Ушулууо. Анна_Лёвенхаупт_Цзин_Гриб_на_краю_света_О_возможности_жизни_на_р. Анна Лёвенхаупт ЦзинГриб на краю света. Овозможности жизни на
 Скачать 7.46 Mb.
|
|
Часть первая Что осталось? Стоял безветренный солнечный вечер, когда я об- наружила, что заблудилась безо всякого снаряжения в незнакомом лесу. Я отправилась в свой первый по- ход за мацутакэ – и сборщиками мацутакэ – в Каскад- ных горах Орегона. В тот день я обнаружила «боль- шой лагерь» сборщиков, в ведении Лесной службы, но все сборщики ушли на охоту. Я решила поискать грибы самостоятельно, пока жду возвращения гриб- ников. Лес был настолько малообещающим, что хуже не придумаешь. Почва сухая, каменистая, и ничто на ней не росло, кроме тощих хворостин скрученной сосны. В подлеске – никакой растительности, даже травы; я тронула землю и порезала пальцы о шершавую пем- зу. День таял, а мне попались лишь одна-две «медные шляпки» – сомнительные оранжевые грибы со слад- коватым запахом 23 . И всё. Более того, я потеряла ори- ентиры. Куда ни повернусь – все в этом лесу одинако- вое. Я не имела никакого понятия, где именно я оста- 23 Для грибников-любителей: это были Tricholoma focale. [Рядовка опенковидная, или перевязанная, обиходно – рядовка. – Примеч. пер.] вила машину. Решив, что загляну в лес ненадолго, я ничего с собой не взяла и понимала, что скоро мне захочется пить, есть – и станет холодно. Побродив еще немного, я все же наткнулась на про- селочную дорогу. Но куда мне по ней идти? Солнце садилось, я брела по дороге. Прошла я не больше ми- ли, и тут показался пикап. В нем ехали молодой чело- век с веселым лицом и бывалый старик, они предло- жили меня подбросить. Молодой представился Као. Сказал, что сам он, как и его дядя, – из яо, с хол- мов Лаоса, они вместе перебрались в Штаты из лаге- ря беженцев в Таиланде еще в 1980-е. Живут в кали- форнийском Сакраменто, по соседству, приехали со- бирать грибы. Они доставили меня к себе в лагерь. Молодой человек отправился с пластиковыми кани- страми за водой – куда-то довольно далеко. Старший не знал английского, но оказалось, что немножко ра- зумеет мандарин – как и я. Пока мы обменивались неуклюжими фразами, он вытащил курительный ка- льян, выделанный из ПВХ-трубки, и закурил. Когда Као вернулся с водой, уже смеркалось. Тем не менее он позвал меня пособирать грибы с ним: де- скать, тут неподалеку есть. В сгущавшейся тьме мы влезли на каменистый склон холма вблизи лагеря. Я не видела ничего, кроме голой земли и чахлых сосен. Као же, с ведром, ковырял палкой в бесплодной с ви- ду почве и то и дело вытаскивал крепышей, одного за другим. Как такое может быть? Ну нет же ничего – и все-таки есть. Као вручил мне гриб. Тогда-то я впервые учуяла за- пах. Он оказался непрост. Не как у цветка или у пищи, от которой текут слюнки. Он резкий. Многие так и не могут его полюбить. Его трудно описать. Для некото- рых он связан с гниением, а для кого-то – с чистой кра- сотой: аромат осени. Впервые понюхав, я просто… поразилась. Изумление мое вызвал не один лишь запах. Что люди народа яо, японские грибы-деликатесы и я де- лаем вместе посреди убитого промышленностью оре- гонского леса? Я жила в Штатах долго и никогда ни о чем подобном не слыхивала. Лагерь яо вернул меня к моей ранней работе в Юго-Восточной Азии, а гриб разбудил во мне интерес к японской эстетике и кух- не. Убитый лес, напротив, показался научно-фанта- стическим кошмаром. Моему ограниченному здраво- му смыслу все это увиделось чудесным образом вне времени и пространства – нечто, возникшее из сказ- ки. Я была ошарашена и заинтригована – и не могла оставить дальнейшее исследование. Эта книга – моя попытка втянуть вас в обнаруженные мною дебри. 