молодая_гвардия. Александр Фадеев Молодая Гвардия
 Скачать 5.3 Mb.
|
|
Двое схватили егоза руки. Сережка вскрикнул, такою болью отозвалась раненая рука. Его втащили в горницу- Зажги свет Что стоишь, как молодая роза - закричал Соликовский на мать. Мать трясущимися руками долго не могла зажечь коптилку, и Соликовский сам чиркнул зажигалку. Сережку держали солдат-эсэсовец и Фенбонг. Мать, увидев их, зарыдала и упала в ноги. Большая, грузная, она ползала, перебирая по земляному полукруглыми, старческими руками. Старик стоял, согнувшись до земли, опершись на клюку, и его всего трясло. Соликовский произвел поверхностный обыск, - они уже не раз обыскивали квартиру Тюлениных. Солдат вытащил из кармана штанов веревку и стал скручивать Сережке руки позади- Сын один. пожалейте. возьмите все, корову, одежду. Бог знает, что она говорила. Сережке так до слез было жаль ее, что он боялся сказать хоть что-нибудь, чтобы не расплакаться- Веди, - сказал Фенбонг солдату. Мать мешала ему, ион брезгливо отодвинул ее ногою. Солдат, подталкивая Сережку, пошел вперед, Фенбонг и Соликовский за ним. Сережка обернулся и сказал- Прощай, мама. Прощай, мой отец. Мать кинулась на Фенбонга и стала бить его своими все еще сильными руками, крича- Душегубцы, вас убить мало Обождите, вот придут наши- Ах ты. опять туда же захотела - взревел Соликовский и, несмотря на хриплые срывающиеся просьбы деда, поволок Александру Васильевну в старом платье-капоте, в каком она всегда спала, на улицу. Дед едва успел выбросить ей пальто и платок Глава пятьдесят третья Сережка молчал, когда его били, молчал, когда Фенбонг. скрутив ему руки назад, вздернул его на дыбу, молчал, несмотря на страшную боль в раненой руке. И только когда Фенбонг проткнул ему рану шомполом, Сережка заскрипел зубами. Все же он был поразительно живуч. Его бросили в одиночную камеру, ион тотчас же стал выстукивать в обе стороны, узнавая соседей. Приподнявшись на цыпочки, он обследовал щель под потолком, - нельзя ли как-нибудь расширить ее, выломать доску и выскользнуть хотя бы во двор тюрьмы он был уверен, что уйдет отовсюду, если вырвется из- под замка. Он сидели вспоминал, как расположены окна в помещении, где его допрашивали и мучили, и на замке лита дверь, что вела из коридора во двор. Ах, если бы не раненая рука ... Нет, он не считал еще, что все потеряно. В эти ясные морозные ночи гул артиллерии на Донце слышен был даже в камерах. Наутро сделали очную ставку ему и Витьке Лукьянченко. - Нет. слыхал, что живет рядом, а никогда не видал, - говорил Витька Лукьянченко, глядя мимо Сережки темными бархатными глазами, которые только одни и жили на его лице. Сережка молчал. Потом Витьку Лукьянченко увели, и через несколько минут в камеру, в сопровождении Соликовского, вошла мать. Они сорвали одежды со старой женщины, матери одиннадцати детей, швырнули ее на окровавленный топчан и стали избивать проводами на глазах у ее сына. Сережка не отворачивался, он смотрел, как бьют его мать, и молчал. Потом его били на глазах матери, а он все молчал. И даже Фенбонг вышел из себя, и, схватив со стола железный ломик, перебил Сережке в локте здоровую руку. Сережка стал весь белый испарина выступила на его лбу. Он сказал- Это - все. В этот день в тюрьму привезли всю группу арестованных из поселка Краснодон. Большинство из них не могло ходить, их волокли по полу, взяв подмышки, и вбрасывали в переполненные и без того камеры. Коля Сумской еще двигался, но один глазу него был выбит плетью и вытек. Тося Елисеенко, та самая девушка, которая когда-то так жизнерадостно закричала, увидев взвившегося в небо турмана, Тося Елисеенко могла только лежать на животе перед тем как ее отправить сюда, ее посадили на раскаленную плиту. И только их привезли, как в камеру к девушкам вошел жандарм за Любкой. Все девушки и сама Любка были уверены, что ее ведут на казнь. Она простилась с девушками, и ее увели. Но Любку повели не на казнь. По требованию фельдкоменданта области генерал-майора Клера ее увезли в Ровеньки на допрос к нему. Был день передачи, морозный, тихий, ни дуновения стук топора, звон ведра у колодца, шаги пешеходов далеко разносились в воздухе, искрившемся от солнца и снега. Елизавета Алексеевна и Людмила - они всегда носили передачу вместе, - связав узелок провизии и захватив подушку которую Володя просил в последней записке, подходили тропинкой, проторенной в снегу через пустырь, к продолговатому зданию тюрьмы, которая со