Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество. Грядущее постиндустриальное

• Название: Грядущее постиндустриальное
• Анкор: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Дата: 02.02.2017
• Размер: 5.69 Mb.
• Имя файла: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Тип: Книга; #1773
• страница: 15 из 51

ГЛАВА I

От индустриального общества к постиндустриальному: теории социального развития.

Социолог всегда испытывает соблазн выступить в роли если не пророка, то хотя бы провидца. В период с 1850 по 1860 год, сидя по утрам в читальном зале Британского музея, К.Маркс, как ему казалось, слышал в каждом едва уловимом отзвуке мятежа или в каждом шорохе снижения цикла дело­вой активности громыхание революции, ведущей к резкой транс­формации общества. В этом отношении его нетерпеливое ожида­ние было точным отражением озабоченности, которая с самого начала сопутствовала начавшемуся в XIX веке развитию социо­логии, пристальному изучению исторических горизонтов в поис­ках “нового класса”, который низверг бы существующий соци­альный порядок. А. де Сен-Симон, учитель О.Конта и один из родоначальников современной социологии, первым начал эти поиски в 1816 году, когда приступил к нерегулярному изданию журнала “L'industrie”, популяризируя в нем термин “индустриа­лизм” и изображая на его страницах социум будущего. Прежнее общество, говорил А. де Сен-Симон, представляло собой воен­ный строй, где главными фигурами были священники, професси­ональные военные и феодалы — “паразиты” и потребители бо­гатства. Новым индустриальным обществом, по его словам, уп­равляли бы производители — инженеры и предприниматели, “люди будущего”.

Разные времена, разные люди, разные представления. В 1840 году А. де Токвиль, предсказывая возможные последствия новой массовой демократии, которая, по его мнению, возникла в современном обществе, писал: “Множество похожих друг на друга и одинаковых по положению людей трудятся ради обретения при­митивного и вульгарного удовлетворения... Над этими людьми возвышается чудовищная опекающая их власть, государство, кото­рое обеспечивает их безопасность, заранее предусматривает потребности и поставляет предметы первой необходимости, управ­ляет их промышленностью, регулирует наследование собствен­ности и распределяет принадлежащее им наследство; остается лишь избавить их всех от заботы думать и от хлопот, связанных с самой жизнью” 1.

Тридцать дет спустя историк Я.Буркхардт, наблюдая за транс­формацией немецкого общества, писал в письме к другу: “Воен­ная машина... непременно станет моделью существования... во­енное государство преодолеет “индустриальное”. Скопления лю­дей на огромных фабриках будут жить в условиях очевидной и управляемой бедности, где каждый обречен будет носить уни­форму и начинать и заканчивать день под барабанный бой; если рассуждать логически, то именно это и должно произойти”².

Через пятьдесят дет после Я.Буркхардта Т.Веблен вновь об­ратился к теме, затронутой А. де Сен-Симоном. Революция в двад­цатом столетии, заявил он, могла бы быть только “индустриаль­ным переворотом”, и, если бы таковая пришла в Соединенные Штаты (слово “если” выделено курсивом, так как, будучи видав­шим виды скептиком, он весьма сомневался в подобной перспек­тиве), то ее возглавила бы отнюдь не второстепенная политиче­ская партия, как в Советской России, которая была раздроблен­ным и отсталым в промышленном отношении регионом, и не проф­союзы, “хранящие верность лишь ложке и тарелке”, а специали­сты по организации производства, выступающие в качестве не­обходимого “генерального штаба” индустриальной системы. “Эти главные направления революционной стратегии, — писал он в книге “Инженеры и система цен”, — соответствуют магистраль­ным путям технической организации и промышленного управле­ния, крайне важным закономерностям организации производства, ведущим к формированию высокоразвитой индустриальной сис­темы, составляющей неотъемлемую материальную основу любо­го современного цивилизованного сообщества”³.

1 Tocqueville A; de. Democracy in America. N.Y., 1966. P. 666-667. Эта и следующая цитаты найдены мною в книге: Mayer J.P. Alexis de Tocqueville: A Biographical Study in Political Science. N.Y., 1960. P. 121-122, но в обоих случаях, сверяя материалы с источником, я расширил приведенные им выдержки.

