молодая_гвардия. Александр Фадеев Молодая Гвардия
 Скачать 5.3 Mb.
|
|
Сережка и сержант Федоренко, приятельски обнявший егоза плечи, вышли из хаты- Колобок приедет, - с улыбкой сказал командир- Да ну-у? - весь просияв и на мгновение забыв даже боль зуба, сказал начальник штаба- Придется ведь в блиндаж переходить. Вели, чтобы подтопили, а то ведь Колобок, он знаешь, задаст - с веселой улыбкой говорил командир дивизии. В это время Колобок, о котором шла речь, еще спал. Он спал на своем командном пункте который помещался не в доме и вообще не в жилой местности, а в блиндаже, в роще. Хотя армия наступала очень быстро, Колобок придерживался принципа на каждом новом месте рыть блиндажи для себя и для всего штаба. Этого принципа он стал придерживаться после того, как впервые дни войны погибло немало крупных военных, его товарищей, от вражеской авиации они ленились рыть блиндажи. «Колобок» - это не была его фамилия. У него была доставшаяся ему от отца и деда настоящая, простая крестьянская фамилия, которая за несколько месяцев сталинградской битвы стала известной всей стране. Колобок - это было его прозвище, о котором он сами не подозревал. Прозвище это отвечало его внешности он был низкий, широкий в плечах, грудастый и - что греха таить - с большим животом. Голова у него была крупная, круглая, бритая и очень уверенно покоилась на плечах, не чувствуя никакой потребности в шее. При этой внешности у него были спокойные, веселые маленькие глаза и необыкновенно ловкие, круглые движения. Однако он был прозван Колобком не за эту свою внешность, которая была присуща ему и тогда, когда он командовал той самой дивизией, в которой его теперь ждали, и когда во главе этой дивизии зарывшись в землю под развалинами дома в Сталинграде, он таки просидел в земле до самого конца битвы, пока исступленная ярость противника не разбилась о его каменное упорство. А после того он вылез из-под земли и - покатился сначала во главе этой же дивизии, потом армии по пятам противника, беря десятки тысяч пленных и сотни орудий, обгоняя и оставляя у себя в тылу на доделку разрозненные части противника, сегодня одной ногой еще на Волге, а другой уже на Дону, завтра одной на Дону, а другой уже на Донце. И тогда из самой потаенной солдатской гущи выкатилось это круглое слово колобок и прилепилось к нему. И впрямь, он катился, как колобок. Итак, командующий армией еще спал, потому что он, как и все командующие, все самое важное, имеющее отношение собственно к командованию, подготавливали проделывал ночью когда люди, не имеющие отношения к этим вопросам, спали ион был свободен от повседневной текучки армейской жизни. Но старший сержант Мишин, ростом с Петра Великого, Мишин, который при генерале, командующем армией, занимал тоже место, что сержант Федоренко при генерале, командире дивизии, уже посматривал на дареные трофейные часы на руке - не пора ли будить. «Колобок» всегда недосыпала сегодня он должен был встать раньше обычного. Позавчера он выкатился одной своей дивизией на станцию Глубокую и занял ее, оседлав железную дорогу Воронеж - Ростов. Но его прославленная дивизия, которой он командовал сначала войны, затопталась у Каменска, не смогши сходу форсировать Северный Донец. Она должна была это сделать предстоящей ночью взять Каменск и ворваться в тыл немцам, которые отходя, занимали оборону по Донцу, - ворваться им в тыл стем, чтобы обеспечить успех частям наступающим через Митякинскую, Станично-Луганскую на Ворошиловград. В последний раз взглянув на часы, старший сержант Мишин подошел к полке, на которой спал генерал. Это была именно полка, так как генералу, который опасался сырости, всегда делали ложе на втором этаже, как в вагоне. Мишин, как обычно, вначале сильно потряс генерала, спавшего на боку с детским лицом здорового человека с чистой совестью. Но, конечно, это не могло нарушить его богатырского сна, это была только подготовка к тому, что Мишин должен был проделать в дальнейшем. Он просунул одну свою руку под бок генералу, а другой обнял его сверху подмышку и очень легко и бережно, как ребенка, вынул тяжелое тело генерала из постели. Генерал спал в халате. Он начал просыпаться, но, еще не проснувшись, обвис в руках Мишина, пытаясь устроиться круглой головой у него на плече. Но старший сержант беспощадно спустил его ногами до пола и потащила частью генерал уже сам начал перебирать толстыми ногами в добротных шерстяных носках по полу - к табурету, и посадил генерала. И тогда генерал открыл глаза, и