1. Искусство приметливости Я не предлагаю вернуться в каменный век. Намерение мое – не реакционное и даже не консерваторское, а попросту подрывное. Похоже, утопическое воображение попало в ту же ловушку, что и капитализм, индустриализм и человеческое население, – в одностороннее движение к будущему, сводящееся только к росту. Я же всего лишь пытаюсь представить, как подложить свинью на рельсы. – Урсула К. Ле Гуин 24 В 1908 и 1909 годах два железнодорожных пред- принимателя наперегонки бросились прокладывать рельсы вдоль орегонской реки Дешут 25 . Цель и того, и другого – первым связать могучие орегонские сос- ны на востоке Каскадных гор и многочисленные ле- 24 Статья «Неевклидов взгляд на Калифорнию как холодное место жизни», из сборника «Танец на краю света» (Ursula K. Le Guin, «A non- Euclidean view of California as a cold place to be», Dancing at the edge of the world. P. 80–100, New York: Grove Press, 1989. P. 85). 25 Philip Cogswell, «Deschutes Country Pine Logging», в: High and mighty, ed. Thomas Vaughan. P. 235–260 (Portland: Oregon Historical Society, 1981); Ward Tonsfeldt, Paul Claeyssens, Railroads up the Deschutes canyon (Portland: Oregon Historical Society, 2014), www.ohs.org/education/ oregonhistory/narratives/subtopic.cfm?subtopic_ID=395 сопилки Портленда. В 1910 году кураж состязатель- ности уступил соглашению о совместном обслужива- нии. Сосновые бревна из этого региона к далеким рынкам понеслись потоком. Лесопилки привлекли но- вых поселенцев, и по мере их наплыва росли городки. К 1930-м Орегон стал крупнейшим в стране постав- щиком древесины. Такова известная нам история. Это история пер- вопроходцев, прогресса и преобразования «пустых» пространств в промышленные источники ресурса. В 1989-м на один орегонский лесовоз повесили пла- стиковую пятнистую неясыть 26 . Защитники окружаю- щей среды доказали, что неукротимая вырубка уни- чтожает леса Тихоокеанского северо-запада. «Пятни- стая неясыть была вроде канарейки для шахтеров, – пояснил один юрист. – Символ экосистемы на грани полного упадка» 27 . Когда федеральный суд, чтобы со- хранить среду обитания сов, запретил вырубку ста- рого леса, лесорубы неистовствовали, но сколько их, лесорубов? Работы для них и до этого уже было ку- да меньше – лесозаготовительные компании механи- зировались, а первичной древесины не стало. К 1989 26 Spotted owl hung in effigy, Eugene Register-Guard, May 3, 1989. P. 13. 27 Ivan Maluski, «Oregon Sierra Club», цит. в: Taylor Clark, The owl and the chainsaw, Willamette Week, March 9, 2005, www.wweek.com/portland/ article-4188–1989.html году многие лесопилки уже закрылись, лесозаготови- тельные конторы переехали в другие области 28 . Во- сток Каскадных гор (когда-то – узел лесозаготовитель- ных богатств) ныне – сплошь вырубленные пустоши да заброшенные лесозаготовительные городки, запо- лоненные мелколесьем. А эту историю нам знать необходимо. Промышлен- ное преобразование оказалось пузырем обещаний, за которым последовали утрата источников средств к существованию и урон местной природе. И все же та- ких документов недостаточно. Если завершить исто- рию тленом и упадком, придется оставить всякую на- дежду – или же обратиться к другим источникам на- дежд и разрухи. Что возникает в местах с испорченной природой, когда минули надежды и наступила разруха? К 1989 году в порубленных лесах Орегона возникло нечто новое: торговля лесными грибами. Поначалу ее свя- зывали с общемировым крахом: чернобыльская ка- тастрофа 1986 года испортила европейские грибы, и торговцы перебрались за товаром на Тихоокеанский северо-запад. Когда Япония принялась ввозить мацу- 28 В 1979-м цены на орегонскую древесину упали, а сле- дом закрылись лесопилки и произошло слияние многих компаний. См.: Gail Wells, Restructuring the timber economy (Portland: Oregon Historical Society, 2006), www.ohs.org/education/oregonhistory/narratives/ subtopic.cfm?subtopic_ID=579 такэ по высоким ценам – покуда индокитайские бе- женцы оседали в Калифорнии, – торговля началась бешеная. Тысячи людей ринулись в леса тихоокеан- ского северо-запада за новым «белым золотом». То было в разгар войны «рабочие места против защиты лесов», но ни та, ни другая стороны грибников не за- метили. Поборники традиционной занятости держа- ли в уме одни лишь трудовые договоры с зарплатой, для здоровых белых мужчин, а сборщики грибов – бе- лые ветераны-инвалиды, азиаты-беженцы, коренные американцы и латиноамериканцы-нелегалы – оказа- лись незримыми лазутчиками. Консервационисты би- лись за то, чтобы уберечь леса от дальнейшего чело- веческого вмешательства, и тысячи людей, отправив- шихся в леса, заметь их кто-нибудь, не пришлись бы ко двору. Однако сборщиков в целом не замечали. В худшем случае присутствие азиатов подогрело мест- ные страхи о массовом нашествии: журналисты тре- вожились о возможном насилии 29 В первые годы нового столетия мысль об уступках между трудоустройством и экологией представлялась еще менее убедительной. Хоть с консервацией, хоть 29 См. напр.: Michael McRae, «Mushrooms, guns, and money», Outside, 18, № 10 (1993). P. 64–69, 151–154; Peter Gillins, «Violence clouds Oregon gold rush for wild mushrooms», Chicago Tribune, July 8, 1993. P. 2; Eric Gorski, «Guns part of fungi season», Oregonian, September 24, 1996. P. 1, 9. без, «рабочих мест» в понимании ХХ века в Штатах стало меньше; кроме того, куда более вероятным ста- ло казаться, что нанесенный окружающей среде урон вообще сживет всех нас с белого света, будет у нас работа или нет. Мы уперлись в решение вопроса, как жить вопреки экономическому и экологическому упад- ку. Ни сказки о прогрессе, ни истории краха не объяс- няют нам, как мыслить себе совместное выживание. Пора обратить внимание на сбор грибов. Это нас не спасет, но может расширить границы воображения. Геологи начали именовать наше время «антропо- ценом» – эпохой, когда человеческое вмешательство оказывается мощнее других геологических сил. Поня- тие это все еще новое, и в нем пока навалом много- обещающих противоречий. К примеру, пусть некото- рые толкователи усматривают в таком названии три- умф человечества, противоположное видится более точным: не планируя это и не имея соответствую- щего намерения, люди устроили на этой планете ка- вардак 30 . Более того, вопреки префиксу «антропо-», то есть «человеческий», кавардак не есть следствие биологии нашего вида. Наиболее убедительная ли- ния времени антропоцена начинается не с оформ- ления нашего биологического вида, а с наступлени- ем современного капитализма, который направил да- леко идущее разрушение природных систем и эко- логий. Эта линия времени, однако, делает префикс «антропо-» еще большей неувязкой. Представление о человечестве со времен зарождения капитализма привязывает нас к идеям прогресса и к распростра- нению методов отчуждения, которое превращает лю- дей и предметы в ресурсы. Эти методы разделили живых людей и зарегулированных личностей, тем са- 30 Donna Haraway, «Anthropocene, Capitalocene, Chthulucene: Staying with the Trouble», доклад для «Arts of Living on a Damaged Planet», Santa Cruz, CA, May 9, 2014: anthropocene.au.dk/arts-of-living-on-a-damaged- planet. Донна Хэрэуэй считает, что «антропоцен» есть жест в сторону богов с небес, а она предлагает нам почитать «божеств со щупальца- ми» – и многовидовые взаимные переплетения – именуя наше время «ктулхуценом». «Антропоцен» действительно пробуждает множествен- ные толкования, как показали дебаты 2014 года, посвященные пла- нам по обустройству «хорошего» антропоцена. См., напр., соображе- ния Кита Клура, который мыслит антропоцен как «зеленую модерни- зацию» в: Facing up to