² Dm A. (Ed.) The Letters of Jacob Burckhardt. L., 1955. P. 151-152.

³ Veblen Th. The Engineers and the Price System. N.Y., 1963. P. 4.
Удивительным во всех этих набросках контуров новой эпохи является то, что каждый из них содержит проблеск истины наря­ду с туманными рассуждениями, лишающими прогнозы на буду­щее их реальности. Так, Я.Буркхардт тотчас же после своего “ло­гического” предсказания иронически добавил: “...Я достаточно таю историю, чтобы понять, что обстоятельства не всегда скла­дываются по законам логики”⁴.

Не испытывает недостатка в социологических провидцах и наше время. Привычки прошлого непреодолимы, и если даже предшествующий опыт призывает к осторожности, то ощущение перемен настолько непосредственно, а изменения в обществен­ной структуре столь впечатляющи, что каждый ученый, так или иначе претендующий на роль социолога-теоретика, держит при себе оригинальную концептуальную карту социальной местнос­ти и набор указателей для грядущего общества.

Для молодых государств и развивающихся стран дается стан­дартный прогноз: они станут промышденно развитыми, модер­низированными и вестернизированными, хотя не столь ясно, ока­жутся ли они коммунистическими или социалистическими и пре­образуют ли их элиты (военные иди политические) иди же вер­нут к жизни народные массы. Один из скептиков, К.Гирц, заме­тил, что понятие “переходное общество” может сделаться посто­янным в социальных науках. Тем не менее, что касается стран “третьего мира”, то хотя их развитие и может быть долгим и трудным, возникает ощущение некоего поворотного пункта и начала новой эры.

Для передовых промышленно развитых стран, однако, ситуа­ция выглядит более туманной. Каждый провидец чувствует: эпо­ха подходит к концу (Боже мой, сколько же “кризисов” мы пере­жили!), но согласие по поводу того, что можно ждать впереди, отсутствует. Эта апокалипсическая нотка, связанная с “ощуще­нием конца”, является, как отметил Ф.Кермоуд, характерным литературным образом нашего времени.

В социологии это ощущение разрыва времени, существова­ния в определенном “безвременье” острее всего символизируется широко распространенным употреблением слова “пост-”, что кажется парадоксом, поскольку речь идет о приставке, ука-

⁴ Dru A. (Ed.) The Letters of Jacob Burckhardt. P. 152.
альное общество сохраняет буржуазную окраску. Не может быть буржуазии без пролетариата, и если один из упомянутых классов постепенно исчезает, то же происходит и с другим — по анало­гичной причине. Современному индустриальному обществу для своего функционирования не нужен ни один из них”⁶.

По мнению А.Этциони, мы находимся в “постсовременной” (postmodern) эпохе. Он начинает свою книгу “Активное обще­ство” с удивительного заявления: “Современный период закон­чился радикальной трансформацией информационных, научных и энергетических технологий, которая произошла вслед за окон­чанием второй мировой войны”. Однако, к сожалению, больше | ни разу (в буквальном смысле) ни на 670 страницах текста, ни в примечаниях, ни в глоссарии не дискутируются вопросы ин­формационных и иных технологий, не раскрывается и то, что именно вложено в понятие “постсовременное общество”. В ко­нечном счете нам приходится возвратиться к идее, изложенной в первых строках предисловия. “Главной особенностью совре­менного периода, — пишет А.Этциони, — стал непрерывный рост эффективности производственных технологий, что броса­ет вызов первостепенному значению ценностей, которым, как подразумевается, этот фактор призван служить. В постсовре­менный период, начавшийся, возможно, в 1945 году, либо по­явится еще большая угроза статусу этих ценностей, создавае­мая волнами технологии, либо произойдет подтверждение их нормативного преимущества. В зависимости от того, какая из альтернатив возобладает, определится и то, уготована ли обще­ству роль слуги или хозяина структуры, которую оно возво­дит”.

Таким образом, “постсовременность”, будь она историческим периодом иди типом общества, является скорее не определением, а лишь постановкой вопроса⁷.

