машина времеи. I Изобретатель

• Название: I Изобретатель
• Анкор: машина времеи
• Дата: 15.11.2022
• Размер: 0.76 Mb.
• Имя файла: The Time Machine.doc
• Тип: Рассказ; #790091
• страница: 5 из 16

IV

5. — В Золотом Веке

“In another moment we were standing face to face, I and this fragile thing out of futurity.

Через мгновение мы уже стояли лицом к лицу — я и это хрупкое существо далекого будущего.

He came straight up to me and laughed into my eyes.

Он смело подошел ко мне и приветливо улыбнулся.

The absence from his bearing of any sign of fear struck me at once.

Это полное отсутствие страха чрезвычайно поразило меня.

Then he turned to the two others who were following him and spoke to them in a strange and very sweet and liquid tongue.

Он повернулся к двум другим, которые подошли вслед за ним, и заговорил с ними на странном, очень нежном и певучем языке.

“There were others coming, and presently a little group of perhaps eight or ten of these exquisite creatures were about me.

Тем временем подоспели другие, и скоро вокруг меня образовалась группа из восьми или десяти очень изящных созданий.

One of them addressed me.

Один из них обратился ко мне с каким-то вопросом.

It came into my head, oddly enough, that my voice was too harsh and deep for them.

Не знаю почему, но мне пришло вдруг в голову, что мой голос должен показаться им слишком грубым и резким.

So I shook my head, and, pointing to my ears, shook it again.

Поэтому я только покачал головой и указал на свои уши.

He came a step forward, hesitated, and then touched my hand.

Тот, кто обратился ко мне, сделал шаг вперед, остановился в нерешительности и дотронулся до моей руки.

Then I felt other soft little tentacles upon my back and shoulders.

Я почувствовал еще несколько таких же нежных прикосновений на плечах и на спине.

They wanted to make sure I was real.

Они хотели убедиться, что я действительно существую.

There was nothing in this at all alarming.

В их движениях не было решительно ничего внушающего опасение.

Indeed, there was something in these pretty little people that inspired confidence — a graceful gentleness, a certain childlike ease.

Наоборот, в этих милых маленьких существах было что-то вызывающее доверие, какая-то грациозная мягкость, какая-то детская непринужденность.

And besides, they looked so frail that I could fancy myself flinging the whole dozen of them about like nine-pins.

К тому же они были такие хрупкие, что, казалось, можно совсем легко в случае нужды разбросать их, как кегли, — целую дюжину одним толчком.

But I made a sudden motion to warn them when I saw their little pink hands feeling at the Time Machine.

Однако, заметив, что маленькие руки принялись ощупывать Машину Времени, я сделал предостерегающее движение.

Happily then, when it was not too late, I thought of a danger I had hitherto forgotten, and reaching over the bars of the machine I unscrewed the little levers that would set it in motion, and put these in my pocket.

Я вдруг вспомнил то, о чем совершенно забыл, — что она может внезапно исчезнуть, — вывинтил, нагнувшись над стержнями, рычажки, приводящие Машину в движение, и положил их в карман.

Then I turned again to see what I could do in the way of communication.

Затем снова повернулся к этим людям, раздумывая, как бы мне с ними объясниться.

“And then, looking more nearly into their features, I saw some further peculiarities in their Dresden-china type of prettiness.

Я пристально разглядывал их изящные фигурки, напоминавшие дрезденские фарфоровые статуэтки.

Their hair, which was uniformly curly, came to a sharp end at the neck and cheek; there was not the faintest suggestion of it on the face, and their ears were singularly minute.

Их короткие волосы одинаково курчавились, на лице не было видно ни малейшего признака растительности, уши были удивительно маленькие.

The mouths were small, with bright red, rather thin lips, and the little chins ran to a point.

Рот крошечный, с ярко-пунцовыми, довольно тонкими губами, подбородок остроконечный.

The eyes were large and mild; and — this may seem egotism on my part — I fancied even that there was a certain lack of the interest I might have expected in them.

Глаза большие и кроткие, но — не сочтите это за тщеславие! — в них недоставало выражения того интереса ко мне, какого я был вправе ожидать.

“As they made no effort to communicate with me, but simply stood round me smiling and speaking in soft cooing notes to each other, I began the conversation.

Они больше не делали попыток объясняться со мной и стояли, улыбаясь и переговариваясь друг с другом нежными воркующими голосами. Я первым начал разговор.

I pointed to the Time Machine and to myself.

Указал рукой на Машину Времени, потом на самого себя.

Then hesitating for a moment how to express time, I pointed to the sun.

После этого, поколебавшись, как лучше выразить понятие о Времени, указал на солнце.

At once a quaintly pretty little figure in chequered purple and white followed my gesture, and then astonished me by imitating the sound of thunder.

Тотчас же одно изящное существо, одетое в клетчатую пурпурно-белую одежду, повторило мой жест и, несказанно поразив меня, издало звук, подражая грому.