корпус его мгновенно приобрел присущую ему державность. В это мгновение парикмахер в огромных юфтовых сапогах и белоснежном переднике поверх гимнастерки, парикмахер, уже крутивший мыло в отделении блиндажа, где помещалась кухня неслышно, как дух, оказался возле генерала, заправил ему салфетку заворот халата и зефирными касаниями мгновенно намылил ему лицо с выбившейся за ночь жесткой и темной щетинкой. А Мишин подбросил генералу туфли под ноги. Не прошло и четверти часа, как генерал, уже вполне одетый, в застегнутом кителе, массивно сидел у столика и, пока ему подавали завтрак, быстро просматривал бумаги, которые одну за другой, ловко выхватывая их из папки с кожаным верхом и красной суконной изнанкой, подавал адъютант генерала- Чорт их не учил, оставить им этот сахар - раз они уже его захватили. Переставить Сафронова с медали За отвагу на боевое Красное Знамя они там в дивизии думают наверное, что рядовых можно представлять только к медалям, а к орденам только офицеров ... Еще не расстреляли Не трибунала прямо редакция Задушевного слова Расстрелять немедленно, не то самих под суд отдам. Ух, черти его не учили Требуется приглашение на замещение Я хотя и из солдата по-русски нельзя так сказать, право слово. Скажи Клепикову, который подписал это, не читая, пусть прочтет, выправит ошибки синим или красным карандашом и придет ко мне с этой бумагой лично. Нет, нет. Ты мне сегодня подносишь какую-то особенную муру. Все, все подождет, - говорил генерал, очень энергично принимаясь за завтрак. Он начал его с того, что единым духом выпил полный стакан водки, не поморщился, крякнули через некоторое время чуть порозовел. Человек со стороны, увидев, как генерал выпил поутру стакан водки, мог бы подумать, что он пристрастен к ней. Ноу генерала не было никакого пристрастия к водке, а всякие званые обеды и ужины, банкеты и вечеринки он просто презирал считая, что они только отнимают у жизни золотое время. Он просто каждое утро выпивал этот единственный стакан водки, - чтобы взбодриться, говорил он. Петр Великий, русский человек, вставал в пять часов утра истого начинал свой трудовой день, говорил он. Командующий уже допивал кофе, когда небольшого роста генерал, ладно скроенный, с большим белым лбом, казавшимся еще больше оттого, что генерал спереди лысел, с аккуратно подстриженными на висках рыжеватыми волосами, спокойный, точный и экономный в движениях, возник с папкой возле стола. Внешность у него была скорее ученого, а невоенного Садись, - сказал ему командующий. Начальник штаба пришел с делами, более важными, чем те какие подсовывал командующему его адъютант. Но прежде чем приступить к делам, начальник штаба с улыбкой подал генералу московскую газету, самую последнюю, доставленную самолетом в штаб фронта и утром сегодня разосланную по штабам армий. В газете был очередной список награжденных и повышенных в званиях офицеров и генералов, в том числе некоторых, представленных по армии «Колобка». С живым, веселым интересом, присущим военным людям, командующий быстро читал списки вслух и, натыкаясь на фамилии людей, знакомых по академии и по Отечественной войне поглядывал на начальника штаба то со значительным, то с удивленным, то с сомневающимся, а то и просто с детски сияющим - особенно, когда дело касалось его армии, - выражением лица. В списке был уже много раз награжденный командир той дивизии, которой раньше командовал Колобок и из которой вышел также его начальник штаба. Командир дивизии был награжден за давнишнее дело, но пока это проходило по инстанциями только теперь попало в печать- Вот не вовремя получит, когда Каменск прошляпил - сказал командующий, употребив более грубоватое слово, чем прошляпил- Выправится, - с улыбкой сказал начальник штаба- Знаем, знаем все ваши слабости. Сегодня буду у него, поздравлю. Чувырину - поздравительную телеграмму. Харченко - тоже. А Куколеву прямо что-нибудь человеческое понимаешь, неказенное, а что-нибудь ласковое. Рад, рад за него. Я уж думал, не выправится он после этой Вязьмы, - говорил командующий. Вдруг он хитро заулыбался. - Когда ж погоны- Везут - сказал начальник штаба и опять улыбнулся. Совсем недавно был опубликован приказ о введении в армии для рядового и офицерского состава и для генералов погонов, и это занимало всю армию. Достаточно было командиру дивизии сказать начальнику своего штаба о приезде Колобка как весть эта мгновенно прошла по всей дивизии. Она дошла даже до тех, кто в это время лежал в мокрой каше из снега