Главная страница
Навигация по странице:

  • 13. Возрождение

  • Ушулууо. Анна_Лёвенхаупт_Цзин_Гриб_на_краю_света_О_возможности_жизни_на_р. Анна Лёвенхаупт ЦзинГриб на краю света. Овозможности жизни на


    Скачать 7.46 Mb.
    НазваниеАнна Лёвенхаупт ЦзинГриб на краю света. Овозможности жизни на
    АнкорУшулууо
    Дата06.05.2023
    Размер7.46 Mb.
    Формат файлаpdf
    Имя файлаАнна_Лёвенхаупт_Цзин_Гриб_на_краю_света_О_возможности_жизни_на_р.pdf
    ТипДокументы
    #1112607
    страница14 из 24
    1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   24
    Fujita, «Succession of higher fungi in a forest of Pinus
    densiflora» [яп.], Transactions of the Mycological Society of Japan 30 (1989).
    P. 125–147.
    в Финляндии, не изобиловать мацутакэ
    227
    . То, что по многу лет этого не происходит, само по себе подарок:
    окно во временнóе непостоянство историй, творимых лесом. Прерывистое, случайное плодоношение напо- минает нам о прекарности координации – и о любо- пытных стечениях обстоятельств сотруднического вы- живания.
    В дилеммах, созданных современным лесниками в попытке остановить историю, консервационисты при- шли к выводу, что лесам нужен отдых от управления.
    Но этим отдыхом придется управлять, чтобы леса вы- жили. Вероятно, одним из навыков дзэнского искус- ства управляемого неуправления станет умение на- блюдать не за сосной, а за ее партнером.
    227
    Исследование экологии мацутакэ в Северной Европе лишь за- рождается. Введение в тему см. в: Niclas Bergius, Eric Darnell, «The
    Swedish matsutake (Tricholoma nauseosum syn. T. matsutake): Distribution,
    abundance, and ecology», Scandinavian Journal of Forest Research, 15
    (2000). P. 318–325.


    13. Возрождение
    Едва ли не самое чудесное свойство леса заклю- чается в том, что он иногда вырастает даже после то- го, как полностью уничтожен. Можно считать это жи- вучестью или экологическим восстановлением: и то,
    и другое – полезные представления. Но что если шаг- нуть дальше – мыслить это как возрождение? Воз- рождение – сила жизни леса, его способность распро- странять семена, корни и побеги, присваивать места,
    с которых лес извели. Ледники, вулканы и пожары –
    далеко не все испытания, которые леса выдержали.
    Уже несколько тысячелетий леса отвечают возрожде- нием и на вырубку человеком. В современном мире мы умеем препятствовать возрождению. Однако это вряд ли убедительная причина не замечать его воз- можностей.
    Застят нам зрение некоторые практические при- вычки. Во-первых, упование на прогресс: прошлое ка- жется очень далеким. Редколесья, где леса живут в возмущенных человеком условиях, отходят в тень,
    поскольку крестьяне, в этих лесах живущие и работа- ющие, – персонажи архаических времен, как убежда- ют нас многие авторы
    228
    . Неловко и упоминать-то этих
    228
    Массив исследований, посвященных исчезновению крестьян-
    крестьян: мы уже давно живем в штрихкодированном мире и среди массивов данных. (Хотя какой торговый перечень сравнится с мощью леса?) И потому, во-вто- рых, современный Человек – в отличие от крестьяни- на – представляется нам у руля всех своих дел. Лес- ная глухомань – единственное место, где властвует природа; в возмущенных человеком ландшафтах мы видим лишь следствия этой современной карикатур- ности Человека. Мы перестали верить, что жизни ле- са хватит на то, чтобы человек ее чувствовал. Воз- можно, проще всего обратить вспять эту тенденцию,
    дав право на жизнь крестьянским редколесьям как че- му-то нынешнему, а не давно ушедшему в прошлое.
    Мне самой для воскрешения этого персонажа по- требовалось навестить Японию, где благодаря воз- рождению сатоямы человеческое вмешательство вы- глядит благопристойно: там вечно молодым лесам позволяют непрерывно возрождаться. Этот проект воспроизводит крестьянское вмешательство и тем са- мым учит современных граждан жить внутри деятель- ной природы. Не только такие леса хочу я видеть на ства, восходит к историям о формировании современности (напр.,
    Eugen Weber, Peasants into Frenchmen [Stanford, CA: Stanford University
    Press, 1976]). В разговорах о современной жизни этот троп предпо- лагает, что мы вошли в эпоху постмодерна (напр., Michael Kearney,
    Reconceptualizing the peasantry [Boulder, CO: Westview Press, 1996];
    Michael Hardt, Antonio Negri, Multitude [New York: Penguin, 2004]).
