|
I общество, вышедшее из войны
ОГЛАВЛЕНИЕ Введение 3
Часть I Общество, вышедшее из войны
1. Послевоенное общество как социально-психологический
феномен 18
Новый социум: фронтовики 28
«Война окончена — теперь можно по домам!»:
репатриированные, эвакуированные, мобилизованные 37
4.«Опьянение победой»: послепобедные настроения 46
Часть II Стратегия выживания
Послевоенная повседневность 55
«Закончится война — колхозы распустят»: ожидания крестьянства
и государственная политика 61
Голодные годы: настроения населения в связи с продовольственным кризисом и голодом 1946-1947 гг 69
Люди и деньги: политика государства в области финансов
и поведение населения 78
5.Послевоенная преступность: мифы и реальность 89
Часть III Иллюзии либерализации
Оживление религиозности: народ, церковь, власть 102
«Все на выборы!»: советская демократия
в восприятии современников 111
3. «Орден меченосцев?»: положение в партии
и настроения коммунистов 120
Война и мир: внешняя политика глазами народа 127
Молодежь и молодежная фронда 136
«Надо что-то делать»: ожидания интеллигенции
и идеи-одиночки 154
229 Часть IV Власть и общественное мнение
1. «Вы — моя последняя надежда...»: практика работы
с письмами граждан 171
Народ, власть, интеллигенция 181
«Суды чести» — новая форма «воспитания» интеллигенции 187
«Творческие» дискуссии как форма работы
с общественным мнением 192
Репрессивная волна 1949-1953 гг 198
«Кто виноват?» или «что мешает?»: эволюция массового сознания
и общественной мысли 209
«Двуликий Янус»: общественное мнение в условиях диктатуры
(вместо заключения) 220
Указатель имен 224
Елена Зубкова
ПОСЛЕВОЕННОЕ СОВЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО: ПОЛИТИКА И ПОВСЕДНЕВНОСТЬ. 1945-1953
Монография посвящена изучению российского (советского) общества в кризисной ситуации перехода от войны к миру, его мобилизационных возможностей, механизма взаимодействия общества и власти. Исследование, основанное на большом комплексе архивных источников, фокусируется на общественных настроениях, отражающих отношение общества в целом и его отдельных групп к политике властей (политическим кампаниям, внешнеполитическим акциям, способам решения продовольственной, жилищной и других проблем). В монографии представлен механизм функционирования общественного мнения — не официально тиражируемого мнения, а того, что складывалось из причудливого переплетения официальных установок и разного рода слухов и домыслов.
ВВЕДЕНИЕ Сколько уже было сказано и написано о загадочной русской душе, особом русском характере и вообще об особенностях поведения и мышления русских людей. Для одних Россия была загадочным сфинксом, для других —чудовищным монстром, но и те, и другие стремились понять, что же представляет собой русский феномен- Этот интерес всегда имел некий практический смысл — независимо от того, шел ли он от раздумий над книгами Достоевского или питался страхами перед «империей зла». Последнее чаще было решающим, потому что после распада Советского Союза интерес к России стал угасать. И произошло это в тот момент, когда впервые за многие десятилетия появилась реальная возможность без предвзятости и политических пристрастий, а главное, с документами в руках, наконец, всерьез заняться изучением советского общества.
Советская история как будто бы закончилась, обретя конкретные хронологические очертания (1917-1991 гг.). Но психологически мы еще продолжаем жить а Советском Союзе, оставаясь по сути (хотя и не все, конечно) советскими людьми. Большинство ныне живущих россиян родились и обрели свой социальный статус в советский период. Пожилые люди пережили войну, Сталина, Хрущева, других лидеров страны и имеют свое представление об этом времени. Их личные впечатления и жизненный опыт представляют собой огромный банк социальной памяти, который не только хранит в себе ключ к пониманию прошлого, но и помогает прогнозировать настоящее. Может ли историк пройти мимо этой «субъективной», а точнее «живой» истории, даже если он занимается, казалось бы далекими от субъективных восприятий сюжетами (например историей экономики, международных отношений, политической стратегии и тд.)?
После того, как социальная история пережила своего рода «бум», уже нет необходимости доказывать, что умонастроения и психологические ориентации людей являются самостоятельным фактором политического или экономического развития, поскольку они влияют на особенности социального поведения и в значительной степени определяют механизм принятия решений, в том числе и во властных структурах. ,В то же время существует определенный стереотип восприятия советского общества ста^ линского периода как общества почти безмолвствующего или не имеющего своего мнения, отличного от того, что навязывалось официальной пропагандой. Этот стереотип действует не только в отношении России 30-50-х гг., но имеет и более широкое хождение.
