Имэмо ран
 Скачать 1.81 Mb.
|
|
А.В. Ломанов «МЯГКАЯ СИЛА» И ПОИСК ПУТЕЙ ВЫХОДА КИТАЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ ВО ВНЕШНИЙ МИР В начале XXI века открылся новый этап в понимании Китаем своего отношения к Западной цивилизации. Со второй половины XIX века в Китае размышляли о том, как относиться к иностранной культуре и каковы должны быть пределы ее заимствования. Мыслителям хотелось найти способ освоить функциональные аспекты (юн) Западной цивилизации, сохранив при этом нетронутой основу (ти) собственной культурной традиции. 66 http://www.qstheory.cn/jj/jjyj/201107/t20110728_98319.htm 189 Исторические потрясения привели к тому, что сознание собственной культурной самодостаточности было поколеблено. Начиная с 1920-х и до начала 1990- х годов тезис о необходимости «расчистки» пути развития страны от мешающих компонентов традиционной культуры был доминирующим. Необходимость освоения иностранных достижений практически не вызывала сомнений. Подъем и укрепление интеллектуальных течений культурного традиционализма в 1990-е годы стали предвестием глубоких перемен. Оценка конфуцианского наследия стала позитивной, в гуманитарных кругах заметно вырос интерес к идеям представителей «нового конфуцианства», стремившихся адаптировать традиционное наследие к современным реалиям и западным влияниям. К тому времени власти уже осудили «культурную революцию» (1966- 1976), в ходе которой конфуцианство подвергалось резкой политизированной критике. Часть интеллектуалов пошла дальше и подвергла сомнению «Движение 4 мая» 1919 года, опиравшееся на призывы к широкомасштабному заимствованию науки и демократии как главных достижений Запада. Современный исследователь Чэнь Лай осудил «Движение 4 мая» за радикальную критику традиционной культуры и неспособность осознать важность традиционных ценностных воззрений для устойчивого развития социальных институтов. Эти рассуждения вызвали дискуссию, однако тенденция к признанию важности традиционной культуры для современного развития Китая укреплялась на фоне роста материальной мощи страны. Ныне Китай демонстрирует, что вектор глобального влияния культур начинает меняться. Хотя китайские интеллектуалы продолжают спорить о возможности заимствования западных политических институтов, господствующая точка зрения признает такой шаг недопустимым. На первое место вышел вопрос о продвижении во внешний мир собственных достижений. В середине первого десятилетия XXI века власти занялись разработкой государственной стратегии повышения мирового влияния китайской культуры. Это принципиально новый вопрос, который невозможно рассмотреть исключительно в рамках циклической схемы, поскольку прежде китайская культура не ставила вопрос о глобальном «выходе вовне». Раньше Китай влиял только на сопредельный регион, где у него не было могущественных культурных соперников. Теперь китайской культуре нужно найти путь глобального распространения на фоне доминирования Западной цивилизации. Формируемый властями культурный проект тесно связан с экономическим успехом Китая. Намеченные преобразования призваны скомпенсировать накопившееся отставание культурного потенциала страны от ее экономической мощи. Хотя многие эксперты полагают, что в начале 2020-х годов Китай сможет обойти США по размеру ВВП и стать первой экономикой мира, само по себе это не гарантирует Китаю желанное место в авангарде мировой цивилизации. Внутри Китая ширится понимание того, что вклад в мировое развитие не может ограничиваться расширением торговли, инвестиций и туристических потоков. Западные страны, покупающие значительные объемы китайской продукции и вложившие в экономику Китая крупные средства, зачастую относятся к Китаю с недоверием и предубеждением, перспектива роста китайской мощи вызывает у них тревогу. Экономические связи порождают взаимозависимость, но позитивного настроя в международных отношениях они не обеспечивают. Китайская культура выходит во внешний мир не для того, чтобы изменить мир, а для того, чтобы изменить к лучшему отношение мира к Китаю. Но если отношение к Китаю действительно изменится и он перестанет быть культурным «чужим», то может измениться и вся мировая цивилизационная атмосфера. 