    нашей планете, но они важны: леса, где в масшта- бах отдельных хозяйств человек способен жить. Вос- становление сатоямы – предмет главы 18 этой книги.
    Здесь же я отслеживаю жизнь леса, что ведет меня к общественному устройству, что превосходит челове- ческое – и в Японии, и за ее пределами. Тропа петляет меж сосен и дубов. Там, где фермеры создали анкла- вы робкой устойчивости средь государств и империй,
    частые попутчики – сосны и дубы (в широком понима- нии)
    229
    . Здесь возрождение следует за уничтожением,
    живучесть сосново-дубовых редколесий компенсиру- ет избыток порубки и возрождает крестьянский пей- заж, не сводящийся к человеческому бытованию.
    У дубов и крестьян – долгая совместная история во многих краях света. От дуба есть польза. Помимо его хороших качеств как строительного материала, дуб (в отличие от сосны) горит долго и ровно, из него полу- чаются едва ли не лучшие дрова и древесный уголь.
    Более того, срубленные дубы (в отличие от сосен)
    обычно не умирают: пень дает новые побеги, рождает новое дерево. Крестьянская практика порубки дубов предполагает, что дерево вырастет обратно из пня;
    такая порубка называется порослевой, и низкорос- лое дубовое редколесье – пример крестьянского ле-
    229
    Как уже говорилось в главе 11, под дубами я понимаю Quercus,
    Lithocarpus и Castanopsis.
    са
    230
    . Деревья, дающие такую поросль, – вечно юные и быстро растут, несмотря на свою долгую жизнь. Они обгоняют в росте новые ростки и тем самым добавля- ют устойчивости составу леса. Поскольку такие леса,
    как правило, просторны и солнечны, там иногда на- ходится место и для сосен. Сосны (со своими гриба- ми) заполняют оголившиеся места и тоже включаются в континуум крестьянского вмешательства. А вот без него сосны уступают дубам и другим широколиствен- ным. Именно это взаимодействие сосны, дуба и чело- века создает цельность крестьянского леса: быстро- растущая сосновая поросль на постоянно оголяемых человеком холмах уступает долгожителям-дубам, по- крытым новыми побегами, и лесная экосистема вос- станавливается и живет непрерывно.
    Связи дубов с соснами определяют и укрепляют многообразие крестьянского леса. Долгая жизнь по- рослевых дубов, вместе с быстрой колонизацией про- галин соснами, создает хрупкую устойчивость, в ко- торой процветает множество биологических видов –
    230
    Oliver Rackham, Woodlands (London: Collins, 2006). Некоторые био- логи считают, что дубы могли развить способность давать поросль на пне из-за долгой взаимосвязи со слонами, когда-то повсеместно оби- тавшими на севере планеты (George Monbiot, Feral [London: Penguin,
    2013]). Само это предположение указывает на важность межвидового эволюционного мышления, о котором шла речь в интерлюдии «Высле- живание».
    не только человек и одомашненная им живность, но и старые знакомые крестьянина: кролики, певчие пти- цы, ястребы, разные травы, ягоды, муравьи, лягуш- ки и съедобные грибы
    231
    . Как и жизнь в террариуме,
    где одно существо производит кислород, чтобы дру- гое могло дышать, многообразие крестьянских ланд- шафтов может быть самоподдерживающимся.
    И все же история всегда за работой, она и тво- рит террариум, и подрывает его жизнь. Быть может,
    воображаемая устойчивость крестьянских ландшаф- тов следует за мощными катаклизмами – и разру- хой, которую я называю «разоренными ландшафта- ми», – кои их и порождают? Думаю, так и есть. Кре- стьянские общины определяются подчинением госу- дарствам и империям; чтобы удерживать эти общины на их месте, необходимы власть и насилие. Многови- довые ассамбляжи, которые из них складываются, –
    сущности слишком подверженные играм власти, со всеми их видами собственности, налогами и войнами.
    Но это не причина пренебрегать ритмами, возникаю- щими вокруг крестьянской жизни. Крестьянские леса повелевают разоренными ландшафтами и делают их
    231
    По Японии: Hideo Tabata, «The future role of satoyama woodlands in
    Japanese society», в: Forest and civilisations, ed. Y. Yasuda. P. 155–162
    (New Delhi: Roli Books, 2001). О сосуществовании деревьев трех видов в сатояме см. в: Nakashizuka, Matsumoto, Diversity).