и грязи на открытой степной стороне Донца, откуда виден был крутой правый берег реки издания города Каменска, дымившиеся во многих местах, и силуэты наших штурмовиков, бомбивших в тумане город. Когда командующий еще на машине подъезжал ко второму эшелону дивизии, где встретил его сам командира потом они вместе пешком прошли на командный пункт - по всему пути его следования как бы невзначай возникали одиночные фигуры и целые группы бойцов и офицеров и всем хотелось не только увидеть его, но чтобы ион их увидел. И все с особенным шиком и удальством щелкали каблуками, и на всех лицах были улыбки, и из уст в уста, обгоняя командующего, катилось это русское веселое, сказочное слово Колобок. Колобок. Колобок- Признавайтесь, частому назад влезли в блиндаж, чорт вас не учил, еще стены не пропотели - сказал командующий, мгновенно разоблачив маневр командира дивизии- Так точно, два часа назад. Больше не вылезем, пока - Каменск не возьмем, - говорил командир дивизии, почтительно стоя перед командующим, с хитрым выражением в глазах и со спокойной уверенной складкой в нижней части лица, говорившей Я у себя в дивизии хозяин и знаю, за что ты будешь ругать меня всерьез, а это так, пустяки». Командующий поздравил его с награждением. И командир дивизии, воспользовавшись подходящим моментом, сказал как бы небрежно- Пока до дела не дошли. здесь поблизости банька в деревне уцелела, топим. Тоже, поди давно не мылись, товарищ генерал- Ну-у?... - сказал генерал очень серьезно. - А готова- Федоренко! Выяснилось, что баня будет готова только к вечеру. Командир дивизии наградил Федоренко таким взглядом, что было понятно будет ему за это- Вечером. - командующий подумал, нельзя ли то-то передвинуть, а то-то отменить, но вдруг вспомнил, что по дороге сюда вклинилось еще то-то. - Придется в другой раз, - сказал он вздохнув, как дитя. Командир дивизии по совету начальника штаба армии, который считался во всей армии непререкаемым военным авторитетом, разработал план захвата Каменска обходом его с севера, ион начал излагать этот план командующему. Командующий послушали стал проявлять признаки недовольства- Тут же какой треугольник река, железная дорога, окраина города - это же все укреплено- Я высказал те же сомнения, но Иван Иванович справедливо заметил. Иван Иванович был начальником штаба армии- Ты форсируешь ее, а потом тебе некуда расшириться по фронту. Они все время будут избивать тебя на подходе, - говорил командующий, тактично обходя вопрос об Иване Ивановиче. Но командир дивизии понимал, что его позицию укрепляет авторитет Ивана Ивановича, ион снова сказал- Иван Иванович говорит, что они не ждут и не могут ждать удара отсюда, и данные разведки нашей это подтверждают- Только вы ворветесь отсюда в город, как они начнут поливать вас вдоль по улицам, с вокзала- Иван Иванович. Командующий понял, что они не сдвинутся с места, пока он не устранит препятствие в лице Ивана Ивановича, ион сказал- Иван Иванович ошибся. После того он в довольно мягкой форме, ловкими круглыми движениями широкой кисти руки с короткими пальцами показывая все по карте и по воображаемой местности, нарисовал план обхода и штурма города с юга. Командир дивизии вспомнило мальчишке, который утром перешел фронт из южных окрестностей города. И вдруг план штурма города с юга сам собою очень легко и свободно улегся в его голове. Красная Армия того времени, когда в нее попал Сережка, была все та же, но уже и не та, что он видел в дни июльского отступления. Это была армия, уже знавшая о том, что она армия-победительница, ив ней все, от рядового бойца до высшего командира, знали свой порядок. К ночи с семнадцатого на восемнадцатое все главное и решающее было закончено в штабе дивизии и передано полкам. И командиры пошли в баньку, случайно уцелевшую в соседней бывшей деревушке. Сначала помылись командир дивизии и его заместитель по политической части. Потом помылись начальник штаба, начальник артиллерии - гвардии подполковник, представитель авиации - участник испанской войны, трижды орденоносец, помылись адъютанты, вестовые шоферы и штабной повар Вася. А в пять часов утра командир дивизии и его заместитель по политической части выехали в полки - проверить их готовность. В блиндаже майора Кононенко, командира полка, которому выпадала на долю задача форсировать реку и выйти к разъезду южнее Каменска, чтобы отрезать всякую связь города с югом, не спали всю ночь, потому что всю ночь отдавались приказания и разъяснения от все больших ко