“For a moment I was staggered, though the import of his gesture was plain enough.

На мгновение я удивился, хотя смысл жеста был вполне ясен.

The question had come into my mind abruptly: were these creatures fools?

Мне вдруг пришла мысль: а не имею ли я дело просто-напросто с дураками?

You may hardly understand how it took me.

Вы едва ли поймете, как это поразило меня.

You see I had always anticipated that the people of the year Eight Hundred and Two Thousand odd would be incredibly in front of us in knowledge, art, everything.

Я всегда держался того мнения, что люди эпохи восемьсот второй тысячи лет, куда я залетел, судя по счетчику моей Машины, уйдут невообразимо дальше нас в науке, искусстве и во всем остальном.

Then one of them suddenly asked me a question that showed him to be on the intellectual level of one of our five-year-old children — asked me, in fact, if I had come from the sun in a thunderstorm!

И вдруг один из них задает мне вопрос, показывающий, что его умственный уровень не выше уровня нашего пятилетнего ребенка: он всерьез спрашивает меня, не упал ли я с солнца во время грозы?

It let loose the judgment I had suspended upon their clothes, their frail light limbs, and fragile features.

И потом, эта их яркая одежда, хрупкое, изящное сложение и нежные черты лица.

A flow of disappointment rushed across my mind. For a moment I felt that I had built the Time Machine in vain.

Я почувствовал разочарование и на мгновение подумал, что напрасно трудился над своей Машиной Времени.

“I nodded, pointed to the sun, and gave them such a vivid rendering of a thunderclap as startled them. They all withdrew a pace or so and bowed.

Кивнув головой, я указал на солнце и так искусно изобразил гром, что все они отскочили от меня на шаг или два и присели от страха.

Then came one laughing towards me, carrying a chain of beautiful flowers altogether new to me, and put it about my neck. The idea was received with melodious applause; and presently they were all running to and fro for flowers, and laughingly flinging them upon me until I was almost smothered with blossom.

Но тотчас снова ободрились, и один, смеясь, подошел ко мне с гирляндой чудесных и совершенно неизвестных мне цветов. Он обвил гирляндой мою шею под мелодичные одобрительные возгласы остальных. Все принялись рвать цветы, и, смеясь, обвивать ими меня, пока наконец я не стал задыхаться от благоухания.

You who have never seen the like can scarcely imagine what delicate and wonderful flowers countless years of culture had created.

Вы, никогда не видевшие ничего подобного, вряд ли можете представить себе, какие чудесные, нежные цветы создала культура, этого невообразимо далекого от нас времени.

Then someone suggested that their plaything should be exhibited in the nearest building, and so I was led past the sphinx of white marble, which had seemed to watch me all the while with a smile at my astonishment, towards a vast grey edifice of fretted stone.

Кто-то, видимо, подал мысль выставить меня в таком виде в ближайшем здании, и они повели меня к высокому серому, покрытому трещинами каменному дворцу, мимо Сфинкса из белого мрамора, который, казалось, все время с легкой усмешкой смотрел на мое изумление.

As I went with them the memory of my confident anticipations of a profoundly grave and intellectual posterity came, with irresistible merriment, to my mind.

Идя с ними, я едва удержался от смеха при воспоминании о том, как самоуверенно предсказывал вам несколько дней назад серьезность и глубину ума людей будущего.

“The building had a huge entry, and was altogether of colossal dimensions.

Здание, куда меня вели, имело огромный портал, да и все оно было колоссальных размеров.

I was naturally most occupied with the growing crowd of little people, and with the big open portals that yawned before me shadowy and mysterious.

Я с интересом рассматривал огромную, все растущую толпу этих маленьких существ и зияющий вход, темный и таинственный.

My general impression of the world I saw over their heads was a tangled waste of beautiful bushes and flowers, a long neglected and yet weedless garden.

Общее впечатление от окружающего было таково, как будто весь мир покрыт густой порослью красивых кустов и цветов, словно давно запущенный, но все еще прекрасный сад.

I saw a number of tall spikes of strange white flowers, measuring a foot perhaps across the spread of the waxen petals. They grew scattered, as if wild, among the variegated shrubs, but, as I say, I did not examine them closely at this time.

Я видел высокие стебли и нежные головки странных белых цветов. Они были около фута в диаметре, имели прозрачный восковой оттенок и росли дико среди разнообразных кустарников; в то время я не мог хорошенько рассмотреть их.

The Time Machine was left deserted on the turf among the rhododendrons.

Моя Машина Времени осталась без присмотра среди рододендронов.

“The arch of the doorway was richly carved, but naturally I did not observe the carving very narrowly, though I fancied I saw suggestions of old Phoenician decorations as I passed through, and it struck me that they were very badly broken and weather- worn.