Известный немецкий социолог Элизабет Ноэль- Нойман в предисловии к русскому изданию своей книги написала: «Представление, что в тоталитарных государствах нет общественного мнения, получило широкое распространение. Н<> это ошибка, следствие ужасного заблуждения»1. Любой политический режим, даже диктаторский, не может существовать без под-
3
держки общественного мнения. Сталинский режим тоже весьма эффективно использовал различные механизмы воздействия на сознание граждан — от пропаганды до террора — чтобы сформировать в обществе соответствующие настроения, работающие на поддержание авторитета режима. Но возникает вопрос: можно ли считать эти настроения общественным мнением?
Споры вокруг понятия «общественное мнение» ведутся уже не одно десятилетие. В вышедшей в 1965 г. книге Г.Чилдса приводится более 50 определений этого понятия2, но до сих пор появляются его новые интерпретаций. Определение «общественное» может выступать в одном случае как синоним «публичного», «открытого» (противоположность частного, приватного), а в другом случае сводится к «общественно значимому» (общественному интересу). Э.Ноэль-Нойман одной из первых обратила внимание на социально-психологическую функцию общественного мнения, которая оказывает воздействие на поведение человека и способы выражения им своих мыслей и эмоций. На основе конкретных исследований она доказала^ что в массе своей люди высказываются публично, если не чувствуют угрозы изоляции, т.е., если их мнение разделяется другими. Поэтому общественное мнение, с точки зрения Ноэль- Нойман, — это мнение, которое человек высказывает публично, вслух, в присутствии других людей, не боясь оказаться в изоляции. Именно в такой интерпретации общественное мнение рассматривается и мною.
Если общественное мнение в открытом, демократическом обществе давно находится в фокусе внимания как социологов, так и историков, то изучение этого феномена в условиях диктатуры по сути только начинается. Между тем вопрос о механизмах формирования и функционирования общественного мнения в закрытых обществах является принципиальным для понимания всей системы отношений, которая существует в этих обществах между народом и властью.
Послевоенный период, особенно первые два-три года после окончания воины, представляет собой один из ключевых этапов в развитии советской системы и советского общества. Послевоенные годы оставили практически без изменений- политическую и экономическую систему СССР, однако в обществе в это время происходили большие перемены, связанные с формированием комплекса надежд и ожиданий после победоносного завершения войны. Эти ожидания создавали особый психологический настрой послевоенных лет, их неповторимое своеобразие, колорит. Многие из этих ожиданий, связанные прежде всего с надеждами на либеральную трансформацию сталинского режима, оказались не более, чем иллюзией. Но и эти иллюзии были реальностью послевоенного бытия, одной из составляющих стратегии выживания. Для большинства советских людей период мира в смысле выживания оказался не менее сложным, чем время войны. Послевоенная ситуация вносила свои коррективы в систему ценностей и ожиданий, которые сформировались в предвоенные и военные годы, расставляла свои приоритеты в реализации интересов различных категорий
4
населения, влияла на характер отношений между народом и государственной властью.
Отношение людей к власти, ее решениям, а также носителям этой власти, т.е. политика в субъективном преломлении, является одной из центральных проблем этой книга. Вместе с тем политические настроения и политическое поведение людей не существуют вне зависимости от социального контекста. Скорее даже напротив, политика постоянно испытывает на себе давление повседневности, текущих и даже вполне бытовых потребностей людей. История знает немало примеров, когда политические катаклизмы начинались на, казалось бы, исключительно бытовой почве — будь то перебои с продовольственным снабжением или неожиданное повышение цен. Здесь взаимообусловленность политики и повседневности выступает как очевидность. Менее очевидна другая зависимость, когда власть, ее политика формируют повседневное поведение людей и восприятие ими бытовых проблем, добиваясь общественного согласия и лояльности по отношению к самой себе. В реальной жизни, в жизни конкретного человека границы политики и повседневности почти всегда проницаемы, они задаются содержанием и характером вопросов, которые человек ставит или пытается решить. Какой будет жизнь после1 войны? Что станет с колхозами? Как будет разрешен продовольственный и жилищный кризис? Наступит ли желанная свобода? В мае 1945 года именно эти вопросы волновали если не общество в целом, то во всяком случае вызывали устойчивый общественный интерес.
