Гарбовский Н.К. - Теория перевода (2007). Гарбовскийтеория
 Скачать 4.29 Mb.
|
|
§ 3. Структурность переводческого преобразования текста Структурность предполагает возможность описания системы через установление ее структуры, т.е. сети связей и отношений внутри системы, а также обусловленность поведения системы не столько поведением ее отдельных элементов, сколько свойствами ее структуры. Распространение понятия структурности на перевод весьма важно для теории перевода. Если в соответствии с современным научным знанием понимать под структурой «то, что остается ус- тойчивым, относительно неизменным при различных преобразо- ваниях системы» 1 , то именно это понятие позволяет установить онтологические свойства перевода, неизменно проявляющиеся во всех его разновидностях. Любой перевод предполагает оперирова- ние двумя знаковыми системами с последовательным переходом от одной к другой. Любой перевод представляет собой отражение средствами одной знаковой системы определенной реальности, Уже отраженной средствами другой. Любой перевод разворачива- ется во времени и может быть разделен на «порции», основу ко- торых составляют так называемые единицы перевода. Каждая та- кая переводческая порция имеет сложную структуру, которую можно условно разделить на несколько операций. За восприятием ' Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 657. 227 фрагмента исходного текста органами чувств следует понимание смыслов, заключенных в этом фрагменте и их интерпретация средствами языка перевода, после чего происходит создание фрагмента финального текста в устной или письменной форме, т.е. некой материальной сущности, которая может быть воспри- нята другими людьми. Всякий перевод предполагает более или менее значительное преобразование системы смыслов исходного речевого произведения. Именно эти свойства присущи любому виду перевода и со- ставляют его инвариант, т.е. именно все то, что остается устойчи- вым и относительно неизменным при переходе от одной разно- видности перевода к другой. Структурность переводческой деятельности подтверждается возможностью построения ее моделей. Такие структурные модели хорошо известны в теории перевода. Обычно перевод представля- ют как некое движение от исходного текста к финальному через перекодирующее звено, т.е. через сознание переводчика. Наличие в переводе определенной структуры позволяет вплотную подойти к проблеме «единицы перевода», категории, многократно обсуждавшейся в работах по лингвистической тео- рии перевода, но так и не получившей однозначной трактовки. В то же время выделение такой единицы необходимо для построе- ния теории перевода как системного объекта. Э. Бенвенист, рас- сматривая язык как одну из семиотических систем, также был убежден, что «никакая серьезная теория не может быть построе- на, если она уклоняется от решения вопроса об элементарной единице, так как всякая система, несущая значение, должна опре- деляться на основе используемого ею способа передачи этого значения. Подобная система, следовательно, должна содержать единицы, которыми она оперирует для производства "смысла" и с помощью которых определенным образом характеризует произ- веденный "смысл"» 1 . К вопросу о единицах перевода мы вернемся в отдельной главе. § 4. Взаимодействие перевода с окружающей средой Каждая система характеризуется не только наличием связей и отношений между образующими ее элементами, но и неразрыв- ным единством с окружающей средой, во взаимодействии с кото- рой она формирует и проявляет свои свойства, являясь при этом ведущим активным компонентом взаимодействия. Переводческая деятельность также оказывается тесно связанной с окружающей средой. Связь перевода со средой сложна и много- 1 Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 2002. С. 81. 228 планова. Для того чтобы наиболее объективно определить харак- тер взаимодействия перевода с окружающей средой, нужно исхо- дить из того, что ведущим и активным компонентом этого взаи- модействия оказывается именно перевод. Прежде всего, говоря о переводе, следует иметь в виду, что речь идет в данном случае о конкретном процессе перевода, так сказать, акте перевода, разворачивающемся в конкретном времени и конкретном пространстве. Конкретный акт перевода предполагает сложнейшие отноше- ния с окружающей средой. Первая и главная реальность для переводчика — ситуация общения (коммуникативная ситуация). В этой ситуации перевод- чик всегда взаимодействует с двумя другими участниками комму- никации — автором исходного текста и получателем текста пере- вода, обеспечивая межъязыковое посредничество. Он всегда обра- щен к автору исходного речевого произведения, как бы далеко во времени и пространстве тот ни находился. Даже если речь идет о переводе произведения, созданного много веков назад, перевод- чик формирует свою этику отношения к автору, которая выража- ется в том, насколько бережно он относится к мыслям и чувствам автора, его образной системе и стилю. Разумеется, в этом случае речь идет скорее о воображаемом авторе, нежели о реальной лич- ности. Переводчик создает в своем сознании образ автора, с ко- торым и ведет внутренний диалог. Несколько иначе обстоит дело тогда, когда автор исходного сообщения принимает непосредственное участие в акте коммуни- кации, как происходит обычно в устном переводе. Переводчик в этом случае ориентируется не только на речь автора и содержа- щиеся в ней мысли и чувства, но и на его эмоциональное состоя- ние, а также на знаки, передаваемые невербальными средствами — мимикой, жестами и пр. Он принимает во внимание авторитет автора и его положение в иерархии всех участников коммуника- ции главным образом по отношению к получателю переводного сообщения, т.