Свод был украшен чудесной резьбой, но я, конечно, не успел ее как следует рассмотреть, хотя, когда я проходил под ним, мне показалось, что он сделан в древнефиникийском стиле, и меня поразило, что резьба сильно попорчена и стерта.

Several more brightly clad people met me in the doorway, and so we entered, I, dressed in dingy nineteenth-century garments, looking grotesque enough, garlanded with flowers, and surrounded by an eddying mass of bright, soft-colored robes and shining white limbs, in a melodious whirl of laughter and laughing speech.

Под взрывы мелодичного смеха и веселые разговоры меня встретило на пороге несколько существ, одетых в еще более светлые одежды, и я вошел внутрь в своем неподходящем темном одеянии девятнадцатого века. Я не мог не чувствовать, что вид у меня довольно забавный, — я был весь увешан гирляндами цветов и окружен волнующейся толпой людей, облаченных в светлые, нежных расцветок одежды, сверкавших белизной обнаженных рук и смеявшихся и мелодично ворковавших.

“The big doorway opened into a proportionately great hall hung with brown.

Большая дверь вела в огромный, завешанный коричневой тканью зал.

The roof was in shadow, and the windows, partially glazed with coloured glass and partially unglazed, admitted a tempered light.

Потолок его был в тени, а через окна с яркими цветными стеклами, а местами совсем незастекленные, лился мягкий, приятный свет.

The floor was made up of huge blocks of some very hard white metal, not plates nor slabs — blocks, and it was so much worn, as I judged by the going to and fro of past generations, as to be deeply channelled along the more frequented ways.

Пол состоял из какого-то очень твердого белого металла — это были не плитки и не пластинки, а целые глыбы, но шаги бесчисленных поколений даже в этом металле выбили местами глубокие колеи.

Transverse to the length were innumerable tables made of slabs of polished stone, raised perhaps a foot from the floor, and upon these were heaps of fruits.

Поперек зала стояло множество низких столов, сделанных из полированного камня, высотою не больше фута, — на них лежали груды плодов.

Some I recognized as a kind of hypertrophied raspberry and orange, but for the most part they were strange.

В некоторых я узнал что-то вроде огромной малины, другие были похожи на апельсины, но большая часть была мне совершенно неизвестна.

“Between the tables was scattered a great number of cushions.

Между столами было разбросано множество мягких подушек.

Upon these my conductors seated themselves, signing for me to do likewise.

Мои спутники расселись на них и знаками указали мне мое место.

With a pretty absence of ceremony they began to eat the fruit with their hands, flinging peel and stalks, and so forth, into the round openings in the sides of the tables.

С милой непринужденностью они принялись есть плоды, беря их руками и бросая шелуху и огрызки в круглые отверстия по бокам столов.

I was not loath to follow their example, for I felt thirsty and hungry.

Я не заставил себя долго просить, так как чувствовал сильный голод и жажду.

As I did so I surveyed the hall at my leisure.

Поев, я принялся осматривать зал.

“And perhaps the thing that struck me most was its dilapidated look.

Меня особенно поразил его запущенный вид.

The stained-glass windows, which displayed only a geometrical pattern, were broken in many places, and the curtains that hung across the lower end were thick with dust.

Цветные оконные стекла, составлявшие узоры лишь строго геометрические, во многих местах были разбиты, а тяжелые занавеси покрылись густым слоем пыли.

And it caught my eye that the corner of the marble table near me was fractured.

Мне также бросилось в глаза, что угол мраморного стола, за которым я сидел, отбит.

Nevertheless, the general effect was extremely rich and picturesque.

Несмотря на это, зал был удивительно живописен.

There were, perhaps, a couple of hundred people dining in the hall, and most of them, seated as near to me as they could come, were watching me with interest, their little eyes shining over the fruit they were eating.

В нем находилось, может быть, около двухсот человек, и большинство из них с любопытством теснилось вокруг меня. Их глаза весело блестели, а белые зубы деликатно грызли плоды.

All were clad in the same soft and yet strong, silky material.

Все они были одеты в очень мягкие, но прочные шелковистые ткани.

“Fruit, by the by, was all their diet.

Фрукты были их единственной пищей.

These people of the remote future were strict vegetarians, and while I was with them, in spite of some carnal cravings, I had to be frugivorous also.

Эти люди далекого будущего были строгими вегетарианцами, и на время я принужден был сделаться таким же травоядным, несмотря на потребность в мясе.

Indeed, I found afterwards that horses, cattle, sheep, dogs, had followed the Ichthyosaurus into extinction.

Впоследствии я узнал, что лошади, рогатый скот, овцы, собаки в это время уже вымерли, как вымерли когда-то ихтиозавры.

But the fruits were very delightful; one, in particular, that seemed to be in season all the time I was there — a floury thing in a three-sided husk — was especially good, and I made it my staple.

Однако плоды были восхитительны, в особенности один плод (который, по-видимому, созрел во время моего пребывания там), с мучнистой мякотью, заключенной в трехгранную скорлупу. Он стал моей главной пищей.