своими белыми стенами и снегом на крыше, с теневой стороны отливавшим синевою, сливалась с окружающей местностью. Обе они, и мать и дочь, так похудели, что еще больше стали походить друг на друга, их можно было принять за сестер. Мать, всегда порывистая и резкая, теперь вовсе казалась сотканной из одних нервных жил. И уже по звуку голосов женщин, столпившихся у тюрьмы, и потому, что все женщины были с узелками и не было никакого движения к дверям тюрьмы, Елизавета Алексеевна и Люся почувствовали недоброе. У самого крылечка, не глядя на толпу женщин, стоял, как всегда немецкий часовой, а на крылечке, на перильцах, сидел полицай в желтом полушубке. Но он не принимал передач. Ни Елизавете Алексеевне, ни Люсе не надо было разглядывать, кто здесь стоит они встречались здесь каждый день. Мать Земнухова, маленькая старушка, стояла перед ступенями крыльца, держа перед собой узелок и сверток, и говорила- Возьми хоть что-нибудь из продуктов- Ненужно. Мы его сами, накормим, - говорил полицейский не глядя- Он простынку просил- Мы дадим ему сегодня хорошую постель. Елизавета Алексеевна подошла к крыльцу и сказала своим резким голосом- Почему передачу не принимаете? Полицейский молчал, не обращая на нее внимания- Нам не к спеху, будем стоять, пока не выйдет кто-нибудь, кто ответит - сказала Елизавета Алексеевна, оглядываясь на толпу женщин. Так они стояли, пока не услышали шагов многих людей во дворе тюрьмы и кто-то завозился отпирая ворота. Женщины всегда пользовались таким случаем, чтобы заглянуть в выходящие на эту сторону окна тюрьмы- иногда им удавалось даже увидеть своих детей, сидевших в этих камерах. Толпа женщин хлынула на левую сторону ворот. Но из ворот, под командой сержанта Больмана, вышло несколько солдат, и они стали разгонять женщин. Женщины отбегали и вновь возвращались. Многие начали голосить. Елизавета Алексеевна и Люся отошли в сторону и молча смотрели на все это- Сегодня их казнят, - сказала Люся- Нет, я только об одном молю бога, чтобы до самой смерти не сломали ему крыльев, чтобы не дрожал он перед этими псами, чтобы он плевал им в лицо - говорила Елизавета Алексеевна с низким хриплым клокотаньем в горле и страшным блеском в глазах. А в это время их дети проходили самые последние и самые страшные из испытаний выпавших на их долю. Земнухов, покачиваясь, стоял перед майстером Брюкнером, кровь текла по лицу его, голова бессильно клонилась, но Ваня все время старался поднять ее и все-таки подняли в первый раз за эти четыре недели молчания заговорил- Что, не можете. - сказал он. - Не можете. Столько стран захватили. Отказались от чести совести. а не можете. сил нету вас. И он засмеялся. Поздним вечером двое немецких солдат внесли в камеру Улю с запрокинутым бледным лицом и волочащимися по полу косами и швырнули к стене. Уля, застонав, перевернулась на живот - Лилечка... - сказала она старшей Иванихиной. - Подыми мне кофточку, жжет... Лиля, сама едва двигавшаяся, но до самой последней минуты ходившая за своими подругами, как няня, осторожно завернула к подмышкам набухшую в крови кофточку, в ужасе отпрянула и заплакала на спине Ули, окровавленная, горела пятиконечная звезда. Никогда, пока не сойдет в могилу последний из этих поколений, никогда жители Краснодона не забудут этой ночи. Необыкновенной ослепительной ясности ущербный месяц косо стоял на небе. На десятки километров видно было вокруг по степи. Мороз стоял нестерпимый. На севере по всему протяжению Донца вспыхивали зарницы, и доносились то стихающие, то усиливающиеся гулы больших и малых боев. Никто из родных не спал в эту ночь. Да и не только родные не спали все знали, что в эту ночь казнят молодогвардейцев. Люди сидели у коптилок, а то ив полной темноте в своих нетопленых квартирах и хибарках, а кто выбегал водвори долго стоял на морозе, прислушиваясь, не донесутся ли голоса или урчание машин, или выстрелы. Никто не спалив камерах, кроме тех, кто находился уже в бесчувственном состоянии. Те из молодогвардейцев, которых водили на пытки последними, видели, что в тюрьму приехал бургомистр Стеценко. Все знали, что бургомистр приезжает в тюрьму перед казнью, когда нужна его подпись на приговоре. В камерах тоже слышны были величественные гулы, перекатывавшиеся по Донцу. Уля, полулежа на боку, прислонившись к стене головой, выстукивала соседям- мальчишкам- Ребята, слышите, слышите. Крепитесь. Наши идут. Все равно наши идут. В коридоре послышался топот солдатских