Ушулууо. Анна_Лёвенхаупт_Цзин_Гриб_на_краю_света_О_возможности_жизни_на_р. Анна Лёвенхаупт ЦзинГриб на краю света. Овозможности жизни на
 Скачать 7.46 Mb.
|
|
2. Смешение как сотрудничество Я хотела, чтобы кто-нибудь сказал мне, что все будет хорошо, но увы. – Май Нэнг Муа, «По дороге в Меконг» 35 Как же сборище становится «событием», то есть чем-то бóльшим, нежели простая сумма составляю- щих? Вариант ответа: смешение. Из-за соприкосно- вений в нас остаются примеси, мы уступаем кому-то и при этом меняемся. Благодаря примесям преобра- зуются проекты творения миров, при этом могут воз- никать совместные миры – и новые направления 36 . В каждом из нас есть история смешения, чистота – не выход. Помнить о прекарности ценно потому, что она не дает нам забыть: меняться вместе с обстоятель- ствами – суть выживания. Но что есть выживание? В распространенной аме- риканской фантазии выживание сводится исключи- тельно к спасению себя посредством противостояния 35 Mai Neng Moua, «Along the way to the Mekong», в: Bamboo among the oaks: Contemporary writing by Hmong Americans, ed. Mai Neng Moua. P. 57–61 (St. Paul, MN: Borealis Books, 2002). P. 60. 36 Многоклеточная жизнь стала возможной благодаря множественным взаимным бактериальным смешениям; см.: Lynn Margulis, Dorion Sagan, What is life? Berkeley: University of California Press, 2000. другим. «Выживание», судя по американским сериа- лам или фильмам о неизведанных планетах, – сино- ним захвата и экспансии. Я это понятие в таком смыс- ле применять не буду. Прошу вас допустить другое его значение. Эта книга предполагает, что оставаться в живых – для любого биологического вида – значит находиться в пригодных для жизни сотрудничествах. Сотрудничество означает совместную деятельность (невзирая на границы и различия), а это приводит к смешению. Без сотрудничества мы все умрем. Распространенные фантазии еще полбеды: выжи- вание в режиме «один против всех» поддерживает немало ученых. Ученые считали выживанием про- талкивание индивидуальных интересов – будь «инди- вид» биологическим видом, популяцией, организмом или геном, – хоть человеческих, хоть нет. Возьмем, к примеру, две главные науки-близнецов ХХ века: нео- классическую экономику и популяционную генетику. Обе дисциплины начали завладевать умами в нача- ле ХХ века – с формулировками столь смелыми, что они преобразили современное знание. Популяцион- ная генетика подтолкнула «современный синтез» био- логии, объединив эволюционную теорию и генетику. Неоклассическая экономика перелицевала экономи- ческую политику, создав собственным воображением современную экономику. У ученых из той и другой об- ластей общего друг с другом было немного, но в их областях, тем не менее, установились похожие си- стемы мышления. Сердцевина обеих – изолирован- ный деятель, стремящийся упрочить собственное по- ложение, будь то воспроизводство или материальное благосостояние. «Эгоистичный ген» Ричарда Докин- за хорошо иллюстрирует это представление приме- нимо ко многим жизненным сферам: именно способ- ность генов (или организмов, или популяций) блюсти собственные интересы питает эволюцию 37 . Сходно и жизнь Homo economicus, человека экономического, есть последовательность наилучших выборов в соб- ственную пользу. Допущение об изолированности породило взрыв возможностей нового знания. Мышление в поняти- ях самодостаточности и, следовательно, индивиду- альных интересов (в любом масштабе) позволило не брать в расчет взаимное смешивание, то есть пре- образование через соприкосновение. Изолированные индивидуумы от соприкосновений не меняются. Пре- следуя свои интересы, они участвуют в соприкоснове- ниях, но в результате остаются при своих. Примечать что бы то ни было, дабы отслеживать таких неизмен- 37 Richard Dawkins, The selfish gene (Oxford: Oxford University Press, 1976). [Рус. изд.: Докинз Р., Эгоистичный ген / Пер. Н. Фоминой. М.: АСТ, Corpus, 2013. – Примеч. пер.] ных индивидуумов, не обязательно. В целях анали- за «стандартным» индивидуумом можно обозначать целую общность. Знание, таким образом, можно ор- ганизовать одной лишь логикой. Исключив возмож- ность преобразующих соприкосновений, можно заме- нить естественную историю и этнографию математи- кой. Продуктивность такого упрощения и придала мо- щи этим двум наукам-близнецам, а очевидная под- ложность исходной предпосылки все более забыва- лась 38 . Так