the Anthropocene, blogs.discovermagazine.com/ collideascape/2014/06/20/facing-anthropocene/#.U6h8XBbgvpA мым скрыв путь к совместному выживанию. Понятие об антропоцене одновременно и подогревает воззре- ния, которые можно было бы назвать современной человеческой спесью, и зарождает надежду, что нам удастся выкарабкаться. Можно ли выжить при таком человеческом режиме и все же превзойти его? Из-за такой вот судьбы мне приходится сначала за- думаться, прежде чем предлагать вам рассказ о гри- бах и их сборщиках. Самомнение современного чело- века позволяет любому рассказу быть не более чем декоративной сноской. Это вот «антропо-» блокирует внимание к лоскутным ландшафтам, множественным временны´м устройствам и зыбким ассамбляжам лю- дей и вещей – к самой сути совместного выживания. Значит, чтобы историю о грибном сборе имело смысл рассказывать, сначала нужно обрисовать, как устрое- но это «антропо-», и изучить местность, которой оно отказывает в признании. И правда: задумайтесь над вопросом, что оста- лось? С учетом эффективности государства и капи- талистического разрушения природных систем можно поинтересоваться, почему то, что вне их планов, живо и поныне? Чтобы в этом разобраться, нам необходи- мо всмотреться в неуправляемые окраины. Что сво- дит вместе мацутакэ и людей яо в Орегоне? Такие с виду банальные вопросы переворачивают все с ног на голову, и сердцевиной всего происходящего дела- ются непредсказуемые соприкосновения. О неустойчивости, прекарности нашего времени мы слышим в новостях ежедневно. Люди теряют ра- боту или негодуют потому, что никогда ее и не имели. Гориллы и речные дельфины едва держатся на гра- ни вымирания. Подъем уровня воды в морях забола- чивает целые тихоокеанские острова. Но в основном мы представляем себе эту шаткость как исключение из порядка вещей в мире. Это «выброс» в системе. А если, предположу я, шаткость есть состояние на- шего времени, или, иными словами, – а что если сей- час самое время эту шаткость учуять? А если прекар- ность, неопределенность и то, что нам кажется обы- денным, – суть той самой упорядоченности, которой мы жаждем? Прекарность есть состояние уязвимости. Непред- сказуемые соприкосновения преображают нас, мы не владеем обстановкой – и даже собою самими. Не спо- собные полагаться на устойчивое устройство общи- ны, мы оказываемся включены в подвижные ассам- бляжи людей и предметов, и это переиначивает и нас самих, и тех, кто рядом. Мы не можем полагаться на статус-кво: все меняется, в том числе и наша спо- собность выживать. Мышление в понятиях прекарно- сти преображает социальный анализ. Прекарный мир – мир без телеологии. Неопределенность, бесплано- вая природа времени пугает, однако благодаря мыш- лению в понятиях прекарности делается очевидным: неопределенность-то и делает жизнь возможной. Единственная причина, почему все это звучит странно, – в том, что большинство из нас выросло в грезах о модернизации и прогрессе. Эти рамки вы- деляют те черты настоящего, которые могут вести к будущему. Остальное обыденно и «отваливается» по ходу истории. Представляю, как вы возражаете мне: «Прогресс? Да это ж понятие из XIX века». Понятие прогресса, относящееся к положению в целом, ныне встречается редко, и даже модернизация XX века уже воспринимается как архаика. Но их категории и на- дежды на улучшение ситуации – всегда с нами. Мы ежедневно представляем себе образы прогресса: де- мократия, рост, наука, перспективы. С чего нам ожи- дать, что экономики будут расти, а науки – развивать- ся? Даже без подробных описаний развития наши ис- торические теории погружены в эти понятия. Как и на- ши личные грезы. Признаю´, мне трудно даже произ- нести это: совместного счастливого конца может и не случиться. Чего тогда вообще вставать поутру? Прогресс