Комасон взвыл и посмотрел на него безумными глазами. Магнифико обернулся и несколькими движениями освободил остальных. Торан вскочил на ноги, первым делом добежал до землевладельца и сдавил ему шею. – Ты пойдешь с нами, будешь заложником, пока мы не дойдем до своего звездолета. Через два часа на кухне корабля Бейта подавала на стол яблочный пирог домашнего приготовления, и Магнифико отпраздновал возвращение в космос: накинулся на пирог, забыв о всяких приличиях. – Вкусно, Магнифико? – Ум‑м‑м… – Магнифико… – Да, миледи. – Что такое ты играл? Клоун заерзал на стуле. – Я… я лучше не скажу. Я выучил как‑то… На нервную систему Визи‑Сонар влияет очень… Конечно, злобное было сочинение и не для ваших сладостных ушей. – Брось, Магнифико. Не такая уж я невинная. Скажи, я видела и слышала то же, что и они? – Надеюсь, нет. Я играл только для них. Вы могли видеть лишь часть, да и то издалека. – Этого мне было достаточно. Ты знаешь, что принц валялся без сознания. Пережевывая огромный кусок пирога, Магнифико угрюмо ответил: – Я убил его, миледи. – Что? Она чуть не подавилась. – Когда я кончил играть, он был мертв. Или я бы не остановился. Мне был безразличен Комасон. Он мог умереть лишь от мучений. Но, миледи, этот принц со злыми намерениями глядел на вас и… Он поперхнулся, делая вид, что занят пирогом. Бейта почувствовала, что странные мысли овладевают ею. Она заставила себя не думать об этом. – Магнифико, у тебя галантная душа. – О, миледи, – он уткнулся носом в пирог, но почему‑то не стал есть. Эблинг Мис смотрел в космос из иллюминаторов. Трантор был близко, и его металлическое сияние ослепляло. Он с горечью произнес: – Наше путешествие бесполезно. Люди Мула преследуют нас. Эблинг Мис потер лоб рукой, которая, казалось, похудела за время их испытаний. Говорил он слишком абстрактно, и Торан все больше и больше раздражался. – А я говорю, эти люди знали, что Основание пало. Я говорю… – Что? Мис, удивленный, оторвался от своих мыслей и поднял голову. Затем он нежно взял Торана за руку, совершенно не соображая, о чем речь. – Торан… Я… я смотрел на Трантор. Вы знаете, у меня странное чувство… С тех пор как мы прилетели на Неотрантор. Это стремление, очень сильное стремление толкает меня изнутри. Все становится ясным в моей голове – никогда она еще не была такой ясной. Торан уставился на него и пожал плечами. Он ничего не мог понять. – Мис? – Да. – Вы не видели звездолет, который спускался на Неотрантор как раз тогда, когда мы улетали? Мис на секунду задумался. – Нет. – Я видел. Может быть, это мое воображение, но я уверен, что это тот самый филийский корабль. – С капитаном Притчером? – Не знаю я, с кем он там был. Информация Магнифико… Он последовал за нами сюда, Мис. Эблинг Мис ничего не ответил. Торан озабоченно произнес: – С вами что‑нибудь случилось, Мис, вы себя неважно чувствуете? Мис как‑то очень странно сверкнул на Торана глазами, задумался и ничего не ответил. |