Главная страница
Навигация по странице:

  • Действовать в медиальном залоге

  • Спонтанность

  • Включенность в ситуацию

  • Вовлеченность

  • То, что потом: присутствовать с умом, ориентируясь на возможное

  • Библиография

  • Быть-в-присутствии-другого-Робин. Ббк 53. 57 Р43 ЖанМари Робин


    Скачать 1.55 Mb.
    НазваниеБбк 53. 57 Р43 ЖанМари Робин
    Дата19.05.2022
    Размер1.55 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаБыть-в-присутствии-другого-Робин.doc
    ТипДокументы
    #539274
    страница19 из 20
    1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20

    Опыт как контакт

    Там, где другие психотерапевтические подходы в качестве фундаментальной парадигмы помещают психику, гештальт-терапия отводит место контакту. Всякий человеческий опыт есть прежде всего контакт с миром, и психика является всего лишь производной, вторичной формой. Контакт выступает основопола­гающим опытом. Тем не менее пациент в общении с терапевтом локализует свою проблему скорее в своей психике, нежели в контакте. И он использует контакт с терапевтом, чтобы найти подтверждение для свое­го «психического содержания». Ставя контакт и его формы в центр терапевтической работы, мы, таким образом, можем наделить опыт новыми значениями. Пациент рассуждает в изоляции, я рассуждаю во вза­имодействии, в конкретной связи, в ситуации. Если он испытывает страх, мы будем стараться понять, как среда может — или могла — быть для него угрожаю­щей. Если он сетует на то, что мал ростом, мы сможем поставить вопрос: «Меньше кого?», или постараться увидеть те унижения, которые накладываются фак­том маленького роста. Человеческой существо пред­ставляет собой контакт. «Граница контакта» являет­ся понятием, которое придумано в гештальт-терапии для обозначения опыта. Мыслить в терминах грани­цы контакта — вопреки тысячелетней традиции мыш­ления в терминах «души» или «психики» — вероятно, является главной трудностью на пути того, кто жела­ет овладеть теорией и практикой гештальт-терапии.

    Чтобы дать об этом представление, я обычно исполь­зую следующий пример. Обычно я не осознаю сущес­твование моей руки и не испытываю никаких особен­ных ощущений. Когда я берусь рукой за что-то или за кого-то, то в одном и том же акте я чувствую мою руку и я чувствую объект. Касание этого объекта делает его существующим в моем тактильном опыте, и, наобо­рот, оно придает ощущение и, следовательно, сущес­твование моей руке. Сама операция контакта наделя­ет существованием меня и другого и в тоже время нас дифференцирует. Одна и таже операция разъединяет и объединяет. Контакт создает границу, граница создает контакт. Без контакта нет дифференциации, без диф­ференциации нет контакта и, следовательно, опыта. Осязание существует только в осязании чего-то. Зре­ние это не глаз и не увиденный объект. Точно так же Гуссерль мог сказать, что сознание «не существует», а существует только сознание чего-то, даже если это что-то принимается за содержание сознания.

    Этот подход принципиально иначе локализует че­ловеческий опыт, и дихотомии типа «внутреннее/ внешнее», «поверхностное/глубинное» теряют вся­кую уместность и всякий смысл. Такой род принятия и выслушивания систематически меняет рамки опы­та пациента, по-новому освещает его опыт в его собс­твенных глазах и тем самым вводит движение, ибо всякий сдвиг приводит к движению.

    Действовать в медиальном залоге

    Медиальный залог — одна из характеристик, кото­рую наши основатели постулировали для self. Разра­батывая теорию self в теории творческого приспособ­ления, они опирались на две парадигматические ситу­ации: ребенок в ситуации игры, художник в ситуации




    270

    Жан-Мари Робин

    творчества. Теоретическое рассмотрение творческого акта многим обязано Отто Ранку (о книге «Искусст­во и художник» они написали, что она «выше всяких похвал»). Теоретическое рассмотрение ребенка в си­туации игры, по-моему, в значительной мере опира­ется на работы Джорджа Герберта Мида — хотя об их влиянии зачастую не упоминается, — который в 1930-х годах опубликовал книгу «Mind, Self and Society» («Разум, self и общество»), в которой разработал по­нятие self, черпая большую часть своей аргументации в исследовании поведения ребенка в ситуации игры.