At first I was puzzled by all these strange fruits, and by the strange flowers I saw, but later I began to perceive their import.

Я был поражен удивительными плодами и чудесными цветами, но не знал, откуда они берутся: только позднее я начал это понимать.

“However, I am telling you of my fruit dinner in the distant future now.

Таков был мой первый обед в далеком будущем.

So soon as my appetite was a little checked, I determined to make a resolute attempt to learn the speech of these new men of mine.

Немного насытившись, я решил сделать попытку научиться языку этих новых для меня людей.

Clearly that was the next thing to do.

Само собой разумеется, это было необходимо.

The fruits seemed a convenient thing to begin upon, and holding one of these up I began a series of interrogative sounds and gestures.

Плоды показались мне подходящим предметом для начала, и, взяв один из них, я попробовал объясниться при помощи вопросительных звуков и жестов.

I had some considerable difficulty in conveying my meaning.

Мне стоило немалого труда заставить их понимать меня.

At first my efforts met with a stare of surprise or inextinguishable laughter, but presently a fair-haired little creature seemed to grasp my intention and repeated a name.

Сначала все мои слова и жесты вызывали изумленные взгляды и бесконечные взрывы смеха, но вдруг одно белокурое существо, казалось, поняло мое намерение и несколько раз повторило какое-то слово.

They had to chatter and explain the business at great length to each other, and my first attempts to make the exquisite little sounds of their language caused an immense amount of amusement.

Все принялись болтать и перешептываться друг с другом, а потом наперебой начали весело обучать меня своему языку. Но мои первые попытки повторить их изящные короткие слова вызывали у них новые взрывы неподдельного веселья.

However, I felt like a schoolmaster amidst children, and persisted, and presently I had a score of noun substantives at least at my command; and then I got to demonstrative pronouns, and even the verb «to eat.»

Несмотря на то, что я брал у них уроки, я все-таки чувствовал себя как школьный учитель в кругу детей. Скоро я заучил десятка два существительных, а затем дошел до указательных местоимений и даже до глагола «есть».

But it was slow work, and the little people soon tired and wanted to get away from my interrogations, so I determined, rather of necessity, to let them give their lessons in little doses when they felt inclined.

Но это была трудная работа, быстро наскучившая маленьким существам, и я почувствовал, что они уже избегают моих вопросов. По необходимости пришлось брать уроки понемногу и только тогда, когда мои новые знакомые сами этого хотели.

And very little doses I found they were before long, for I never met people more indolent or more easily fatigued.

А это бывало не часто — я никогда не встречал таких беспечных и быстро утомляющихся людей. 6. Закат человечества

“A queer thing I soon discovered about my little hosts, and that was their lack of interest.

Всего более поразило меня в этом новом мире почти полное отсутствие любознательности у людей.

They would come to me with eager cries of astonishment, like children, but like children they would soon stop examining me and wander away after some other toy.

Они, как дети, подбегали ко мне с криками изумления и, быстро оглядев меня, уходили в поисках какой-нибудь новой игрушки.

The dinner and my conversational beginnings ended, I noted for the first time that almost all those who had surrounded me at first were gone.

Когда все поели и я перестал их расспрашивать, то впервые заметил, что в зале уже нет почти никого из тех людей, которые окружали меня вначале.

It is odd, too, how speedily I came to disregard these little people.

И, как это ни странно, я сам быстро почувствовал равнодушие к этому маленькому народу.

I went out through the portal into the sunlit world again as soon as my hunger was satisfied.

Утолив голод, я вышел через портал на яркий солнечный свет.

I was continually meeting more of these men of the future, who would follow me a little distance, chatter and laugh about me, and, having smiled and gesticulated in a friendly way, leave me again to my own devices.

Мне всюду попадалось на пути множество этих маленьких людей будущего. Они недолго следовали за мной, смеясь и переговариваясь, а потом, перестав смеяться, предоставляли меня самому себе.

“The calm of evening was upon the world as I emerged from the great hall, and the scene was lit by the warm glow of the setting sun.

Когда я вышел из зала, в воздухе уже разлилась вечерняя тишина и все вокруг было окрашено теплыми лучами заходящего солнца.

At first things were very confusing.

Сначала окружающее казалось мне удивительно странным.

Everything was so entirely different from the world I had known — even the flowers.

Все здесь так не походило на тот мир, который я знал, — все, вплоть до цветов.

The big building I had left was situated on the slope of a broad river valley, but the Thames had shifted perhaps a mile from its present position.

Огромное здание, из которого я вышел, стояло на склоне речной долины, но Темза по меньшей мере на милю изменила свое теперешнее русло.

I resolved to mount to the summit of a crest perhaps a mile and a half away, from which I could get a wider view of this our planet in the year Eight Hundred and Two Thousand Seven Hundred and One A.D. For that, I should explain, was the date the little dials of my machine recorded.