Май 1945 г. и март 1953 г. — две рубежные вехи, связанные не только с развитием внутриполитических процессов (начальная хронологическая грань относится к концу Великой Отечественной войны, а конечная определяется завершением целого этапа в жизни страны, связанного с именем Сталина). 1945 и 1953 годы важны прежде всего как переломные годы в развитии общественных настроений и комплексов надежд — с этой точки зрения они и рассматриваются в данной книге. Она написана главным образом на материалах России и не учитывает особенностей развития послевоенных процессов в регионах. Обращение к проблемам регионального (национального) развития является большой и самостоятельной темой исследования, беглый обзор которой вряд ли был бы уместен»
Что касается изучения советского периода, то здесь исследования социально-психологической или культур-антропологической направленности только начинают заявлять свои позиции. До недавнего"времени существо-'' вала устойчивая историографическая традиция, отдающая приоритет исто-рико-политологическим исследованиям. В этих работах советская история была представлена главным образом как результат изолированных действий «верхов», тогда как умонастроения и особенности восприятия рядовых граждан оставались в основном достоянием дневниковых наблюдений, путевых записок и мемуаров.
Были попытки историко-философского осмысления феномена советского человека, особенностей его взаимоотношений с властью. Александр
5 Зиновьев ввел в обиход понятие «гомо советикус»3, а Михаил Геллер размышлял в русле идеи «машина и винтики»4. Однако конкретных Исследований, изучающих настроения, стереотипы мышления, особенности поведения советских людей, по-прежнему не было. Лишь в последние годы появились интересные работы, посвященные революции, Гражданской войне, периоду 20-х и 30-х годов5. Советскому обществу послевоенного времени в этом смысле «повезло» гораздо меньше.
Одной из главных причин сложившейся ситуация был ограниченный доступ к источникам, содержащим информацию историко-ментального порядка. С конца 20-х до конца 50-х годов в СССР не функционировали публичные социологические службы, вся информация о настроениях населения была отнесена к категории секретной. Поэтому те, кто хотел изучать историю советского общества 30-50-х годов, не имели в своем распоряжении ни данных социологических опросов, ни мониторингов общественного мнения. Секретные материалы о настроениях населения вплоть' до начала 90-х годов были совершенно недоступны. Только во второй половине 90-х гг. появились первые публикации ранее секретных документов, характеризующих общественные настроения в советское время: информационные сводки ВЧК—ОГПУ, партийных органов, письма и т.д.^ Однако все они ограничены довоенным или военным периодом. Документальные публикации, посвященные общественным настроениям послевоенного времени, тоже существуют, но они носят эпизодический характер и не представляют какого-либо единого комплекса7.
Период 1945-1953 гг. только начинает разрабатываться социальными историками. Большинство исследований, посвященных этому времени носит, между тем, историко-политологическую направленность и посвящено деятельности властных структур в целом или отдельных советских лидеров8. Правда, еще в 1976 г. увидела свет монография Веры Данхэм, анализирующая систему ценностей советского среднего класса и особенности его взаимоотношений с властью (на примере художественной литературы), но эта во многом новаторская работа, к сожалению, мало известна российскому читателю9. Вопреки расхожему мнению о всеподавляющей системе страха и террора как главного регулятора общественных отношений в СССР, автор книги вышла на широкий спектр реальных ценностей и механизмов поведения, на которых строился советский режим. Данхэм на звала эту систему отношений (между средним классом общества и властью) «большой сделкой» (Big Deal), которая придавала системе стабильность и устойчивость.
В вышедшей в 1995 г. книге Н.В.Романовского «Лики сталинизма» есть специальная глава, анализирующая процессы, которые происходили после войны в советском обществе10. Проблемы влияния войны на различные стороны жизни Советского Союза, в том числе и на советское общество, исследуются и в других работах11. Однако, эти работы посвящены главным образом тем изменениям, которые происходили в демографическом и социальном составе населения СССР после войны, и не затрагивают (или
6 затрагивают лишь косвенно) тему общественных настроений. Исследования, изучающие эту проблему на материале послевоенных лет пока единичны12 Даже в обобщающем двухтомном труде «Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал» (М., 1998); содержащем немало новационных моментов, нет очерка, посвященного общественному мнению, а авторы отдельных сюжетов, если и обращаются к теме общественных настроений, то используют их в лучшем случае как иллюстративный материал.