    Медиальный залог — это понятие заимствовано из грамматики древнегреческого языка. Этот особый способ спряжения глаголов связывает активное и пас­сивное значение. Когда действие возвратно, в древне­греческом языке используется медиальный залог, ко­торый похож на наши глагольные формы с возврат­ными местоимениями. Этот залог указывает на то, что субъект определенным образом заинтересован в действии, в которое он включен; что он действует сам (активно) для себя (как адресат этого действия, пас­сивно), включаясь в это действие лично.

    Художник в ситуации творчества полностью вклю­чен в свой акт. Живописец активно воздействует на холст, и краска, которую он кладет, возвращается к нему в форме восприятий и ощущений, которые в тоже время управляют продолжением осуществляе­мого им акта и т. д. То же самое можно сказать о ре­бенке в ситуации игры.

    В таком взгляде, который уточняет концепцию self, заключена ключевая идея, связанная с самим поняти­ем self, которую я излагал выше, когда говорил о реф­лексивности.

    Возможно, это уместно сопоставить с понятием «плавающего внимания», которое психоаналитики ис-

    Быть в присутствии другого271

    пользуют для обозначения их способа слушания паци­ента. В зачаточной форме здесь можно увидеть начало медиального залога, присутствия «в начале/в конце», если можно так выразится. Но медиальный залог, ко­торый определяет self в гештальт-терапии, не ограни­чивается сферой внимания. Он глобален, интегриро­ван и интегрирует разные составные элементы опыта: сенсорные, моторные, аффективные и т. д.

    Спонтанность

    Вторая фундаментальная характеристика self — это спонтанность. Эта спонтанность, за которую ратова­ли основатели гештальт-терапии, очень близка ме­диальному залогу. Перлз и Гудмен охотно связывали спонтанное с преднамеренным, а иногда противопос­тавляли то и другое. Конечно, терапевтическая рабо­та с замедлением действий и слов за счет расширения непосредственного осознавания, как может показать­ся, способствует осмысленному в ущерб спонтанно­му. В каком-то смысле это «экспериментальный не­вроз» эготического типа, порожденный терапевти­ческой ситуацией, выходом из которой должна быть вновь обретенная творческая спонтанность. На этом основании спонтанность терапевта не должна похо­дить не некую импульсивность или реактивность. Спонтанность пилота аэробуса в трудной ситуации не может быть приравнена к моей, если я поставлю себя на его место! Спонтанность джазового пианис­та, когда он импровизирует, не приводит к тому же результату, что и спонтанность пятилетнего ребенка, открывающего для себя фортепиано. Морено обыч­но определял спонтанность как способность дать от­вет, соответствующий новой ситуации, или новый от­вет на старую ситуацию. Спонтанность психотерапев-

    272Жан-Мари Робин

    Быть в присутствии другого273


    та может выразиться в желании поддержать пациента: взять его за плечо, пошутить с ним, не скрывать своих ответных эмоций... но такая спонтанность не может иметь своим единственным оправданием собствен­ное переживание терапевта. Спонтанность терапевта составляет один из ингредиентов атмосферы ситуа­ции тем более, что требование контроля целых кусков опыта часто наложено на пациента и тем самм спо­собствует генезису его патологии.

    Включенность в ситуацию

    Непосредственный опыт ситуации управляет вклю­ченностью психотерапевта. Гештальт-терапевт дол­жен воздерживаться от превнесения своих собствен­ных ценностных и отсылочных систем. Тем не менее, вкчючаясь в ситуацию, в конструирование текущего гештальта, он занят конструированием вместе с паци­ентом, которого он сопровождает. Его присутствие не может быть расценено как ничего не значащее, ибо он существует лицом к лицу с пациентом, который нахо­дится в его поле опыта. Это может показаться пара­доксальным, однако корни такой включенности ле­жат в фундаментальной неопределенности, которая отличает положение терапевта. Терапевт постоянно сталкивается с необходимостью отрешиться от гото­вых знаний, которые для опыта другого заведомо бу­дут Прокрустовым ложем. Отто Ранк также говорил, что каждый пациент обязывает нас переосмысливать всю психопатологию.