190 Китайские власти подчеркивают, что без интенсивного развития культуры Китай не сможет соперничать с другими странами на равных. Речь идет как об экономической проблеме многократного превышения объемов импорта культурной продукции в Китай над ее экспортом, так и о более широкой культурно-политической перспективе, связанной с завоеванием «права голоса» на мировой сцене, ограничением «дискурсивной гегемонии» Запада, продвижением во внешний мир собственных ценностей и идей. В Китае ожидают, что реализация планов по выводу китайской культуры во внешний мир поможет повысить международный авторитет страны и улучшить ее имидж. Вместе с тем это сулит экономические дивиденды – китайские эксперты часто вспоминают об успехе киноиндустрии Голливуда, которая распространяет по всему миру американские ценности и при этом зарабатывает огромные деньги. Примечательно, что первым шагом к разработке китайской стратегии культурного продвижения стало широкое обсуждение американской концепции «мягкой силы». За несколько лет материалы экспертных дискуссий превратились в компонент государственной политики. В октябре 2007 года иноземная концепция обрела в Китае официальный статус – на XVII съезде КПК прозвучал призыв к «повышению мягкой силы культуры государства». Одновременно были поставлены задачи ознакомления иностранцев с богатством китайской традиционной культуры, с лучшими достижениями философии и общественных наук Китая, содействия «выходу вовне» лучших научных кадров. Однако развитие «мягкой силы» нуждается в прочной опоре внутри страны. В октябре 2011 года на 6-ом пленуме ЦК КПК 17-го созыва была выдвинута новая стратегическая цель развития Китая – строительство «могущественного культурного государства» (вэньхуа цянго). Речь идет не только о продвижении китайской культуры во внешний мир, но и об укреплении культурной оболочки для защиты от неблагоприятных воздействий извне. Выступая на пленуме, партийный лидер Ху Цзиньтао заявил, что «международные враждебные силы» неустанно проводят политику «озападнивания» (сихуа) и «раскола» (фэньхуа) Китая, стремятся к проникновению и долгосрочному присутствию в ключевых сферах иноземной идеологии и культуры. Он также отметил, что совокупная мощь культуры Китая и ее глобальное влияние не соответствуют международному статусу страны – в мировом общественном мнении и в культуре положение «Запад силен, Китай слаб» (си цян во жо), по его словам, пока «не претерпело коренных изменений». Этот настрой заметно контрастирует с очевидными общепризнанными экономическими успехами Китая в период мирового финансового кризиса, нанесшего после 2008 года чувствительный удар по странам Запада. Придуманную в США политологическую идею «мягкой силы» в Китае переосмыслили через призму развития собственной цивилизации, древних стратагем «победы без сражения», традиционного предпочтения гуманитарного знания перед военным ремеслом. У китайской политики повышения «мягкой силы» есть несомненная специфика, обусловленная социальными институтами и культурной традицией. Во-первых, этот проект адресован не только внешней, но и внутренней аудитории. Культура призвана стать силой сплочения народа, формирования у него «центростремительных» ценностных и культурных предпочтений. В Китае подчеркивают связь внешней притягательности «мягкой силы» с прогрессом культуры внутри страны. На первом месте находится долгосрочная стратегия развития культуры в интересах собственного населения, на этой основе должен происходить выход китайской культуры во внешний мир. 191 Во-вторых, работа по наращиванию культурного влияния происходит под руководством государства и при его непосредственной поддержке. За рубежом этот путь вызывает критические оценки, поскольку для западных экспертов эталоном является распространение «мягкой силы» с опорой на НПО. Однако Китай не располагает развитой сетью глобальных НПО, способных продвигать китайские взгляды по всему миру. Хотя созданные при поддержке государства Институты Конфуция, культурные центры и китайские СМИ нередко наталкиваются на недоверие зарубежной общественности, китайская сторона настойчиво продолжает работу в этом направлении. В-третьих, если западная «мягкая сила» подчеркивает достоинства демократических институтов