    пригодными для многовидовой жизни – и обеспечи- вают крестьянам доход. Крестьянское житье направ- ляет и поддерживает лесное возрождение, которое невозможно полностью контролировать. Однако кре- стьянам удается компенсировать масштабные разру- шительные проекты и привносить жизнь в истерзан- ные ландшафты.
    Применительно к Японии имеет смысл начать не с людей, а с ястребиного канюка (Butastur indicus),
    любителя сатоямы. Эти канюки – птицы перелетные,
    спариваются они в Сибири, после чего летят в Япо- нию на весну и лето, растить потомство, а затем пе- ремещаются в Юго-Восточную Азию. Самок, пока те высиживают яйца, кормят самцы. Гнезда размещают- ся на вершинах сосен, откуда все видно, и канюки вы- сматривают оттуда пресмыкающихся, земноводных и насекомых. В мае, когда затопляет рисовые чеки, ка- нюки ловят лягушек. Когда подросший рис начина- ет мешать охоте, канюки ищут в крестьянском редко-
    лесье насекомых. Одно исследование показало, что самцы канюков больше 14 минут на одном и том же дереве, если не видят добычи, сидеть не хотят
    232
    . Что- бы эти птицы могли благоденствовать, крестьянские ландшафты должны полниться едой, как кладовка,
    лягушками и насекомыми.
    Ястребиный канюк приспособил закономерности своих миграций в соответствии с японскими крестьян- скими ландшафтами. Меж тем все разновидности еды этой птицы в равной мере зависят от режима челове- ческого вмешательства. Без поддержания в порядке системы водоснабжения популяция лягушек умень- шается
    233
    . А сколько насекомых развелось, лишь бы жить на деревьях сатоямы! От дуба конара (Quercus
    serrata, дуб пильчатый) в пищевом отношении зави- сят по крайней мере 85 специфических видов бабо- чек. Одна красочная бабочка, Sasakia charonda (япон- ский император), питается соком юных дубов, а моло- дость дубу обеспечивает обрезка или порубка; если ее не проделывать регулярно, дубы стареют, и попу- ляция этих бабочек сокращается
    234 232
    Atsuki Azuma, «Birds of prey living in yatsuda and satoyama», в:
    Satoyama, eds. Takeuchi et al. P. 102–109.
    233
    Azuma, «Birds». P. 103–104.
    234
    Личинки этой бабочки питаются листвой каркаса китайского (Celtis
    sinensis), одного из видов порослевого редколесья. Взрослые особи употребляют в пищу сок Quercus acutissima, дуба острейшего, а это

    Как же вышло, что экологические отношения в кре- стьянских лесах стали предметом столь пристального исследования – особенно сейчас, когда японское ред- колесье по большей части заброшено, поскольку дро- ва заместило ископаемое топливо, а молодое поколе- ние перебралось в города? Некоторые ученые гово- рят недвусмысленно: будущее устойчивое развитие лучше всего моделировать с опорой на ностальгию.
    По крайней мере таков взгляд профессора К., эколо- га-экономиста из Киото.
    Профессор К. рассказал мне, что стал экономи- стом, поскольку рассчитывал помочь беднякам. Но через десять лет успешной карьеры осознал, что его исследования никому не помогают. Более того, он ви- дел остекленевшие глаза своих студентов. Поговорив с ними, понял, что дело не только в его лекциях: сту- денты потеряли связь с по-настоящему важными во- просами. Профессор К. пересмотрел свою жизненную траекторию. Вспомнил, как еще ребенком ездил к де- душке с бабушкой, и до чего живым он себя чувство- еще один вид, дающий побеги после порубки (Izumi Washitani, «Species diversity in satoyama landscapes», в: Satoyama, eds. Takeuchi et al. P. 90).
    Подрезка поддерживает большое многообразие и растений, и насеко- мых, а вот если забросить такую территорию, ею постепенно завладеет несколько агрессивных видов. См.: Wajirou Suzuki, «Forest vegetation in and around Ogawa Forest Reserve in relation to human impact», в: Diversity,
    eds. Nakashizuka, Matsumoto. P. 27–42.
    вал, бродя по тамошним местам! Тот ландшафт пи- тал людей, а не тянул из них силы. И тогда профессор обратил профессиональное внимание на восстанов- ление крестьянских ландшафтов Японии. Он сражал- ся и пробивал свои идеи, пока его университет не по- лучил доступ к территории с заброшенными полями и лесами, и профессор взял туда своих студентов –
    не просто поглядеть, а исследовать навыки крестьян- ской жизни. Они учились вместе, они расчищали ир- ригационные каналы, сажали рис, обнаруживали но- вые леса, строили печь для обжига дров до угля и са- ми выработали способы ухода за лесом, внимательно наблюдая за крестьянами и слушая их. Вот теперь-то учебные семинары сделались увлекательными!