встроен и в общепринятые представле- ния о том, что значит быть человеком. Даже под личи- ной других понятий – «агентность» (agency), «созна- ние», «интенция» – мы вновь и вновь укрепляемся в мысли, что человек отличается от прочего живого ми- ра, потому что смотрит вперед, тогда как другие био- логические виды, живущие одним днем, тем самым зависят от нас. Пока мы воображаем себе, что чело- века делает прогресс, не людям из этих умозритель- ных рамок тоже никуда не деться. Прогресс – это марш вперед, он втягивает в свои ритмы и другие разновидности времени. Без этого ве- дущего ритма мы могли бы заметить иные времен- ны´е закономерности. Любое живое существо пере- лицовывает мир – ритмами сезонного роста, законо- мерностями воспроизводства в течение всей жизни, а также географией распространенности. В пределах того или иного биологического вида тоже есть множе- ство времяобразующих проектов: организмы вовле- кают друг друга в совместную деятельность и вместе создают природные системы. (Зарастание вырублен- ных Каскадных гор и радиоэкология Хиросимы пока- зывают нам, как устроено межвидовое времяобразо- вание.) Любопытство, за которое я ратую, обращено как раз на такие множественные временны´е устрой- ства, оно оживляет описания и воображение. Это не просто эмпирика, в которой мир изобретает свои соб- ственные категории. Напротив, наш агностицизм в от- ношении направления нашего движения может поз- волить найти то, на что мы не обращали внимания, поскольку оно никогда не вписывалось в хронологию прогресса. Вдумаемся еще раз в орегонские истории, с кото- рых я начала эту главу. Первая, о прокладке рельсов, рассказывает о прогрессе. Она привела в будущее: железные дорогие изменили нашу судьбу. Вторая – уже вмешательство: это история, в которой значимо уничтожение лесов. Общее у нее с первой, однако, – в установке, что для познания мира – и в успехе, и в поражении – образа прогресса достаточно. История упадка не предлагает никаких остатков, ничего избы- точного, ничего такого, что ускользает от прогресса. Прогресс по-прежнему владеет нами – и в историях разрухи. Тем не менее современная человеческая спесь – не единственный план создания миров: мы окруже- ны множеством творящих миры проектов – и челове- ческих, и нет 31 . Проекты сотворения миров возника- 31 Творение миров можно понять в диалоге с тем, что некоторые ученые именуют «онтологией», то есть философией бытия. Подобно этим ученым, я стремлюсь нарушить обыденную логику, в том числе и неосознанные установки на имперский захват (напр.: Eduardo Viveiros de Castro, «Cosmological deixis and Amerindian perspectivism», Journal of the Royal Anthropological Institute, 4, № 3 (1998). P. 469–488). Проек- ты по созданию миров, как и альтернативные онтологии, показывают, что возможны и другие миры. Однако создание мира сосредоточивает нас на практических действиях, а не на космологиях. Таким образом, ют из практической деятельности самих жизней, и эти проекты перелицовывают нашу планету. Чтобы угля- деть их в тени антропоценного «антропо-», необходи- мо перенаправить внимание. Многие доиндустриаль- ные способы добывать себе пропитание – от собира- тельства до воровства – бытуют и поныне, возника- ют и новые (в том числе коммерческий сбор грибов), однако мы не берем их в расчет, потому что они – за рамками прогресса. Миры возникают и такими спосо- бами – и благодаря им мы учимся смотреть и по сто- ронам, а не исключительно вперед. Создание миров происходит не только силами лю- дей. Известно, что бобры преобразуют реки, строя проще обсуждать, как не человеческие существа могут участвовать в создании их будущего. Большинство ученых применяет онтологию для понимания человеческих перспектив в отношении не человеческих объ- ектов; насколько