машина времеи. I Изобретатель

• Название: I Изобретатель
• Анкор: машина времеи
• Дата: 15.11.2022
• Размер: 0.76 Mb.
• Имя файла: The Time Machine.doc
• Тип: Рассказ; #790091
• страница: 8 из 16

In some of these visions of Utopias and coming times which I have read, there is a vast amount of detail about building, and social arrangements, and so forth.

В некоторых прочитанных мною утопиях и рассказах о грядущих временах я всегда находил множество подробностей насчет домов, общественного порядка и тому подобного.

But while such details are easy enough to obtain when the whole world is contained in one's imagination, they are altogether inaccessible to a real traveller amid such realities as I found here.

Нет ничего легче, как придумать сколько угодно всяких подробностей, когда весь будущий мир заключен только в голове автора, но для путешественника, находящегося, подобно мне, среди незнакомой действительности, почти невозможно узнать обо всем этом в короткое время.

Conceive the tale of London which a negro, fresh from Central Africa, would take back to his tribe!

Вообразите себе негра, который прямо из Центральной Африки попал в Лондон.

What would he know of railway companies, of social movements, of telephone and telegraph wires, of the Parcels Delivery Company, and postal orders and the like?

Что расскажет он по возвращении своему племени? Что будет он знать о железнодорожных компаниях, общественных движениях, телефоне и телеграфе, транспортных конторах и почтовых учреждениях?

Yet we, at least, should be willing enough to explain these things to him!

А ведь мы охотно согласимся все ему объяснить!

And even of what he knew, how much could he make his untravelled friend either apprehend or believe?

Но даже то, что он узнает из наших рассказов, как передаст он своим друзьям, как заставит их поверить себе?

Then, think how narrow the gap between a negro and a white man of our own times, and how wide the interval between myself and these of the Golden Age!

Учтите при этом, что негр сравнительно недалеко отстоит от белого человека нашего времени, между тем как пропасть между мною и этими людьми Золотого Века была неизмеримо громадна!

I was sensible of much which was unseen, and which contributed to my comfort; but save for a general impression of automatic organization, I fear I can convey very little of the difference to your mind.

Я чувствовал существование многого, что было скрыто от моих глаз, и это давало мне надежду, но, помимо общего впечатления какой-то автоматически действующей организации, я, к сожалению, могу передать вам лишь немногое.

“In the matter of sepulchre, for instance, I could see no signs of crematoria nor anything suggestive of tombs.

Я нигде не видел следов крематория, могил или чего-либо связанного со смертью.

But it occurred to me that, possibly, there might be cemeteries (or crematoria) somewhere beyond the range of my explorings.

Однако было весьма возможно, что кладбища (или крематории) были где-нибудь за пределами моих странствий.

This, again, was a question I deliberately put to myself, and my curiosity was at first entirely defeated upon the point.

Это был один из тех вопросов, которые я сразу поставил перед собой и разрешить которые сначала был не в состоянии.

The thing puzzled me, and I was led to make a further remark, which puzzled me still more: that aged and infirm among this people there were none.

Отсутствие кладбищ поразило меня и повело к дальнейшим наблюдениям, которые поразили меня еще сильнее: среди людей будущего совершенно не было старых и дряхлых.

“I must confess that my satisfaction with my first theories of an automatic civilization and a decadent humanity did not long endure.

Должен сознаться, что мои первоначальные теории об автоматически действующей цивилизации и о приходящем в упадок человечестве недолго удовлетворяли меня.

Yet I could think of no other.

Но я не мог придумать ничего другого.

Let me put my difficulties. The several big palaces I had explored were mere living places, great dining-halls and sleeping apartments.

Вот что меня смущало: все большие дворцы, которые я исследовал, служили исключительно жилыми помещениями — огромными столовыми и спальнями.

I could find no machinery, no appliances of any kind.

Я не видел нигде машин или других приспособлений.

Yet these people were clothed in pleasant fabrics that must at times need renewal, and their sandals, though undecorated, were fairly complex specimens of metalwork.

А между тем на этих людях была прекрасная одежда, требовавшая обновления, и их сандалии, хоть и без всяких украшений, представляли собой образец изящных и сложных изделий.

Somehow such things must be made.

Как бы то ни было, но вещи эти нужно было сделать.

And the little people displayed no vestige of a creative tendency.

А маленький народец не проявлял никаких созидательных наклонностей.

There were no shops, no workshops, no sign of importations among them.

У них не было ни цехов, ни мастерских, ни малейших следов ввоза товаров.

They spent all their time in playing gently, in bathing in the river, in making love in a half-playful fashion, in eating fruit and sleeping.

Все свое время они проводили в играх, купании, полушутливом флирте, еде и сне.

I could not see how things were kept going.

Я не мог понять, на чем держалось такое общество.

“Then, again, about the Time Machine: something, I knew not what, had taken it into the hollow pedestal of the White Sphinx.