    Если «включиться» в ситуацию относительно лег­ко, то сложность заключается в том, чтобы удержи­вать эту включенность. Варианты «удержания» со­ставляют одну из главных функций психотерапевта.

    Держать

    Держать, содержать, поддерживать, удерживать, задерживать...

    Эти функции уже стали предметом пространных комментариев со стороны психотерапевтов разных направлений. Я хотел бы здесь остановиться лишь на самом элементарном «держании», понимая это как «хорошее удерживание». В процессе создания фигуры и особенно на его начальной фазе, называемой пре-контактом, часто приходится встречаться с расплыв­чатостью, провалами, прерыванием, избеганием, ско­роспелым примирением противоположностей, пос­пешным выбором, при котором предпочтение отда­ется уже знакомому. Качество настоящего момента, его неповторимый характер, включающий парамет­ры принципиально новой ситуации, могут быть ут­рачены из-за преждевременного привнесения систем представлений, связанных с предыдущим опытом. Неизвестное дает повод обратиться к известному, но­вое может быть воспринято, но не замечено. Хронос уничтожает Кайрос: получается хроника, эфемерное событие в каждый момент перестает быть событием. Архив замещает собой актуальность.

    Фигура начинает обретать форму с первых слов встречи. Конечно, эта форма имеет неясное очерта­ние, но эти очертания нужно лишь уточнить, и это можно сделать с помощью диалога прямого или кос­венного. Каждый следующий шаг уточняет предыду­щий, если только собеседник так и будет его воспри­нимать. Психотерапевт выбирает, как он будет «слу­шать». Он может слышать в каждом слове, в каждой фразе, каждом высказывание «логическое» продол­жение предыдущих... или слышать в них сопротив­ление, уклонение, избегание. Здесь также речь идет

    274

    Жан-Мари Робин

    Быть в присутствии другого

    275


    о том, чтобы держать, удерживать напряжение, под­держивать движение к неизвестному, которое еще не может быть названо, но которое нащупывается и ко­торое может появиться и проявиться только в ходе встречи и посредством встречи.

    Вовлеченность

    Вовлекаться (m'impliquer111) для меня значит по­местить себя в опыт (dans les plis de Гехрйпепсе) друго­го человека. Если я не вовлекаюсь (ne m'implique pas), то я объясняю (j'explique). Я нахожусь вне (hors des plis) другого. Слишком часто психотерапевт вовлека­ется на словах и объясняет на деле (qui dit s'impliquer ne fait que s'expliquer), оставляя свой опыт (ses propres plis) вовне. Как если бы «говорить» и «рассказывать» были синонимами.

    Вовлеченность и открытость психотерапевта со­ставляют одну из постоянных тем в разговорах про­фессионалов. Она часто оказывается в центре тех проблем, которые ставятся в ходе супервизий. Этика любого психотерапевта в этом отношении не должна ограничиваться простым применением правил, кото­рые вырваны из контекста их приложения. Некото­рые суждения и замечания тем не менее могут быть полезны каждому практикующему психотерапевту.

    Первый вопрос встает почти в форме трюизма: для кого эта вовлеченность? Есть соблазн ответить на это, что, по всей очевидности, она нужна пациенту. Но разве все так просто? Как отделить от этого нарцис­сизм и эгоцентризм психотерапевта, не говоря уже о таких моментах, как наигранность.

    111Автор обыгрывает французский корень pli-, присутству­ющий в глаголах со значением «вовлекаться» и «объяснять» (in-pliquern ex-pliquer). - Прим. пер.