е. тому или тем, кому адресован перевод. Коммуникативная ситуация, в которой разворачивается уст- ный перевод, часто предполагает взаимную смену ролей автора сообщения и его получателя. Такая смена происходит обычно во время переговоров, когда переговаривающиеся стороны пооче- редно выступают то в роли автора (отправителя) исходного сооб- щения, то в роли получателя сообщения. Если переводчик на пе- реговорах всего один, он переводит также поочередно высказыва- ния то одной, то другой стороны, осуществляя так называемый двусторонний перевод. В этом случае этика переводчика подразу- мевает равное внимание к мыслям и чувствам всех участников 229 коммуникации, между которыми устанавливается посредниче- ство, несмотря на то что он является обычно «наемным работни- ком» одной из сторон и представителем одной культуры, в созна- нии которого один язык доминирует над другим. Получатель переводного сообщения, как и автор исходого, может быть не только реально представленным в акте коммуни- кации с переводом, но и некой абстрактной фигурой, образом, созданным переводчиком. Такой абстрактной фигурой является читатель переводного произведения. Разумеется, читатель суще- ствует объективно, в реальном мире, но только после того, как перевод завершен и предложен публике. В процессе перевода про- исходит взаимодействие переводчика с построенной им моделью читателя. Определяя стратегию перевода, переводчик ориентирует- ся, как правило, на эту модель, хотя в модели могут преобладать черты какой-то конкретной личности. Так, одна из переводчиц художественной литературы признавалась, что все свои переводы проверяет на сыне-подростке: если ему все понятно и текст нра- вится, значит, перевод удался. Представления об обобщенном чи- тателе с изысканными вкусами руководили действиями перевод- чиков эпохи классицизма. Коммуникативная ситуация предполагает взаимодействие перевода и с многими другими явлениями окружающей среды, влияющими на то, какие решения принимает переводчик. Вторая реальность, с которой непременно взаимодействует переводчик, — это исходный текст. Именно исходный текст дает- ся переводчику в непосредственном ощущении. Переводчик вос- принимает исходный текст по слуховым или зрительным каналам в определенных условиях конкретной ситуации общения. Исход- ный текст составляет основу всякого процесса перевода, так как именно в нем содержится вся необходимая информация, подле- жащая переводческому переосмыслению и толкованию. Но ис- ходный текст — это внешний объект по отношению к переводу, фрагмент окружающей среды, который взаимодействует с перево- дом, оставаясь при этом неизменным. Именно поэтому исследо- ватели, определявшие перевод как процесс трансформации текста на одном языке в текст на другом языке, делают оговорку, что «термин "трансформация" используется в переводоведении в ме- тафорическом смысле» 1 , что «сам исходный текст или текст ори- гинала не "преобразуется" в том смысле, что он не изменяется сам по себе» 2 Исходный текст как объект внешнего мира может поступать к переводчику в письменной или устной форме однократно или 1 Швейцер А.Д-Теория перевода. С. 118. 2 Бархударов Л. С. Указ. соч. С. 6. 230 многократно, до начала перевода или одновременно с развитием процесса перевода. И, наконец, самым сложным оказывается взаимодействие пе- ревода с той реальной действительностью, которая описывается в исходном сообщении и воспроизводится в переводном тексте. Сложность взаимодействия перевода с этой реальностью состоит в том, что она дается переводчику обычно не в непосредственном ощущении, а в виде некой абстракции, идеальной сущности, мате- риализованной в знаках исходного языка. В самом деле, воспри- нимая исходное сообщение, переводчик сталкивается не с самой реальной действительностью, а с образом некоего ее фрагмента, отраженного сознанием автора исходного текста. Эта авторская картина реальности может быть ее более или менее точным отра- жением, идеальной копией реального объекта. Она может давать искаженное представление об объективном мире, а иногда явля- ется вымыслом, т.е. неким идеальным конструктом, смоделиро- ванным автором исходного текста. В переводе авторская картина фрагмента действительности сталкивается с представлениями пе- реводчика об этом фрагменте. Расшифровывая знаки исходного текста, переводчик создает в своем сознании свою картину дан- ного фрагмента на основе субъективного познавательного опыта и своего умения проникать в смыслы, зашифрованные в знаках исходного языка. Представления переводчика о том или ином фрагменте реальной действительности столь же субъективны, как и представления автора, поэтому их полное совпадение вряд ли возможно. Иногда представления переводчика о реальном мире оказываются более полными и более точными, чем у автора. Тогда возникает сложная этическая проблема допустимости изменений переводчиком системы смыслов оригинального текста, т.е. представлений автора о том или ином фрагменте реальной дей- ствительности. Эта проблема может решаться по-разному. Разу- меется, современные переводчики, убежденные в том, что земля круглая, не станут исправлять древних авторов, исходивших из иных представлении об устройстве мира. Их задача — показать определенный уровень знаний, в том числе и заблуждения, свой- ственные той или иной эпохе. Переводчик, встретивший в ис- ходном письменном тексте научного содержания, например не- точные даты, скорее всего оставит их без изменения в тексте, но дополнит перевод уточняющим комментарием. В условиях уст- ной коммуникации переводчик, столкнувшись с неточностью в исходном сообщении, возможно, оставит ее на совести автора, не внося никаких изменений. Но этим он ставит себя под удар, так как становится «соавтором» ошибочного представления о реаль- ном объекте и при отсутствии письменной фиксации исходного 231 текста ошибка может быть приписана именно ему. Поэтому, если у переводчика есть возможность согласовать с автором исходного текста спорные положения, он непременно должен этой возмож- ностью воспользоваться, чтобы избежать недоразумений. Представления переводчика о реальном мире могут быть ме- нее точными, чем у автора исходного текста. В этом случае в процессе перевода может возникнуть подмена истинного пред- ставления о реальной действительности новым, ложным, особенно в тех случаях, когда формы исходного текста содержат некоторую двусмысленность. Такие ситуации могут возникнуть, например, при переводе высказываний с именами собственными, имеющими одинаковую форму в мужском и в женском роде. Так, французское имя Dominique имеет единую форму и как мужское, и как женское имя, не изменяются во французском языке по родам и фамилии. Поэтому переводчик, незнакомый с реальной личностью, обозна- ченной именем, будет испытывать затруднения при переводе эле- ментарной фразы, где за именем будет следовать глагол в прошед- шем времени, например: Dominique Aury a еcrit la préface. В какую форму поставить глагол: написал или написала 1 ) Отсутствие точно- го знания о реальной действительности заставит переводчика преобразовывать форму высказывания таким образом, чтобы из- бежать возможных искажений. Поэтому вместо Доминик Ори напи- сал (написала?) предисловие может возникнуть, например: Доминик Ори — автор предисловия. Недостаточно точное представление переводчика о реальной действительности, отображенной в исходном речевом произведе- нии, оказывается одним из серьезных источников переводческих ошибок, особенно когда речь идет о так называемых «реалиях», т.