мне известно, лишь книга Эдуардо Кона «Как мыслят леса» (Eduardo Kohn, How forests think, Berkeley: University of California Press, 2013 [Рус. изд.: Кон Э. Как мыслят леса / Пер. А. Боровиковой. М.: Ад Маргинем Пресс, 2017. – Примеч. пер.]), посредством семиотики Пирса, допускает радикальные заявления о том, что у других существ имеются свои онтологии. Всякий организм творит миры, и люди вовсе не на особом положении. Наконец, проекты по созданию миров пересека- ются друг с другом, тогда как большинство ученых с помощью онтологии разводит перспективы на будущее, рассматривая их по отдельности, мышление в понятиях творения миров допускает существование слои- стых структур и значимого для истории трения. Миротворящий подход втягивает онтологические вопросы в кратномасштабный анализ, кото- рый Джеймс Клиффорд именует «реализмом» (James Clifford, Returns, Cambridge, MA: Harvard University Press, 2013). плотины, каналы и хатки; на самом деле все орга- низмы создают в природе места обитания, изменяя почву, воздух и воду. Если бы не способность со- здавать пригодные для деятельности обитаемые про- странства, все биологические виды вымерли бы. В хо- де такой работы любой организм меняет мир в це- лом. Бактерии создали для нас кислородную атмо- сферу, а растения помогают ее поддерживать. Рас- тения живут на суше, потому что грибы создали поч- ву, переработав каменные породы. Эти примеры по- казывают, что процессы творения миров накладыва- ются друг на друга и тем самым создают пространства для многих других биологических видов. Люди тоже всегда участвовали в многовидовом творении миров. Огонь применяли не только для готовки, но и для вы- жигания растительности, чтобы оставались лишь съе- добные корнеплоды, привлекающие животных, на ко- торых можно охотиться. Люди творят многовидовые миры, чтобы обитаемое пространство создало усло- вия для других видов. И речь не только о сельскохо- зяйственных растительных культурах, скоте или до- машних питомцах. Сосны, из-за их партнерских отно- шений с грибами, часто растут в местах, выжженных людьми: сосны и грибы совместно создают солнеч- ные открытые площадки с обнаженной минерализо- ванной почвой. Люди, сосны и грибы вместе создают условия, одновременно подходящие и для них самих, и для других, – многовидовые миры. Наука ХХ века, питая самомнение современного человека, мешала нам замечать расходящиеся, сло- истые и объединенные проекты, творящие наш мир. Зачарованные развитием отдельно взятых путей жиз- ни, ученые не замечали другие и не брали в расчет вопросы, а что же еще происходит. Но по мере того как истории прогресса теряют силу тяги, возникает воз- можность другого взгляда. Полезно понятие ассамбляжа. Экологи обратились к этому понятию, чтобы как-то обойти жесткие и огра- ниченные отсылки экологического «сообщества». Во- прос о том, как разнообразные биологические виды в видовом комплексе (ассамбляже) влияют друг на дру- га – и влияют ли вообще, – всегда открыт: кто-то ко- го-то подавляет (или ест), кто-то сотрудничает и тем самым делает жизнь возможной; есть и такие, кто про- сто обитает в одном и том же месте. Ассамбляжи – это бессрочные собрания. Они дают нам возможность разбираться в результатах совместного проживания, не имея при этом никаких заведомых установок. Они показывают нам, какие здесь могут возникнуть ис- тории. Для целей этого исследования мне, впрочем, требовались не организмы как объединяющиеся эле- менты. Мне нужно было рассмотреть соединение спо- собов жизни, а также способов бытия неживых участ- ников систем. Не человеческие способы бытования, подобно человеческим, меняются исторически. Для живых существ видовая принадлежность – лишь на- чало разговора, но этого мало: способ жизни – посто- янно возникающие новые