Не занимались всерьез этой проблемой, как правило, и авторы работ, изучающих отдельные социальные группы советского общества в послевоенный период, хотя ими собран большой фактический материал, являющийся необходимой предпосылкой для осуществления такого рода исследований. Особенно интенсивно разрабатывается история крестьянства (в контексте развития аграрной политики)13 и интеллигенции, в том числе и в плане изменения умонастроений представителей этой социальной категории. Проблемы интеллигенции исследуются в контексте общей культурной политики, а также как история инакомыслия в СССР14. В последние годы появились интересные исследования, посвященные отдельным проблемам истории послевоенного периода, например, голоду 1946-1947 гг.15, феномену ГУЛАГа16, развитию военно-промышленного комплекса17. Существенный вклад в понимание особенностей развития советского общества в послевоенный период вносят специалисты, занимающиеся историей холодной войны и международных отношений, которые по-своему влияли на жизнь внутри страны18. :
В книге использован также опыт изучения послевоенного общества в других странах, прежде всего в Германии, где исследования этой направленности имеют уже давнюю и устойчивую традицию19.
Чтобы изучать общественные настроения, нужна соответствующая ие-точниковая база. В данной работе она представлена главным образом дву-^ мя категориями источников. Первая включает в себя так называемые документы личного происхождения — дневники, мемуары, переписку. Большая часть дневников и мемуаров принадлежит нашим соотечественникам20^ но не меньший интерес для исследования представляют и наблюдения иностранцев, представляющие в данном случае взгляд на жизнь советских людей «извне»21.
В работе использованы также различные документы эгшстолярного жанра: 1) письма граждан в Центральный Комитет ВКП(б)-КПСС; 2) письма, направленные в Приемную Президиума Верховного Совета СССР; 3) письма из личного * секретариата АА.Андреева, К.Е.Ворошилова, В.М.Молотова; 4) письма в издательства газет и на радио; 5) материалы перлюстрации частной переписки, подготовленные отделом Военной цензуры наркомата (министерства) государственной безопасности за 1945-1946 гг. Последние не в полной мере могут считаться материалами личного происхождения, поскольку представляют собой выдержки из частной переписки, направляемые в порядке информации о настроениях граждан органами госбезопасности в Центральный Комитет ВКП(б).
7 Мемуары, дневники, письма дополняет другая большая группа источников, которая является основной и наиболее информативной. Это материалы официального происхождения, содержащие информацию о настроениях различных категорий населения. Комплекс источников данной группы рассредоточен по разным архивам и архивным фондам. В работе над книгой использованы материалы следующих архивов: РГАСПИ (фонд ЦК ВКП(6)^-КПСС, секретариата, оргбюро, техсекретариата, отделов и управлений), ГА РФ (фонды Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР, Прокуратуры СССР, НКВД СССР, Совета по делам Русской православной церкви, Центрального внутрисоюзного радиовещания), ЦАДМО (фонд ЦК ВЛКСМ, бюро, отраслевых отделов), ЦАОДМ (фонд Московского комитета ВКП(б)-КПСС), РГАНИ (фонд ЦК КПСС).
Публичных социологических опросов в 40-е и первой половине 50-х годов действительно не проводилось, однако это не означает, что власти вообще не интересовались умонастроениями граждан. Напротив, такого рода информация «отслеживалась» достаточно регулярно и докладывалась представителям власти, как местной, так и центральной. Сбором информации о настроениях населения занимались в той или иной форме различные государственные и общественные организации, но главными структурами, для которых такого рода деятельность была обязательной и постоянной, были партийные органы и специальные подразделения органов внутренних дел и государственной безопасности. В данной работе будет представлен комплекс источников о настроениях населения, который сложился в аппарате ЦК ВКП(б)-КПСС и других ведомствах за период 1945-1953 гг.*
Особенности советской политической системы предопределили особое место Центрального Комитета партии, его аппарата в структуре информационного обеспечения. Вся система получения информации в СССР была строго централизована и в конечном счете «замыкалась» на ЦК ВКП(б) независимо от характера и содержания информации (за исключением особых случаев). Поэтому документы партийных архивов представляют собой уникальные комплексы источников самого разнообразного профиля. В фондах ЦК ВКЩ6) находятся следующие разновидности источников, содержащие информацию о настроениях населения: 1) информационные сводки отделов ЦК ВКП(б); 2) докладные записки инспекторов ЦК ВКП(б) о положении в регионах; 3) информационные материалы и отчеты местных партийных органов'(главным образом, обкомов); 4) перечни вопросов, задаваемых слушателями во время лекций и собраний); 5) материалы обсуждений партийных и правительственных решений среди населения (стенограммы собраний, информационные сводки, письма, сводки писем); б) информационные записки о настроениях населения, поступающие из других государственных ведомств и общественных организации.