Я решил добраться до вершины холма, лежавшего от меня на расстоянии примерно полутора миль, чтобы с его высоты поглядеть на нашу планету в восемьсот две тысячи семьсот первом году нашей эры — именно эту дату показывала стрелка на циферблате моей Машины.

“As I walked I was watching for every impression that could possibly help to explain the condition of ruinous splendour in which I found the world — for ruinous it was.

По дороге я искал хоть какое-нибудь объяснение тому гибнущему великолепию, в состоянии которого я нашел мир, так как это великолепие, несомненно, гибло.

A little way up the hill, for instance, was a great heap of granite, bound together by masses of aluminium, a vast labyrinth of precipitous walls and crumpled heaps, amidst which were thick heaps of very beautiful pagoda-like plants — nettles possibly — but wonderfully tinted with brown about the leaves, and incapable of stinging.

Немного выше на холме я увидел огромные груды гранита, скрепленные полосами алюминия, гигантский лабиринт отвесных стен и кучи расколовшихся на мелкие куски камней, между которыми густо росли удивительно красивые растения.

It was evidently the derelict remains of some vast structure, to what end built I could not determine.

Возможно, что это была крапива, но ее листья были окрашены в чудесный коричневый цвет и не были жгучими, как у нашей крапивы.

It was here that I was destined, at a later date, to have a very strange experience — the first intimation of a still stranger discovery — but of that I will speak in its proper place.

Вблизи были руины какого-то огромного здания, непонятно для чего предназначенного. Здесь мне пришлось впоследствии сделать одно странное открытие, но об этом я вам расскажу потом.

“Looking round with a sudden thought, from a terrace on which I rested for a while, I realized that there were no small houses to be seen.

Я присел на уступе холма, чтобы немного отдохнуть, и, оглядевшись вокруг, заметил, что нигде не видно маленьких домов.

Apparently the single house, and possibly even the household, had vanished.

По-видимому, частный дом и частное хозяйство окончательно исчезли.

Here and there among the greenery were palace-like buildings, but the house and the cottage, which form such characteristic features of our own English landscape, had disappeared.

То тут, то там среди зелени виднелись огромные здания, похожие на дворцы, но нигде не было тех домиков и коттеджей, которые так характерны для современного английского пейзажа.

“"Communism,» said I to myself.

«Коммунизм», — сказал я сам себе.

“And on the heels of that came another thought.

А следом за этой мыслью возникла другая.

I looked at the half-dozen little figures that were following me. Then, in a flash, I perceived that all had the same form of costume, the same soft hairless visage, and the same girlish rotundity of limb.

Я взглянул на маленьких людей, которые следовали за мной, и вдруг заметил, что на всех одежда всевозможных светлых цветов, но одинакового покроя, у всех те же самые безбородые лица, та же девичья округленность конечностей.

It may seem strange, perhaps, that I had not noticed this before. But everything was so strange.

Может показаться странным, что я не заметил этого раньше, но все вокруг меня было так необычно.

Now, I saw the fact plainly enough.

Теперь это бросилось мне в глаза.

In costume, and in all the differences of texture and bearing that now mark off the sexes from each other, these people of the future were alike.

Мужчины и женщины будущего не отличались друг от друга ни костюмом, ни телосложением, ни манерами, одним словом, ничем, что теперь отличает один пол от другого.

And the children seemed to my eyes to be but the miniatures of their parents.

И дети, казалось, были просто миниатюрными копиями своих родителей.

I judged, then, that the children of that time were extremely precocious, physically at least, and I found afterwards abundant verification of my opinion.

Поэтому я решил, что дети этой эпохи отличаются удивительно ранним развитием, по крайней мере, в физическом отношении, и это мое мнение подтвердилось впоследствии множеством доказательств.

“Seeing the ease and security in which these people were living, I felt that this close resemblance of the sexes was after all what one would expect; for the strength of a man and the softness of a woman, the institution of the family, and the differentiation of occupations are mere militant necessities of an age of physical force; where population is balanced and abundant, much childbearing becomes an evil rather than a blessing to the State; where violence comes but rarely and off-spring are secure, there is less necessity — indeed there is no necessity — for an efficient family, and the specialization of the sexes with reference to their children's needs disappears.

При виде довольства и обеспеченности, в которой жили эти люди, сходство полов стало мне вполне понятно. Сила мужчины и нежность женщины, семья и разделение труда являются только жестокой необходимостью века, управляемого физической силой. Но там, где народонаселение многочисленно и достигло равновесия, где насилие — редкое явление, рождение многих детей нежелательно для государства, и нет никакой необходимости в существовании семьи. А вместе с тем и разделение полов, вызванное жизнью и потребностью воспитания детей, неизбежно исчезает.

We see some beginnings of this even in our own time, and in this future age it was complete.

Первые признаки этого явления наблюдаются и в наше время, а в том далеком будущем оно уже вполне укоренилось.

This, I must remind you, was my speculation at the time.