е. предметах реальной действительности, существующих в мире исходного языка и не имеющих точных аналогов в культуре языка переводящего. Рассмотрим в качестве примера следующее высказывание из «Собачьего сердца» M.А. Булгакова и его перевод на английский язык: «Я теперь председатель, и сколько ни накраду — все, все на женское тело, на раковые шейки, на "Абрау-Дюрсо"». В одном из многочисленных переводов на английский язык этого произведения Булгакова читаем: «Now I'm Chairman and however much I steal it all goes on the female body, on chocolates, on Crimean champagne» 1 . Раковые шейки оказываются в английском варианте шоколодными конфетами. Переводчик ошибочно ассоци- ировал понятие раковые шейки с названием хорошо известных 1 Перевод — Avril Pyman. 232 русских конфет. Но карамель, коей являются «Раковые шейки», показалась ему слишком убогой для данной сцены и он превратил карамельные конфеты в шоколадные, что более соответствовало его представлениям о роскоши и шике в России 20-х гг. Так ра- ковые шейки, изысканное блюдо и для России начала XXI в., превратились в переводе в шоколадные конфеты. Но существует и еще одна картина мира, т.е. отраженная ре- альность, с которой взаимодействует перевод, — это картина мира получателя переводного текста, точнее, представление пере- водчика об этой картине. Мы помним из опыта предшественни- ков, что именно сомнения переводчика в том, что реальная дей- ствительность, описываемая в текстах оригинала, хорошо известна читателю, заставляли его прибегать к преобразованиям разного рода. Жак Амио использовал добавления, другие переводчики просто выбрасывали описания тех фрагментов действительности, которые, по их мнению, могли быть непонятны воображаемому читателю, а также использовали для передачи этой реальности более обобщенные понятия или подменяли описание чужих объектов описаниями более знакомых, своих для переводящей культуры. Вернемся к примеру из Булгакова. Мы видим, что предмет реальной действительности Советской России 20-х гг. шампан- ское «Абрау-Дюрсо» в английской версии превращается в крымское шампанское. Переводчик делает здесь еще одну фактологическую ошибку (ошибку в описании реальной действительности), так как поселок Абрау-Дюрсо, знаменитый своими шампанскими и бе- лыми винами, расположен не в Крыму, а в Краснодарском крае, недалеко от Новороссийска. Но для нас важнее другое. Перевод- чик уверен, что имя собственное Абрау-Дюрсо ничего не скажет английскому читателю, поэтому он заменил понятие о конкрет- ном классе предметов понятием о более общем классе. Автор другого перевода, не взявший на себя смелость утверждать, что Абрау-Дюрсо — это крымское шампанское, поднимается еще выше по ступеням обобщения: «I've made good now and all I make in graft goes on women, lobster and champagne»^. Такой же модели придер- живается и автор итальянской версии: «Oggi sono presidente, e tutto quel che rubo voglio spendermelo in donne, gamberetti e champagne». Французский переводчик идет, казалось бы, по пути еше более обобщенного представления действительности. У него Абрау- Дюрсо превращается в хорошее вино — le bon vin. Француз не мо- жет назвать шампанским вино, произведенное не в Шампани. Но он дает оценочную характеристику напитку — «хорошее», т.е. до- Перевод — Michael Glenny Collins. 233 рогое вино. Это позволяет ему описать чужую реальность доста- точно точно с учетом ожиданий французских читателей, их спо- собности составить представление о чужой для них реальности. Таким образом, окружающая действительность оказывается в тесном и многообразном взаимодействии с переводом как сис- темным процессом. § 5. Иерархичность — свойство системы перевода Иерархичность как одно из свойств любой системы предпо- лагает, что каждый компонент системы в свою очередь может рассматриваться как система. В то же время исследуемая в дан- ном случае система представляет собой один из компонентов бо- лее широкой системы. Рассматривая перевод как системный про- цесс, обладающий определенной структурой, мы отмечали, что этот целостный процесс может быть представлен в виде системы взаимозависимых операций по проникновению в смыслы, заклю- ченные в определенных последовательностях знаков одного язы- ка, и их толкованию, интерпретации в знаках другого. Каждая из этих операций также может быть представлена в виде неких взаи- мосвязанных подсистем. Если мы обратимся к структуре «порции» перевода, то увидим, что понимание определенного фрагмента текста иерархически подчинено пониманию всего текста в целом. Представим себе, что на каком-то этапе перевода такой «порци- ей» оказывается отдельное слово. Взятое изолированно, вне кон- текста, почти каждое слово в силу своей полисемичной природы предполагает массу толкований. Его реальная жизнь начинается только в речи, в окружении других слов, актуализирующих те из его значений, которые необходимы для формирования смысла. Именно поэтому начинающим переводчикам не рекомендуется слишком часто заглядывать в словарь, да и не всегда словарь мо- жет предоставить нам хоть какой-нибудь выбор. В одном из при- веденных выше примеров (в переводе булгаковского высказыва- ния на французский язык) мы видели, что переводчик подчиняет перевод отдельного слова не только одному высказыванию, опи- сывающему конкретную сцену, но и более общим аспектам по- нимания. Прежде всего он понимает, что слово Абрау-Дюрсо в данном контексте обозначает не поселок, а именно вино. Исходя из понимания смысла фрагмента, он делает вывод о том, что речь идет о достаточно дорогом престижном вине, напоминающем шампанское. Он понимает, что для французского читателя есте- ственным образом существует только шампанское, произведен- ное во Франции, поэтому переводческие решения английского и итальянского коллег оказываются для него неприемлемыми. Он сохраняет главный элемент смысла, заключенный в данном сло- 234 вe, — престижность и высокая цена — и выбирает определенную форму для его передачи на языке перевода. Понимание и выра- жение составляют две взаимосвязанные фазы перевода, иерархи- чески подчиненные содержанию переводимого текста в целом. Одна и та же форма, встретившаяся в разных текстах, может пе- реводиться различно. Так, словосочетание