экономика и экология стали полями алго- ритмов прогресса как экспансии. Задача неустойчивого выживания помогает нам увидеть, чтó тут не так. Шаткость – состояние, в кото- ром мы сознаем нашу уязвимость. Чтобы выжить, нам нужна помощь, а помощь – всегда действие другого, намеренное или нет. Если я вывихну лодыжку, креп- кая палка поможет мне ходить, и я приму ее содей- ствие. И вот уж я – подвижное соприкосновение, жен- щина-с-палкой. С трудом представляю себе испыта- ние, с каким могла бы справиться без помощи других – людей или предметов. Лишь бесцеремонная приви- легированность позволяет нам воображать – вопреки фактам, – будто нам по силам выживать в одиночку. 38 Многие критики отказывались от «эгоистичности» этих допущений и помещали в эти уравнения альтруизм. Неувязка же не в эгоистичности, а в изолированности. Если выживание всегда связано с другими, оно – неизбежно – неопределенно и зависит от преобра- зований «я-и-другой». Наши сотрудничества меняют нас – и внутри вида, и между видами. Важнейшее для жизни на Земле происходит именно в этих преобра- зованиях, а не в каскадах решений, принятых изоли- рованными индивидуумами. Не стратегии экспансии и завоевания нужно нам искать, а истории, развива- ющиеся во взаимных смешениях. Так как же все-таки сборище становится «событием»? Сотрудничество есть деятельность поверх границ различий, но это не невинное многообразие изолиро- ванных эволюционных путей. Эволюция наших «са- мостей» уже имеет примеси историй соприкоснове- ния, мы смешиваемся с другими еще до того, как всту- пим в какое-либо новое сотрудничество. Более того, мы причастны, «примешаны» к проектам, которые на- носят нам наибольший вред. Многообразие, позволя- ющее нам входить в сотрудничества, возникает из ис- торий уничтожения, империализма и всего прочего. Смешением многообразие и создается. Это меняет воображаемую нами деятельность и в отношении имен, в том числе названий народностей и биологических видов. Если сами категории неустой- чивы, необходимо следить за тем, как они возникают в результате соприкосновений. Употребление названия должно влечь за собой готовность отследить ассам- бляжи, в которых эти категории закрепляются 39 . Лишь отсюда я могу вернуться к встрече с мацутакэ и с тем человеком из народа яо, в лесу Каскадных гор. Что это значит – быть яо или быть лесом? Эти наимено- вания просочились в нашу встречу из историй преоб- разующего краха, пусть даже новые сотрудничества их и поменяли. Национальными заказниками Орегона управляет Лесная служба США, ее цель – консервация лесов как национального ресурса. При этом консервационный статус этого места безнадежно подпорчен столетней историей вырубки и упадка. Смешение создает леса, попутно преобразуя их. Вот почему, чтобы понять то или иное место, необходимо не только подсчитывать, но и подмечать. Орегонские леса сыграли ключевую роль в форми- ровании Лесной службы Соединенных Штатов в на- чале ХХ века, когда лесники искали способы консер- вации, какие поддержали бы и воротилы-лесозагото- 39 Название биологического вида – полезная эвристическая характе- ристика организма, но оно не запечатлевает ни особенности этого ор- ганизма, ни его положение внутри коллективных преобразований, ино- гда стремительных. С названием народности та же незадача. Но обхо- диться совсем без названий и того хуже: тогда придется считать, что все деревья или все азиаты выглядят одинаково. Мне нужны названия, которые помогают примечать, однако при этом еще и подвижны. вители 40 . Крупнейшим результатом стала борьба с по- жарами: и лесозаготовители, и лесники оказались в этом единодушны. Меж тем лесозаготовители стре- мились вырубить желтую сосну, столь впечатлившую белых первопроходцев в восточных Каскадных горах. Величественные рощи желтой сосны были вырубле- ны уже к 1980-м. Оказалось, она не может плодиться без периодических пожаров, которые Лесная служба пресекла. А вот елям и узловатым скрученным сос- нам без пожаров самое раздолье – если, конечно, счи- тать раздольем еще более плотные и легковоспла- меняющиеся чащобы живых, мертвых и умирающих деревьев 41 . На протяжении нескольких десятилетий Лесная служба, с одной стороны, пыталась вернуть в лес желтую сосну, а с другой – проредить, порубить или иными способами сдержать рост горючей ели и чащ скрученных сосен. Желтая и скрученная сосны – а также ель – обрели совместную жизнь благодаря человеческому вмешательству и стали обитателями пространства с примесным биологическим многооб- 40 Harold Steen, The U.S. Forest Service: A history (1976; Seattle: University of Washington Press, centennial ed., 2004); William Robbins, American forestry (Lincoln: University of Nebraska Press, 1985). 