К этому добавилось происшествие с Машиной Времени: кто-то, мне неведомый, спрятал ее в пьедестале Белого Сфинкса.

Why?

Для чего?

For the life of me I could not imagine.

Я никак не мог ответить на этот вопрос!

Those waterless wells, too, those flickering pillars.

Вдобавок — безводные колодцы и башни с колеблющимся над ними воздухом.

I felt I lacked a clue.

Я чувствовал, что не нахожу ключа к этим загадочным явлениям.

I felt — how shall I put it?

Я чувствовал… как бы это вам объяснить?

Suppose you found an inscription, with sentences here and there in excellent plain English, and interpolated therewith, others made up of words, of letters even, absolutely unknown to you?

Представьте себе, что вы нашли бы надпись на хорошем английском языке, перемешанном с совершенно вам незнакомыми словами.

Well, on the third day of my visit, that was how the world of Eight Hundred and Two Thousand Seven Hundred and One presented itself to me!

Вот как на третий день моего пребывания представлялся мне мир восемьсот две тысячи семьсот первого года!

“That day, too, I made a friend — of a sort.

В этот день я приобрел в некотором роде друга.

It happened that, as I was watching some of the little people bathing in a shallow, one of them was seized with cramp and began drifting downstream.

Когда я смотрел на группу маленьких людей, купавшихся в реке на неглубоком месте, кого-то из них схватила судорога, и маленькую фигурку понесло по течению.

The main current ran rather swiftly, but not too strongly for even a moderate swimmer.

Течение было здесь довольно быстрое, но даже средний пловец мог бы легко с ним справиться.

It will give you an idea, therefore, of the strange deficiency in these creatures, when I tell you that none made the slightest attempt to rescue the weakly crying little thing which was drowning before their eyes.

Чтобы дать вам некоторое понятие о странной психике этих существ, я скажу лишь, что никто из них не сделал ни малейшей попытки спасти бедняжку, которая с криками тонула на их глазах.

When I realized this, I hurriedly slipped off my clothes, and, wading in at a point lower down, I caught the poor mite and drew her safe to land.

Увидя это, я быстро сбросил одежду, побежал вниз по реке, вошел в воду и, схватив ее, легко вытащил на берег.

A little rubbing of the limbs soon brought her round, and I had the satisfaction of seeing she was all right before I left her.

Маленькое растирание привело ее в чувство, и я с удовольствием увидел, что она совершенно оправилась.

I had got to such a low estimate of her kind that I did not expect any gratitude from her.

Я сразу же оставил ее, поскольку был такого невысокого мнения о ней и ей подобных, что не ожидал никакой благодарности.

In that, however, I was wrong.

Но на этот раз я ошибся.

“This happened in the morning.

Все это случилось утром.

In the afternoon I met my little woman, as I believe it was, as I was returning towards my centre from an exploration, and she received me with cries of delight and presented me with a big garland of flowers — evidently made for me and me alone.

После полудня, возвращаясь к своим исследованиям, я снова встретил ту же маленькую женщину. Она подбежала с громкими криками радости и поднесла мне огромную гирлянду цветов, очевидно, приготовленную специально для меня.

The thing took my imagination.

Это создание очень меня заинтересовало.

Very possibly I had been feeling desolate.

Вероятно, я чувствовал себя слишком одиноким.

At any rate I did my best to display my appreciation of the gift.

Но как бы то ни было, я, насколько сумел, высказал ей, что мне приятен подарок.

We were soon seated together in a little stone arbour, engaged in conversation, chiefly of smiles.

Мы оба сели в небольшой каменной беседке и завели разговор, состоявший преимущественно из улыбок.

The creature's friendliness affected me exactly as a child's might have done.

Дружеские чувства этого маленького существа радовали меня, как радовали бы чувства ребенка.

We passed each other flowers, and she kissed my hands.

Мы обменялись цветами, и она целовала мои руки.

I did the same to hers.

Я отвечал ей тем же.

Then I tried talk, and found that her name was Weena, which, though I don't know what it meant, somehow seemed appropriate enough.

Когда я попробовал заговорить, то узнал, что ее зовут Уина, и хотя не понимал, что это значило, но все же чувствовал, что между ней и ее именем было какое-то соответствие.

That was the beginning of a queer friendship which lasted a week, and ended — as I will tell you!

Таково было начало нашей странной дружбы, которая продолжалась неделю, а как окончилась — об этом я расскажу потом!

“She was exactly like a child.

Уина была совсем как-ребенок.

She wanted to be with me always.

Ей хотелось всегда быть со мной.

She tried to follow me everywhere, and on my next journey out and about it went to my heart to tire her down, and leave her at last, exhausted and calling after me rather plaintively.

Она бегала за мной повсюду, так что на следующий день мне пришло в голову нелепое желание утомить ее и наконец бросить, не обращая внимания на ее жалобный зов.

But the problems of the world had to be mastered.