Таковы были мои тогдашние выводы.

Later, I was to appreciate how far it fell short of the reality.

Позднее я имел возможность убедиться, насколько они были далеки от действительности.

“While I was musing upon these things, my attention was attracted by a pretty little structure, like a well under a cupola.

Размышляя так, я невольно обратил внимание на небольшую постройку приятной архитектуры, похожую на колодец, прикрытый куполом.

I thought in a transitory way of the oddness of wells still existing, and then resumed the thread of my speculations.

У меня мелькнула мысль: как странно, что до сих пор существуют колодцы, но затем я снова погрузился в раздумья.

There were no large buildings towards the top of the hill, and as my walking powers were evidently miraculous, I was presently left alone for the first time.

До самой вершины холма больше не было никаких зданий, и, продолжая идти, я скоро очутился один, так как остальные за мной не поспевали.

With a strange sense of freedom and adventure I pushed on up to the crest.

С чувством свободы, ожидая необыкновенных приключений, я направился к вершине холма.

“There I found a seat of some yellow metal that I did not recognize, corroded in places with a kind of pinkish rust and half smothered in soft moss, the arm-rests cast and filed into the resemblance of griffins” heads.

Дойдя до вершины, я увидел скамью из какого-то желтого металла; в некоторых местах она была разъедена чем-то вроде красноватой ржавчины и утопала в мягком мхе; ручки ее были отлиты в виде голов грифонов.

I sat down on it, and I surveyed the broad view of our old world under the sunset of that long day.

Я сел и принялся смотреть на широкий простор, освещенный лучами догоравшего заката.

It was as sweet and fair a view as I have ever seen.

Картина была небывалой красоты.

The sun had already gone below the horizon and the west was flaming gold, touched with some horizontal bars of purple and crimson.

Солнце только что скрылось за горизонтом; запад горел золотом, по которому горизонтально тянулись легкие пурпурные и алые полосы.

Below was the valley of the Thames, in which the river lay like a band of burnished steel.

Внизу расстилалась долина, по которой, подобно полосе сверкающей стали, дугой изогнулась Темза.

I have already spoken of the great palaces dotted about among the variegated greenery, some in ruins and some still occupied.

Огромные старые дворцы, о которых я уже говорил, были разбросаны среди разнообразной зелени; некоторые уже превратились в руины, другие были еще обитаемы.

Here and there rose a white or silvery figure in the waste garden of the earth, here and there came the sharp vertical line of some cupola or obelisk.

Тут и там, в этом огромном, похожем на сад мире, виднелись белые или серебристые изваяния; кое-где поднимались кверху купола и остроконечные обелиски.

There were no hedges, no signs of proprietary rights, no evidences of agriculture; the whole earth had become a garden.

Нигде не было изгородей, не было даже следов собственности и никаких признаков земледелия, — вся земля превратилась в один цветущий сад.

“So watching, I began to put my interpretation upon the things I had seen, and as it shaped itself to me that evening, my interpretation was something in this way. (Afterwards I found I had got only a half-truth — or only a glimpse of one facet of the truth.)

Наблюдая все это, я старался объяснить себе то, что видел, и сделал вот какие выводы из своих наблюдений. (Позже я убедился, что они были односторонними и содержали лишь половину правды.)

“It seemed to me that I had happened upon humanity upon the wane.

Мне казалось, что я вижу человечество в эпоху увядания.

The ruddy sunset set me thinking of the sunset of mankind.

Красноватая полоса на западе заставила меня подумать о закате человечества.

For the first time I began to realize an odd consequence of the social effort in which we are at present engaged.

Я впервые увидел те неожиданные последствия, к которым привели общественные отношения нашего времени.

And yet, come to think, it is a logical consequence enough.

Теперь я прихожу к убеждению, что это были вполне логические последствия.

Strength is the outcome of need; security sets a premium on feebleness.

Сила есть только результат необходимости; обеспеченное существование ведет к слабости.

The work of ameliorating the conditions of life — the true civilizing process that makes life more and more secure — had gone steadily on to a climax.

Стремление к улучшению условий жизни — истинный прогресс цивилизации, делающий наше существование все более обеспеченным, — привело к своему конечному результату.

One triumph of a united humanity over Nature had followed another.

Объединенное человечество поколение за поколением торжествовало победы над природой.

Things that are now mere dreams had become projects deliberately put in hand and carried forward.

То, что в наши дни кажется несбыточными мечтами, превратилось в искусно задуманные и осуществленные проекты.

And the harvest was what I saw!

И вот какова оказалась жатва!

“After all, the sanitation and the agriculture of to-day are still in the rudimentary stage.

В конце концов охрана здоровья человечества и земледелие находятся в наше время еще в зачаточном состоянии.

The science of our time has attacked but a little department of the field of human disease, but even so, it spreads its operations very steadily and persistently.

Наука объявила войну лишь малой части человеческих болезней, но она неизменно и упорно продолжает свою работу.