41 О сходных экологических условиях в Синих горах Орегона см.: Nancy Langston, Forest dreams, forest nightmares (Seattle: University of Washington Press, 1996). Более полное описание экологической ситуа- ции на востоке Каскадных гор см. главу 14. разием. Как ни удивительно, в этом испорченном промыш- ленном ландшафте возникла новая ценность: мацу- такэ. Мацутакэ растут особенно хорошо под взрос- лыми скрученными соснами, а взрослым скрученным соснам несть числа в восточных Каскадных горах – из-за предотвращения лесных пожаров. Вырубка жел- тых сосен и противопожарные меры привели к рас- пространению скрученной сосны, и борьба с пожара- ми позволяет ей дожить до зрелости, невзирая на ее горючесть. Орегонские мацутакэ заводятся под 40– 50-летними и более зрелыми скрученными соснами, а это стало возможным лишь благодаря профилактике пожаров 42 . Изобилие мацутакэ – новейшее историче- ское явление, результат созданного вмешательством человека примесного биологического многообразия. А что же делают в Орегоне уроженцы гор Юго-Во- сточной Азии? Стоило мне осознать, что почти все здесь, в лесу, находятся по выражено «этническим» причинам, стало необходимым выяснить, что именно значит этническая принадлежность этих людей. Мне требовалось понять, чтó создало общинную програм- му, включавшую сбор мацутакэ, и потому я взялась отследить перечисленные мне народности. Сборщи- ков, как и леса, нужно рассматривать в их становле- 42 Из беседы с лесничим Филом Крусом, октябрь 2004. нии, а не просто пересчитывать. Однако почти ника- кие американские исследования беженцев с Юго-Во- стока Азии формирование национальных общностей в этом регионе в расчет не принимают. Чтобы воспол- нить этот пробел, позвольте мне развернуто расска- зать одну историю. Несмотря на родоплеменное мно- гообразие сборщиков, я буду называть их яо, равно как и всех нас остальных, все мы немножко яо. Пре- образование через сотрудничество, уродливое или иное, – часть человеческой природы. Мыслится, что далекие предки общины яо, из кото- рой вышел наш знакомец Као, возникли уже в проти- востоянии другим, в бегах. Уйдя в горы южного Китая, чтобы спрятаться от императорской власти, они обла- дали императорскими грамотами, освобождавшими их от налогов и трудовой повинности. Сто с неболь- шим лет назад кое-кто из них забрался еще дальше – в северные горы нынешнего Лаоса, Таиланда и Вьет- нама. Они привнесли свою письменность, основан- ную на китайских иероглифах и применяемую для об- щения с духами 43 . Одновременно и отвержение китай- ской власти, и ее принятие, эта письменность – отчет- ливое выражение примесного многообразия: яо – ки- тайцы и не китайцы. Позднее они выучатся быть лао/ 43 Jeffery MacDonald, Transnational aspects of Iu-Mien refugee identity (New York: Routledge, 1997). тайцами – и не лао/тайцами, а затем американцами – и не американцами. За яо не водится почтения к национальным гра- ницам: общины то и дело перемещались туда-сюда, особенно под угрозой военного вторжения. (Дядя Као выучил китайский и лао в ходе этих перемещений.) И все же, несмотря на мобильность, яо – едва ли авто- номное племя, не подконтрольное государству. Йор- лейфюр Йонссон объяснил, как образ жизни яо не раз и не два менялся в зависимости от планов властей. В первой половине ХХ века, например, яо в Таиланде организовывали свои общины вокруг опиумной тор- говли. Лишь большие, полигинные хозяйства с власт- ными старейшинами во главе могли добиваться опи- умных договоров. В некоторых хозяйствах насчиты- валось до сотни человек. Тайское правительство не регулировало их устройство – последнее сложилось в результате взаимодействий яо с опиумом. В подоб- ных же непланируемых процессах второй половины ХХ века яо в Таиланде обрели положение «этниче- ской группы» с выраженными обычаями: этому обра- зованию позволила возникнуть тайская политика в от- ношении меньшинств. Меж тем яо сновали по всей лаосско-тайской границе, сторонясь государственной политики и там, и там, пусть она их и определяла как таковых 44 Те пограничные горы