К.Боулдинг полагает, что мы переживаем начало постцивилизованной эпохи. Поскольку термин “цивилизация”, указывает он, несет благоприятное сопутствующее значение, а “постцивилизация” способна поразить и смутить человека, можно также ис­

⁶ Lichtheim С. The New Europe: Today and Tomorrow. N.Y., 1963. P. 194.

⁷ Etzioni Л. The Active Society. N.Y., 1968. P. VII.
пользовать слово “технологический” иди термин “развитое об­щество”. Однако отличительной чертой этого нового периода К.Боулдинг считает, используя выражение Тейяра де Шардена, постижение ноосферы, создание комплекса знаний как предпо­сылки социального развития общества и выработки социального (в противовес индивидуальному) самосознания. Таким образом, формулировка К.Боулдинга направлена на придание особого зна­чения возможности управления обществом в новый период социальной или ментальной эволюции, приходящий на смену адапта­ции, отличавшей биологическую иди социальную эволюцию про­шлого⁸.

В эпилоге своей книги “Британская политика в эпоху коллективизма” (1969) С.Бир ведет речь о “постколлективистской” политике. Он чувствует, что коллективистская модель раздроб­ленной партийными позициями британской политики, функционалистской и ориентированной на государство всеобщего бдагосостояния, возможно, завершает свое существование. Посткол­лективистская тенденция является “реакцией на растущие масш­табы и интенсивность рационализации как правительства, так и общества”. И если даже она не приведет к принципиальному из­менению политических методов, она могла бы реорганизовать индийское государственное устройство*.

Итак, все идет своим чередом. Так сложилось, что великим преобразователем литературных значений было слово “за пре­делами” (beyond): за пределами трагедии, за пределами культу­ры, за пределами общества. Однако мы, по-видимому, исчерпа­ли резервы этого понятия, и сегодня в роди социологического преобразователя выступает слово “пост-”: С.Э.Альстром, теолог, характеризовал религиозную обстановку в Соединенных Штатах в 60-е годы как “постпуританскую, постпротестантскую и постхристианскую”⁹. А.Фейер выпустил книгу “Маркс и интеллектуалы”, имеющую подзаголовок “Сборник постидеологических очерков”. Дж.Леонард в газете “Нью-Йорк тайме” писал о “пост-

8. См.: Boulding K. The Meaning of the Twentieth Century: The Great Tranillon. N.Y., 1964.

* (См.: Beer S. Brirtish Politics in the Collectivist Age. N.Y., 1969. P. 426].

9 Ahlstrom S. The Radical Turn in Theology and Ethics // The Annals. January 1970.
литературной культуре”, предвестником которой служит “мак-духанитский период”¹⁰. По мнению социолога С.Н.Эйзенштадта, новые государства могут быть обозначены как “пост­традиционные” общества, поскольку, не связанные больше нор­мами прошлого и осознанно стремящиеся к переменам, они находятся в переходном состоянии, почти не приближаясь к современным западным моделям 11. Несколько раньше Р.Сейденберг, предсказывая победу рационализма, дал характерис­тику постисторического человека, в образе которого мы дви­жемся из доисторических времен, когда инстинкт доминиро­вал над интеллектом, через переходный период в пости­сторическую эпоху, где интеллект господствует над инстинк­том¹² — прямо как у Заратустры: человек, как веревка над про­пастью, символизирует переход от животного прошлого к гря­дущему супермену. И наконец, в этом перечне возникает тема постиндустриального общества¹³.

¹⁰ The New York Times. November 20, 1970.

11. Это было темой парижского семинара, спонсированного журналом “Daedalus” (9—10 июня 1970 года). Э.Гобсбаум писал о “посттрайбалистских обществах”, доказывая, что общественные классы возникают только на совре­менной стадии развития. См. его эссе: Hobsbawm E. Social History and the History of Society // Daedalus. Winter 1971. P. 36.

¹² См.: Seidenberg S. Post-Historic Man. Chapel Hill (N.C.), 1950.