все меньшим командирам, применительно к их маленьким, частным, наделе главными решающим задачам. Несмотря на то, что все уже было приказано и разъяснено, командир дивизии с необыкновенной методичностью и терпением еще раз повторил то, что уже было сказано накануне, и проверил, что сделано майором Кононенко. И майор Кононенко, молодой командир, типичный военный-труженик, с выбивающимся из-под ворота гимнастерки свитером, в стеганом ватнике и ватных штанах, без шинели, чтобы легче было двигаться, с отважным худым энергичным лицом и тихим голосом - также терпеливо и не очень внимательно, потому что он все это уже знал, выслушал командира и отрапортовал что он уже сделал. Это был полк, в который попал Сережка. Он прошел обратно всю лестницу от штаба дивизии до командира роты, получил автомат и две гранаты и был зачислен в штурмовую группу, которая должна была первой ворваться на разъезд южнее Каменска. В течение последних дней над всей окружающей Каменск холмистой, в редких кустарниках открытой местностью крутила теплая метель. Потом ветер с юга нагнал туман. Снег, на открытых местах еще неглубокий, начал таять, развезло поля и дороги. Села и хутора по обоим берегам Донца были сильно разбиты бомбежкой и артиллерийским обстрелом. Бойцы расположились в старых блиндажах и землянках, в палатках и просто под открытым небом, не разводя костров. Весь день накануне штурма им виден был в тумане расположенный поту сторону реки довольно большой город с пустынными пересеченными улицами и возвышающимися над крышами жилых домов станционной водокачкой, трубами заводов и колокольнями церквей Простым глазом можно было видеть на холмах перед городом и по окраинам его немецкие дзоты. Сложное чувство владеет советским человеком, одетым в красноармейскую шинель, перед сражением за освобождение такого вот населенного пункта. Чувство нравственного подъема оттого, что он, человек в шинели, наступает, освобождает свое, кровное. Чувство жалости к городу и к жителям его, к матерями малым детишкам, попрятавшимся в холодные подвалы мокрые щели. Ожесточение на противника, который - это известно по опыту - будет сопротивляться с удвоенной, утроенной силой от сознания своих преступлений и предстоящей расплаты. Чувство невольной душевной заминки от понимания, что смерть грозит и задача трудна. А сколько сердец сжимается от естественного чувства страха Но ни один из бойцов не проявлял этих чувств, все были возбужденно веселы и грубовато шутили- Колобок, раз уж он взялся, он вкатится, - говорили бойцы так, точно и впрямь не им самим а сказочному колобку предстояло вкатиться в этот город. По случайности, которые так часты на войне, штурмовой группой, в которую попал Сережка командовал тот самый сержант, к кому он вышел, перейдя линию фронта, - маленький подвижной, веселый человек, с лицом, испещренным множеством мелких морщинок, и с большими глазами, синими, но такими искристыми, что казалось, будто они беспрерывно меняют цвет. Фамилия его была Каюткин. - Такты из Краснодона? - переспросил сержант с выражением одновременно и радости и как бы даже недоверия- Бывал, что ли - спросил Сережка- У меня был друг - девушка оттуда, - сказал Каюткин, немного пригрустнув, - да она эвакуировалась. Проходил я через Краснодон, - сказал он, помолчав. - И Каменск я оборонял Все, кто обороняли, тот погиб, тот в плену, а я вот снова тут. Слыхал стишки? И он прочел с серьезным лицом: Был задет не разв атаке, - Зажило, чуть видны знаки. Трижды был я окружен; Трижды - вот он - вышел вон. И хоть было беспокойно Оставался невредим Под косыми под трехслойным, Под навесными прямым. И не разв пути привычном, У дорог, в пыли колонн, Был рассеян я частично, А частично истреблен- Про таких, как я, сложены, - сказал Каюткин, посмеялся и подмигнул Сережке. Так прошел день и наступила ночь. В то время когда командир дивизии повторял майору Кононенко его задачу, бойцы, которым предстояло решить эту задачу, спали. Спали Сережка. В шесть часов утра их разбудили дневальные. Бойцы выпили по чарке водки, съели по полкотелка мясного супа, засыпанного крупой, и по доброй порции пшенной каши. И под прикрытием тумана, ложбинками и кустарниками, стали накапливаться на исходных для атаки рубежах. Под ногами передвигавшихся группами бойцов образовалась грязная кашица из мокрого снега и глины. Метрах в двухстах уже ничего не было видно. Загудели тяжелые пушки, а последние группы бойцов еще подтягивались к берегу Донца и залегали в этой мокрой каше. |