Насколько информация об общественных настроениях, представленная в этих источниках, является репрезентативной для проведения корректного исторического исследования? Даже социологические опросы не дают достаточно полной картины общественного мнения: степень репрезента-
8 тивности в данном случае зависит от величины выборки, содержания вопросов, механизма сбора информации и т.п. Точно так же степень достоверности информации, полученной партийными органами, определяется несколькими факторами: каналами поступления информации, выборкой (например, по регионам), содержанием первичной информации, характером обработки первичной информации при составлении итогового документа (принципами систематизации и отбора).
Информация о настроениях населения поступала в ЦК ВКП(б) главным образом по трем каналам: 1) от партийных органов; 2) от государственных органов и общественных организаций; 3) от частных яиц. В качестве информаторов по «партийной линии» выступали секретари обкомов и горкомов, уполномоченные Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), информаторы отделов ЦК на местах. Сбором такого рода информации в ЦК занимались в основном два отдела — пропаганды и агитации и организационно-инструкторский (в 1946 г. последний был преобразован в Управление по проверке партийных органов, а в 1948 г. — Отдел партийных, профсоюзных и комсомольских органов). Наиболее полную информацию с мест получал организационно-инструкторский отдел (и его последующие модификации), при отделе работал специальный сектор партийной-информации. Сотрудники данного сектора (как это видно уже из названия) занимались сбором информации и составлением информационных сводок, которые потом докладывались руководству. Обычно сектор работал на уровне обкомов и горкомов крупных городов (Москвы, Ленинграда и некоторых других). Для получения оперативной информации практиковался опрос руководителей областей по телефону. Данные этого опроса впоследствии оформлялись в виде итоговой сводки. Методом телефонного опроса собирались, например, сведения о настроениях населения в период подготовки к выборам 1946 г., об Отношении людей к повышению пайковых цен 1946 г. и денежной реформе 1947 г. «Телефонная» информация являлась лаконичной, без подробностей и главным образом лояльной по содержанию. Кроме того, итоговые сводки, составленные по результатам телефонных опросов, не Позволяют определить принципы отбора первичной информации, поскольку первоисточник отсутствует.
Более содержательными являются информационные материалы, поступавшие в ЦК ВКП(б) из обкомов. Полностью этот комплекс источников не сохранился, поскольку информация, отраженная в обкомовских материалах, использовалась для составления итоговых сводок. Среди сохранившейся части материалов обкомов встречаются документы, специально посвященные настроениям населения, однако преобладает информация отчетного характера: о пленумах, партактивах, итогах выполнения планов или сборе урожая. Аналогичным образом организованы и итоговые сводки: информация о настроениях населения присутствует в них эпизодически и имеет подчиненное значение. Исключение составляли случаи, когда такого рода информация «заказывалась» сверху: тогда появлялись специальные сводки «о настроениях» (обычно они посвящались какому-либо конкретному событию или политической кампании).
9 Иногда сотрудники сектора партийной информации на основе материалов, полученных из обкомов, по собственной инициативе привлекали внимание партийного руководства к существованию той или иной проблемы. Как правило, это свидетельствовало о том, что около этой проблемы начинала складываться непрогнозируемая ситуация. Так было, например, сразу после окончания войны, когда на ряде заводов, где работали эвакуированные рабочие, возникли настроения недовольства, связанные с нежеланием администрации предприятий отпустить рабочих на прежнее место жительства. Проблема эвакуированных в течение нескольких месяцев присутствовала в информационных сводках ЦК.
Главными источниками информации для обкомов были сведения, полученные от городских и районных комитетов партии. Те, в свою очередь, имели своих информаторов в низовых партийных организациях. Обычно о состоянии дел в той или иной партийной организации, а вместе с тем и на предприятии, в колхозе, в районе и городе, Вышестоящие партийные инстанции информировал секретарь партийного комитета. Однако почти на каждом крупном предприятии существовал и так называемые внештатные информаторы, которые осуществляли свою деятельность «на общественных началах». Эти «общественники» иногда работали в контакте с партийной организацией предприятия, но иногда предпочитали информировать горком о положении дел на предприятии, минуя партком. Подобная ситуация провоцировала конфликты между секретарями парткомов и внештатными информаторами22. Информаторов на одном заводе могло быть несколько — один общезаводской и цеховые. Это были своего рода «глаза и уши партии», главные источники информации о настроениях в рабочей среде. Не случайно часто в роли внештатных информаторов выступали сотрудники спецотделов. Таким образом «по цепочке» — от цехового информатора до секретаря обкома — в ЦК ВКП(б) поступали сведения не только о жизни партийных организаций, но и о частных разговорах, беседах в кругу коллег, слухах и толках.