результаты соприкоснове- ний с другими видами. Эта мысль делается очевид- ной, стоит лишь задуматься о людях. Грибная охота – способ выживать, но не общая для всех людей чер- та. То же верно и для других биологических видов. Использовать созданные людьми открытые простран- ства соснам помогают грибы. В ассамбляжах спосо- бы жить не только объединяются – они в них созда- ются. Мыслить в понятиях ассамбляжей – значит за- даваться вопросом: как сборища иногда превраща- ются в «события», то есть во что-то большее, неже- ли простая сумма частей? Если история без прогрес- са – нечто неопределенное и разнонаправленное, мо- гут ли ассамбляжи показать нам, какие в этом скрыты возможности? В ассамбляжах развиваются закономерности непреднамеренной координации. Чтобы заметить та- кие закономерности, нужно наблюдать за взаимодей- ствием временны´х ритмов и масштабов в разнона- правленных способах жить, воплощаемых совместно. Как ни удивительно, таков, оказывается, метод, спо- собный обновить и политическую экономику, и эколо- гические исследования. Ассамбляжи втягивают поли- тическую экономику в себя – и касается это не только людей. Сельскохозяйственные культуры живут не так, как их дикие собратья, тягловые лошади и охотничьи скакуны принадлежат к одному биологическому виду, но живут по-разному. Ассамбляжам не скрыться от ка- питала и государства, это пространства наблюдения за тем, как работает политическая экономика. Если у капитализма нет телеологии, нам необходимо знать, чт собирается воедино – не только в фабричных про- цессах, но и путем непосредственного соприкоснове- ния. Другие авторы применяют понятие «ассамбляж» в иных значениях 32 . Определение «полифонический» 32 Некоторые социологи описывают этим понятием, скорее, фукиан- ские дискурсивные образования (напр.: Aihwa Ong, Stephen Collier, eds., Global assemblages, Hoboken, NJ: Wiley-Blackwell, 2005). Подобные «ас- самбляжи» распространяются в пространстве и отвоевывают себе ме- сто, они не формируются неопределенностью. Поскольку формирую- щие соприкосновения имеют для меня ключевое значение, ассамбля- жи, в моем представлении, – то, что собирается вместе где бы то ни было, в каком угодно масштабе. Другие «ассамбляжи» – сетевые объ- единения, как в акторно-сетевой теории (Bruno Latour, Reassembling the social, Oxford: Oxford University Press, 2007). Сеть – цепочка свя- зей, структурирующая дальнейшие связи; в моем случае комплексы объединяют способы бытия, без учета структуры взаимодействий. «Ас- самбляж» эквивалентен понятию agencement у Жиля Делёза, что под- держивает разнообразные попытки расширить границы «социального»; может помочь в объяснении моего подхода. Поли- фония – музыка, в которой переплетаются самосто- ятельные мелодии. В западной музыке примеры по- лифонии – мадригал и фуга. Эти формы кажутся на первый взгляд архаичными и чуждыми многим совре- менным слушателям, поскольку их заместила музыка, в которой композицию скрепляют воедино один ритм и одна мелодия. В классической музыке, вытеснив- шей барокко, целью было единство: это «прогресс» как раз в том значении, о котором я говорила, то есть объединенное управление временем. В рок-н-ролле ХХ века это единство воплощается в сильном ритме, созвучном биению сердец у слушателей; мы привык- ли слушать музыку, у которой одна-единственная пер- спектива. Впервые приобщившись к полифонии, я как слушатель пережила откровение: меня вынудили вни- мать отдельным, но одновременно звучащим мелоди- ям и при этом улавливать мгновения гармонии и дис- сонанса, которые они создают совместно. Чтобы оце- нить множественные временны´е ритмы и пути дви- жения ассамбляжа, как раз подобная приметливость и нужна. Для не увлеченных музыкой может быть полезно вообразить полифонический ассамбляж на