и политических ценностей, то китайская ставит на первое место культуру. Впрочем, это различие постепенно становится менее заметным. В Китае появляется все больше публикаций, обосновывающих преимущества китайской системы «коллективного руководства» - ее способность использовать рекомендации ученых, а также устойчивость и работоспособность по сравнению с западной, где межпартийные склоки не дают политикам выработать скоординированную политику борьбы с кризисом 67 Китайский подход к «мягкой силе» можно проанализировать с точки зрения концепции следования сравнительным преимуществам, разработанной известным китайским экономистом Линь Ифу. Он отметил, что «сравнительное преимущество рассматривает конкурентоспособность продукта или индустрии на открытом рынке» 68 . В экономической сфере стратегия отказа от сравнительных преимуществ (comparative advantage-defying approach ) характеризуется стремлением превзойти конкурента путем копирования, приоритета развития тяжелой промышленности, навязыванием компаниям выпуска продукции и освоения технологий, не соответствующих существующей структуре хозяйства. Итогом проведения такой политики становятся диспропорциональность и низкая эффективность. То же относится к стратегии «мягкой силы». Попытка повторить американскую версию с ее акцентом на экспорте политических ценностей и опорой на инструменты НПО оказалась бы для Китая заведомо провальной. В сфере экономики альтернативой является стратегия следования сравнительным преимуществам (comparative advantage-following approach). Она предполагает максимальный учет имеющегося потенциала, учебу у более развитых конкурентов, акцент на экспорте продукции индустрий со сравнительными преимуществами. По мнению Линь Ифу, этот путь открывает развивающимся странам перспективу выхода на передовые рубежи развития. Аналогия тут очевидна. Китайский акцент на культурной основе «мягкой силы» указывает на стремление использовать «сравнительные преимущества» и оптимальным образом использовать существующие ресурсы. В этом случае Китай получает шанс повысить глобальное влияние своей культуры и приблизиться к мировым лидерам культурной индустрии. Более того, в случае успеха китайской стратегии «мягкой силы», основанной на стратегии учета сравнительных преимуществ, этот опыт сам по себе может стать источником «мягкой силы» в глазах других стран, стремящихся найти свой путь повышения своего несилового влияния во внешнем мире. 67 Ху Аньган. Чжунго цзити линдао тичжи [Система коллективного руководства Китая]. Пекин: Чжунго жэньминь дасюэ чубаньшэ, 2013. 68 Lin Yifu. Demystifying the Chinese economy. Cambridge University Press, 2012. P. 117 192 Вместе с тем накопление «мягкой силы» сопряжено для Китая с решением проблем защиты национальной культурной безопасности и повышения конкурентоспособности комплексной мощи по отношению к ведущим мировым державам. Китайские авторы подчеркивают, что с помощью «мягкой силы» (а также «жесткой» и «умной» силы) Запад намерен держать весь мир под своим контролем, тогда как Китай стремится к гармонии внутри страны и за ее пределами. Исследователь китайской мысли из Народного университета профессор Чжан Ливэнь предложил ввести для обозначения влияния китайской культуры понятие «гармоничная сила» (хэ шили), что отличало бы ее от западных концепций. Китайская традиция учит избегать лобовых столкновений с внешним оппонентом, допуская принятие его аргументов с их последующей ассимиляцией и включением в переработанном виде в китайский культурный комплекс. Формирование адаптированной к национальной специфике концепции «мягкой силы» происходило в Китае на фоне оживленных дебатов по поводу «всеобщих ценностей». Вопрос в том, являются ли ценности свободы, демократии, прав человека, уважения к индивиду «всеобщими», и потому обязательными для их внедрения в Китае вместе с соответствующими социально-политическими институтами, разработанными в западной цивилизации. Первоначально сторонники официальной идеологии исходили из того, что «всеобщие ценности» являются «западными» и потому их внедрение в Китае нежелательно. Однако со временем верх одержал иной подход – «всеобщие ценности» нельзя отвергать на том основании, что они представляют лишь западную трактовку демократии, прав человека и т.