Мировая проблема, думал я, должна быть решена.

I had not, I said to myself, come into the future to carry on a miniature flirtation.

Я не для того попал в Будущее, повторял я себе, чтобы заниматься легкомысленным флиртом.

Yet her distress when I left her was very great, her expostulations at the parting were sometimes frantic, and I think, altogether, I had as much trouble as comfort from her devotion.

Но ее отчаяние было слишком велико, а в ее сетованиях, когда она начала отставать, звучало исступление. Ее привязанность тронула меня, я вернулся, и с этих пор она стала доставлять мне столько же забот, сколько и удовольствия.

Nevertheless she was, somehow, a very great comfort.

Все же она была для меня большим утешением.

I thought it was mere childish affection that made her cling to me. Until it was too late, I did not clearly know what I had inflicted upon her when I left her. Nor until it was too late did I clearly understand what she was to me.

Мне казалось сначала, что она испытывала ко мне лишь простую детскую привязанность, и только потом, когда было уже слишком поздно, я ясно понял, чем я сделался для нее и чем стала она для меня.

For, by merely seeming fond of me, and showing in her weak, futile way that she cared for me, the little doll of a creature presently gave my return to the neighbourhood of the White Sphinx almost the feeling of coming home; and I would watch for her tiny figure of white and gold so soon as I came over the hill.

Уже потому одному, что эта малышка выказывала мне нежность и заботу, я, возвращаясь к Белому Сфинксу, чувствовал, будто возвращаюсь домой, и каждый раз, добравшись до вершины холма, отыскивал глазами знакомую фигурку в белой, отороченной золотом одежде.

“It was from her, too, that I learned that fear had not yet left the world.

От нее я узнал, что чувство страха все еще не исчезло в этом мире.

She was fearless enough in the daylight, and she had the oddest confidence in me; for once, in a foolish moment, I made threatening grimaces at her, and she simply laughed at them.

Днем она ничего не боялась и испытывала ко мне самое трогательное доверие. Однажды у меня возникло глупое желание напугать ее страшными гримасами, но она весело засмеялась.

But she dreaded the dark, dreaded shadows, dreaded black things.

Она боялась только темноты, густых теней и черных предметов.

Darkness to her was the one thing dreadful.

Страшней всего была ей темнота.

It was a singularly passionate emotion, and it set me thinking and observing.

Она действовала на нее настолько сильно, что это натолкнуло меня на новые наблюдения и размышления.

I discovered then, among other things, that these little people gathered into the great houses after dark, and slept in droves.

Я открыл, между прочим, что с наступлением темноты маленькие люди собирались в больших зданиях и спали все вместе.

To enter upon them without a light was to put them into a tumult of apprehension.

Войти к ним ночью значило произвести среди них смятение и панику.

I never found one out of doors, or one sleeping alone within doors, after dark.

Я ни разу не видел, чтобы после наступления темноты кто-нибудь вышел на воздух или спал один под открытым небом.

Yet I was still such a blockhead that I missed the lesson of that fear, and in spite of Weena's distress I insisted upon sleeping away from these slumbering multitudes.

Но все же я был таким глупцом, что не обращал на это внимания и, несмотря на ужас Уины, продолжал спать один, не в общих спальнях.

“It troubled her greatly, but in the end her odd affection for me triumphed, and for five of the nights of our acquaintance, including the last night of all, she slept with her head pillowed on my arm.

Сначала это очень беспокоило ее, но наконец привязанность ко мне взяла верх, и пять ночей за время нашего знакомства, считая и самую последнюю ночь, она спала со мной, положив голову на мое плечо.

But my story slips away from me as I speak of her.

Но, говоря о ней, я отклоняюсь от главной темы своего рассказа.

It must have been the night before her rescue that I was awakened about dawn.

Кажется, в ночь накануне ее спасения я проснулся на рассвете.

I had been restless, dreaming most disagreeably that I was drowned, and that sea anemones were feeling over my face with their soft palps.

Ночь прошла беспокойно, мне снился очень неприятный сон: будто бы я утонула море, и морские анемоны касались моего лица мягкими щупальцами.

I woke with a start, and with an odd fancy that some greyish animal had just rushed out of the chamber.

Вздрогнув, я проснулся, и мне почудилось, что какое-то сероватое животное выскользнуло из комнаты.

I tried to get to sleep again, but I felt restless and uncomfortable.

Я попытался снова заснуть, но мучительная тревога уже овладела мною.

It was that dim grey hour when things are just creeping out of darkness, when everything is colourless and clear cut, and yet unreal.

Был тот ранний час, когда предметы только начинают выступать из темноты, когда все вокруг кажется бесцветным и каким-то нереальным, несмотря на отчетливость очертаний.

I got up, and went down into the great hall, and so out upon the flagstones in front of the palace.

Я встал и, пройдя по каменным плитам большого зала, вышел на воздух.