    Критерий оценки, как мне кажется, заключает­ся в отношении психотерапевта к фигуре, конструи­рованием которой пациент занят. Разумеется, «при­нцип возможной уместности» теории поля Курта Ле­вина предполагает, что любое событие (и возникшая у терапевта мысль, воспоминание или ассоциация бу­дет являтся таковым) не должно a priori исключаться из ситуации как неуместная. Однако его связь с пере­живаемым моментом, возможно, не служит достаточ­ным оправданием, чтобы о нем заговаривать! Я дол­жен бдительно следить за тем, чтобы пациент не по­терял из виду своего переживания, сосредоточившись на переживании психотерапевта. В таких ситуациях вместо поддержки совершающегося конструирова­ния фигуры вовлеченность может поддержать жела­ние уклониться.

    Со своей стороны, выступая в роли как пациента, так и психотерапевта или супервизора, я лишь изред­ка считал важным то, что терапевт может поведать о своем переживаемом опыте. Я не отрицаю, что в сви­детельстве солидарности пациент может найти для себя поддержку, но опасаюсь, как бы оно не стало преградой на пути к собственному опыту. Естествен­но, я опасаюсь также моделирования в такой скрытой форме интерпретации и трансляции смысла.

    Но я стараюсь различать такую повествовательную речь от речи-во-мне, рожденной в ситуации. Мне хо­телось бы сослаться на мое исследование об «интен-циональности». Я внимательно рассматриваю то, как в каждый отдельный момент на меня влияют ситуа­ция, процесс, который мы вырабатываем, или то, что, в моем восприятии, исходит от пациента; и я утверж­даю, что это дает основной рабочий материал, позво­ляющий приблизить возникновение целей и намере­ния сделать следующий шаг. Если снова воспользо-



    276
    Жан-Мари Робин

    ваться терминологией Мерло-Понти, вовлеченную речь психотерапевта с некоторым успехом можно оп­ределить как настоящую «говорящую речь», т. е. это речь, которая в момент своего возникновения сопря­жена с некоей значимой интенцией и которая прого­варивает текущий момент. В такие моменты я прого­вариваю протекающий опыт. Говорю, как могу. Id го­ворит, как id может! Такая речь отличается от того, что Мерло-Понти называет «проговоренной речью», которая зиждется на осадочных породах значений и «пользуется имеющимися значениями как неким на­копленным богатством». «Проговоренная речь» — это речь психотерапевта, который рассказывает «себя», говорит о том, в чем заключаются его переживаемый опыт и его система представлений, открывает свои «архивы», если воспользоваться выражением Фуко.

    То, что потом: присутствовать с умом, ориентируясь на возможное

    Наш способ мыслить в ходе терапевтической сес­сии часто сопряжен с привычкой понимать и объ­яснять всякую ситуацию в настоящем посредством того, что было вчера или было прежде, обращаясь к прошлому нашего пациента, его истории. Одна ста­ринная тайская сказка помогает проиллюстрировать смену парадигмы:

    «Эта китайская история повеструет об одном крес­тьянине, который в бедной деревне. Он считал себя очень счастливым, поскольку у него была лошадь, на которой он работал в поле и ездил. Однажды лошадь сбежала. Все соседи сожалели о несчастье, которое на него обрушилось, но крестьянин сказал только: «Мо­жет быть».

    Быть в присутствии другого277

    Через несколько дней лошадь вернулась и привела с собой двух диких лошадей. Соседи радовались, го­воря: «Какое счастье». Но крестьянин просто сказал: «Может быть».

    На следующий день сын крестьянина попытал­ся объездить одну из диких лошадей; лошадь упала на землю и сломала ему ногу. Соседи сказали: «Ка­кое несчастье». Но крестьянин сказал только: «Может быть».

    На следующей неделе в деревню явились чинов­ники, которые забирали молодых людей в солдаты, поскольку была война. Они не взяли сына крестья­нина из-за его сломанной ноги. Когда соседи сказа­ли крестьянину, что ему повезло, он ответил: «Может быть»».