ботинок, захлопали двери камер. Заключенных начали выводить в коридор и на улицу не через двора прямо через главный вход. Девушки сидевшие в камере в пальто или в теплых жакетках, помогали друг другу надеть шапки Повязаться платками. Лиля одела лежавшую неподвижно Аню Сопову, а Шура Дубровина свою любимую подругу Майю. Некоторые из девушек писали последние записки и запрятывали вброшенном белье. С прошлой передачей Уле передали чистое белье, она начала теперь связывать старое в узелок. Вдруг слезы стали душить ее, она была не в силах совладать сними и, схватив окровавленное белье и закрыв им лицо, чтобы ее не было слышно, уткнулась в угол камеры и некоторое время так просидела. Их выводили на пустырь, облитый месяцем, и сажали в два грузовика. Первым вынесли лишившегося всяких сил и потерявшего рассудок Стаховича и, раскачав, бросили в грузовик Многие молодогвардейцы не могли итти сами. Вынесли Анатолия Попова, у которого была отрублена ступня. Витю Петрова с выколотыми глазами вели под руки Рагозин и Женя Шепелев. У Володи Осьмухина была отрублена правая рука, но он шел сам. Ваню Земнухова вынесли Толя Орлов и Ковалев. За ними, шатаясь, как былинка, шел Сережка Тюленин. Их посадили в разные грузовики - девушек и юношей. Солдаты, захлопнув боковые откидные стенки грузовиков, влезли через борта в переполненные машины. Унтер Фенбонг занял место рядом с водителем на переднем грузовике Машины тронулись. Их везли дорогой через пустырь мимо зданий детской больницы и школы имени Ворошилова. Передней шла машина с девушками. Уля, Саша Бондарева и Лиля запели: Замучен тяжелой неволей Ты славною смертью почил... Девушки присоединились к ним. Запели и мальчики на задней машине. Пение их далеко разносилось в морозном неподвижном воздухе. Грузовики, оставив слева последний дом, выехали на дорогу, ведущую к шахте № Сережка, сидя прижатый к задней стенке грузовика, жадно вбирал ноздрями морозный воздух. Вот грузовики уже миновали отворот на выселки, скоро они должны были пересечь балку. Нет, Сережка знал, что он не в силах сделать это. Но впереди него, стоя на коленях, ехал Ковалев со связанными за спиной руками. Он был еще силен, недаром ему связали руки. Сережка толкнул его головой. Ковалев обернулся- Толька. Сейчас балка. - прошептал Сережка и кивнул головой вбок. Ковалев, покосившись за плечо себе, пошевелил связанными руками. Сережка припал зубами к узлу, связывавшему руки Ковалева. Сережка был так слаб, что несколько раз откидывался к стенке грузовика с испариной на лбу. Но он боролся так, как если бы он боролся за свою свободу. И вот узел был развязан. Ковалев, попрежнему держа руки за спиной, пошевелил ими. Подымется мститель суровый, И будет он нас посильней. -пели девушки и юноши. Грузовики съехали в балку, и передний уже взбирался на подъем. Второй, рыча и буксуя тоже начал въезжать. Ковалев, став ногой на заднюю стенку, спрыгнули побежал по балке, вспахивая снег. Прошло первое мгновение растерянности, а грузовик в это время выполз из балки, и Ковалева не стало видно. Солдаты не решались выпрыгнуть, чтобы не разбежались другие арестованные, начали наугад стрелять из грузовика. Услышав выстрелы, Фенбонг остановил машину и выпрыгнул. Грузовики стали. Фенбонг яростно ругался своим бабьим голосом- Ушел. Ушел. - с невыразимой силой торжества кричал Сережка тонким голосом и ругался самыми страшными словами, какие только знал. Но эти ругательства звучали сейчас в устах Сережки, как святое заклятие. Вот уже виден был косо свалившийся набок после взрыва копер шахты № Юноши и девушки запели «Интернационал». Их всех сгрузили в промерзшее помещение бани при шахте и некоторое время продержали тут поджидали, пока приедут Брюкнер, Балдер и Стеценко. Жандармы начали раздевать тех, у кого была хорошая одежда и обувь. Молодогвардейцы получили возможность проститься друг с другом. И Клава Ковалева смогла сесть рядом с Ваней и положить ему руку на лоб и уже не разлучаться с ним. Их выводили небольшими партиями и сбрасывали в шурф по одному. И каждый, кто мог успевал сказать те несколько слов, какие он хотел оставить миру. Опасаясь, что не все погибнут в шурфе, куда одновременно сбросили несколько десятков тел немцы опустили на них две вагонетки. Но стон из шахты слышен был еще на протяжении нескольких суток. Олег стоял перед фельдкомендантом Клером, стоял с перебитыми руками, с запавшими щеками, отчего резче обозначались его скулы. Виски у него были