Информаторы — штатные и добровольные — существовали везде: на заводах ив колхозах, в учебных заведениях и академических институтах. Они присутствовали даже в очередях за хлебом. В народе их часто называли иначе — «стукачами», «доносчиками». В официальных партийных доку-ментах слово «донос» не употреблялось, предпочитали говорить о «сигналах». В советских политических условиях, когда отсутствовали свобода слова и публичная оппозиция правящему режиму, такого рода «сигналы» часто выполняли функцию контроля над аппаратом и являлись источником непрофильтрованной информации, в том числе и о настроениях населения. Столь же часто «сигналы» становились средством для сведения личных счетов, превращаясь в данном случае в тривиальный донос. В конце 40-х годов волна доносительства буквально захлестнула центральный аппарат главного партийного органа: секретариат и оргбюро ЦК ВКП(б) занимались почти исключительно персональными делами, т.е. делами, связанными с так называемым «недостойным поведением» отдельных ком-
10 мунистов. Рассматривались даже анонимные заявления, чего раньше в практике ЦК не было. На доносах в немалой степени строили свою дея тельность и такие ведомства, как министерства внутренних дел и государ ственной безопасности23. ;
Далеко не все «сигналы», поступающие в ЦК ВКП(б), становились предметом специального разбирательства, большинство из них переправлялись на рассмотрение местных партийных органов. Но иногда по «сигналу»: назначалась специальная проверка (комиссия) ЦК ВКП(б), которая должна была подтвердить или опровергнуть сведения, содержащиеся в письме-обращении или письме-жалобе. В этом случае по письму принималось специальное решение ЦК (обычно решение секретариата).
Помимо партийных каналов и «сигналов» от частных лиц информация о настроениях в обществе поступала в ЦК ВКП(б) от государственных и общественных организаций. В их числе НКВД (МВД) СССР, МГБ СССР, Главное Политическое Управление Советской армии и Военно-Морского флота, ЦК ВЛКСШ, ВЦСПС, Прокуратура СССР и другие. Наиболее ин формативными в данном случае являются материалы органов государст венной безопасности — докладные записки и сводные документы, подго товленные по результатам перлюстрации частной переписки, in
В территориальных управлениях МГБ, занимавшихся перлюстрацией, деятельность военной цензуры возглавлял отдел «В», в составе которого было три подразделения — военной цензуры, политического контроля (ПК) и международное отделение. Сотрудники отделения военной цензуры занимались перлюстрацией писем военнослужащих и адресованных им. Отделение ПК контролировало всю остальную частную корреспонденцию, за исключением писем, направляемых за рубеж и получаемых оттуда (последними занималось международное отделение). Политический контроль был избирательным, но, как свидетельствует один из цензоров МГБ, примерно 80% писем проходило соответствующую проверку2^ Существовали специальные списки людей, корреспонденция которых перлюстрировалась в обязательном порядке. В остальных случаях действовал такой принцип отбора: «Это были прежде всего письма без адресов или напечатанные на машинке (предполагалось, что таким образом человек намеревался скрыть свой почерк), письма, посланные до востребования (считалось; что с целью не раскрывать адрес), отбирались заказные письма с искаженным почерком и, наоборот, написанные чересчур четко или печатным почерком»2^. Военной цензурой задерживались письма от родных военнослужащим, в которых сообщалась «нежелательная информация»: о продовольственных и других трудностях, голоде, разрухе, очередях. Подобная информация, — говорилось в специальной инструкции, — может повлиять «на душевно-психическое и моральное состояние военнослужащего»26.
В 2Q-e годы существовала практика, когда органы ОГПУ на основе данных своих Источников регулярно информировали ЦК ВКП(б) о состоянии умов общества, настроениях отдельных его групп. В дальнейшем такого рода информация в партийные органы стала поступать все реже, без ка-
11 кой-либо установленной периодичности. Тем не менее сводки органов МГБ о настроениях населения, подготовленные в том числе и по материалам перлюстрации частной переписки, встречаются в фонде ЦК ВКП(б) и за послевоенный период. Использование этих материалов в комплексе с документами партийного происхождения позволяет сравнивать информацию о настроениях, полученную по этим двум каналам. Характер информации отражает интересы различных ведомств: информаторы органов госбезопасности обращают внимание прежде всего на наличие крамолы в обществе, настроений недовольства, тогда как информаторы партийных органов фиксируют эти настроения в совокупности с другими, абсолютно лояльными. В случае* если содержание информации, поступивший от органов МГБ и по партийным каналам совпадает, есть все основания считать ее в высокой степени достоверной.