французского языка char de combat будет переводиться как боевая колесница в тексте о римских войнах и как танк в текстах современной военной тема- тики. Эта иерархическая зависимость конкретного переводческо- го решения от содержания всего текста в целом и его формы, на первый взгляд довольно простая и понятная, является камнем преткновения для многих поколений переводчиков. Одной из та- ких проблем оказывается проблема «историзации» текста перево- да. Как «состарить» текст перевода произведения, написанного в XVI в., как придать ему благородную древность, ведь не перево- дом же его на старославянский язык? Всякий перевод, являясь речевым действием, подчиняется нормам языка перевода в целом, нормам того речевого жанра, в рамках которого он развертывается, а также индивидуальной сти- листике автора. Выбор конкретной формы в языке перевода иерархически подчинен форме всего текста. Перевод поэтического рифмованного произведения также рифмованной формой пред- полагает, как известно, значительный отход от семантики, заклю- ченной в отдельных словах и даже в произведении в целом. Се- мантика поэтического произведения оказывается иерархически подчиненной эстетическим устремлениям переводчика, его жела- нию создать у читателя переводного текста впечатление, анало- гичное тому, какое вызывает текст оригинала у того читателя, для которого он был создан. Перевод военно-технического документа также будет осуще- ствляться в соответствии с нормами жанра: переводчик будет стремиться к максимальной точности терминов, он постарается избежать описательных перифраз и слишком длинных и сложных фраз. Таким образом, норма речи каждого конкретного перевода иерархически подчинена нормам речевого жанра и переводящего языка в целом. Перевод может рассматриваться и как подсистема в общей системе межкультурной коммуникации, а также и как подсистема в общей системе посреднических услуг, входя в ту и другую сис- темы своими разными сторонами. Литературный перевод оказы- вается подсистемой в общей системе литературного творчества, а перевод научной литературы представляет собой подсистему в об- щей системе обмена научной информацией и т.д. Таким образом, перевод, как и всякая другая система, обла- дает свойством иерархичности. 235 § 6. Множественность описаний Всилу принципиальной сложности каждой системы ее адек- ватное познание требует построения множества разных моделей, каждая из которых описывает лишь один аспект системы. Пере- вод также является объектом множественных описаний, о чем мы упоминали, говоря о месте теории перевода среди других наук. Только лингвистическая теория перевода дала множествен- ные его описания, получившие свое лаконичное выражение в так называемых моделях перевода. Теории перевода известны множе- ственные попытки построения моделей переводческого процесса как коммуникативного акта. Более простые модели перевода по мере развития теории получали разнообразные усложнения в за- висимости от того, каким образом представляется исследователю перевода механизм переводческой деятельности. Немецкий исследователь О. Каде предложил модель процесса перевода, опираясь на общую теорию коммуникации и полагая, что при переводе действуют факторы, познание которых возмож- но исключительно в рамках акта коммуникации в целом 1 . В его модели перевод представлен как процесс двуязычной коммуника- ции, начинающийся с восприятия текста ИЯ переводчиком и за- канчивающийся порождением текста ПЯ*. Первая фаза этого процесса представляет собой коммуникацию между отправителем и переводчиком. На следующем этапе происходит мена кода, осу- ществляемая переводчиком, выступающим в качестве перекоди- рующего звена. На третьем, завершающем, этапе осуществляется коммуникация между переводчиком, выступающим в качестве отправителя, и получателем переведенного сообщения. «Важней- шей фазой этого процесса является мена кода ИЯ → ПЯ, подчи- няющаяся определенным условиям в связи со своими специфи- ческими функциями в рамках акта коммуникации. Эту фазу можно назвать переводом в узком смысле слова» 2 , — писал исследователь. Построение коммуникативной модели позволило ему сформули- ровать основную проблему перевода, которая в коммуникативном аспекте заключается в соответствии между воздействием, оказан- ным на переводчика как на получателя оригинального речевого произведения, и его намерением как отправителя по реализации сообщения средствами иного языка. Это соответствие и составля- ет предпосылку эквивалентности между исходным сообщением и переводным. 1 Каде О. Проблемы перевода в свете теории коммуникации // Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике. М, 1978. С. 69—90. 2 Там же. С. 70. * Традиционно используемые в теории перевода сокращения: ИЯ — ис- ходный язык; ПЯ — переводящий язык. 236 Идея анализа перевода как акта коммуникации получила свое развитие в работах Миньяр-Белоручева и других исследователей. Миньяр-Белоручев исходил из того, что перевод является одним из видов коммуникации, а именно коммуникацией с использова- нием двух языков. Поэтому и закономерности перевода могут изучаться на фоне общих закономерностей коммуникации. Его модель перевода, построенная на основе известной модели речево- го (коммуникативного) акта, предложенной Р.Якобсоном 1 , пред- ставляет процесс перевода как речевой акт, в котором компоненты коммуникации удваиваются: появляются два отправителя, каж- дый со своими мотивами и целями высказывания, две ситуации, два речевых произведения, два получателя сообщения. «Удвоение компонентов коммуникации и является основной отличительной чертой перевода как вида речевой деятельности» 2 , — утверждал исследователь. Определение перевода с позиций общей теории коммуника- ции было значительным шагом вперед, так как предполагало бо- лее широкий взгляд на извечные «тупиковые» проблемы теории перевода, в частности на проблему переводимости и переводческого инварианта. Взгляд на перевод как на деятельность, необходимую для коммуникации, позволял положительно решить проблему переводимости, абстрагируясь от некоторых непереводимых част- ностей. Коммуникативная ситуация подсказывает, какие элементы информации, содержащейся в исходном сообщении, могут опус- каться, а какие должны быть непременно переданы в переводе. Дальнейшее усложнение моделей перевода, построенных на основе представлений о переводе как об акте межъязыковой ком- муникации, предполагало, как правило, введение новых компо- нентов. Так, Швейцер обращается к модели перевода, предложен- ной американским исследователем перевода Найдой, построенной на сопоставлении двух процессов: порождения и восприятия ис- ходного текста и порождения и восприятия текста перевода. Кон- цептуально эта модель напоминала ту, что предлагал Миньяр-Бе- лоручев. В ней фигурировал отправитель исходного сообщения, порождавший исходное речевое произведение, который воспри- нимался первичным получателем в первичном акте коммуника- 1 В этой модели коммуникативный акт предстает как система из шести компонентов: отправителя сообщения, его получателя (адресата), предметной ситуации, т.