I thought I would make a virtue of necessity, and see the sunrise.

Желая извлечь хоть какую-нибудь пользу из этого случая, я решил посмотреть восход солнца.

“The moon was setting, and the dying moonlight and the first pallor of dawn were mingled in a ghastly half-light.

Луна закатывалась, ее прощальные лучи и первые бледные проблески наступающего дня смешивались в таинственный полусвет.

The bushes were inky black, the ground a sombre grey, the sky colourless and cheerless.

Кусты казались совсем черными, земля — темно-серой, а небо — бесцветным и туманным.

And up the hill I thought I could see ghosts.

На верху холма мне почудились привидения.

There several times, as I scanned the slope, I saw white figures.

Поднимаясь по его склону, я три раза видел смутные белые фигуры.

Twice I fancied I saw a solitary white, ape-like creature running rather quickly up the hill, and once near the ruins I saw a leash of them carrying some dark body.

Дважды мне показалось, что я вижу какое-то одинокое белое обезьяноподобное существо, быстро бегущее к вершине холма, а один раз около руин я увидел их целую толпу: они тащили какой-то темный предмет.

They moved hastily. I did not see what became of them.

Двигались они быстро, и я не заметил, куда они исчезли.

It seemed that they vanished among the bushes.

Казалось, они скрылись в кустах.

The dawn was still indistinct, you must understand.

Все вокруг было еще смутным, поймите это.

I was feeling that chill, uncertain, early-morning feeling you may have known.

Меня охватило то неопределенное предрассветное ощущение озноба, которое вам всем, вероятно, знакомо.

I doubted my eyes.

Я не верил своим глазам.

“As the eastern sky grew brighter, and the light of the day came on and its vivid colouring returned upon the world once more, I scanned the view keenly.

Когда на востоке заблестела заря и лучи света возвратили всему миру обычные краски и цвета, я тщательно обследовал местность.

But I saw no vestige of my white figures.

Но нигде не оказалось и следов белых фигур.

They were mere creatures of the half light.

По-видимому, это была просто игра теней.

«They must have been ghosts,» I said;

«Может быть, это привидения, — сказал я себе.

«I wonder whence they dated.»

— Желал бы я знать, к какому времени они принадлежат…»

For a queer notion of Grant Allen's came into my head, and amused me. If each generation die and leave ghosts, he argued, the world at last will get overcrowded with them.

Я сказал это потому, что вспомнил любопытный вывод Гранта Аллена, говорившего, что если б каждое умирающее поколение оставляло после себя привидения, то в конце концов весь мир переполнился бы ими.

On that theory they would have grown innumerable some Eight Hundred Thousand Years hence, and it was no great wonder to see four at once.

По этой теории, их должно было накопиться бесчисленное множество за восемьсот тысяч прошедших лет, и потому не было ничего удивительного, что я увидел сразу четырех.

But the jest was unsatisfying, and I was thinking of these figures all the morning, until Weena's rescue drove them out of my head.

Эта шутливая мысль, однако, не успокоила меня, и я все утро думал о-белых фигурках, пока наконец появление Уины не вытеснило их из моей головы.

I associated them in some indefinite way with the white animal I had startled in my first passionate search for the Time Machine.

Не знаю почему, я связал их с белым животным, которое вспугнул при первых поисках своей Машины.

But Weena was a pleasant substitute. Yet all the same, they were soon destined to take far deadlier possession of my mind.

Общество Уины на время отвлекло меня, но, несмотря на эту, белые фигуры скоро снова овладели моими мыслями.

“I think I have said how much hotter than our own was the weather of this Golden Age.

Я уже говорил, что климат Золотого Века значительно теплее нашего.

I cannot account for it.

Причину я не берусь объяснить.

It may be that the sun was hotter, or the earth nearer the sun.

Может быть, солнце стало горячее, а может быть, земля приблизилась к нему.

It is usual to assume that the sun will go on cooling steadily in the future.

Принято считать, что солнце постепенно охлаждается.

But people, unfamiliar with such speculations as those of the younger Darwin, forget that the planets must ultimately fall back one by one into the parent body.

Однако люди, незнакомые с такими теориями, как теория Дарвина-младшего, забывают, что планеты должны одна за другой приближаться к центральному светилу и в конце концов упасть на него.

As these catastrophes occur, the sun will blaze with renewed energy; and it may be that some inner planet had suffered this fate.

После каждой из таких катастроф солнце будет светить с обновленной энергией; и весьма возможно, что эта участь постигла тогда одну из планет.

Whatever the reason, the fact remains that the sun was very much hotter than we know it.

Но какова бы ни была причина, факт остается фактом: солнце грело значительно сильнее, чем в наше время.

“Well, one very hot morning — my fourth, I think — as I was seeking shelter from the heat and glare in a colossal ruin near the great house where I slept and fed, there happened this strange thing: Clambering among these heaps of masonry, I found a narrow gallery, whose end and side windows were blocked by fallen masses of stone.