примере сельского хозяйства. Со времен перехода на земле- мое применение этого понятия служит тому же. делие коммерческое сельское хозяйство стремилось добиться применительно к отдельно взятой культуре одновременного созревания урожая, чтобы оптими- зировать его сбор. Но есть и другие методы земле- делия, с множественными ритмами. В подсечно-огне- вом земледелии, которое я изучала на Борнео в Ин- донезии, многие культуры растут вместе, на одном и том же поле, и у них довольно разные жизненные цик- лы. Рис, банан, таро, сладкий картофель, сахарный тростник, пальмы и фруктовые деревья растут впе- ремежку, а крестьянам необходимо следовать очень разным графикам созревания. Эти ритмы – связь с режимом сбора урожаев, а если учесть и другие свя- зи (с опылителями или с другими растениями), рит- мов лишь прибавится. Полифонический ассамбляж – совокупность таких ритмов, возникающих в проектах творения миров – и человеческих, и нет. Полифонический ассамбляж ведет нас в неиссле- дованные края современной политической экономи- ки. Фабричный труд – пример скоординированного времени прогресса. А вот каналы снабжения насквозь пронизаны полифоническими ритмами. Рассмотрим крошечную китайскую швейную фабрику из исследо- вания Нелли Чу: как и многие ее конкуренты, она об- служивала разные каналы снабжения, постоянно пе- реключаясь между заказами от местных бутиковых брендов к громким международным и далее – к обыч- ной безликой продукции, безо всяких торговых ма- рок 33 . В каждом случае – разные стандарты качества, материалы и виды работ. Задача фабрики – согласо- вать промышленную упорядоченность со сложными ритмами заказчиков. Стоит нам обратиться от фаб- ричного производства к сбору непредсказуемого при- родного продукта, как ритмов сразу прибавится. Чем дальше мы уходим к окраине капиталистического про- изводства, тем значимее для получения прибыли де- лается координация между полифоническими ассам- бляжами и промышленными процессами. Из последних примеров вытекает, что внимание по- лифоническим ритмам, а не ритмам прогресса, сле- дует уделять не потому, что это добродетельно. При- ятное это было ощущение – прогресс: все лучшее еще впереди. Прогресс дарил нам «прогрессивные» политические мотивы, с которыми я выросла. Я с тру- дом представляю себе, как рассуждать о справедли- вости вне прогресса. Неувязка в том, что прогресс по- терял смысл. Все больше и больше среди нас тех, кто вскидывает взгляд и понимает, что король-то голый. Именно эта дилемма и подсказывает, почему новые 33 Nellie Chu, Global supply chains of risks and desires: The crafting of migrant entrepreneurship in Guangzhou, China (докторская диссертация, Университет Калифорнии, Санта-Крус, 2014). приемы улавливать настолько важны 34 . Ясное дело, что ставка здесь – сама жизнь на Земле. И глава 2 рассматривает дилеммы совместного выживания. 34 Как метод можно рассматривать объединенный взгляд Донны Хэр- эуэй и Мэрилин Стрэтерн. Стрэтерн показывает, как удивленное остол- бенение нарушает ход обыденной логики, что позволяет нам замечать другие творящие миры проекты внутри ассамбляжа. Хэрэуэй, отслежи- вая различные цепочки развития, обращает наше внимание на взаимо- действие в среде разнонаправленных процессов. Объединив эти ме- тоды, я отслеживаю ассамбляжи, которым форму придают ошараши- вающие вмешательства в тот или иной проект других проектов, отлич- ной разновидности. Вероятно, имеет смысл сказать, что эти ученые задали отправные точки для антропологического мышления в онтоло- гии (Стэтерн) и творения миров (Хэрэуэй). См.: Marilyn Strathern, «The ethnographic effect», в: Property, substance, and effect (London: Athlone Press, 1999). P. 1–28; Donna Haraway, Companion species manifesto (Chicago: Prickly Paradigm Press, 2003). |