е. того, о чем идет речь в сообщении (референта), канала связи, языкового кода и самого сообщения, каждому из которых может соответство вать отдельная речевая функция (эмотивная, конативная, фатическая, референт ная, металингвистическая, эстетическая), доминирующая в том или ином рече вом произведении (см.: Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм «за» и «против». M., I975). 2 Миньяр-Белоручев Р.К. Общая теория перевода и устный перевод. С. 31. 237 ции. Переводчик также оказывался в этом коммуникативном акте получателем, который, восприняв исходное сообщение, оказывался далее отправителем вторичного речевого произведения. Вторичное речевое произведение воспринималось соответствующим вто- ричным получателем. Швейцер считал необходимым усложнить эту довольно простую модель коммуникации с переводом новыми компонентами. «Мы расширили, — писал он, — схему Ю. Найды, включив в нее, с одной стороны, контактирующие в акте перево- да языки (Я1 и Я2), а с другой — такие внеязыковые компонен- ты, как две культуры (К1 и К2), две предметные ситуации (ПС1 и ПС2) и две коммуникативные ситуации (КС1 и КС2)» 1 . Как можно заметить, с этими уточнениями коммуникативная модель процесса перевода еще больше приближается к универсальной модели коммуникативного акта Якобсона. Коммуникативные модели перевода имеют определенную познавательную ценность, потому что позволяют взглянуть на пе- ревод не только как на языковое явление, но как на процесс, особенности которого обусловлены самыми различными фактора- ми. В этих моделях в известной степени реализуется необходимый для современной науки о переводе синтез подходов к переводу. В то же время в большинстве из этих моделей то самое «перекоди- рующее звено», собственно перевод, т.е. механизм переводческого преобразования, оказывается нераскрытым. Мы видим, что застав- ляет переводчика идти на те или иные преобразования, системы смыслов исходного произведения, но мы не видим в этих моде- лях, как идет сам процесс преобразования. Значительным шагом в познании механизма переводческих преобразований были так называемые лингвистические модели перевода, самыми извест- ными из которых являются денотативная, семантическая и транс- формационная. Каждая из этих моделей является теоретическим представлением какого-либо одного из аспектов переводческого процесса. Денотативная (или ситуативная) модель показывает, каким образом переводческие преобразования связаны с реальной действительностью, отраженной в тексте оригинала и воссозда- ваемой в тексте перевода. Семантическая модель демонстрирует процесс выбора переводчиком гаммы семантических элементов, необходимых для передачи в финальном речевом произведении системы смыслов исходного текста. Трансформационная модель, основанная на идеях трансформационной грамматики, показывала возможность перехода от оригинального текста к тексту перевода, которые рассматривались как поверхностные структуры, путем проникновения на глубинный уровень и отыскания ядерных 1 Швейцер А.Д. Теория перевода. С. 52. 238 структур, способных составить основу межъязыковой эквивалент- ности. Все эти модели неоднократно и достаточно подробно описы- вались в работах по лингвистической теории перевода 70—80-х гг. Во всех этих моделях делалась попытка представить, каким образом осуществляется собственно процесс перевода, имеющий конечной целью достижение эквивалентности между оригиналь- ным речевым произведением и его переводом. Интересную теоретическую концепцию, использующую ком- муникативный подход к переводу как к коммуникативному акту, в котором может доминировать та или иная речевая функция для уточнения понятия переводческой эквивалентности, предложил В.Н. Комиссаров. Исследователь строит свою теорию перевода вокруг категории цели коммуникации. По его мнению, цель ком- муникации «может быть интерпретирована как часть содержания высказывания, выражающая основную или доминантную функ- цию этого высказывания» 2 . Сохранение цели коммуникации яв- ляется, по мнению Комиссарова, не только необходимым, но и достаточным условием эквивалентности перевода, в то время как ее несохранение делает перевод неэквивалентным. Примат цели коммуникации перед другими факторами, в том числе и перед описанием предметной ситуации, дает интересное решение из- вечному вопросу о множественности переводов одного и того же исходного речевого произведения. «Требуется лишь, чтобы перевод сохранял цель коммуникации оригинала, а конкретное решение может быть разным» 3 , — утверждает исследователь. Он предлагает различать несколько типов, точнее, уровней эквивалентности в зависимости от того, какая часть содержания оригинального ре- чевого произведения сохраняется в переводе. Эта теория, полу- чившая название «теории уровней эквивалентности», позволила приблизиться к решению центральной проблемы перевода — про- блемы эквивалентности продукта, создаваемого переводчиком, тому объекту, с которым он производит многообразные и слож- ные трансформационные операции. В некоторых исследованиях модели переводческой деятель- ности строятся не обобщенно, а сквозь призму какой-либо одной разновидности перевода. Так, А.Ф. Ширяев предложил комплекс- ную модель синхронного перевода, которая представляет деятель- ность переводчика в виде трех параллельно протекающих и тесно связанных между собой процессов: 1) ориентирования в исходном 1 См. напр.: Комиссаров В.Н. Слово о переводе; Швейцер А.Д. Перевод и лингвистика; Львовская З.Д. Теоретические проблемы перевода; и др. 2 Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. М., 2001. С. 121. 3 Там же. С. 122. 