В перекрестном исследовании нуждаются и материалы партийного про исхождения. Так, сведения, содержащиеся в отчетах обкомов, не всегда адекватно отражают картину жизни в регионах и могут быть сопоставимы, например, с докладными записками уполномоченных Комиссии партий ного контроля при ЦК ВКП(б) или инспекторов ЦК по соответствующему региону, т.е. должностных лиц, которые не зависели от местного партий ного руководства и подчинялись непосредственно ЦК ВКП(б). Степень достоверности информации, полученной в результате инспекторской про верки («из первых рук»), в целом была выше, чем материалов, собранных в обкоме «по цепочке» и обкомовским аппаратом соответствующим обра зом обработанных. На каждом уровне — от информатора первичной парт организации до отдела ЦК ВКП(б) —происходило обобщение полученной информации и какая-то ее часть неизбежно утрачивалась.
Материалы отделов ЦК ВКП(б) дают представление о механизме обработки полученной информации, принципах систематизации фактических данных и формулировке итоговых выводов, которые докладывались непосредственно руководству (секретарям ЦК и лично Сталину). Сравнение первичного (подготовленного аппаратом отделов) и итогового документов позволяет судить о степени информированности высшего руководства, содержании доложенной информации, ее адекватности действительному положению вещей. В конечном счете именно информация, поступающая наверх, влияла на характер принимаемых решений, что превращало работу аппарата в действующий фактор реальной политики.
Обычно отделами ЦК готовилось несколько вариантов одного документа. Корректировал первоначальный текст руководитель отдела, иногда документ направлялся на доработку в отдел после замечаний секретаря ЦК. Обработка информации в отделах осуществлялась главным образом по двум принципам; 1) обобщение первичной информации, ликвидация повторов, подготовка сводных данных; 2) отказ от информации, признанной «нежелательной» или «лишней». Во втором случае речь могла идти как о сведениях, служащих иллюстрацией к уже изложенному («лишние подробности»), так и данных, изымаемых из текста по «поли-
12 тическим» и иным соображениям, что уже являлось утаиванием информации (дезинформацией).
Например, решение о повышении пайковых цен (т.е. цен на продукты, отпускаемые по карточкам) в сентябре 1946 г. активно обсуждалось как в партийных кругах, так и среди населения. Только на партийных активах Москвы, посвященных этому событию, было задано более 800 вопросов. В итоговую сводку вопросов, подготовленную аппаратом ЦК ВКП(б) по ре зультатам партактивов в разных городах и регионах СССР, был включен 61 вопрос. Непосредственно для Сталина был подготовлен документ, со стоящий из 33 вопросов. В данном случае аппарат ЦК провел системати зацию первичной информации, и Сталину были доложены вопросы, кото рые задавались наиболее часто и являлись типичными (на какой срок ус танавливаются новые цены, чем вызвано их повышение, не является ли повышение цен признаком подготовки к новой войне, насколько целесо образен в условиях продовольственного дефицита экспорт хлеба в другие страны и т.д.)
Степень достоверности и полноты информации, представленной в итоговых сводках о настроениях населения, зависела от характера самого документа: он мог быть общего содержания (например, регулярная информационная сводка, подготовленная на основе обобщения информации обкомов) и тематическим, т.е. посвященным конкретному вопросу, как правило какой-либо политической кампании. Если документ носил «кампанейский» характер, то его главная цель заключалась прежде всего в демонстрации «всенародной поддержки», а негативные мнения и оценки, если они включались в сводку, представлялись в виде «отдельных эпизодов». Регулярные информационные сводки содержали более полную информацию, а настроения, представленные в них, можно условно разделить на три группы: 1) настроения поддержки и одобрения; 2) проблемная группа (когда люди высказывались о своих проблемах, носящих, как правило, неполитических характер); 3) критические настроения (обычно именуемые «нездоровыми», «антисоветскими», «враждебными» и т.д.). По форме выражения эти настроения выступают в виде мнений (высказываний, суждений), слухов, вопросов. Настроения, зафиксированные в форме мнений и суждений, обычно характерны для первой и третьей группы (т.е. для одобрительных и критических настроений). Слухи присутствуют во второй и третьей группах. Настроения, выраженные в форме вопросов, в этом смысле универсальны, более того, они, наряду со слухами, являлись в то время самой распространенной формой выражения общественных эмоций, надежд, умозаключений.