¹³ Т.Берне из Эдинбурга, хотя и иронизирует по поводу термина “постинду­стриальное общество”, ведет речь о “пострыночном обществе и посторганиза­ционной фазе индустриализма” в своей неопубликованной рукописи: Burns Т. The Rationale of the Corporate System. 1970. P. 50, — подготовленной в рамках гарвардской программы исследования технологии и общества. К этому ряду следует добавить и понятие “постэкономическое”, обозначающее возможность, которую предусматривал Г.Кан для периода, когда доходы станут настолько велики, что стоимость не будет иметь почти никакого практического значения при принятии решений (см. его доклад: Kahn H. Forces for Change in the Final Third of the Twentieth Century. Hudson Institute, 1970). Исходя из логики сло­жившейся ситуации, некоторые радикалы (см. дискуссии в журнале “Social Policy”, том 1, № 1 и 4) говорили о “постдефицитном (post-scarcity) обще­стве”, тогда как Г.Сьёберг и его коллеги упомянули об “обществе постблагосо­стояния (post-welfare society)”. Наконец, сэр Джеффри Виккерс в своей новой книге “Свобода в качающейся лодке” употребляет выражение “постлибераль­ная эра”. Всего в этот каталог можно включить до двадцати различных упот­реблений слова “пост-”, с помощью которого показывается наступление нового этапа развития нашего общества.
ДВА ПОСТРОЕНИЯ МАРКСА

Все мы — эпигоны великих мастеров¹⁴. Э.Шилс был совершенно прав, когда выступил недавно со следующим комментарием: “Одна из самых больших трудностей состоит в том, что мы не в состо­янии представить себе ничего, выходящего за пределы основной темы, которая определена великими социологами девятнадцато­го и двадцатого столетий. Тот факт, что концепция постиндуст­риального общества является амальгамой мыслей А. де Сен-Си-мона, О.Конта, А. де Токвиля и М.Вебера, вложенных в наше сознание, свидетельствует, что мы ограничены весьма определен-

¹⁴ Было бы несправедливым и самонадеянным полагать, что все эпигоны А. де Сен-Симона иди К.Маркса собрались под лозунгом, начинающимся с час­тицы “пост-”. Существовали просто дерзкие искатели приключений, которые пытались определить характер новой эпохи в наиболее резкой манере.

Так, Р.Дарендорф в одном из своих недавних наскоков дает характеристи­ку “обществу сервисного класса (a service class society)”. “Социологи дали много названий этому новому обществу: посткапитадистическое и управленческое, праздное и потребительское, развитое индустриальное и массовое общество — таков лишь небольшой их подбор. Следовательно, не будет большого вреда, если дать ему еще одно обозначение и заявить, что Европа полным ходом движется к обществу сервисного класса”. Класс работников сферы услуг, согласно Р.Дарендорфу, состоит преимущественно из “белых воротничков” и особенно про­фессионалов и технических специалистов (см.: Dahrendorf R. Recent Changes in Class Structure // Graubard S.R. (Ed.) A New Europe? Boston, 1964. P. 328).

Зб.Бжезинский пишет о “технетронной эре”, в которой “технология и преж­де всего электроника — отсюда мой неологизм "технетронный" — все больше обусловливают социальные перемены, изменяют нравы, социальную структуру, ценности и глобальное мировоззрение общества”. Он отмечает, что предпочи­тает неологизм “технетронный” “постиндустриальному”, так как первый более точно передает характер основных мотивов изменений в наше время (см.: Brzezinski Zb. Between Two Ages: America's Role in the Technetronic Era. N.Y., 1970. P. 9).

Ж.Эллюль назвал представляемое им общество “технологическим”, М.Мак-Аюэн — “глобальной деревней”, а Б.Гросс (на более обыденном уровне) ведет речь о “мобильной революции”, тогда как популяризатор О.Тоффлер, пораз­мыслив над терминами “трансиндустриальное” и “постэкономическое”, останав­ливается на понятии “супериндустриальное общество”. Под ним подразумева­ется, пишет он, “сложное, быстро развивающееся общество, основанное на са­мой передовой технологии и постматериадистической системе ценностей” (Toffler A. Future Shock. N.Y., 1970. P. 434). На определениях О.Тоффлера, казалось бы, все перестановки и комбинационные идеи, связанные со словом “пост-”, исчерпались.
ным кругом лиц, который намного более непроницаем чем ему следовало бы быть”¹⁵.