239 тексте, 2) поиска и принятия переводческих решений и 3) осуще- ствления переводческих действий. Эта модель интересна прежде всего тем, что в ней традиционное представление о переводе как о двухфазном процессе восприятия исходного текста и порожде- ния текста перевода, которое мы обнаруживаем во многих опре- делениях, нарушается. Перевод оказывается трехфазным процес- сом. Ширяев вводит промежуточную фазу — «поиск или выбор переводческих решений», — которая заключается «в определении синтаксической структуры высказывания на языке перевода и возможных вариантов ее развития, определении роли порождае- мого отрезка в этой синтаксической структуре и его лексического наполнения» 1 . Закономерно возникает вопрос о том, отличается ли синхронный перевод от других видов перевода столь разитель- но, что сама деятельность переводчика протекает как регулярное чередование не двух, а трех фаз, или же, напротив, любой перевод может быть представлен в виде трехфазного процесса. Скорее, можно предположить второе. В самом деле, введение в модель переводческой деятельности промежуточной, а точнее, централь- ной фазы более точно отражает суть происходящих в переводе процессов. Переводчик формулирует высказывание на языке пе- ревода не сразу после того, как он уяснил смысл исходного сооб- щения или его фрагмента, а после принятия решения, которому предшествует выбор наиболее приемлемой, адекватной формы. Наличие такой промежуточной «межъязыковой» фазы, когда пе- реводчик уже оторвался от языка исходного сообщения, но еще не сформулировал свое речевое произведение на языке перевода, подтверждает практика другого вида устного перевода — последо- вательного. Как известно, процесс последовательного перевода предполагает освоение и запоминание значительных по времен- ной протяженности текстов. Обычно переводчик начинает произ- носить свой текст только после того, как завершилась речь орато- ра. До этого он старается письменно зафиксировать получаемое сообщение. При этом переводчик широко использует символы, т.е. знаки особой системы, не принадлежащие ни исходному язы- ку, ни языку перевода, записывает отдельные слова либо на ис- ходном языке, либо на языке перевода и организует сообщение не в реальной синтаксической форме, а в условной логической последовательности (так называемый принцип «вертикализма») 2 Только после этой фиксации он приступает к оформлению сооб- 1 Ширяев А.Ф. Синхронный перевод. М., 1979. С. 101. 2 Об особенностях последовательного перевода и системе записи в устном переводе см. более подробно: Миньяр-Белоручев Р.К. Последовательный перевод. М, 1969; Он же. Пособие по устному переводу. M., I969; Записи в последова тельном переводе. М., 1997. 240 щения на языке перевода. Процесс записи протекает одновре- менно с процессом поиска и выбора переводческих решений. Именно поэтому, возможно, переводчик записывает одни слова да исходном языке, т.е. так, как он их воспринимает, а другие — на языке перевода. Таким образом, модель перевода как трехчастного процесса, разработанная на основе анализа синхронного перевода, оказыва- ется продуктивной и для общей теории перевода, так как позво- ляет иначе взглянуть на механизм переводческой деятельности в целом. Весьма важной представляется и еще одна модель перевода, предложенная Л.К. Латышевым, в которой переводческая дея- тельность рассматривается в контексте переводящего языка, его норм, а также представлений переводчика о правильной и, воз- можно, красивой речи на языке перевода. Опираясь на гипотезу Швейцера о том, что процесс перевода не является одноразовым актом, исследователь строит теоретическую модель перевода в виде «ряда последовательных операций, каждая из которых на- правлена на преодоление одного из факторов лингвоэтнического барьера: расхождения систем ИЯ и ПЯ, их норм, соответствую- щих узусов и преинформационных запасов» 1 . Иначе говоря, в этой концепции перевод принимает вид процесса многократного перебора и отсеивания вариантов. Переводчик в этом случае многократно осуществляет «трансформацию буквального перевода, который, пусть в неявной форме, но на первоначальном этапе процесса перевода присутствует в сознании переводчика» 2 . Эта теоретическая модель, не претендующая на абсолютную истину и предложенная, скорее, как гипотеза, полезна тем, что дает одно из возможных описаний собственно механизма перевода, а не только тех факторов, которые обусловливают функционирование этого механизма. Более того, она дает возможность вновь заду- маться о единице перевода. Ведь наивно полагать, что перевод- чик неоднократно возвращается к первичному варианту, улучшая его, оперирует всем речевым произведением в целом. Переводчик выбирает наилучший вариант, работая с некой «порцией» текста. Косвенным подтверждением этого является признание М. Лютера о сложности нахождения нужной формы в языке перевода: «Час- то случалось так, что мы на протяжении двух, трех, четырех не- дель подыскивали одно-единственное слово, расспрашивали о нем повсюду, иногда так и не находили» 3 . Лютер говорит о письмен- 1 Латышев Л.К. Технология перевода. М., 2001. С. 49. 2 Там же. С. 48. 3 Цит. по: Копанев П.И. Вопросы истории и теории художественного пере вода. Минск, 1972. С. 149 (выделено мною. — И.Г.). 241 ном переводе, когда у переводчика есть возможность вернуться к тому или иному фрагменту текста. В устном переводе переводчик имеет право лишь на один вариант. Но и в устном переводе ги- потеза Латышева находит свое интересное подтверждение при сравнении действий опытных и начинающих переводчиков. Осо- бенно отчетливо это проявляется при так называемом переводе «с листа», который можно условно рассматривать как разновид- ность синхронного перевода, когда переводчик должен переводить устно совершенно незнакомый текст, не имея возможности даже пробежать глазами его начало, т.е. читать на одном языке и гово- рить на другом одновременно. Опытные переводчики переводят с листа неспешно, в ровном ритме, не допуская возвращения к уже переведенным фрагментам. Это вполне объяснимо самой сущ- ностью данного вида перевода, который является прежде всего подготовительным упражнением к собственно синхроному пере- воду, когда у переводчика просто физически нет времени для того, чтобы вслух «перебирать варианты». Он делает это молние- носно внутри себя. Начинающие же переводчики регулярно ис- правляют себя, иногда по нескольку раз кряду, иногда начиная сначала целые фразы. Эти порции и являются, видимо, элемента- ми сообщения, требующими особого решения на перевод, т.