И вот в одно очень жаркое утро — насколько помню, четвертое по моем прибытии, — когда я собирался укрыться от жары и ослепительного света в гигантских руинах (невдалеке от большого здания, где я ночевал и питался), со мной случилось странное происшествие. Карабкаясь между каменными грудами, я обнаружил узкую галерею, конец и окна которой были завалены обрушившимися глыбами.

By contrast with the brilliancy outside, it seemed at first impenetrably dark to me.

После ослепительного дневного света галерея показалась мне непроглядно темной.

I entered it groping, for the change from light to blackness made spots of colour swim before me.

Я вошел в нее ощупью, потому что от яркого солнечного света перед глазами у меня плыли цветные пятна и ничего нельзя было разобрать.

Suddenly I halted spellbound.

И вдруг я остановился как вкопанный.

A pair of eyes, luminous by reflection against the daylight without, was watching me out of the darkness.

На меня из темноты, отражая проникавший в галерею дневной свет, смотрела пара блестящих глаз.

“The old instinctive dread of wild beasts came upon me.

Древний инстинктивный страх перед дикими зверями охватил меня.

I clenched my hands and steadfastly looked into the glaring eyeballs.

Я сжал кулаки и уставился в светившиеся глаза.

I was afraid to turn.

Мне было страшно повернуть назад.

Then the thought of the absolute security in which humanity appeared to be living came to my mind.

На мгновение в голову мне пришла мысль о той абсолютной безопасности, в которой, как казалось, жило человечество.

And then I remembered that strange terror of the dark.

И вдруг я вспомнил странный ужас этих людей перед темнотой.

Overcoming my fear to some extent, I advanced a step and spoke.

Пересилив свой страх, я шагнул вперед и заговорил.

I will admit that my voice was harsh and ill-controlled.

Мой голос, вероятно, звучал хрипло и дрожал.

I put out my hand and touched something soft.

Я протянул руку и коснулся чего-то мягкого.

At once the eyes darted sideways, and something white ran past me.

В то же мгновение блестящие глаза метнулись в сторону и что-то белое промелькнуло мимо меня.

I turned with my heart in my mouth, and saw a queer little ape-like figure, its head held down in a peculiar manner, running across the sunlit space behind me.

Испугавшись, я повернулся и увидел маленькое обезьяноподобное существо со странно опущенной вниз головой, бежавшее по освещенному пространству галереи.

It blundered against a block of granite, staggered aside, and in a moment was hidden in a black shadow beneath another pile of ruined masonry.

Оно налетело на гранитную глыбу, отшатнулось в сторону и в одно мгновение скрылось в черной тени под другой грудой каменных обломков.

“My impression of it is, of course, imperfect; but I know it was a dull white, and had strange large greyish-red eyes; also that there was flaxen hair on its head and down its back.

Мое впечатление о нем было, конечно, неполное. Я заметил только, что оно было грязно-белое и что у него были странные, большие, серовато-красные глаза; его голова и спина были покрыты светлой шерстью.

But, as I say, it went too fast for me to see distinctly.

Но, как я уже сказал, оно бежало слишком быстро, и мне не удалось его отчетливо рассмотреть.

I cannot even say whether it ran on all-fours, or only with its forearms held very low.

Не могу даже сказать, бежало ли оно на четвереньках или же руки его были так длинны, что почти касались земли.

After an instant's pause I followed it into the second heap of ruins.

После минутного замешательства я бросился за ним ко второй груде обломков.

I could not find it at first; but, after a time in the profound obscurity, I came upon one of those round well-like openings of which I have told you, half closed by a fallen pillar.

Сначала я не мог ничего найти, но скоро в кромешной темноте наткнулся на один из тех круглых безводных колодцев, о которых я уже говорил. Он был частично прикрыт упавшей колонной.

A sudden thought came to me.

В голове у меня блеснула внезапная мысль.

Could this Thing have vanished down the shaft?

Не могло ли это существо спуститься в колодец?

I lit a match, and, looking down, I saw a small, white, moving creature, with large bright eyes which regarded me steadfastly as it retreated.

Я зажег спичку и, взглянув вниз, увидел маленькое белое создание с большими блестящими глазами, которое удалялось, упорно глядя на меня.

It made me shudder.

Я содрогнулся.

It was so like a human spider!

Это было что-то вроде человекообразного паука.

It was clambering down the wall, and now I saw for the first time a number of metal foot and hand rests forming a kind of ladder down the shaft.

Оно спускалось вниз по стене колодца, и я впервые заметил множество металлических скобок для рук и ног, образовавших нечто вроде лестницы.

Then the light burned my fingers and fell out of my hand, going out as it dropped, and when I had lit another the little monster had disappeared.

Но тут догоревшая спичка обожгла мне пальцы и, выпав, потухла; когда я зажег другую, маленькое страшилище уже исчезло.