Азии видали много разных на- родностей, и восприимчивость яо развилась во вза- имодействии с этими подвижными группами: все так или иначе имели дело с имперской властью и бун- том, законной и противозаконной торговлей и моби- лизацией конца тысячелетия. Чтобы понять, как яо стали сборщиками мацутакэ, нужно принять во вни- мание их отношения с другой группой, ныне обитаю- щей в орегонских лесах, – хмонгами. Хмонги во мно- гом похожи на яо. Они тоже сбежали из Китая на юг, они тоже пересекали границы и забирались повыше, туда, где можно растить опийный мак, они тоже це- нят свои выраженные диалекты и традиции. Милле- наризм середины ХХ века начался с невежественно- го крестьянина, изобретшего совершенно самобыт- ную письменность хмонгов. То было время америка- но-индокитайской войны, и хмонги оказались в гуще событий. Как подчеркивает лингвист Уильям Смолли, тот увлеченный крестьянин мог увидеть английское, русское и китайское письмо в военных документах, оставленных на территориях боевых действий, могли ему попасться и бумаги на лао и тайском 45 . Эта само- 44 Hjorleifur Jonsson, Mien relations: Mountain people and state control in Thailand (Ithaca, NY: Cornell University Press, 2005). 45 William Smalley, Chia Koua Vang, Gnia Yee Vang, Mother of writing: The бытная хмонгская письменность возникла из военной разрухи и, как и яо, – великолепный образ примесного многообразия. Хмонги гордятся патрилинейной организацией сво- их кланов, и, согласно этнографу Уильяму Геддизу, кланы сыграли ключевую роль в формировании уда- ленных связей между мужчинами 46 . Клановые отно- шения позволили военным вождям призывать бой- цов вне круга личных знакомых. Это оказалось значи- мым: когда Соединенные Штаты после победы вьет- намских националистов над французами в 1954 го- ду приняли на себя имперский надзор, они получи- ли в наследство преданность вышколенных францу- зами хмонгских солдат. Один из тех солдат стал ге- нералом Вангом Пао, мобилизовавшим хмонгов в Ла- осе для войны на стороне США; он стал, по словам директора ЦРУ Уильяма Колби, «величайшим героем Вьетнамской войны» 47 . Ванг Пао вербовал на войну не отдельных людей, а целые деревни и кланы. Хо- origin and development of a Hmong messianic script (Chicago: University of Chicago Press, 1990). 46 William Geddes, Migrants of the mountains: The cultural ecology of the Blue Miao (Hmong Nyua) of Thailand (Oxford: Oxford University Press, 1976). 47 Цит. по: Douglas Martin, Gen. Vang Pao, Laotian who aided U.S., dies at 81, The New York Times, January 8, 2011, www.nytimes.com/2011/01/08/ world/asia/08vangpao.html тя его заявления о том, что он представляет хмонгов, скрывали тот факт, что хмонги воевали и на стороне коммунистического движения «Патет Лао», Ванг Пао смог заявить свои усилия как служение и делу хмон- гов, и антикоммунистическим Штатам. Благодаря кон- тролю над опиумным транспортом, целям бомбарди- ровок и заброскам продовольствия от ЦРУ, а также своей харизме, Ванг Пао заслужил невероятную эт- ническую поддержку, объединив «хмонгов» 48 . Лучший пример примесного многообразия едва ли придума- ешь. В армии Ванга Пао воевали и яо. Кое-кто из них по- шел за хмонгами в лагерь беженцев Бан Винаи, ко- торый помог организовать в Таиланде Ванг Пао, сбе- жав из Лаоса вслед за уходом оттуда Штатов в 1975- м. Но война не наделила яо ощущением этнополити- ческого единства, какое та дала хмонгам. Кто-то из яо сражался на стороне других политических вожаков, в том числе генерала из яо Чао Ла. Кое-кто уехал из Лаоса в Таиланд задолго до победы коммунистов в Лаосе. Из собранных Йонссоном устных историй яо 48 Источники этой истории см. в: Alfred McCoy, The politics of heroin: CIA complicity in the global drug trade (Chicago: Chicago Review Press, 2003); Jane Hamilton-Merritt, Tragic mountains: The Hmong, the Americans, and the secret war in Laos, 1942–1992 (Indianapolis: Indiana University Press, 1999); Gary Yia Lee, ed., The impact of globalization and transnationalism on the Hmong (St. Paul, MN: Center for Hmong Studies, 2006). в Штатах вытекает, что частенько воспринимаемые как невинные «региональные» группировки лаосских яо – северные яо, южные яо – это на самом деле разнонаправленные истории насильственного пере- селения, предпринятого Вангом Пао и Чао Ла соответ- ственно 49 . Война, считает Йонссон, формирует этни- ческое самоопределение 