    У этой сказки много смыслов, но я хочу остано­виться на одном: значение опыта необходимо реконс­труировать в связи с тем, что за ним следует, а не с тем, что ему предшествовало. Конечно, можно обсудить и найти многие факты, связанные с прошлым, которые могли послужить причиной того, что лошадь убежа­ла от крестьянина: лошадиный загон мог быть не до­статочно прочным, крестьянин мог быть не достаточ­но внимательным и т. д. Но эта история показывает, в какой мере будущее привносит такой смысл, который уничтожает малейшее поползновение искать смысл в прошлом. Прошлое лишается всякого интереса. Не следует ли нам увидеть в этом одно из возможных на­правлений практики психотерапии?

    Господствующая эпистемологическая традиция связывает всякое конструирование смысла с истори­ей, с тем, что предшествует событию, следуя более или менее линейной логике причинения. Эта модальность ныне почти признана научной, почти обладает моно­полией на «смысл». Даже если можно усомниться в ее

    278

    Жан-Мари Робин


    научном характере, она может быть рассмотрена как прием клинической диагностики по преимуществу. Иногда этот клинический прием путают с позицией психотерапевта. Между тем мне хотелось бы подчер­кнуть, что позиция клинициста и позиция психотера­певта исходят из двух чрезвычайно разных подходов. Чтобы убедится в этом, достаточно открыть несколь­ко книг, посвященных клинической психологии или психопатологии, включая работы феноменологичес­кого направления: мы найдем в них дифференциро­ванные описания пациента, его поведения, его симп­томов, аффектов, его мира; но в них не ставится воп­рос о формах конструирования этого знания. Наблю­датель или клиницист лишь изредка обнаруживается в таких описаниях, и пациент чаще всего реифици-руется экспертом, который не склонен принимать во внимание обстоятельства своей встречи с пациентом. Методом здесь остается «психология одного лица», и мы в праве спросить себя о его уместности в области психотерапии, для которой факт встречи имеет пер­востепенную важность.

    Таким ообразом, развитие психотерании должно совершаться на базе «психологии двух лиц». По всей видимости, такие перспективы может открыть от­нюдь не наука (сциентизм). Такая радикальная сме­на курса наталкивается на ее идеологическое ослеп­ление. В нашей теперешней ситуации скорее в облас­ти философии и некоторых социологических и эпис­темологических подходах мы могли бы найти для себя ряд полезных инструментов, чтобы перестать под­страиваться под клиническую психологию и психопа­тологию и взглянуть на терапевтическую встречу как опыт, меняющийся опыт, так как трансформация мо­жет совершиться только «благодаря другому».

    Библиография

    Barwise J. The Situation in Logic. Stanford, 1989.

    Benasayag M. Le mythe de l'individu. P., 1998.

    Berger P., Luckmann T. La construction sociale de la realite. P., 1996 (русск. пер.: Бергер П., Лукманн Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995).

    Binswanger L. Apprendre par experience, comprendre, inter­preter en psychanalise // Discours, Parcours et Freud. P, 1955.

    Blankenburg W. La signification de la phenomenologie pour la psychofherapie // Fedida P., Schotte J. (ed). Psychiatrie et existence. Grenoble, 1991.

    Boss M. Introduction a la medecine psychosomatique. P., 1959.

    Braque G. Cahier (1917-1955). P., 1994.

    Brentano F. Psychologie du point de vue empirique. P., 1944.

    Cavaleri P. Le concept d'intentionnalite en phenomenologie et en Gestalt-therapie (Documents de l'IFGT, № 56, 1992).

    Chemouni J. (dir.). Clinique de l'intentionnalite. 2001.

    Combes M. Simondon — Individu et collectivite. P., 1999.

    Dastur F. Phenomenologie et therapie: la question de l'autre dans les Zollikoner Seminare // Courtine J. F. (ed.). Figure de la subjectivite. P., 1992.

    Debord G. Rapport sur la construction des situations. 2000.

    Deleuze G. Difference et repetition. P., 1968 (русск. пер.: ДелезЖ. Различие и повторение. СПб., 1998).

    Deleuze G. Logique du sens. P., 1969 (русск. пер.: Делез Ж. Логика смысла. Екатеринбург, 1998).

    Dewey J. Art as Experience. New York, 1993.