е. фактически некими единицами перевода. Понятие единицы перевода возникает и при обращении к более частным моделям перевода, дающим теоретическое пред- ставление о каком-либо одном виде перевода, в частности ма- шинного, а также синхронного перевода. Множественность описаний перевода, выражающаяся в пост- роении самых различных моделей, свидетельствует о сложности этой деятельности и принципиальной невозможности построить объемную картину перевода на основании изучения какого-либо одного, пусть очень важного, его аспекта. Но, несмотря на все многообразие описаний перевода и различие подходов к его изу- чению, во всех теориях с полной очевидностью просматривается главное свойство перевода как системы, а именно его интерпре- тирующая сущность. В самом деле, с каких бы позиций мы ни смотрели на перевод, мы стремимся обнаружить, как осуществля- ется интерпретация смыслов, заключенных в исходных сообще- ниях, средствами иной знаковой системы. § 7. Перевод как интерпретирующая системная деятельность. Перевод и семиотика Являясь системной деятельностью, т.е. функциональной сис- темой, обладающей всеми признаками системы, перевод посто- янно взаимодействует с другими системами, прежде всего с сис- 242 дамами языков, сталкивающимися в переводе, а также с системой смыслов, заключенной в исходном речевом произведении, кото- рую ему и предстоит интерпретировать. Мы определили перевод сак сложную интерпретирующую систему, т.е. системную дея- тельность, способную интерпретировать знаки одной семиотичес- кой системы знаками другой. Тем самым мы располагаем перевод всецело в русле семиотики. «Вообще, — писал Ю.С. Степанов, — "перевод" можно сделать основным, неопределяемым понятием семиотики, а "переводимость" отождествлять со "смыслом"» 1 Семиотика (или семиология) представляет собой общую тео- рию о свойствах и функционировании знаковых систем, таких как естественные человеческие языки, искусственные языки, раз- личные системы сигнализации (например, азбука Морзе, флаги расцвечивания, флажковая сигнализация моряков, сигнальные огни, система знаков дорожного движения и пр.), «языки» раз- ных видов искусств и многое другое. Семиотика как общее науч- ное направление включает такой важный для нас аспект, как ин- терпретация существующих знаковых систем. Бенвенист отмечал, что отношения, устанавливаемые между различными семиотичес- кими системами, должны сами носить семиотический характер, а «семиотическое отношение проявляется как соотношение между системой интерпретирующей и системой интерпретируемой» 2 . Иначе говоря, одни системы должны быть способны интерпретировать другие. Естественный человеческий язык оказывается той уни- версальной семиотической системой, которая может интерпрети- ровать все иные. В основе интерпретации лежит представление о том, что семиотические системы служат для выражения некото- рого содержания. Их возможности по выражению содержания имеют некоторые аналогии, что и позволяет интерпретировать одну систему посредством другой, устанавливая при этом отно- шения изоморфизма или гомоморфизма 3 . Отношение изоморфизма предполагает равенство, тождество строения систем, их полную одинаковость, а отношение гомоморфизма — уподобление одной системы другой, при котором не предполагается абсолютная стро- гость подобия образа его прообразу. В отличие от симметричного изоморфизма отношения гомоморфизма, допускающие некоторые упрощения и опущения, асимметричны. Прообраз содержит все, что есть в его образе, но образ не содержит всего, что есть в про- образе. Так, географическая карта является гомоморфным образом реального участка местности, своего прообраза. На местности есть все, что обозначено на карте, но на карте отражено не все, что 1 Степанов Ю.С. Французская стилистика. М, 1965. С. 260. 2 Бенвенист Э. Указ. соч. С. 78 (выделено мною. — Н.Г.). 3 От греч.·. изо — одинаковый, гомо — равный. 243 есть на местности. Эти предварительные положения общей семио- тики важны для того, чтобы понять сущность перевода как ин- терпретирующей системной деятельности. В процессе перевода соответствующая комбинация знаков се- миотической системы А (языка оригинала) интерпретируется в знаках семиотической системы В (языка перевода). Исходное ре- чевое произведение предстает как прообраз для переводчика, ко- торый, интерпретируя его, создает его образ. Стремится ли он в самом деле к тому, чтобы созданный им образ был изоморфен прообразу, чтобы созданное им речевое произведение было абсо- лютно таким же, каким было бы, если бы сам автор сотворил его на языке перевода? Ведь практическая недостижимость абсолют- ного тождества текста перевода тексту оригинала осознавалась еще первыми переводчиками, понимавшими, что в переводе стал- киваются асимметричные системы. Поэтому изоморфизм вряд ли может характеризовать отношение между исходным сообщением и сообщением, создаваемым переводчиком. Скорее, следует гово- рить о некотором подобии образа прообразу при известном, вполне допустимом, упрощении и изменении системы смыслов, заключенных в оригинальном речевом произведении, т.е. об отно- шении гомоморфизма. «Характер гомологичного соответствия, — писал Бенвенист, — может варьироваться, быть интуитивным или осознанным, субстанциональным или структурным, логическим или поэтическим» 1 . Однако признать отношения между исход- ным речевым произведением и произведением, рождающимся в процессе его перевода, гомоморфными можно только с известной долей условности. Ведь гомоморфизм предполагает, что все то, что есть в образе, должно быть и в его прообразе. Иначе говоря, в тексте оригинала должно быть все то, что есть в тексте перево- да. Но из реальной переводческой практики хорошо известны примеры, когда система смыслов, заключенная в тексте перевода, не только утрачивает отдельные смыслы текста оригинала, но и дополняется новыми, привнесенными в процессе перевода. В этом случае отношение между интерпретируемой системой смыслов и интерпретирующей движется в сторону алломорфизма 2 . Как ал- ломорфное можно охарактеризовать отношение между оригина- лом и переводом при переводе поэзии. Бархударов, говоря о пе- реводе на уровне текста приводил пример перевода Маршаком 49-го сонета Шекспира, в котором эквивалентными оказываются лишь три слова и ни одно предложение оригинального текста, взятое изолированно от текста, не эквивалентно ни одному пред- ложению русского варианта. Но, «несмотря на отсутствие соответ- 1 Бенвенист Э. Указ. соч. С. 85. 2 От греч. aXkoq — разный, другой. 