50 . Война заставляет людей перемещаться, но при этом и закрепляет их связи с переосмысленными культурами предков. Хмонги по- могли смешению, яо поучаствовали. В 1980-е яо, перебравшиеся из Лаоса в Таиланд, включились в программу США по перемещению анти- коммунистов из Юго-Восточной Азии в Штаты, кото- рая должна была позволить им, благодаря статусу бе- женцев, стать гражданами. Беженцы прибыли в США как раз в тот момент, когда произошло сокращение пособий по безработице; средств к существованию и ассимиляции новоприбывшим предложили немного. Большинство приехавших из Лаоса и Камбоджи не имели ни денег, ни западного образования, и они взя- лись за работы «под радаром» – вроде сбора мацута- кэ. В орегонских лесах им пригодились навыки, обре- тенные в индокитайских войнах. Воевавшие в джун- 49 Из личной переписки, 2007. 50 Hjorleifur Jonsson, War’s ontogeny: Militias and ethnic boundaries in Laos and exile, Southeast Asian Studies, 47, № 2 (2009). P. 125–149. глях редко теряют дорогу – они знают, как выбираться из незнакомых лесов. Тем не менее лес не произвел единой этнической идентичности – ни индокитайской, ни американской. Повторяя устройство тайских лаге- рей беженцев, яо, хмонги, лао и кхмеры держатся на- особицу. При этом белые орегонцы иногда именуют их всех камбоджийцами или, путая все еще больше, гонконгами. В среде многочисленных разновидностей предрассудков и отчужденности процветает примес- ное многообразие. Надеюсь, сейчас вы скажете: «Тоже мне новости! Да я могу вспомнить кучу подобных примеров – из числа людей и из среды, где живу сам». Согласна: примесное многообразие – оно всюду. Раз эти исто- рии так распространены и так хорошо известны, вста- ет вопрос: почему мы не применяем их в нашем по- знании мира? Одна из причин в том, что примесное многообразие сложно устроено, а иногда – уродливо и унизительно. Примесное многообразие подразумева- ет выживших в обстоятельствах алчности, насилия и экологического уничтожения. Путаное пространство, порожденное промышленными лесозаготовками, на- поминает нам о невозвратимых величественных ис- полинах, что были до нас. Выжившие в войне напоми- нают нам о телах, по которым они карабкались – или в которые стреляли, – чтобы добраться до нас. Мы не понимаем, любить или ненавидеть этих выживших. Простые нравственные оценки оказываются неумест- ными. Более того, примесное многообразие не поддается той разновидности «обобщения», какая стала отли- чительной чертой современного знания. Примесное многообразие – не только избирательно, исторично и всегда изменчиво, оно еще и обусловлено отношени- ями. У него нет изолированных составляющих, его со- ставляющие – сотрудничества, основанные на сопри- косновениях. Без изолированных составляющих нет возможности подсчитать недостатки и преимущества – или функциональность – «никого» из участников. Здесь нет никаких изолированных индивидуумов или групп, очевидным образом утверждающих в сопри- косновении свои интересы. Без алгоритмов, основан- ных на изолированности, ученым и политикам при- шлось бы узнать много чего о культурной и естествен- ной истории происходящего. На это требуется время, возможно, чересчур много времени – для тех, кто меч- тает понять целое, решив уравнение. Но кто сможет их этим озаботить? Если поток смутных историй – луч- ший способ объяснить примесное многообразие, по- ра ввести этот поток в наши методы познания. Веро- ятно, как и самим выжившим в войне, нам необходи- мо говорить – и говорить до тех пор, пока мы вместе с нашими историями о смерти, близости к ней и неза- служенной жизни не окажемся в силах выстоять пе- ред трудностями настоящего. Именно прислушиваясь к какофонии смутных историй, мы, наверное, сможем нащупать самые большие свои надежды на выжива- ние в прекарных, шатких условиях. Эта книга рассказывает несколько таких историй, которые привели меня не только в Каскадные горы, но и на токийские аукционы, в финскую Лапландию и в столовую к ученым, где я так разгорячилась, что разлила чай. Следовать всем этим историям разом в той же мере трудно или – стоит разобраться в них – в той же мере просто, как спеть мадригал, где мелоди- ческая линия каждого певца движется то вместе, то порознь от других. Подобное хитросплетение ритмов являет по-прежнему живую временну́ю альтернативу объединенному прогрессу-времени, которому мы все еще жаждем подчиняться. |