О настроениях в партийной среде наряду с информационными сводками дают представления и другие источники, например, материалы обсуждения различных политических решений (стенограммы собраний партийных организаций, письма в партийные органы, сводки предложений и замечаний на партийные документы). Достаточно информативный комплекс источников представляют собой, например, материалы философской дис-
13 куссии 1947 г., обсуждения Закрытого письма ЦК ВКП(б) по делу Н.Г.Клюевой и Г.И.Роскина, предложения и замечания на документы, подготовленные к XIX съезду партии и др.
Общественные настроения послевоенного времени, таким образом, нашли отражение, в различных разновидностях документов официального происхождения. Наиболее информативными в данном случае являются информационные сводки о настроениях населения и перечни вопросов, задаваемых аудиторией лекций, бесед, собраний. Однако, ни один из рассмотренных категорий официальных источников, взятый сам по себе, не является достаточным для обеспечения задач корректного исторического исследования. Репрезентативным может считаться лишь документальный комплекс в целом, обладающий необходимой фактической насыщенностью. т Все официальные источники имеют ряд особенностей, обусловленных их происхождением, которые необходимо учитывать при интерпретации заложенной в них информации. Во-первых, информация данной группы источников является, как правило, вторичной и обобщающей, т»е. уже соответствующим образом обработанной. Иногда составители подобных документов фиксировали наиболее типичные тенденции в настроениях населения (часто встречающиеся высказывания или вопросы), но иногда их интересовали прежде всего случаи отклонения от общепринятого мнения. Проверить принципы отбора далеко не всегда представляется возможным, поскольку источники первичной информации не сохранились. Во-вторых, эти документы организованы либо по тематическому принципу (например; посвящены конкретной политической кампании), либо но региональному (т.е. составлялись на материалах конкретного региона, чаще всего области). Поэтому информацию, содержащуюся в них, практически невозможно классифицировать по отдельным социальным группам населения, за исключением самых общих градаций — например, по городским и сельским жителям. Наконец, все эти материалы несут идеологическую заданность и в силу этого содержат соответствующие оценки и суждения.
Чтобы получить адекватную информацию о настроениях и жизненных ориентациях населения, обозначить систему приоритетов в этих настроениях, определить круг проблем послевоенной жизни, на которых фокусируется внимание людей — необходим сравнительный анализ информации по всем группам официальных источников, а также по источникам личного происхождения. При этом речь не может идти о фиксации каких-либо количественных зависимостей (что можно было бы сделать только на -материалах достаточно репрезентативных социологических опросов). Единственное, о чем можно говорить с большой долей достоверности — о тен денциях в развитии послевоенных настроений, о распространенных комплексах ожиданий и главных психологических установках на конкретный момент времени.
Появление этой книги стало возможно благодаря спонсорской поддержке российских и зарубежных фондов, финансировавших проект на разных стадиях его реализации: Российского гуманитарного научного фонда, Московского общественного научного фонда, ДААД (Немецкой служ-
14 бы академического обмена), фонда Фольксвагена (последние предоставили возможность познакомиться с традицией изучения послевоенного общества в Германий и с новейшей зарубежной литературой по социальной истории этого периода). Выражаю благодарность представителям Данных фондов за возможность осуществите это исследование.
Книга написана главным образом на документах российских архивов. Без помощи архивистов, их участия и профессиональных советов мне вряд ли удалось бы собрать этот материал, рассеянный по разным архивам и архивным фондам. Моя признательность специалистам Российского госу дарственного архива социально-политической истории, Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного архива но- вейшей истории, Центрального архива документов молодежных организа ций (ныне часть РГАСПИ), Центрального архива общественных движений города Москвы, Российского государственного архива кинофотодокумен тов, Центального Московского архива документов на специальных носи телях.
Выражаю благодарность моим коллегам, сотрудникам Института российской истории РАН, которые познакомились с рукописью книги й сделали интересные замечания — А.В.Голубеву, В.Д,Есакову, Б.СИлизарову, Т.Ю.Красовйцкой, А.И.Куприянову, ВАНевежину, Г.М.Ивановой, А.СОенявскому, Ю.П.Шарапову.
Хочется также выразить признательность университетам городов Тю бингена и Франкфурта-на-Майне, Институту современной истории Мюн хена за предоставленную возможность работать над материалами этой книги и полезные консультации.
|
|
|