д. Напротив, их нужно поддерживать и добиваться того, чтобы в формировании современных «всеобщих ценностей» человечества участвовали разные культурные традиции – включая китайскую. Предполагается, что она могла бы обогатить «всеобщие ценности» своим вниманием к этике, духом ответственности, идеалами «великого единения» и гармонии. Эти рассуждения имеют прямое отношение к ценностному наполнению китайской «мягкой силы». Речь идет не о заимствовании Китаем «всеобщих ценностей» в их западной интерпретации, а о создании и продвижении собственного толкования этих ценностей. В рамках программы создания «могущественного культурного государства» в Китае придают большое значение моральному воспитанию людей и укоренению в их сознании «сердцевинных социалистических ценностей», повышению культурного уровня народа и цивилизованности общества в целом. В отчетном докладе ЦК КПК на XVIII съезде в 2012 году впервые был официально представлен набор «социалистических сердцевинных ценностных воззрений», характеризующих духовные ориентиры современного китайского государства и общества: богатство и сила (фуцян), демократия (миньчжу), цивилизованность (вэньмин), гармония (хэсе); свобода (цзыю), равенство (пиндэн), справедливость (гунчжэн), власть закона ( фачжи); патриотизм (айго), преданность своему делу (цзинъе), честность (чэнсинь), дружба и доброта (юшань). Этот список дает представление о возможном направлении развития ценностного измерения китайской «мягкой силы». Если попытаться обратиться к циклической трактовке китайской культурной истории, то лозунги наших дней свидетельствуют о стремлении повысить уровень доверия к собственной культуре, преодолеть травмирующие последствия широкомасштабной критики традиции, ее подавления при заимствовании иностранного опыта, болезненного переживания неспособности Китайской цивилизации противостоять давлению сильных держав. На официальном уровне выдвинуты призывы к воспитанию у китайцев высокого уровня культурного 193 самосознания (вэньхуа цзыцзюэ) и уверенности в собственной культуре (вэньхуа цзысинь). Заметим, что концепцию «культурного самосознания» во второй половине 1990- х сформулировал известный китайский этнограф и социолог Фэй Сяотун, на склоне лет его внимание привлекли проблемы развития культуры и ее понимания людьми. Китайские публикации на тему диалога культур часто цитируют ставшие крылатыми слова Фэй Сяотуна: «Когда каждый считает прекрасным свое прекрасное, и также считает прекрасным прекрасное других людей, прекрасное становится общим и в Поднебесной наступает Великое единение» (гэ мэй ци мэй, мэй жэнь чжи мэй, мэй мэй юй гун, Тянься датун). Китайский интеллектуальный мейнстрим исходит из того, что «столкновение цивилизаций» не является неизбежным, а расширение общение между культурами способное привести к созданию идеального мира гармонии и «Великого единения». Проблема в том, что радикальное возвращение к китайской традиции может стать препятствием на пути выхода культуры во внешний мир. В качестве примера можно указать на подъем течения «национального учения» (госюэ), сторонники которого выступают за освобождение китайской культуры от воспринятых западных влияний с целью сохранения и поддержания ее изначального облика. Они полагают, что заимствование западной терминологии и методологии в области гуманитарного знания раздробило изначальную целостность китайского знания. В качестве решения они предлагают изучение китайской культуры через китайский традиционный материал, в том числе через расширение практики изучения древних канонических текстов в их изначальной полноте, а не через призму пришедшей с Запада структуры гуманитарных дисциплин. Предполагается, что возвращение к «до-западной» классификации знания помогло бы китайцам вернуть себе право трактовки собственной культуры, которое было утрачено под давлением Запада. Чтобы объяснить смысл госюэ, в Китае нередко обращаются к западному понятию «синология» – разница в том, что госюэ представляет собой «китайскую синологию», это постижение собственной культуры и традиции в рамках самой традиции. Углубление китайских познаний собственной культуры способно обогатить содержание «мягкой