“I do not know how long I sat peering down that well.

Не знаю, долго ли я просидел, вглядываясь в глубину колодца.

It was not for some time that I could succeed in persuading myself that the thing I had seen was human.

Во всяком случае, прошло немало времени, прежде чем я пришел к заключению, что виденное мною существо тоже было человеком.

But, gradually, the truth dawned on me: that Man had not remained one species, but had differentiated into two distinct animals: that my graceful children of the Upper-world were not the sole descendants of our generation, but that this bleached, obscene, nocturnal Thing, which had flashed before me, was also heir to all the ages.

Понемногу истина открылась передо мной. Я понял, что человек разделился на два различных вида. Изящные дети Верхнего Мира не были единственными нашими потомками: это беловатое отвратительное ночное существо, которое промелькнуло передо мной, также было наследником минувших веков.

“I thought of the flickering pillars and of my theory of an underground ventilation. I began to suspect their true import.

Вспомнив о дрожании воздуха над колодцами и о своей теории подземной вентиляции, я начал подозревать их истинное значение.

And what, I wondered, was this Lemur doing in my scheme of a perfectly balanced organization?

Но какую роль, хотелось мне знать, мог играть этот лемур в моей схеме окончательной организации человечества?

How was it related to the indolent serenity of the beautiful Upper-worlders?

Каково было его отношение к безмятежности и беззаботности прекрасных жителей Верхнего Мира?

And what was hidden down there, at the foot of that shaft?

Что скрывалось там, в глубине этого колодца?

I sat upon the edge of the well telling myself that, at any rate, there was nothing to fear, and that there I must descend for the solution of my difficulties.

Я присел на его край, убеждая себя, что мне, во всяком случае, нечего опасаться и что необходимо спуститься туда для разрешения моих недоумений.

And withal I was absolutely afraid to go!

Но вместе с тем я чувствовал какой-то страх!

As I hesitated, two of the beautiful Upper-world people came running in their amorous sport across the daylight in the shadow.

Пока я колебался, двое прекрасных наземных жителей, увлеченные любовной игрой, пробежали мимо меня через освещенное пространство в тень.

The male pursued the female, flinging flowers at her as he ran.

Мужчина бежал за женщиной, бросая в нее цветами.

“They seemed distressed to find me, my arm against the overturned pillar, peering down the well.

Они, казалось, очень огорчились, увидя, что я заглядываю в колодец, опираясь на упавшую колонну.

Apparently it was considered bad form to remark these apertures; for when I pointed to this one, and tried to frame a question about it in their tongue, they were still more visibly distressed and turned away.

Очевидно, было принято не замечать эти отверстия. Как только я указал на колодец и попытался задать вопросы на их языке, смущение их стало еще очевиднее, и они отвернулись от меня.

But they were interested by my matches, and I struck some to amuse them.

Но спички их заинтересовали, и мне пришлось сжечь несколько штук, чтобы позабавить их.

I tried them again about the well, and again I failed.

Я снова попытался узнать что-нибудь про колодцы, но снова тщетно.

So presently I left them, meaning to go back to Weena, and see what I could get from her.

Тогда, оставив их в покое, я решил вернуться к Уине и попробовать узнать что-нибудь у нее.

But my mind was already in revolution; my guesses and impressions were slipping and sliding to a new adjustment.

Все мои представления о новом мире теперь перевернулись.

I had now a clue to the import of these wells, to the ventilating towers, to the mystery of the ghosts; to say nothing of a hint at the meaning of the bronze gates and the fate of the Time Machine!

У меня был ключ, чтобы понять значение этих колодцев, а также вентиляционных башен и таинственных привидений, не говоря уже о бронзовых дверях и о судьбе, постигшей Машину Времени!

And very vaguely there came a suggestion towards the solution of the economic problem that had puzzled me.

Вместе с этим ко мне в душу закралось смутное предчувствие возможности разрешить ту экономическую проблему, которая до сих пор приводила меня в недоумение.

“Here was the new view.

Вот каков был мой новый вывод.

Plainly, this second species of Man was subterranean.

Ясно, что этот второй вид людей обитал под землей.

There were three circumstances in particular which made me think that its rare emergence above ground was the outcome of a long-continued underground habit.

Три различных обстоятельства приводили меня к такому заключению. Они редко появлялись на поверхности земли, по-видимому, вследствие давней привычки к подземному существованию.

In the first place, there was the bleached look common in most animals that live largely in the dark — the white fish of the Kentucky caves, for instance.

На это указывала их блеклая окраска, присущая большинству животных, обитающих в темноте, — например, белые рыбы в пещерах Кентукки.

Then, those large eyes, with that capacity for reflecting light, are common features of nocturnal things — witness the owl and the cat.

Глаза, отражающие свет, — это также характерная черта ночных животных, например, кошки и совы.