Одна из фигур, пропущенная, как это ни странно, Э.Шилзом, — это К.Маркс, возможно, потому, что все мы стали пост марксистами. А. де Сен-Симон изображал стадии истории в фор­ме сменяющих друг друга циклических спиралей органических и критических периодов (что предвосхитило идею ideational и sensate mentality у П.Сорокина), а О.Конт видел посдедоватедьно-рационадистское движение общества от теологической к мета­физической, а затем и к научной стадии. Обе эти теории пыта­ются проникнуть в суть явлений, хотя их, может быть, и отодви­нули в сторону, но объектом нашего особого интереса выступает прежде всего К.Маркс. Он связал социальные перемены с обще ственной структурой или институтами (предпочитая их ментальностям и относясь к идеям, рассматриваемым в качестве эпифе­номенов, даже слишком бесцеремонно) и нарисовал схему таких перемен в четкой форме, стремясь раскрыть источники детерми­низма в отношениях между людьми. Не многие из нас решились бы утверждать, что прогнозируемые нами социальные перемены возникают совершенно неожиданно иди проистекают исключи­тельно из проектов, созданных воображением людей. Даже тог­да, когда они первоначально появляются как идеи, их следует воплотить в институты, а изображать социальные перемены схе­матически означает определять изменения характера осевых прин­ципов [общественной организации]. Если в этом случае образу­ется детерминистская модель, которую следует идентифициро­вать, снова придется обратиться к призраку К.Маркса. Желая изобразить стадии развития капиталистического индустриального общества, мы должны начать с марксовых предсказаний. Одна­ко, поступая таким образом, мы сталкиваемся с головоломкой, так как в его прогнозе на будущее присутствуют, как я постара­юсь показать, не одно, а два построения, и именно на эти две дивергентные концепции чутко реагирует большинство теорий социального развития.

В “Капитале” (особенно в главе 23 первого тома — “Истори­ческая тенденция капиталистического накопления”) К.Маркс на-

¹⁵ Shils E. Tradition, Ecology and Institutions in the History of Sociology // Daedalus. Fall 1970. P. 825.
чертил свою основную схему социального развития: структура нового общества, заметил он, а именно обобществленная орга­низация производства, находится полностью готовой во чреве старого; она отражает усиливающееся противоречие между обоб­ществленным характером промышленности и “закованным в кан­далы способом производства”, созданным “монополией капита­ла”; происходит поляризация социума, уменьшается число маг­натов капитала, и неуклонно возрастает численность пролетари­ата; характер нового общества становится несовместимым с ка­питалистической формой старого, в конце концов “его оболочка разлетается на куски”, и наступает эпоха социализма. Метафора является биологической, процесс выглядит имманентным, траек­тория развития — односторонней.

И события, конечно, не развернулись подобным образом. Сколь бы ни была сильна социальная притягательность марксизма, мар­ксистские движения оказались наиболее успешными в отсталых, а не в передовых странах. Что еще важнее, социальные структу­ры развитых капиталистических стран эволюционировали по пути, весьма отличавшемуся от предсказанного в первом томе “Капи­тала”. И все же позднее К.Маркс в некоторых разделах третьего тома “Капитала” сумел хотя и мельком, но весьма точно отра­зить характер событий, которые произошли в реальности. Имен­но этот комплекс расхождений между двумя различными схема­ми К.Маркса является отправным пунктом для анализа со­циального развития индустриальных капиталистических стран Запада.

Начнем с первой схемы. Марксов анализ капиталистическо­го процесса в начальной стадии основан на двух сферах производства: крупномасштабной промышленности и сельском хозяй­стве¹⁶. С экспансией капиталистической системы, однако, раз­личие между землей и капиталом, а также между землевладель­ческим и капиталистическим классами исчезает. Их слияние оставляет в обществе два основных класса: капиталистов, вла­дельцев средств производства, и пролетариат. Мы исходим