силы» лишь косвенно. Увлечение госюэ будет полезно в том случае, если подъем интереса к изучению традиционной культуры внутри страны приведет к повышению качества исследований и уровня рефлексии собственной культуры, обогащению ресурсов для развития китайской культуры внутри страны и за ее пределами. Трудность кроется в том, что сознательное стремление сторонников госюэ отказаться от использования западного инструментария затрудняет трансляцию культурного послания во внешний мир. Опирающееся на идеологию культурного консерватизма увлечение госюэ лишь усугубляет старую проблему элитарности китайской культуры, ее закрытости в силу высокого порога овладения мудростью, требующего тщательного изучения корпуса трудных для понимания классических текстов. То, что прежде мешало распространению письменной культуры в китайском обществе, ныне может стать препятствием для соприкосновения китайской культуры с иностранной аудиторией. Отторжение западной научной парадигмы и опора на исконную китайскую терминологию затрудняет наведение мостов между культурами. Вместе с тем официальные цели развития философии и обществознания с китайской «спецификой»(тэсэ), «стилем»(фэнгэ) и «духом»(ципай) также предполагают более явное выделение национальной культурной детерминанты. Если рассуждения о «специфике» в большинстве случаев указывают на развитие 194 нормативной теории «социализма с китайской спецификой», то к «стилю» относят традиционные идеи, которые могут быть унаследованы и развиты в наши дни. Власти призывают «создавать соединяющие Китай и внешний мир новые концепции, новые категории, новые формы выражения», «хорошо рассказывать китайские истории», «распространять голос Китая» Общие рассуждения о том, что Китай внесет свой вклад в развитие мировой цивилизации благодаря конфуцианским идеям социальной гармонии и даосским представлениям о единстве человека и мироздания выглядят привлекательно, однако им недостает конкретности. Известный писатель и литературовед Юэ Дайюнь попыталась обозначить несколько новых идей, которые коренятся в китайской культуре и вызывают интерес в мире 69 Во-первых, это соотношение индивидуализма и «учения о человеческих отношениях» (жэньлэй гуаньсичжуи). Индивидуализм ведет людей к отдалению друг от друга, ориентирует их на заботу о своих правах при забвении чужих прав, это приводит к максимизации собственной выгоды за счет других людей и утверждению «закона джунглей». Китай способен предложить альтернативу современному индивидуализму в виде концепции человеческих отношений, нацеленной на минимизацию конфликтов и максимизацию выгод. Если с точки зрения индивидуализма «сильный непобедим», то у древнекитайского конфуцианского мыслителя Мэн-цзы «гуманный непобедим» - не потому, что он разбил всех врагов, а потому, что их у него нет. Китайцы с древности полагали, что не могут существовать в одиночестве, поэтому их «социальный ген» - это не индивид, а связь между человеком и человеком, социально закрепленная в китайских ритуалах отношения отца и сына, правителя и подданного и т.д. Китайские исследователи размышляют о проблемах общества с этих позиций, что привлекает внимание зарубежных научных кругов. Во-вторых, заслуживает внимания китайская дискуссия о «конструктивном постмодернизме», отличающемся от его прежней «деконструктивной» версии, заявившей о себе в 1960-е годы и с тех пор нацеленной на разрушение культурных устоев. Хотя «конструктивный постмодернизм» обсуждают не только в Китае, китайские ученые вносят в его трактовку свои представления об органической целостности, системности, гармоничной связи всех вещей. Связующим звеном выступает китайская традиция, и за рубежом уже обратили внимание на то, что у ценностей западного конструктивного постмодернизма и китайских пред-модерновых ценностей есть немало общего. В-третьих, это дискуссия о «Поднебесной» и «империи», восходящая к опубликованной в 2005 году работе Чжао Тинъяна «Система Поднебесной» 70 , нацеленной на историко-культурное обоснование универсального значения китайской модели миропорядка. Если греческий полис стал началом государственной политики, то возникшая в Древнем Китае «система Поднебесной» стала шагом к концепции мировой политики, поскольку Поднебесная – это максимально широкое представление о мире, за пределами которого нет ничего. Разными были и схемы организации иерархии: на Западе восхождение от малого к большому (индивид – национальное государство – международное сообщество), в Китае, напротив, переход от большого к малому (Поднебесная – царства – кланы). 