And last of all, that evident confusion in the sunshine, that hasty yet fumbling awkward flight towards dark shadow, and that peculiar carriage of the head while in the light — all reinforced the theory of an extreme sensitiveness of the retina.

И, наконец, это явное замешательство при дневном свете, это поспешное неуклюжее бегство в темноту, эта особая манера опускать на свету лицо вниз — все это подкрепляло мою догадку о крайней чувствительности сетчатки их глаз.

“Beneath my feet, then, the earth must be tunnelled enormously, and these tunnellings were the habitat of the new race.

Итак, земля у меня под ногами, видимо, была изрыта тоннелями, в которых и обитала новая раса.

The presence of ventilating shafts and wells along the hill slopes — everywhere, in fact except along the river valley — showed how universal were its ramifications.

Существование вентиляционных башен и колодцев по склонам холмов — всюду, кроме долины реки, — доказывало, что эти тоннели образуют разветвленную сеть.

What so natural, then, as to assume that it was in this artificial Underworld that such work as was necessary to the comfort of the daylight race was done?

Разве не естественно было предположить, что в искусственном подземном мире шла работа, необходимая для благосостояния дневной расы?

The notion was so plausible that I at once accepted it, and went on to assume the how of this splitting of the human species.

Мысль эта была так правдоподобна, что я тотчас же принял ее и пошел дальше, отыскивая причину раздвоения человеческого рода.

I dare say you will anticipate the shape of my theory; though, for myself, I very soon felt that it fell far short of the truth.

Боюсь, что вы с недоверием отнесетесь к моей теории, но что касается меня самого, то я убедился в скором времени, насколько она была близка к истине.

“At first, proceeding from the problems of our own age, it seemed clear as daylight to me that the gradual widening of the present merely temporary and social difference between the Capitalist and the Labourer, was the key to the whole position.

Мне казалось ясным, как день, что постепенное углубление теперешнего временного социального различия между Капиталистом и Рабочим было ключом к новому положению вещей.

No doubt it will seem grotesque enough to you — and wildly incredible! — and yet even now there are existing circumstances to point that way.

Без сомнения, это покажется вам смешным и невероятным, но ведь уже теперь есть обстоятельства, которые указывают на такую возможность.

There is a tendency to utilize underground space for the less ornamental purposes of civilization; there is the Metropolitan Railway in London, for instance, there are new electric railways, there are subways, there are underground workrooms and restaurants, and they increase and multiply.

Существует тенденция использовать подземные пространства для нужд цивилизации, не требующих особой красоты: существует, например, подземная железная дорога в Лондоне, строятся новые электрические подземные дороги и тоннели, существуют подземные мастерские и рестораны, все они растут и множатся.

Evidently, I thought, this tendency had increased till Industry had gradually lost its birthright in the sky.

Очевидно, думал я, это стремление перенести работу под землю существует с незапамятных времен.

I mean that it had gone deeper and deeper into larger and ever larger underground factories, spending a still-increasing amount of its time therein, till, in the end — ! Even now, does not an East-end worker live in such artificial conditions as practically to be cut off from the natural surface of the earth?

Все глубже и глубже под землю уходили мастерские, где рабочим приходилось проводить все больше времени, пока наконец… Да разве и теперь искусственные условия жизни какого-нибудь уэст-эндского рабочего не отрезают его, по сути дела, от поверхности земли?

“Again, the exclusive tendency of richer people — due, no doubt, to the increasing refinement of their education, and the widening gulf between them and the rude violence of the poor — is already leading to the closing, in their interest, of considerable portions of the surface of the land.

А вслед за тем кастовая тенденция богатых людей, вызванная все большей утонченностью жизни, — тенденция расширить пропасть между ними и оскорбляющей их грубостью бедняков тоже ведет к захвату привилегированными сословиями все большей и большей части поверхности земли исключительно для себя.

About London, for instance, perhaps half the prettier country is shut in against intrusion.

В окрестностях Лондона и других больших городов уже около половины самых красивых мест недоступно для посторонних!

And this same widening gulf — which is due to the length and expense of the higher educational process and the increased facilities for and temptations towards refined habits on the part of the rich — will make that exchange between class and class, that promotion by intermarriage which at present retards the splitting of our species along lines of social stratification, less and less frequent.

А эта неуклонно расширяющаяся пропасть между богатыми и бедными, результат продолжительности и дороговизны высшего образования и стремления богатых к утонченным привычкам, — разве не поведет это к тому, что соприкосновения между классами станут все менее возможными? Благодаря такому отсутствию общения и тесных отношений браки между обоими классами, тормозящие теперь разделение человеческого рода на два различных вида, станут в будущем все более и более редкими.

So, in the end, above ground you must have the Haves, pursuing pleasure and comfort and beauty, and below ground the Have-nots, the Workers getting continually adapted to the conditions of their labour.

В конце концов на земной поверхности должны будут остаться только Имущие, наслаждающиеся в жизни исключительно удовольствиями и красотой, а под землей окажутся все Неимущие — рабочие, приспособившиеся к подземным условиям труда.