    Dewey J. Logique, theorie de PenquKte. P., 1993.

    Dorra M. Heidegger, Primo Levi et le sequoia. P., 2001.

    Dubet F. Sociologie de l'experience. P., 1994.

    Epstein E. K. The narrative turn: postmodern theory and sys­temic therapy// Gestalt-Theory, vol. 17, №3, Spt 1995.

    Fedida P., Schotte J. (ed). Psychiatrie et existence. Greno-ble,1991.

    Fink E. L'analyse intentionnelle et la probleme de la pensee speculative // Problemes actuels de la phenomenologie. Lou-vain, 1952.

    280Жан-Мари Робин

    Быть в присутствии другого

    281


    FreudS. Lemoietleза//FreudS. Oeuvres completes (1921-1923). P., 1991 (русск. пер.: Фрейд З. По ту сторону принци­па наслаждения. Я и Оно. Неудовлетворенность культурой. СПб., 1998, с. 80-135).

    Freud S. Constructions dans l'analyse // Resultats, Idees, Problemes II. P., 1985.

    Gergen K. J. The Saturated Self. 1991.

    Gergen K. J. Realities and Relationships. Cambridge (Mass.), 1994.

    Gibson J. J. The Ecological Approach to Visual Perception. Boston, 1979.

    Goffman E. La situation negligee // Les moments et leurs hommes. P., 1988.

    Goodman P. Little Prayers and Finite Experience. New York, 1972.

    Gordon P. Face to Face. London, 1999.

    Groddeck G. Le livre du за. Р., 1963.

    Heidegger M. Zollikoner Seminare, Protocols, Conversa­tions, Lettres / ed. by M. Boss. Evanston, 2001.

    Husserl E. Idees directrices pour une phenomenologie. T. 1. P., 1999 (русск. пер.: Гуссерль Э. Идеи к чистое феномено­логии и феноменологической философии. Т. 1. М., 1999).

    Joas H. La creativite de l'agir. P., 1999.

    Kaufmann P. Kurt Lewin, une theorie du champ dans les Sci­ences de l'Homme. P., 1968.

    Kimura B. Ecrits de psychopathologie phenomenologique. P., 1992.

    King L. (ed.). Committed Uncertainty in Psychotherapy. Es­says in Honour of Peter Lomas. London, 1999.

    Levinas E. Quatre lectures talmudiques. P., 1968.

    Levinas E. Ethique et Infini.P., 1982.

    Levinas E. Intentionnalite et sensation // En decouvrant l'existence avec Husserl et Heidegger. P., 1974.

    Lewin K. Resolving Social Conflicts. Washington, 1997 (рус­ск. пер.: Левин К. Разрешение социальных конфликтов. СПб., 2000).

    Lewin К. Field theory in Social Science. London, 1952 (рус­ск. пер.: Левин К. Теория поля в социальных науках // Ле­вин К. Динамическая психология. Избранные труды. М., 2001).

    Lewin К. Psychologie dynamique. P., 1972.

    Lyotard J.-F. La condition postmoderne. P., 1979 (русск. пер.: ЛиотарЖ.-Ф. Состояние постмодерна. СПб., 1998).

    McLeod L. Le self et ses vicissitudes dans la theorie de la Ge-stalt-therapie // Gestalt, №9, 1995.

    McNamee S., Gergen J. K. Therapy as Social Construction. London,1992.

    Maldiney H. Regard - Parole - Espace. Lausanne, 1973.

    Maldiney H. Penserl'homme et la folie. 1991.

    Maldiney H. Vers quelle phenomenologie de l'art // La part de l'oeil (Art et Phenomenologie, №7, 1991).

    Maldiney H. Reflixion et quicte du soi // Kimura B. Ecrits de psychopathologie phenomenologique. P., 1992.

    Maldiney H. Esquisse d'une phenomenologie de l'art // L'art au regard de la phenomenologie. Colloque de L'Ecole des Beaux Arts de Toulouse, 1993. Toulouse, 1994.

    Marrow A. J. Kurt Lewin, sa vie, son oeuvre. P., 1972.