    Он показал мне заросший, заброшенный лес, что все еще высился вокруг возделываемых полей. Что- бы сделать из этой непролазной чащи самоподдержи- вающийся крестьянский лес, требовалось еще мно- го работы. В этих местах, объяснил он, бамбук мосо расплодился и одичал. Его завезли из Китая лет три- ста назад из-за отличного качества его стеблей, и за его посадками вокруг крестьянских подворий всегда прилежно следили. Но когда крестьянские леса и по- ля пришли в упадок, этот бамбук сделался настырным захватчиком и завоевал лес. Профессор К. показал мне, как бамбук душит оставшиеся сосны, густо зате-
    няя их своей листвой, и сосна делается уязвимой для нематоды. Однако его студенты вырубают бамбук, а заодно они научились делать из него уголь.
    Порослевый дуб тоже оказался в беде. Мы повос- хищались древними пнями, которые не раз и не два вновь проросли деревьями. Однако лес одичал, и другие деревья плотно обступили их, а поскольку их никто не обрезал много лет, дубам уже не хватало ка- честв вечной молодости, которые когда-то слагали ар- хитектуру этого леса. Профессор К. сказал, что ему и его студентам предстоит научиться подрезать дубы.
    Лишь тогда удастся заманить растения и животных крестьянского ландшафта: птиц, кустарники и цветы,
    которые придают временам года в Японии их богат- ство и обаяние. Благодаря уже проделанной работе,
    сказал он, эти виды жизни уже начали возвращаться.
    Но все это – постоянный труд любви. Возобновляе- мость природы, сказал он, никогда не возникает сама,
    ее нужно подкреплять человеческим трудом, а тот вы- являет в нас человечность. Крестьянские ландшаф- ты, по его словам, – полигон для воссоздания устой- чивых отношений между человеком и природой.

    Крестьянские леса в Японии начали привлекать к себе внимание сравнительно недавно. Еще 30 лет на- зад лесники и историки леса с ума сходили по ари- стократам среди деревьев – по японскому кедру и ки- парису. Высказываясь о японском «лесе», они обыч- но имели в виду эти два дерева
    235
    . И тому есть ува- жительная причина – это красивые и полезные де- ревья. Суги, который называют кедром, – на самом деле Cryptomeria, криптомерия японская, вырастает прямой и высокой, как калифорнийская секвойя, и из нее получается превосходная, стойкая к распаду дре- весина – для досок, обшивок, столбов и колонн. Хи- ноки, японский кипарис (Chamaecyparis obtusa) – де- рево еще более замечательное. Оно душисто, хоро- шо поддается резьбе. Не гниет. Идеальный материал для храмов. И хиноки, и суги могут разрастаться до
    235
    Конрад Тотмен, следуя ранним японским историкам, обращает внимание на такой взгляд, см.: Conrad Totman, The green archipelago:
    Forestry in preindustrial Japan (Berkeley: University of California Press,
    1989).
    невероятных размеров, из них получаются поражаю- щие своими размерами столбы и доски. Неудивитель- но, что ранние правители Японии делали все возмож- ное, чтобы вырубить все суги и хиноки в лесу – себе на дворцы и молельни.
    Давнее аристократическое помешательство на су- ги и хиноки позволило крестьянам заниматься други- ми деревьями – особенно дубами
    236
    . В XII веке вой- ны раскололи единство аристократии, и крестьянам удалось узаконить свои претензии на деревенские ле- са. Ириаи – права общей земли, принадлежащей всем крестьянам: согласно этим правам, крестьяне, входя- щие в общину, могут добывать дрова, делать уголь и потреблять любые другие продукты земли данной де- ревни. В отличие от общих прав на лес во многих дру- гих местах, ириаи в Японии были закреплены зако- нодательно и имели силу в суде. Однако добыть су-
    236
    Этот абзац опирается на: Totman, Green archipelago; Margaret
    McKean, «Defining and dividing property rights in the commons: Today’s lessons from the Japanese past», International Political Economy Working
    Paper № 150, Duke University, 1991; Utako Yamashita, Kulbhushan
    Balooni, Makoto Inoue, «Effect of instituting “authorized neighborhood associations” on communal (iriai) forest ownership in Japan», Society and Natural Resources, 22 (2009). P. 464–473; Gaku Mitsumata, Takeshi
    Murata, «Overview and current status of the irai (commons) system in the three regions of Japan, from the Edo era to the beginning of the
    21st century», Discussion Paper № 07–04 (Kyoto: Multilevel Environmental
    Governance for Sustainable Development Project, 2007).