Once they were there, they would no doubt have to pay rent, and not a little of it, for the ventilation of their caverns; and if they refused, they would starve or be suffocated for arrears.

А раз очутившись там, они, без сомнения, должны будут платить Имущим дань за вентиляцию своих жилищ. Если они откажутся от этого, то умрут с голода или задохнутся.

Such of them as were so constituted as to be miserable and rebellious would die; and, in the end, the balance being permanent, the survivors would become as well adapted to the conditions of underground life, and as happy in their way, as the Upper-world people were to theirs.

Неприспособленные или непокорные вымрут. Мало-помалу при установившемся равновесии такого порядка вещей выжившие Неимущие сделаются такими же счастливыми на свой собственный лад, как и жители Верхнего Мира.

As it seemed to me, the refined beauty and the etiolated pallor followed naturally enough.

Таким образом, естественно возникнут утонченная красота одних и бесцветная бедность других.

“The great triumph of Humanity I had dreamed of took a different shape in my mind.

Окончательный триумф Человечества, о котором я мечтал, принял теперь совершенно иной вид в моих глазах.

It had been no such triumph of moral education and general co-operation as I had imagined.

Это не был тот триумф духовного прогресса и коллективного труда, который я представлял себе.

Instead, I saw a real aristocracy, armed with a perfected science and working to a logical conclusion the industrial system of to-day.

Вместо него я увидел настоящую аристократию, вооруженную новейшими знаниями и деятельно потрудившуюся для логического завершения современной нам индустриальной системы.

Its triumph had not been simply a triumph over Nature, but a triumph over Nature and the fellow-man.

Ее победа была не только победой над природой, но также и победой над своими собратьями-людьми.

This, I must warn you, was my theory at the time.

Такова была моя теория.

I had no convenient cicerone in the pattern of the Utopian books.

У меня не было проводника, как в утопических книгах.

My explanation may be absolutely wrong.

Может быть, мое объяснение совершенно неправильно.

I still think it is the most plausible one.

Но все же я думаю и до сих пор, что оно самое правдоподобное.

But even on this supposition the balanced civilization that was at last attained must have long since passed its zenith, and was now far fallen into decay.

Однако даже и эта по-своему законченная цивилизация давно прошла свой зенит и клонилась к упадку.

The too-perfect security of the Upper-worlders had led them to a slow movement of degeneration, to a general dwindling in size, strength, and intelligence.

Чрезмерная обеспеченность жителей Верхнего Мира привела их к постепенной дегенерации, к общему вырождению, уменьшению роста, сил и умственных способностей.

That I could see clearly enough already.

Это я видел достаточно ясно.

What had happened to the Under-grounders I did not yet suspect; but from what I had seen of the Morlocks — that, by the by, was the name by which these creatures were called — I could imagine that the modification of the human type was even far more profound than among the «Eloi,» the beautiful race that I already knew.

Что произошло с Подземными Жителями, я еще не знал, но все виденное мной до сих пор показывало, что «морлоки», как их называли обитатели Верхнего Мира, ушли еще дальше от нынешнего человеческого типа, чем «элои» — прекрасная наземная раса, с которой я уже познакомился.

“Then came troublesome doubts.

Во мне возникли тревожные опасения.

Why had the Morlocks taken my Time Machine?

Для чего понадобилась морлокам моя Машина Времени?

For I felt sure it was they who had taken it.

Теперь я был уверен, что это они похитили ее.

Why, too, if the Eloi were masters, could they not restore the machine to me?

И почему элои, если они господствующая раса, не могут возвратить ее мне?

And why were they so terribly afraid of the dark?

Почему они так боятся темноты?

I proceeded, as I have said, to question Weena about this Under-world, but here again I was disappointed.

Я попытался было расспросить о Подземном Мире Уину, но меня снова ожидало разочарование.

At first she would not understand my questions, and presently she refused to answer them.

Сначала она не понимала моих вопросов, а затем отказалась на них отвечать.

She shivered as though the topic was unendurable.

Она так дрожала, как будто не могла вынести этого разговора.

And when I pressed her, perhaps a little harshly, she burst into tears.

Когда к начал настаивать, быть может, слишком резко, она горько расплакалась.

They were the only tears, except my own, I ever saw in that Golden Age.

Это были единственные слезы, которые я видел в Золотом Веке, кроме тех, что пролил я сам.

When I saw them I ceased abruptly to trouble about the Morlocks, and was only concerned in banishing these signs of the human inheritance from Weena's eyes.

Я тотчас же перестал мучить ее расспросами о морлоках и постарался, чтобы с ее лица исчезли эти следы человеческих чувств.

And very soon she was smiling and clapping her hands, while I solemnly burned a match.

Через минуту она уже улыбалась и хлопала в ладоши, когда я торжественно зажег перед ней спичку.