69 Юэ Дайюнь. Чжунго вэньхуа иньци шицзесин чжунши [Китайская культура привлекает всемирное внимание] // Хунци вэньгао, 2013 № 6 - http://www.qstheory.cn/hqwz/2013/201306/201307/t20130704_246030.htm 70 Чжао Тинъян. Тянься тиси: шицзе чжиду чжэсюэ даолунь [Система Поднебесной: введение в философию мирового уклада]. Пекин: Чжунго жэньминь дасюэ чубаньшэ. 2011 195 Поскольку в китайской трактовке все является частью Поднебесной, подобный подход исключает абсолютное непонимание иного, как и абсолютный конфликт цивилизаций. Эта концепция также вызвала интерес на Западе. В-четвертых, это дискуссии о соотношении чувств и рациональности. Одним из первых эту тему поднял влиятельный интеллектуал Ли Цзэхоу, заявивший, что основой китайской культуры является чувство (цин бэньти). Эти тема вызвала интерес за рубежом, поскольку накопленный в китайской культуре опыт сочетания чувства и рациональности позволяет ограничивать проявившиеся на Западе тенденции к овеществлению человека и односторонней утилитарности. Помимо этого, среди новых перспективных тем, появившихся в научном мире Китая, Юэ Дайюнь указала на идеи «конфуцианского демократизма», обсуждение соотношения правления через закон и правления через ритуал, сравнение китайского культурного феномена «единства трех религий» с западными религиозными конфликтами. После смены китайского партийного руководства в ноябре 2012 года в официальном лексиконе утвердился новый лозунг «китайской мечты» о «великом возрождении китайской нации». Задачи сплочения общества с опорой на развитие «китайского духа» в сочетании с широкой исторической трактовкой «китайского пути» предполагают унаследование традиционной культуры, развитие китайской системы ценностных воззрений. Многие китайские эксперты трактуют «мечту» как концентрированное выражение духа китайской культуры и наследия традиционной мысли. Стремление отыскать корни «китайской мечты» в традиции стимулирует попытки рассмотрения и обобщения древних китайских «мечтаний» (гармония, ответственность перед социумом, забота о народе, патриотизм, моральное совершенствование и т.д.). Китайские авторы призывают активнее знакомить иностранцев с привлекательными сторонами «китайской мечты», превратив ее в одну из опор национальной «мягкой силы». Свои акценты в трактовке культурного наследия Китая новый лидер Си Цзиньпин обозначил в августе 2013 года 71 , выступив с призывом пропагандировать и разъяснять китайскую специфику. Он обозначил четыре тезиса, о которых следует «четко рассказывать». Во-первых, у каждой страны и у каждой нации разные исторические традиции, культурное наследие, базовая национальная специфика, поэтому путь развития обязательно обладает собственной спецификой. Во-вторых, китайская культура вобрала в себя самые глубокие духовные поиски китайской нации – это неустанное порождение жизни (шэн шэн бу си) китайской нации, развитие ее широкого добросердечия (фэнхоу цышань). В-третьих, лучшая китайская традиционная культура является выдающимся преимуществом китайской нации, самой основательной культурной «мягкой силой». В-четвертых, социализм с китайской спецификой укоренен в плодородной почве китайской культуры, отражает желания китайского народа, соответствует требованиям Китая и эпохи развития и прогресса, обладает глубокими историческими истоками и широкой реальной основой. Таким образом, традиционная китайская культура более не является антитезой современного пути страны – напротив, она выступает источником его исторической легитимности. Эта связь настоящего и прошлого заставляет предположить, что «мягкая сила» Китая и в дальнейшем будет опираться на традиционную культуру. 71 Си Цзиньпин: Иши синтай гунцзо ши дан дэ и сян цзи дуань чжунъяо дэ гунцзо [Си Цзиньпин: Идеологическая работа - это чрезвычайно важная работа партии]. Синьхуа, 20 авг. 2013. http://politics.people.com.cn/n/2013/0820/c1024-22634056.html |