244 ствий между их частями, русское стихотворение в целом может считаться эквивалентным английскому, ибо оба они передают, в основном, одну и ту же смысловую и художественную информа- цию »'. В известном смысле всякий перевод, исключая изоморфизм, является компромиссом между гомоморфизмом и алломорфиз- мом в отношениях между системами смыслов, заключенными в исходном речевом произведении и переводном. Для семиотики характерно выделение трех аспектов взаимо- действия знаков между собой и их отношений с окружающей средой: синтактика, семантика и прагматика. Если ограничить область семиотики только языковыми сис- темами, то синтактика может быть определена как отношения между знаками в речевой цепи, т.е. в тексте, с которым реально и сталкивается переводчик. Семантика определяет трехстороннее отношение между знаком, обозначаемым им предметом (денота- том) и понятием об этом предмете (сигнификатом). Прагматика выражается в отношении между знаками и теми, кто их исполь- зует, т.е. между участниками коммуникации (субъектом речи и адресатом, в иных терминах — отправителем и получателем). Семиотический подход к изучению перевода традиционно используется теорией перевода как наиболее отвечающий интере- сам данной научной области и соответствующий переводческой реальности. Комиссаров, говоря о лингвосемиотических основах теории перевода, отмечает, что «положения современного язы- кознания о семиотической природе языка и использовании язы- ковых знаков и структур в процессе вербальной коммуникации создают концептуальную основу для изучения важнейших сторон переводческой деятельности, лингвистического механизма и ком- муникативной роли перевода» 2 . В самом деле, некоторые катего- рии семиотики, точнее, той ее ветви, которая имеет в качестве своего объекта языковые системы, т.е. лингвосемиотики, оказыва- ются чрезвычайно важными для понимания сущности и механизма переводческого процесса. Так, положение о принципиальной воз- можности интерпретации одной знаковой системы посредством другой снимает вопрос о «переводимости», традиционно подни- мавшийся в истории перевода. Принятое в семиотике различие отношений между интерпретируемой и интерпретирующей сис- темами позволяет оградить перевод от необоснованных и теоре- тически несостоятельных требований «верности» и показывает, насколько верным может быть образ (вторичный продукт, пере- вод) по отношению к прообразу (оригиналу). 1 Бархударов Л.С. Указ. соч. С. 184—185. 2 Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. С. 53. 245 Положения лингвосемиотики о двусторонности языкового знака, о своеобразии его связи с обозначаемой им реальностью позволяют более точно решить вопрос о том, что же переводчик на самом деле переводит, слова или их значения, а может быть, не значения, а смыслы, рождающиеся только из определенных соче- таний знаков, обладающих определенной индивидуальностью. В этой связи чрезвычайно важным для теории перевода оказыва- ется выдвинутое Бенвенистом положение семиотики о существо- вании двух типов систем — тех, означивание которым придает автор, и тех, где «означивание присуще уже первичным элемен- там в изолированном состоянии, независимо от тех связей, в ко- торые они могут вступать друг с другом» 1 . Иначе говоря, система языка противостоит языковому сознанию индивидов, которое может означивать те или иные явления не совсем так, как это принято нормой того или иного языка. Наличие этих двух систем является одним из камней преткновения в переводе. Переводчик, постоянно сталкиваясь с авторским индивидуальным означива- нием, обращается к системам постоянного означивания для того, чтобы на их основе создать собственное индивидуальное означи- вание. Неверное понимание первой системы, подмена элементов одной системы элементами другой нередко ведет к переводчес- ким ошибкам. Семиотический подход позволяет также глубже понять, какая реальность отражается в процессе перевода: та, что представлял себе и описал автор оригинала, или та, что смодели- ровал переводчик. В то же время нельзя не разделять той осторожности, с кото- рой подходил к возможности использования категорий семиоти- ки в теории перевода А.Д. Швейцер. Он справедливо полагал, что пока удалось лишь «сформулировать некоторые принципы се- миотического подхода к анализу перевода, наметить определенные перспективы приложения семиотики к изучению перевода, обо- сновать в терминах семиотики некоторые положения, до этого эмпирически установленные в теории и практике перевода» 2 . Не- смотря на то что с момента выхода в свет его книги прошло уже довольно много лет, нельзя утверждать, что семиотическая кон- цепция перевода далеко продвинулась вперед. К отношениям между семиотикой и теорией перевода Швейцер подходил с по- зиции исследования текста, полагая, что текст является пересече- нием интересов семиотики, лингвистики текста и теории перево- да. Однако он не видел достаточных оснований для того, чтобы «говорить о возможности или целесообразности "семиотизации" теории перевода» 3 1 Бенвенист Э. Указ. соч. С. 83. 2 Швейцер А.Д. Теория перевода. С. 41. 1 Там же. 246 Разумеется, «семиотизация» теории перевода, как и ее «линг- вистизация», оказалась бы очередным креном в область одного из научных направлений, что непременно привело бы к односто- ронности научного знания и в очередной раз растворило бы тео- рию перевода в другой научной дисциплине, исказило бы и огра- ничило ее предмет. В самом деле, изучение перевода, глубинных механизмов этого целостного процесса не может быть полным, если останутся в стороне культурологические, социологические, антропологические, психологические и иные аспекты этой дея- тельности. В то же время семиотика, по справедливому замеча- нию Ч. Морриса, является не только наукой, но и инструментом для других наук, снабжая их необходимым понятийным аппара- том и методами анализа объекта 1 Тем не менее отдельные положения теории перевода всецело базируются на понятиях семиотики. Особенно продуктивным для теории перевода оказалось положение семиотики об отношениях знака, т.е. его семантических, синтаксических и прагматических свойствах. На этом положении основываются почти все теории, предполагающие многоуровневое понимание главной категории теории перевода — категории эквивалентности. Семиотический подход к переводу позволяет представить его и как интерпретирующую системную деятельность, оперирую- щую знаковыми системами. Это заставляет задуматься о катего- рии «единицы перевода», не уходить от решения вопроса о еди- нице. Ведь всякая система, несущая значение, непременно долж- на содержать единицы, которыми она оперирует для производ- ства смыслов. |