совершенно седые. Но большие глаза из-под золотистых ресниц смотрели с ясным, с еще более ясным, чем всегда выражением. Перед Клером, закосневшим в убийствах, потому что он ничего другого неумел делать в жизни, стоял не шестнадцатилетний мальчика молодой народный вожак, который не только ясно видел свой путь в жизни, а видел путь своего народа среди других и путь всего человечества. Ион говорил- Страшны не вы, - вы уже разбиты и обречены, - страшно то, что вас породило и порождает после того, как люди так давно существуют на земле и достигли таких ясных вершин в области мысли и труда. Язва людоедства разъедает души уже не только отдельных людей, а целых народов, она угрожает существованию человечества. Эта язва людоедства, более страшная, чем чума, будет разъедать мир до тех пор, пока благами мира будут пользоваться не те люди, которые их создают, пока неограниченной властью над людьми будут пользоваться выродки человечества, сосредоточившие в своих руках все богатства мира. Напрасно эти господа в белоснежном белье надеются уйти от суда истории. Забрызганные кровью, они уже стоят перед его грозными очами. Я жалею только о том, что не смогу больше бороться в рядах своего народа и всего человечества за справедливый, честный строй жизни. Я шлю мой последний привет всем кто борется за него!. Олег Кошевой был расстрелян тридцать первого января днем, и тело его вместе стелами других людей, расстрелянных в этот день, было закопано в общей яме. А Любу Шевцову мучили еще до седьмого февраля, все пытаясь добыть у нее шифр и радиопередатчик. Перед расстрелом ей удалось переслать на волю записку матери: «Прощай, мама, твоя дочь Люба уходит в сырую землю». Когда Любу вывели на расстрел, она запела одну из самых своих любимых песен: На широких московских просторах. Ротенфюрер СС, ведший ее на расстрел, хотел поставить ее на колени и выстрелить в затылок, но Любка не стала на колени и приняла пулю в лицо Глава пятьдесят четвертая Жители Краснодона пережили еще все бедствия, какие несла с собой бегущая германская армия. Отступающие немцы грабили и сгоняли со своих мест жителей, взрывали в городе и по всему району шахты и предприятия, и все крупные здания. Люба Шевцова не дожила неделю до того, как части Красной Армии вошли в Краснодон и одновременно в Ворошиловград. Четырнадцатого февраля советские танки ворвались в Краснодон, и сразу вслед за ними вернулась в город советская власть. В течение десяти дней, при огромном стечении народа, шахтеры извлекали из шурфа шахты № 5 тела погибших молодогвардейцев. Ив течение всех этих десяти дней не отходили матери погибших от ствола шахты, принимая на руки изуродованные тела своих детей. Елена Николаевна ушла в Ровеньки еще в те дни, когда Олег был жив. Но она не смогла ничего сделать для сына, ион не знал, что мать находится вблизи от него. В присутствии матери Олега и всех его родных жители города Ровеньки извлекли из ям тела Олега и Любы Шевцовой и похоронили там же, в Ровеньках. Трудно было узнать в маленькой постаревшей женщине, с темными ввалившимися щеками, с глазами, выражавшими то глубокое страдание, какое с особенной силой поражает цельные натуры, - трудно было узнать в ней прежнюю Елену Николаевну Кошевую. Но то, что она все эти месяцы была помощницей сына, а особенно гибель его, обрекшая ее на эти страдания, раскрыли в ней такие душевные силы, которые подняли ее над ее личным горем. Словно спала завеса будней, скрывавшая от нее большой мир человеческих борений, усилий и страстей. Она вошла в этот мир вслед за сыном, и передней открылась большая дорога общественного служения. В эти дни раскрылась тайна еще одного преступления немцев была найдена в парке могила шахтеров. Когда их начали отрывать, они таки стояли в земле сначала обнажались головы потом плечи, туловища, руки. Среди них были обнаружены трупы Валько, Шульги и Вдовенко с ребенком на руках. Молодогвардейцев, извлеченных из шурфа шахты № 5, похоронили в братской могиле в парке. В похоронах участвовали все оставшиеся в живых члены Молодой гвардии Иван Туркенич, Валя Борц, Жора Арутюнянц, Оля и Нина Иванцовы, Радик Юркин и другие. Валя Борц из-под Каменска добралась домой, и Мария Андреевна направила ее к близким людям в Ворошиловград, где Валя и встретила Красную Армию. Отец Вали тоже был жив, он скрывался у родных жены в Сталине. Но к этому времени Сталино было еще в руках у немцев, и Мария Андреевна и Валя не знали об этом. |