    ги или хиноки в японских лесах того времени крестья- нам вряд ли удалось бы: на те деревья претендова- ла знать, даже если они росли на деревенской зем- ле. Однако временами крестьяне могли присвоить се- бе дуб, даже на господских территориях: ириаи дей- ствует как прослойка пользовательских прав на зем- лю, находящуюся в чужом владении. Господам, кото- рых кормили крестьяне, дуб был ни к чему
    237
    . И все же неудивительно, что знать изо всех сил старалась уре- зать права ириаи. После реставрации Мэйдзи в XIX
    веке многие общинные земли оказались приватизи- рованы или присвоены государством. Как ни порази- тельно, вопреки всему, некоторые лесные права ири- аи сохранились до сих пор, хоть их применимость и призрачна: в конце ХХ века сельские жители заброси- ли деревни и подались в города.
    Что же за деревья составляют деревенский лес ириаи? Японцы гордятся своим расположением на пе- рекрестке умеренного и субтропического поясов с со- ответствующими растениями и животными: в Японии четыре времени года – и она при этом круглый год зе-
    237
    Оливер Рэкэм подчеркивает, что знать в Европе применяла дуб для особых построек, и потому это дерево было господским. В
    Японии же знать строила из суги и хиноки. Oliver Rackham, «Trees,
    woodland, and archaeology», доклад на Йельском коллоквиуме аг- рарных исследований, October 19, 2013: www.yale.edu/agrarianstudies/
    colloqpapers/07rackham.pdf
    лена. Субтропические растения и насекомые Японии общие с Тайванем, а флора и фауна холодного кли- мата – с северо-востоком континентальной Азии. Ду- бы обитают и там, и там. Листопадный дуб, с боль- шими, просвечивающими листьями, что меняют цвет и опадают к зиме, – часть северо-восточной флоры.
    Вечнозеленые дубы, с листьями помельче и поплот- нее, листву носят круглый год и живут на юго-западе.
    И те, и другие полезны как топливо и уголь. Но в неко- торых важнейших, богатых на традиции частях цен- тральной Японии вечнозеленым дубам предпочитают листопадные. Крестьяне изводили поросль вечнозе- леных дубов – вместе с прочим подлеском и травами под деревьями – и поддерживали листопадные. Этот выбор определил отношения между дубом и сосной
    – и архитектуру всего леса: в отличие от вечнозеле- ных с их постоянной тенью, вокруг листопадных дубов зимой и весной много освещенного пространства, где получают возможность пробиться сосны, а также тра- вянистые растения умеренного климата. Более того,
    крестьяне постоянно расчищали и прореживали лес,
    пуская жить средь дубов сосны и растения других ви- дов
    238
    В отличие от европейских, средневековые япон- ские крестьяне не держали ни молочного, ни мясного
    238
    Tabata, The future role of satoyama.
    скота, и потому удобрять навозом поля, как европей- цы, не могли. Сбор растений и лесного перегноя на зеленое удобрение занимал большую часть крестьян- ской жизни. Лесную подстилку выносили всю, остав- ляя столь любимые сосной оголенные минеральные почвы. Некоторые территории очищали от поросли –
    ради травы. Опорой таким возмущенным лесам были порослевые дубы, чаще всего – Quercus serrata, тот самый конара. Дубовая древесина годилась много на что – от дров до выращивания грибов шиитакэ. Пери- одическая подрезка омолаживала ствол и ветви дуба,
    и эти деревья властвовали лесом, разрастаясь быст- рее, чем успевали обосноваться другие растения. На хребтах и лесных лугах, а также на оголенных склонах холмов пробивалась акамацу – сосна густоцветковая
    (Pinus densiflora) – со своим напарником мацутакэ.
    Японская сосна – дитя крестьянского вмешатель- ства. Она не способна соперничать с широколиствен- ными растениями, которые и затеняют сосну, и созда- ют густой, глубокий перегной, который лишь помогает их росту. Палеоботаники обнаружили, что несколько тысяч лет назад, когда люди только начали изводить лес в японских ландшафтах, пыльцы густоцветковой сосны резко прибавилось – а прежде ее не было почти вообще
    239
    . Сосна в возмущенных крестьянских ланд-
    239
    Matsuo
    1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   24


    написать администратору сайта