Our agriculture and horticulture destroy a weed just here and there and cultivate perhaps a score or so of wholesome plants, leaving the greater number to fight out a balance as they can.

Земледельцы и садоводы то тут, то там уничтожают сорняки и выращивают лишь немногие полезные растения, предоставляя остальным бороться как угодно за свое существование.

We improve our favourite plants and animals — and how few they are — gradually by selective breeding; now a new and better peach, now a seedless grape, now a sweeter and larger flower, now a more convenient breed of cattle.

Мы улучшаем немногие избранные нами виды растений и животных путем постепенного отбора лучших из них; мы выводим новый, лучший сорт персика, виноград без косточек, более душистый и крупный цветок, более пригодную породу рогатого скота.

We improve them gradually, because our ideals are vague and tentative, and our knowledge is very limited; because Nature, too, is shy and slow in our clumsy hands.

Мы улучшаем их постепенно, потому что наши представления об идеале смутны и вырабатываются путем опыта, а знания крайне ограниченны, да и сама природа робка и неповоротлива в наших неуклюжих руках.

Some day all this will be better organized, and still better.

Когда-нибудь все это будет организовано лучше.

That is the drift of the current in spite of the eddies.

Несмотря на водовороты, поток времени неуклонно стремится вперед.

The whole world will be intelligent, educated, and co-operating; things will move faster and faster towards the subjugation of Nature.

Весь мир когда-нибудь станет разумным, образованным, все будут трудиться коллективно; это поведет к быстрейшему и полнейшему покорению природы.

In the end, wisely and carefully we shall readjust the balance of animal and vegetable me to suit our human needs.

В конце концов мы мудро и заботливо установим равновесие животной и растительной жизни для удовлетворения наших потребностей.

“This adjustment, I say, must have been done, and done well; done indeed for all Time, in the space of Time across which my machine had leaped.

Это должно было свершиться и действительно свершилось за то время, через которое промчалась моя Машина.

The air was free from gnats, the earth from weeds or fungi; everywhere were fruits and sweet and delightful flowers; brilliant butterflies flew hither and thither.

В воздухе не стало комаров и мошек, на земле — сорных трав и плесени. Везде появились сочные плоды и красивые душистые цветы; яркие бабочки порхали повсюду.

The ideal of preventive medicine was attained.

Идеал профилактической медицины был достигнут.

Diseases had been stamped out.

Болезнетворные микробы были уничтожены.

I saw no evidence of any contagious diseases during all my stay.

За время своего пребывания там я не видел даже и признаков заразных болезней.

And I shall have to tell you later that even the processes of putrefaction and decay had been profoundly affected by these changes.

Благодаря всему этому даже процессы гниения и разрушения приняли совершенно новый вид.

“Social triumphs, too, had been effected.

В общественных отношениях тоже была одержана большая победа.

I saw mankind housed in splendid shelters, gloriously clothed, and as yet I had found them engaged in no toil.

Я видел, что люди стали жить в великолепных дворцах, одеваться в роскошные одежды и освободились от всякого труда.

There were no signs of struggle, neither social nor economical struggle.

Не было и следов борьбы, политической или экономической.

The shop, the advertisement, traffic, all that commerce which constitutes the body of our world, was gone.

Торговля, промышленность, реклама — все, что составляет основу нашей государственной жизни, исчезло из этого мира Будущего.

It was natural on that golden evening that I should jump at the idea of a social paradise.

Естественно, что в тот золотистый вечер я невольно счел окружающий меня мир земным раем.

The difficulty of increasing population had been met, I guessed, and population had ceased to increase.

Опасность перенаселения исчезла, так как население, по-видимому, перестало расти.

“But with this change in condition comes inevitably adaptations to the change.

Но изменение условий неизбежно влечет за собой приспособление к этим изменениям.

What, unless biological science is a mass of errors, is the cause of human intelligence and vigour?

Что является движущей силой человеческого ума и энергии, если только вся биология не представляет собой бесконечного ряда заблуждений?

Hardship and freedom: conditions under which the active, strong, and subtle survive and the weaker go to the wall; conditions that put a premium upon the loyal alliance of capable men, upon self-restraint, patience, and decision.

Только труд и свобода; таковы условия, при которых деятельный, сильный и ловкий переживает слабого, который должен уступить свое место; условия, дающие преимущество честному союзу талантливых людей, умению владеть собой, терпению и решительности.

And the institution of the family, and the emotions that arise therein, the fierce jealousy, the tenderness for offspring, parental self-devotion, all found their justification and support in the imminent dangers of the young. NOW, where are these imminent dangers?

Семья и возникающие отсюда чувства: ревность, любовь к потомству, родительское самоотвержение — все это находит себе оправдание в неизбежных опасностях, которым подвергается молодое поколение. Но где теперь эти опасности?