    Maslow A.H. Toward a Psychology of Being. Princeton, 1962 (русск. пер.: Маслоу А. По направлению к психологии бы­тия М., 2002).

    Merleau-Ponty M. Phenomenologie de la perception, P., 1945 (русск. пер.: Мерло-Понти М. Феноменология вос­приятия. СПб., 1999).

    Merleau-Ponty M. Le visible et l'invisible, P., 1964 (рус­ск. пер.: Мерло-Понти М. Видимое и невидимое. Минск, 2006).

    Michaux H. La vie dans les plis. P., 1972.

    Miller M. V La poetique de la Gestalt-therapie. Bordeaux, 2002.

    Minkowski E. Traite de psychopathologie. 1999.

    Novalis. Le monde doit Ktre romantise. 2002.

    Parlett M. Reflections on Field Theory // British Gestalt Journal, vol. 1, №2, 1991.

    Parlett M. Toward a More Lewinian Gestalt Therapy // Brit­ish Gestalt Journal, vol. 2, №2, 1993.

    Perls F, Hefferline R., Goodman P. Gestalt-therapie. Bor­deaux, 2001.

    Pessoa F. L. Le livre de l'intranquillite. T 1. 1999.

    Pontalis J.-B. Entre le neve et la douleur. P., 1977.

    Rank O. L'art et l'artiste. P., 1984.

    Ricoeur P. Soi-meme comme un autre. P., 1990.

    Robine J.-M. Expression, liberte d'impressions // Therapie Psychomotrice, 1973/3, №43.

    282Жан-МариРобин

    Robine J.-M. Un album d'entretiens a propos de Paul Good­man // Gestalt, 1992, №3.

    Robine J.-M. Pli et depli du self. Bordeaux, 1997 (переизд. под загл. Robine J.-M. Gestalt-Therapie, la construction du soi. P., 1998).

    Robine J.-M. Is there a Common Ground Upon Which We Can Build // Gestalt Journal, vol. XX, №2, 1997.

    Robine J.-M. Gestalt-Therapie, la construction du soi. P., 1998.

    Robine J.-M. Preface // Perls R, Hefferline R., Goodman P. Gestalt-therapie. 2001.

    Robine J.-M., Lapeyronnie B. La confluence, l'experience liee et l'experience alienee // Robine J.-M. Gestalt-Therapie, la construction du soi. P., 1998.

    Roussillon R. Voyager dans le temps // Revue Francaise de Psychanalyse, LVI, Oct.-Dec. 1992.

    Rosset С Loin de moi. P., 1999.

    Sartre J.-P. L'Ktre et le neant. P., 1943 (русск. пер.: Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтоло­гии. - М.: Республика, 2000).

    Searle J. L'intentionnalite. Essai de philosophie des etats mentaux. P., 1985.

    Simondon G. L'individu et sa genese psycho-biologique. 1995.

    Stern D. Le monde interpersonnel du nourrisson. P., 1989. (Д.Стерн. Межличностный мир ребенка)

    Straus E. Le soupir, introduction a une theorie de l'expression. Bordeaux, 1996 (переиздано в кн.: Le cercle hermeneutique, avril2003,№l.

    Tatossian A. Les conditions aprioriques d'une psychothera-pie des schizophrenes // L'Art de Comprendre, №5/6, decem-bre 1996.

    Touraine A. Critique de la modernite. P., 1992.

    Tournier M. Vendredi ou les Limbes du Pacifique. P., 1977 (русск. пер.: Турнье М. Пятница, или Тихоокеанский лимб. СПб., 1999).

    Wittgenstein L. Investigations philosophiques. P., 1961 (рус­ск. пер.: Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Избр. философские работы. - М., 1994).

    Wittgenstein L. Remarques sur la philosophie de la psychol-ogie. 1989.

    Yontef G. Comments on Boundary Processes and Boundary States // Gestalt Journal, vol. XI, №2, p. 25-35.

    Содержание

    Предисловие к русскому изданию 5

    Предисловие 9

    Введение 13

    1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20


    написать администратору сайта