There is a sentiment arising, and it will grow, against connubial jealousy, against fierce maternity, against passion of all sorts; unnecessary things now, and things that make us uncomfortable, savage survivals, discords in a refined and pleasant life.

Уже сейчас начинает проявляться протест против супружеской ревности, против слепого материнского чувства, против всяческих страстей, и этот протест будет нарастать. Все эти чувства даже теперь уже не являются необходимыми, они делают нас несчастными и, как остатки первобытной дикости, кажутся несовместимыми с приятной и возвышенной жизнью.

“I thought of the physical slightness of the people, their lack of intelligence, and those big abundant ruins, and it strengthened my belief in a perfect conquest of Nature.

Я стал думать о физической слабости этих маленьких людей, о бессилии их ума и об огромных развалинах, которые видел вокруг. Все это подтверждало мое предположение об окончательной победе, одержанной над природой.

For after the battle comes Quiet.

После войны наступил мир.

Humanity had been strong, energetic, and intelligent, and had used all its abundant vitality to alter the conditions under which it lived.

Человечество было сильным, энергичным, оно обладало знаниями; люди употребляли все свои силы на изменение условий своей жизни.

And now came the reaction of the altered conditions.

А теперь измененные ими условия оказали свое влияние на их потомков.

“Under the new conditions of perfect comfort and security, that restless energy, that with us is strength, would become weakness.

При новых условиях полного довольства и обеспеченности неутомимая энергия, являющаяся в наше время силой, должна была превратиться в слабость.

Even in our own time certain tendencies and desires, once necessary to survival, are a constant source of failure.

Даже в наши дни некоторые склонности и желания, когда-то необходимые для выживания человека, стали источником его гибели.

Physical courage and the love of battle, for instance, are no great help — may even be hindrances — to a civilized man.

Храбрость и воинственность, например, не помогают, а скорее даже мешают жизни цивилизованного человека.

And in a state of physical balance and security, power, intellectual as well as physical, would be out of place.

В государстве же, основанном на физическом равновесии и обеспеченности, превосходство — физическое или умственное — было бы совершенно неуместно.

For countless years I judged there had been no danger of war or solitary violence, no danger from wild beasts, no wasting disease to require strength of constitution, no need of toil.

Я пришел к выводу, что на протяжении бесчисленных лет на земле не существовало ни опасности войн, ни насилия, ни диких зверей, ни болезнетворных микробов, не существовало и необходимости в труде.

For such a life, what we should call the weak are as well equipped as the strong, are indeed no longer weak.

При таких условиях те, кого мы называем слабыми, были точно так же приспособлены, как и сильные, они уже не были слабыми.

Better equipped indeed they are, for the strong would be fretted by an energy for which there was no outlet.

Вернее, они были даже лучше приспособлены, потому что сильного подрывала не находящая выхода энергия.

No doubt the exquisite beauty of the buildings I saw was the outcome of the last surgings of the now purposeless energy of mankind before it settled down into perfect harmony with the conditions under which it lived — the flourish of that triumph which began the last great peace.

Не оставалось сомнения, что удивительная красота виденных мною зданий была результатом последних усилий человечества перед тем, как оно достигло полной гармонии жизни, — последняя победа, после которой был заключен окончательный мир.

This has ever been the fate of energy in security; it takes to art and to eroticism, and then come languor and decay.

Такова неизбежная судьба всякой энергии. Достигнув своей конечной цели, она еще ищет выхода в искусстве, в любви, а затем наступает бессилие и упадок.

“Even this artistic impetus would at last die away — had almost died in the Time I saw.

Даже эти художественные порывы в конце концов должны были заглохнуть, и они почти заглохли в то Время, куда я попал.

To adorn themselves with flowers, to dance, to sing in the sunlight: so much was left of the artistic spirit, and no more.

Украшать себя цветами, танцевать и петь под солнцем — вот что осталось от этих стремлений.

Even that would fade in the end into a contented inactivity.

Но и это в конце концов должно было смениться бездействием.

We are kept keen on the grindstone of pain and necessity, and, it seemed to me, that here was that hateful grindstone broken at last!

Все наши чувства и способности обретают остроту только на точиле труда и необходимости, а это неприятное точило было наконец разбито.

“As I stood there in the gathering dark I thought that in this simple explanation I had mastered the problem of the world — mastered the whole secret of these delicious people.

Пока я сидел в сгущавшейся темноте, мне казалось, что этим простым объяснением я разрешил загадку мира и постиг тайну прелестного маленького народа.

Possibly the checks they had devised for the increase of population had succeeded too well, and their numbers had rather diminished than kept stationary.

Возможно, они нашли удачные средства для ограничения рождаемости, и численность населения даже уменьшалась.

That would account for the abandoned ruins.

Этим можно было объяснить пустоту заброшенных дворцов.

Very simple was my explanation, and plausible enough — as most wrong theories are!

Моя теория была очень ясна и правдоподобна — как и большинство ошибочных теорий!